Суп студенческий. 2-ая ложка

    Каникулы пролетели как одно мгновение. Почти все десять дней провел вместе с Олей. Мы в очередной раз вместе, но всё же, что-то изменилось. После нашей последней размолвки я каждый раз прощаюсь с ней. Не знаю, как это объяснить, но я с ней, только пока я с ней, стоит мне переступить порог, и она исчезает из моих мыслей, моей жизни. Может это просто обида, и она вскоре пройдет?   
    Моё новое пристанище – флигель в глубине двора. Строение окружено деревьями так плотно, что с улицы его и не видно, такой маленький партизанский домик с толстыми саманными стенами и низким потолком. Не считая миниатюрной кухоньки и санузла в нем всего две смежные комнаты. Одна поменьше с двумя кроватями и круглым столом на колёсиках, вторая побольше, с тремя кроватями (одна из которых стала моей), массивным шкафом и таким же, как в первой, круглым столом на колёсиках. Дверь между смежными комнатами отсутствует. Другой мебели в комнатах нет, да и втиснуть её при всём желании некуда. Стульев нет вообще, на кухоньке стоят две казарменные скамейки. Если надо что-то писать, используем кухонный стол, получается, он же и письменный. Столик в комнате низкий, на уровне кровати, совершенно не удобный. Хотя Зураб усаживается прямо на пол придвигает его к себе и персональный кабинет готов. Да, мои соседи. В одной комнате со мной Зураб и никогда не унывающий Сергей. Во второй простой и болтливый Вася и молчаливый Толик, мирно уживающиеся противоположности. Заведует всем этим хозяйством Кузьмич, худощавый мужичок лет шестидесяти. Вообще его зовут Павел Егорович, но все почему-то обращаются к нему «Кузьмич», я решил следовать традиции.
    - Как дела ребята…? – всегда спрашивает он при встрече.
    - …ну и добрэ! Вы мне только хату не спалите! – тут же добавляет он, не дождавшись ответа. Вот в общем то и всё общение. После достаточно навязчивой бабы Веры, Кузьмич пришелся мне по душе. Он живет в доме рядом, но двор у них отдельный, кроме Кузьмича на «нашу территорию» никто не заходит. Я сначала подумал, что он вообще живет один, но ребята сказали, что его дом населён большой семьёй.
    ***
    Если в моей «прошлой» жизни что-нибудь к обеду кроме картошки было праздником, то здесь сама картошка  праздник. Еды нет никогда, какие неведомые силы поддерживают жизнь в этом сообществе для меня остаётся загадкой. Тем не менее, сообщество крайне мирное и любая пища, поступающая в него, тут же делится и съедается, молча, быстро, сосредоточенно. Тем, кто не присутствовал при делёжке, остаются только рассказы о том, как вкусно было. В этих нечеловеческих, студенческих условиях каким-то образом умудрились выжить несколько тараканов. Когда я первый раз увидел одного из них и цинично занес «тапок смерти» сообщество возмутилось.
    - Ты что! Это же свой! Он тоже есть хочет! Вась! Вась! Вась! – слышалось со всех сторон.
    Вася остановился, понял, что его жизни ничего не угрожает, недобро пошевелил усами в мою сторону – видимо запомнил меня в лицо, и скрылся под шкафом.
    Его тезка собрал несколько крошек со стола и отправил их вслед обиженному гостю.
    Как оказалось всех тараканов поголовно, вне зависимости от возраста и половой принадлежности звали «Вася». Данный факт нисколько не расстраивал самого Василия, он этим гордился.
    Будете трендеть, – заносчиво предупреждал он, – позову свою братву, всем люлей хватит! Нас много мы банда!
    На что обычно получал стандартный ответ. – А вот тапочкам по морде, не хочешь?!
    Несмотря на всеобщую любовь к тараканам, встречались они редко.
    - С голодухи разбежались, – комментировали мои соседи в шутку и смеялись. Я никакой шутки в этом не вижу.
    Если бы не мои поездки домой, то не знаю, выжил бы я на этой диете. Компания подобралась так, что все были издалека, и домашняя еда, которую я с собой привозил, встречалась как манна небесная. Соседи получали небольшую порцию калорий, я почет и уважение.
    Почувствовал, что до этого не видел настоящей студенческой жизни, хотя это меня не расстроило. Расстроило другое, то, что теперь её было в избытке. Постоянно что-то происходило, какие-то гости, шум, возня и крики. Местные студенты, под присмотром родителей обделенные возможностью активно радоваться жизни охотно приходили к нам. А мы охотно встречали любого, особенно того, кто приносил поесть.
    Жизнь бурлила. Спать ложились не раньше двух. Утром ни свет, ни заря вставал Серый - это где-то в шесть часов. Никто не пытался вести себя тихо, чтобы не разбудить остальных. Первую неделю я не мог выспаться и понять, как и когда при постоянном шуме умудряются спать остальные. Потом пришло главное – единственное, что нужно для сна, это кровать. Организм просто отключается и всё. Совсем скоро шум перестал меня беспокоить, в общем-то, другого выбора не было.
    Вот с чем тяжело смириться, так это с речью моих новых соседей. Матом не ругаются, следуя распространенному выражению, на нём разговаривают. Сначала меня это веселило, потом раздражало. Но речь, в которой количество матерных слов преобладает над литературными, это полный!
    Я начал борьбу за чистоту речи, о чем торжественно объявил окружающим.
    Толчком к принятию такого решения послужил один вечерний разговор с Василием. Он пришёл с учебы и сообщил мне, что преподаватель, не захотел засчитать ему доклад и заставляет писать заново.
    Я его терпеливо выслушал.
    - Вась, ты сейчас сказал три предложения, и в них только слова «доклад», «препод» да пару междометий можно отнести к цензурной речи, а в первом предложении из восьми слов вообще не было ни одного цензурного!
    Вася задумался.
    - Ну, ты же понял, что я хотел сказать?
    - Да, но…
    - Ну и какая разница?
    Так стало понятно, что перевоспитать обитателей хижины Кузьмича не получится, и я оставил бесполезные попытки. К тому же борьба с матершинниками чуть не обернулась против меня самого. Меня стали называть «Ариец» - всё логично, арийцы боролись за чистоту расы, я за чистоту речи. Кличка показалась очень обидной, но стоило мне прекратить «литературное воспитание» и про истинного арийца быстро забыли.   

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/10/1563