Глава 8

 – Но ведь ее отец… – начал Лиам, а Дагрун кивнул:
 – Да, я знаю про смерть моего брата, но сейчас речь не о нем. У Уннар и Хильда есть мать.
 Сеагулец замолчал, пытаясь хоть что-то вспомнить, говорила ли Уна что-то о своей родительнице.
Дагрун ему в этом не мешал, занимался раной. И лишь когда закончил, то сел напротив парня и вновь внимательно посмотрел на него, изучая каждую черту его лица:
 – Кажется, я сказал лишнее. Все из-за одиночества, приходится подолгу молчать, а когда находится компания, то не могу остановиться.
Лиам не понял, что он хочет этим сказать, но все-таки осторожно поинтересовался:
 – И где она? Я ничего не скажу Уне, обещаю.
 Дагрун снял очки, подышал на стекла и начал протирать их платком из нагрудного кармана. Не отрываясь от своего занятия, он заговорил:
 – Ты наверняка замечал, насколько Уннар и Хильд привязаны друг к другу. Этому научил их не отец, а жизнь. Но прежде, скажи, ты знаешь, что я был конунгуром?
Лиам неопределенно кивнул. Большую часть своей жизни он провел не во дворце, а на севере страны, и даже если учил что-то про Коегар и его конунгуров, то все уже давно позабылось. Но Дагрун принял его жест за отрицательный ответ:
 – Я и не сомневался, ты ведь едва старше Уны, хотя уже король. Прости мне маленькую слабость, давно я не рассказывал свою короткую историю длинной жизни.
 – Ну что вы, мазур, я с удовольствием ее послушаю, – Лиам был совершенно искренен; едва услышав, что дядя Уны правил Коегаром, он подумал, что неплохо было бы поговорить о государственных делах с настоящим правителем, пусть и бывшим.
 – Тогда зови меня просто Дагрун.
Он закончил с очками и вновь водрузил на нос, из-за них его золотистые глаза казались неестественно большими.
 – Так вышло, что я – старший брат Дагмара. У нас с ним всегда были хорошие отношения. Не сходились только в одном: он грезил управлением страной, а меня больше интересовала медицина. Но по праву старшинства конунгуром стал я, а Дагмар, заткнув свое юношеское честолюбие за пояс, всячески меня поддерживал.
А потом я влюбился. Ее звали Паулина, и это была самая замечательная коегарка на свете. Может, не слишком красивая, но кроткая, с большими испуганными серыми глазами. В день нашей первой встречи я предложил ей стать моей королевой, но она отказалась. От отчаяния меня спас брат. Он клялся, что я тоже ей нравлюсь, просто слишком напугал ее.
С тех пор я почти поселился на крыльце небольшого дома ее родителей, приносил цветы, провожал на расстоянии, когда она куда-то отправлялась…
Дагрун замолчал и отвел взгляд, но тут же продолжил:
 – Мой брат убедил ее родителей выдать Паулину за меня замуж. Если бы я знал, чем это закончится! Милая Пау была влюблена не меньше моего, но ее тяготило и пугало внимание придворных.
 – Что случилось потом? – Лиам знал ответ, но все равно должен был спросить.
 – Она заболела через полгода после свадьбы. Просто сгорела, как свеча за несколько недель. И в этом была моя вина. Я поклялся, что никогда больше не женюсь, и решил отказаться от престола, чтобы его занял мой достойный брат. Дагмар не высказал ничего против даже тогда, когда я уехал сюда, решил дать мне время. Но вновь мы увиделись только через много лет, когда он задумался о наследнике и решил жениться.
Иногда, когда я смотрю на Уну, мне кажется, что она просто копия своей матери. Но от Фаннар ей достались лишь глаза, в остальном она вылитая наша бабка, та любила байки о том, что в будущем мы сможем подняться в небо, и погибла, испытывая самодельный летательный аппарат.
Фани, как и Паулину, тяготила жизнь во дворце, но совсем по другой причине – она мечтала зарисовать всю красоту вокруг, неспешно путешествовать по миру, а приходилось сидеть в Солрике. Она совершала небольшие походы по окрестностям, Дагмар этому не препятствовал, но когда Фаннар заявила о желании отправиться хотя бы в Саблиан, Улмур или Сеагул, то тут уж он был категоричен. Несмотря на свою сдержанность, мой брат ее очень любил и не хотел потерять. Только Фани не была от этого в восторге и часто обиженно молчала целыми неделями. А когда женщина узнала о беременности, то и вовсе затихла, затаилась. Как оказалось, под сердцем кроме детей она носила план.
Дагрун долго молчал, то ли смотря в окно, то ли прислушиваясь к голосам на веранде. Лиам не торопил его с ответом, разглядывал аскетичное жилье бывшего правителя.
Они находились в своеобразном кабинете: высокие окна от потолка до пола открыты через одно, отчего легкие белые вуали чуть колыхались от ветра; небольшие кресла без резьбы и изысков, и кофейный столик, который, предположительно, можно было разложить в большой обеденный или рабочий; большие грубые шкафы, полные книг да закрытый ящик, откуда Дагрун доставал бинты – вот и все. Ни цветов, ни статуэток, ни фотографий, ни даже музыкального ящика. Хотя последний по звукам обнаружился где-то совсем рядом.
 – Фаннар сбежала из Солрики через неделю после родов, – неожиданно сказал Дагрун, заставив Лиама вздрогнуть. – Она несколько дней провела здесь, потому что в тот момент я находился в столице. Фани оставила письмо, в нем говорилось, что она хочет посвятить жизнь своему предназначению, так чувствует. И ни слова о семье и любви. Дагмар этому совершенно не удивился, внешне не страдал, лишь искренне радовался, что она все-таки оставила ему детей, и каких! Хильдир, давненько я его видел, но уже в последнюю нашу встречу он выглядел как настоящий наследник престола. А Уна? Вот уж действительно интересно было бы посмотреть на нее в качестве королевы, правда, для этого придется дождаться смерти ее брата, а мне что-то совсем не хочется хоронить еще и племянника.
Дагрун вдруг усмехнулся каким-то своим мыслям и сказал:
 – Поговаривали, что на нашей семье нечто вроде проклятия, потому что из нескольких поколений правителей никто не был по-настоящему счастлив в браке. Но мне кажется, что дело совсем не в подобной чепухе. Просто мы несем ответственность не только за свою жизнь, но и за народ. Так и супруга или супруг должны быть к этому готовы не меньше нашего. А где таких найти, никак не сыщешь…
Лиам не жалел коегарца, потому что тот и не нуждался в сочувствии. Даже здесь, в глуши и одиночестве, Дагрун оставался цельным, искренним, настоящим. И его порыв отказаться от престола и удалиться сюда, чтобы всю жизнь оплакивать свою погибшую возлюбленную, не казался ему таким уж глупым. Парень проникся к нему уважением, хотя не мог объяснить своих чувств, но ему даже на мгновение захотелось, чтобы тот был его дядей.
 – Вы никогда не жалели о том, что оставили столицу?
 – Ни единой минуты. Я не суеверен, но иногда мне кажется, что есть над нами некто, кто прислушивается к самым мимолетным и случайным желаниям, а потом ради забавы воплощает их в наши жизни. Я сам хотел вырваться из королевских оков, но не знал как, и вот судьба сама все расставила по местам. Так чего жалеть, раз исполнилась моя мечта?
 – Но одиночества не было в ваших планах.
 – Это уже дела душевные. Иногда сердце диктует нам совсем иные вещи, нежели разум, но каждый сам решает, что ему ближе. В моей истории много тому подтверждений. Я сбежал от всего, мой брат удержался и стал великим правителем, а его дети истолковали эту истину по-своему: открываются только друг другу, с остальными доброжелательны внешне, но холодны внутри.
 – Никогда не замечал этого, – вздохнул Лиам. Он пытался припомнить общение со своими братьями, но многое уже стерлось из памяти. А вот от мыслей, что Уна все еще на него злится, неприятно саднило, словно по душе, истонченной бесконечными терзаниями, прошлись наждачной бумагой.
 – Еще заметишь, – Дагрун в очередной раз внимательно не сводил с него глаз, отчего Лиам всерьез побеспокоился, не пытается ли коегарец прочитать его мысли. – Ты ведь умеешь сражаться, Уилиам?
 – Конечно, я ведь жил в Муркур Дагуре, – парень едва сдержался, чтобы не поморщиться в ответ на имя, которое ему даже не принадлежало, но старшее поколение упорно его использовало.
 – Потренируйся с Уннар, – Дагрун поднялся, за ним резко вскочил и Лиам, и коегарец продолжил чуть тише. – Она совершенно не умеет сражаться, будет говорить, что Хильд позанимается с ней при встрече, но это умение может понадобиться уже очень скоро, раньше, чем они вновь встретятся.
Лиам серьезно кивнул, прикидывая, где ему раздобыть оружие для принцессы.
***
Вечер, проведенный в доме дяди, Уна могла бы назвать действительно счастливым, если бы Хильд был рядом. Мысли о брате то отступали, то вновь надвигались, но не отпускали насовсем.
Дядя пригласил всех пообедать по-простому, расположившись с тарелками на веранде, а сам вновь ушел в кабинет работать; Тоура захватила плетеное кресло Дагруна, на которое метил Хлиннюр, и тому досталось место рядом с музыкальным ящиком; близнецы расположились на балюстраде с двух сторон от входа и замерли, словно искусно выполненные атланты. Сама Уна хотела, было, обосноваться на лестнице под последними лучами заходящего солнца, но не успела она об этом подумать, как ее любимое место занял Лиам. И хотя ступеней было предостаточно, но Уне не хотелось приближаться к другу. Слишком сильна ее обида, а сеагулец обязательно захочет с ней заговорить.
Лиам уже не единожды пытался, пока дядя с помощью Хлина готовил им угощение. Король Сеагула говорил что-то о тренировках и оружии, но девушка даже не пыталась прислушаться.
Она ушла под тень недавно отцветшего персика, чьи розовые лепестки устилали траву и еще хранили в себе пьянящий запах ранней весны. Под ним можно лежать часами и наблюдать, как медленно танцуют пылинки в оранжевом пламени солнца, но ни это, ни обволакивающий теплый ветер не спасали от болезненного ощущения по всему телу, от которого даже закладывало уши. Иной назвал бы это предчувствием, но принцесса не была суеверной.
 – Уна, – к девушке незаметно подкрался Хлиннюр. – Мазур Дагрун предложил всем спать на воздухе, ночи здесь уже теплые. Ты согласна?
 – Конечно, Хлин. – она поднялась так наигранно бодро, что чуть не столкнулась лбом с заместителем. – Помочь разложить постели?
***
Лиам проснулся первым. Еще с вечера, глядя, как Уна от него сбегает, он придумал план. Проще некуда: разбудить ее на рассвете, тогда она не захочет ругаться, чтобы не разбудить остальных и выйдет с ним в поле. Дагрун оставил палаш в ножнах за дверью, а Лиам это заметил и истолковал правильно.
Он едва ли не впервые чувствовал, что действует не один, а с кем-то заодно, и в этот раз такое ощущение его особенно бодрило.
Девушка расположилась между Тоурой и Хлиннюром: на спине, вытянув ноги, спокойно, уверенно, но руки сложены замком на животе. Даже во сне защищается.
Он не знал, как лучше ее разбудить, поэтому просто коснулся глефой ее плеча. От холода клинка девушка тут же вскочила, даже не вскрикнула, пытаясь нащупать на поясе рондел, но тот уже был у Лиама в руках, на всякий случай.
Сеагулец указал Уне на горизонт, коснулся колонны у лестницы и спустился вниз. Ничего не понимающей после сна принцессе осталось только отправиться за ним следом.
Они шли по петляющей дорожке прочь от дома Дагруна; на листьях хмейти капли росы остро сияли, словно это осыпались звезды с ночного неба, а воздух еще не успел наполниться запахом нагретой солнцем травы. Все звенело от тишины и утренней свежести, но тяжелые шаги Лиама рушили магию природы собственным колдовством, по крайней мере Уна не отрывала взгляда от его мелькающих голеней, торчащих из подвернутых до колена штанин до тех пор, пока их обладатель резко не остановился. Девушка отпрыгнула в сторону, избегая столкновения. Отчего-то ей стало немного весело, но она сдержала улыбку, ведь друг протянул ей оружие в ножнах. Между бровей у него вновь появилась морщинка, а вечно взлохмаченные широкие брови делали его еще более угрюмым.
Лиаму никогда прежде не приходилось сражаться с девушками, но щадить Уну тоже не собирался. Все делается для ее же блага, а поддаваться слуги королевы принцессе не будут. Но обмотать лезвие глефы тканью все-таки пришлось.
Уна наблюдала за этим занятием с мрачным спокойствием. Сонливость в ее глазах уже растворилась, но она сжимала полученный палаш еще недостаточно твердо. Этим Лиам и воспользовался, ударив укороченным древком по ее кисти. Как он и предполагал, оружие со звоном оказалось на земле, а девушка потерла руку: на запястье тут же начал наливаться синяк.
 – Нечего мной любоваться. Ты ведь все еще злишься?
 – А ты как думаешь? – Уна подняла палаш и покрутила кисть, проверяя ее работоспособность.
 – Не похоже. Иначе бы уже сама врезала мне пару раз.
Девушка завела руку с оружием за спину:
 – Хильд говорил, что не стоит лишний раз демонстрировать свое преимущество.
Лиам усмехнулся, стараясь намеренно задеть принцессу:
 – Не льсти себе. Может, в воздухе тебе и нет равных, но пока у тебя не выросли крылья, придется ходить по земле и сражаться как все. А этого ты как раз не умеешь, – он коснулся глефой ее оружия.
Клинок Дагруна оказался очень любопытным, Лиам прежде встречал такой только единожды, у Хильда. Знатный палаш, так его называли, – для сеагульцев скорее знак отличия, ведь из-за тяжести и длины он не позволял сражаться на дуэли. Но Уну, похоже, это не слишком смущало, она с интересом крутила его в руках и коснулась пальцем лезвия, проверяя остроту.
Удар сеагульца ее не обидел, сразу ясно, что он специально пытается ее подначить на тренировочный бой.
 – Давай же, вторая наследница престола Коегара, покажи, на что ты способна на земле!
В этот раз Лиам снова не стал дожидаться удара от нее, а сделал выпад, подобный тому, что рассек напополам коегарца в Солрике, только выполнен правой рукой, оттого получился неровный и слабый, но принцесса и от такого едва успела отскочить.
Они кружились в боевом танце довольно долго; поначалу Уна пыталась больше отступать и уворачиваться, за что немедленно получала по рукам и ногам (Лиам старался не бить по туловищу, боясь не рассчитать силу и нанести серьезную рану), несколько раз выходила из себя и опрометчиво бросалась на противника, отчего тоже не выигрывала; наконец, раскрылась как воин, исчезла суета, лишние движения. Одного занятия было явно мало, но Лиам, хотя и ощущал себя неудобно за вынужденную грубость с Уной, остался доволен. Самое главное, он увидел в глазах девушки страсть и управляемую ярость. Ее коса металась по плечам, а капельки пота на загорелой шее легли красивее, чем любое жемчужное ожерелье, притом, что девушка упорно сохраняла молчание, пока их не прервали.
Это был своеобразный шторм небес: все заволновалось, загудело, словно готовилось рассыпаться на осколки. Все гремело, вибрировало громом среди ясного безоблачного неба. Даже птицы притаились в кустах и деревьях, признавая власть за невидимым громким противником.
Лиам замер и опустил глефу, тревожно вглядываясь в небо, но Уна поняла все раньше. Забыв свои обиды и злость, она толкнула его в сторону небольшой посадки:
 – Самолеты!
Но он остался на месте.
 – Так бежим?
 – Там дядя, Хлин и остальные, – мотнула головой принцесса. – Нужно их предупредить!
 Она развернулась и успела сделать несколько шагов, но Лиам схватил Уну и силком потащил к деревьям. Девушка только охнула и несколько раз больно пнула его ногой куда придется, особенно не целясь. Один из ударов пришелся в колено, Лиам пошатнулся, но стерпел, и из рук Уну не выпустил до тех пор, пока не достиг посадки.
 Едва Уна оказалась на земле и уже приготовилась выдать что-нибудь неприятное в адрес друга, на небе появились самолеты.
Их было около десятка, похожие друг на друга. Но прислонившись к дереву, Уна выглянула и без труда узнала среди них самолеты Вигруса и Ормюра. Свою машину предатель-альбинос еще после войны выкрасил в красный. Отчего-то Ормюр посчитал себя достойным для этого, хотя Уна не припоминала за ним каких-то особенных заслуг. Впрочем, он уже достаточно выслужился перед Дагни, а после ее коронации (если вдруг она состоится) сможет хоть весь воздушный флот разукрасить в цвета радуги. Уна не верила, что если королева добьется своего, то Исар останется мавуром. Просто пока он ей нужен, ведь опыта у крылатого кота все-таки чуть больше, чем у Ормюра.
Злость на Лиама поугасла, ведь если бы она отправилась к дому дяди, как задумывала, то налетчики застали ее в поле, как жаркое на блюде, украшенном дикими травами.
 – Не благодари, – сеагулец прижался к соседнему стволу, но Уна фыркнула в ответ и отвернулась.
 – Все равно это неправильно. Самолет близнецов видно с такой высоты, они точно спустятся.
 – Лучше так, зато у нас появится дополнительный транспорт.
Уна вопросительно посмотрела на друга, и тот пояснил:
 – Сколько их, десять? Наших там пятеро, а твой дядя, я почти уверен, может справиться с ними и в одиночку. Мы тоже к ним присоединимся, хочу немного поболтать с кровавым летчиком лично.
 – Так почему мы еще здесь? – недоумевала Уна. Лиам нахмурился и неодобрительно покачал головой:
 – Зачем превращаться в живую мишень? Или ты хочешь испытать их на наличие благородства? Сначала посмотрим, спустятся ли они.
Принцесса не ответила и вновь обратила взор на самолеты. Те воронами кружили неподалеку, но ни один не шел на посадку.
 – Почему ты хотел меня убить? – слова сами вырвались наружу, ведь вопрос уже давно вертелся на языке.
 – Надо было тебя разозлить, иначе бы ты даже оружие не подняла, я тебя знаю, – ответил Лиам, но Уна мотнула головой:
 – Не играй, ты понял, что я не об этом.
 – Я не хотел конкретно твоей смерти. Просто так вышло, что мне в жизни не на кого рассчитывать, кроме себя. Да, у меня есть верные подданные, но это все равно не то же самое, что брат или сестра. И я не питал надежд, когда ехал в Хафнарборг обличать самозванца, не надеялся, что он просто отдаст мне корону.
 – Это ничего не объясняет, – голос девушки обиженно дрогнул.
 – Напротив. Если бы лже-Гардару удалось меня казнить, а повстанцы свалили на него убийство коегарской принцессы, то получили бы в руки мощное оружие. Твой брат бы камня на камне не оставил от самозванца и его приспешников.
Уна открыла рот, но Лиам быстро продолжил, не давая ей вставить ни слова:
 – Ты меня спасла, Уна. После такого, я не мог позволить тебя убить. Потому что ошибся, когда придумывал такой план, признаю это. Честное слово, я бы защитил тебя от собственных подданных, если бы это понадобилось. Я всегда был одиночкой, но ты, да и Роффе, что уж тут скрывать, стали моей командой. Я в восторге от твоего брата, от ваших отношений, признаю авторитет твоего дяди, завидую самоотверженности твоих летчиков. И впервые в жизни я не хочу потерять эту связь.
 – Ладно, – Уна ободряюще коснулась локтя Лиама – Я тоже погорячилась. Нужно было сначала тебя выслушать, а не додумывать самостоятельно.
Сеагулец хулиганисто ухмыльнулся:
 – Только Рофу не рассказывай, еще зазнается.
Но Уна в ответ даже не улыбнулась. Один из самолетов пошел на посадку, а остальных не было видно.
 – Мы пропустили, – она тревожно посмотрела на друга, ожидая от него идей.
 – Бежим. Только не сбей дыхание, иначе как будешь сражаться.
Сказать легко, а вот сделать – сложнее. Солнце уже иссушило росу, и от каждого шага пыль взвивалась дымкой в воздух. Лиам крутил головой, высматривая самолеты, но Уна все равно отстала от него.
Поля закончились, а лес, напротив, приблизился, вместе с ним возник и дом Дагруна. Самолет близнецов на прежнем месте, но по соседству с ним расположилась еще один, несколько меньше.
Лиам вопросительно посмотрел на Уну, а та шепотом пояснила:
 – Задняя центровка, трехстоечное шасси – Вигрус.
 – Жаль, что не тот красноглазый, – скрипнул зубами Лиам, и двинулся к дому.
Уна смотрела на траву вокруг, силясь понять, сколько же коегарцев прилетело на этом самолете, но ничего не выходило, ведь они сами вчера тут все истоптали.
Она коснулась плеча Лиама, и тот послушно замер, давая принцессе прислушаться.
Вокруг ничего не стояло на месте: ветер заплетал травяные косы, шумели листьями деревья, даже крылья самолетов чуть звенели от нетерпения, лишь в доме было подозрительно тихо.
Веранда осталась чуть сбоку, отсюда виднелись лишь окна кухни и кабинета, как колышутся там белые вуали.
«Голос, услышать бы хоть чей-то голос», – думала Уна. Тишина в доме сбивала с толку, а неожиданный хлопок двери прозвучал как стартовый выстрел. Она метнулась как пружина из сломанного часового механизма, так резко, что даже не решила, чем будет нападать и защищаться: палашом дяди или ронделом Хильда. Главное, что она готова убить, чтобы защитить близких.