Бедная Женечка

                Семен Григорьевич Вольский встретился мне как раз напротив того кафе, где мы не раз вместе сиживали.  Он был уже навеселе.
- Саня, пойдем, пропустим по маленькой, вспомним молодость, - предложил приятель, как обычно.
Я был бы последней скотиной, если бы отказал ему: он был непривычно грустен и как бы даже подавлен, хоть и принял уже некую дозу «расслабителя». Надо было как-то поддержать его, очевидно.
Мы сели за свободный двухместный столик, заказали водки и легкой закуски. Милая официантка, улыбаясь, тут же принесла наш заказ – и мы, не откладывая, выпили за нашу встречу.
Закусили, снова выпили – и пошло все, как по маслу: водка-закусь-откровенность. Я первый поделился своими достижениями и  проблемами.
***
Он слушал меня внимательно (насколько может быть внимательным изрядно выпивший человек). Потом сказал со слезами на глазах:
- Саня, она ушла. Ушла навсегда. Понимаешь? Навсегда! Нет ее!
- Кто ушел? Неужели жена твоя Галя?
- Типун тебе на язык. Жена жива. Ушла Женечка. Нет ее больше.
Вынув из бокового кармана фото,   Вольский протянул его мне.
На фотографии был портрет девушки с круглым лицом, курносым носиком, не очень большими, чуть раскосыми, глазами и чувственным, четко обрисованным полногубым ртом.
- Я ее никогда не видел. Кто это? – спросил я.
***
- Это … Эх, Саня! Это судьба моя не состоявшаяся, - вымолвил он.
Я понял, что последует разъяснение. Ждал. Молчал.
Опрокинув еще одну порцию водки в рот и не закусив, Семен Григорьевич взял у меня портрет, посмотрел на него полубезумным взором, напугав меня, потом вложил в карман пиджака и начал свой рассказ, то и дело утирая слезу рукавом.
***
- Не забыть бы снова запрятать портрет бедной Женечки.
- Да порви ты его, - предложил я.
- Ни за что. Я его хитро прячу, Галя не нашла и не найдет. А было, друг Сана, вот что. Было, было … Могло бы быть иначе …
Как ты знаешь, я окончил наш политехнический. В группе были в основном парни. Девчат было шесть или семь. Не помню уж, сколько.
Вдруг пришла новенькая, перевелась из  другого города.
Села рядом со мной – одно только это свободное место и было.
Вскоре мы стали с ней откровенничать. Я о своих делах личных ей поведывал, она мне – о своих.
Так я узнал, что переехала она в наш город из-за того, что ее преследовал бывший  любовник, тоже студент. Он ей опротивел. Так она говорила. Вот от него  и сбежала. Сняла комнатку рядом с институтом. Уплатила вперед за год. Родители живут в маленьком городке недалеко от  областного центра, где наш институт, они-то и помогли ей деньгами.
***
Женечка сразу влилась в коллектив. Играла в баскетбольной команде, и при ее небольшом росте была такая прыгучая, что вбрасывала мяч на раз! Она участвовала в концертах,  хорошо декламировала. Ходила в кружок танцев. Конечно, и хахали у нее появились. Да – а …
Однажды она мне сказала, что почти вышла было замуж, но сглупила.
- Понимаешь, Сеня, - сказала, - он мне сделал предложение, и я дала  ему, глупая, до свадьбы. А после этого он раздумал жениться  – да и кто женится, если дать до этого?
Она улыбнулась без обиды на того парня. Я удивился.
Впрочем, не только я, а и другие как-то разнюхали об амурных делах Женечки, ее даже стали за глаза называть «Женька-давалка». Меня это коробило, потому что как товарищ и как студентка она была лучше многих, кто ее обзывал давалкой.
***
Так продолжалось какое-то время.
Надо тебе сказать, что я тоже был в вузе не из последних. На производственной практике дал несколько рацпредложений на приличную сумму, сделал одно изобретение – и получил за него денежку неплохую.
Учился я на одни отличные оценки – и мне прочили аспирантуру.
И еще у меня одна тайна была. Я пел. Но не на сцене, а вдали от людей. Стеснялся. Уеду, бывало, на край города. Там – роща. Птицы поют. Ну, и я тоже пел. Смеешься? О том, чтоб в институте петь, мысли не было.
***
- Но на Новый год я крепко выпил с друзьями. И в нашей аудитории, где мы отмечали праздник, попросил выключить свет на минуту. Кто-то выключил –  я встал и запел «Выхожу один я на дорогу». Притихло: видно, слушали внимательно. Кто-то крикнул, чтоб я еще спел. И я в темноте спел «Я помню вальса звук прелестный». Знаешь этот романс? Потом еще пел.
Тут кто-то включил свет –  я замолчал и сел.
Подошла ко мне Женя и сказала как-то по-особому:
- Так вот ты кто, Сенечка? Я тебя, оказывается, не знала.
***
Не помню, как кончился тот вечер. До дому я во всяком случае добрался. Родители были в ужасе от моего состояния. Ахали. Охали. И женили меня. Чтоб не разбаловался.
- То есть как это «женили»? Насильно, что ли?
- Можно и так сказать. Приехал в гости друг отца моего, я ему понравился. И он предложил моим родителям породниться. Вскоре снова  приехал, уже не один, а с дочерью.
- С твоей нынешней женой? С Галиной?
- Ну да. С ней. Я не жалел о том, что женился. Потому  что жена моя оказалась довольно толковой в семейной жизни. Готовила отлично, всегда в квартире нашей было чисто, уютно. Мне оставалось только следить за электричеством и прочими техническими делами.  Само собой, вскоре она забеременела.  Может, все и было бы до сих пор тихо да спокойно. Но тут …
Он смолк. Я тоже молчал. Наконец, Вольский заговорил.
***
- Однажды после занятий мы с Женей вышли вместе из института, и я пошел было к троллейбусу. Мне ехать было минут сорок, а ожидать не более двадцати минут. В общем, за час добрался бы в любом случае. А есть очень хотелось. И сказал я об этом.
- Пойдем ко мне, - говорит Женя. – Я тут рядом живу, говорила тебе. И у меня чудеснейшие пельмени. Угощу тебя на славу.
Я хотел было отказаться, да куда там.
- Идем, - настаивает, - через пять минут будешь кушать. А потом спокойно поедешь домой. Сытый и спокойный.
Было бабье лето. Прохладный воздух -  и солнце яркое. Листва уже окрасилась по-осеннему - и падала, под ногами шелестела. Ночью – заморозки, днем – хорошо, приятно.
***
И я как-то расслабился, что ли, и пошел к Жене. Квартира оказалась на шестом этаже. Лифт дотянул нас доверху. Правда, гремел страшно. А уж дверь лифта мы захлопнули с таким лязгом!
Хозяев квартиры дома не было, но Женя заставила меня снять обувь у порога: так, мол, здесь, заведено.  Снял я свои кроссовки, надел шлепанцы (их около десятка было около вешалки), и прошли мы в кухню. Женя включила чайник, вода тут же вскипела, она налила ее в кастрюлю, зажгла газ и почти сразу бросила в воду пельмени из морозилки.
- Хочешь пять грамм водочки для аппетита? – спросила меня.
- Пять? Давай!
Она налила в две маленькие рюмочки водки из графинчика.
- За нашу дружбу! – предложила тост.
- За дружбу! – согласился я довольно весело: тост нормальный.
***
Пельмени  в самом деле были очень вкусные. И порция – подходящая. Себе она взяла вдвое меньше.
- Давай выпьем за тебя, Сеня! – предложила Женя.
- Нет, я выпью за твои пельмени, - сказал я по-глупому.
Выпили еще по рюмочке и закусили. потом пили чай с вишневым вареньем. Довольно вкусным. Она, оказывается, не только пельмени приготовила, но и варенье это сама сварила.
- Коньяку хочешь? – спрашивает тут она меня.
- Коньяк после водки? Нельзя!
- Можно, можно! После коньяка водку нельзя! – смеется Женя. – И потом мы же немножечко. И на этом – все, хватит.
Выпили коньяк. Из того же шкафа.
- Теперь ты можешь посмотреть мою библиотеку, - говорит Женя.

***
Вошли мы в ее комнатку. Маленькая такая, метров четырнадцать-пятнадцать. Однако же до потолка – стеллаж с книгами, вдоль стены - диван двуспальный разложен. И фортепьяно стоит открытое с нотами. И стульчик кругленький рядом с ним. Стола вовсе нет.
- Стул у меня этот – один, - смеется Женя. – Так что садись или к инструменту на стульчик или на диван.
- Зачем тебе громадный двуспальный диван? – спрашиваю.
- А я беспокойно сплю, ворочаюсь на девяносто градусов, - смеется. – Ладно, отвернись, давай, смотри книги, а я переоденусь по-домашнему.
Подбор ее книг мне понравился: Пушкин, Лермонтов, Лев Толстой – и тут же Драйзер, Стендаль, Ремарк и прочие западные. И даже Шекспир, причем -  на английском. И еще несколько английских, в том числе и Библия.
***
- Хорошая библиотека, - похвалил я. – А ты что, без словаря читаешь Шекспира?
- Нет, - говорит, - Шекспира со словарем читаю. Там бывают трудности. А эту современную беллетристику, вроде Айрис Мердок, - без всяких словарей. Я ведь окончила среднюю школу английскую.
- Ты училась в Англии?
- Да нет же, в нашей школе с английским уклоном.
- А на фортепьяно учишься сейчас играть? Или раньше научилась?
- Я, Сенечка,  детскую  музыкальную школу окончила. Параллельно с английской. И мой учитель … в общем, он стал моим первым мужчиной. Он был на двадцать лет старше, но я в него влюбилась, да и он чуть свою семью не бросил из-за меня. В общем, был скандал, не хочу больше говорить об этом. Потому что теперь я другого человека полюбила. Думала, никогда никого уже не полюблю, а вот снова случилось! Случилось!
Я не сразу понял, что обо мне она говорит. А она будто и не сказала этого, просит меня:
- Спой что-нибудь. А я тебе буду аккомпанировать.
Я стал отнекиваться, а она так жалобно еще стала уговаривать. И я согласился. Но сначала она меня распела. Ты знаешь, что такое «распела»?
- Ну, пел ты всякие «а-а-а».  чтоб подготовить глотку.
- Да. Я распелся, Женечка спросила, знаю ли я «Вернись в Сорренто».
Я, конечно, знал. И стал я петь. Она так мне аккомпанировала, прямо концертмейстер. Я ей сказал об этом. А она смеется:
- Давай будем ездить на гастроли! Ты будешь петь, я – аккомпанировать.
Может быть, она так пошутила. Но мне показалось, что это возможно. Я спел и еще там в конце взял высокую ноту на слове «любовь». Помнишь, да? «Вернись в Сорренто, любовь моя»! Так загвоздил, что и сам удивился.
***
И тут встала, подошла ко мне Женечка, обняла, прижалась и поцеловала. Всегда я сам целовал девушек, а тут впервые меня девушка поцеловала. Да как! Слов у меня нет рассказать тебе про тот поцелуй. До того он был сладкий, прекрасный, что у меня …
- Взмаячил?
- Да. Захотел я Женечку! И шел радостно, когда потащила меня она, от губ моих не отрываясь, потихоньку. И легли мы на диван. Я оказался снизу, а она – сверху. И так ловко она отстегнула мои брюки от подтяжек и … ну, в общем, не успел я опомниться, как оказался …
- В ней?
- Да. И села она верхом на меня, и халатик расстегнулся, и вижу я грудь ее девичью – такую прекрасную …
Он снова замолчал. Но ненадолго.

***
- Потом она подо мной оказалась, и пошло-пошло у нас! И вдруг она задышала-задышала тяжело, а потом засмеялась таким смехом, знаешь …
- Журчащим?
- Точно. Журчащим. И говорит мне со смехом:
- Я  кончила, миленький. Спасибо, родной.
Ну, я знал до тех пор, что девчонки стонут, воют,  орут, когда кончают, а тут – почти молча. Только дышала тяжело – и в ее горячей … ну, там, понимаешь … там было что-то необыкновенное, движение такое … в общем, это было чудо! И я подумал невесело, что и с другими у нее тоже так все бывает.
- И ты  расстроился?
- Нет, я испугался. Я подумал, что может родиться  ребенок. И спросил, не боится ли она забеременеть.
Она громко засмеялась:
- Не бойся, сегодня я приняла меры.
***
Тогда я перестал беспокоиться – и дошел до финиша. Думал – это все уже. Но нет! Чуть отдохнул, и захотелось мне целовать ее грудь.  И  живот. И бедра. И шейку.  И снова мы начали. И пока я кончил, она трижды кончила.
- Ого!
- И говорит мне Женечка так спокойно …
Он глотнул воздух. Умолк.
- Ну что она тебе говорит? – не выдержал я.
- Ничего.
- Семен, нечестно. Начал  рассказывать – и вдруг …
***
- Ладно. Ты прав. И тут говорит она мне со слезами, что любит меня. И что при этом ничего-ничего ей не надо от меня. Только чтоб вот так приходил к ней. Она не будет звать, настаивать, раз я женат.  Приду, когда сам захочу – и она  будет счастлива.
- Только я понимаю, - говорит, - ты меня не любишь. И не полюбишь меня никогда. 
И заплакала тихонько.
А я растерялся. Потому что думал, что сейчас попросит, чтоб я свою жену бросил. А та ведь беременна.  И предаю Галю тем, что здесь вот я сейчас … Нет, не попросила меня Женечка уйти из семьи. Только обняла меня как-то упадочно и сказала, чтоб скорее ушел, хоть и хочется ей утром просыпаться и видеть меня рядом.
- Ты обрадовался и сбежал?
***
- Да, верно. Сбежал. Хотя чувствовал себя скверно. Тут еще одна неприятность приключилась. Когда я вышел от Женечки, вошла в квартиру хозяйка. И оказалось, что это - бывшая жена одного  приятеля моего.
Я не растерялся и говорю Женечке:
- Большое спасибо за конспекты. Перепишу – и верну.
Хозяйка квартиры не поверила и стала меня честить презрительно так. Сволочь, мол, ты, Семен. К этой потаскухе приперся, женатик поганый. Такой же ты, мол, как и мой кобель, которого я выгнала. А я еще тебя порядочным до сих пор считала. Но я никому ничего не скажу, говорит. Я, говорит, не сплетница.
Я готов был сквозь землю провалиться. И прямо сбежал оттуда.
***
Тут еще Галя дома учуяла (у них, у женщин,  - чутье есть, не  то, что у нас) и спрашивает, где я был, у какой паскуды. Я и соврал, что был у тебя. Потом поковылял к телефону-автомату на улицу, позвонил тебе …
- А. я помню. Помню. Ты попросил, чтоб я сказал твоей Гале, что ты был у меня весь вечер и пили мы за …. За что пили? Не помню.
- Я и сам забыл. Но ты меня выручил, хоть и не знал всей правды. Спасибо тебе и сегодня скажу за это.
***
- А что же дальше было с этой Женечкой?
- Я к ней еще не раз ходил. Только очень осторожно. И такое было счастье в эти редкие минуты! Когда я обцеловывал ее, особенно ее ножки – такие стройные, с такой нежной кожей. Когда …
Он махнул  рукой и снова умолк. Ударил кулаком по столу.
- Мы с Женечкой  принесли себя в жертву долгу – или   еще там чему. Я – жертва, и она, Женя, тоже – жертва!
- Какая жертва? – искренне поразился я и усмехнулся.
- Не смейся. Это и в самом деле была жертва. И моя, и ее. Потому что любовь росла не только у нее, но и у меня. Да, я полюбил Женечку. Мне было наплевать, что до меня у нее было сто или тысяча хахалей. Их будто и не было никогда, а были только я и она.
***
Дома все труднее было изворачиваться. И перед женой было совестно, Галя  дохаживала последние недели, вот-вот родить была должна.
Когда она родила сына, Женечка как-то узнала об этом, поздравила меня. Мне стало стыдно и перед ней. И больно. Потому что любил я и жену свою Галю, благодарен был ей за малыша, который был весь в меня, и Женю любил я страстно, с ума сходил от той любви запретной.
***
Настали экзамены, я готовился  очень сильно, сдал все на отличные оценки, устал, конечно. И к Женечке не ходил в те дни. А в каникулы дядя мой, печник, предложил мне вместе с ним печи класть на селе.
- Заработаешь, - говорил, - на целый год.  Обещаю.
И правда, заработали мы с ним очень хорошо.
Я помогал Гале возиться с ребенком и с домашним хозяйством, а сам все думал о том, как бы к Женечке сбегать.
Звонил по телефону, но трубку брала хозяйка квартиры. Я с ней не хотел разговаривать. Подумал, что Женечка сейчас еще у родителей своих.
Настал последний семестр. За ним маячил дипломный проект.

***
Женя в институте не появилась. Думал, задержалась дома, родителям убрать урожай на участке помогает.
Уже ноябрь был, когда я пришел туда, на ту квартиру. Хозяйка мне и  говорит, что Женечка уехала в Одессу, к родственникам матери.
- Из-за тебя, - говорит, - Семен, она забеременела и аборт сделала.
- Она же предохранялась, - ахнул я.
- Ничего подобного! Она от тебя хотела иметь ребенка, потому что полюбила тебя. И никто, кроме тебя, больше к ней не ходил. Она со мной стала  откровенничать, я ее поняла и так жалела ее!  Родила бы она тебе сына или дочку, если бы ее отец и брат не приехали. Они заставили ее аборт сделать, сволочи. И в Одессу прогнали, чтоб не встречалась с тобой.
Хотели тебя изувечить или убить, но она сказала, что тогда сама на себя руки наложит. И уехала, чтоб тебя спасти от них.
***
- Я  снова попросил адрес, на колени встал перед ней. Сказал, что люблю Женечку. Она переписала из блокнота адрес одесский. И сказала, что жалеет и ее, и меня, что если бы знала раньше, что у нас любовь, то могла бы помочь …
Я полетел в Одессу. Нашел по адресу тот дом. Небольшой такой дом трехэтажный. Квартирных номеров на дверях нет почему-то. Я немного растерялся. И тут вижу, женщина с собакой гулять выходит.
- Вам кого? – спрашивает меня подозрительно.
Я назвал. А она смотрит на меня как-то странно.
- Вы что, - говорит, - не в курсе? Она же погибла.
- Как?! – кричу, – как это может быть?!
Собака лаять стала на меня, а женщина мне докладывает:
- Алкашкой стала бедная Женечка. И попала по пьянке под машину. Насмерть сбил ее грузовик. Совсем недавно.
И понял я, что виноват в ее гибели не грузовик, а я. И нет мне прощения. Нет!
***
- Опомнись, Семен. Ты ни в чем не виноват. Ты  сохранил семью, не оставил сына сиротой. У тебя будут еще дети – и все будет в порядке.
- Вот именно, у меня, у меня все в порядке. А  она погибла. Погибла!
- Сеня …
- Да ладно, не успокаивай, - совершенно трезвым твердым голосом произнес он. – Спасибо, что выслушал. А то я мог бы и кому-то нехорошему все выболтать. Тому, кто бы жене моей донес на меня с радостью. А  она ведь тоже ни в чем не виновата. Я единственный виновник. Если бы Женечка меня не полюбила, жила бы она, была бы все такой же умной, талантливой и веселой … И прожила бы долго-долго … Если бы не я …

                8 ноября 2015 года.