Композиторская комедия

Композиторская комедия
(Одноактная зарисовка.)

Действующие лица
Судья – Иоганн Себастьян Бах
Прокурор – Цезарь Антонович Кюи
Адвокат – Петр Ильич Чайковский
Секретарь – Клара Шуман
Подсудимые:
Давид Виртуозян – скрипач, любящий в музыке только себя.
Сергей Козлетонов – тенор, который постоянно киксует и безбожно фальшивит.
Денис Маэстрец – пианист, слишком вольно интерпретирующий великие произведения.
Великие композиторы всех времен и народов.

Большой Зал Филармонии. На сцене перед органом стоит судейский стол. Справа и слева от него расположены рабочие места адвоката и прокурора. Чуть поодаль разместили стол секретаря. У края сцены скамья подсудимых. В зале сидят композиторы. Ради них убрали обычные стулья и поставили в ряд большие вольтеровские кресла.
Пианист сидит с серьезным выражением лица, видно, что он слегка напуган, но при этом испытывает большое почтение к людям, сидящим в зале.
Тенор глядит по сторонам и улыбается, он до конца не понимает, что происходит, ему льстит, что столько людей собралось ради него.
Скрипач лишь высокомерно поглядывает вокруг.

В зале стоит гул, композиторы переговариваются, смеются, что-то напевают. Кюи и Чайковский, каждый на своем месте разбирают какие-то бумаги.
Из-за кулис появляется Клара и свойственным немцам медным голосом произносит:
- Встать, суд идет!
В зале наступает тишина, которую не замедлил нарушить скрежет царапающих паркет кресел.
Появляется Бах и степенно идет к своему месту, по залу проносится вздох восхищения.
Клара:
- Прошу садиться.
Снова скрежет кресел, композиторы усаживаются. Но тут же вскакивает Кюи:
- Я требую строжайшего наказания для всех, для всех!
Бах:
- Я люблю порядок. Давайте будем последовательны, не будем обсуждать всех сразу. Для начала рассмотри дело скрипача, затем вокалиста, ну и под конец пианиста.
Кюи:
- Тогда предлагаю лишить всех званий и дипломов Виртуозяна и сослать его в Сибирь!
Бах:
- Молодой человек! Это все, что Вы хотите сказать суду? Я же попросил Вас быть последовательным!
Кюи:
- Да Вы же знаете, как он играет!!! Он презирает музыку, гонится лишь за славой. Он плюёт нам всем в партитуры! В его игре отсутствует музыка!

В зале Прокофьев шепчет сидящему рядом Мясковскому:
- А еще музыка отсутствует в музыке Кюи.
Оба начинают хихикать.
Клара вскакивает с места и оглушает зал:
- Что происходит?! Тишина!

Кюи продолжает:
- Он абсолютно не уважает авторский замысел. Даже Ваш концерт, Пётр Ильич, (который я ненавижу, но все же) Даже Ваш концерт, Вы слышали, как он его играет? Кого Вы защищаете?
Чайковский, услыхав свое имя приподнимается, садится, снова поднимается, краснеет и заикаясь говорит:
- Ну… он его играет… А ведь это абсолютно бездарная музыка… Я жалею, что написал его…
В зале становится очень шумно. Кто-то разводит руками, кто-то схватился за голову, кто-то обреченно вздыхает.
Клара гневно мечет немые молнии.
Римский-Корсаков встаёт и пытается жестом успокоить всех. Затем примирительно говорит:
- Ну наш дорогой Пётр Ильич в своем репертуаре.
Тут вскакивает Шостакович:
- Да кто вообще догадался назначить адвокатом Чайковского?!
Раздаётся голос Стравинского:
- Но у него ведь есть юридическое образование!
Шостакович:
- И что? Я вот футболом серьёзно увлекаюсь, но не прошусь же во вратари «Зенита», хотя... может быть и стоило бы. А то инвалиды одни, только позорятся...
Все заинтересовано посмотрели на Д.Д.
Шостакович:
- Ну это я так, к слову...
В общем, я предлагаю поменять адвоката!
Бах, который до этого молча наблюдал за происходящим в зале, оживился:
- И кого же Вы предлагаете?
С первого ряда вскакивает Бетховен:
- Я, я могу! И у меня сразу есть предложение - давайте обольём их зеленкой!
Шостакович, который уже осознал полный провал мероприятия, вкрадчиво говорит:
- Людвиг, Вы должны их защищать! И потом, что за бредовая идея с зеленкой?
Бетховен:
- Но так делали великие украинские революционеры в прошлом году, когда свергали власть коррупционеров!
Шостакович:
- Неужели Вы не знаете, что эти "великие революционеры" были куплены за вполне себе реальные деньги?
Бетховен с минуту с изумлением смотрит на Д.Д., краснеет от ярости:
- Что? Что???
Затем неизвестно откуда он достает мятые, исписанные нотные листы и с остервенением начинает зачеркивать какое-то название.
Брамс хохочет.
Клара, обрадовавшись образовавшейся паузе, кричит на него:
- Отставить смех! У нас серьезное заседание!
Мясковский шепчет Прокофьеву:
- Смотри, как раскричалась на любовничка, видимо Иоганнес сдаёт позиции.
Это слышит сидящий за ними Шуман, вспыхивая, он вскакивает и кричит:
- Клара, как ты могла?! Ты... я верил тебе!
Затем он обращается к Брамсу:
А ты, ты, Иуда, Брут!
Клара краснеет:
- Роберт, милый, ты о чем?
Шуман:
- Оооо, не притворяйся коварная, я все знаю, мне флейты и скрипки все рассказали, но нет, я не сержусь, прощай навек, дорогая!
Шуман выбегает из зала.
Клара бежит за ним:
- Роберт! Роберт скажи мне, что происходит?! Роберт, прости, это было случайно. Роберт! Роберт, не вздумай прыгать в Неву, там течение быстрое!
Все взглядом провожают эту сцену, Брамс, который оказался в весьма неловком положении, тоже поспешно покинул зал.
Бах поднимается с места и стучит молоточком:
- Друзья, теперь, когда мы лишились секретаря, я попрошу всех быть серьёзнее.
Пётр Ильич, есть ли свидетели со стороны защиты?
- Да, прошу пригласить Сергея Рахманинова.
Бах:
- На сцену суда приглашается Рахманинов Сергей Васильевич.
С правого ряда встает Рахманинов и волевым движением берет за руку сидящего рядом Скрябина, тот пытается вырваться, но Рахманинов настроен решительно:
- Все должны это услышать!
Скрябин:
- Но...такие вещи... их лучше не афишировать...
Рахманинов:
- Я Вас прошу!
Скрябину ничего не остается, как подняться на сцену. Он вздыхает и говорит:
- Я бы предпочел не говорить об этом, но вы сами видели, как Сергей настаивал...
Вчера...Вчера я был на спиритическом сеансе и мне пришло некое озарение...
Я видел кабинет. Большую комнату с роялем. Посреди нее стоял маленький мальчик с большими карими глазами. В руках у него скрипочка.
По классу ходил высокий, щуплый профессор и строгим, леденящим душу голосом, говорил:
- Мы должны все время бороться, выживать! Ты мужчина! Ты должен быть жестким! Скрипка, как женщина, ты должен быть грубым, чтоб она всегда была с тобой! Чтоб она превознесла тебя!
Мальчик стоял и хлопал широко открытыми, полными изумления глазами.
- Играй! - рявкнул учитель.
Мальчик заиграл. Мелодия, чистая и нежная, лилась, проникая в глубины человеческой души, даже не верилось, что ребенок способен так играть. Мне кажется, что даже каменные статуи заплакали бы услышав ее...
Но профессор лишь закричал:
- Что за нудную чушь ты опять принес?
С этими словами он так толкнул мальчика, что скрипка вылетела у него из рук и с глухим стоном упала на пол...
Скрябин кончил рассказ. В зале повисло молчание. Все с большим сочуствием посмотрели на Виртуозяна. Он сидел и не замечал, как по его лицу катились слезы, первые слезы за много лет. Он не плакал с того самого урока, когда в нем насильно задавили самые светлые и искренние чувства.
Тишину прервал голос Баха:
- Я считаю, что услышенного нами достаточно, чтобы снять все обвинения с Виртуозяна. Идите с миром, юноша. И я желаю Вам отныне самых светлых чувств и переживаний.
Виртуозян встает, подходит к Баху, долго и пристально смотрит на него, затем крепко жмет ему руку и быстрым шагом уходит.

Бах:
- Следующее дело Козлетонова Сергея.
Тенор, услышав свое имя, вскакивает и широко улыбаясь начинает кланяться и посылать в зал воздушные поцелуи.
Прокофьев с Мясковским начинают давиться от смеха, Бетховен отпускает нецензурную шуточку.
Поднимается Кюи и спокойно говорит:
- Я предлагаю снять с него все обвинения.
Зал с изумлением смотрит на Кюи, а он продолжает:
- Здесь уже ничего не поделать...
Вдруг из зала раздается красивый мужской голос:
- Но позвольте! Я готов поспорить, что не пройдет и года занятий, как этот юноша будет лучшим тенором в Петербурге.
Говорящим оказывается никто иной, как Михаил Глинка.
- Я давеча закончил интересный труд о природе пения. И мне нужен ученик, которые сможет показать ценность моего труда на деле. И я готов взять Сергея под свое крыло.
Зал начинает восторженно аплодировать мужеству Глинки, а он с новоиспеченным учеником входит за кулисы, вкрадчиво объясняя ему, что вообще происходит.

Бах, обращается к Маэстрецу:
- Денис, хотите ли Вы сказать нам что-нибудь?
Пианист встает:
- Я с большим почтением отношусь к каждому из вас. Я ценю ваш вклад в музыку, но... я музыкант. Я тоже хочу творить. Я не раскаиваюсь в том, что делаю, хотя и прошу прощения, если это сильно задело кого-то.
Бах:
- Некто, пожелавший остаться анонимным, заявил, что Вы "чудовищно аранжировали Моцарта". Что Вы можете сказать об этом?
Денис:
- Я не знаю, что мне говорить...
Поднимается Чайковский:
- А давайте мы спросим у самого Моцарта.
В зале все начинают переглядываться, в поисках великого австрийца.
Вдруг, хлопает дверь, по проходу бежит маленький человек. Парик сбился набок, жабо смялось из-за быстрого бега. Человек легко вскакивает на сцену. Это Моцарт. Сходу он выкрикивает:
 - Я не сильно опоздал?
Бах не выдерживает и начинает смеяться. Вместе с ним, смеется весь зал, включая и самого Моцарта. Когда все успокаиваются, Моцарта быстро посвящают в суть дела.
Он подходит к Денису и с задорной улыбкой говорит:
 - А сыграйте-ка, что Вы там сделали?
Пианист нерешительно подходит к роялю. Садится за него. Выждав минуту он играет тему из 11ой сонаты Моцарта.
Играет очень красиво и изящно. Вот он подходит к первой вариации... и вдруг вместо нее пошли импровизации.
Кто-то в зале гневно вздыхает, кто-то изумленно охает, Моцарт же заливается заразительным смехом. Сквозь слезы хохота он говорит:
  - Это лучшее, что я слышал... Денис, Вы превзошли меня. Мне это невероятно нравится! Как забавно! Как остроумно!
     Моцарт продолжает хохотать, Денис войдя во вкус играет виртуознее и интереснее,  все время импровизируя.
 Другие композиторы начинают смеяться вместе с Моцартом.
  Бах:
- Однако ж в музыке суды существовать не могут.