Баранина

В моей колхозной биографии во время войны был эпизод, когда я продавала баранину на рынке. Однажды наша соседка, молодая женщина по имени Дуня, мать двоих малых детей, обратилась к маме с просьбой отпустить меня, чтобы я поехала с ней на базар в город Тамбов. Дело было поздней осенью. Ей зарезали одного из ее баранов, и Дуня хотела продать мясо, но не умела считать, то есть не до 10, конечно, а не умела высчитывать, сколько стоит определенный вес мяса при продаже. В деревне многие молодые женщины были неграмотными. На меня возлагалась обязанность счетовода. В смысле грамотности у меня был общепризнанный авторитет среди жителей. Мама согласилась, а я, из-за этой поездки на базар, к своему неудовольствию, пропускала школу. Училась я тогда в четвертом классе. Холодной осенней ночью, часа в четыре, Дуня постучала к нам в окно. После недолгих сборов мы с мамой к ней вышли. Она стояла уже с готовой поклажей. На меня через плечо повесили два небольших мешка. В них лежала какая-то часть барана, для меня тяжеловатая. Как видно, я понадобилась не только как счетовод, но и как помощник для поклажи. Другую часть барана несла Дуня, также в мешках наперевес через плечо. Станция Сабурово, откуда в шесть часов утра отправлялся так называемый рабочий поезд в Тамбов, находилась в семи километрах от нашей деревни Михайловки. На дворе еще было темно, промозгло и сыро. Вскоре забрезжил рассвет. Сельская дорога неровная, вся в колдобинах. Мы шли по ней, то и дело спотыкаясь, около часа или больше. Мне она показалась и долгой, и длинной. Один раз мы даже остановились отдохнуть и сняли с плеч поклажу. Когда, наконец, добрались до станции, уже рассветало. Там стоял поезд, паровоз пыхтел паром. В вагоне сидели люди из окрестных деревень - кто ехал на работу, кто, как и мы, на базар. Многие колхозники везли продавать картошку. Она лежала перед ними в мешках, перевязанных таким образом, чтобы можно было взвалить на себя через плечо. У кого в мешке было по одному ведру, у кого по два, в зависимости от силы человека. Некоторые в заплечных мешках везли семечки или пшено, или еще что-то, собранное на своих огородах, либо полученное по трудодням. Колхозникам за работу деньги не платили. Им платили натурой на трудодни. Покупать же, как и все люди, необходимые вещи, одежду, обувь и пр., они могли только на деньги. Получить их можно было лишь от продажи своей продукции на городских базарах. Вот и везли собственный продуктовый товар на плечах в города. Там же, в основном, и покупали для себя необходимые в обиходе вещи. В госмагазинах в то время мало что можно было купить. Действовала формула: продуктовый товар - деньги - промышленный товар, к тому же с рук, бывший в употреблении. В поезде все казалось каким-то серым: старая бедная одежда на людях, мешки с картошкой, да и сам холодный вагон. Раздался гудок, поезд тронулся и через час или полтора мы приехали в Тамбов. Моросил дождь. Взвалив через плечо мешки с бараниной, отправились торговать. Дуня знала дорогу, она бывала здесь и раньше, да и базар находился недалеко от станции. Когда я ступила на асфальт и увидела городские улицы и дома, мне почему-то стало обидно, что не живу в городе. Я вспомнила родной Смоленск, где росла от одного года до семи лет. Вспомнила его скверы и парки, куда мы, дети разного возраста ходили гулять и играть. Вспомнила Дом пионеров. Мы посещали его с сестрой по ее ученическому билету. Мне шел седьмой год, а она училась во втором классе. Назывался он Дом пионеров, но в нем могли заниматься все учащиеся, начиная с первого класса. Там было много разных кружков: и пения, и рисования, и художественного чтения, и танцевальный, и фото-кружок, и много других. Работала библиотека. Там не затихала очень интересная детская жизнь. Мне, в то время еще не учащейся, представлялось, что я попала в сказку. Но все это осталось в довоенном прошлом. Теперь я шла на работу - продавать баранину. На базаре Дуня заняла место за прилавком, где стояли весы. Рядом продавали мясо две женщины, и оставалось еще несколько свободных мест. Мясник разрубил мясо на небольшие куски и принес нож, чтобы продавец мог их урезать или дополнять для покупателей. Потом он расставил гири по порядку - от 50 до 500 граммов и последнюю гирю в 1 килограмм, взвесил самый маленький и самый большой куски, показав Дуне, как она должна подбирать гири. Я, как и она, внимательно за этим наблюдала. Так работники рынка старались помочь колхозникам продавать свою продукцию. Вскоре появилась первая покупательница. Покупателями были только женщины. Узнав цену за килограмм, она указала на маленький кусочек и попросила его взвесить. Весу в нем было немногим больше 250 граммов. Дуня не стала отрезать от него мясо, сказав, что первому покупателю надо угодить, и я посчитала деньги за 250 граммов. Арифметику я знала: сложение, вычитание, умножение и деление, поэтому считала в уме. В школе нас научили считать и на счетах, но их не было, да я в них и не нуждалась, хотя во всех магазинах продавцы считали стоимость товара и сдачу только на счетах. Сейчас это даже представить невозможно. Если покупателю причиталась сдача, я высчитывала ее в уме, называла сумму, а Дуня отдавала. Считать деньги она умела. Покупательницы к нам подходили, и подходили, чаще, чем к рядом стоящим продавцам. Может быть, их привлекало, что мы торговали вдвоем. Покупали небольшие куски: по 500, 200, 300 граммов. Всего два или три человека купили по одному килограмму. Одна женщина попросила взвесить ей совсем маленький кусочек, в нем было немногим более 100 граммов. День был пасмурный, с моросящим дождем. На людях была серая старая одежда, хотя и городского покроя. Меня удручала моя деревенская потрепанная одежда, - она была еще хуже, - платок на голове неопределенного цвета, старые мужские ботинки на 2 - 3 размера больше моих ног. Я помню лица этих женщин. Они не были угрюмыми, а были светлыми и привлекательными. Когда я называла им сумму денег за взвешенный кусок мяса, никто не выражал сомнения в правильности подсчета, не пересчитывал, не проверял меня. Некоторые женщины спрашивали, как меня зовут, сколько мне лет, из какой деревни мы приехали. Теперь я понимаю, что они обращались ко мне потому, что у них были свои дети. Для них они покупали мясо, и эта возможность приготовить сегодня суп из баранины становилась радостью одного из голодных военных дней. Все, что привезли, мы распродали часам к четырем. Поезд из Тамбова в Сабурово отправлялся в шесть часов вечера. Время у нас еще даже оставалось. Если бы в этот день мы не продали все мясо, пришлось бы заночевать здесь, в Доме колхозника. Такие дома строились в городах около рынков и были просто гостиницами для колхозников. Дуня тут же, за прилавком пересчитала деньги и сказала, что прибылью довольна. Спрятала деньги в одежду. Отблагодарила мясника - он ей так хорошо разрубил мясо, что не осталось ни одной косточки, все продали. Выпив по бутылке молока с куском хлеба, - еду Дуня взяла из дома, - мы пошли на вокзал и вскоре на поезде отправились в обратный путь. Смеркалось, когда поезд прибыл в Сабурово. По темной дороге пробирались в свою деревню. Целый день шел дождь, хотя и не очень сильный. Грязь на дороге была непролазная. По ней мы буквально лезли, а не шли. Ноги глубоко увязали в черноземе, с трудом приходилось их вытаскивать. Казалось, вот - вот оторвется подошва. Так бы и случилось, если бы пришлось пройти еще километра три - четыре. Хорошо еще, что освободились от заплечных мешков с бараном. В деревню пришли затемно. В школу на следующий день я пошла с не выученными уроками, но учительница была ко мне снисходительна.