Спецхимики. Заведующий кафедрой или Александр Коро

                Заведующий кафедрой или
                Коробков Александр Михайлович,
                доктор тех. наук, профессор.
      Часто бывает так, что проживешь всю жизнь в тесном контакте с каким-то очень интересным человеком, и лишь потом спохватишься, что ничего о нем не сообщил людям. Так у меня чуть не получилось с Александром Михайловичем Коробковым. К его 60-летию я сочинил шутливую «оду», и она даже опубликована в моей книге «Советские социалистические сказки». Но книга эта вышла мизерным тиражом, и широкому Читателю неизвестна. Поэтому я приведу мою «оду» здесь, а потом добавлю то, что не вошло в шутливое описание. 

                А. М. КОРОБКОВУ
                д. т. н., профессору, зав. кафедрой КГТУ
   У Волги широкой,
У Выксы далекой
Родился мальчишка в разгаре войны.
К пожарам и взрывам,
К огням и разрывам
Привык он с рожденья, как все пацаны.
   В раймаге все спички
Он сжег по привычке,
Увлекся всерьез он искусством огня.
И вот он в Казани,
С дипломом в кармане,
А взрывы и пламя все так же манят.
   Он стал чуть постарше,
Понравился Аршу,
Тот был в пиротехнике признанный босс.
Потел он в натуре
И в аспирантуре
Спалил все, что мог и поджег купорос.
   Не ведая скуки,
Опасной науке
Студенток учил молодой кандидат.
В студентку влюбился,
Но быстро женился,
Вдогонку качал головой деканат.
   А годы мелькали,
Сыны подрастали,
Жену и детей он любил всей душой.
Но в сердце горело
Заветное дело,
И шел он упорно к науке большой.
   Вот тайны все вскрыты,
Пора на защиту,
Давно уже мог бы он доктором стать,
Но – водку прикрыли,
Банкет запретили,
А без алкоголя Совет не собрать.
   Вопрос с алкоголем
Закончен был вскоре,
Но тут подоспел Беловежский декрет.
Союз развалили,
И ВАК распустили,
Опять для защиты возможности нет.
   Мы в рынок вступили,
Все цены открыли,
Но в рынок забыли науку включить.
Пришли демократы,
Доцент на зарплату
Бутылку вина не способен купить.
   Нужны миллионы.
Со скрипом и стоном
Известную сумму с трудом он собрал.
Защиту умело
Провел между делом,
И вот наконец-то он доктором стал.
   Профессор в почете,
Горит на работе,
Открыты теперь для него все пути.
Студентов он учит
Все лучше и лучше,
Он в поиске вечно, он весь впереди.
   В награду за это
Он – член всех Советов,
И грамот почетных собрал целый воз.
Женил сыновей он,
Внучат он лелеял,
Уже не семья, а приличный колхоз.
   С него взятки гладки,
Всегда все в порядке,
Детишек и внуков скопил полный дом.
Без травм и увечий
Сумел обеспечить
Любимой жене кандидатский диплом.
   Заслуги большие,
Размахи все шире,
И вот сел на кафедру наш юбиляр.
А кафедра в ВУЗе
С наукой в союзе
Престижней, чем самый доходный товар.
   Теперь ассистенты,
Доценты, студенты
К высотам науки шагают при нем.
Сульфаты, фосфаты
И все карбонаты
Теперь разгораются ярким огнем.
   Все славно на свете,
Таланты в расцвете,
Студенты в промышленность рвутся толпой.
И будет порукой
Высокой науке
Зав. кафедрой – наш юбиляр молодой.
      
    Примерно так сложилась судьба героя этой новеллы в его лучшие годы. Но здесь, как в любой «Оде» многое осталось за кадром. Со студенческих лет судьба Александра Михайловича тесно переплелась с судьбой заведующего кафедрой пиротехники доктора технических наук, профессора Арша Михаила Марковича. Даже, пожалуй, теснее, чем нужно для воспитания твердости характера и стойкости в борьбе с  недоброжелателями и завистниками.
          А в ВУЗе завистников хватает. Не потому, что народ там особо вредный, а просто потому, что ВУЗовскому преподавателю очень трудно найти свое направление в прикладной  науке и отстоять здесь свой приоритет. Поэтому борьба за малейшее новшество здесь идет весьма остро.
            После ухода М.М.Арша с поста заведующего кафедрой, все ожидали, что престижное место займет его ближайший ученик и соратник доцент Коробков. Но увы и ах. На кафедре  трудился и почти тридцать лет мечтал занять пост заведующего некий доктор наук, профессор … назовем его дядя Федя. Этот человек уже ушел в мир иной, и не будем тревожить память о нем, называя его настоящее имя. 
         Дядя Феди отличался на редкость наступательным характером, остановить его было невозможно, ибо он не хотел знать, что такое поражение. Про таких на Руси издавна говорят: плюй ему в глаза, он скажет: Божья роса. По национальности он был мордвин-эрзя. Не хочу прослыть великорусским шовинистом, но я по работе близко знал троих мордвинов-эрзей, и все они по характеру были будто близнецы-братья. Все они отличались ярко выраженным наступательным характером, все они считали свое мнение единственно верным и всем сомневающимся готовы были выцарапать глаза, все они не знали преград в достижении своих целей.
         Вполне естественно, что вакантное место заведующего кафедрой занял этот энергичный и очень честолюбивый человек. Ничего плохого о нем я сказать не могу. Наоборот, еще в институте именно он привлек меня, студента третьего курса, к научной студенческой работе и тем самым невольно определил на всю жизнь мою судьбу. Но при всех весьма положительных качествах дядя Федя был уж очень честолюбив и самоуверен. А мой герой, наоборот, отличался явно излишней скромностью и, естественно, не стал бороться с соперником, просто отошел в сторону. И тоже не он виноват в своей скромности, нас в советское время с самых младых ногтей всемерно приучали именно к скромности и даже к безинициативности. Большинство доверчивых моих сограждан, и я сам в том числе, свято верили тому, чему нас учили лозунги и Моральный Кодекс строителя коммунизма. Именно поэтому, на мой взгляд, рухнул великий и могучий, нерушимый Советский Союз: порядочные люди скромно молчали, а перехватили инициативу и карабкались вверх по чужим плечам и головам люди честолюбивые, наглые и беспринципные. Вроде недавнего нашего министра обороны и его верной сподвижницы.
         Дядя Федя командовал кафедрой лет десять или даже больше. Не знаю, как к нему относились преподаватели кафедры после интеллигентного и исключительно корректного М.М.Арша. Я часто встречал его в самых разных местах спецхимии и всегда поражался его неколебимой уверенности в себе. В любой обстановке, в любом кабинете дядя Федя сидел, будто первое лицо во всей советской науке, вальяжно развалившись в самом мягком кресле, и лишь изредка изрекал свое непреложное мнение. Он полностью оправдывал старинную русскую поговорку: нахальство – второе счастье. Но еще раз повторяю, ничего плохого о нем, как о человеке и ученом я сказать не могу. Ну, нахал и честолюбец, но ведь это не самые плохие черты советского человека, да и не только советского. Попробуйте прожить в наш нервный век без этих замечательных качеств.
              Надо сказать, что герой этой новеллы стал кандидатом тех.наук еще при Арше, а при дяде Феде он защитил докторскую диссертацию. При его защите коллеги сожалели, что он так долго тянул с оформлением докторской, потому что материала у него набиралось достаточно еще лет десять назад.
              Все на свете имеет свое начало и свой конец. Пришел конец и правлению дяди Феди на кафедре. Он состарился и по состоянию здоровья уступил место заведующего кафедрой нашему герою. Но он остался на кафедре простым профессором и теперь страшно мешал работать новому заведующему. Мешал не по злобе, а просто по привычке, он по-прежнему искренне считал, что без него кафедра придет в упадок. Однако мой герой тоже не лыком шит, он все уверенней стоял на руководящих ногах и набирал авторитет в отрасли.
            Мы познакомились с ним в далекой молодости. Он вместе с М.М.Аршем приехал в наш далекий НИИ налаживать научный контакт. Тогда мы заключили хоздоговор с их кафедрой на использование коллоидных металлов для повышения скорости горения наших твердых ракетных топлив, - тогда шла судорожная гонка всех спецхимических НИИ по разработке быстрогорящих топлив для первой советской антиракеты. Наша совместная работа продолжалась года два и, к сожалению, не закончилась успехом. Несколько позже моя однокурсница Алла Степанова решила эту крупную проблему, но ей пришлось для разработки быстрогорящего топлива использовать одновременно несколько, как сейчас говорят, революционных инноваций. Но эта первая совместная с А.М.Коробковым работа положила начало нашему многолетнему сотрудничеству и, смею надеяться, нашей дружбе.
            После этого неудачного дебюта мы провели еще несколько совместных научных работ. В те годы наше спецхимическое министерское руководство считало необходимым привлекать к работам ВУЗы и академические институты. Кафедра М.М.Арша постепенно становилось ведущей кафедрой в спецхимии, а вот моя родная пороховая кафедра все так же постепенно отходила от работ со смесевыми ракетными топливами и ограничивалась модернизацией старых добрых баллиститных порохов. Поэтому мне приходилось привлекать в помощь именно кафедру М.М.Арша.
Через несколько лет А.М.Коробков защитил докторскую диссертацию, и я был у него вторым официальным оппонентом. – первым оппонентом диссертант пригласил, естественно, профессора Н.А.Егорова из Артакадемии имени Дзержинского. Защита состоялась в трудные для многих из нас годы. К власти пришел «молодой», но непомерно честолюбивый Горбачев, он стремился во что бы то ни стало добиться любви и дружбы у западных правителей, и ради этого губил многие достижения СССР. Финансирование оборонных научных работ стало заметно сокращаться, о совместных работах оборонных НИИ с ВУЗами приходилось забыть.
            Кроме того, по подсказке Лигачева, бывшего томского «Первого» Горбачев решил бороться с алкоголизмом в стране. Он ввел резкие ограничения на производство и потребление алкоголя, традиционные банкеты после защиты диссертаций оказались под строгим запретом. Авторы «сухого закона» считали, что члены ученого совета во время защиты будут думать не о диссертации, а о предстоящей дармовой выпивке, поэтому качество диссертаций будет неизбежно снижаться. Свежеиспеченный доктор наук А.М. Коробков организовал небольшой стол у себя дома. Я впервые увидел его симпатичную супругу Екатерину Федоровну, которая оказалась доброжелательной и хлебосольной хозяйкой. Мы с профессором Егоровым уезжали в этот же день вечерним поездом «Татарстан», поэтому я с удовольствием ограничил собственное потребление алкоголя. Мы превесело провели несколько часов в тесном общении с профессорами моего родного КХТИ и не спеша отправились на вокзал.
      Н.К.Егоров имел огромный авторитет среди спецхимиков, поэтому провожать нас набралась довольно большая компания казанских профессоров. Солидные, «остепененные» люди после обильного угощения заметно расслабились и потеряли бдительность. Кто-то прихватил с собой бутылочку коньяку. В ожидании поезда мы пристроились в дальнем углу вокзала, конечно, бутылочка пошла по кругу. Мы совершенно забыли и о Горбачеве, и о Лигачеве, и о «сухом законе». Но казанская милиция оказалась на высоте. Довольно скоро перед нами выросли два милиционера, один - с капитанскими погонами, и напомнили нам о запрете распивания алкогольных напитков в публичном месте.
            Если бы полковник Егоров был в мундире, то, возможно, дело бы закончилось полным миром. Но ему полагалось при командировкам носить штатское одеяние, к тому же он считал, что какой-то капитан, да еще милиционер ему, полковнику, не указ. Начинал разгораться скандал, который мог кончиться только крупными неприятностми.
            Слава Богу, профессора быстро протрезвели, у кого-то оказались связи в казанской милиции, он позвонил какому-то крупному милицейскому начальнику. Однако милицейский капитан оказался принципиальным стражем трезвого образа жизни, он даже решился возражать своему высокому начальству.  Да еще полковник Егоров никак не мог правильно оценить ситуацию и все время продолжал «качать права». С большим трудом казанским профессорам удалось уговорить капитана милиции замять явное нарушение общественного порядка и отпустить нас с Егоровым на поезд, который уже стоял на первом пути под парами.
            А вскоре у заведующего кафедрой дяди Феди закончился конкурсный срок, заодно у него резко ухудшилось здоровье, и его уговорили уступить заведывание кафедрой более молодому А.М.Коробкову. Так Александр Михайлович, как говорится, «вышел на оперативный простор».
            Теперь он стал часто приезжать к нам в Подмосковье, привозил своих студентов на практику, на дипломирование, заодно заключал договоры на проведение научно-исследовательских работ с различными отделами нашего НИИ и с окрестными заводами. У нас возникла традиция: в конце каждой его командировки к нему в гостиничный номер заявлялись вдвоем я и Виктор И. с парой бутылок и с закусками. Мы приятно проводили время, говорили о жизни, Александр Михайлович охотно читал стихи, в основном, Губермана, которого я терпеть не мог, обсуждали положение в стране и в спецхимической отрасли. На этих встречах мы заочно познакомились с супругами участников встреч, и слегка посмеивались над Александром Михайловичем, который уверял, что держит свою Екатерину Федоровну в ежовых рукавицах.
            Мы узнали историю женитьбы Александра Михайловича на его же студентке, - событие, весьма рискованное в ВУЗовской среде, ибо «связи» преподавателей со студентками резко осуждались. Но Александр Михайлович опередил возмущение общественности, он дождался, когда его избранница начала дипломную работу, затем они быстренько официально оформили брак. Общественность КХТИ, которая насторожилась было неизбежными слухами о его «связи» со студенткой, облегченно вздохнула. Против брака неженатого доцента со студенткой никто не имел ничего против.
            Так мы провели конец XX-го века и начало XXI-го. За эти годы рухнул великий и могучий Советский Союз, в стране воцарился пьяница Ельцин с камарильей и «семьей», потом его сменил Путин. Наши встречи становились все реже, Александр Михайлович с трудом набирал денег даже на свои командировки по усройству практики студентов, его договоры с нами и с заводами постепенно разваливались из-за всеобщего безденежья.
            За эти годы его супруга Екатерина Федоровна резко активизировала свою научную деятельность. Она после окончания ВУЗа работала в Казанском НИИ Казанском НИИ, который разрабатывал пироксилиновые пороха и к этому времени уже имела диплом кандидата технический наук. Сейчас она написала докторскую диссертацию, и после обычных проволочек стала доктором наук, а затем профессором. Мы искренне поздравили Александра Михайловича с большим успехом его супруги, и с легкой иронией посочувствовали ему, потому что командовать супругой-профессором куда как непросто. За эти же годы Александр Михайлович стал дедом, и уж тут наши поздравления были самыми искренними.
            Но оставались еще и научно-технические вопросы. В эти годы развала страны и обнищания народа А.М.Коробков на кафедре провел большие исследования по разработке пиротехнических составов на так называемых окислителях второго рода. Обычно энергонасыщенные составы, - смесевые твердые ракетные топлива, взрывчатые вещества, пиротехника, - разрабатываются на опасных окислителях первого рода: нитратах, хлоратах, перхлоратах и т.д. Уже чуть не сто лет спецхимики пытаются использовать в своих разработках окислители второго рода, например, сульфаты, карбонаты, фосфаты и так далее. Эти вещества совершенно безопасны при переработке и на несколько порядков дешевле нитратов и хлорных окислителей, ведь из тех же карбонатов и сульфатов состоят целые горные массивы. Однако до сих пор никто не сумел разработать реальных составов на этих окислителях, уж очень трудно заставить их гореть. Во время второй мировой войны хитроумные немецкие спецхимики сумели разработать такой состав на сульфате бария и он даже использовался в нескольких «изделиях», но повторить это достижение пока никому не удавалось. В XX-м веке немецкие химики из-за дефицита в Германии почти всех видов сырья творили чудеса и шагали впереди планеты всей.
            И вот Александр Михайлович решил реализовать это почти гиблое направление спецхимии. Он взял себе двух аспирантов, и они за два года разработали несколько таких составов и изучили их свойства.  Но эти составы все еще не годились в настоящее дело. Тогда мы с Виктором И. в своих отделах уговорили двух молодых специалистов поступить в заочную аспирантуру и при совместном с Александром Михайловичем научном руководстве поручили им довести эти составы до практического использования.
            А у самого Александра Михайловича на солнечном небосклоне стали появляться облака, пока еще легкие. Причем облака эти шли сразу с двух сторон. С одной стороны облака приняли вид двух крутых парней. Они прошли в кабинет заведующего кафедрой, - прошли через военизированную охрану института, прошли без пропусков! – и вежливо спросили Александра Михайловича, известны ли ему студентки по фамилиям…, ну, скажем, студентка А. и студентка Б.  Александр Михайлович знал таких студенток. Посетители с прежней вежливостью поинтересовались, почему у этих студенток не сдан зачет по одной из дисциплин. Александр Михайлович пояснил, что студентки не явились на зачет, причем не явились не только в день сдачи зачета по расписанию вместе со всей группой, но и на два последующих отдельных приглашения. Посетители удивились и спросили, нельзя ли назначить еще один день для сдачи зачета и посоветовали заведующему кафедрой на этот раз согласовать эту дату с указанными студентками. Александр Михайлович пояснил, что в институте существует график зачетной сессии, так же как и сессии экзаменационной. Посетители подумали и сказали, что у студенток А. и Б. тоже есть график работы, который срывать никак невозможно, что клиенты у них очень солидные, и заведующий кафедрой сделал бы правильно, если бы согласовал график сдачи зачетов и экзаменов с графиком работы указанных студенток…
             А со второй стороны легкие белые облачка постепенно превращались в свинцовые грозовые тучи. Казанский химико-технологический институт имени С.М.Кирова был объявлен национальным техническим учебно-научным центром Татарстана, и откуда-то с высокого татарстанского верха пришла рекомендация, что в таком центре желательно иметь, в основном, преподавателей-татар, и со временем всех преподаватели иных национальностей должно заменить на татар, а что касается заведующих кафедрами, то тут надлежит как можно быстрее поставить на эти должности национальные кадры, которые имеются в названном центре.
            С  проявлениями непогоды от облаков первого типа еще можно как-то бороться. Но свинцовые тучи национальных интересов разогнать нельзя, оставалось лишь смириться с предстоящими невзгодами.
И как только у Александра Михайловича закончился конкурсный срок, заведование кафедрой методом тайного голосования на Ученом Совете  перешло к национальному кадру. Александр Михайлович остался на кафедре простым профессором. В его работе практически ничего не изменилось, за исключением вычета небольшой надбавки из зарплаты, но теперь все свои действия ему приходится согласовывать с национальными интересами учебно-научного центра. Остается надеяться, что в этом мире все делается только к лучшему, даже в национальном центре.