Голос изнутри

Кто сказал, что облака не падают с неба, если они тают под моими ногами?

Побледневший океан сбрасывал листья, и они мягкими каплями остывали на уснувшем у воды песке. Сонные, подвешенные своими хриплыми криками к пепельно-серому небу, повисли над голубой колыбелью тяжелые свинцовые чайки. В их расправленные крылья, как в парус, дул соленый ветер, раскачивал пернатые корабли по волнам. Железной пыльцой оседали на них опавшие седые перья.

Он смотрел в темное стеклянное небо. Совсем недавно он решил для себя, что на пути к нему будет шагать по следам, что оставил дождь. Но небо замерзло. Небо покрылось инеем. Он не заметил как день сменился вечером, горсть насчитанных на ладонь осенних листьев зимней прелью, а надежда - усталостью. И не птицы опускались к нему на плечи, на них уже трепетно оседал первый испуганный снег. Он успевал таять прежде, чем касался океана, хотя все еще пытался пробиться сквозь воду. Только океану было все равно, он будто бы и не чувствовал, не замечал, как старается падающее небо, а только становился все больше.

Но небо замерзло. Небо тяжелело. Небо продолжало падать.

 - И кто сказал, что облака не падают с неба? - подумал ребенок. А он молчал. Как и всегда, он не знал, что ответить. Ребенок продолжал: - Мне всегда говорили, что камни не умеют летать, но они притворяются, я знаю, они боятся оторваться и упасть в небо, крепко держатся за землю, и, убедив других, как будто сами начинают верить в свое место на ней.

Ребенок никогда не переставал говорить, пока голос молчал:

 - Ты думаешь, что стоишь на песке, потому что он держит тебя? Ты глупый. Ты не слышишь как ему тяжело.

Он хотел сказать ребенку что-то важное, что-то большое и значимое, но продолжал тонуть в холодном песке, с каждой волной погружаясь все глубже, врастая в соленый берег корнями босых ног. Океан злился, каждым тяжелым ударом бился о ноги, как о причал, прибивая гвоздями дрожь к телу.

- Каменные волны делают тебе больно? - спросил ребенок,  хотя понимал, что никто не ответит. - Страх делает тебя тяжелее. Твои глаза запотели и ты ничего не видишь, ничего, кроме чужих слов. А они лепят пластилиновые фигурки и закрашивают белые пятна вокруг. Ты глупый, очень глупый. Ты совсем забыл про меня.

Тем временем день засыпал. Со всех сторон сплывались тени. Аккуратные и вежливые занимали поочередно свои места. Ждали молча представления, превратившись в ночь. Стало душно.   

 - Что остается, когда заходит солнце? - ребенку было интересно, а человеку страшно. Океан подбирался ближе. Подступал к сердцу. Становилось холодно. Ветер в глазах начинал звучать громче, чем голос изнутри. Человек не был готов. Он так хотел смахнуть с босых ног черный снег, вспомнить о шиферных крышах, пахнущих солнцем, о серьгах из алмазной черешни, банановой капусте и пингвиньем молоке, но в голове его упрямо плескалась холодная соленая вода. А в глубине, там, за грудной клеткой, тяжело стучало чье-то тяжелое сердце.

 - Тебе грустно, потому что кроме меня у тебя никого нет. Я понимаю. Ты боишься захлебнуться, песок подходит слишком близко к груди, становится сложно дышать. И ты продолжаешь падать наугад, сразу на пять сторон света, так и не сделав выбор. Без возможности вернуться. И страшно делается от мысли, что даже при появившейся возможности, ты продолжал бы стареть. Ты никогда не вернешь меня. Никогда больше не поместишься в корзине для грязного белья, никогда не забудешь про то, что уже стало воспоминанием. У тебя есть только мой голос и слабая уверенность в том, что ты там был. Фанерный кораблик с махровыми парусами, детскими храбрыми руками подвешенный за турник, уплыл слишком далеко, оставив позади и порт и матросов. Я бы мог сказать тебе, что впереди у него много других причалов, быть может, интереснее и величественней. Но сказочней - никогда. Только в моем мире от страха можно спрятаться под одеялом. Только в моем мире страх снаружи, а не внутри. Даже если я подойду ближе, позову и обниму тебя, ты не заметишь. Вы говорите, это так по-детски бояться темноты. А сами танцуете от страха перед собственными мыслями. Вы глупые, очень глупые.

Прогнувшийся от тяжести, горизонт захлебывался в густом тумане. С прибрежных холмов сползали тени пернатых рыб, тонули в соленых сугробах, нахлебавшись горького воздуха.

А небо тяжелело. Небо падало. Небо продолжало идти ко дну.

* * *

2015