Фартовый

(Просто, как хлеб)




1

 

Бархатно-неприятный женский прононс объявил по громкоговорителю о начале регистрации на рейс Москва – Кот Д’Азур.

Нужный рейс. Ему туда, к стойке №37, где две богини в униформе Аэрофлота регистрируют пассажиров.

Одна — ладная блондинка, кровь с молоком, косы закручены на затылке, как у Юльки Тимошенко, глаза голубые, что блюдца, и улыбка на все голливудские зубы.

Вторая — высокая брюнетка, короткая стрижка, длинные «тушированные» ресницы и губы, которые чувствуешь на расстоянии. Эта не улыбается, строга и неприступна. Делает работу автоматически — вся погружена в свои мысли. Или делает вид, что погружена.

Г. любит женщин в униформе. В форме. И форменной одежде. И без форменной одежды. И совсем без одежды. Но в форме.

Он направляется к брюнетке. Не потому, что её хоть сейчас на обложку Playboy-я, и не потому, что у неё юбка трещит на выточенной fit-ом заднице, и не потому, что сочный бюст почти оторвал среднюю пуговичку на блузке. Нет?! Как раз именно поэтому!

Г. зарегистрировался, только облизнувшись на неразговорчивую брюнетку. Ему не обломилось ни грамма внимания вне протокола регистрации билета. Ну на нет – и суда нет, а имя-фамилию с бейджика он, на всякий случай, запомнил, вдруг пригодится, чем чёрт не шутит.

Объект уже прошёл в Vip-зал, один, без сопровождения. Он не поменял своё расписание — беспокоиться не о чем. Можно подняться в бар на балконе и выпить чашечку эспрессо.

Г. давно научился не думать о работе во время работы.

Он всегда заранее всё просчитывает до мелочей, а потом двигается по намеченному плану без лишних раздумий.

Ибо раздумья во время работы приводят к сомнениям, а сомнения – к бездействию. Бездействие же часто равносильно провалу.

Ну, а если что-то идёт не по сценарию, в дело вступает интуиция. Он называет её «чуйка», рождённая животными рефлексами и взращённая жизненным опытом. До сих пор она его не подводила.

Сейчас она дремлет, как часовой. В пол-глаза.

Он сидит за столиком, пьёт кофе, рассматривает людей, снующих по аэропорту и перебирает в памяти всех, кого встретил за сутки.

Он улыбается уголком рта, вспомнив парня в спортивном костюме, стоявшего у стойки регистрации рядом с ним. Пара-тройка фраз, и вместе с билетом тот получил номер телефона аппетитной блондинки. Фартовый! Сегодня его день!

Г. вспоминает имя. Виктор Егоров. Боксёр. Второй средний вес. Через две недели у него бой в Монте-Карло с эстонцем Гуннаром Тайгером. Странная фамилия для прибалта.

Заявленный российский боксёр порвал ахилл, и промоутеры вынуждены были искать замену. Дни шли, контракт подписан, огромные неустойки в перспективе, а замены нет. И тут подвернулся этот, никому неизвестный боец из Сибири, подрабатывающий иногда спарринг-партнёром у разных профи.

Точно фартовый.

Г. поедет на боксёрском шоу – ему нравится бокс. Обязательно поедет, если…

…если в самолёте всё пройдёт гладко.

Ранний октябрь на французском побережье мягок и комфортен. Русскоязычные сливки со всей Европы-Азии оккупируют лучшие отели и виллы.

Бизнесмены и чиновники, криминальные авторитеты и законники, мошенники и не очень, дамы света и полусвета, нувориши всех мастей и иже с ними — все будут на «Вечере поединков в Монте-Карло». Много нужных и ненужных людей посетят эту «ярмарку тщеславия», чтобы застолбить место в кругу избранных. Г. точно будет там.

 

2

 

Виктор Егоров плохо помнил отца. Вернее, не помнил совсем. Помнил только широкие плечи, на которых он, трёхлетний малыш, иногда путешествовал из дома в детсад. Помнил жёсткие, колючие, стриженые ёжиком волосы под его маленькими ладошками, и большие сильные руки, крепко держащие его ножки, обутые в кожаные ботиночки.

Отца зарезали зимой, 19 января, в среду вечером. Когда он шёл с завода домой. Кому-то очень понадобились его не новые меховая шапка, тулуп, командирские часы и какие-то смешные деньги в кармане. Убийцу не нашли. Дело закрыли.

С тех пор мама растила его одна. Другой мужчина так и не появился в её жизни.

Отца не было, но он был. Каждый день Виктор ощущал его присутствие во всём.

Каждый день отец улыбался ему с фотографии на стене в детской.

Каждый день он обнимал счастливую маму на фото в гостиной.

Большой коричневый отцовский портфель из свиной кожи каждый день сопровождал Виктора сначала в школу, а потом и в институт.

Каждый день он слушал мамины придуманные и не придуманные истории, в которых отец всегда был героем.

А её слова: «Папа, никогда бы так не поступил!» — звучали, как приговор, не меньше. Это бывало очень редко. Совсем не каждый день.

Врач-терапевт по профессии, мама работала на две ставки, и днём, и ночью.

Детский сад-пятидневка, лицей на весь день, разные спортивные секции, меняющиеся, как перчатки, летние лагеря и улица – были той средой обитания-воспитания, в которой прошли его детство и отрочество.

 

3

 

Маша – восемнадцатилетняя студентка МГИМО. Рыжая стрижка закрывает чуть торчащие ушки с маленькими изумрудиками, специально подобранными в цвет глаз. Аккуратный носик и скулки щедро покрыты веснушками «a la Антошка». Длинная шея, тонкая кость, рост метр семьдесят три – девушка-мечта модельных агентств и других хищников.

Маша бежит по сонной набережной. В наушниках подсипывает француженка Zaz. То в темп, то не в темп движения.

Утренний бег – это ритуал, заряжающий ум и тело.

Она любит бегать в одиночестве, слушать музыку в одиночестве, ни о чём не думать, в одиночестве.

 

Вихрастый блондин, пристроившийся на обратном пути, был замечен не сразу. Он что-то говорит, улыбается, жестикулирует. Маша демонстрирует полный игнор. Они бегут рядом до её подъезда, где кавалер остаётся несолоно хлебавши. Ни слова, ни пол-слова, ни жеста, ни взгляда.

На следующий день блондин проявляется снова. И на следующий. И на следующий. Иногда он бежит и что-то говорит — иногда молчит; когда улыбается – когда нет; но в ответ получает постоянное ничто.

Сначала Машу раздражает этот наглец, беспардонно вклинившийся в её утро. Потом ей становится интересно, насколько его хватит.

Она даёт ему пять, а он выдерживает шесть. Через шесть дней он пропадает. Совсем. И ей, вдруг, почему-то, становится грустновато. Теперь, выходя утром на пробежку, она неосознанно ищет глазами знакомый силуэт. Увы, его нет, как и не было вообще.

Ну, на нет – и суда нет. Ухажёров у Маши хватает. В наличии и штатный бойфренд, — как положено.

Симпатичный, весёлый, знает умные слова, подружки пищат, какой няшка… Сыплет комплиментами, признаётся в любви. Иногда даже цветы дарит. Целуется, м-м-м… до дрожи в теле. Божественно целуется!

Но что-то как-то ни о чём. С трудом осознав, что она не торопится к нему в постель, перешёл на общение в режиме on-line. Цветов стало меньше — совсем, а обещаний больше — про футюр. Свидания реже — дела, а проблемы чаще — всегда. В общем, разладилось, едва наметившись.

Они ещё по инерции называются парой, общаются в сети, скайпятся и инстаграмятся, иногда вместе тусят с друзьями и целуются — на десерт.

Маша уже понимает, что «милый друг» – инфантильный мажор, играющий в мужчину, — но до-олго, недели две, не признаётся себе в этом и делает вид, что всё букетно-конфетно.

«Акуетно! Где были её глаза раньше? Дура! Пора заканчивать с этим клоуном.»

 

4

 

В четырнадцать Виктор записался в секцию бокса. Решительно и надолго. На все следующие десять лет.

Мама была против.

Виктору пришлось попотеть, чтобы убедить её:

- Мамуль, ты же хочешь, чтобы твой сын вырос сильным, крепким, способным защитить тебя и свою девушку.
- У тебя уже есть девушка? — интересуется мать.
- Да нет! Но ты же не хочешь, чтобы я был дистрофиком и маменькиным сынком.
- А чей ты сынок? – такое ощущение, что она его не слышит, или смеётся над ним.
- Да твой. Твой! Ты же сама воспитывала во мне мужчину, рассказывала, что отец был в жизни настоящим бойцом…
- Поэтому и погиб. Другой бы всё отдал или убежал, но был бы жив, — тихо, про себя вздыхает мать.

Сына не остановить:

- …и я ношу в себе его гены бойца!
- Но почему бокс? Там бьют по голове, там ломают носы. Там даже бывают нокауты! Ты видел их лица?
- Нокауты, сломанные носы и сотрясения – это у плохих боксёров. А я буду хорошим! Пушкин, Байрон, Шерлок Холмс и Хемингуэй занимались боксом. Они называли его «благородным искусством самозащиты»! Ты знала об этом?

Мать делает последнюю попытку.

- Может футбол-хоккей?
- Да нет. Ты сама меня учила не прятаться за спины других. В командной игре всегда можно сачкануть. И тебе ж не понравится, если я, как сосиска, буду кататься по траве, вымаливая штрафной у судьи.

Они оба смеются.

- Поступай, как знаешь. Ты, действительно, вырос.
 

5

 

Маша пристроилась в конце небольшой очереди на посадку.

Ницца, Канны, Монако. Ненадолго, на чуть-чуть.

В наушниках нежно мяукает «Время и Стекло».

Кто-то сзади слегка касается её правого мизинца, и смутно знакомый голос произносит сквозь песню:

- Леди, Ваше время и-стекло.

От неожиданности она резко поворачивается всем телом на звук и на мгновение застывает, как кошка, встретившая призрак вчерашней собаки.

Блондин. Нос к носу. Стоит, смотрит в упор, улыбается во весь рот. Сам загорелый, зубы белые, как у негра, прямой нос с маленькой горбинкой, шрам над левой бровью, прищуренные глаза, то ли серые, то ли голубые.

- Привет, ты в Ниццу?
Включать игнор глупо, поздно и неохота:

- Да. А Вы кто?
- Я – Виктор. Когда-то бегал за тобой целую неделю.
- А-а… да-да. Нет, не помню.
- Ну ты тогда ещё притворилась слепо-глухо-немой! Как? Не вспомнила?

Маша не может определиться: хамит он или нет. С такой искренней улыбкой, вряд ли.

- Теперь припоминаю, — нагловат, хамоват и непостоянен. Не из гусар? – Она кокетничает и стебётся.
- Из них, из них. Мы себя в танцах покажем, — почти цитата из Ржевского.
- Вы ещё и пошляк! – Ха, она знает этот анекдот.
- Иногда, и только по заказу. Так как тебя зовут, прекрасное создание?

Она делает вид, что напрягается, но глаза смеются:

- А мы что, на ты?
- Имя? И сразу перейдём, обещаю, – никакого смущения, та же мягкая, располагающая улыбка.
- Мария, — просто, Мария, — бросает она и подаёт билет встречающей на борту стюардессе.
 

6

 

Для Виктора начался марафон тренировок и поединков длинною в десять лет. Кровью и потом зарабатывались знание и умение вести бой.

Трудно найти хорошего тренера.

Виктору повезло, он как-то сразу поверил этому невысокому мужику со стальным взглядом.

Ещё труднее найти хорошего ученика. Тренеру повезло.

 Виктор обладал всеми качествами необходимыми боксёру. Сухие длинные мышцы, быстрые рефлексы, дисциплина и дух. Дух воина, без которого никакой талант, никакие способности, никакие тренировки не сделают из юноши бойца.

Хороший тренер и хороший ученик встретились. У них был один шанс на миллион. Они его не упустили.

«Бокс – это как быстрые шахматы, только в нём, если где-то не додумал, жертвуешь не деревянными фигурами, а своим здоровьем и собственным «фейсом»», — так говорил тренер и, первым делом, научил Виктора играть в шахматы. Бывало, они засиживались за игрой целыми вечерами.

«Твоё главное оружие не кулаки. Твоё главное оружие — интеллект. Учись думать на ринге. На ринге, как в жизни – умение думать всегда даёт преимущество», — и так говорил тренер.

 

7

 

Человек, серьёзно занимающийся спортом, находится в постоянном дискомфорте. Физическом и психологическом.

Выспался-не выспался, каждое утро ты встаёшь и бежишь на зарядку.

Снег, дождь, холод, жара – ты бежишь.

Вчера засиделся с друзьями, замиловался с подругой, корпел над рефератом, кого это волнует, – ты бежишь.

Вечером тренировка.

У тебя болит голова — не доспал?

На тренировке подлечишь.

Тебя подташнивает – только что поел?

Ничего — усвоится в процессе.

Каждая мышца звучит болью во всём теле?

Лучше разомнёшься.

И так далее, и так далее. Терпи, молодое тело восстанавливается быстро.

А лучше – соблюдай режим, питайся нормально, вовремя ложись спать. Но кто думает об этом в молодости. Молодость не знает табу.

Молодость не знает, а спорт знает.

Никогда, никогда в голове не задержится крамольная мысль: «Ануихнахер! Эти тренировки!!!»

Это невозможно — ты заражён, ты болен. Ты уже не можешь жить без перегрузок и страданий. Ты уже не хочешь жить без адреналина и тестостерона, зашкаливающих в крови во время и после занятий. Ты уже знаешь вкус крови и пота. Ты уже почувствовал радость преодолений и побед.

Ты не убиваем. Ты почти сверхчеловек.

 

Одну-две тренировки, конечно, можно, а то и нужно пропустить.

Но через два-три дня, как по часам, внутри просыпается назойливый зверь.

Сначала покусывает чуть-чуть, как бы примериваясь: «Не сделать ли растяжечку?»

Потом, посильнее: «Пробежаться б неплохо!»

И, наконец, ревёт во всю пасть, не замолкает ни днём, ни ночью: «Ты что, совсем охренел? – в зал, на снаряды!».

И ты быстро хватаешь почему-то уже давно собранную сумку с формой и летишь в спортзал, свой второй дом.

В дом, где всё родное. Крашеные стены с зеркалами и фотографиями великих чемпионов. Кожаные мешки всех форм и размеров. Не новая штанга с потёртым грифом и разноцветными блинами. Чёрные чугунные гири. И люди.

Такие близкие, нужные тебе люди, про жизнь которых ты ничего не знаешь и не стараешься знать. Кто-то из них врач или юрист, кто-то бизнесмен или инженер, кто-то механик или плотник, кто-то мент или бандит, а кто-то, как и ты – студент.

Здесь не важно, кто есть кто. Здесь не важен твой стиль или уровень мастерства. Здесь не важна твоя цель: Олимпиада или жизненный тонус.

Не цель – путь. Тернистый путь терпения и мужества. Вот, что важно. Это просто, как хлеб. Даже ещё проще.

 

«Если ты слаб телом – тренируйся! Если ты слаб умом – тренируйся! Если ты слаб духом – тренируйся!» – так говорил тренер.

Тренировки, тренировки, тренировки. Каждый день, а то и два-три раза в день.

А ещё школа, университет и целая жизнь вокруг. Хочется всё успеть. Это трудно. Это невозможно. Это почти невозможно.

Десять лет, считай полжизни, Виктор живёт в таком режиме. И ему это нравится.

Ему не легко. Ему не тяжело.

 

8

 

Оба летят бизнес-классом. Приятный сюрприз.

Для Маши это в норме вещей, любимая папина дочка не знает, что такое общественный транспорт.

Виктор, наоборот, летит с таким комфортом впервые — промоутеры не поскупились на бонусы, чтобы добиться его согласия на бой.

По фужеру шампанского перед взлётом и вопрос «на ты или на вы» снялся сам собой. Молодые люди болтают и смеются все четыре часа воздушного путешествия. Со стороны они выглядят если не влюблёнными, то уж точно знакомыми друг с другом тысячу лет.

Они болтают обо всём на свете. О кино и книгах, попсе и рэпе, спорте и политике. Она рассказывает ему о Монако, он – о лучшей диете.

Она шутит на чистом английском, потом на французском – спасибо репетиторам. Пауза. Наконец-то, он растерялся!

И вдруг, он смеётся. И шутит в ответ. Сначала на французском, потом – на английском. Спасибо, филфак!

А перед самой посадкой он её просто «убил»: он – боксёр! проф-фес-сионал!

Она опять в ступоре, как та кошка, которая с собакой.

Теперь она присмотрелась к  нему повнимательней, изучает под микроскопом.

Короткая стрижка – осень, тепло, удобно, не модно.

Небольшой шрам над левой бровью – у неё тоже есть маленький, почти не заметный, шрамик на уголке правой. В детстве на скейтборде влетела в угол дома, кровищи и слёз было на весь свет.

Нос аккуратный, с небольшой горбинкой, не сломан.

Губы обыкновенные, не тонкие — не пухлые, никаких шрамов и разбитостей. Как он целуется, интересно?

Подбородок волевой, аккуратный. Без комментариев.

Шея. Руки. Плечи. Не дохляк! Она не любит дохляков.

А кисти рук?! Сильные, широкие, с удлинёнными пальцами пианиста, с едва светящимися прожилками вен, без бугров и неровностей – кисти рук, достойные полотна Микеланджело, не менее. Залюбовалась. Четыре часа любовалась. Кисти рук – её фетиш.

А как он говорит — заслушаешься. Ваня Ургант так говорит. А боксёры так не говорят. Она знает только одного боксёра, Кличко, так тот всё больше мычит.

И ещё — в его голове точно водились мысли!!! У того же пресловутого Кличко – в черепе, как в барабане, а у этого – мысли! Не выдержала и скатилась на откровенный стёб.

«Нет – он не может быть боксёром,» — думает Маша.

«Он не может быть…плохим боксёром!»

Виктор прерывает её внутренний монолог:

- Диктуй телефон, и я пришлю тебе пригласительный на шоу.
Машин ответ удивляет Виктора. Ещё больше он удивляет саму Машу.

Быстро, без пауз, с каким-то пионерским вызовом в голосе, она громко чеканит:

- Отлично! Мне не надо пригласительный! Я и так буду сидеть в Vip-е! Если ты боксёр, если ты будешь драться, и если ты выиграешь, я залезу в твой ринг и поцелую тебя на глазах у всех телекамер мира! Если ты, конечно, захочешь.

Как много «если» должно совпасть.

Кровь прилила в голову от такого безумства, конопушки, беспорядочно разбросанные по её лицу стали вдруг совсем не заметны на порозовевшей коже.

Одно мгновение – и мир перевернулся.

«Что я говорю – я сошла с ума!»

«Блин! Она просто супер!» — он невольно залюбовался этой рыжей зеленоглазой разволновавшейся от собственной дерзости девчонкой.

- Ну, и, может быть, дам тебе мой номер телефона! — На лице озорная улыбка. Она знает, что в ловушке, но нисколечко не жалеет.
- И с тебя свидание. На целый день! — В жизни, как на ринге, он не преминул воспользоваться оплошностью «соперника».

Определённо, в этом парне что-то есть, что-то настоящее, неуловимое, логикой не объяснимое, что-то, чего она не встречала у ребят своего круга.

- Договорились! Но только без глупостей! — Маша звонко капитулирует и протягивает руку.
Нежно, одними пальцами он касается в ответ:

- Конечно, конечно, никаких глупостей, если только сама не захочешь!
 

9

 

Акция в самолёте прошла без осложнений. Вопрос с объектом закрыт.

Г. удобно сидит в третьем ряду партера и ждёт боя.

Ринг-анонсер, этакий «Кен» в смокинге, бабочке и лакированных туфлях, объявил выход эстонца Гуннара Тайгера из Таллинна.

Виктор Егоров уже стоит в углу ринга. Как менее титулованный боксёр, он вышел первым.

Сжатая пружина внутри — твёрдая расслабленность снаружи.

«Пламень во льду,» — так говорил тренер.

Он здесь, за спиной. Личный тренер в углу ринга – ещё один бонус от промоутеров.

Сейчас он молчит, всё давно уже сказано, до боя. Столько сказано, сколько иной «пушкин» не написал.

 

Зал встрепенулся аплодисментами. Г. видит, как между рядами идёт процессия из четырёх бритоголовых в коже и в высоких ботинках. Посредине пятый, в чёрном атласном халате с капюшоном на голове – Гуннар Тайгер. Только знамени со свастикой не хватает.

Лояльная Европа пересмотрела своё отношение к поклонникам третьего рейха. Без угрызений она закрывает глаза на любой профашизм,  если он направлен против России. Сегодня то, что совсем недавно считалось некорректным для цивилизованного немца, уже стало приемлемо для чванливого англичанина и уж точно брендово для озлобленного укра или прибалта.

С детства Г. усвоил одну истину. Если человек относится к тебе, как к врагу — не относись к нему, как к другу. Это просто, как хлеб. Даже ещё проще.

Он, конечно, знает, что далеко не все немцы, англичане, норвежцы, поляки, украинцы, эстонцы, литовцы, etc. —  русофобы. В большинстве своём это абсолютно нормальные здравые люди, придерживающиеся общечеловеческих ценностей. Но голос этого большинства почему-то либо молчит, либо звучит очень тихо среди истерии официальных СМИ и другого шума.

Две трети «Звёздного Зала» хлопают в ладоши и одобрительными криками встречают идущего на бой. А тридцать-сорок молодчиков, как братья похожих на четвёрку, вскидывают правые руки в коричневом жесте.

Другая аудитория реагирует моментально и негативно. Гудит, топочет, свистит, возмущённая демаршем.

Редкий случай, когда Г. искренне радуется, что русских за границей видно-слышно за версту. Здесь его соплеменников человек сто, не менее, — они солисты в этом хоре протеста.

Служба безопасности чётко и быстро окружает, отсекает, изолирует и удаляет из зала особо ретивых кожано-бритых. Аппендицит вырезан. "Международный конфликт" предотвращён.

 

Пока публика буйствует, Виктор скользит взглядом по «випу».

Машу не видит. Не может увидеть.

Ринг парит в софитах — партер прячется в полумраке.

Но он знает, она здесь. Её не может не быть.

 

Гуннар Тайгер легко перескакивает через канаты, сбрасывает халат на руки секунданта и предстаёт пред публикой, судьями и противником во всей красе.

Огромные мониторы, висящие над залом, показывают его во всех подробностях. В качестве HD. Г. внимательно смотрит.

Белые, как лунь, короткие волосы; светлая, почти прозрачная кожа и большие совиные глаза, с красной сеточкой капилляров, делают эстонца похожим на посланника из преисподней. А неприличное обилие татуировок на сутулом теле, чёрные атласные трусы без надписей и чёрные же шнурованные сапоги-боксёрки стильно завершают его устрашающий готический образ.

«Хоть сейчас на подиум. Манекен, бля! Кто тебя родил, урод?!» — думает Г.

Думает так не потому, что эстонец полный альбинос, с кем не бывает, это всего лишь недостаток меланина в организме.

А думает так потому, что все экраны детально показывают спину, грудь и плечи, усыпанные тату с фашистскими символами. Он никогда не будет к этому толерантен.

Но Виктора Егорова сейчас мало беспокоит весь этот антураж. Он смотрит на другое.

Противник чуть выше ростом, худощав. Мощные плечи, длинные руки, сухие танцующие ноги и рельефные мышцы, словно высеченные из камня.

Это важно.

Взгляд жёсткий. Прямой.

Нормально.

По-другому не может быть.

Ненависть. В глазах Гуннара не спортивная злость – злоба. Злоба и ненависть кровного врага, вырезающего род до седьмого колена.

Это удивляет, чуть коробит, но не более, не до сантиментов — не таких бивали!

Эх, русский. Ты слишком молод и самоуверен.

 

10

 

1 раунд.

Гонг. Бокс!

Виктор протягивает руки, приветствуя противника.

Навстречу – сокрушительный кросс. Поверх рук. Правой. В подбородок.

Ноги ватно подкосились. Как будто оглоблей подбили под оба колена. Он на настиле ринга. Сидит. Ничего не понимает.

Сверху рефери кидает пальцы в лицо, в такт счёта: «Фо! Файф! Сикс!»

Он отталкивается от пола, взлетает прыжком на ноги, поднимает перчатки, готов продолжать.

 

Гуннар не нарушил никаких правил: все приветствия до гонга, после – только бой.

Некоторые бойцы в знак уважения пожимают руки после каждой остановки рефери. Это красиво, вежливо, политкорректно, но излишне.

И сразу вопрос: «Ты зачем сюда пришёл, драться или руки жать?»

Эта навязчивая вежливость мешает, отвлекает и сбивает темп.

Если противник опытен, хитёр и мотивирован, он может не оценить это и встретить жёстким, порой нокаутирующим ударом.

И правильно сделает. Или неправильно. Каждый решает сам.

 

Судья внимательно смотрит в глаза: «Ол райт?!»

«Йес! Ол райт!»

Какой там «ол райт», не помнил, как раунд закончил.

Гонг. Стоп!

 

На тренере лица нет:

- Ты как? Нормуль?
- Нормуль!
- Поиграй с ним, не рубись, время есть. Поработай на ногах. Восстановись. Ручки повыше. Начинай и заканчивай левой.

Сам бледный, губ не видно.

 

Маша сидит с друзьями, как и обещала, в Vip-е, напротив ринга. Заряженная атмосфера зала зацепила, закружила, поглотила её. Когда Виктор получил этот «подлый» удар, возмущение, сострадание, горечь, злость и разочарование смешались внутри неё в запутанный клубок и застряли где-то под ложечкой, не давая дышать. Она молча смотрит.

Ступор номер три.

Крик сквозь пелену резанул и отрезвил : «Егор, лох, куда руки тянешь!» Маша оборачивается и почти визжит в темноту: «Сам выйди на ринг, чёртов мудак!» — чем не мало позабавила всех мужиков вокруг.

 

2 раунд.

Гонг. Бокс!

Виктор двигается по рингу на задней скорости, отстреливается левой, вяжет противника в клинче.

Г. смотрит на грустную картину. Перед боем он сделал ставку на его победу.

Гуннар прёт, как танк, как «тигр», как легендарный «Белый Тигр», прёт, чтоб завершить блиц-криг решающим ударом. Он не боксирует, он давит, ломает, крушит. Сминает, калечит, убивает. Никакого спорта — только война.

Зал гудит-свистит: «Егор – дерись!!!» — на русском.

А ему в ответ: «Тайгер, Бей Ивана!!!» — на всех европейских наречьях.

Не догнал, не сломал.

Гонг. Стоп!

 

- Восстановился? Теперь тройку в челноке. Левый прямой – левый боковой – правый с акцентом. Понял?
- Понял.
- Повтори!
- Джеб, хук, жёстко с правой, в челноке.
- Молоток! Давай! Ручки повыше!
 

3 раунд.

Гонг. Бокс.

Г. разочарован.

Эстонец тотально атакует. Бескомпромиссно, в мексиканском стиле. Русский двигается, встречает, но ему не сдержать натиск. Это не его день, не его бой.

«Не фарт ему сегодня!»

Гонг. Стоп!

 

Тренер как-то сразу постарел.

- Ну что? Набегался? Теперь – первым номером, поддавливай, дёрнул левой, уклон, по корпусу. Защита – корпус! Защита – корпус! Весь раунд обрабатывай брюхо! Ферштейн?!
«Ферштейн, ферштейн, а где брюхо-то? Кубики вижу, а брюха нет.»

Виктор улыбается.

- Улыбаешься? Хорошо! Понял? Повтори!
- Работаю первым, давлю, обрабатываю брюхо.
- Про левую не забывай, начинай и заканчивай левой. Ручки повыше.
 

4 раунд.

Гонг. Бокс!

Гуннар сбавил скорость. Три раунда он шёл и бил без остановки. Никто не может бесконечно атаковать в таком высоком темпе.

Дыхание сбилось, мышцы закислились, организм требует передоха.

Виктор, наоборот, прибавил, он полностью восстановился после нокдауна и чётко выполняет установку тренера.

Левой, левой – встречный прямой правой по корпусу.

Левый в голову, уклон – апперкот по печени.

Противник зазевался, руки опустил, атака в голову, и снова акцентированно по животу.

Удар за ударом. Серия за серией.

Русский в кураже, знай себе, долбит железобетонный пресс. Как отбойным молотком.

«Всё таки наш неплох, есть ещё надежда,» — Г. смотрит с интересом.

Гонг. Стоп!

 

5 раунд.

Гонг. Бокс!

В пятом «тигр» снова ринулся вперёд, но налетел на встречный русский рубеж, — такой не сомнёшь с налёту. Нашла коса на камень.

Гонг. Стоп!

 

- Молодец, бой подравнял. Щас — повторные атаки. Как на лапах: под левую, — левой в корпус, правой в голову, уклон, правый в голову, левый боковой. Как на лапах!
- Понял?
- Угу.
- Повтори!
- Раз-два, уклон, два — хук! — повторил.

Тренер улыбается:

- Давай, умник! Вперёд!
 

6 раунд.

Гонг. Бокс!

Раунд идёт, как по нотам.

Эстонец бьёт левой, жёсткий джеб в голову – от таких тычков голова дёргается назад, как на нитке, а нос, порой, разлетается в дребезги.

Но тут – всё, как на лапах. Встречный левый прямой в живот, правый кросс в голову.

Защищаясь, противник автоматически выкидывает прямой левой. Спасибо, его-то и ждали. Уклон, перенос веса на правую ногу, заряд и удар от стопы, от бедра, всем телом, чётко в бороду. И полируем левым хуком, туда же, и ещё кросс правой в подбородок, с акцентом.

Чистые шахматы.

«Белый тигр» переворачивается и втыкается дулом в землю. Зал в истерике.

«Уан! Ту!» Гуннар приподнялся на колено, опыта ему не занимать – вставать не торопится, отдыхает, приходит в себя.

«Эйт!» — он уже на ногах, танцует, как жеребец: «Ол райт!»

Добить, не отпускать, не дать восстановится, прижать к канатам, загнать в угол и добить, добить, добить.

Добил. «Уан! Ту! Фри!»

Почему-то рефери считает русскому. Эстонец – в нейтральном углу улыбается. Виктор сидит на полу.

Азарт и жажда быстрой победы сыграли с ним злую шутку. Встречный правой разбил иллюзии и спутал ноты.

На «сэвэн» поднялся, на «эйт» принял стойку.

«Ол райт?»

«Ол райт!»

Раунд заканчивается в обоюдном обмене ударами. Ни у одного, ни у другого не хватило сил, чтобы поставить победную точку.

Г. вряд ли что получит сегодня по своей ставке, но парень ему нравится: "Хороший боец!"

Гонг. Стоп!

 

- Всё хорошо. Дыши. Воды глотнёшь? Не бросайся, двигайся, не забывай про печень. У него правый локоть торчит. Всё хорошо, не увлекайся! Ручки выше!
 

7 раунд.

Гонг. Бокс!

Это уже не поединок человека с человеком. Это драка человека со зверем. Бой не на жизнь, а за жизнь. На смерть.

Гуннар – сгусток свирепой, первобытной ярости.

Ему невозможно противостоять, его невозможно остановить, с ним вообще ничего невозможно сделать.

Но русский терпит, его не понять.

Они стоят в центре ринга. Никто не отдаст плацдарм.

Ни шагу назад, ни пяди земли.

Грудь в грудь. Голова к голове. Удар в удар.

Ближний бой. В ход идут локти, голова, плечи.

По затылку, по уху. С размаху. Без замаха.

Рефери молчит. Не видит. Или видит, но молчит.

Рубка идёт.

У обоих сечки над бровями, тонкие, бритвенно аккуратные .

Губы, что вареники. Скулы, плечи в гематомах и ссадинах. Морды в крови, своей-чужой. И неизвестно чьей больше, своей или вражеской, — на вкус и на цвет одинакова.

Нырки, уклоны, сайд-степы. Отбивы, подставки, блоки.

И удары, удары, удары. Свинги, кроссы, хуки, джебы.

И апперкоты, апперкоты, апперкоты. Со всех сторон, из разных положений, под разными углами.

По голове, по морде, по затылку, по ушам, по плечам, по животу, по спине, по почкам, по печени, по сердцу.

Никуда от них не убежишь и не спрячешься. Да никто и не бежит, и не прячется. И даже не думает бежать и прятаться. Даже шагу назад не сделает.

Нет здесь слабых духом. Ни в каком углу.

Гонг. Стоп!

 

Тренер внимательно смотрит в глаза. Что он там ищет? Нет там ничего. Ни слабости, ни жёсткости. Только воля одна.

- Терпи! Ему тяжело! Он уже плохо дышит! Не забывай про защиту. Закручивай его. И больше ударов. Смотри на меня! Понял?
- Понял!
- Повтори!
- Терпеть, бить, сайд-степы, он не дышит!
- Всё хорошо! Давай!
 

8 раунд.

Гонг. Бокс!

Нормально дышит эстонец. Удары его не слабеют.

Но и русский не сдаётся — они вообще не сдаются.

Гонг. Стоп!

 

- Не рубись. На левом гематома, мы тебе её сейчас разгладим. А сечечку замажем. Всё будет нормуль. Будь по-внимательнее к его правой. Растаскивай его и жёстко встречай.  И думай!!!
 

9 раунд.

Гонг. Бокс!

Гуннар уже не тот, дышит громко, тяжело, как загнанный волк, сейчас язык на плечо вывалит. Значит, всё-таки пресс не железобетонный, не зря долбил его в четвёртом-пятом. Спасибо тренеру – но потом.

Эстонец хорошо обучен, опытен, скинул скорость, бой ведёт экономно. Грамотная защита, клинч, жёсткие одиночные удары, — отдыхает, готовится к заключительным раундам.

Тут бы темп взвинтить, погонять его – да не взвинчивается, не гоняется, — Виктор тоже не свежачок.

Левый глаз закрыт. Не глаз совсем, только щель узкая. Здесь видно – здесь не видно. Ни хрена не видно. Гуннар это знает и долбит справа, как та капля, что точит камень. Только не капля это, а кулак чугунный, — молот.

Рефери останавливает бой. Зовёт врача. Тот светит фонариком в гематомную щель. Виктор изо всех сил таращит левый глаз, а тот и не таращится.

Сейчас его судьба в руках этого щуплого интеллигентного человека в очках. В тонкой жёлтой оправе. Благодетель или палач?

Боксёр смотрит с надеждой, почти с мольбой, в глаза, в самую душу. Но нет там души, есть только строгая вертикальная складка между бровей.

И как молитва, то ли Богу, то ли доктору, то ли всем святым вместе: «Ол райт. Ол райт! Ол райт!!!»

«Окей!» — Благодетель!

«Бокс!»

Гонг. Стоп!

 

Тренер красный, как рак.

- Нормально! Прибавь! Ты можешь! Бой не отдадут! Ты можешь! Соберись! Чемпионские начались! Ты можешь! Делай! Вперёд! Ты всё можешь!!!
 

10 раунд.

Гонг. Бокс!

Виктор знает – это последний раунд. Не будет ни одиннадцатого, ни двенадцатого. Никаких «чемпионских». Только этот. Один.

Ему не выстоять больше.

Если сам не упадёт – врач снимет.

Молнией сверкает мысль:

«Хочешь войны, блять, – получишь, блять, войну!

За двух прадедов, не вернувшихся с той самой Великой, из-под Москвы и с Берлина. За Саласпилс и Освенцим! За Брест и Сталинград! За Варшаву и Белград!»

Эстонец видит невидящий глаз русского, видит чуть опущенную переднюю руку, видит приоткрытую челюсть. У русского нет шансов!

Гуннар резко, бегом через ринг, сближается с Виктором и жёстко, без подготовки пробивает «коронку»: кросс правой в слепую зону русского, – левый сбоку и, снова, кросс. Раз – два – три! Мощным бронебойным калибром.

Нокаут…

Это должен быть нокаут.

Это бы должен быть нокаут.

Это должен бы быть нокаут.

Это должен быть бы нокаут.

Это однозначно нокаут.

 

Виктор смотрит на бегущего к нему врага, на его натянутую, как тетива, заряженную правую. Глядит в безумные глаза берсерка, занёсшего меч над головой жертвы.

Он не видит удар — левый глаз заплыл намертво. Не видит, но седьмым чувством знает. Беда идёт слева.

Он бьёт навстречу. Правой на правую. С уклоном. Следом – левый, из-под руки, снизу, по бороде. И хук с правой — как кувалдой. Чтобы уже точно не встал.

Жёстко. Расчётливо. Профессионально. Как учили.

Шахматы…

Эстонец упал вперёд. Столбом. Как срубленное дерево.

«Уан! Ту! Фри!.. — счёт рефери простая формальность, — Тен! Аут!»

Однозначно. Нок-Аут!

Секундная гробовая тишина.

Взрыв. Взрыв эмоций, криков, возгласов восторга и разочарования. Какофония звуков.

Свой, чужой, не важно. Публика любит красивые бои, красивые победы и красивые падения.

На огромных экранах крутят ролик последних секунд боя. Удар, удар, удар – падение. Удар, удар, удар – падение.

И лица, их лица, крупным планом. Ни одного живого места.

Зал в диком экстазе.

На ринг взбежала уйма имеющего право народу.

 

А Г. смотрит на эстонца.

Тот лежит на настиле там, где упал. Лежит неудобно, как тряпичная кукла. На животе, лицом вниз, руки вдоль туловища, по-солдатски.

Вокруг и около суетятся секунданты и врач. Переворачивают на спину, мокрое полотенце и лёд под затылок, вода брызгами в разбитое лицо, нашатырь в нос, чтоб пришёл в себя. Не приходит.

Лежит, как смерть. Бело-сине-красный.

«Сам белый, тату синие, торс и морда кроваво-красные. Триколор, блять! Жизнь полна иронии.» — Г. давно уже циник.

 

Виктора тискают понятные и непонятные люди. Хлопают по плечам, фотографируют, поздравляют. Тренер сияет, как начищенный пятак.

У Виктора же не осталось сил ни радоваться, ни говорить, ни думать. Нет ничего, нет никого, нет и его. Стоять тяжело. Упасть бы навзничь, раскинуть руки-ноги и лежать глазами в потолок.

Гуннар был бы счастлив. Если бы ты красной звездой распластался на пять сторон света, а он бы в углу вскинул руки победителем.

Не случилось.

Нет Гуннара. Уносят на носилках. Не приходя в сознание. Дай, Бог, ему выкарабкаться.

 

11

 

Расталкивая народ, сквозь толпу, как атомный ледокол, к нему прёт армадой огромный человек в чёрном костюме. Необъёмный человек, как ёкодзуна какой-то или даже Карелин. Подошёл, зачистил площадку, встал, буравит взглядом. Сверху вниз. Не мигая.

Виктор поднял голову, смотрит, снизу вверх, одним глазом: «Бля, какой здоровый! Что же с тобой делать-то, если что?!» В любом случае сделать ничего не сможет – еле стоит, шатается, хоть вторые носилки заказывай.

Из-за великана, откуда-то из-за пояса, несмело выглядывает знакомая рыжая мордашка, красивей которой, кажется, нет на свете. Несмело подходит. Несмело обнимает и робко тыкается носом в опухшую челюсть.

И тихо, несмело, одними губами: «Кажется, я тебя люблю…»

Фартовый.

Довольный Г. идёт за выигрышем.

 

Октябрь 2015 г.