Дочери Безумия

Часть первая. Метаморф.


Глава 1: Недоброе утро.


27.09.2015

Пассажирский поезд подъезжал к Большому Городу; ожидаемая остановка станет последней, так что плацкартный вагон бурлил жизнью: кто-то убирал постельное бельё, кто-то собирал сумку, а кто-то всё ещё стоял в небольшой очереди, тянущейся к туалету. Во всём этом действе особенно «выделялась» одна фигура, тихо лежащая на верхней боковой полке без постели, с рюкзаком вместо подушки под головой. В этой же небольшой голове роились мысли о том месте, куда скоро прибудет поезд… Мысли, полные надежды. Фактически, этот человек не был из тех, кто в полной мере властен над собственной судьбой, потому-то надежда – единственная вещь, на которую он имел неограниченное право. Надежда на то, что всё изменится… и в какой-то степени останется прежним.

«Как? Как всё так произошло? Неужели всё шло к этому? С самого моего рождения шло к этому? Без других вариантов?..».

Опять в голове всплыли эти вопросы… Впервые они появились три недели назад и с тех пор частенько давали знать о себе. Этот человек от природы не был склонен к излишнему философствованию, но вот уже три недели он не мог отделаться от этих навязчивых вопросов, которые, так и не обретая однозначных ответов, попросту зря беспокоили разум. Может быть, через какое-то время – дни, недели… или месяцы эти вопросы сойдут на нет, растворившись в суете Большого Города; но не сейчас… Сейчас ситуация ухудшалась тем, что других возможных занятий у путешествующего одиночкой человека не было. Так что лежи… и думай, пока эти размышления не прервутся несильным толчком поезда, символизирующим остановку… Конечную остановку.

«Наконец-то» – подумал лежащий человек, и открыл глаза.

Длинная очередь пассажиров вытекала из вагона, как обычно, шатаясь из стороны в сторону с кучей больших сумок и иногда застревая в проходе; встречающих на платформе тоже было немалое количество. Когда толпа на перроне немного разошлась, из вагона вышла девушка довольно худого телосложения, одетая в тёмно-синюю болоньевую куртку и джинсы, на её тонких ногах хорошо выделялись армейские ботинки, а левое плечо сжимала лямка небольшого рюкзака. По-быстрому осмотревшись в округе, новая частица Большого Города уверенным шагом направилась мимо серого здания вокзала и, немного побродив по улице, нашла нужную ей автобусную остановку…

***

– Арвил, вставай.

Знакомый и приятный голос, но слушать его сейчас инстинктивно не хотелось; особенно, если ты школьник, и в буднее утро этот голос пытается заставить тебя проснуться… Вот только это утро не могло быть будним. Молодая женщина стояла возле расправленной кровати и держала в руке настольные электронные часы, на дисплее которых неприветливым зелёным светом горели цифры «07:04». Улыбаясь, она продолжила разговор с проснувшимся мальчиком:

– Время видишь? Вставай, сегодня твоя сестра приезжает.
– Не сестра, а кузина. Пусть лучше с… – Он хотел было сказать «сгинет»; но всё же вспомнил, что у той недавно пропали без вести родители, которых, к тому же, теперь почти все считают мёртвыми… Поэтому продолжил: – Лучше завтра приедет.

Хотелось просто зарыться под одеяло и поспать ещё немного; однако он знал, что такой вольности в это воскресенье, конечно же, не будет.

– У неё поезд уже прибыл; сегодня, а не завтра. Мне скоро на работу, так что вставай быстрее – ты её встретишь.
– Да, мам… – Зевнул сын.

Арвил. Редкое имя для современного человека. Если родители хотят необычного ребёнка – они частенько дают ему необычное имя; и иногда, таким образом, появляются на свет всякие «Спапузасы»… К счастью сына, в этом семействе мать оказалась умнее.

Через окна внутрь жилища бил бледный свет свинцового неба; о том, что сейчас именно утро, говорили только электронные часы, теперь показывающие «07:21». Мать и сын, уже давно неполная семья, завтракали на небольшой кухне. Завтрак был довольно простым: яичница и кофе с зефиром; впрочем что-то сложнее редко появлялось в этой кухне. Арвил без особого аппетита жевал кусочек глазуньи, когда случайно вспомнил важный вопрос, который хотел задать ещё со вчера:

– Как её зовут?
– А… Кого? – Женщина застыла с кружкой кофе в приподнятой руке.
– Сестру, …двоюродную. – Арвил ранее уже слышал от матери имя кузины, с которой никогда не встречался; но у него была довольно аристократичная память на имена.
– Виктория… Она придёт чуть позже восьми, помнишь? – Женщина отвлеклась на циферблат настенных часов, что были в кухне. – Я уже немного опаздываю, помоешь посуду?
– Ага.

Допив кофе по-быстрому – парой крупных глотков, мать оставила кружку в кухонной раковине и ушла в коридор. Обулась, накинула куртку и бросила на прощание обыденную фразу:

– Я ушла. – Закрыв дверь, она оказалась в подъезде стандартной пятиэтажки одного из районов на окраине Большого Города и, спускаясь по лестнице с четвёртого этажа, подумала: «Лишь бы только эти двое поладили…».

Выйдя во двор, женщина вновь увидела надоевший пейзаж: бледные деревья почти без листвы и гниющая от избытка влаги трава в палисадниках под окнами дома, грязная и мокрая от ночного дождя бетонная улица бетонного города, а над всем этим – низкое серое небо, затянутое размытыми, тяжёлыми тучами. С погодой придётся мириться, ведь осень в самом «разгаре».


Глава 2: Знакомство.


– Кажется, этот дом. – Вслух подумала девушка в синем, разглядывая старую серую пятиэтажку с номером «9\1»; название улицы невозможно было разобрать из-за ржавчины и частично облезшей краски на номерном знаке; это, наверняка, одно из тех зданий, которые старше большинства своих жителей.

Воспользовавшись магнитным ключом, девушка зашла в крайний подъезд и начала подниматься по бетонным ступенькам… Лестничные клетки и пролёты по пути вверх имели почти обычное для таких пятиэтажек состояние: Побелка и краска порядком потрескались и осыпались; на стенах красовались нецензурные надписи, блистающие детским остроумием; про мелкий мусор и различные неприятные запахи, наверное, можно не упоминать, но удивления в такой атмосфере всё же заслуживало освещение – лампочки были и горели ровным, жёлтым светом на каждом этаже. Дойдя до четвёртого этажа, она попыталась позвонить в квартиру номер одиннадцать, но звонок не работал – пришлось стучать. Побитую временем дверь открыл худой, светловолосый мальчик лет двенадцати, одетый в чёрные брюки и чёрную же футболку с изображением волчьей морды. Мальчишка немного растерялся, так как стоящая у порога, темноволосая незнакомка смотрела на него своими зелёными глазами, но почему-то не произнесла ни слова… Однако он всё же решился задать вопрос первым:

– Вика?
– …Виктория. Не комкай моё имя. А ты – Арвил?
– Да… Заходи.

Виктория сделала два шага вперёд и оказалась в двухкомнатной квартире, по габаритам которая больше напоминала однокомнатную. Обстановка в прихожей была довольно скромной – так сказать, ничего лишнего: старенький комод с зеркалом, вешалка для верхней одежды и стойка для обуви, на полу лежал коврик, на который Виктория встала, впервые переступив порог своего нового дома.

Входная дверь закрылась.

– Это все твои вещи? – Арвил указал взглядом в сторону рюкзака на девичьем плече.
– Да.
– Можешь оставить их на комоде.
– Спасибо. – Она положила рюкзак, попутно приметив уже лежащую на том комоде, какую-то местную газету с заголовком одной из статей «Убита падшая женщина. Ни подозреваемых, ни улик…».

«Кто только содержит в наше время этих писак с претензией на пафос?» – Виктория завершила мысль и снова посмотрела на своего брата, ожидая, что он ещё скажет. Арвил взял со стойки для обуви пару тапочек и положил их на пол:

– Переобуйся и подходи на кухню. И, если… нужно, ванная – прямо по коридору.

Виктория сняла ботинки и поставила их на нижнюю полку обувной стойки, определила свою куртку на вешалку и в тапочках пошаркала в сторону кухни, где её младший брат уже кипятил электрочайник. Помня наставление матери, Арвил предложил кузине позавтракать, но та согласилась лишь на чай с бутербродами. Любовь к общению у обоих оказалась весьма умеренной; однако разговор при знакомстве должен был продолжиться хотя бы ради приличия, поэтому за столом вновь завязался диалог:

– Почему ты стучала в дверь? – Начал Арвил. – Моя мама говорила, что передала тебе твои ключи от дома…
– Передала. Я стучала из вежливости – всё-таки первый раз… тут.
– Я так и думал.
– А зачем тогда спросил?
– Тоже из вежливости. – Он замолчал.
– Итак… Где твоя мама?
– Работает.
– …И оставляет подростка дома одного? Бесчеловечно.
– Ты это к чему?
– Абсолютно ни к чему. Арвил – это аббревиатура от «Армия В. И. Ленина»?
– Ага.
– В честь дедушки так назвали?
– Ага.
– Ну… – Виктория почесала висок. – Твоя очередь задавать вопросы, мне ничего в голову не лезет.

Арвил даже удивился тому, как открыто собеседница признала этот разговор фарсом, однако решил поймать подачу, подозревая, что скучно с ней уже не будет:

– Хорошо. Ты не особенно рада переезду.
– Если бы не эти идиотские законы, по которым несовершеннолетний не может жить один, я бы осталась.
– Но ведь твои родители… пропали.
– Сама бы прожила до совершеннолетия.
– Врёшь?
– Вру. А ты умён для своего возраста.
– Ты знаешь, сколько мне лет?
– …Двенадцать?
– Тринадцать. Как доехала?
– Так себе. Последняя часть пути, на автобусе, лучше всего остального.
– В поезде было так плохо?
– Единственное, что мне там понравилось, – новомодные туалеты, которыми можно пользоваться на остановках и в санитарных зонах.
– То есть там тебе понравилось только ходить в туалет?
– Да. – Собеседница скромно кивнула и развела руками. Арвил улыбнулся, однако прикрыл губы рукой и отвёл глаза вниз; другой реакции от столь серьёзного ребёнка на подобный «юмор» Виктория и не ждала. Дети всё же дети.

Когда чай был допит, Арвил продолжил беседу, встав из-за стола:

– Пошли со мной.

Сестра проследовала за братом в коридорчик квартиры, где он открыл дверь в одну из комнат… В тот момент Виктория готовилась к худшему, но всё-таки вздохнула с облегчением: главный монстр, обычно портящий весь комнатный уют Ковёр На Стене, здесь не существовал. Обстановку помещения описывать сейчас не имеет смысла, достаточно слова: незамысловатая. На столе у окна, выходящего в холодный двор многоэтажки, лежали стопка книг и кучка тетрадей. Показав на них рукой, Арвил вновь продолжил разговор:

– Это твои учебники и тетради. Все документы уже готовы, так что с завтрашнего дня учишься в нашей районной школе; я там же учусь. Мама просила рассказать тебе это.
– Почему она сама не расскажет, когда вернётся?
– Потому что работает… и вернётся только завтра утром – уже после того, как мы уйдём в школу. Она работает по сменам: сутки работает, следующие двое – отдыхает.
– Просто прекрасно… – Фразу Виктория произнесла с заметной нотой сарказма. – Я смогу увидеть её только завтра днём…
– Да, твои вещи, что привезли из старого дома, у стены. – Арвил указал на несколько картонных коробок, лежащих за кроватью. – Сегодня спишь на этой кровати. Ну, как бы… Располагайся… Душ работает, горячая вода есть… Кажется, всё, ничего не забыл.
– Уверен? – Виктория обратила внимание на единственную распакованную, маленькую коробку. – Моя одежда для школы. Твоя мама, случайно, не говорила, где это?
– А, да! В шкафу, на вешалке… – Арвил открыл дверцу шкафа, в котором среди немногочисленных женских костюмов Виктория без труда разглядела свой – постиранный, поглаженный и теперь аккуратно висящий сбоку. Закрыв шкаф, она вновь ощутила то неловкое молчание, какое частенько образуется между малознакомыми людьми…
– Покажешь мне твою комнату? – Наконец, поинтересовалась Виктория.
– Да, конечно… – Ответил Арвил, и проводил кузину во вторую – последнюю комнату маленькой квартирки. Оказавшись в обиталище самого обыкновенного школьника, Виктория не придала бы большого значения отдельным деталям здешней атмосферы, кабы средь них не оказалось висящей на стене пары фотографий в рамках… Обе привлекали к себе внимание, так как на первой был изображён одиноко сидящий на мотоцикле, весёлый парень, а на второй – тот же парень, но уже целующий знакомую Виктории девушку – её тётю, которой на момент проявления снимка было лет двадцать или около того… Расспрашивать о фотографиях Виктория не стала; да и Арвил промолчал, а через мгновение указал на лежащую у телевизора консоль: – Тебе нравятся видеоигры?
– А кому они не нравятся? – Ответила Виктория…


Глава 3: Дорога в школу.


Улица.

Беловатый туман, сросшийся из прохладного осеннего воздуха, подчёркивал это утро. На электропроводах, на фоне неживого пасмурного неба, абсолютно беззвучно сидела стайка ворон, время от времени вертя из стороны в сторону остроклювыми мордами; у немногих, обращавших внимание на эту картину, случайных прохожих могло сложиться впечатление, что пернатая стая просто всё ещё не проснулась; однако ещё меньше было тех, кто смог разглядеть: тёмные глаза на чёрных головах открыты – вороны не спят, …а словно тихо ждут чего-то.

По тротуару шли мальчик и девушка, молча. Они, наверняка, были знакомы, так как шли бок о бок, не отставая друг от друга; но при этом молчали, словно уже успели наговориться на несколько дней вперёд. По левую сторону, тянущимися к свинцовому небу чёрными копьями, высился стальной решетчатый забор, за которым начинался школьный двор. Завернув в распахнутые ворота забора, те двое направились к бледно-белому зданию школы; но в малолюдном дворе трудно было бы не заметить не совсем обычный разговор трех старшеклассников:

– Я уже сказала, что деньги будут чуть позже… – Неуверенную фразу выдала низенькая, худая шатенка в очках, одетая в стандартный набор из гардероба школьницы (стиля: юбка, блузка) и пальто, накинутое поверх. Хрипота в голосе предполагала в ней потенциальную жертву осенней простуды, а лицо выдавало некоторую растерянность и определённую неприязнь к происходящему. – Просто не сейчас…
– Когда именно «не сейчас»? – Вопрос имел отнюдь не дружескую интонацию, и задал вопрос светловолосый парень в кожаной, мотоциклетной куртке, которая заметно выделялась на его худой фигуре – худой, но, однозначно, не тощей. Продолжила разговор ещё одна вроде бы прилично одетая старшеклассница, третий участник этой беседы:
– Действительно, ты мотоцикл неделю назад разбила, обещала оплатить ремонт в ближайшее время, вот только ближайшее время уже закончилось.
– Но десять тысяч… Это слишком много! – Девушка в пальто повысила хриплый голос; но, похоже, опомнилась, отчего и продолжила в прежнем слабом стиле: – Я не могла за неделю собрать их…
– А плевать, не заплатишь до пятницы – включу счётчик, например, …сто рублей за каждый день просрочки. – Произнеся эти слова наглым, тихим тоном, парень приметил краем глаза кого-то, наблюдающего за ним, и повернулся к незнакомой ему девушке – к Виктории…

Заметив внимание типа в кожанке, Арвил поспешил пройти мимо, не смотря в сторону кузины, – задержись здесь на лишнюю пару секунд, и себе дороже выйдет…

– Те чё? – Бросив риторический вопрос, парень заодно посмотрел в глаза незнакомке, …и ответный взгляд ему не понравился. Многие люди находят дурным тоном – смотреть в глаза собеседнику; однако есть и считающие такое поведение отличительной чертой лидера. Смотреть в глаза и жечь человека взглядом – именно таков был стиль общения этого парня, стиль лидера; и если собеседник не прятал глаза в ответ – значит, он бросал вызов… Как сейчас.
– Что? – Виктория изобразила непонимание на своём лице, хоть это и выглядело весьма наигранно. Парень уточнил:
– На чё уставилась?

Виктория отговорилась уверенно и нагло, но спокойно:

– На сцену, какую только в дешёвых фильмах можно увидеть, – слабо образованный представитель низших слоёв населения вымогает деньги у приличной девушки!

Обыкновенная ловушка для мозгов: на человека выливается поток информации, и понять, на какую реагировать в первую очередь, он не в состоянии. Конечно, такая уловка не всегда работает; но, как и надеялась Виктория, оказалась к месту: теперь противник хотел возразить, что он не глупый, что он не из «низших», да и никакой он не вымогатель! Возразить. На всё. Сразу. Но, не успев собраться с мыслями, паренёк теперь стоял с полуоткрытым ртом. Масла в огонь подлила слабая улыбка Виктории: был приподнят один уголок рта, подобный жест запросто можно принять за самодовольную ухмылку…

Закрыв рот и стиснув зубы, разозлённый парень быстро подошёл к незнакомке и схватил правой рукой левый рукав её куртки, возле плеча. Провокация сработала.

– Ты совсем охренела?!
– Убери руку, иначе покалечу. – Угроза, произнесённая со спокойной интонацией в мелодичном голосе, и кривоватая улыбка на тонких губах. Столь наглое поведение какой-то девчонки выводило его из себя всё больше:
– Бессмертной себя считаешь?

Виктория сделала шаг назад, враг и не думал ослаблять хватку… «Отлично».

Один удар. Кулаком в горло. Противник, только что проигравший в словесной дуэли, теперь проиграл и в рукопашной – в следующее мгновенье он корчился на земле, заходясь в кашле и пытаясь дышать…

– Лёша! – Явно напуганная подружка упавшего парня подбежала к тому; однако не было видно, будто она знает, что делать и чем помочь…
– Не беспокойся, его скоро отпустит. – Виктория держала прежний спокойный тон, но уже не улыбалась; и вслед её фразе донеслись чьи-то слова сзади:
– Что вы здесь устроили? – Мужской голос с серьёзным оттенком заставил девушек обернуться. Со стороны ворот ко всей компании быстрым шагом приближался худощавый, высокий мужчина лет сорока, в распахнутой куртке поверх серого костюма и с небольшим дипломатом в руке. Низенькая девушка в пальто смогла выдавить из себя лишь хриплое:
– Д-Дмитрий Сергеевич, …здравствуйте.


Глава 4: Беседа.


Полноватая женщина лет пятидесяти сидела за рабочим столом своего немаленького кабинета – по вине одного учителя она была вынуждена проводить очередную разъяснительную беседу:

– Ну, и? Как же ты умудрилась устроить драку ещё до начала твоего первого учебного дня? – Интонация вопроса выдавала усталость от рутины собственной работы; оставлять таких людей на руководящих должностях – считается грубой ошибкой, и, если это правда, сейчас ошибка имела должность директора школы.
– Я не устраивала, я защищалась. – Провинившаяся ученица сидела на стуле по другую сторону стола, нагловато положив ногу на ногу. Фривольная поза и строгий, но при этом (как ни странно) вызывающий наряд: чёрные брюки и жакет идеально гармонировали с белой блузкой – одежда всё же немного взрослая для школьницы.
– Защищалась… и отправила одного из учеников в медпункт. Знаешь, обычно люди не бьют в горло, когда защищаются.
– Значит, я целилась в челюсть; но промахнулась.
– Врёшь.
– Может быть, раз уж вы так считаете…

С безрадостным вздохом директор опустила глаза к лежащему на столе личному делу новой ученицы; имя в заголовке: Воронова, Виктория Борисовна.

– Ладно, Вика…
– Виктория. Пожалуйста, не сокращайте моё имя, мне это очень не нравится.

Последовал новый вздох безысходности от абсолютного нежелания спорить с какой-то школьницей, и директор продолжила:

– Виктория, …я не буду выпытывать, из-за чего произошла драка, потому что тот ученик, Алексей Фенин, сам порядком проблемный, и потасовки обычно устраивает он; но если хочешь – расскажи сама.
– Спасибо… – Немного помолчав, школьница продолжила: – Мне показалось, что он вымогал деньги у той, …в очках.
– Ты всегда лезешь в драку, когда тебе кажется, что кто-то у кого-то что-то вымогает?
– Только когда скучно.
– Тамара, зайди! – Директор сказала это достаточно громко, чтобы человек, сидящий на диване за дверью кабинета (в имитированной приёмной в школьном коридоре) услышал.

«Да уж… Тебе легче кричать, чем поднять толстый зад, пройти несколько метров и позвать того, кто тебе нужен… Есть ли предел человеческой лени?»…

Послышался слабый скрип дверных петель, вслед которому донёсся уже знакомый, с ноткой неуверенности и заметной хрипотой, девичий голос:

– Да, Мария Ивановна. – В проёме открытой двери появилась та самая девушка в очках, в том же самом наборе из гардероба школьницы, разве что пальто на ней теперь не было. Чтобы подавить улыбку, Виктория прикрыла рот рукой:

«Мария… Ивановна? Да ладно! Реально существующий работник школы с именем учительницы из школьных анекдотов? Директору можно только соболезновать…».

– Тамара, не стой в дверях. – Замечание директора, после которого старшеклассница неуверенно, но быстро прошла в помещение и закрыла за собой дверь. – А теперь скажи, Алексей у тебя что-то вымогал?
– Он не вымогал… Я, как бы, …разбила его мотоцикл и… сказала, что оплачу ремонт.
– И как же ты умудрилась? Взяла покататься или сама в него врезалась?
– Врезалась – у меня на велосипеде приводная цепь слетела, когда с горки съезжала, поэтому затормозить не получалось, а внизу его мотоцикл стоял, так и…
– Ясно. Тамара, проводи свою новую одноклассницу, ВИКТОРИЮ… Она с тобой учится. – Смена темы, ставящая точку в сомнениях: директора не особо интересуют проблемы учеников; или точнее: она от них уже порядком устала…
– Ну… Хорошо. – Да и Тамара, видимо, не очень удивилась тому повороту разговора; подозрения Виктории в отношении этой школы усиливались:

«То ли ещё будет…».


Глава 5: Коридор.


Дверь закрылась, оставив позади малоприятную беседу с малоприятной женщиной. Старшеклассницы шли… куда-то, держа свой путь по многолюдному коридору третьего этажа. Тамара посматривала в сторону новенькой ученицы, будто хотела что-то сказать, но не решалась. Виктория тем временем всё больше понимала, что молча следовать за этой, как ей показалось, немного странной девушкой – не лучшая идея:

«Ok, она не похожа на любительницу поболтать, так что не должно быть проблем, если я начну первой»:

– Почему учитель отвел нас именно к директору?
– …Что? – Тамара осторожно переспросила.
– Почему учитель отвёл нас к директору, а не, например, к завучу или к классному руководителю?
– А… Завуч болеет, а классного руководителя у нас нет: в школе нехватка учителей, и Мария Ивановна решила, что одиннадцатый класс сможет выпуститься самостоятельно; но, фактически, в этом случае она сама должна приглядывать за нами…
– Свезло нам… Каков ущерб мотоциклу… того типа?
– А… Я фару разбила и крыло помяла.
– Название мотоцикла?
– …И. Ж., кажется. Ну, это была надпись сбоку.
– В этом случае он тебя «нагрел»: замена фары и крыла у такого не может стоить десять тысяч.
– Ты и это услышала во дворе… Разбираешься в мотоциклах?
– Немного. Какой первый урок?
– …Физика.

«Да уж, типичное кидалово: школьница не знает цены деталей для техники, а знакомых, разбирающихся в этом, у неё, похоже, тоже нет…».

– Ну… Спасибо, что помогла. – Всё также неуверенно продолжила Тамара.
– Пожалуйста. У тебя дома, действительно, никто не разбирается в технике?
– Я одна живу. Родители… То есть отец – в пригороде; ну, то есть не в этом пригороде, а дальше…

«Неожиданно. Не буду спрашивать, как так получилось; да и отец, наверняка, не в курсе о том ДТП…» – Про мать Виктория решила тоже не уточнять, так как заметила, что навстречу им идёт Арвил, приветствуя сестру взглядом. К слову, в школе он выглядел приличнее, чем дома, – сейчас вместо жутковатой футболки на нём много лучше смотрелась белая рубашка. Обе старшеклассницы остановились.

– Смотрю, уже освободилась. Ну, как тебе у Мариванны? – Судя по такому началу, Арвил не только видел случившуюся во дворе потасовку, но и не собирался извиняться за свой немужской поступок. Хвалить победу кузины он тоже не стал (хотя сказать, что тот единственный удар Виктории оставил мальчишку равнодушным, – означало бы нагло соврать); сама виновница ситуации тоже не делала вид, будто произошло что-то серьёзное:
– Мне показалось, нашей… директрисе уже всё до лампочки. Могла бы и сразу послать меня куда-подальше.
– Но ведь должна она делать вид, что тоже работает? – Пояснил Арвил. – Я имею в виду, в школе хватает претендентов на её место…

Даже тринадцатилетний школьник знал эту вещь – ещё один сюрприз. Однако Виктория угомонила своё любопытство предположением, что её брат просто услышал те слова от какого-нибудь старшеклассника, а теперь с умным видом повторил… Хотя он был умнее своих сверстников – с этим она не могла спорить.

– А… Вы знакомы? – Ненавязчивый, тихий голос из-за плеча Виктории.

«Точно, ещё и Тамара здесь. Надо бы их представить друг другу»:

– Моя одноклассница, Тамара; а это – мой двоюродный брат, Арвил.
– Привет.
– Привет. – Поздоровавшись, Арвил опять уделил внимание кузине: – Виктория, я… хотел сказать, ты поосторожней с этим Фениным из вашего класса, он с головой не очень дружит… В общем, если ты думаешь, что он не затеет с тобой драку лишь потому, что ты девочка, то ошибаешься.
– Ещё и из моего класса. Просто прекрасно…

Тут Викторию перебила Тамара:

– Арвил, мне кажется, …преувеличивает. Я не думаю, что Фенин на такое способен. Людей, доказывающих окружающим свою силу именно силой кулаков, не так уж много…
– Таких людей хватает! – Виктория возразила столь решительно, словно абсолютно точно знала, о чём говорит; поэтому Тамара поспешила замолчать. Видя реакцию одноклассницы, новенькая ученица продолжила разговор более спокойным тоном: – Кстати, а что с его подружкой?

Арвил молчал; Тамара вызвалась ответить; Виктория (уже понимая, как хорошо та разбирается в людях) заранее отнеслась с опаской к словам собеседницы.

– Её зовут Алиса… Она из нашего класса; но о ней сильно не беспокойся: она первой не лезет, только поддакивает…

Вслед фразе раздался гулкий, электронный звук школьного звонка (более похожий на какую-то сирену), обозначив скорое начало урока. Ученики и учителя расходились по классам; Арвил, на время попрощавшись, спустился на второй этаж, удивляясь тому, как спокойно новая знакомая отреагировала на его необычное имя (хотя и был рад, что она не задавала надоевшие вопросы). Тем временем старшеклассницы, завернув в одну из дверей в конце коридора, зашли в кабинет физики.

Через некоторое время «прозвенел» второй звонок, сигнализируя о начале урока.


Глава 6: Вторая смерть.


– Ну, вот и все в сборе. – Произнёс знакомый мужской голос, видимо, приветствие только что вошедшим ученицам; Виктория повернулась к школьной доске и увидела уже известного ей преподавателя в сером костюме, которого, кажется, звали Дмитрий Сергеевич. Он держал мел в руке. – Вика, пожалуйста, подойди к доске и представься нам. Тамара, не стой в дверном проёме.

Учитель продолжил писать мелом по зелёной поверхности. Тамара, смотря под ноги и не поднимая глаз на кого-либо из присутствующих, прошла к своему месту – ближайшей к учительскому столу парте. Виктория тем временем, стоя у доски, представилась остальным ученикам:

– Всем привет, я теперь с вами учусь. Моё имя Виктория Воронова, моё отчество вам не понадобится. Можно просто Виктория. – Она начала осматривать немного удивлённый таким приветствием класс, численностью около двадцати учащихся. В последнем ряду сидел знакомый молодой человек с хищным взглядом – это был Фенин; как Виктория и говорила, его «отпустило» быстро, так что в медпункте он пробыл недолго; подружка вымогателя, Алиса, неприветливо наблюдала за новенькой из первого ряда.
– Так… Вика, садись за последнюю парту, слева. – Учитель указал взглядом на пустующий двухместный стол в конце кабинета. Виктория пошла к своему месту, невольно приковывая к себе мужское внимание класса, однако стоило ей бросить взгляд на очередного созерцателя, как тот поспешно прятал глаза вниз… Не смотря в сторону сидящего неподалёку нового врага, она села; положила рюкзак на колени и начала немного бесцеремонно рыться в нём, пытаясь найти принадлежности к уроку…
– Эй… Пс… – Эти странные, тихие звуки издавала рядом сидящая девушка с короткой стрижкой, в розовой блузке и чёрной мини-юбке; её соседом по парте был заурядного вида парень в очках, уже прячущий глаза в тетради; в общем, эта парта разделяла Викторию и Фенина. – Новенькая, ну, ты выдала речь… Долго придумывала?

«А вот эта уже похожа на любительницу поболтать. Ну, попробую выкрутиться»:

– Недолго.
– …Странно, я ожидала услышать что-то остроумное.

«Ну, вот ещё! Развлекать я тебя буду…»:

– А учитель у вас недостаточно остроумен к тем, кто разговаривает на уроке?
– Понятно… Ну, потом договорим. – Судя по ответу, предположение Виктории оказалось верным: Дмитрий Сергеевич не был тем, кто позволяет старшеклассникам подобные вольности на занятиях; так что следующие сорок минут (как и положено обычному уроку) оказались долгими и скучными для большинства учеников.

***

Долгожданный звонок на перемену. Разговорчивая соседка хотела продолжить беседу, но Виктория встала и вышла из класса, не обратив на ту внимание. Тамара не ожидала от новенькой такого поступка; однако заметила, что Фенин вышел вслед за ней…

«Ну же, думай, где здесь может быть безлюдное место… Где-то во дворе? Нет, мало я знаю о внешней территории… Про туалет вспоминать не стоит… Третий этаж – последний, но… Точно! Подходит…».

Из коридора Виктория повернула на лестничную площадку и прошла по ступенькам два пролёта вверх; здесь был конец лестницы и лестничная клетка с одной-единственной дверью – выходом на крышу. Она потянула на себя ручку двери, затем толкнула её вперёд…

«Заперто, как и должно быть, но проверить всё равно стоило…» – Виктория облокотилась на перила и стала ждать. Секунд через десять появился Фенин – он тоже шёл вверх по лестнице. «Следил, как и думала…».

Недруг поднялся и дал начало неприятному, но, тем не менее, важному для обоих разговору… Уже не пытаясь жечь взглядом:

– Специально сюда пришла?
– Нужно поговорить.
– …О чём? – Ему хотелось закончить с проблемой побыстрее; но всё же объяснения к странному поступку этой самоуверенной девчонки были бы не лишними…
– О твоих претензиях к Тамаре. Мне кажется, ты преувеличиваешь размер оплаты… – Виктория мгновенно опомнилась – лишь бы не услышать этот избитый ответ…
– Когда кажется – креститься надо.

«Чёрт, никакой оригинальности! Заканчивать нужно быстрее»:

– Скажу просто: ты с неё НИЧЕГО не получишь.
– Подружку себе нашла, что ли? Или ты из этих – розовых? – Фенин усмехнулся, однако Виктория не смутилась:
– Нет – не из розовых. Просто заметила, что ты в классе – главный заводила; шантажом не брезгуешь и деньги с кого-нибудь, наверное, постоянно «стрижёшь»…
– Всё сказанное – правда. И ЧЁ?
– Мне нужно твоё место. – Наглые слова, произнесённые почти шёпотом… Это не было похоже на шутку.

Фенин сменил притворно спокойное выражение лица на серьёзное, и Виктория поняла, что задела его за живое; ведь его власть над людьми… Пусть школьниками, пусть только с помощью страха, но его власть – единственное, чего он добился в этой школе. Соперница продолжила тем же тоном:

– И для начала мне нужно, чтобы тебя больше НИКТО… НЕ ВОСПРИНИМАЛ… ВСЕРЬЁЗ.

Всё встало на свои места: и наглое поведение, и нарочно подстроенный разговор наедине… Фенин растерялся. Он предполагал, что кто-то когда-то может сказать ему что-то подобное; но чтобы… девчонка, …новенькая, …в первый же день учёбы… «Нет! Слишком много о себе мнишь!»:

– Знаешь, красавица, после такого я просто обязан объяснить тебе кое-чё. – Дабы убедиться в отсутствии лишних глаз, он посмотрел вниз через перила; вслед чему немедля достал правой рукой что-то из заднего кармана, а левой – схватил правое запястье Виктории (удар во дворе он запомнил: она, точно, правша) и прижал соперницу к стенке… Теперь она видела, что Фенин держит в правой руке не «что-то», …а нож-бабочку.

Раскрыв бабочку дугообразным движением кисти, он приложил лезвие к лицу врага… А враг смотрел без интереса на клинок у щеки – эта реакция ещё больше беспокоила парня, и так находящегося на взводе; но отступать уже было поздно:

– Я, ваще, так поступаю тока с особо наглыми пацанами, но раз уж ТЫ метишь на моё место…

Продолжить разговор о «понятиях» Фенин не успел, так как Виктория смогла неприятно удивить его второй раз за день: надавив скулой на лезвие, она мотнула головой вверх, и на девичьей щеке раскрылась длинная царапина…

– Смотри, что ты сделал, скотина. – Виктория перевела взгляд с ножа на лицо Фенина – судя по приоткрытому рту и стеклянным глазам, тот уже понял, что «попал». Непродуманная попытка припугнуть обернулась злой шуткой.
– Достаточно! – Серьёзный голос снизу.

Оба участника ссоры посмотрели за перила – на ступенях лестничного пролёта стояли Дмитрий Сергеевич и Тамара, которую явно озадачила развернувшаяся наверху сцена. Учитель, не медля, продолжил подниматься, и Фенин отпустил Викторию, попутно пытаясь спрятать нож в задний карман…

– Дай это мне! – Дмитрий Сергеевич указал пальцем на руку ученика, что уже была по предплечье за спиной.

Нервы у парня сдавали: кисть дрожала и плохо слушалась – карман раскрыть не получалось. Подойдя, учитель бросил свою руку за спину старшеклассника, поймал подозрительную ладонь, нащупал в ней что-то твёрдое и потянул…

Фенин нехотя разжал вспотевшие пальцы, а Дмитрий Сергеевич мельком осмотрел находку – раскрытый нож-бабочку; после чего уже знакомым Виктории, дугообразным движением быстро закрыл его и убрал в правый карман брюк; старшеклассница даже удивилась тому, как умело невзрачный учитель обращался с ножом…

– Возвращайся в класс. – Сохраняя приказной тон в разговоре, он видел нервно бегающие глаза Фенина – от сосредоточенного взгляда лидера не осталось ничего. Проблемный ученик прошёл вниз мимо отступившей к стене Тамары, и учитель смог, наконец, обратиться к проблемной ученице: – А тебе, я думаю, нужно в медпункт…

Равнодушно глядя на свою руку у лица, Виктория провела по раненой правой щеке тыльной стороной указательного пальца, на котором остался небольшой кровавый след. Тем временем Тамара поднялась на площадку и решилась вмешаться:

– Неужели вы так просто отпустите его?

Дмитрий Сергеевич посмотрел на старшеклассницу в очках; затем – на новенькую ученицу, которая, как он понял, никуда не пойдёт, пока тоже не услышит ответ…

– А что я могу? Учитель не имеет право задерживать ученика в подобных случаях – законы в нашей клоунской стране ещё писать и писать. Я могу только назначить ему разъяснительную беседу; не более… – Выдержав паузу, он продолжил, глядя в лицо Тамаре: – К тому же, ты сама видела, что рана твоей подруги – её собственная вина.
– Значит, задерживать не имеете право; а ножи отнимать – имеете?

«Молодец, Тамара; один – один» – Виктория уже заняла позицию наблюдателя; однако Дмитрий Сергеевич возразил и в этот раз:

– Ну… Если ученик приносит в школу нож, ему с ним проще расстаться, чем, например, встать на учёт…

«Хотя нет, Тамара; два – ноль. Ok, моя очередь»:

– Вы как долго за нами наблюдали?

В ответ странному вопросу учитель на мгновенье задумался:

– …По-твоему, я выжидал момент? Брось. Тамара видела только, как твой новый «друг» вышел к лестнице, поэтому мы сначала спустились. И только потом я вспомнил про это тихое место… Ты будто знала, что я приду.
– Ну…
– А если бы не пришёл?
– Я знала, что после случая во дворе вы не оставите нас вдвоём.
– Но чего ты хотела добиться этой выходкой?
– …

Дмитрий Сергеевич ещё не был в курсе проблемы… А ответить, ощущая внимание новой знакомой, почему-то было непросто. В итоге, тишину молчания разрядил неприятный шум электронного школьного звонка, и учитель со вздохом понял, что не услышит оправдание сейчас:

– Я… провожу тебя до медпункта. – Решил он.
– Не нужно, сама найду. – Возразила Виктория. – Просто скажите, где это…

Учитель неодобрительно покачал головой:

– На первом этаже, слева от лестницы.
– Понятно, найду.
– Скажешь медсестре, чтобы обработала порез. Тамара, идём в класс… – Дмитрий Сергеевич и Тамара спустились обратно, на третий этаж; далее – ещё одна физика (для старшеклассников установлены сдвоенные уроки вместо обычных).

Тем временем Виктория шла вниз по ступенькам. Ноги нервно подрагивали с каждым шагом… Дыхание было неровным… Да и усиленное потоотделение под одеждой неприятно ощущалось… Вряд ли одноклассница или учитель смогли разглядеть настоящую Вику под маской железной Виктории. Самоуверенная хозяйка положения – это всё, что они должны были видеть; но контролировать собственное боящееся тело – довольно сложно, поэтому сейчас, когда рядом не было никого, она могла позволить себе снять тяжёлую железную маску…

«Чёрт! Не подумала бы, что у него будет нож… и будет «ум» ножом угрожать… Ладно, успокойся, всё получилось намного лучше, чем ты хотела… Именно благодаря этому ножу… Теперь долго не будет возникать…».

Однако, несмотря на попытку себя успокоить, она невольно продолжала мысленный спор:

…Эффектная победа во дворе достигнута фактором внезапности; но раз на раз не приходится, поэтому нужен был новый план.

…И новый план был: Убедить Фенина в том, что у него теперь есть соперник по интересам, а «случайным» появлением учителя не допустить ненужную драку. На Дмитрия Сергеевича можно было надеяться – к работе он относился в разы ответственнее обленившейся директрисы.

…Но учитель немного задержался; а противник решил действовать наверняка, используя аргумент пострашнее кулака, из-за чего пришлось даже импровизировать царапину.

…Но, тем не менее, учитель пришёл, всё получилось.

…НО… что, если бы она ошиблась в преподавателе? …И он бы не пришёл? …И если бы Фенин не остановился после той царапины? …Смогла бы она дать отпор, по-прежнему ощущая на лице что-то холодное и острое? …Закричать – означало бы признать поражение.

Во всяком случае, теперь она полностью поняла, что имел в виду Арвил насчёт этого гопника: Таким типам выгодно, чтобы их считали ненормальными, – цивилизованное общество опасается ненормальных и избегает конфликтов с подобными людьми (а иногда это в равной степени означает признавать правоту последних). Сыграй роль человека не от мира сего, и ты быстро убедишь противника в том, что с тобой лучше не спорить (например, приставь нож к лицу – частенько после такого даже кулаками не приходится махать).

Но пора уже отложить размышления в сторону, ведь пролёт, ведущий на первый этаж, заканчивается… Итоговая мысль и совет самой себе:

«Экспромт – не лучший вариант, и нужно это учесть! А сегодня просто повезло…».

На вежливый стук в дверь никто не ответил. Войдя в медицинский кабинет, Виктория увидела тихое помещение с белыми стенами и одним большим, приоткрытым окном, через которое внутрь лился тусклый свет осеннего утра. Кушетка, рабочий стол и кресло офисного типа, за стеклянными дверьми небольшого шкафчика видны различные медикаменты – обстановку можно было бы назвать умиротворяющей, …если не одна деталь:

Медсестра. Это была полная женщина, лет сорока, во врачебном халате, вот только…

Она лежала на полу, уткнувшись отсутствующим взглядом в потолок, не моргая, и, кажется, не дышала. Подойдя ближе, Виктория разглядела выступивший из белокурого виска женщины, маленький кровавый ручеёк, уже образовавший соответствующего цвета округлую лужицу на полу; вся картина подсказывала: проверять пульс – смысла нет.

***

Сев, Тамара посмотрела через плечо в конец класса – Фенин уже полулежал за партой, положив руки на стол и спрятав лицо. Скорее всего, он размышлял, как ему выкрутиться из ситуации, а если не получится, что тогда будет…

– Так, открыли учебники на странице двадцать три, новая тема… – Дмитрий Сергеевич продолжал вести урок, не подавая вида о неприятном событии на перемене; неожиданно дверь открылась, и в класс скользнула единственная отсутствовавшая ученица, на равнодушном лице которой по-прежнему хорошо выделялась алая полоса. Учитель прервался: – Вика, ты была в медпункте?
– Да…
– …Рану обработали?
– Нет.
– Почему? – Игра в краткие объяснения начала надоедать – неужели ответ на общий вопрос «Ты была в медпункте?» придётся по крупицам вытягивать? Однако следующая холодная фраза Виктории абсолютно точно прояснила ситуацию:
– Потому что медсестра мертва. – В классе и так было достаточно тихо, но после этих слов наступило почти гробовое молчание – его портило только слабое гудение электрического тока, бегущего в потолочных лампах. Фенин поднял лицо с парты.
– Что?.. – Тихо переспросил учитель.
– Её убили.
– …Так, всем сидеть на своих местах! – Слова, обращенные к ученикам; Дмитрий Сергеевич схватил девичью руку и вывел Викторию из кабинета следом за собой…


Глава 7: Отмена занятий.


Кабинет директора.

В этом месте редко случаются взаимно приятные беседы: к ленивому начальнику школы многие не питают симпатии, но стараются скрывать это. Ныне не было исключения; однако… неприятной беседа стала именно для ленивого начальника школы. Мария Ивановна, определённо, нервничала – напротив неё сидели двое офицеров полиции:

Толстый майор с сединой в волосах… Этот следователь ей не понравился сразу же, при встрече. Кроме внешности было в нём ещё что-то отталкивающее… Но что именно – она никак не могла понять.

Второй была миловидная, рыжеволосая девушка с погонами лейтенанта…  Да, именно просто с погонами, так как называть «вчерашнюю студентку» офицером Мария Ивановна не хотела из принципа: не женское дело – бандитов ловить!, а молодые мечтательницы, вроде этой, только голову себе ерундой забивают. Однако подсознательно директор понимала, что дело не в принципе (который внезапно обнаружился только в момент знакомства), а в банальной зависти…

Зависти к, наверняка, интересной работе… и к молодости, которая для Марии Ивановны уже стала почти синонимом слова: красота. В общем, лейтенант ей понравилась немногим больше майора, сейчас рассматривающего личные дела двух учеников школы. Девушка быстро печатала что-то на клавиатуре небольшого ноутбука, привезённого с собой; затем внезапно остановилась, чем привлекла внимание майора:

– Катерина, вы уже закончили?
– Да, Олег Романович.

Следователь повернулся к директору:

– Мария Ивановна, я возьму дела этих учащихся с собой, завтра верну.
– Да, хорошо… – Тихо ответила она.
– Ну-с, и последнее: я попрошу вас отменить занятия на сегодня.

Когда согласие директора было получено, офицеры вышли из кабинета, и майор окинул взглядом сидящих на диване в коридоре трёх свидетелей, с которыми ранее беседовал:

Учитель; абсолютно невзрачный человек, даже несмотря на пиджак и галстук…

Старшеклассница, которая нашла тело; похоже, со своими тараканами в голове…

И её одноклассник; видимо, нервничающий больше всех…

Каждому из них следователь ранее дал по визитке с номером своего телефона – на случай «если вдруг вспомнишь что-то ещё…», и более задерживать эту троицу он не видел смысла:

– Дети, можете идти домой, учёба уже отменена. Дмитрий Сергеевич, вам лучше обсудить с Марией… Ивановной продолжение вашего рабочего дня.

Ответом всех трёх стало понимающее молчание. Офицеры удалялись вглубь длинного коридора, пока не скрылись в проёме дальней лестничной площадки; скорее всего, они направлялись к медпункту. Дмитрий Сергеевич зашёл в кабинет директора, не беспокоясь о горячей паре на диване – тем, наверняка, уже не было дела до старых проблем…

Впрочем, он оказался прав: Фенин хотел спросить что-то у молчащей одноклассницы с порезанной щекой, …но не решился и просто ушёл к близлежащей лестнице, поражённый собственным везением – как он понял, инцидент с ножом так и не всплыл в разговоре с полицейскими.

Громкий шум электроники, который в этой школе принято называть звонком, явился для учеников неожиданностью – до стандартного конца урока оставалось ещё минут двадцать… Учителя были в курсе страшного события и именно поэтому не стали задерживать школьников после несвоевременного звонка. Виктория, дождавшись момента, когда силуэт неприятеля исчезнет из виду, поднялась с жёсткого дивана и… заметила: в дальнем конце коридора, со стороны лестницы, показались две знакомые фигуры – Арвил и Тамара. Великие умы, похоже, мыслят одинаково: оба опять решили навестить свидетельницу, очередной урок просиживающую у двери директора. Виктория пошла навстречу…

На каждом этаже здания была установлена применяемая в крайних случаях система радиооповещения, поэтому неожиданное обращение директора могла слышать вся школа:

– Учащиеся, внимание! Все занятия на сегодня отменены, можете уходить домой! – Мария Ивановна повторила ещё раз последнее предложение, выделяя каждое слово для уверенности в том, что все правильно поняли её. Быть может, директор не имела явных ораторских способностей; однако мысль до учеников донесла великолепно, и через минуту в гардеробе образовалась очередь за верхней одеждой.

Трое школьников спустились на первый этаж и прошли мимо злосчастного медпункта, у закрытой двери которого уже дежурил сержант полиции. Выстояв очередь в гардероб и взяв верхнюю одежду, они собирались покинуть школу; но оклик знакомого голоса не дал дойти до выхода:

– Вика!

Попутчики обернулись. Быстрым шагом их догонял Дмитрий Сергеевич, в руке у него был…

– Вика, твой рюкзак! – Учитель остановился и приподнял висящую на его указательном пальце сумку.
– Чёрт… Я о нём совсем забыла.
– Внимательнее надо быть. Если бы я вернулся в класс чуть позже, то вряд ли бы успел… – Он держал рюкзак за маленькую ручку сверху лямок, повёрнутых в противоположную от Виктории сторону; так что рюкзак она взяла за ту же маленькую ручку, при этом случайно схватив указательный палец учителя.

Если бы кто-то из них знал заранее, чем впоследствии обернётся эта случайность…

Твердоватая и, словно проеденная миниатюрными трещинами, шершавая подушечка пальца – незначимая для большинства людей деталь Викторию ужаснула мгновенно, заставив взглянуть на руку учителя: Большой палец и наполовину разжатый указательный – оба бледно блеснули в свету коридорной лампы, будто покрытые засохшим клеем…

– Вика, ты в порядке? – Дмитрий Сергеевич пристально вглядывался в лицо ученицы, которая словно не могла разжать руку…
– А? Извините, задумалась. – Спокойный ответ или, наверняка, будет лучше сказать, она изобразила спокойствие так хорошо, как только могла; Виктория не без усилия воли сумела отпустить палец учителя, и рюкзак оказался в её руке. – Спасибо вам… До свидания.
– Пока всем; и, Вика, …просто постарайся не думать о сегодняшнем. – Учитель закончил разговор на дружеской ноте, но странное беспокойство теперь не покинет его. Тем временем сердце Виктории колотилось так же бешено, как и три недели назад…


Глава 8: Дорога домой.


Со стороны лесопарковой зоны доносилось приглушённое карканье – скорее всего, там пережидала непогоду воронья стая, что ранее наблюдала с электропроводов за жизнью улицы. Дождь накрапывал неохотно: его частицы падали на асфальт далеко друг от друга, как бы стараясь не задевать трёх возвращающихся домой школьников. Впрочем цвет неба давал знать, что эта ленивая морось может обратиться неслабым ливнем в любой момент…

Для Виктории и Арвила стало немного неожиданным то, что попутчица решила завязать разговор на тему, которую уже затмило недавнее, жуткое событие:

– Почему ты заступилась за меня? – Тамара смотрела на идущую рядом одноклассницу. – Я тут подумала: многие люди иногда воображают себя в ситуациях, где приходится спасать девушку от плохого парня, вот только если кто-то из них увидит ситуацию в реальности, то, наверняка, предпочтёт «не заметить» проблему. И в том дворе многие прошли мимо, якобы ничего не заметив; но не ты.

Кое-что в интонации суждения было не так: мягкая нота неуверенности в тихом голосе более не существовала, вместо неё присутствовало что-то, что смогло заставить Викторию насторожиться… К тому же, она обратила внимание на взгляд Тамары: пристальный и немного бестактный, словно та не просила, а требовала ответ…

– Я просто решила вмешаться. Такие, как Фенин, мне не нравятся.
– Многим такие люди не нравятся, но не у всех хватает смелости хотя бы высказать им это в лицо; а заступиться за незнакомого человека – тем более.
– …

Тамара так и не получила ответ на свою подразумевающую вопрос фразу, поэтому продолжила:

– В твоей жизни произошло что-то, верно?

Арвил до этого старался не подавать вида, что идёт рядом, учитывая тему диалога (вспоминать бегство с поля боя было неприятно); но вслед вопросу мгновенно повернулся к попутчицам… Виктория молча шла вперёд, а Тамара фактически вымогала ответ откровенно наглым намёком:

– Обычно сначала что-то ломает миролюбивый характер, и только после этого ты понимаешь, что махать кулаками и называть мразью мразь очень легко…
– Я не собираюсь откровенничать на эту тему. Просто прими как факт. Хорошо?
– Хорошо. Извини… – Ответ прежним, немного неуверенным тоном; Тамара, кажется, поняла, что перегнула палку. Но Арвил не понял:

«Почему так сложно рассказать, что повлияло на твой характер?» – он всё же не рискнул спросить; однако вместо этого решил повернуть русло разговора в другую интересную ему сторону:

– Есть над чем задуматься – уже ВТОРОЙ труп… Может, действительно, маньяк завёлся?

Тамара, явно, не собиралась переспрашивать; исходя из этого, Виктория была единственной, неосведомлённой в ситуации:

– Ты о чём?.. – Она вопросительно посмотрела на брата.
– Пятнадцатого сентября случилось похожее убийство… Те же детали: женщина, убита ударом в висок, в этом же районе, свидетелей нет. Об этом и по телевизору говорили, и в газете писали…

Виктория перевела взгляд на Тамару; попутчица посмотрела в ответ, но молчанием дала догадаться, что не хочет поддерживать эту тему. Арвил не мог уловить, почему ему вдруг показалось, что спокойная, как удав, кузина всё же нервничает…

Минутный остаток пути в молчании, и Арвил указал на немного занесённый опавшими листьями проход во двор одной из серых пятиэтажек, намекая на подходящее время прощаться:

– Ну, нам сюда.
– А мне дальше… – Тамара помахала на прощание рукой. – Пока.
– До встречи. – Виктория ответила тем же жестом. Затягивать расставание никто не хотел, так как дождь усиливался; Тамара убежала вперёд, а брат и сестра прошли в подъезд дома. Поднимаясь на четвёртый этаж, Арвил решился уточнить кое-что:
– Мне показалось или твоя подруга, правда, немного… странная?
– Тебе не показалось…

Он надеялся на продолжение тихого ответа, однако подразумеваемое многоточие так и осталось многоточием…

Поворот ключа детской рукой – дверь квартиры открыта.

– Что-то вы рано. – Дружелюбный, но сонный голос принадлежал стройной, светловолосой женщине, вышедшей из дверного проёма «гостиная – коридор».


Глава 9: Обеденный перерыв.


Школа почти опустела: ученики разошлись по домам, да и учителей Мария Ивановна решила не задерживать. Прохлада воздуха в школьной столовой теперь хорошо ощущалась.

– …Спасибо ещё раз, Санёк. Информация о Вороновой, действительно, очень интересна.
– Да не за что. Бывай.

Следователь закончил телефонный разговор и перевёл взгляд на Катерину, только что подошедшую к его столу.

– Олег Романович, можно присесть? – Спросила она, держа в руке поднос.
– Конечно. Незачем так скромничать. – Улыбнулся он. – Работа работой, а обедать тоже нужно.
– И то правда. Я уже забыла, когда последний раз ела в школьной столовой. – Отвечая встречной улыбкой, она села напротив майора. – Кстати, а с кем вы говорили? Это касалось Вороновой, ведь так?
– Да, немного пообщался со своим давним знакомым, он начальник полиции в посёлке «Тёмный»; Воронова родом оттуда.
– И что вы узнали?
– У этой девочки интересная история, оказывается… – Проглотив очередную ложку супа, майор продолжил: – До двадцать седьмого сентября Воронова жила в Тёмном; сейчас – в Городе, у своей тёти. Причина переезда – пропажа родителей примерно седьмого или восьмого числа; родители просто исчезли, и больше их никто не видел. Малоимущие, явных врагов не имели – бежать им было не от кого, да и некуда; обычно, если такие пропадают на три недели, как сейчас, их уже не находят живыми.
– Надо же. – Лейтенант невольно присвистнула. – Интересная история…
– Но всё же вернёмся к нашим баранам. – Майор напомнил о главном. – Если работает маньяк, то пятнадцатого числа, когда было похожее убийство, Воронова ещё жила в Тёмном – алиби непробиваемое, а сегодня её первый день в новой школе – медсестру она даже не знала…
– Значит, её можно… вычёркивать?
– Получается, так. Но вот, что странно: как-то спокойно она выглядела, будто трупу даже… не удивилась.

«…их уже не находят живыми» – следователь припомнил собственные слова, и внезапно возникшее предположение поразило разум: девочка, чьи родители исчезли, и которая не испугалась найденного трупа; что бы это могло значить – вопрос ненужный…

– Ладно, Саня, чуть позже поделюсь с тобой догадкой… – Задумчивый голос вывел мысль вслух; следователь достал из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку и блокнот; раскрыв его, сделал запись. Видящая эту картину Катерина застыла с ложкой в руке:
– Вы о чём?..
– Да так, о своём; к нашему делу это не имеет отношения. – Убрав блокнот и ручку обратно в карман, майор вновь принялся за еду.
– …Но имеет отношение к исчезновению родителей Вороновой, так? – Догадалась лейтенант. – Не думаете вы, что?..
– Думаю. – Майор с улыбкой перебил. – А вы, Катерина, понимаете с полуслова…
– Есть, у кого учиться. – Ответила она и, понимая, что следователь не особо желает делиться мыслями о Вороновой, со вздохом сменила тему: – Ладно, как вы сами сказали, вернёмся к нашим баранам. Как будем искать убийцу? Что насчёт крови?
– Крови? – Переспросил следователь.
– Да, всё-таки убийца мог испачкаться кровью своей жертвы – замарать руки в прямом смысле, нанося удар…
– Вряд ли. Наш убийца хорошо подошёл к выбору оружия – прокол в виске был небольшой; по-видимому, от чего-то, вроде шила или заточенной отвертки. Такие раны довольно тонкие и поэтому кровоточат слабо.
– Ну… – Задумалась лейтенант. – Тогда какие у вас идеи?
– Видеокамеры. – Констатировал следователь, заканчивая с первым блюдом. – Видеокамеры в школе есть, но в районе с медпунктом не установлены – случайность ли это?
– Не думаю…
– Вот именно. Камеры видеонаблюдения в школе расположены откровенно плохо: в медпункте видеокамер нет, и ни одна камера в коридоре не видит дверь медицинского кабинета (как и снаружи, во дворе, не просматриваются его окна). Кто-то решил сэкономить на безопасности школы, и убийца должен был знать об этом.
– И?..
– Как по-вашему, школьник обладал бы уверенностью, что ни одна камера не увидит его? Нет. Убийцей должен быть работник школы – человек, проработавший здесь довольно долго и, вполне возможно, ещё заставший момент установки системы видеонаблюдения. К тому же, удар был нанесён в висок; хоть это и самая слабая часть черепа, а всё равно кость – чтобы пробить её до того, как жертва закричит и начнёт сопротивляться, нужна соответствующая физическая сила, которой не каждый подросток может похвастаться.
– Надо же, а вы сильно сузили круг потенциальных убийц! – Обрадовалась лейтенант, и майор наигранно поскромничал:
– Верно, мысль неплоха; но, чтобы сделать этот круг ещё уже, нужно поточнее определить время смерти; придётся ждать… – Тут зазвонил мобильник следователя; достав телефон из кармана, он ответил: – Да.
– Олег Романович, мы закончили с медпунктом. – Сообщил голос из трубки.
– Интересное есть?
– Ну, кошелёк не тронут, более-менее ценные вещи на месте. Явных следов насилия, кроме укола в висок, нет; но конкретнее только в морге. Есть отпечатки, волосы… – Голос замолчал.
– Ясно, скоро подойду. – Следователь нажал кнопку завершения звонка и посмотрел на Катерину. – Как я и думал, в медпункте ничего не нашли – только чьи-то отпечатки и волосы, но толку от них, наверняка, не будет. Двое старшеклассников, Алексей Фенин и Алиса Гласко, были в медпункте этим утром; а туда их привёл учитель, Дмитрий Сергеевич… Так что народу там побывало предостаточно.
– А Воронова… не была с ними в медицинском кабинете? – Подумала уточнить лейтенант.
– Не была. Учитель оставил там только Фенина и Гласко, а Воронову отвёл к директору – на разъяснительную беседу.

Пообедав, единственные посетители школьной столовой вышли в тихий коридор и направились к медпункту. Навстречу им из проёма лестничной площадки показалась невысокая, полноватая фигура – директор не выдержала и решила проверить, как продвигаются дела у полицейских. Остановившись, она вопросительно взглянула на офицеров; но, казалось, ещё не определилась, с чего начать разговор…

– А! Мария Ивановна, благодарю за помощь, эти бумаги мне больше не понадобятся. – Следователь достал из своего портфеля и протянул директору личные дела учеников, которые она нерешительно приняла:
– Вам… это уже не… нужно?
– Теперь нет. Но могу я просить ещё одну услугу?
– Да… – Мария Ивановна мысленно назвала собеседника лицемером – следователь сам знал, что она не сможет отказать.
– Мне нужны записи с камер видеонаблюдения на первом этаже и лестницах.
– Да… В архиве, в компьютере есть… видеозаписи. – Тихо ответила директор, и следователь мигом повернулся к лейтенанту:
– Катерина, передайте медикам, что могут грузить тело; только чтоб без меня даже мотор не заводили!

Марию Ивановну ошеломили эти фривольные слова; однако их интонация пролила свет на то «что-то отталкивающее», что ей не нравилось в следователе с момента знакомства, – этот тип выглядел, как пятидесятилетний разгильдяй: лишний вес, щетина на лице, плохо завязанный галстук; НО… от своей работы он получал удовольствие! – опять зависть…


Глава 10: Женские секреты.


– Здравствуйте, Елизавета Владимировна. – Виктория со слабой улыбкой поприветствовала свою тётю – жизнерадостную женщину в футболке и джинсах, любящую также разгуливать дома босиком. Арвил удивился той улыбке – новому для него выражению лица кузины; но однозначно понял, что она без притворства радовалась встрече.
– Привет обоим. А что с щекой? – Елизавета Владимировна смотрела на лицо племянницы.
– Упала. На улице дождь – скользко.
– Кхм… – Арвил случайно издал этот звук, пытаясь подавить смешок (почему-то ему показалось забавным то, как кузина нагло врёт с невинным личиком). Ещё в школе он узнал о второй стычке, задав Виктории тот же вопрос о щеке; но и тогда она умолчала о том, как именно порез появился, – драка, и всё тут.
– Понятно… Тебе лучше промыть рану. И… можешь называть меня Лиза, но, пожалуйста, без тёти.

Стоит заметить, что малообщительная Виктория никогда не считала разговорчивую тётю Елизавету излишне многословной; но Арвил этого ещё не знал:

«Подружку пытается завести. Мама, ты не представляешь, как ты обломаешься…».

– Почему… Лиза и без тёти? Например, сокращать ваше красивое имя мне не хочется.

«Ну, я так и думал…».

– Снова ты об этом. Вот я не вижу ничего плохого в сокращении имени; а по поводу тёти: я только в два раза старше тебя. Тебе ведь семнадцать?
– Шестнадцать. Семнадцать будет в октябре.
– Ну, пока что чуть больше, чем в два раза… Ладненько, можешь называть просто Елизавета?
– Могу.
– Хорошо. Иди, промой царапину, а то я тебя уже заговорила…

Сбросив рюкзак, куртку и ботинки, Виктория прошла в ванную; Елизавета Владимировна тем временем задала вопрос сыну:

– Ну… Почему так рано?

Арвил молча переводил взгляд с её лица на приоткрытую дверь ванной и обратно… Мать продолжила:

– Что-то случилось? Да?..
– Да. Но начинать в коридоре и без неё… – Он кивнул в сторону кузины за дверью. – Неинтересно.
– Ладненько… Я надеюсь, вы не влипли во что-нибудь. Расскажете за столом, но я сама недавно проснулась, поэтому завтрак… или уже обед придётся подождать.

***

Кухня. Завтраком или уже обедом оказались пельмени, разогретые в микроволновке. Если бы у кого-то хватило отваги провести конкурс «Мисс Плохая хозяйка», Елизавета Владимировна, несмотря на свою доброту, попала бы в тройку лидеров, так как готовить не умела и даже не считала нужным учиться этому. Как и любому ребёнку, Арвилу нелегко было таить секрет, дожидаясь подходящего момента, и сейчас он был вознаграждён за терпение зрелищной реакцией матери:

– Убили?!. Да ты что, Арвил?!
– Ага, и Виктория нашла труп…

Ошеломлённая тётя мигом устремила взгляд к племяннице:

– Труп нашла?!

Виктория, дожевав пельменину, ответила:

– Да, затем разговоры с учителями и полицейскими плюс уговоры школьного психолога посетить его кабинет после допроса, …безрезультатные.
– …Ты не была в участке?
– Нет, несовершеннолетнего свидетеля без опекуна туда никто не повезёт; да и многого от меня не хотели – лишь рассказала, как нашла тело.
– А мне ведь никто не звонил…
– Я им сказала, что вашего номера не знаю.
– …Зачем?
– Чтобы от меня поскорее отвязались.
– Но… Арвил знает мой номер. – Елизавета Владимировна посмотрела на сына; племянница продолжила:
– Про него я решила помолчать, раз уж меня не особо о родственниках расспрашивали.
– А ничего, что ты…
– Ничего, им нужно – сами уточнят.
– Ясненько… Так как ты нашла… медсестру?
– Подралась, и учитель отправил меня в медпункт.
– Хм, никак не избавишься от детских привычек… Царапину в драке получила?
– Да.
– А говорила: упала. Врушка.
– Я доел. – Мальчишеский голос разрядил какофонию женского диалога; Арвил вышел из-за стола и положил тарелку в раковину. Дополнить разговор теперь ему было нечем; да и, как он понял, беседа этих двоих сегодня затянется…
– За уроки не думаешь садиться? – Елизавета Владимировна бросила вопрос вслед вышедшему в коридор сыну.
– Мама, пощади. – Он зашел в свою комнату и закрыл дверь. Дождь за окном кухни постепенно набирал силу и к этому моменту превратился в настоящий ливень, более свойственный летнему сезону. Вскоре мутное небо озарилось вспышкой молнии… И раскат грома прокатился по улицам Большого Города.
– Теперь можем говорить свободно. Я так и знала, что Арвила надолго не хватит. – Тон Елизаветы немного изменился: рассеянного удивления, которое образовалось в добром голосе после новости об убийстве, вновь не было…
– Да, он слабенький мальчик; зато очень умный. Симпатичная у вас… квартирка. – Глаза племянницы скользнули по стареньким стенам кухни.
– Виктория…
– Да?
– С кем ты подралась? – Елизавета опять взглянула на порез.
– Это так важно?
– Хочу убедиться, что ты не угодила во что-нибудь серьёзное.

Подростки часто скрывают от родителей и прочих родственников свою личную жизнь; однако тётя была для Виктории тем единственным человеком, кто не лез в душу без необходимости. Если Елизавета беспокоится – значит, есть причины (к тому же, нож у лица – разве не причина не молчать?); Виктория вздохнула:

– …С Фениным, каким-то Лёшей.
– Выбрала же вариант… – Интонация фразы, вне сомнений, была осуждающей.
– Вы его знаете?
– Да. Отец этого придурка из блатных, недавно с зоны откинулся…
– Что?
– Из тюрьмы вышел, говорю. Сына своего ничему путному не научил, вот тот и считает, что ему по жизни все обязаны. И эта царапина… слишком уж похожа на след от чего-то режущего…
– Да… От чего-то…
– ЧТО?.. – Обеспокоенный вопрос стал реакцией на подтверждение намёка; но племянница дала понять безразличьем в голосе, что теперь волноваться излишне:
– Да так, позже расскажу, история длинная, а сейчас… – Разглядывая надетую на вилку, последнюю пельменину, Виктория сменила тему: – В общем, убийство в школе было не первым, правда?
– Ты говоришь о… убийстве проститутки? Пятнадцатого числа?
– Вот уж не знала, что жертва – проститутка, ну да ладно… Она была заколота? Как и медсестра?
– Да. Думаешь, серийный убийца объявился?
– Думаю… Ну…
– Да говори ты уже. – Елизавета подтолкнула колеблющуюся племянницу, которая, в итоге, призналась:
– У меня есть предположение, что убийца – мой учитель физики.
– Хм… Смелое предположение. – Отметила Елизавета, и намекнула: – Значит, у тебя должна быть причина так думать…
– Причина есть: я случайно заметила слой засохшего клея на его пальцах. Суперклеем ведь можно скрывать отпечатки…
– …Логично. А ты уверена, что он не мог просто испачкаться? Клей – вещь капризная…
– Уверена. Ровный, прозрачный слой, и минимум на двух пальцах. Теперь думаю, сообщать об этом полиции… или нет. – Виктория достала из кармана брюк небольшой квадратик картона с напечатанными телефонным номером и именем: Крайний, Олег Романович. Это была визитка, которую дал следователь.
– Не понимаю твоих сомнений. – Ответила Елизавета.
– Ну… – Виктория посмотрела в дверной проём кухни, как бы желая удостовериться, что кое-кто третий не мог подслушивать, и продолжила почти шепотом: – У меня плохое предчувствие. ВСЁ ТОЛЬКО ЗАКОНЧИЛОСЬ, и… теперь надо поменьше маячить перед полицией.

Елизавета ответила почти так же тихо:

– Ясно. Но, думаю, вряд ли кто-то в Городе начнёт рыться в твоём прошлом. И ты уже засветилась, когда нашла труп… – Небольшая пауза, после которой она улыбнулась: – Думать нечего, звони. Я не позволю, чтобы мою племянницу учил псих.


Глава 11: Приготовления к охоте.


Закат. Шедший почти всю вторую половину дня дождь только что закончился. Из окна четвёртого этажа хорошо был виден остановившийся во дворе пятиэтажки, белый седан – какая-то иномарка, похожая на компьютерную мышь. Виктория не любила подобные автомобили – не находила в этих мышах-мутантах красоты; а людей, имеющих такие машины, считала безвкусными. Но всё это неважно, именно из этой «мыши» вылез знакомый человек в форме – тот, кому она позвонила…

Крайний хотел было воспользоваться домофоном, однако необходимость в том исчезла – дверь открылась изнутри, выпуская из подъезда укутанного в тёплое пальто, незнакомого старца, который с любопытством посмотрел на заходящего в дом человека в форме. Поднявшись на четвёртый этаж, следователь попытался нажать на кнопку звонка одиннадцатой квартиры; но и эта дверь открылась без просьбы гостя, после чего в проёме показалась знакомая старшеклассница… Похоже, его ждали.

– Здравствуй… Виктория. – Крайний счёл странным получившееся наспех приветствие, но всё же причуду в отношении имени этой девушки помнил, а обращаться к школьнице на вы… Нет уж, увольте.
– Здравствуйте, Олег Романович. Проходите.

Крайний заметил равнодушный стиль общения старшеклассницы: и в школе, и сейчас «жизни» в голосе не было – словно с андроидом общался. Ему показалось, что эта девушка на своём ещё коротком жизненном пути встретила слишком мало счастья, …и именно поэтому она идеально смогла бы сыграть роль хладнокровного убийцы. Но всему своё время, а сейчас визит по другому поводу; Крайний закрыл за собой входную дверь.

– Можете не разуваться.
– Уверена?
– Уверена. Идёмте в гостиную.

Не то чтобы дома не следили за чистотой, просто Елизавета заранее предупредила племянницу, что из тапочек есть только женские и детские, а заставлять гостя ходить босым как-то… слишком уж. Крайний вытер ноги о коврик в прихожей и, вслед за Викторией, прошёл в небольшую комнату, которая выполняла в жилище роль гостиной. Обстановка здесь оказалась образцово незамысловатой: присутствовали только нужные в повседневности вещи, и никаких безделушек за стеклом серванта, дешёвеньких картин на стенах или даже… фотографий не было. Однако внимание следователя сразу же приметило стоящий у левой стены манекен для бокса и лежащую рядом пару тяжёлых на вид гантель; тот, кому принадлежит эта комната, определённо, следит за собой. Но настоящим удивлением стало то, что он увидел в правом от двери углу, – в кресле, уделяя внимание ноутбуку на коленях, сидела красавица… далеко не заурядной внешности:

Светлые… Нет, молочно белые волосы, прибранные чёрным ободком…

Бледная, почти белая кожа…

И тусклые голубые глаза с красноватыми зрачками.

– Знакомьтесь, моя тётя… – Начала Виктория.
– Альбинос… – Проговорил гость.
– Что? – Елизавета отвлеклась от монитора, и Крайний опомнился – он смотрел на незнакомую женщину, затем резко перевёл взгляд на старшеклассницу и увидел её удивлённые глаза.
– А… Прошу прощения, я… Я подумал вслух. – Гость поспешил с объяснениями. – Н-да, неудобно получилось…

Елизавета улыбнулась:

– Хм… Да ничего страшного… – Она встала с кресла, держа ноутбук в правой руке, и левой – сняла с головы чёрный ободок наушников, из-за которых не слышала, как открылась дверь. – Я, правда, альбинос. И… меня уже давно не называли так. Ну, товарищ следователь, вы здесь по работе – я могу выйти, если надо…
– Нет, что вы! Вы не помешаете… Елизавета Владимировна. – Крайний успел оценить и внешнюю молодость собеседницы-альбиноса – в его голове мелькнула мысль, что единственная вещь, которая могла бы твёрдо выдать её идущий четвёртый десяток, – это паспорт; всё-таки информацию об этой женщине Крайний знал лишь со слов Виктории.
– Правда, не помешаю?
– Да. – Он утвердительно кивнул.
– Ладненько. – Елизавета вновь уютно устроилась с ноутбуком в кресле и опять надела свои мониторные наушники. Следователь хотел было представиться; но понял, что момент уже упущен, …да и его имя не очень интересует эту женщину. В наушниках, наверняка, играла музыка, а манипуляции беспроводной мышью и бег пальцев по клавиатуре позволяли предположить, что она увлечённо пишет что-то… И опрос племянницы её не волнует… Или она просто делает вид, что не волнует.

«Странная женщина…» – он опешил, но успокоился, поняв, что хотя бы эту фразу удержал. Лишь пару минут здесь, а уже вспотел.

– Олег Романович, садитесь. – Виктория указала гостю на один из двух стульев за столом у окна, сама села на второй. Опрос начался.
– Итак, ты позвонила (если честно, не ожидал) и сказала, что заметила что-то, похожее на засохший клей, на пальцах твоего учителя. Напомни, у кого…
– У Дмитрия Сергеевича, учителя физики.
– Ты видела… клей на одном пальце или…
– На двух, ровным слоем. Больше я не успела заметить.
– Конечно, клей можно использовать для сокрытия отпечатков пальцев. Но ты откуда это знаешь?
– …Где-то слышала.
– Понятно. Ну-с, тогда у меня всё. – Он встал из-за стола. Викторию удивило то, что в этот раз Олег Романович не стал что-либо записывать и просить её расписываться в показаниях, – не как в школе… Однако она вспомнила: услышав о возможной улике по телефону, этот следователь даже в участок её не вызвал, а решил заехать сам… ПОСЛЕ РАБОТЫ. Так что удивление, скорее всего, было лишним:

«К чёрту… Что хотела – рассказала; он пусть сам решает, насколько это важно…» – и вдруг Викторию будто током ударило – ведь самое главное она до сих пор не узнала:

– Подождите! – Уже мысленно терзая себя за предвзятость, она встала со стула; следователь оглянулся, и последовали тихие вопросы школьницы: – А какая, вообще, вероятность того, что… Дмитрий Сергеевич мог… совершить это? То есть у него было какое-нибудь алиби?
– Ну-с… – Крайний вздохнул. – Нет. По записям со школьных видеокамер можно говорить о том, что ваш Дмитрий Сергеевич был в классе, когда твой одноклассник вернулся из медпункта; но после этого учитель вышел и, судя по видеозаписям, направился на первый этаж… Камеры там установлены не везде, например, возле самого медпункта их нет, поэтому что он там делал – затрудняюсь сказать…

От такого подробного разъяснения Виктория лишь больше изумилась:

– Значит, вы уже наблюдали? Именно за ним? – Она поняла, что подозрения следователя пали на её учителя ещё в школе; однако не могла уловить, почему. Впрочем Олег Романович и не стал объяснять:
– Верно. Он – наш главный подозреваемый. – Загадочно улыбаясь (именно как человек, который знает что-то, чего не знают другие), он отвернулся к хозяйке квартиры; Виктория не стала задавать лишние вопросы, пытаясь убедить себя в том, что всё так и должно быть – всё движется к развязке. Тем временем Елизавета, видя, что гость собирается уходить, отложила в сторону ноутбук с наушниками и поднялась с кресла. Заранее попросив молчать о деталях дела, Крайний простился с Викторией и её тётей, которая, по его мнению, этой школьнице больше в старшие сёстры годилась: и внешностью, и поведением…

Дверь квартиры закрылась. Спускаясь по лестнице и попутно пытаясь отложить на второй план впечатления от необычной обстановки квартиры и её хозяйки, Крайний размышлял над полученной информацией – на его памяти клей использовался изобретательными киллерами, особенно в жаркую погоду, когда перчатки выделялись бы; но чтобы клеем пользовался маньяк… Необычно, но логично: время для надевания-снимания перчаток тратить не надо, да и перчатки можно считать уликой, а клей заметить непросто – умно, не поспоришь. Выйдя из подъезда, Крайний направился к машине; солнце уже село. Виктория позвонила ему ещё днём, но из-за мороки со вскрытием и выяснением времени смерти он смог приехать только вечером. Однако теперь время смерти известно: промежуток между второй половиной восьмого и первой половиной девятого утра. Благодаря этой информации, записям с видеокамер на лестницах в школе и рассказу Вороновой круг подозреваемых сузился до одного человека. Тут в голову Крайнего пришла смелая идея, как можно было бы разоблачить убийцу в кратчайшие сроки. Сама-то идея смелая и слишком неожиданная, чтобы противник был готов к подобному повороту событий; но всё равно – риск провала есть; к тому же, чтобы всё получилось, придётся позвонить Марии Ивановне и сказать, чтобы она возобновила занятия в школе (то есть придётся соврать, что никакого маньяка нет). Ну да ладно; стоять на месте – тоже не вариант. Нужно рискнуть.

***

Квартира. Входная дверь закрылась, и из своей комнаты в коридор вышел Арвил:

– Как-то быстро вы закончили.
– Необязательно было прятаться. – Виктория смотрела на брата, как на человека, совершившего глупость.
– Для тебя же старался, ведь это ты не додумалась рассказать, что у тебя есть… брат. – Оправдание убедительное; но всё же оно было сломано аргументом матери:
– Арвил, ты мог просто выйти и поздороваться – ничего страшного не случилось бы. А плохая осведомлённость о родственниках – это уже вина самой полиции. – Елизавета прошла из коридора обратно в гостиную; выключив ноутбук, поставила его на полку за стеклянной дверцей серванта, что стоял справа от окна, сквозь которое можно было видеть садящегося в белый автомобиль следователя. А Виктория тем временем припомнила, как в школе, на процедуре установления личности свидетеля, наличие братьев или сестёр решила не подтверждать:

«Да ладно уж… Подразумевалось, родные братья и сёстры… Хотя…» – из раздумий её вывел голос Елизаветы:

– Точно, Виктория, надо бы тебе заранее постель приготовить.

Племянница опомнилась: той ночью она спала на кровати тёти, но сейчас… не будут же они делить одноместную койку? Виктория и Арвил зашли в гостиную; Елизавета вернулась к креслу, откинула назад его спинку и выдвинула вперёд нижнюю часть – кресло стало небольшой кроватью.

– Не самый удобный вариант; но клопов в нём нет – это точная инфа. Подожди немного, скоро и тебе купим нормальную кровать.
– Я не привереда, так что выживу. – Племянница ответила с той же улыбкой, которая появлялась только в беседе с тётей. Чуть позже Елизавета включила телевизор, желая увидеть сегодняшний выпуск местных новостей; присоединившаяся к ней Виктория поняла, что не ошиблась в ожиданиях, наблюдая освещение недавнего убийства в качестве главной новости дня. В принципе, они не узнали бы ничего нового, если бы не одно но: Мэр Города объявил о приостановлении занятий в школе, ставшей местом преступления, так как следствие по делу ещё не проверило возможную связь между смертью школьной медсестры и не очень давним убийством проститутки; иными словами: являются ли эти происшествия результатом действий серийного убийцы – обязательно предстоит выяснить, дабы не подвергать учеников и учителей возможной опасности…

Что ж, походы в школу откладываются на неопределённый срок; не слишком переживая по этому поводу, Виктория начала готовиться ко сну. Елизавета пожелала Арвилу спокойной ночи и прикрыла дверь в его комнату, затем потушила свет в своей. Едва забравшись под одеяло, она услышала в темноте голос со стороны кресла-кровати:

– Елизавета… – Негромко проговорила племянница.
– Что? – Так же тихо откликнулась тётя.
– Хотела спросить… Почему у вас нет фотографий?
– То есть? У меня есть фотографии – они в альбоме, если тебе интересны.
– Я имела в виду, почему в вашей комнате нет фотографий… на видном месте – семейных фото в рамках, которые обычно висят на стенах или стоят на полках.

В ответ из темноты раздался скромный смешок:

– Можешь считать это… одним из моих бзиков, но я просто уверена, что фотографии должны иметь смысл. Фотографии у меня всегда ассоциировались с определёнными воспоминаниями, и я не хочу… лишать себя этих ассоциаций. Если фотографии будут, например, висеть на стене, то они станут частью… чего-то повседневного – станут чем-то, мимо чего я буду проходить каждый день, даже не замечая этого, – я буду воспринимать их, просто как часть обстановки – естественную и малоинтересную. Если бы они постоянно находились на видном месте, я бы в них даже не всматривалась… Этого я не хочу.
– Но в комнате Арвила… есть фотографии.
– Фотографии его отца… – Шёпотом уточнила Елизавета. – Арвилу они нужнее, чем мне. Если бы Арвил не смотрел на них каждый день, он бы даже не помнил, как его отец… выглядел.

Во тьме застыло неловкое молчание; через пару мгновений Елизавета продолжила шептать:

– Если хочешь спросить что-то ещё – я не против. Что угодно…

И вновь тишина, будто Виктория всерьёз сомневалась…

– Что с ним случилось – с отцом Арвила? – Наконец, выдохнула она.
– Автокатастрофа. Он был стритрейсером – разбился на мотоцикле во время одной из гонок.
– Прости… Я соболезную. – Шепнув в темноту, Виктория услышала в ответ приглушенный всхлип:
– Да ничего… Ты хотела знать – я ответила; всё в порядке. Если бы не Арвил, я не знаю, как бы я пережила… то время. Тогда моей единственной причиной… не сдаваться был мой сын. Если бы не он, я бы, наверное, окончательно сошла с ума…

Виктория размышляла над услышанным и понимала: если сейчас включить свет – той жизнерадостной тётиной улыбки, к которой она привыкла… Этой самой улыбки она не увидит.

– Тебе должно быть странно… слышать от меня такое. – Шёпотом решила Елизавета.
– Нет… Ничуть. Я понимаю вас – всё ещё понимаю.


Глава 12: Рандеву.


Лесопарковая зона.

Это место расположено на окраине Большого Города и является популярным среди молодёжи. Впрочем после заката здесь редко кто-то задерживается, так как эстетика места мало подходит для вечерних прогулок…

Но, тем не менее, один молодой человек сидел на одной из парковых скамеек под уличным фонарём. Достав из кармана кожаной куртки мобильный телефон, он посмотрел время на экране: 21:04. Как и многие парни, этот ждал девушку, которая опаздывала. Вздыхая, парень невольно вспомнил часть своей вчерашней интернет-переписки – на так называемом «Форуме всадников» какая-то девушка ответила, что располагает одной деталью для мотоцикла, которая теперь нужна ему благодаря «стараниям» одной неуклюжей велосипедистки. Ближайшая к северному выходу из парка скамейка – здесь назначена встреча, и поначалу такая идея казалась неплохой: тихое место, при этом до освещённых вечерними огнями, шумных городских улиц рукой подать… Но теперь парень всё более склонялся к мысли, что соглашаться не стоило. Ждать кого-то даже на окраине тёмного парка – удовольствие тоже сомнительное; уже здесь фонари расположены не особо близко друг к другу, нормальные люди в такое время по парку не гуляют, а в случае чего – теперь ведь даже ножа нет…

– Чёрт бы побрал этого Сергеича… – Негромко выругавшись, Фенин продолжил ещё тише – в мыслях: «Такая бабочка была… Повезло ещё, что ментам не сказал…».

Почему учитель не сообщил о ноже «ментам», Фенин лишь гадал, – наверное, банально потому, что мороки с найденный телом уже хватило. Или же преподаватель просто пожалел неразумного ученика… Но нет – думать о жалости к себе не хотелось вовсе. «И эта… Чё она мнит о себе?»…

Фенин в очередной раз со сжатыми кулаками вспомнил о проблеме, появившейся вчера… И снова пытался придумать, как теперь от проблемы отделаться; ведь если это не произойдёт в ближайшее время, то по школе (а то и по району) разойдутся слухи. Так как вчера он проиграл дважды… Дважды? Нет, он помнил прощание с этой новенькой… и тот вопрос, который не осмелился задать, – он ушёл молча, ни с чем, проиграв за один день ТРИЖДЫ.

От сидения в одиночестве в голову лезли разные мысли, но ни одна из них близко не являлась решением проблемы; вспомнилась даже целая история – Фенин знал одного парня, который когда-то был чуть ли не первым пацаном на районе,  …а теперь лыбится у кассы перед посетителями какой-то кафешки – стал пай-мальчиком. О причине смены жизненной позиции тот парень говорить не любит; однако Фенин знал, что именно стало той самой причиной: Тот парень был не дурак покурить (причём, не сигареты). В общем, однажды ночью, закупившись немаленькой партией какой-то дури, он возвращался домой и совершенно случайно наткнулся на ментов… со специально натасканной на дурь собакой. Чтобы те отпустили, пришлось давить на жалость и умолять – в итоге, менты только дурь конфисковали; …но страх, который он испытал тогда, он помнит и сейчас – даже курить дурь после той ночи не может. У парня банально сдали нервы, и он понял, что с него хватит такой весёлой жизни.

Фенин взял эту историю себе на заметку тогда, и именно сейчас он продолжил мысль: А если настал ЕГО момент, когда пора браться за голову? Тем утром он проиграл трижды и лишь чудом избежал последствий от пореза одноклассницы… Вряд ли ещё когда-то в жизни ему было так же страшно, как вчера, отвечая на вопросы того стереотипного, толстого майора. Но новенькая не проболталась – вроде по понятиям себя повела… И теперь он должен ей, как ни крути.

«Ладно! Хочет – пусть сама трясёт младшеклашек! Уступлю ей, не сложно. Да и, может…» – Фенин не сдержал улыбку – возникшая мысль показалась ему одновременно смелой, интригующей… и забавной; но почему-то вполне реалистичной. «А, чем чёрт не шутит! Девчонка интересная и собой неплоха. Может, замутить с ней удастся; да и за нож надо бы извиниться – ведь сам не хотел…».

Резкое карканье донеслось откуда-то сзади; Фенин обернулся… Но во тьме не разглядел ничего, кроме тусклых очертаний деревьев и луны, небрежно прикрытой тёмными облаками. Ждать здесь далее пропало всякое желание. Он опять посмотрел на экран мобильника: 21:11.

– Ну, всё. К чёрту… – Фенин встал со скамьи; но не ушёл… Так как приближающийся рёв мотоцикла намекал, что обещанная встреча всё же состоится.

***

«Рыженькая…».

Рыжие волосы и зелёные глаза, благодаря яркому фонарю над головой казавшиеся весьма выразительными. При каких-либо других обстоятельствах он никогда бы не подумал, что такое сочетание может быть столь идеальным; да и на цвет глаз девушек он редко обращал внимание – мужское начало заставляло смотреть ниже… Но и там всё было без изъяна.

– Э-эй, ты живой? – Незнакомка в чёрном сидела на чёрном же мотоцикле, держа шлем в руке и смотря на задумавшегося парня слева от себя.
– А… Извини, да. То есть… ты Лена?
– Ага. Прости, что так долго; сама не ожидала, что задержусь. – Она слезла с мотоцикла и вытащила из сумки для инструментов, прикреплённой к бензобаку, запасную заднюю фару. – Вот, держи. Как и обещала.

Фенин сделал шаг… и внезапно встал, как вкопанный. До этого момента девичье лицо было видно только в полуанфас слева, а теперь – в профиль; в столбе фонарного света он лучше разглядел лицо и… тонкий, длинный порез на правой щеке.

– Э-э-эй! – Мотоциклистка игриво пощелкала пальцами перед носом застывшего собеседника. – Ты в порядке? Выглядишь, будто привидение увидел.
– А? Да… В порядке. – Фенин опять задумался – лицо было незнакомым, голос тоже, но порез… Верить в столь непонятное и пугающее совпадение попросту не хотелось; однако царапина, явно, выглядела знакомо.
– Ну, проверяй. Как? Подходит? – Собеседница протянула Фенину мотоциклетную фару, которую тот взял и осмотрел, пытаясь унять дрожь в руках.
– Д-да. Спасибо. Так… Триста? Как договаривались? – Он достал из кармана три банкноты по сто рублей.
– Да, триста. Тебе, кстати, повезло, что у меня была лишняя. В магазинах такие стоят от тысячи и выше. – Мотоциклистка взяла деньги, а Фенин вздохнул с облегчением – сделка завершилась и, похоже, его волнение было напрасным. Но, успокоившись, он почти машинально подумал о другом – хотя собеседница казалась старше его, просто так расставаться с красоткой всё же не хотелось:
– Ну, Лена, если, типа… Тебе тоже что-то нужно будет, то тоже пиши на форуме. «Ник» знаешь.
– Хм, не учи учёного. – Мотоциклистка улыбнулась; Фенин смекнул, что уезжать она не особо торопится, и поспешил продолжить общение:
– Ну, э… Можно спросить?
– Ага.
– Откуда эта… царапина? – Любопытство взяло своё – он указал взглядом на правую щёку Лены, и мотоциклистка, состроив кислую мину, ответила:
– А… Та ещё история, не хочу рассказывать… с сухим горлом.
– Что?

Собеседница не стала медлить с уточнением: как бы желая удостовериться, что в тихом парке, действительно, никого более нет, она посмотрела по сторонам и спросила:

– Ты пиво будешь? – Не дожидаясь ответа, мотоциклистка достала из сумки для инструментов бутылочку с чем-то тёмным внутри и села на скамейку. – Садись рядом.

Она отпила из горлышка и предложила бутылочку собеседнику. Отказываться от дальнейшего разговора Фенин не хотел, но и садиться почему-то не решался – вместо этого, взяв в руки, осматривал полулитровую, пластиковую бутылку с подозрительно тёмным пивом – повернув её к свету фонаря, прочитал надпись на этикетке:

– Так это же квас…
– Это не квас, а разливное тёмное пиво в бутылке от кваса. Такое хоть в школу можно приносить, и никто ничего не заподозрит; если, конечно, ты случайно не напьёшься на перемене. – Мотоциклистка улыбнулась. Ещё немного подумав, Фенин присел рядом и сделал пару глотков, впервые в жизни пробуя тёмное пиво; оно казалось лучше всего, что ему удавалось доставать ранее, – вкус у собеседницы, определённо, был. Хотя её собеседника немного смутило то, что едва знакомые люди сидят бок о бок и делят одно пиво на двоих, но это показалось мелочью – в конце концов, Фенин не имел ничего против красивых женских губ, которые касались горлышка бутылки.
– Так, расскажешь про… царапину? – Напомнил он; мотоциклистка пригубила из бутылки и, нерадостно вздохнув, ответила:
– Ну, история неприятная. Встретила парня, а он оказался козлом. В один прекрасный день достал нож… и порезал мне лицо; а потом… – Она выпила ещё, передала бутылку собеседнику и продолжила: – Я его убила.

Мотоциклистка тихо засмеялась; видимо, намекая на шутливый смысл сказанного; но Фенину от такой шутки стало как-то не по себе. Малость помолчав, собеседница продолжила вновь:

– Грустная история, лучше поговорим о чём-нибудь другом. Например, ты слышал о… метаморфах?
– Не, не слышал. – Фенин поднёс бутылку ко рту, но сделать очередной непринуждённый глоток помешала резкая боль в шее – молниеносная и сильная, словно что-то мгновенно вошло туда и сразу же вышло. Роняя бутылку, он схватился за свою боль – мокрую, будто кровь, и через мгновенье с испугом осознал, что его собеседница держит в руке окровавленное шило, – под ярким фонарём алые капли поверх холодной иглы путать было не с чем. Тем временем убийца, словно стараясь подбодрить парня, который напрасно зажимал смертельную рану, шутливым тоном вернулась к теме:
– Ну так вот, метаморфы… – Она встала со скамьи, отныне смотря на жертву сверху вниз. – Эти мистические существа способны менять… облик – они запросто могут превращаться в любых людей; но если какого-то метаморфа ранить, например, порезать… щёку, то рана станет его отличительной чертой до тех пор, пока не затянется. И каким бы человеком ни становился метаморф, эта РАНА НА ЩЕКЕ метаморфа выдаст…

Слушая эти странные слова, Фенин пытался встать, но предательски подкосившиеся ноги уронили своего хозяина на землю – из узкого прокола в шее кровь струилась неохотно, но жизнь покидала тело куда быстрее. Руки также плохо слушались, но он старался ползти вперёд – мысли были об одном: уйти отсюда…


Глава 13: Читер.


Утром среды погода немного улучшилась в сравнении с предыдущими днями:

Белое небо. Оно было белым из-за затянувших его тонких туч и солнечных лучей, пытающихся прорваться сквозь эти тонкие тучи; синоптики дождя не обещали.

Крайний сидел в своей машине, припаркованной неподалёку от одной десятиэтажки, в которой располагалась квартира потенциального убийцы. Был ли этот подозреваемый убийцей – сомневаться уже не приходилось; однако правосудие всегда требует доказательств – именно для их поиска следователь направил в логово хищника ищейку… Он посмотрел на наручные часы: тридцать пять минут восьмого; значит, прошло более получаса с того момента, как его человек зашёл в подъезд дома. Хотя это не столь важно – времени хватает, всё равно Астеров не вернётся до конца рабочего дня…

Но тут задняя дверь открылась, что и заставило Крайнего отвлечься от часов:

– Наконец-то… – С улыбкой проговорил он себе под нос, предчувствуя хорошие новости.
– Что-что? – Вопрос задал приятной наружности и худощавого вида мужчина лет сорока; слегка смуглая кожа, длинные тёмные волосы, завязанные сзади головы в «конский хвост», и небольшое кольцо-серьга в ухе выдавали цыганскую кровь в жилах этого человека; также на одном из его пальцев красовалось внушительное золотое кольцо с цитрином – жёлтым камнем, который, по поверьям, приносит удачу ворам, мошенникам, политикам и прочим недобросовестным личностям. Цыган сел на пассажирское сиденье позади водителя и закрыл за собой автомобильную дверь с тонированным стеклом, а Крайний перешёл прямо к делу:
– Ну, как?
– Нашёл. То, о чём ты и говорил. – Цыган достал из кармана спортивной куртки свёрнутый целлофановый пакет и передал его следователю. Размотав свёрток, Крайний взглянул сквозь прозрачный целлофан на его содержимое:
– Надо же…
– Ты не поверишь, где он это хранил…
– И не буду сейчас спрашивать. Позже расскажешь.
– …Да? Ну, дело сделано… – Протянул цыган, как бы намекая на ещё кое-что. Опустив пакет, Крайний достал из кармана коричневой куртки, что скрывала под собой погоны на плечах, несколько сложенных вдвое тысячных купюр, которые цыган взял и не забыл пересчитать; после чего попрощался, вышел из машины и закрыл дверь…

Ручник. Один лишь чёрт теперь ведает, кто и когда дал этому вору такую кличку; но не в кличке дело – этот представитель криминальной общины обладал уникальным сочетанием талантов психолога и вора: единожды взглянув на того или иного человека, он практически безошибочно мог определить, где тот или иной человек может хранить самые ценные вещи. Фотография невзрачного учителя и получасовой обыск в его доме – всё, что потребовалось для получения доказательства вины…

«Астеров, Дмитрий Сергеевич. Талантливый педагог и не менее талантливый душегуб… Твоя песенка спета».


Глава 14: Стрельба в школе.


Позавчерашние события получили широкую огласку от СМИ; и такие факты, как откровенно наглое убийство, заметная нехватка камер видеонаблюдения и отсутствие охраны школы в дневное время, наверняка, заставили простой люд вновь собираться на кухнях по вечерам и обсуждать то, как страшно жить в этой стране. Не нашлось никаких чётких доказательств, что это преступление могло быть связано с предыдущим нераскрытым убийством, так что новостью о появлении серийного убийцы решили не злоупотреблять, и поэтому занятия в школе продолжились; но о том, что медсестра – вторая жертва маньяка, и о том, что сам убийца каждый будний день посещает школу, теперь догадывался каждый второй житель района. Многих детей родители просто не отпустили на учёбу, в самой школе это явно ощущалось – в коридоре первого этажа было ненормально малолюдно перед занятиями.

– А где Арвил? – Тамара шла от гардероба вместе с подругой, разговором убивая время до первого урока.
– Елизавета… То есть его мама не отпустила. – Виктории показалось, что ответ получился слишком уж… детский; но всё-таки он отлично отобразил ситуацию.
– Понятно. А тебя почему твоя тётя отпустила?
– Я сама решила не сидеть дома.

Тамара хотела спросить ещё что-то; но её опередил знакомый, девичий голос, донёсшийся сзади:

– Надо же! Ледяная леди. – Интонация не имела дружеской окраски. Обернувшиеся подруги увидели быстро идущую по коридору девушку в чёрной одежде и, поняв, что та направляется именно к ним, остановились.

Тот голос, короткая стрижка, чёрная блузка, чёрная мини-юбка – почему-то этот образ показался Виктории знакомым… Точно, если бы блузка была не чёрной, а розовой! Тогда бы в той девушке без проблем узналась та самая – разговорчивая с соседней парты в кабинете физики.

«Разговорчивая» тем временем подошла, смотря на новенькую одноклассницу откровенно враждебно…

– Ты что-то хотела? – Виктория не подала вида, что заметила недружеский взгляд. Тамара молча наблюдала; но уже поняла, что стоит готовиться к худшему… И девушка в чёрном ответила нагловатым тоном:
– Что хотела я? Всего лишь хотела спросить, ты довольна собой?
– Что?
– Не придуривайся! Я спрашиваю о твоей позавчерашней выходке! – За грубым уточнением она продолжила медленно, растягивая слова: – Забыла? Ты прошла в класс и с невозмутимым видом сказала, чт…

Девушка в чёрном запнулась на слове, хлюпнула носом и перешла на крик:

– А мне что теперь делать?! Моей мамы больше НЕТ! Тебе тогда НЕ БЫЛО дела до этого; и сейчас НЕТ! – Из горящих злобой глаз полились слёзы. Она пыталась утирать их рукой, но слёзы появлялись снова и снова…

Чёрная одежда. Траур. Слёзы. Ненависть к равнодушию. Аргументы весомые; и именно поэтому Виктория из принципа не собиралась извиняться:

– Ты хочешь, чтобы я обняла и пожалела тебя?
– Ш… Что?.. – Скорбящая одноклассница вытерла очередной ручеёк на щеке. Тамара догадалась, что подруга нарочно гнёт палку… и продолжает гнуть:
– Ты права, мне НЕТ ДЕЛА до этого. Но ответь, почему ты спросила, что ТЕБЕ теперь делать? Кажется, ты не столько беспокоишься о близком человеке, которого уже нет; сколько о том, что теперь будет с тобой…

Девушка в чёрном перебила шипением сквозь зубы:

– Т-ты!..

Виктория, без интереса смотря на гримасу злобы, исказившую лицо скорбящей одноклассницы, продолжала язвить:

– Значит, я тоже права. Как теперь ты будешь жить без этого близкого человека? Ты же думаешь об этом…

Вдохнув сквозь стиснутые зубы, девушка в чёрном бросила кисти с окрашенными в чёрный же цвет ногтями к равнодушному лицу обидчицы; но Виктория перехватила оба неуклюжих удара, схватив руками запястья одноклассницы…

– Дмитрий Сергеевич, здравствуйте! – Громкие слова Тамары заставили соперниц отвлечься.
– Разошлись обе! – Послышалось в ответ; преподаватель шёл навстречу школьницам, держа столбом в руках три закрытые картонные коробки.

Виктория отпустила запястья одноклассницы и, сделав шаг назад, встала вне досягаемости тех чёрных когтей; учитель остановился и поставил (непустые – судя по характерному стуку) коробки на пол.

– Зоя, хватит уже… – Тихим голосом он попытался успокоить старшеклассницу в чёрном; но та не стала дослушивать – вновь стиснув зубы за искривлёнными губами, она направилась к лестничной площадке и через плечо бросила обидчице:
– Надеюсь, ты сдохнешь следующей!

Дмитрий Сергеевич не стал что-либо возражать или напутствовать, а просто молча смотрел на удаляющиеся очертания в чёрном… Причина ссоры окончательно исчезла из виду, и учитель, вздохнув с облегчением, прервал недолгое молчание:

– Вика, ты мазохистка?

От нежданного вопроса у Виктории перехватило дыхание; Дмитрий Сергеевич заметил это и продолжил:

– Уже третий раз. Ты специально ищешь неприятности?

Разговаривать с этим человеком после недавнего необычного прощания отсутствовало всякое желание; однако и игнорировать было бы подозрительно:

– А вы, случаем, мне не ангел-хранитель? Уже третий раз вовремя появляетесь.
– Ну, до ангела мне далеко.

«Я и не сомневаюсь…».

Еще один неожиданный вопрос задала Тамара (быть может, выдав определённую невинность своего склада ума):

– А, Дмитрий Сергеевич, кто такая… мазохистка?
– …Не думал, что придётся говорить это девушке твоего возраста, но… вырастешь – узнаешь.

Тамара поняла, что спросила что-то не то; поэтому поспешила сменить тему:

– А что в коробках? Выглядят тяжёлыми…

Обе девушки посмотрели на картонные коробки у ног учителя, и тот ответил:

– Амперметры, вольтметры… В общем, новые приборы для занятий, несу их в кабинет.
– Вам помочь? – Вопрос Тамары к учителю заставил Викторию встревожиться… Но ещё больше ей не понравился ответ…
– Ну, они не слишком тяжёлые; хотя все коробки мне неудобно нести. Можешь взять одну…
– Нет! – Виктория повернулась к подруге…

Тот выкрик заставил Тамару немного удивиться; Дмитрий Сергеевич как-то поменялся в лице; а случайно идущие мимо школьники обратили внимание к странной старшекласснице… Опомнившись, Виктория объяснилась прежним спокойным тоном:

– Извините, не всегда у меня получается контролировать голосовые связки. Я… сама помогу. – Она наклонилась и взяла в руки верхнюю коробку.
– Ну, ладно… – Учитель задумчиво ответил и поднял с пола остальные картонные ящики. Условившись встретиться с подругой на первом уроке – в кабинете английского, Виктория ушла к лестнице вместе с предполагаемым убийцей.

«Тамара, чёрт бы побрал твою инициативу! Впрочем… Ты же ничего не знаешь…».

Поднимаясь по ступенькам, Дмитрий Сергеевич спросил:

– Ты хотела поговорить о чём-то?

Старшеклассница посмотрела на учителя.

– Ты как-то яро протестовала против помощи твоей подруги… – Уточнил он, улыбаясь.
– Нет, просто… я хотела пройтись. – Помолчав немного, Виктория решила дополнить неубедительное объяснение: – Та моя одноклассница… Зоя. Убитая медсестра – её мать?
– Да. Ты не знала?
– Не знала… до этого утра.

Собеседники вышли в коридор третьего этажа и направились к кабинету физики, Виктория продолжила:

– И тогда в классе она как-то… не очень отреагировала на мои слова, так что…
– Она сочла те слова глупой шуткой. В её оправдание могу сообщить, что вид у тебя в тот момент был не как у человека, который нашёл тело… Так что представь себе ситуацию: считать неудачной шуткой новость о смерти матери, затем появление полицейских и та же «шутка» уже от них…
– Да… Неудобно получилось.
– Да. – Подметил Дмитрий Сергеевич. – А после – два часа у психолога и отпаивание успокоительным.
– Однако… вы поверили мне сразу.
– Верно. Я поверил; ты не похожа на любительницу подобных розыгрышей.

Кабинет физики оказался пуст, занятий сейчас не должно было быть. Виктория по просьбе учителя оставила коробку рядом с его столом, в мыслях отметив, что с этим человеком довольно приятно общаться и на психопата он не похож… Но всё же она помнила события трёхнедельной давности: психопат не похож на психопата лишь до определённого момента…

Ставя коробки на пол, Дмитрий Сергеевич попытался уточнить ещё кое-что:

– Вика, я случайно услышал, что ты сказала Зое «Как ты будешь жить без близкого человека? Ты же думаешь об этом». Что это значило?
– А, это… – Виктория запнулась, но продолжила уверенно: – Она просто эгоистка, и я решила разговаривать с ней, как с эгоисткой. Её мать умерла, а она попыталась разжалобить меня глупым вопросом, что ЕЙ теперь делать.

Учитель улыбнулся:

– Теперь ясно… Дурное воспитание.
– …Не совсем поняла вас. – Тихо призналась Виктория.
– Я знал её мать; но понимаю, что о мёртвых плохо говорить не принято.
– И всё же… какого мнения вы о её матери?
– Что ж, между нами… – Дмитрий Сергеевич наклонился к Виктории, и та невольно попятилась. – Эта женщина была гнилым человеком.

Последние слова прозвучали серьёзно, будто официальный вердикт, и Виктории стало не по себе. Конечно, она понимала: даже если её собеседник – убийца, то сейчас наедине с ним она в относительной безопасности – слишком многие видели их вместе; но всё же…

Резкий электронный гул пронзил воздух вокруг. А ведь новенькая старшеклассница почти забыла, как неприятен здешний школьный звонок…

– Ну, иди. А то опоздаешь. – Совет учителя дружеским тоном. Виктория направилась к выходу из кабинета, однако через плечо заметила, что Дмитрий Сергеевич идёт следом… Проглотив подступивший к горлу комок, она спросила:
– А вы куда?
– Занятий у меня сейчас нет, посижу в учительской.

Виктория немного ускорила шаг и будто случайно чесала за правым ухом, стараясь держать руку поближе к виску; наконец, дойдя до двери, толкнула её вперёд…

– О, это вы! А я уже хотел стучать. – Знакомый человек в форме стоял по ту сторону дверного проёма; он заглянул в классное помещение и обвел взглядом кабинет: – Смотрю, занятий у вас нет.
– Доброе утро, …товарищ майор. – Дмитрий Сергеевич сухо поприветствовал следователя, на лице которого играла какая-то непонятная, слабая, почти злая улыбка.

Виктория, молча, сделала пару шагов в сторону, чтобы посетитель смог войти. Что-то, очень похожее на инстинкт самосохранения, подсказывало ей: лучше незаметно выскользнуть в открытую дверь и поторопиться на урок… Но природное любопытство уговаривало остаться и узнать причину нежданного визита следователя.

– Здравствуй, Виктория, не ожидал увидеть тебя здесь. – Крайний зашёл и обратился к старшекласснице; но, не дожидаясь ответа, перешёл к беседе с преподавателем: – Дмитрий Сергеевич, а я вас искал. Спросил в учительской, и мне сказали, что вы ушли в кабинет физики…
– Вы хотели поговорить о чём-то?
– Да, именно хотел-л. Сегодня утром я совершенно случайно вспомнил один ОЧЕНЬ важный вопрос, который хотел задать вам ещё позавчера, поэтому примчался сюда так быстро, как только смог…

Дмитрий Сергеевич и Виктория молча смотрели на следователя; он продолжил:

– …Но теперь в вопросе, я думаю, нет необходимости.
– Переходите к делу. – Не вытерпел преподаватель.
– Ладно, можно и без театральностей. Это ваше? – Крайний сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул обратно уже со свернутым полиэтиленовым файлом… Держа один конец свёртка пальцами, ладонь отпустила второй: Файл мгновенно размотался, повис в руке и показал сквозь прозрачную стенку разобранную ручку для письма, из колпачка которой, вместо пишущего стержня, торчала… длинная стальная игла. Сам корпус ручки лежал рядом; видимо, в сочетании с колпачком он исполнял роль ножен для иглы. Иными словами, хорошее в плане незаметности оружие – смертоносное шило, замаскированное под невинную письменную принадлежность.

Увидев шило, Виктория догадалась, к чему клонит следователь; она посмотрела на Дмитрия Сергеевича и заметила побледневшее лицо и ненормально расширенные зрачки… А Крайний, всё так же слабо улыбаясь, продолжал всё тем же беспристрастным, почти пофигистичным тоном:

– Весьма интересная вещица… – Взглянул он на файл. – Внешне – стальная ручка; а вот внутри спрятана игла. К слову, удерживающий иглу колпачок имеет резьбу с двух сторон, так что, если выкрутить корпус ручки и прикрутить его с обратной стороны колпачка, получится полноценное шило с весьма удобной рукоятью. Я случайно заметил ЭТУ вещь в коридоре, когда шёл к вашему кабинету. Почему-то мне кажется, что именно вы обронили ЭТО.

Преподаватель молчал, расширенные зрачки карих глаз метались между лицом следователя, главной уликой в его руке и приоткрытой дверью. Крайний понял: сейчас этот убийца перебирает в голове возможные варианты ответов и возражений, всё более склоняясь к мысли о побеге… Обвинитель продолжил:

– Конечно, придётся подождать экспертизы; но мы же оба знаем, что на этой вещи найдут: если не отпечатки, то пот с пальцев убийцы… и частицы крови его жертв. – Крайний смотал файл и убрал его обратно во внутренний карман; однако из-под пиджака руку достал уже с пистолетом. – Так что результатов экспертизы вам придётся подождать под стражей.

Виктория смотрела на направленный в пол пистолет, и сердце её колотилось чаще; она отошла назад и случайно упёрлась ботинком в ножку ближайшей парты, оказавшись метрах в двух от этих двоих и не зная, чего ждать в следующую секунду. Внезапно карие глаза перестали метаться и теперь смотрели только в лицо обвинителю; преподаватель всё ещё был бледен, но ответил спокойно:

– Понятно… Но могу я сначала позвонить кое-кому и сообщить, что сегодня задержусь в районном отделении?

После недолгого раздумья Крайний дал согласие уже серьёзным тоном:

– Только без сюрпризов. – Подняв руку с пистолетом на уровне живота, он направил ствол на загнанного в западню убийцу. Дмитрий Сергеевич сунул руку в правый карман пиджака и достал мобильный телефон, нажал несколько кнопок на нём и поднёс трубку к уху…

Секунды ожидания: Пять… Десять… Двадцать… Второй электронный гул уже обозначил начало урока, а следователь и Виктория продолжали наблюдать…

– Не отвечает. Жаль… – Дмитрий Сергеевич нажал на кнопку сброса, убрал телефон в правый карман брюк и вынул руку; вслед чему Виктория увидела знакомое быстрое, дугообразное движение кистью…

«Как я могла об этом забыть?!»…

Молниеносный рывок сделал своё дело: левая ладонь убийцы успела схватить руку с пистолетом, и ведомое правой кистью жало бабочки стремительно вонзилось под нижнюю челюсть следователя.

Громыхнул выстрел – пуля ушла в пол.

Убийца вытащил из горла жертвы клинок, вытянувший за собой небольшой фонтанчик крови; рука следователя вздрогнула от шока: пистолет выпал. Ударом ноги убийца оттолкнул задыхающегося врага – Крайний стукнулся о стену, затем упал на пол, зажимая руками рану на горле. А бывший учитель повернулся к Виктории, держа в руке окровавленный нож:

– Жаль, что всё вот так обернулось… – Бледное лицо не выражало эмоций, но в голосе присутствовало правдивое сожаление…

Сбивающееся дыхание, бешеное сердцебиение, слабая тошнота и такая дрожь, что стоять трудно. От прежнего облика железной Виктории осталось только желание держать себя в руках – не паниковать… Но в следующее мгновенье подтвердилось её худшее опасение: убийца обратил внимание на лежащий у его ног пистолет. Теперь не сбежать: даже прыгни в окно третьего этажа – ничто не помешает ему выпустить обойму вслед. Терять ему уже нечего, …и сейчас он наклоняется, чтобы подобрать пистолет.

«Нет!» – Виктория схватила за спинку стул у парты и, замахнувшись через плечо, бросила; убийца отвлёкся от лежащего оружия на старшеклассницу, и его глаза встретили резкую вспышку…

Глухо ударив по голове, стул упал на пол; вслед за ним и бывший учитель – Астеров оказался сбоку ещё живого и кашляющего кровью следователя, затем машинально коснулся ноющей брови, которая оказалась сильно рассечена. Опомнившись, он вновь бросил взгляд к старшекласснице… и неприятно удивился: Виктория стояла в полутора метрах от него, дрожащими руками держа пистолет Крайнего – «ГШ-18», дуло которого скалилось в лицо убийце…

– Хм, неожиданный поворот. – Астеров улыбнулся и вытер тыльной стороной правой кисти кровавый ручеёк, подступивший к глазу. Ножа в руке не было – куда-то выпал при ударе стулом; но это уже неважно – опираясь на руку, он поднимался с пола… Не опуская пистолет, Виктория немного отступила вглубь класса; всё тело дрожало; однако она твёрдо знала, что при необходимости сможет воспользоваться оружием… Сможет.

Но этого не понадобилось – Астеров встал на ноги и, зажимая кровоточащую бровь, произнёс:

– Вика, не бойся… Просто… прости, что напугал. – Отведя глаза в пол, он отвернулся и вышел в коридор…

Прохладный, безлюдный коридор. Никто даже не выглянул сюда из какого-нибудь соседнего кабинета, когда раздался выстрел; всё равно в этой школе мало кто знает, как звучит настоящий пистолетный выстрел, и до единичного непонятного грохота вряд ли кому-то будет дело. Астеров просто шёл вперёд, размышляя о том, что ему делать дальше. Пуститься в бега, сейчас это – единственный разумный вариант; и ожидаемая жизнь беглеца была бы немного легче, если бы удалось захватить с собой пистолет следователя… «Но жаль, что Вика неправильно поняла…».

Мысль оборвалась грохотом – грохотом выстрела, который дополнился звонким стуком пустой гильзы о бетонный пол. Жуткая боль пронзила правую ногу Астерова, и на пол обильным потоком полилась кровь. Он упал на бок, желая кричать, но сдержался, оставив скупой стон… И только сейчас понял, сколь ужасным оказалось ранение, – пистолетная пуля прошла навылет, раздробив коленную чашечку. Пересиливая боль, Астеров оглянулся и, к собственному удивлению, слезящимися от шока глазами увидел то, чего совсем не ждал…

У выхода из кабинета физики стоял следователь. Левой рукой он зажимал рану на горле, в правой – был пистолет, а из-за его плеча испуганно выглядывала Виктория. На выстрел в коридоре уже обратили внимание – из нескольких кабинетов вышли учителя; объяснив им ситуацию и попросив не покидать классы до приезда полиции, Крайний перевязал рану Астерова его же галстуком, затем оттащил стонущего убийцу в кабинет физики… и приковал наручниками к трубе отопительной батареи.


Глава 15: Без масок.


Медицинский кабинет.

Крайний сел в кресло, держа у раны под челюстью большой кусок медицинской ваты, которую нашёл в шкафчике с медикаментами. На кушетке рядом сидела Виктория с довольно подавленным видом – она обдумывала страшные события последних минут и всё больше убеждалась, что они были какими-то… неправильными. Почему-то ей было жаль учителя… И ещё одна вещь не давала покоя, о ней Виктория спросила немного дрожащим от пережитой встряски голосом:

– Та… вещь в пакете – его?

Фраза старшеклассницы испугала следователя – противостояние убийце заставило его забыть о главной улике; но, схватившись за внутренний карман пиджака, он выдохнул с облегчением:

– Да… – Ответ получился хрипловатым; вкус крови во рту уже вызывал чувство тошноты.
– Но откуда она у вас?

Крайний промолчал; Виктория продолжила требовать ответ:

– Я шла с учителем от первого этажа и не заметила, чтобы он что-то терял.
– Ты правильно сказала: не заметила… – Скудный ответ с той же хрипотой намекал, что желаемую правду старшеклассница не услышит; да и следователь уже решил отвести разговор подальше от ненужных расспросов: – Вот уж не думал, что ты сможешь дать отпор.

Виктория не хотела отвечать, учитывая отговорку на её вопрос; однако была не против прояснить кое-что:

– А я не думала, что вы встанете. Он же вас… в горло ударил.
– Ударил бы чуть ниже, и я бы с тобой сейчас не разговаривал… А так только челюсть пробил. – Крайний вспомнил мгновения после удара, и по его спине пробежала дрожь… Захлёбываться собственной кровью, а потом глотать её, чтобы выжить, было поистине жутко.

Внезапно дверь медпункта распахнулась, и в проёме появилась директор. Завидев следователя, она на мгновенье потеряла дар речи – его горло и кисти рук были испачканы кровью, пиджаку и рубашке тоже порядочно досталось.

– А! Мария Ивановна. Доброе утро… – Хрипло начал Крайний. Придя в себя, директор прошла в медкабинет и спросила, запинаясь:
– Вы… Вы… Олег Романович, вы что там устроили?..
– Убийца задержан. Правда пришлось немного пострелять…

От таких вольных слов Марии Ивановне ещё более стало не по себе. На сидящую рядом старшеклассницу она, видимо, собиралась обратить внимание позже – закончив расспрашивать следователя. О ситуации директор была наслышана, но всё же хотела удостовериться в правдивости слов некоторых учителей:

– Задержан… Астеров?
– Да, он. Не беспокойтесь, он заперт в кабинете физики, ключ у меня.
– Поверить не могу… Ведь он… Он жив? Я слышала, вы в него стреляли…
– Жив.
– А он… не сбежит? Это же школа… И вы оставили его одного? – Мария Ивановна поёжилась.
– Для него лучший вариант сейчас – сидеть тихо и ждать прибытия скорой помощи.

Виктория до этого момента занимала позицию слушателя, но теперь сама вмешалась в разговор:

– Лучший вариант – если есть, что терять. Он в наручниках, но… Олег Романович, ему же светит пожизненное…
– Ты имеешь в виду, его нельзя оставлять одного?..
– Да! – Виктория не могла понять, почему она предположила это быстрее следователя, почему этот человек медлил со столь простым для него выводом…

Она не могла понять… Пока не зашла в кабинет физики, где вновь увидела своего бывшего учителя. Астеров лежал на полу, ногами в большой луже крови; в ней же тонул развязанный теперь галстук, ранее бывший жгутом чуть выше простреленного колена. Наручники сковывали правую руку с трубой батареи, а в левой – лежал мобильный телефон… Не сказав ни слова, Крайний подошёл к телу, наклонился и подобрал телефон из бледной, холодной руки. Он смог убедить Марию Ивановну остаться в медпункте; но не смог – Викторию, а времени на спор, по её же словам, не было… И сейчас она могла видеть, с каким хладнокровием этот представитель закона и порядка изымает улику из остывшей ладони. Теперь Виктория поняла, с каким человеком имеет дело. Следователь нарочно оставил раненого Астерова одного и специально сковал наручниками только одну его руку, тем самым предоставив выбор: выжить или же покончить со всем этим. Под маской спокойного и жизнерадостного человека скрывалось жестокое существо.

Синий свет проблесковых маячков был виден сквозь окна кабинета и звук сирен становился всё громче – кавалерия приближалась; но, как и заложено законами жанра, она уже опоздала.


Глава 16: Некрологи.


15.09.2015

Если тебе, дорогой читатель, интересно, на кой чёрт я написал это письмо, то знай: это – нечто, вроде страховки. Так уж сложилось, что я человек, который привык отвечать за свои действия, какими бы спорными они ни были… Поэтому, если однажды из-за сегодняшнего моего поступка под обвинение попадёт невиновный человек, я, так и быть, приду в полицию и лично признаюсь в содеянном, а данный документ, в этом случае, послужит неопровержимым доказательством моей вины. Так как только мне отвечать за мои действия, и никому более. Ну да ладно – к делу:

Сегодня я, наконец, решился и сделал то, что был должен. Причина моего сегодняшнего поступка – бетонный монстр, в котором я существую. Когда-то один мой знакомый сравнил этот город с муравейником, но он ошибся: в муравейнике все муравьи служат одной цели – защите Семьи, а в этом цирке каждый клоун за себя. Мой город населён эгоистами, которые неспособны протянуть руку помощи незнакомому человеку. Я знаю, что мой вывод совсем не нов, но мириться с ним не собираюсь.

Сегодня я стал убийцей, и свою жертву я знал с детства. Мы были одноклассниками, но после окончания школы не виделись ни разу… до того самого дня: ровно месяц назад я вновь встретил её, уже взрослую женщину, и понял, кем она стала из-за эгоизма других. Последние несколько лет она сидела на героине и торговала своим телом, чтобы просто продолжать своё бесцельное существование в нашем неправильном мире. Я не мог смотреть на это, пытался помочь, но было слишком поздно – некоторым людям легче всего смириться с собственной судьбой вместо того, чтобы бороться. Она смирилась… А, когда призналась, что простые радости жизни уже неспособны радовать её, я услышал слова человека с изувеченной душой и выбрал единственный верный вариант.

Это было непросто, но я сделал всё быстро. Она страдала при жизни, но хотя бы перед смертью не мучилась. Что будет дальше – я не знаю.

28.09.2015

Я уже писал, что не собираюсь мириться с человеческой природой, и сегодня сделал второй шаг. К моему удивлению, он дался намного проще первого.

Второй жертвой стала бесполезная женщина, ранее любившая жаловаться на свою "нелёгкую" жизнь. Она была школьной медсестрой, и меня выводил из себя тот факт, что столь глупый человек следит за здоровьем детей. Её рабочий день обычно ограничивался распитием чая с учителями и бесконечными жалобами на шумных учеников, низкую зарплату и невысокое положение в обществе; собственное тело тоже её не устраивало, и проблему лишнего веса она предпочитала сваливать на разбушевавшиеся после родов гормоны, причитая, что даже родной организм её предал (я не смог сдержать смех, когда в первый раз услышал эту чушь).

Почти ничего не делать и при этом почему-то считать, что тебе все должны хоть что-то, – самая лёгкая позиция. В тот момент мне хотелось, чтобы такое глупое быдло мучилось как можно дольше, но, к несчастью, из-за недостатка времени всё закончилось довольно быстро. Изначально я предполагал, что её труп обнаружат мои коллеги, столь любящие чаёвничать с нашей медсестрой… Вот только с этим предположением я просчитался, и на тело в медпункте наткнулась моя ученица, Вика, – перед ней теперь немного стыдно.

30.09.2015

Похоже, эта запись станет последней. Не ждал я, что всё закончится именно так, как и не ждал, что стану очередным убийцей женщин. Но я не женоненавистник, просто обстоятельства сложились именно таким образом, и в данный момент именно об этом я сожалею больше всего.

P.S. Вика, почаще улыбайся.


Глава 17: Точки над i; но не все…


Полицейский участок.

Сейчас на горле следователя выделялся большой медицинский пластырь с внушительной подушечкой бинта под ним. Освободившись после обработки неопасного, по словам дежурного врача, ранения, Крайний переоделся в чистую форму и ненадолго вернулся на своё рабочее место – за длинным, совещательным столом у него было кресло начальника районного отделения полиции. Причины для кратковременного возвращения в кабинет зашли вместе со следователем и сели по левую сторону стола: Виктория и Елизавета – последняя пребывала в явно не лучшем настроении, вынужденно уйдя с работы и приехав в полицейский участок по первому тревожному звонку:

– Олег Романович, о чём вы только думали, когда подвергали её такой опасности?
– Простите, Елизавета Владимировна. Мне нет оправдания. – Крайний достаточно правдоподобно изобразил сожаление на лице; хрипота в голосе уже была менее заметна. Вслед его словам Виктория попыталась успокоить тётю своим обычным безразличьем:
– Да ладно… Я сама виновата, что не ушла, когда была возможность. – Тут она повернулась к следователю: – Но, Олег Романович, почему вы приехали в школу? Что за вопрос вы хотели задать… тогда?

Елизавета тоже посмотрела на него; ощущая недовольство в этих холодных голубых глазах, Крайний ответил:

– Ну, вопрос был лишь отговоркой… А между делом я хотел узнать, где вчера вечером был твой учитель…
– Почему… вечером? – Виктория спросила, хоть и подозревала, каков будет ответ…
– Вчера, около десяти вечера, один из охранников лесопарковой зоны нашёл ещё одно тело.
– Ясно… – Она не изменилась в лице.
– Но я ещё не сказал САМОЕ интересное: убитый – твой одноклассник, Алексей Фенин.

Старшеклассница молчала, и неподвижное лицо выражало правдивое удивление; её тётя по-прежнему наблюдала за беседой со стороны…

– Он был заколот в шею; не в висок – в отличие от предыдущих жертв; но тоже шилом. – Перешёл к подробностям   Крайний. – Судя по всему, Астеров решился на «увеличение градуса»; ведь до того момента его жертвами были лишь женщины, а банальным трусом-женоненавистником он не был.
– Не был? Как вы это поняли? – С искренним интересом спросила Виктория.
– По его дневнику. – Крайний достал из кармана мобильный телефон; присмотревшись, старшеклассница узнала в этой вещи мобильник учителя. – Он вёл электронный дневник в телефоне; там есть информация и о его мотивации, и о его преступлениях. Разочаровавшийся в людях филантроп… Н-да, когда о таком узнает общественность – толпы глупеньких сочувствователей будут приносить цветы на его могилку… Кстати, перед смертью он успел оставить послание тебе, и (если Елизавета Владимировна не против) я могу зачитать это.

Недолгая пауза и ответ Виктории:

– Да…
– НЕТ. – Вмешалась Елизавета. – Олег Романович, если у вас всё, то мы пошли.

Она встала; следователь не заставил посетительницу ждать и тоже поднялся с кресла:

– Да… У меня всё. Спасибо, что выслушали.

Елизавета прошла к вешалке для верхней одежды, которая стояла у двери кабинета, взяла своё серое пальто и вышла. Виктории было интересно оставленное учителем послание, однако спорить с тётей не хотелось совсем; надев куртку и попрощавшись с Олегом Романовичем, она ушла следом за Елизаветой и в коридоре заметила прошедшую мимо, рыжеволосую девушку в форме, которую видела позавчера в школе.

Проводив посетительниц до двери кабинета, Крайний вернулся за рабочий стол…

***

Лейтенант вежливо постучалась; услышав в ответ через дверь обыденное «да», скользнула в кабинет начальника, держа в руке запечатанный конверт.

– Олег Романович, это вам… Письмо. – Она подошла к следователю; Крайний отложил в сторону мобильник Астерова и взял послание, видя знакомый адрес отправителя:
– Понятно. Мэр уже в курсе последнего раскрытого дела… Катерина, садитесь.
– Громкого раскрытого дела. – Уточнила она, и села на стул по левую сторону стола. – Наверное, опять поздравления…
– …Ага-а… – Крайний уже распечатал конверт и перешёл к чтению письма. – Ну-с, он, как всегда, и расторопен, и красноречив… Можно подумать, наш Павел Григорьевич заранее сочиняет поздравления.
– Преувеличиваете. Он просто просил, чтобы его держали в курсе событий – всё-таки в той школе учится его дочь… – Напомнила Катерина. – Хотя он излишне изобретателен: присылает гонцов с письмами вместо того, чтобы поздравлять по телефону.
– Здесь я не соглашусь: звонки отвлекают от работы, а письмо можно прочитать в любой удобный момент.
– …Понятно. И ещё я хотела спросить…

Крайний отвлёкся от письма, и Катерина продолжила:

– Насчёт шила… Тот школьный учитель его, правда, …выронил?
– Значит, вы тоже не верите… Нет, неправда.
– …Опять Ручник? – Тихо спросила Катерина, и Крайний равнодушно ответил:
– Н-да, он.
– Не понимаю, зачем вы втянули его в это дело… Легче было бы назначить законный обыск, и улик было достаточно…
– Я просто перестраховался. Мы оба знаем, насколько эффективен законный обыск; а Астеров был слишком умён для такой простой процедуры – предположив это, я всё-таки оказался прав; вы же сами видели его оружие… Даже перерыв всю квартиру, лично я не догадался бы сорвать колпачок хотя бы с одной найденной ручки; но по ту сторону закона есть человек с чутьём именно на подобные уловки. Ручник справился, и этим всё сказано.
– …Умён, значит? Но, если Астеров был так умён, почему он убил медсестру прямо в школе? Он же знал, что сначала попадётся в объектив камеры на лестнице, а затем исчезнет из виду на целую минуту в… непросматриваемой зоне первого этажа. Это ведь можно считать…

Крайний перебил:

– Нет, нельзя. На видеозаписи Астеров, спускаясь по лестнице, доставал из кармана мобильник; поэтому следующую минуту отсутствия он мог объяснить тем, что якобы случайно остановился в непросматриваемой зоне, чтобы написать кому-нибудь СМС; да и сообщение, в итоге, оказалось настоящим (только вот, скорее всего, написанным до убийства и отправленным после…). – На пару секунд глаза следователя задержались у мобильного телефона на столе. – К тому же, на что, кроме трупа, мы первым делом обратили внимание в медпункте?
– …Приоткрытое окно… – Задумчиво проговорила Катерина.
– Именно поэтому объяснения Астерова казались бы убедительнее: он мог просто писать сообщение, совершенно не подозревая, что за дверью медпункта в этот момент какой-то психопат запрыгивает в открытое окно, убивает медсестру и сбегает через это же окно… А если бы кто-то и увидел Астерова выходящим из медпункта – тот мог просто изобразить испуг и сказать, что нашёл медсестру мёртвой, когда зашёл в медицинский кабинет, желая узнать о здоровье недавно пострадавшего Фенина. Так что обвинения к случайно оказавшемуся в неподходящее время в неподходящем месте, неприметному учителю… разбил бы любой зелёный адвокат.
– То есть, просто открыв окно, он лишил нас чётких доказательств его вины… НО ведь шило всё это время должно было быть у него! – Внезапно возразила Катерина. – Всё, что нам нужно было сделать позавчера – ПРОСТО обыскать Астерова и..!
– Просто… – Следователь усмехнулся. – А позавчера у вас возникла эта мысль?
– Ну, …нет.
– Вот именно. Астеров отлично понимал, что никто не станет обыскивать его – никто не видел, как он входил или выходил; в противном случае ему надо было бы просто незаметно избавиться от оружия до приезда полиции. А так у нас не было никакого основания подозревать его, …и он знал это; ещё больше уверенности в себе ему дал внушительный отрезок времени между убийством и обнаружением тела – за пятьдесят минут мимо медпункта успело пройти слишком много народа. Похоже, он был так уверен в себе, что даже не торопился смывать клей с пальцев.
– Или же не успел сделать это. – Предположила Катерина. – Ведь после убийства он вернулся в класс и начал урок, а на следующей перемене ему пришлось разнимать Фенина и Воронову снова.
– Тоже возможно; мы можем лишь гадать, да стоит ли уже? – Развёл руками Крайний.
– Наглец! У нас под самым носом… сидеть с клеем на руках и шилом в кармане – для такого нужны железные нервы.
– Или сила воли; называйте, как хотите. Но есть ещё один вопрос…
– Один вопрос?
– Да, один вопрос… Кто убил Фенина?

Зрачки серых девичьих глаз расширились от удивления; после этой недолгой паузы Катерина спросила:

– Как? Его убил… не Астеров?
– Нет, не он; это была очень хорошо продуманная имитация. А теперь, пожалуйста, Катерина, оставьте меня ненадолго, я должен позвонить кое-кому и посоветоваться…

Потрясённая новостью лейтенант без лишних вопросов встала и вышла из кабинета. Улыбаясь, Крайний достал из кармана пиджака свой мобильный телефон, выбрал на экране имя «Санёк» и нажал «Вызов».

– Ладно, Виктория, богиня победы. Посмотрим, кто кого…


Глава 18: Подозрения.


Арвил сидел на скамье для посетителей, в коридоре полицейского участка. Рядом с ним расположились репортёры и операторы с двух городских телеканалов – они дожидались своего момента для интервью с героем-полицейским, оживлённо обсуждая между собой эту же тему и не обращая особого внимания на мальчишку. Когда со стороны внутренней лестницы показались два знакомых женских образа, Арвил встал от нетерпения – обычное детское любопытство приказывало узнать как можно скорее, что же всё-таки произошло в школе.

– Уже всё? – Он произнёс эти слова навстречу идущей матери; кузина держалась чуть позади неё.
– Идём домой. – Странный скудный ответ обычно жизнерадостной Елизаветы заставил её сына насторожиться и ненадолго отложить расспросы.

Главные двери здания открылись. Среди прочих припаркованных в бетонной округе автомобилей наиболее выделялись три – с логотипами двух городских телеканалов и одной местной газеты, работников которой Виктория не так давно мысленно назвала писаками с претензией на пафос. Семья возвращалась домой; расстояние и погода вполне позволяли пройтись пешком, но Арвилу не нравился четвёртый, однозначно, лишний сейчас попутчик – молчание…

– Хорошо идём… Тихо. – Тонко намекнув, он посмотрел на Викторию и получил ответ:
– Могу анекдот рассказать: Что общего у политиков и священников? Всем им нужно, чтобы народ верил – то в светлое будущее, то в рай после жизни, когда уже очевидно, что светлого будущего не будет; и так поколение за поколением. – Она закивала с наигранно серьёзным лицом. Арвил прохладно ответил:
– Смешно; но у меня анекдот смешнее: Виктория, позавчера ты нашла тело – уроки отменили; сегодня опять что-то случилось – уроки отменили… Пожалуйста, взорви завтра школу – так будет эффективнее и быстрее…
– Арвил! – Шедшая в раздумьях Елизавета внезапно повысила голос на сына… впервые за последние несколько лет. Он удивлённо взглянул на мать, а сестра тем временем перестала играть в незнайку, пытаясь унять возникшее в разговоре напряжение:
– Ok, расскажу, что случилось, если Елизавета не против…
– Не против… – Тётя ответила и продолжила думать о чём-то своём, смотря под ноги. Вздохнув, Виктория рассказала о том, о чём предпочла бы молчать:
– Мой учитель оказался убийцей, а Олег Романович, ну, тот следователь, …при мне попытался задержать его, а в итоге – застрелил… В участке я дала показания об этом…

Арвил был готов услышать что-то подобное; однако вышесказанная, короткая история оказалась для него слишком короткой… и интригующей. Но всё же, глядя на помрачневшую после собственных же слов кузину, он решил повременить с новыми вопросами. Когда до поворота во двор заветной пятиэтажки оставалось чуть менее двадцати метров, Виктория неожиданно остановилась, чем вынудила родственников сделать то же самое…

– Арвил, ты можешь идти домой, а мы с Елизаветой зайдём в… магазин.

Тётя без удивления посмотрела на племянницу, будто ожидала услышать эту фразу. Арвил обвёл их взглядом непонимания:

– Я могу пойти с вами.
– Вряд ли. – Возразила сестра. – Мы собирались присмотреть кровать для меня; в таких вопросах у меня большие требования, так что выбирать будем тщательно, вполне возможно, не один час.
– А раньше ты говорила, что не привереда… – Недолгое молчание, и Арвил отрезал: – Если хотели прогуляться без меня – сказали бы прямо.

Ни разу не оглянувшись, он завернул во двор и прошёл к дому, оставляя родственниц одних посреди безлюдного тротуара. С расположенной в соседнем дворе детской площадки доносились весёлые крики и радостный смех; и эти звуки не имели совершенно никакой гармонии с мрачным карканьем, пробивающимся сквозь бледные ветви полуголых деревьев в палисаднике. Виктория тихо проговорила:

– Всё-таки жёстко я с ним… Не хотела…
– Он отходчивый, не беспокойся. – Тётя пыталась утешить племянницу; но несвойственным ей безжизненным голосом это могло получиться, пожалуй, только с натяжкой. – Ладненько. Догадываюсь, из-за чего ты его спровадила…
– Елизавета, что случилось? На вас лица нет.

Вслед за тихим, безрадостным вздохом последовал ответ:

– Тот… следователь. Странно он себя вёл.
– Олег Романович? У него характер такой. Мне тоже не нравится, но…
– Я не об этом. Сначала в школе – при тебе он не постеснялся проводить задержание и стрелять в безоружного; затем в участке – недопустимая небрежность с уликой: тот мобильник даже в пакете не был; и наконец его рассказ о дневнике и записях по убийствам – никакой тайны следствия…
– Да, я заметила… Однако он начальник – может позволить себе некоторые вольности…
– НО рассказ мне не понравился больше всего. Ведь если предположить, что этого Фенина убил ВСЁ ЖЕ не твой учитель, то…

В зелёных глазах Виктории прочитался испуг; однако Елизавета ещё не открыла страшную картину полностью:

– В этом случае есть логика и в его предыдущих действиях, просто представь ситуацию: Следователь ведёт себя максимально свободно в присутствии подозреваемого, как бы невзначай намекая ему на свою силу и власть. Тактика вполне простая: у подозреваемого должно сложиться впечатление, что он имеет дело не с ограниченным законами ментом, а со стражем правосудия, имеющим тысячи рук, глаз и ушей; исходя из этого, если подозреваемый и есть НАСТОЯЩИЙ преступник – он будет проявлять чрезмерную осторожность, чем себя и выдаст… И, по-моему, этот… Олег Романович крутил мобильником перед твоим носом не просто так; а, явно, пытаясь спровоцировать с твоей стороны кучу подозрительных вопросов о записях в дневнике убийцы.

Виктория через силу улыбнулась, не желая принимать вышесказанное как правду:

– Да с чего бы ему… меня подозревать? …Или же вы?..
– Он обратил внимание на твоё прошлое – вот, с чего! – Уверенно ответила тётя. – Поэтому он вёл себя с тобой не как с обычной школьницей; а как с подозреваемым, в глазах которого старался выглядеть «больше и страшнее».

Широко открытые зелёные глаза на побледневшем лице и без того бледной от природы девушки – вспоминая следователя, забирающего мобильный телефон из мёртвой руки, Виктория сама более напоминала ожившего мертвеца, чем человека. Мимо собеседниц по тротуару прошла пара прохожих – когда те отдалились на достаточное расстояние, Елизавета продолжила с сожалением в тихом голосе:

– Прости, Виктория. Ты оказалась права: даже в Городе нужно было соблюдать осторожность… А я подвела тебя!
– Ничего. – Виктория успокаивающе ответила со знакомой Елизавете, слабой улыбкой. – Придумаем что-нибудь.

Яркие лучи упали на бледные женские лица – прикрывающие солнце, тонкие утренние тучи неизбежно испарялись, открывая осенний Город светлому и тёплому дню.

«Ладненько, товарищ следователь… Делай, что хочешь; но я не позволю тебе и пальцем тронуть Вику…».


Глава 19: Раскрывая карты…


Вечер выдался прохладным – осеннее солнце никак не успело бы заметно прогреть бетон Города днём, и только оно село – температура воздуха резко упала. Белый седан выехал с парковки для служебных автомобилей полицейского участка; сидя за рулём, Крайний в очередной раз обдумывал завтрашний день – а именно новые шаги, которые он должен сделать, чтобы прижать к стенке ту убийцу с ангельским личиком…

Но не успел автомобиль проехать и тридцати метров по малозагруженному транспортом шоссе, как натасканное годами службы внимание следователя привлекла одиноко стоящая на автобусной остановке женщина… с выделяющимися в свету уличного фонаря, белыми волосами. Крайний, однозначно, не ожидал сейчас встретить этого интересного ему человека, да и проехать мимо было бы просто невежливо. Он остановил машину.

– Вечер добрый, Елизавета Владимировна. – Дабы завязать разговор, следователь вышел из автомобиля (так как водительское сиденье располагалось слева, а автобусная остановка была справа).
– И вам добрый вечер, товарищ следователь. – Без особой живости ответила Елизавета, и Крайний предположил: либо эта энергичная женщина слишком устала за сегодня, либо она чем-то опечалена, либо откровенно не рада встрече… Он не стал тянуть:
– Вас подбросить?
– …Да. – После недолгого раздумья Елизавета ответила и подошла к машине; попутчица села на сиденье рядом с водителем, не забыв про ремень безопасности. Быть может, просто показалось; однако Крайний был почти уверен, что в общем полумраке вечера успел заметить какую-то царапину на правой щеке этой женщины – примерно там же, где похожий порез имел место и у её племянницы… Жаль, что теперь ему была видна только левая часть лица попутчицы – проверить увиденное пока что не получалось.

Автомобиль тронулся.

– Вы домой? – Крайний мельком взглянул на Елизавету и продолжил следить за дорогой.
– Да.
– С работы возвращаетесь?
– Нет, у меня выходной… уже. – Напомнила она о том, что сегодня пришлось работу оставить, и добавила: – Завтра отработаю сегодняшнюю смену.
– А где вы работаете? – В тему спросил он.
– Контролёр пропускного режима на заводе за городом; работаю по суткам: день – там, следующие два – выходные.
– Контролёр пропускного… Это что-то вроде охраны?
– Что-то вроде. Ну, знаете? Так бывает, когда хозяин предприятия хочет иметь охрану, но не хочет платить за неё налог и поэтому сам придумывает охранникам новые должности…
– Я знаю, как это бывает… – Улыбнулся Крайний. – Но не совсем понимаю, почему вы работаете… там.

Елизавета вопросительно посмотрела на собеседника; тот уточнил:

– Я думал, что охранная деятельность – в основном, выбор стариков…
– А также лентяев. – Добавила попутчица. – Я от природы очень ленива.
– А мне так не показалось. У вас в доме я заметил спортинвентарь…
– Ну, я люблю поддерживать форму, а вот монотонная работа в… магазине или… офисе меня убивает.
– А как насчёт денег? Сомневаюсь, что в охране много платят.
– Ну, на жизнь хватает, и ещё государство материально помогает…
– Н-да, я в курсе. Ведь вы… мать-одиночка.
– Да…
– А ведь… ваша племянница умолчала на опросе, что у неё есть двоюродный брат…
– Хм… Да, она такая… Говорит лишь то, что считает нужным.

Крайний заметил, как в ходе беседы голос попутчицы становился всё более живым. Предположив, что той просто нужно было немного отдохнуть, он рискнул подойти к более откровенной теме:

– На завтра я взял отгул. Я собираюсь поехать в Тёмный и начать там расследование пропажи родителей вашей племянницы.

Несмотря на полумрак, удивление на лице Елизаветы проявилось отчётливо:

– Но… зачем вам это?
– Дело принципа. Я знаю историю с исчезновением родителей… Виктории и не собираюсь оставлять это без внимания. Пожалуйста, ответьте, как хорошо вы знаете Тёмный?
– Ну… Неплохо; я много раз приезжала туда, чтобы навещать Вику. А почему вы спрашиваете?
– Я хочу, чтобы вы поехали со мной и помогли, чем сможете.

Елизавета с изумлённым лицом немного помолчала, после чего малость дрожащим голосом ответила:

– Нет. Завтра я работаю и…
– Возьмите отгул и объясните ситуацию своему начальству, я готов вас поддержать.
– Вы меня не дослушали, я… просто НЕ ХОЧУ… лезть в это дело.

В этой странной фразе следователь нашёл долю страха… И, естественно, это лишь подогрело его любопытство:

– Вы знаете о том, что там случилось? …Хоть что-нибудь? – Не выдержал он; однако Елизавета промолчала, и автомобиль остановился. Крайний старался вести машину неспешно, надеясь затянуть разговор и выудить из попутчицы побольше информации; но время неумолимо шло вперёд, и недлинная дорога до дома собеседницы осталась позади. Прежде, чем выйти, Елизавета сказала:
– Послушайте, вам вовсе не обязательно ехать в Тёмный и ворошить прошлое; лучше от этого уже никому не будет. – Она открыла автомобильную дверь и встала на дорожный асфальт.
– Подождите. – Крайний окликнул собеседницу, и та обернулась. – Я просто хотел спросить… Что у вас с лицом?

Да, кое в чём теперь он был уверен: не одна (как показалось поначалу), а целых три слабозаметных царапины на щеке попутчицы присутствовали; и сейчас, лицом к лицу в свету автомобильного салона, это было видно хорошо. Елизавета неуверенно ответила:

– А, это от ногтей… C племянницей поссорилась. Пожалуйста, вы хотя бы не спрашивайте, из-за чего… – Она устало вздохнула; после недолгого раздумья Крайний ответил:
– Ладно, не буду. Ну-с… До свидания.
– До встречи. Спасибо, что подвезли…

Дверь закрылась, оставив следователя наедине с собственными мыслями.


Глава 20: Старый друг.


Посёлок «Тёмный» – унылый пейзаж… Но для начала – немного истории:

Этот населённый пункт образовался вблизи одной из многочисленных в советские времена воинских частей; и жителями посёлка, в большинстве, были военнослужащие. Однако в не такие далёкие девяностые годы прошедшего века воинская часть попала в список подлежащих расформированию военных объектов, со стандартным объяснением «за ненадобностью». Впоследствии военнослужащие из посёлка перевелись по другим «более надобным» местам, и остались здесь лишь те, кому просто некуда было уезжать: пенсионеры и работники невоенных специальностей… Иными словами, лишившееся смысла своего существования и неинтересное внешнему миру, бывшее военное поселение затерялось в лесной глуши и начало медленно, но верно вымирать…

Полдень; голубое, безоблачное небо. Белый седан неторопливо ехал по главной дороге посёлка; одно- и двухэтажные дома с обеих сторон улицы глядели на проезжающий автомобиль пустыми или заколоченными окнами – большинство зданий заброшено, а держащая их улица безлюдна… Словно в подтверждение беспросветному унынию и упадку поселения, она ещё и грязна: потрескавшееся асфальтное полотно и тротуары сильно занесены песком и опавшими листьями; создавалось впечатление, что профессия «дворник» здесь отсутствовала последний десяток лет. Белый автомобиль завернул в просторный (но немногим чище улицы) двор с одним кирпичным, двухэтажным зданием, пока что не встретив на своём пути ни единой человеческой души в этом странном месте…

Из машины вышел одетый в коричневую куртку, чёрные брюки и ботинки следователь. Подойдя к главным дверям кирпичного здания, Крайний увидел на стене справа уже знакомую табличку «Отделение милиции посёлка "Тёмный"». Открыв стальную дверь на скрипучей дверной пружине, он вошёл в безлюдный коридор, что тонул в тени собственного потолка – дежурное освещение выключено; единственным источником света в данный момент было солнце, лучи которого могли проскальзывать сюда только через два окна: первое – рядом с входной дверью, второе – в противоположном конце коридора. Слева, за небольшим окошком комнаты дежурного, не было никого…

– Ничего не изменилось…

Крайний открыл первую дверь справа и зашёл в средних размеров помещение, не лучшим образом выглядящее внутри: не первой свежести линолеум на полу, местами потрескавшаяся краска на стенах, а ещё – заметно пожелтевший от сигаретного дыма потолок. Справа от входа стоял большой деревянный буфет; у единственного, давно немытого окна – письменный стол и пара кресел; вдоль левой стены расположились маленький столик со стоящим на нём небольшим телевизором и старенький диван, на котором дремал, положив ногу на ногу и надвинув фуражку на глаза, худой мужчина в полицейской форме. Вся обстановка более напоминала девяностые года прошедшего столетия, чем высокоразвитый двадцать первый век…

– Здарово, спящий часовой. – Крайний поприветствовал лежащего офицера; тот скинул фуражку с лица и дружески улыбнулся:
– Какие люди, Олежек! – Он встал с дивана, оставив фуражку лежать на подушке. Лицо этого человека было хорошо выбрито, однако форма с погонами подполковника всё же немного мятая; он подошёл к Крайнему и поздоровался с ним за руку, сразу приметив небольшой медицинский пластырь на горле гостя: – Смотрю, живой… Боевая рана имеется. Всё, как в новостях говорили!
– Значит, видел вчерашние новости, Санёк? – Крайний задал риторический вопрос с ответной улыбкой.
– Не только вчерашние, но и сегодняшние! Эту тему смакуют, вообще, все, кому не лень. И, чувствую, ещё долго не успокоятся… Ты будешь что-нибудь? Ну там, чай, кофе? Пиво тоже есть…
– Кофе… лишним не будет.
– Ща всё будет, садись пока. Куртку оставь на вешалке, здесь тепло… Вроде.

Гость повесил куртку на торчащий из стены крючок, затем сел в кресло у окна. Хозяин тем временем включил электрический чайник, что стоял на письменном столе; пока вода подогревалась, он пару раз метнулся к буфету – поочерёдно взял к столу банку кофе и кружки, сахарницу и конфетницу. Между делом Крайний спросил:

– Вижу, у тебя всё по-старому в плане работников. Сколько сегодня на службе?
– Смеяться будешь… Именно сегодня – я один.

Крайний лишь присвистнул в ответ.

– Вот так и живём. – Добавил подполковник. Звали его Александр Шевченко; с этим человеком Крайнего связывали многие годы дружбы, тянущиеся от уже далёкого детства, – поначалу они оба росли в одном дворе и ходили в одну школу, даже стремление к будущей профессии у юных друзей совпало. Но однажды родители тогда ещё семнадцатилетнего Санька отважились на переезд в тихий и благополучный посёлок «Тёмный» – как говорится, подальше от городской суеты; естественно, они не подозревали о приближающейся незавидной судьбе этого места. Так этот человек и застрял здесь… на всю жизнь.

***

– Ну, выкладывай, почему тебя вдруг заинтересовала история с исчезновением нашей скромной четы Вороновых? – Шевченко расположился в кресле по другую сторону стола (как и его друг, тоже с кружкой кофе в руке).
– Потому что именно их дочерью является Вика Воронова. Родители исчезают, и она переезжает в Город, где сначала находит труп медсестры в школе, которому не очень удивляется, а затем подозрительно быстро умирает её одноклассник, с которым она уже успела поссориться.
– Подожди, ты о том школьнике, которого кто-то заколол, пытаясь замаскировать это под работу того психа из школы?
– Я вижу, ты, правда, смотришь новости. – Крайний улыбнулся и отпил кофе. – Да, о нём. И в случае с тем школьником, Фениным, Воронова подходит на роль главного подозреваемого…
– Стоп, Вика?! Как так?.. – Не скрывал удивления Шевченко.
– Вот так. Воронова серьёзно повздорила с Фениным в понедельник, а уже во вторник тот умер – мотив был, да и возможность тоже: В новом для себя городе она вполне смогла бы совершить убийство одноклассника, предварительно узнав от кого-нибудь, где её недруг гуляет по вечерам, – кто-то (скорее всего, неосознанно) помог ей избавиться от него.
– Неожиданно, но более-менее понятно… А почему ты подозреваешь её? – Шевченко сидел с озадаченным видом.
– Потому что пропали её родители, которых, по твоим же словам, вряд ли теперь найдут живыми; исходя из этого, убийство одноклассника вполне могло быть рецидивом. А теперь скажи, ты знаешь, какие отношения были у этой Вики с её родителями?
– Знаю. – Равнодушно отозвался Шевченко. – Все в посёлке знают. И, вообще, семейка Вороновых была неблагополучной: Родители – типичные опустившиеся люди, алкаши; а дочь, умница и красавица, никак не могла с такими ужиться. Словесные перепалки для той семьи давно уже были чуть ли не нормой… Но время от времени Вика появлялась в школе с синяками и сигаретными ожогами на лице…
– Н-да… – Задумчиво протянул Крайний; Шевченко с безразличьем в голосе продолжил:
– Всё-таки я согласен с тобой: это она УБИЛА ИХ. Больше было просто некому; но, как говорится, НЕТ ТЕЛА – НЕТ ДЕЛА.
– Значит, обвинить её ты сможешь, только когда найдёшь трупы.

Шевченко допил кофе и, ставя кружку на стол, усмехнулся:

– Кхм… Я не говорил, что собираюсь искать их.
– Ты… что имеешь в виду? – Крайний растерянно смотрел на собеседника; Шевченко ответил с улыбкой:
– Слушай, даже если эти алкаши мертвы, то их жизни всё равно ничего не стоили – никто не станет спорить с этим, и Вику сажать я НЕ СОБИРАЮСЬ. Скажу тебе больше: если тела рано или поздно найдутся, то я, абсолютно несмотря на их состояние, заставлю врача указать в качестве причины смерти «алкогольное отравление».
– …Иными словами, ты мне не поможешь.

Шевченко кивнул; Крайний немного повысил тон:

– А как насчёт смерти Фенина? Этому школьнику кто-то вогнал шило в шею!
– Не обижайся, но лично мне твоя теория, что это сделала Вика… с чьей-то помощью, кажется притянутой за уши. Не такой уж редкостью во все времена были убийства в малолюдных местах…

Крайний помолчал с минуту, успев допить свой кофе; затем его старый друг решился прервать неприветливую тишину:

– Кстати, раз уж ты построил своё предположение, что того… школьника убила Вика, то ответь, с чьей помощью она могла сделать это в новом для неё городе?
– Елизавета Русакова. – Ответ без промедления. – Если короче, то вот тебе моё мнение: Вика укокошила своих предков, потом переехала в Город, повздорила с Фениным и с тётиной помощью узнала, где тот гуляет вечерами, чтобы затем малость попривыкшей рукой прикончить. Я знаю, тебе подобная картина кажется не очень правдоподобной; но в теории ВСЁ ЭТО вполне возможно; особенно, если учесть следующее: мы имеем дело с психопаткой. Но, тем не менее, всё это – догадки; а вот факт: Русакова и Фенин, оба, зарегистрированы на одном сайте…

Что уж сказать, иногда мозг этого человека выдавал почти что гениальные идеи, а иногда – сомнительные… Но, как бы там ни было, Шевченко всегда выслушивал до конца версии друга и обычно сидел после них в задумчивом молчании; как сейчас, например. Крайний понял, что пора заканчивать:

– Ладно, прости, но у меня отгул только на сегодня; а ещё немало надо сделать, так что… – Гость оставил кружку на столе и поднялся с кресла.
– Эй, подожди! – Шевченко тоже встал, и Крайний внимательно посмотрел на него. – В общем, я всё ещё считаю твою догадку слишком… надуманной, и поэтому лови – пища для размышления: седьмого числа, как раз в день пропажи Вороновых, местные видели странного чёрного мотоциклиста… на чёрном мотоцикле. Ну так вот, у нас в посёлке таких мотоциклов нет ВООБЩЕ. Странное совпадение, не правда ли?
– Быть может, правда, совпадение… А как он выглядел? – Крайний спросил, но без особого интереса.
– Да все говорят одно и то же: круто выглядел, весь в чёрном, на чёрном байке, на голове – чёрный шлем. И ещё кое-что: того же седьмого числа я случайно УВИДЕЛ этот чёрный мотоцикл припаркованным в одном заброшенном дворе на Союзной улице, и номеров на мотоцикле НЕ БЫЛО.
– …Вот теперь ты меня удивил… – Задумчиво проговорил Крайний.
– Могу удивить немного больше: ещё на Союзной стоит ныне нежилой дом Вороновых…
– Слушай, если всё это – шутка, то неудачная… – Скептически отреагировал собеседник.
– Это не шутка. Лично я продолжаю думать, что Вика сама прибила своих родителей; но факт фактом: Есть ещё один загадочный подозреваемый – в подозрительном месте, в подозрительное время, на подозрительном мотоцикле; и этого человека до или после седьмого числа здесь никто не видел…
– Какой номер дома у Вороновых?
– Четыре… – Шевченко вздохнул; главная отрицательная черта его давнего друга, упрямство, ни за что не позволит Крайнему остановиться и перестать копать в прежнем направлении…

Тепло попрощавшись, старые друзья расстались, и вскоре следователь сел обратно в машину.

– Я уж думал, ты там поселился. – Язвительный голос донёсся с заднего сиденья, …на котором Ручник поглядывал сквозь тонированное стекло на умирающее поселение. Была у этого человека такая мера предосторожности: ведя дела с Крайним, он всегда занимал заднее сиденье автомобиля – прятался от ненужного внимания за тёмными стёклами. Даже в дыре, что находится более чем в двухстах километрах за городом, он решил не надеяться на авось. – А где твой друг?


Глава 21: Чёрный всадник.


От главной, асфальтной дороги внутри поселения ответвлялось несколько грунтовых; одна из них разделила на две небольшие половинки Союзную улицу. В этом месте расположилась наименее населённая часть посёлка: из тринадцати зданий, давно образовавших собственный выделяющийся район, жизнь теперь теплилась только в двух. Все дома здесь были одноэтажными, рассчитанными на одну семью под крышей; трава, кусты и деревья в небольших двориках уже много лет не жили по установленным людьми правилам и к этому моменту разрослись абсолютно без какого-либо порядка.

Белый седан остановился у двора бежевого, одноэтажного дома с номерным знаком «Союзная улица, 4». Крайний повернулся к Ручнику, твёрдо зная, что теперь будет делать:

– Это – бывший дом Вороновой. – Он указал пальцем через боковое стекло. – Отсюда и начнём поиски.
– Ладно, только учти: я никогда раньше трупы не искал, поэтому ничего не обещаю. – Ручник ещё немного посмотрел на фотографию в своих руках и убрал её во внутренний карман куртки. – Для начала нужно попасть в дом.
– Ты… не думаешь ведь, что она способна на такую глупость, как прятать тела в доме? – Удивился Крайний.
– Не думаю. Просто ты сам говорил, что дом – наиболее подходящее место для убийства; а мне нужна точка опоры, чтобы знать, откуда и в каком направлении искать. Я не прорицатель…
– Ладно… – Крайний открыл дверь и вышел из машины; Ручник последовал за ним к дому, предварительно осмотревшись в округе: улица пуста. Не только людей, но даже собак или кошек поблизости не было… И не было слышно птиц; ненормальная тишина под голубым небом нагнетала беспокойство. Обойдя дом по кругу и ещё раз убедившись, что поблизости никого нет, Ручник достал из кармана отмычки. Проникнуть в дом получилось легче, чем предполагалось ранее: замок на входной двери был один, да и он оказался почти невероятно простым, поддавшись менее чем за минуту. Следом за Ручником зашёл Крайний, и запер дверь на замок с внутренней стороны.

Взломщики оказались в небольшом коридорчике, в полумраке которого просматривались пять закрытых дверей… Открыв первую дверь слева, Ручник окинул взглядом маленькую комнату с затянутым тёмными шторами окном; судя по довольно старой на вид, одноместной кровати, она вполне могла ранее принадлежать Виктории; мебель и кое-какие предметы повседневности ещё имели здесь место… И вряд ли кто-то собирался забирать их. Не проявив видимого интереса ко всей этой обстановке, он прошел к двери с правой стороны коридора, и открывшееся взору помещение оказалось попросторнее, да и посветлее предыдущей комнатки. Первой вещью, бросившейся в глаза здесь, стала висящая на стене фотография ещё маленькой Вики на руках неизвестной полноватой женщины, обнимаемой сзади каким-то худым, бородатым мужчиной; все трое на картинке улыбались, как на любом нормальном семейном фото…

– Что думаешь? – Крайний обратился к застывшему на месте Ручнику.
– Думал… Похоже на комнату родителей, кровать двухместная; но… не вижу я здесь ничего… выделяющегося.
– Я тоже не вижу… Ну-с, комната родителей не единственное место в доме, где от них можно избавиться. Или ты думал, что девочка-подросток способна убить только спящего?

Следующее помещение – кухня; обстановка здесь была почти обычной, …но почти: Раковина и водопроводный кран, шкафчик для посуды, электроплита, стол и стулья, старый холодильник… и небольшой ковёр на полу, к которому сразу же прилипло внимание Ручника:

– Товарищ следователь, ответь-ка мне, ковёр на сельской кухне – нормальное явление?

Риторическую суть вопроса Крайний уловил сразу – конечно, он понимал: алкоголики, пофигисты – от таких разной быдлятины в доме можно ждать, но ковёр на кухне… Не встречались ему алкаши с подобными фетишами. Ручник в два подхода отодвинул к стене стол и стулья, чтобы затем откинуть в сторону лежащую не на своём месте часть повседневности… В этот момент Крайний надеялся увидеть под ковром замытую кровь, въевшуюся в деревянный пол; но находка оказалась интереснее – крышка люка, ведущего… куда-то.

– Это… что? Подвал? В одноэтажке?.. – Изумился Крайний.
– Нет. Погреб. – Уверенно ответил Ручник. – Такие дома всегда с ними строили.
– Ты откуда знаешь?
– Я рос в дыре, похожей на эту деревню… Не находишь ли интересным, что именно этот люк та девчонка хотела скрыть от посторонних глаз?
– Нахожу. Открывай уже.
– Почему я?
– Потому что Я не знаю, как.

Вздохнув, Ручник взялся обеими руками за выемки по бокам квадратной крышки и потянул – дверца к правде поддалась; сомнения мучили его, однако проверить догадку всё-таки было нужно. Тем временем Крайнего удивило то, что петель на крышке не было – она свободно снималась и ставилась обратно, удерживаясь в полу только за счёт собственного веса. Отбросив крышку в сторону, Ручник увидел ведущую куда-то во тьму, старую, стальную лесенку… Он достал из кармана куртки небольшой фонарик, который всегда брал с собой «на дело», и мгновеньем позже столбик бледного света упал на мрачную дыру в полу…

– Я п-поверить… не могу… – Запинаясь, проговорил Ручник; Крайний смотрел в люк и видел вполне обычное основание дома – бетонные стены… и земляной пол.
– Ты думаешь о том же, …о чём и я? – Он взглянул на изумлённого цыгана и получил в ответ лишь его молчание. Светя фонариком под ноги, Ручник спустился в погреб – холодное, тёмное помещение размером примерно три на три метра, имеющее низкий потолок (человеку высокого роста здесь приходилось бы наклоняться, что сейчас и делал цыган); прохладный, затхлый подземный воздух тем временем забил в ноздри… Осмотревшись при помощи узкого фонарного луча и заметив лишь какой-то небольшой ящик и пару чем-то набитых мешков у стены, Ручник присел и провёл ладонью по земле у своих ног: уже подмёрзшая от осеннего холода, однако по её цвету всё же можно было предположить, что относительно недавно эту землю перекапывали…
– Кажется, это здесь… Надо копать. – Ручник выбрался из погреба и выключил фонарик, посматривая теперь то на чёрную дыру в полу, то на багровеющего следователя…
– Да ш-штоб её!!! – Выругался Крайний. Он понял, что находится в шаге от разоблачения убийцы; но чтобы сделать этот шаг… Обыск в доме изначально был незаконен; даже если сейчас выкопать трупы и выставить их на всеобщее обозрение – как конкретную улику это никто не воспримет, а любой адвокат впоследствии просто засмеёт такую основу обвинения. Стоило подумать об этом, как в голове, словно чья-то насмешка, мелькнул единственный возможный итог: «Как же вы докажете, товарищ следователь, что тела вместе с несколькими килограммами пропитанной трупным ядом земли НЕ БЫЛИ выкопаны в другом месте и НЕ БЫЛИ перепрятаны сюда вами заранее, чтобы создать себе козла отпущения, раз уж вы сами проникли в этот дом незаконно?».

А что касается законного обыска, то его в этой глуши может назначить только один человек; однако Шевченко ясно дал понять, какого он мнения о виновности Вики… и о затее своего друга.

– Я вижу, вы не послушались моего совета, товарищ следователь. – Женский голос сзади…

Крайний молниеносно выхватил из-под куртки пистолет и обернулся, целясь в ту, кого не должно быть здесь…

– Пожалуйста, уберите эту варварскую штуку, я же не собираюсь в вас стрелять.
– Что ВЫ тут делаете, …Елизавета Владимировна? – Он смотрел на стоящую в дверном проёме бледную женщину с почти зажившими царапинами на лице; вот только этот знакомый образ дополняли совершенно незнакомые рыжие волосы… и странные зелёные глаза вместо природных бледно-голубых. Всё это несколько странно (если не угрожающе) сочеталось с чёрной одеждой на нежданной гостье: кожаная куртка, джинсы, сапоги – всё это было чёрным. Крайний видел, что какого-либо оружия в руках новоявленной персоны нет, поэтому опустил пистолет; но обратно в кобуру убирать его не стал. Ручник тем временем смотрел растерянно… и со страхом на внезапно появившуюся незнакомку (вполне нормальная реакция, если учесть, как домушники «любят» подобные сюрпризы). Елизавета с улыбкой дала ответ следователю:
– А… Я всего лишь хотела проверить, послушаетесь ли вы моего совета, что чужое прошлое лучше не ворошить; и вот: теперь вы здесь… – Вздохнув, она запустила пальцы в рыжие локоны и стянула с головы этот парик, обнажая снежного оттенка взлохмаченные волосы. – Предчувствую, наша беседа затянется, поэтому могу я предложить чай, чтобы искупить вину за прошлый раз? Во время вашего визита ко мне домой я, увы, не додумалась до столь простого проявления вежливости, потому как тогда моя голова была занята совсем другим…

Беззаботно бросив парик на пол, нежданная гостья прошла мимо следователя – тот отступил к стене, не сводя с неё глаз; держащая пистолет ладонь уже начала потеть. Елизавета достала из шкафчика для посуды старый маленький электрочайник и стала наполнять его водой из водопроводного крана…

– Я не буду чай. – Опомнился Крайний.
– Ну… А ваш друг? – Она посмотрела на незнакомого цыгана – тот проглотил подступивший к горлу ком и помотал головой. Закрыв кран, Елизавета поставила электрочайник на отодвинутый к стене стол, затем подключила чайник к розетке. – А я буду.

Она сунула руку в карман джинсов и вынула запакованный чайный пакетик; Крайний не ослаблял внимание в этот момент, отлично помня: усыпив бдительность, из кармана можно достать что угодно… Однако по пакетику с чаем следователь понял, что собеседница заранее приготовилась к встрече… и сейчас всё идёт по ЕЁ сценарию.

– Где вы прятались? – Спросил он. – Я не слышал, чтобы открывалась входная дверь.
– В кладовой (последняя дверь слева). – Из того же шкафчика для посуды Елизавета достала кружку. – Появление получилось эффектным, согласны?

Она взяла себе стул и села за упирающийся одной стороной к стене стол, продолжая:

– Садитесь. Я собираюсь рассказать вам одну очень интересную историю (о том, как здесь всё произошло); но у меня есть просьба: ОБА, пожалуйста, держите руки на виду и не прячьте их от меня…
– А с какой стати мне идти на поводу у подозрительной личности в подозрительном месте?
– С той, что вы роете не в том направлении. Те два отброса… – Елизавета указала в сторону погреба. – Они, действительно, там гниют. Вот только Вика их не убивала и даже не закапывала… А кто это делал – знаю я.

***

Чайник вскипел. Елизавета бросила чайный пакетик в кружку и залила его кипятком. Она сидела напротив стены; Крайний и Ручник расположились на стульях по бокам стола, смирившись с просьбой – держа руки на нём же (хотя под правой ладонью следователя всё ещё был пистолет). Крайний уже не знал, какого сюрприза ждать от собеседницы, однако подумал, будет не лишним выслушать её, – расследование теперь всё равно в тупике, и ещё несколько минут с этой особой могут хотя бы пролить свет на некоторые детали…

Отпив получившийся чёрный чай, рассказчица приступила:

– На самом деле, всё началось довольно давно – когда родилась Вика. Моей далеко не умной сестре тогда было шестнадцать – залетела от одного проезжего из этого посёлка; но наши родители, да и я сама тоже, хорошо понимали: в семью принимать того хахаля нельзя – у него на роже было написано: светит бесславная смерть от алкогольного отравления; так что моя сестрёнка с младенцем на руках переехала к своему любимому – в это загнивающее место…
Время от времени я навещала их, но с каждым разом всё больше не из сочувствия к сестре, а из страха за маленькую Вику: не то, чтобы её мать была никудышной, просто тоже имела определённые проблемы с алкоголем. Но постепенно она всё же скатилась до уровня своего избранника; а я стала для Вики намного ближе её недородителей. Несколько раз я пыталась уговорить их отказаться от родительских прав, и несколько раз я была послана в известном направлении; до сих пор не поняла, чего они хотели добиться этим упрямством. Нечасто, но всё-таки я замечала синяки и сигаретные ожоги на лице или руках своей племянницы – в такие моменты я настойчиво предлагала Вике уехать со мной, но и от неё получала отказы; быть может, врождённое самолюбие не позволяло ей принять помощь или она просто не хотела лезть в мою жизнь – не знаю… Четвёртого сентября я снова приехала к Вике, увидела у неё большой синяк под глазом и поняла: ждать у моря погоды я больше не буду…
Я знала, внешность у меня очень выделяющаяся, поэтому заранее, пятого числа, купила рыжий парик и фальшивые, зелёные линзы для глаз. Потом перекрасила свой мотоцикл в чёрный цвет и сделала так, чтобы номерной знак на нём при необходимости снимался и ставился обратно без каких-либо усилий. Затем я подготовила одежду, в которой никогда раньше не приезжала в Тёмный… Шестого числа я обдумала все детали до мелочей, а седьмого – сделала так, чтобы никто никогда не нашёл этих отбросов общества. Как говорится: нет тела – нет дела; и по моей задумке их трупы должны были сгнить здесь вместе с этим полумёртвым поселением…


Глава 22: Детективная тема.


Рассказчица допила чай; Крайний помолчал с минуту и повернулся к Ручнику:

– У тебя сигареты есть?

Из внутреннего кармана куртки цыган достал пачку «Золотой Явы» и зажигалку; левой ладонью следователь взял одну сигарету и закурил, правую – по-прежнему держал на пистолете. Убрав «Яву» с зажигалкой обратно в карман, Ручник снова положил руки на стол; а Крайний, выдохнув беловатый дым и улыбнувшись, обратился к собеседнице:

– Хм… Признаюсь, после нашей вчерашней встречи у меня мелькнула мысль, что именно вы могли совершить это; но… я отбросил её, так как риск для вас был слишком велик: если бы вас раскрыли – неизвестно, как могла бы сложиться судьба вашего… сына.

Елизавета улыбнулась в ответ:

– Верно; но в один прекрасный момент я поняла: Вика для меня значит ничуть не меньше Арвила.
– Ну-с… Я мог бы предположить, что вы специально берёте вину вашей племянницы на себя, если бы не тот детальный рассказ: я знал лишь часть из него, а вот полностью эту историю мог рассказать разве что… убийца. Кстати, а как на ваш,    …хм, поступок отреагировала Вика?
– Она вернулась домой чуть позже шести – всегда старалась задержаться где-нибудь после школы. На тот момент я почти закончила закапывать трупы… Я объяснила ей всё и уже приготовилась к истеричным крикам вкупе с парой десятков пощечин, …а она просто обняла меня и расплакалась.
– Вика? Трудно поверить…
– Своим поступком я фактически не оставила ей выбора и предложила уехать со мной, чтобы не пришлось жить в доме с трупами; но она ответила, что это было бы слишком подозрительно, и решила остаться здесь до подходящего момента. Тогда-то я вспомнила: на стене в её комнате висит ковёр, который ей всё равно никогда не нравился, и попыталась хотя бы поменьше нервировать Вику погребом с мертвецами – для этого и накинула тот ковёр поверх люка… Что случилось, товарищ следователь? У вас такой вид, будто сказать что-то хотите.
– Хочу? Да… – Крайний вздохнул. – О чём, чёрт возьми, вы думали, когда шли на всё это? Мало того, что убили… Так ещё и новостью об этом, наверняка, напугали вашу племянницу до полусмерти. И, по-моему, Вика обняла вас не из каких-то тёплых чувств, а из банального страха – она просто не знала, что ЕЩЁ вы можете сделать, и поэтому попыталась успокоить вас…
– О ЧЁМ, чёрт возьми, я думала?!. – Елизавета истерично хихикнула и принялась загибать пальцы: – Первое! Я хотела помочь Вике – пусть она и отказывалась от помощи, но всё равно заслуживала лучшей жизни! Второе! Я хотела наказать тех, кто был несправедливо жесток к ней! …И третье… Грёбаная скука повседневности и огромное желание сделать хоть что-то стоящее. Ко всему этому, я отлично понимала, что Вика уже вытерпела достаточно много, и новость об убийстве, пусть и собственных родителей, она сможет принять… и перенести стойко.
– Да как вы могли понимать это?! – Вспылил Крайний; собеседница невозмутимо ответила:
– Просто. Просто… мы с ней похожи, очень… Два характера – различные на поверхности, однако очень родственные внутри: Пусть и ведём мы себя по-разному; но воспринимаем мы эту …неправильную жизнь… одинаково. Я просто мысленно поставила себя на место Вики и попыталась понять: смогу ли я сама перенести то, что должна буду сказать своей племяннице? …И я смогла.
– Вы ненормальная… – Немного помедлив, Крайний продолжил: – Но, в любом случае, ваш расчёт на то, что в такой глуши никто не станет искать… пару алкоголиков, был верен. А разве вы не боялись, что ваша племянница сама могла бы рассказать обо всём Шевченко?

С некоторым удивлением вышестоящему вопросу Елизавета ответила:

– Я уже говорила, ко мне она относилась лучше, чем к своим родителям.
– Таких, как вы, нужно электричеством лечить…

Собеседница никак не отреагировала на упрёк. Крайний докурил сигарету и, потушив окурок о поверхность стола, неожиданно усмехнулся:

– Хах! И вчерашняя наша встреча, конечно же, была неслучайной!..
– Конечно же. – Подметила Елизавета. – Я предчувствовала, всё-таки вы можете сунуть нос не в своё дело, поэтому должна была принять хоть какие-то меры, чтобы узнать, что у вас на уме. Для начала я попыталась рассчитать примерное время окончания вашего рабочего дня – это было несложно, ведь вы ПОСЛЕ РАБОТЫ заезжали к нам в понедельник. К тому же, после вашего ухода я случайно увидела из окна, в какой автомобиль вы сели и в какую сторону этот автомобиль выехал из двора моего дома – с работы домой вы всегда возвращаетесь в одном направлении, не так ли? Понимая это, мне оставалось только найти автобусную остановку, мимо которой вы совершенно случайно должны проезжать.
– А если бы в этот раз я поехал в другую сторону?..
– Вряд ли… Хотя вчера из-за вашего ранения и громкого закрытия дела Астерова всё-таки присутствовала вероятность, что мне придётся напрасно проторчать на остановке несколько часов; однако оттуда ваша машина была видна хорошо. И, когда я поняла, что не ошиблась в расчётах, оставалось только разговорить вас… – Собеседница подняла указательный палец    вверх. – Помните? В машине. Как бы невзначай мы заговорили о Вике… Если я оказалась права, и вы заинтересовались этим делом, то вы должны были бы попытать счастье – вытащить из меня какую-нибудь информацию о ней. Но вы не стали церемониться и выдали все свои намерения мне в лоб…

Елизавета вновь взялась обеими руками за пустую кружку, к внутренней стенке которой прилип мокрый чайный пакетик.

– …Ловко вы всё тогда провернули. – Отозвался Крайний.
– Но чего вы хотели добиться вчера? Моей помощи в расследовании или же, так сказать, вспугнуть крыс – надеялись, что через меня Вика узнает о ваших планах и начнёт нервничать?
– Всего понемногу… Тогда я думал, что убийца – Вика, и даже если бы вы были с ней в сговоре, то всё же могли бы согласиться, например, чтобы быть в курсе дела и по возможности отводить следствие в тупик – я бы это заметил и использовал в своих интересах… – После недолгого молчания Крайний продолжил: – Раз уж вы упомянули мой визит к вам… Это от вас Вика узнала, что суперклей можно использовать для сокрытия отпечатков?
– Да… Я ведь сказала, что тщательно подготовилась к своему преступлению; а Вика обратила внимание на ненормально твёрдые и шершавые подушечки моих пальцев.
– Ну-с… Теперь мне всё ясно с этим делом.
– В таком случае… – Елизавета встала из-за стола. – Я рассказала вам всё это с одной простой целью – чтобы вы перестали раскапывать забытые могилы; некоторым скелетам лучше остаться ненайденными… К тому же, когда я оформляла документы для опекунства над Викой, то успела переговорить с местным начальником полиции, и он меня недвусмысленно спросил «Что будете делать, если в один прекрасный день узнаете, что удочерили убийцу?»; на что я ответила «Меня больше тревожит не то, что Вика может оказаться убийцей, а то, что она может понести за это несправедливое наказание…». Мы поняли друг друга, и он пообещал, что если тела будут найдены – он заставит местных врачей указать алкогольное отравление в качестве причины смерти…
– Н-да… Мне он тоже подобное говорил.

Елизавета положила квадратную крышку на люк погреба и хотела накинуть ковёр поверх, но Крайний остановил её, сказав, что ковёр на кухне будет слишком выделяться и лучше оставить его в свёрнутом виде в коридоре. Когда кухонную утварь убрали обратно в шкафчик, а стол со стульями расставили на их прежние места, следователь продолжил:

– Всё-таки неплохую меру предосторожности вы придумали: засесть рядом с телами на случай их обнаружения и не дать мне несправедливо обвинить вашу племянницу. Довольно смело…
– Ну, сначала я испугалась, узнав о вашей затее; но потом, взвесив все «за» и «против», однозначно поняла: если я признаюсь в двойном убийстве именно на месте преступления, то мне ничто угрожать не будет…
– То есть… вы ещё и ЭТО предусмотрели? – Удивился Крайний. Ручник вопросительно взглянул на следователя; а Елизавета тем временем ответила вполне уверенно:
– Конечно. Все мы проникли в этот дом незаконно, и по-другому просто никак не смогли бы сделать это; а добытые при незаконных обстоятельствах показания не могут восприниматься следствием всерьёз. И, если однажды вы попросите меня повторить что-нибудь из сегодняшних слов на официальном дознании, я сделаю вид, будто сегодняшний разговор банально не имел место… Здесь и сегодня я рассказала правду, которую от меня более не услышит никто; но из-за правды идти за решётку я не собираюсь – у меня семья, как-никак. – Елизавета улыбнулась. Поняв простую истину, что подлянки от собеседницы уже не будет, Крайний убрал пистолет в кобуру под курткой и тихо засмеялся:
– Хах… Ну вы… Кхм, умеете удивлять… Ха-хах… Несколько раз, и меньше чем за час, – давненько меня так не развлекали!
– Нет, ну серьёзно, вы же не думали, что, рассказывая ВАМ историю своего преступления, я буду надеяться исключительно на понимание и сочувствие? …Ведь прежде всего мне были нужны гарантии безопасности.
– Хм… Как только вы всё рассказали, я сразу понял, самостоятельно не смогу вас обвинить; но я и не думал, что вы изначально делали акцент именно на это. Ладно… – Крайний вздохнул. – Прежде, чем уйдём, хочу спросить ещё кое-что…
– Ха! Я отвечу на ваш вопрос, если вы затем ответите на мой. – Усмехнулась Елизавета.
– Идёт. Это по поводу царапины вашей племянницы. Я заметил тот порез ещё в понедельник в школе, и она ответила, что упала в драке; но это был именно порез, а не ушиб… Как она поранилась?
– Ну-у, это и объяснить толком непросто… Ситуация была примерно следующей… – С несколькими запинаниями Елизавета описала начало первого учебного дня своей племянницы в городской школе.
– Н-да… Везёт ей на приключения. – Крайний дослушал историю и почесал затылок. – Теперь вы спрашивайте.
– Какое предсмертное послание Вике оставил тот учитель?

Следователь уже немного устал удивляться собеседнице и решил обойтись без встречных вопросов со своей стороны:

– Вика, почаще улыбайся – это был адресованный ей постскриптум в той записи.
– Ну… Спасибо. Давайте уже выйдем на улицу и притворимся, что сегодня в этом доме ничего и никого не было. – Елизавета забрала из набитой разным хламом, полутёмной кладовки заранее припрятанный мотоциклетный шлем, затем прошла в прихожую и повернула защелку дверного замка. Крайний окликнул её, ещё не успев толком собраться с мыслями:
– Подождите!.. То есть… пока мы ещё здесь, можете вы сказать… Я имею в виду… вы уже рассказали мне всё, что хотели?..
– Да. – Быстрый ответ и дружелюбная улыбка.

«Ясно…».

Покинув «нейтральную» территорию дома, все трое снова стали собою: Общающийся с сомнительными личностями герой-полицейский; живущий не совсем «по понятиям», негласный вор; и неразоблачённая убийца…

Елизавета держала чёрный шлем в правой руке, а левой – заперла дверь и убрала ключ племянницы в карман куртки. Всё такое же высокое, голубое небо, прохладный воздух разыгравшейся осени и тишина медленно вымирающей улицы окружали гостей поселения. Ничуть не изменившаяся атмосфера места больше не воспринималась, как что-то неправильное или враждебное; подталкиваемый этой мыслью Крайний решился на последнюю попытку понять кое-что:

– Елизавета Владимировна… Я знаю, что вряд ли получу согласие; но всё равно прошу вас помочь мне с одним делом. – Просьбой он остановил ещё не успевшую покинуть пределов двора мотоциклистку. – Наверное, вы слышали: в нашем районе города произошло убийство школьника, и я публично выступил с заявлением, что сомневаюсь в причастности Астерова к этому и считаю последнее убийство имитацией его действий… Сейчас мне интересен лишь ход ваших мыслей: если БЫ вы были убийцей…
– Товарищ следователь, я могу не понять вас. Выражайтесь… осторожнее.
– Верно, можете; я не спорю. Но, пожалуйста, просто попробуйте поставить себя на место убийцы и расскажите мне, какие меры предосторожности вы могли принять, если БЫ попытались замаскировать своё преступление под  дело рук серийного убийцы. Мне интересен лишь ход мыслей случайно встреченного на улице человека и ничего более…
– Ладненько… – Елизавета взмахнула руками. – Из чистого любопытства могу сыграть и роль убийцы. С чего начнём?
– С вашего алиби. Представьте, что смерть наступила около девяти вечера. Кто мог бы подтвердить вашу невиновность?
– Мои домочадцы.
– Но ведь они не видели вас дома в то время.
– Стоит намекнуть им, что я под подозрением, и они встанут за меня горой.
– Хорошо; идём дальше… Вы выманили свою жертву вечером в парк через один сайт – предложением о продаже запчастей для мотоцикла, а после свершения задуманного удалили свой (созданный для этого дела) второй профиль на сайте. Но вычислить IP-адрес удалённого профиля всё-таки можно. Что вы сделали, чтобы по следу от удалённого профиля я не вышел на… ваш ноутбук, например?
– Я бы регистрировалась на сайте и оставляла сообщение через мобильный телефон, а в интернет бы с него выходила через SIM-карту, случайно купленную с рук на улице… Затем бы просто уничтожила SIM-карту.
– А мобильник? Он ведь тоже даёт сигнал…
– Без SIM-карты ничего не даёт. Вы сами упомянули IP-адрес… А в телефоне его имеет только SIM-карта.
– Неплохие у вас познания…
– Что, уже сдаётесь перед человеком с улицы?
– Нет… Ещё нет. Если бы вас видел кто-то посторонний? Внешность у вас незаурядная, и номер мотоцикла при желании можно запомнить…
– Я обязательно должна брать мотоцикл на место преступления?
– На нём легче всего скрыться.
– В этом случае номерной знак я бы сняла заранее.
– А если бы потом наткнулись на полицейский патруль?
– Не будьте занудой. Вы сами сказали, что на мотоцикле легко скрыться; а умелый мотоциклист в городской среде без особых проблем может уйти от полицейской машины.
– Хорошо… А с внешностью что вы сделали?
– Парик… Меняющие цвет глаз линзы… Вполне возможна имитация какой-нибудь особой приметы…
– Например?
– Например, фальшивый шрам на щеке – его вполне возможно сделать при помощи багровой нитки и клея.
– А если бы кто-то знакомый увидел вас в таком странном виде… у вашего дома?
– Для подобного преступления я бы перевоплощалась, например, в гараже, к тому же, …мотоциклетный шлем всё скрывает. Ха, вот поэтому вы упомянули мотоцикл?!
– Ясно… – Крайний вздохнул; в его голове возникли ещё несколько вопросов, однако мгновеньем позже он сам нашёл наиболее логичные ответы на них… Дальнейшее продолжение спора было бы бессмысленным.
– Что с вами? – Елизавета невинно смотрела на сникшего следователя.
– Мне нечем ответить. Признаю поражение… перед человеком с улицы.
– Иначе говоря, в ближайшее время вы не раскроете это преступление…
– Кто знает? – Неожиданно оживился Крайний. – Может быть, реальный убийца оказался не таким умным и всё же совершил одну из тех ошибок, на которые я надеюсь…
– Что ж… Надейтесь далее; а мне пора домой возвращаться. Ради того, чтобы приехать сюда, я даже сменами на работе поменялась; хотя человек вашего статуса вряд ли назовёт работой моё дуракаваляние…

Блеснув на прощание фальшивыми зелёными глазами и скрыв шлемом растрёпанные, белые волосы, Елизавета вышла на пустую грунтовую дорогу. Пройдя улицу почти до конца, она завернула в один заброшенный двор и через пару минут выпорхнула оттуда на своём ревущем стальном коне, промчалась мимо машины следователя, свернула на главную дорогу Тёмного и устремилась в сторону Большого Города. Крайний успел заметить, что номер мотоцикла на месте, – прятаться загадочной гостье поселения более незачем.

– Вот ведьма… – Ручник расположился на заднем сиденье автомобиля, затягиваясь сигаретой и выдыхая дым в приоткрытое окно. – В следующий раз продумывай всё тщательнее… Ненавижу я такие «случайные встречи».
– Заметь, ты сам захотел залезть в дом… – Крайний сидел за рулём, почёсывая пластырь на горле и не особо торопясь включать зажигание. Ручник стряхнул сигаретный пепел через окно:
– Кого ждём? П-хоехали… – Фыркнул он дымом.
– Я смотрю, ты уже успокоился; а вот мне нужно посидеть и обдумать кое-что…
– Кончай философствовать и врубай мотор. Позже обдумаешь…
– Нет, я серьёзно. Домушник, вроде тебя, должен понимать, насколько опасны для здоровья… и жизни такие случайные встречи в чужих домах…
– Не люблю я это слово: домушник… Ну, да, я… – Мгновенье раздумья, и Ручник продолжил: – Но нам повезло, что твоя знакомая хотела лишь высказаться.
– Ты уверен, что она ИЗНАЧАЛЬНО хотела высказаться?..

Странный вопрос со зловещим намёком фактически приказал сердцу собеседника биться чаще – усиленно качать кровь к рукам и ногам, отчего в теле после посещения того мрачноватого дома вновь завибрировала дрожь, в голосе она тоже была заметна:

– Ты не шути так… Да, она немного не от мира сего; но…
– Немного? Чушь! Укокошить родную сестру ради племянницы – это немного?!. Кстати, когда она забирала свой шлем из кладовки, …ты заметил довольно увесистый ТОПОР у стены?

Неподвижные глаза молчащего Ручника намекали: он тоже успел разглядеть в полутьме кладовой комнаты неприветливый силуэт холодного оружия… А Крайний тем временем продолжал излагать жуткую альтернативу наступившей благополучной развязке:

– Она же сказала, что там пряталась. И возможность избавиться даже от двоих чересчур любопытных гостей была очень неплохой: когда ты спустился в погреб, у меня почему-то не возникло и левого желания обернуться к выходу в коридор…

Словно ребёнок, слушающий страшную сказку, Ручник с застывшим лицом внимал версии следователя; попутно тускловатый огонёк тлеющих табака и бумаги подбирался к пальцам всё ближе…

– Вполне возможно, изначально она хотела наиболее надёжным образом избавиться от меня и рассчитывала исключительно на несколько нежданных ударов топором… – Крайний вновь припомнил спортинвентарь из квартиры Елизаветы и отметил: физически эта ненормальная вполне способна грамотно махать оружием. – А затем всё было бы ещё проще: прикопать третье тело и выпить после тяжёлой работы бодрящий, горячий чай в гордом одиночестве.
– Да… – Чувствуя тепло у пальцев, Ручник опомнился и выбросил окурок в окно. – Но без меня ты вряд ли бы додумался залезть в дом; хотя возможность нападения на улице тоже никто не отменял… Короче, тебе крупно повезло: ещё и меня решил взять сюда, а на двоих она напасть не рискнула!
– Я говорю не только об этом. Может, ты и прав. А может, когда мы зашли, она спряталась в кладовке и успела прийти к наиболее разумному выводу: законно проникнуть в дом я никак не мог, а все следы уже скрыты достаточно хорошо, и мусорить в таком месте новыми трупами будет глупо. – Крайний повернул ключ в замке зажигания – двигатель завёлся. Белый седан неторопливо выехал с Союзной улицы и уверенно направился к выезду из Тёмного, беззаботно промчавшись мимо местного отделения полиции…
– Не будешь делиться новыми знаниями со своим старым другом? – Удивился Ручник.
– Нет смысла.
– В смысле?
– В смысле, моему старому другу абсолютно всё равно, кто избавился от Вороновых; а доказать ему свою непричастность к смерти школьника наша знакомая сумеет с лёгкостью… Лучше угости сигаретой.
– Кстати, ты ж вроде… не куришь. – С заднего сиденья Ручник протянул следователю сигарету и зажигалку.
– Я семнадцать лет не курил… до этого дня.

Затягиваясь тёплым дымом, Крайний вспомнил свои вчерашние слова и подвёл итог:

«Виктория, богиня победы? Нет, просто чокнутая Лиза, в любом случае, победила ты… Пока что».


Глава 23: Что-то заканчивается; что-то начинается…


С небольшой дорожной сумкой в руке я вышла на улицу и заперла дверь старенького гаража, что стоит на окраине района… Хозяин гаража – мой сосед по лестничной площадке, добренький пенсионер (явление, кстати, встречающееся в наши дни нечасто); всего лишь за поддержание чистоты в помещении он позволил мне оставлять там свой мотоцикл.

Убрав ключ от гаражной двери в карман пальто, я направилась домой. Уже вечер; бледное осеннее солнце висит в тускло-голубом небе довольно низко, и через какой-то час оно сядет. Я захожу в подъезд, поднимаюсь на четвёртый этаж и открываю дверь своей квартиры…

– Елизавета? – Один из двух самых дорогих мне людей смотрит на меня с неподдельным удивлением. – Вы… не на работе сегодня?
– Нет, график немного изменился: выхожу завтра.
– А где вы были и… почему вы улыбаетесь?
– Вика, почаще улыбайся.
– Что?
– Эти слова для тебя, написанные твоим учителем перед смертью. Я просто подумала, что послание должно дойти до адресата.

Я вижу: она испугалась. Так уж сложилось, что я – единственный человек, перед которым Вика никогда не скрывает эмоции… Конечно, она может говорить мне всё, что угодно; но в её лице я обязательно прочитаю правду. Ладненько, не буду мучить её своим молчанием:

– Хорошие новости: Тот следователь, Олег Романович… Мы с ним ездили в Тёмный, и тамошний участковый отказал ему в проведении расследования.
– Что?..
– Я говорю, что всё в порядке и я напрасно волновалась. Подробнее расскажу чуть позже.
– …Понятно.

Я ставлю сумку на комод и снимаю пальто. Во время вчерашней прогулки я рассказала Вике о том, что произошло в вечер вторника; она внимательно дослушала историю до конца, после чего сочно ударила меня по лицу и оставила на моей щеке неаккуратные царапины – след от её ноготков. Но вот, что странно: в тот момент я не видела злобы в её лице, а лишь страх… Я знаю: она считает меня ненормальной; что ж, не могу винить её в этом, потому что понимаю: сама виновата.

– А где Арвил? – Моё внимание привлекла вешалка для одежды, на которой не было куртки сына.
– Он в кино ушёл.
– Та-ак… И на чьи деньги?
– Билет уже был. Тамара (ну, моя одноклассница) где-то достала два билета на какую-то фантастику. Она предложила мне сходить с ней, но… не люблю я такие фильмы; а вот Арвил парой тонких намёков выпросил у неё один билет и сейчас сидит на сеансе вместе с ней…
– Хах…
– Что смешного?
– Мой мальчик первый раз в жизни идёт в кино с девушкой (пусть и за её счёт).
– Что-то я сомневаюсь, чтобы он до конца осознал всю глубину своего поступка.
– А я нет. Хотя с другой стороны… Забавненько, я-то думала, он на тебя запал…
– ЧТО?
– И не надо делать такое лицо; я заметила, как он дышит в твоём присутствии.

Я вижу её скромную улыбку и понимаю: это – лучшее дополнение ко всему сегодняшнему безумию.


Часть вторая. Тот, кто забыл страх.


Глава 24: После киносеанса.


– Меня обманули. – Разочарованная Тамара быстрым шагом покинула кинозал, и удивлённый Арвил вышел следом:
– Но прошла всего половина фильма! Неужто тебе так не понравилось?.. – Он поравнялся с куда-то уверенно идущей Тамарой.
– Я уже видела ЭТО не раз! Злобная инопланетная цивилизация нападает на мирных американцев, и кучка выживших… патриотов уничтожает всех пришельцев и спасает мир… – Она вздохнула. – Бесполезно тратить время на подобную банальщину. Я надеялась на что-то, действительно, стоящее. Но сюжет стар, меняются лишь актёры и декорации… А пафосный бред остаётся пафосным бредом!

Кроме этих двоих, других посетителей в просторном коридоре кинотеатра не было. Тамара остановилась и посмотрела на висящий на стене рекламный плакат «нового» фантастического боевика, как на нашкодившего кутёнка, – почти кукольное девичье личико источило такое негодование, что заставило Арвила расплыться в невольной улыбке, так как сейчас он мог бы сравнить подругу с очень доброй феей, впервые в жизни затаившей на кого-то серьёзную обиду; иными словами, смотрелась Тамара… мило.

– Хочешь – оставайся. – Она повернулась к Арвилу. – А я домой…
– Нет, я тоже… – Ответил тот.
– Не будешь досматривать?
– Ты же сказала, что там не будет ничего нового; так что могу проводить тебя до дома, …если хочешь. – Невинно намекнул Арвил, переводя взгляд с подруги на рекламный плакат.
– Ну, необязательно провожать меня… Ведь это я тут поступаю некрасиво, уходя посреди сеанса. – Напомнила Тамара. – Хочешь – досмотри; я совсем не против.

Но Арвил продолжил настаивать:

– Не хочу. Если ты разбираешься в таких фильмах и говоришь, что ничего интересного там не будет, – я верю.
– Хорошо, тогда… пойдём. – Ответила Тамара после краткого раздумья. Покинув кинотеатр, она натянула на голову чёрную шляпку с полями, которую ранее держала в руке, и сейчас этот простенький головной убор хорошо сочетался с её бежевым пальто. Осматривая по-осеннему холодные очертания малолюдной улицы, Арвил спросил:
– И где твой дом?
– Там… – Тамара указала в даль левого от кинотеатра отрезка дороги. – У меня квартира на «Новорощинской». Знаешь, где это? Я имею в виду, не заблудишься, если будешь возвращаться оттуда домой?
– Да знаю я, где это; не заблужусь. Не маленький уже… – Арвил сложил руки на груди и сделал серьёзное лицо.
– Да… Точно, иначе ты не стал бы провожать девушку до дома. Извини, что усомнилась. – С виноватой улыбкой она успокоила Арвила, и неторопливым шагом спутники отправились по тротуару вглубь города. – Похоже, твоя сестра знала, что это кино не заслуживает внимания…
– Может быть… Ну, может быть, она не любит «фантастику» именно из-за таких фильмов. – Решил Арвил.
– Но ведь этот жанр не состоит только из неудачного кино. Есть достойные вещи… – На пару секунд Тамара задумалась. – Кстати, какие фильмы ей нравятся?
– Не знаю, мы с Викторией ещё не говорили о таком.
– А может, фильмы о боевых искусствах? – Тамара задумчиво приложила указательный палец к нижней губе и отвела прикрытые стёклами очков глаза к голубому небу.
– Намекаешь на её умение драться? – С улыбкой предположил Арвил, вспоминая недавнюю потасовку во дворе школы. – Если так, то вряд ли: не обязательно уметь драться, чтобы любить фильмы о боевых искусствах, и наоборот…
– Тогда что ей нравится, …по-твоему?
– Ну… – Арвил засомневался. – Не знаю.
– Тогда я предположу снова! – Быстро решила Тамара. – Учитывая поведение твоей сестры, ей может не хватать обычного человеческого тепла, заботы, …любви. Люди всегда тянулись к тому, чего у них нет, так что, вполне возможно, твоя сестра окажется… любительницей сопливых мелодрам.

Она улыбнулась и услышала скромный смешок Арвила. Преодолев пешеходный переход, Тамара продолжила:

– Слушай, я понимаю – не очень красиво говорить о человеке за его спиной; но слишком уж хочу знать, что случилось с твоей сестрой. Вряд ли она родилась с таким характером…

Арвил постарался объяснить; однако, в итоге, вышло это с некоторым трудом:

– Ну… От мамы я слышал, что у Виктории была неблагополучная семья, и из-за конфликтов с родителями она часто… затевала драки в школе, в которой раньше училась.
– Ты подразумеваешь, вымещала злобу на одноклассниках? – Тамара смотрела на него, как и недавно на Викторию, пристально и немного бесстыдно, из-за чего Арвил вновь насторожился. Но всё же он попытался уверить себя, что эта немного странная девушка просто любопытна сверх меры, после чего ответил:
– Как-то слишком уж грубо… ты уточнила. – Ему не очень понравился также образовавшийся в разговоре подтекст сплетни. Однако, случайно представив Викторию с краснеющими от всего этого ушами, Арвил улыбнулся и опустил взгляд к тротуару под ногами.
– И теперь её родители пропали… без вести. – Напомнила Тамара. – Наверное, страшно ей было…
– Не думаю. – Возразил Арвил. – Виктория не из тех, кто боится; только не она.

Тамара поняла намёк, вспоминая всё, что на её памяти выпало на долю подруги; но всё равно не смогла согласиться:

– Ты не прав.
– Почему? – Не понял Арвил.
– Я знаю человека, который НИЧЕГО не боится; и это, точно, не Виктория…
– И кто же это? – Арвил искренне ждал ответ.
– Как-нибудь потом расскажу. История длинная…

Да уж, такой ответ заставил любопытного мальчишку только разочарованно вздохнуть. Вскоре путники вышли к трём десятиэтажным домам, которые стояли полукругом, – жилому комплексу в одном из благополучных районов Города. Прилегающая к этим зданиям территория оказалась образцово убрана: серпом пронизывающая двор асфальтная дорога, немаленькая автомобильная парковка и веющая новизной, детская игровая площадка – нигде не было и намёка на мусор, даже опавшие, жёлтые листья лежали исключительно под берёзами в палисадниках, тем самым придавая этому месту особый осенний… шарм. Также в глаза бросались посты охраны со шлагбаумами на въездах во двор – очевидно, кто-попало здесь не ошивается. Взмахом руки и добродушной улыбкой Тамара поприветствовала молодого охранника, сидящего за окном одной из наблюдательных будок; «собеседник» ответил теми же жестами, и пара подростков прошла дальше – ко второму подъезду третьего по счёту дома.

– Можешь зайти ко мне. Заодно и ту самую историю послушаешь… – Предложила Тамара.
– В другой раз, если ты не против. – Смотря в сторону заката, Арвил объяснил: – Поздно уже.
– Как хочешь… – Тамара открыла подъездную дверь магнитным ключом и внезапно обернулась: – Арвил!
– Что?
– У тебя уже есть девушка?
– Ну… Нет. – Смутился Арвил. – А почему ты спросила?
– Да так, интересно просто… Ну, пока. – С радостным лицом Тамара зашла в подъезд и тихо закрыла дверь перед изумлённым мальчишкой…


Глава 25: Вечерние встречи.


Поздние визиты Крайний не очень любил (вне зависимости от того, наносил ли кто-нибудь визит ему или он сам вынужденно являлся чьим-то гостем), так что в ином случае он мог бы и отказаться от приглашения, но сейчас – скорее всего, нет. Игнорировать просьбу столь вежливого человека было бы испытанием даже для его профессиональной наглости; к тому же, именно сегодня у него отгул или, можно сказать, больничный…

Словно в насмешку над должностью обитель здешнего градоначальника расположилась за городом – там, где чистый, природный воздух сочетается с отсутствием городского шума и суеты; хотя, с другой стороны, это всё же стандартные удобства для избранных. Не самый дорогой, но и не самый дешёвый двухэтажный особняк стоит здесь последние лет десять, за которые Крайний успел стать нередким гостем в этом имении – на благотворительные вечера и праздничные приёмы его скромная персона начальника районного отделения полиции вряд ли бы получала приглашения, написанные лично хозяином дома, если бы не успела прославиться (без преувеличения) самыми результативными в полиции Города методами работы. Парадную дверь ему открыл дворецкий – слегка полноватый, невысокий мужчина в возрасте; этот человек знал, что следователя ждут, и вслед недолгому обмену приветствиями аккуратно повесил куртку гостя на элегантную вешалку, а затем проводил того по изящно обставленному коридору в кабинет хозяина дома. Предварительно постучавшись, сопровождающий Крайнего открыл дверь из красного дерева…

– Павел Григорьевич, к вам гость. – Дворецкий обратился к сидящему на диванчике градоначальнику. Крайний знал хозяина особняка ещё с тех времён, когда мэром тот не был, но уже в годах – за полтинник, и с возрастом тот лишь более толстел и лысел. Однако, вопреки чахнущему телу, ум градоначальника продолжал сохранять остроту, по-прежнему помогая тому принимать заметное, активное и успешное участие в жизни Города. Сам мэр в этот момент смотрел по большому настенному телевизору новости, хоть и было очевидно, что он просто убивал время до визита приглашённого гостя.
– А, Олег Романович. Добро пожаловать. – Хозяин выключил звук телевизора и, опираясь на трость, с приветственной улыбкой подошёл к гостю.
– Добрый вечер, Павел Григорьевич. – Ответил Крайний; после короткого рукопожатия его собеседник добродушно продолжил:
– Рад, что вы заглянули… Надеюсь, своей просьбой я не слишком помешал вашим планам на сегодня?
– Нет, что вы… Наоборот, сегодня я сам хотел нанести вам визит… пораньше. Но, в итоге, получилось только сейчас.
– Ну, что ж… Пожалуйста, присаживайтесь. – Хозяин указал на стоящий рядом с кофейным столиком гостевой диван. – Что будете пить? Спиртное предлагать не буду, вы же… за рулём.
– Тогда… кофе.
– Никита, пожалуйста… Кофе и чай. – Павел Григорьевич обратился к дворецкому – тот понимающе кивнул и закрыл за собой дверь. Крайний сел на предложенное место, а его собеседник расположился рядом. – Как ваша рана? Смотрю, выглядите неплохо…
– Да, не так уж всё серьёзно – иду на поправку.
– Что ж, поверю на слово. Признаюсь, я очень хочу послушать о вашем вчерашнем… противостоянии тому маньяку из школы. Конечно, я читаю газеты и телевизор смотрю, но раз уж вы – непосредственный участник событий…

***

На небольшом столике у дивана уже появились подносы, два из которых держали почти допитые напитки – стакан чая и чашку кофе со сливками; на третьем подносе стояли сахарница и пара тарелочек с закуской – шоколадными конфетами и несколькими бутербродами с чёрной икрой. Тикающие в углу кабинета, напольные маятниковые часы показывали половину десятого вечера, и рассказ следователя подходил к концу; завершая историю, Крайний поделился своим личным мнением об Астерове, на что Павел Григорьевич ответил:

– Умён? Может быть; и умные люди часто рассеяны… – Он усмехнулся. – Вот растяпа! Ведь мог бы провернуть такой трюк и выйти сухим из воды; а тут просто выронил оружие!
– Да, вчера был, явно, не его день… – Крайний попытался подвести итог.
– А по-моему, не только это… – Задумчиво и тихо добавил Павел Григорьевич. – Есть в этой истории интересные совпадения: вы случайно вспомнили вопрос, из-за которого приехали в школу, и случайно нашли там шило, которое убийца случайно выронил…

Подобное количество слова «случайно» в одной фразе всё же заставило Крайнего понервничать; однако он успокоился, когда Павел Григорьевич закончил мысль:

– Лично мне сочетание всех этих случайностей представляется чем-то, вроде… высшего вмешательства. – С вопрошающим взглядом он ожидал мнение следователя.
– Быть может. Но я не очень религиозный человек. – Гость ответил с улыбкой.
– Но сама ситуация уже заставила вас задуматься? – В том же духе продолжил хозяин.
– Да… Что верно – то верно. – Согласие Крайнего исчерпало тему разговора, и следующие несколько секунд собеседники провели в молчании; ещё раз посмотрев на циферблат напольных часов, следователь допил кофе и поднялся с дивана. – Что ж… Благодарю за гостеприимство, Павел Григорьевич, но мне пора.
– Как всегда, приятно было с вами поговорить, Олег Романович. Я провожу вас…
– Но… – Ненавязчиво помедлил гость. – Перед уходом можно мне задать пару вопросов вашей дочери?

Своей просьбой Крайний не только удивил собеседника, но и заставил того ненадолго провалиться в раздумья; после этой короткой паузы Павел Григорьевич дал ответ с той же обычной для него добродушной интонацией:

– А что она натворила?
– Ничего. – Успокаивающим тоном гость постарался меньше волновать впечатлительного хозяина. – Просто… я упоминал, что частью алиби Астерова было отправленное с его телефона СМС; вот только это сообщение было отправлено на номер… вашей дочери. Нет, не подумайте! Я ни на что не намекаю, просто мне интересно, почему именно ей…

Не очень-то у Крайнего получилось чуть меньше волновать старого человека: Павел Григорьевич уже был бледен, словно мел, и, водя глазами из стороны в сторону, молчаливо опустил голову.

– А что было в том… сообщении? – Хозяин вновь посмотрел на гостя, и во взгляде этом читалась тревога. Крайний виновато ответил:
– Ах, да, простите… С этого и надо было мне начать. В сообщении слова «Жить только для себя есть злоупотребление. Шекспир»; а в ответном сообщении ваша дочь написала «В жизни дело идет о жизни, а не о каком-то результате ее. Гёте». Вы не знаете, что бы это значило?
– Нет. – Хозяин помотал головой. – Но… её нет… здесь; то есть моя дочь живёт отдельно.
– А… с кем?
– Одна.
– Как так? – Удивился гость. – Она же… несовершеннолетняя.
– Поверьте, если эта упрямица захочет чего-то – она добьётся своего. – С улыбкой ответил Павел Григорьевич; однако, на взгляд Крайнего, с какой-то уж… вымученной улыбкой. – Но хотите, я позвоню ей? Тогда вы сможете спросить её…

Он достал из кармана своего домашнего костюма мобильный телефон; похоже, что мэр был очень занятым человеком, раз уж даже дома держал мобильник под рукой.

– А… Нет. – Поспешил отказаться Крайний. – Я думаю, звонок в такое время и расспросы от полицейского… заставят девушку понервничать; так что в подобных делах я предпочёл бы лично встретиться во избежание недоразумений.
– Ох, нервничать её вы, точно, не заставите – она… не из тех, кто легко пугается. – Хозяин по-прежнему деланно улыбался, будто имея в своих словах какой-то подтекст и не решаясь открыто заявить о нём; само собой, такая догадка насторожила следователя, однако более волновать старика он не хотел, поэтому промолчал. – Но всё-таки я могу позвонить ей и расспросить насчёт встречи, чтобы вам обоим было удобно.
– Да… Это хорошая идея. – Согласился гость.
– В таком случае садитесь, ни к чему стоя дожидаться звонка.

И вновь Крайний сел на диван, а Павел Григорьевич немного поводил большим пальцем по сенсорному экрану мобильника и поднёс трубку к уху. После десяти секунд ожидания начался телефонный разговор, из которого следователю были слышны только добрый голос старика и малопонятные, тихие слова другого абонента:

…
– Привет, Солнышко. Не слишком поздно звоню?
……
– Да. Я хотел попросить тебя встретиться с одним моим хорошим знакомым…
……
– Нет, я не ищу тебе жениха… – Усмехнулся Павел Григорьевич. – Это офицер полиции, он собирает информацию о твоём бывшем учителе.
…
– Да, о нём. Мой знакомый хочет знать больше об этом человеке и о его… отношениях с учениками школы.
……
– Да, только это. Ты можешь встретиться с ним?
…
– И… когда?
………
– Да, много времени не займёт. Подожди секунду, я спрошу… – Павел Григорьевич опустил мобильник и тихо обратился к Крайнему: – Она сейчас свободна, если вам удобно. Успеете заехать до одиннадцати?
– До одиннадцати? Да. – Он кивнул – хотя перспектива ещё одной встречи в поздний час не очень радовала, упускать возможность тоже как-то не хотелось. Хозяин опять уделил внимание телефону:
– Алё, Солнышко?
…
– Да, он согласен, скоро будет. Ну, пока, целую…
…
– Она живёт на «Новорощинской»: дом номер три, сто восемнадцатая квартира. – Уточнил Павел Григорьевич, убирая мобильный телефон обратно в карман. – У меня небольшая просьба. Как только разберётесь с этой странной перепиской – о том, что узнали, сообщите мне, хорошо?
– Конечно. – Записав адрес и взяв куртку, Крайний ещё раз высказал благодарность за радушный приём и попрощался с хозяином дома и его дворецким; теперь дорога лежала в город. Опять в Город…

***

В названии улицы не просто так присутствовала приставка «Ново»: Город неизбежно расширяется и обновляется, иногда обзаводясь новыми улицами. Раньше в этой части был один из спальных районов вкупе со многими заброшенными зданиями; однако стоило лишь вырвать с корнем никому не нужные старые дома и вновь залить эту территорию плодородным бетоном, чтобы здесь проросло небольшое количество новостроек с названием собственной улицы. Новорощинская, три – этим зданием оказался десятиэтажный дом, точнее, одна из трёх десятиэтажек, объединённых в один жилой комплекс. Крайний остановил машину перед шлагбаумом на въезде во двор, и через несколько секунд из наблюдательной будки вышел молодой парень в чёрной охранной форме, в руке держа включённый фонарик.

– Добрый вечер, вы к кому? – Через опущенное автомобильное окно он устало спросил водителя, и тот бодряще улыбнулся в ответ:
– Здрасте. Я в гости.
– Стоянка на территории только для жильцов дома. Проходите пешком. – Всё так же монотонно продолжил парень.
– А исключений не будет? – Оглядываясь на шоссе сзади, водитель не тонко намекал на очевидные трудности парковки.
– Нет. – Сухо ответил охранник, и ушёл обратно на пост.
– Козёл. – Подвёл итог Крайний. Кое-как воткнув седан между двух таких же «компьютерных мышей» на обочине шоссе, посетитель прошёл во двор – к подъезду с табличкой списка квартир «81–120». К удивлению Крайнего, домофон подъезда оказался малообонентским – клавиатуры для набора номеров квартир не было, вместо неё – одна-единственная кнопка голосовой связи… Которую за неимением альтернативы и нажал поздний гость.
– Да, слушаю. – Быстрый женский голос донёсся из динамика домофона.
– Э-э… Здравствуйте… – Собирался с мыслями Крайний…
– Да, говорите. – По-прежнему энергично продолжил голос, и поздний гость растерянно откликнулся:
– У меня назначена встреча… с одним из жильцов дома.
– С кем именно? – Почти мгновенно отреагировал голос.
– Лиходеева. – Машинально назвав фамилию, Крайний дополнил ответ: – Из сто восемнадцатой квартиры.
– Заходите. – Следом за быстрой фразой раздался щелчок разблокированного дверного магнита, и поздний гость потянул на себя пластиковую ручку стальной двери…

Внутри было просторно. Впереди, на противоположной стороне подъездной площадки, уходили вверх ступеньки лестничного пролёта; справа располагались двери лифта, а слева – какое-то помещение с выходящими на эту же площадку окошком и дверным проёмом, возле которого стояла одетая в свитер, длинную юбку и тапочки, полная женщина пенсионных лет.

– Здравствуйте. – Пожилая незнакомка отозвалась в такой же энергичной, как и голос домофона, манере.
– Добрый вечер… Это с вами я разговаривал через дверь? – Полюбопытствовал посетитель.
– Да. Я здесь консьерж, Наталья Варфоломеевна… А вы?..
– Олег Романович. – Улыбнулся Крайний.
– Что ж, рада знакомству… – После короткого раздумья консьержка продолжила: – А лицо у вас знакомое…
– Да, меня часто в последнее время по телевизору показывали. – Намекнул посетитель.
– Одну… минуту!.. – Вслед плохо сбалансированной интонации собеседница скрылась в своём дежурном помещении и буквально через тройку секунд снова вышла на площадку, теперь держа в руке развёрнутую газету, точнее, её сегодняшний спецвыпуск, целиком посвященный одной теме. – Крайний, Олег Романович!
– Да, это я. – Скромно улыбнулся следователь, видя собственную фотографию на первой странице, и в ответ улыбка заиграла на лице старушки:
– Вот это встреча… – Удивлённо протянула она, после чего продолжила в прежнем оживлённом темпе: – Кому расскажу – не поверят! Конечно, город у нас не самый большой, да и маньяк тот орудовал в соседнем районе; но всё равно встреча с… героем, это как со знаменитостью какой-то; ну, то есть вы и так уже знамениты, но всё равно вот так встретиться… Не ожидала.
– Да-да. Неожиданно, понимаю. – Тихим согласием Крайний попытался угомонить эмоциональную консьержку. – Но… извините, мне ещё нужно встретиться с кое-кем.

Посетитель оглянулся на двери лифта; однако такого необычного собеседника общительная старушка решила задержать ещё ненадолго:

– Ах, знаю, это не моё дело, и всё такое; но всё же… не скажете, почему вы пришли к Лиходеевой? – Она всматривалась в лицо следователя, почти что вымогая ответ.
– Просто… я хотел задать ей пару вопросов.
– Ах, классический ответ офицера полиции… – Сыронизировала консьержка, и тонко намекнула: – И эта пара вопросов, случайно, не о её ночных похождениях по крыше?

Приметив интересную информацию, Крайний ответил:

– Нет. А что это были за… похождения?
– А, значит, вы ещё не в курсе… – Театрально помедлила консьержка. – Ну, дело было где-то месяц назад: сижу я тут ночью, и вдруг в подъезд залетает Миша, охранник наш, требует ключи от крыши, говорит, что там какая-то девчонка гуляет. Я даже опомниться не успела, а он сам схватил ключи со стенда и пулей вверх по лестнице. Помню, ещё сомневалась, правильно ли поняла его, поэтому вышла на улицу, посмотрела вверх, а там!.. Всё, как Миша сказал: какая-то девчонка (нагишом!), расставив руки в стороны – балансируя, идёт по краю крыши! Вот после этого случая Тамара у нас и стала знаменитой…

«Да уж… Будто не станешь знаменитым с таким консьержем» – немного подумав, Крайний решил проститься:

– Ладно. Рад был пообщаться, но мне пора; не хочу заставлять девушку ждать – час поздний…
– Хорошо. Может, ещё раз заглянете на обратном пути? – Риторический вопрос и ожидаемый ответ:
– Непременно. – Зайдя в лифт, посетитель нажал кнопку десятого этажа…

***

Дверь квартиры приоткрыла бледная, худая шатенка; школьница, судя по виду. Кроме очков в чёрной оправе на ней были домашний фиолетовый халатик до колен и белые, пушистые тапочки в форме зайцев.

– Добрый вечер. Лиходеева, Тамара Павловна, не ошибаюсь? – Улыбнулся поздний гость, а девушка неуверенно ответила:
– Нет… В смысле, да – не ошибаетесь. А вы – папин знакомый?
– Да, Олег Романович. Рад встрече… – Крайний замолчал в ожидании действий новой собеседницы.
– А… Заходите. – Тамара распахнула дверь и отошла в сторону, впуская гостя. Квартира оказалась немаленькой, хоть и вряд ли в ней было больше двух комнат, судя по общему количеству ветвящихся от коридора дверей; однако в самом коридоре было просторно. Определив куртку гостя на почти незанятую одеждой вешалку, Тамара проводила Крайнего в гостиную и предложила ему кресло. Собеседник сел, но отказался от предложенных чая или кофе, ссылаясь на то, что разговор будет совсем недолгим; так что молодая хозяйка ухоженной квартиры просто устроилась во втором кресле, отделённом от первого невысоким книжным столом-шкафчиком. Для полного уюта в самой ситуации не хватало, наверное, только шахматной доски или колоды карт между собеседниками.
– Итак… – Задумчиво начал Крайний. – Ты живёшь одна?
– Да. – Скромный ответ без продолжения.
– Как же так вышло?
– Уговорила папу, за городом было скучно.
– Скучно… – Усмехнулся гость. – Там что? Плохо ловит мобильная связь?
– Не уверена, что поняла… – Сомнительно протянула Тамара, и Крайний уточнил:
– Вчера одна моя знакомая несколько раз пыталась дозвониться до тебя; но то ли SIM-карта не обслуживалась, то ли твой телефон был выключен… Случайно, не знаешь, почему так было?

Пожимая плечами, собеседница ответила:

– Не знаю. Вчера мой телефон был включен, и на него несколько раз звонили. Папа, например… – Слегка помедлив, она дополнила: – А на какой номер звонила ваша знакомая?
– На один из этих. – Крайний достал из кармана блокнот; раскрыв его где-то на середине, показал записанные синими чернилами пару телефонных номеров и копию их СМС-переписки. Недолгое молчание…
– А, поняла! Это мой старый номер, сейчас у меня другой… – Тамара смотрела на нижнюю часть записи. – Этот телефон был у меня ещё некоторое время после переезда.
– Переезда? – Переспросил Крайний.
– Да. Я недавно в этом городе (ну, то есть опять). – Видя непонимание на лице гостя, она попыталась объяснить: – В общем, я родилась здесь, но мои родители развелись, когда мне было три года; после этого папа остался в Городе, а мы с мамой уехали жить к её родителям, в Санкт-Петербург.
– Далековато. – Заметил Крайний. – А почему ты вернулась обратно?
– Мама умерла – болела лейкемией, и умерла. После её смерти бабушка с дедушкой решили отправить меня к отцу… – Ответила Тамара, не изменившись лицом или голосом.
– О, Соболезную. – С сожалением отозвался гость, и решил не развивать болезненную тему далее. – Ну-с, теперь я понял, почему у вас с отцом разные фамилии: Лиходеева – это фамилия твоей матери?
– Верно: я – Лиходеева, он – Пчёлкин; просто не хочу менять свою фамилию – память о маме, так сказать.
– Понятно… – Немного помедлив, Крайний вновь оживился: – Так, ладно, слегка отошли от темы; продолжим: значит, до недавнего времени ты пользовалась SIM-картой, купленной ещё в Петербурге, а потом вдруг решила взять здешнюю?

Кивнув, Тамара добавила:

– В понедельник вечером, если точнее.
– Получается, ты не отрицаешь, что переписку этими сообщениями в понедельник УТРОМ с твоим учителем физики вела именно ты? – Крайний снова поднял блокнот, и собеседница, ещё раз посмотрев на записи, ответила:
– Нет… В смысле, не отрицаю. А должна? – Она непонимающе взглянула на гостя, вынуждая того вздохнуть:
– Слушай, я хочу знать смысл этих цитат. Гёте, Шекспир… Какая здесь связь?
– Это игра в цитаты. – Более уверенно продолжила Тамара. – Вроде игры в слова, только сложнее. Смысл такой: переписка цитатами великих людей; в начале игры вы, например, берёте любую цитату любого известного человека, которую затем отправляете сопернику на выбор, а тот присылает вам в ответ другую цитату на ту же тему или того же автора. Временной лимит для ответов – полчаса; если кто-то из переписчиков в него не укладывается, то проигрывает; ошибается или отказывается продолжать – проигрывает; не может продолжать по какой-то уважительной причине, например, кончились деньги на счету, – тоже…

Крайний опять обратил внимание на записи и понял, что всё сходится. Пусть у сообщений просматривался какой-то общий (а после недавнего убийства – даже зловещий) смысл, однако… Невинная игра, невинная часть алиби для изобретательного убийцы – разгадка проста…

– Хм… И что потом? – Спросил Крайний.
– В качестве наказания для проигравшего – исполнение любого желания победителя (в разумных пределах, конечно). Неплохой способ скоротать время до конца учебного дня, если писать сообщения раз в полчаса… Я просто придумала всё это со скуки.
– ТЫ придумала? – Удивился Крайний, а Тамара слабенько, но самодовольно заулыбалась:
– Верно, игру придумала я.
– Хм… И часто учителя играют в это с учениками?
– Нет. Мои одноклассники сочли игру скучной – слишком заумной, а учителя отнеслись к ней без интереса… Кроме Дмитрия Сергеевича; хотя он всегда старался поддерживать хорошие отношения с учениками, так что, думаю, играл он со мной только из вежливости.
– Ну-с… Понятно. И, значит, в понедельник вы снова играли?
– Да. Я немного удивилась, когда Дмитрий Сергеевич прислал мне цитату Шекспира… – Собеседница ещё раз посмотрела на страницу блокнота. – Но всё-таки решила принять вызов. А потом, после новости о смерти нашей медсестры… Было уже не до игры.

Тамара замолчала, и гость, посмотрев на циферблат наручных часов, поднялся с кресла:

– Что ж, у меня всё. Спасибо за помощь.
– Так вы же… хотели задать вопросы о Дмитрии Сергеевиче. – Удивлённо отреагировала собеседница.
– Да. И это были все вопросы, которые я хотел задать. – С улыбкой отговорился Крайний. Однако у входной двери, прощаясь, всё-таки решил поднять ещё одну, приглянувшуюся ему тему: – Наверное, некстати; но… зачем ты на крышу вылезала?

После непродолжительного молчания Тамара ответила:

– Захотела… – Она сложила руки на груди, позой словно подразумевая дополнение: не твоё дело.
– Ну-с… Ясно. Спасибо за помощь и гостеприимство. Пока.
– До свидания.

Зайдя в лифт, Крайний, вопреки общему итогу поздней поездки, не считал, что визитом к этой школьнице зря потратил время. Наоборот, была даже какая-то… лёгкость на душе – нашлись самые простые и логичные ответы на недавно тревожившие разум вопросы; а значит, теперь все точки над «i» – наконец-то, можно вернуться домой и заснуть сном праведника. Но перед этим, конечно, стоит позвонить мэру и сообщить, что все волнения были напрасными; хотя Крайний подозревал, что градоначальник уже успел выяснить всё лично, по телефону, непосредственно от дочери, пока следователь был в пути…

– Уже закончили допрос? – Своим вопросительно-цепким взглядом консьержка встретила вышедшего из лифта посетителя.
– Это был не допрос. – С улыбкой уточнил Крайний. – А всего лишь несколько вопросов, что меня интересовали.
– Ну, как скажите… – Видимо, решив, что выведать эти несколько вопросов от следователя так и не получится, консьержка зашла с другого ракурса: – И как вам… наша Тамара?
– Вполне нормальная девушка, если вы об этом; со своими «тараканами», но в разумных пределах.
– В разумных… – Саркастично усмехнулась консьержка. – Но ведь она живёт одна.
– И в чём проблема? Многие молодые люди хотят жить отдельно от родителей.
– Но не в таком возрасте. – Тихо, однако уверенно ответила консьержка. – Подростки хотят выглядеть независимыми; но улетать из гнёздышка не торопятся, потому что в самостоятельной жизни они беспомощнее новорождённых птенцов, что и сами знают, хоть и не признают; а Тамара… Ненормально, что она захотела жить сама по себе; и ещё ненормальнее, что живёт, а родители согласны. Боюсь предположить, чем ребёнок должен напугать маму с папой до такого, чтобы те отказались жить с ним под одной крышей…

После такого совсем не тонкого намёка Крайний не выдержал и всё-таки решил поставить сплетницу на место:

– Значит, вы знакомы с её родителями? – Спросил он; хотя консьержка, похоже, не поняла сути вопроса, поэтому продолжила держать старый курс:
– Нет, но нетрудно догадаться, что к чему, если…
– Догадываться – работа полиции. – Перебил Крайний. – А вам я не советую делиться со всеми подряд такими вот догадками; из-за подобных действий у жильцов дома может сложиться поспешное и, скорее всего, неверное мнение о своих соседях.
– Вы намекаете, что я тут… наговариваю на кого-то?! – Почти огрызнулась консьержка.
– Да. – Невозмутимо отрезал Крайний, и тихо продолжил: – Но это ещё не самое плохое. Благодаря вам, наверняка, многие уже знают, что девушка из сто восемнадцатой живёт совсем одна. А если какой-нибудь злоумышленник захочет воспользоваться этой возможностью?..

Ответить сникшей сплетнице оказалось нечем, и Крайний дополнил себя:

– Если подобное несчастье случится – я уже буду знать, кто частично виноват в этом. К слову, это узнает и отец девушки; насколько я помню, он сейчас мэр нашего города.
– О… – После единичного звука удивлённая консьержка вновь замолкла, и Крайний закончил:
– Надеюсь, теперь вы поняли свои ошибки и не станете повторять их. До свидания. – Он вышел на улицу и закрыл дверь.
– Козёл. – Подвела итог консьержка.


Глава 26: Исповедь.


Я очень хорошо помню тот день – девятое сентября.

Словно не обращая внимания на уже вступившую в свои права, молодую осень, летнее тепло по-прежнему продолжало согревать Город; я приехала сюда в середине лета, так что мне было, с чем сравнивать: на начало сентября воздух, конечно, не был таким раскалённым, как в июле, но августовский жар в нём всё ещё хорошо просматривался. К тому же, за последнюю пару недель не было даже малейшего намёка на дождь, так что этим летним жаром всё вокруг оказалось просто высушено – сухие воздух, трава, земля… и бетон. Только слегка пожелтевшие деревья и, естественно, начавшиеся занятия в школах напоминали, что сейчас именно осень, а не лето. Хотя к концу этой недели синоптики всё-таки обещали резкое похолодание с продолжительными дождями, но лично мне, глядя на то синее небо и вдыхая по-летнему тёплый воздух, в это верилось как-то… с натяжкой.

Лишь я и он. Мы договорились о встрече после пяти вечера в одном кафе, что находится неподалёку от школы; во вторую половину дня большие окна этого заведения уже находятся в тени и не подвергаются нападкам жгущего солнца, так что сейчас это прохладное и уютное местечко привлекало посетителей, как валерьянка кошек. Я устроилась за двухместным столиком у окна, предварительно взяв пару молочных коктейлей: один держала под рукой, а второй поставила на противоположную сторону столика…

– Тамара? – Он пришёл.
– А… Дмитрий Сергеевич, присаживайтесь. – Кивком я указала на место напротив, но учитель слегка помедлил:
– Ты… одна? – Он посмотрел на второй коктейль.
– Да. А это вам… Решила поставить здесь, чтобы ваше место никто не занял.
– А… Спасибо. – Он сел и тихо продолжил: – Неплохо ты придумала… Но я не думаю, что при таком количестве лишних ушей мы сможем нормально поговорить. Может, лучше уйдём?

Дмитрий Сергеевич взглядом обежал кафе, посетителей за соседними столиками и немаленькую очередь у касс, а я попыталась успокоить учителя:

– Не думаю, что им будет хоть какое-то дело до нас. – И дополнила фразу улыбкой, не вслушиваясь в стоящую вокруг разноголосицу, – всё-таки у большинства посетителей здесь была своя компания для разговора, так чем мы хуже?
– Тамара. – Ну, вот опять у него было такое же серьёзное лицо, как и на занятиях в школе. – Наверное, ты не до конца поняла, о чём мы будем говорить и как на это могут отреагировать случайные слушатели.

Что ж, занудство (в хорошем смысле) было у этого человека в крови; однако если же он собрался играть в зануду даже вне школьных стен… Нет, я не стану мириться с этим, – лучше подбодрю:

– Нет, я поняла отлично. Но какое вам дело до того, что услышат и подумают другие? – Спросила я не очень тихо и отпила из соломки холодный, сладкий напиток. – Всё равно вы собираетесь покончить с собой.

Мне даже показалось, что после таких слов коротенькие волосы на голове учителя встали дыбом; нервно осмотревшись и убедившись, что рядом пока никто не начал греть уши, он ответил тихим упрёком:

– А ты не могла сказать это чуть громче? Просто я не уверен, что весь Город слышал.
– Могу попробовать… – Я приоткрыла рот и набрала в грудь побольше воздуха…
– Не надо!.. – Шёпотом воскликнул он. – Я же пошутил…
– А я подыграла. – И с улыбкой прикусила соломку; наконец-то, учитель снял эту маску зануды, которая была ему к лицу только в школе.
– Ладно… – Продолжил он тихо. – Хочешь говорить здесь – давай, но… выбирай слова. Тебе же не надо, чтобы нас кто-нибудь прервал?
– Верно, не надо. Вы… пейте коктейль. – Я указала на стакан собеседника.
– Что ж… Полагаю, отказаться уже не получится?

Я помотала головой; Дмитрий Сергеевич пригубил из соломки и, ещё раз оглянувшись, подошёл к делу:

– Тамара. Прежде, чем начать, скажу то, что сам отлично знаю: не мне учить тебя жизни, так как мы оба в похожих ситуациях. Но я захотел встретиться, потому что ты не должна… даже думать об этом. Пойми, те люди… либо УЖЕ потеряли всё, либо НИКОГДА ничего толком не имели; а ты слишком молода, чтобы подводить итог, у тебя ВСЁ впереди. Тебе не надо…
– Дмитрий Сергеевич. – Убедительным тоном я перебила его трогательное наставление. – Не нужно беспокоиться обо мне. Честно. Я не собираюсь убивать себя.

Немного подумав, мой собеседник ответил или, лучше сказать, спросил:

– Не ожидал я услышать такое. То есть хотел, но так сразу… Тогда что ты делала на том форуме?
– Просто переписывалась со скуки. Мне стали интересны мотивы людей, которые желают смерти. Поэтому я зарегистрировалась… и вдоволь пообщалась. – Я опять улыбнулась, а учитель скептически ответил:
– Ну, надеюсь… – Отпил коктейль и продолжил: – Очень надеюсь, что это правда и ты говоришь так не для того, чтобы поскорее отвязаться от моих нравоучений.
– Не беспокойтесь. Нравоучения суицидника суициднику я бы не стала терпеть: была бы я потенциальной самоубийцей – скорее всего, я бы сразу послала вас куда-подальше и ушла…
– Убедительно, однако… – Дмитрий Сергеевич задумался на секунду. – Получается, я только опростоволосился, захотев встретиться с тобой.
– Сами виноваты. – Невозмутимо ответила я. – Ведь это вы отправили мне сообщение с просьбой не совершать необдуманных поступков… и требовали скорой встречи.
– Потому!.. – Учитель вспылил; но, опомнившись, продолжил тихо: – Потому что на том форуме ВСЕ заботятся об анонимности – никогда не выкладывают свои фотографии и не называются настоящими именами; и тут вдруг я натыкаюсь на Тамару Лиходееву! Мало того, что имя показалось знакомым, так ещё и твоя фотография висит! Как ещё я должен был отреагировать? Надеяться на авось ты передумаешь?

Упрёк и разочарование читались в его взгляде; Дмитрий Сергеевич вздохнул:

– Пойми… На таких форумах люди общаются не просто так – они пытаются найти причину жить. У кого-то из них есть друзья, у кого-то – родственники, которые впадут в истерику, если узнают о тайных мыслях своих близких; поэтому такие люди не хотят раскрывать себя. А ты? Почему ты не пряталась? Твоё объяснение этому мне показалось пугающе правдоподобным…

«Потому что этому миру будет плевать на моё исчезновение…» – мелькнул в голове тот самый ответ, ложь; но слишком поздно я поняла, насколько правдоподобной была та самая ложь:

– И вы раскрыли себя только поэтому? Чтобы доказать мне, что я не безразлична… вам?

Опуская глаза, он кивнул, и я продолжила:

– А вам не приходило в голову, что я не могу быть потенциальной самоубийцей хотя бы потому, что не прячусь, то есть отличаюсь от других?
– Знаешь… Как-то нет, даже наоборот. Я подумал, раз уж ты ничего не прячешь, то и к делу подошла серьёзно – предварительно наплевав на всё… – И он замолчал на мгновенье, а мне даже стало… стыдно. – Но теперь, когда всё на своих местах, думаю, вместо суицидальных мыслей от тебя можно ожидать максимум подкалываний в стиле «Эй, мой учитель скоро повесится! Домашние задания по физике можно не делать!».

Саркастичная интонация удалась ему на славу, да так, что от желания засмеяться я даже подавилась коктейлем и, пытаясь успокоиться, перебивала свой весёлый кашель словами:

– Вы слишком… гиперболизируете… – Подождав отлива эмоций, продолжила: – Нет, серьёзно… Я не сплетница.
– Надеюсь. – Скромно отозвался Дмитрий Сергеевич, осматриваясь вокруг. Я уже осознала, что из-за своей неуёмной любознательности и так глубоко влезла в не своё дело, …однако решилась подойти ещё ближе. Ведь если не сейчас, то когда?:
– Ну, хорошо… Со мной мы разобрались. Но… из-за чего вы оказались на том форуме?

Он промолчал.

– Это из-за вашего… недавнего развода? – Продолжила я наседать.
– К чёрту мой развод! Не хочу даже поднимать эту тему. – Резкая фраза в стиле «отвали», и далее между нами слово «развод» я решила не упоминать. Отпив коктейль, учитель продолжил спокойно и даже как-то… пофигистично: – А всё-таки забавно это. Я шёл сюда, вновь чувствуя смысл жизни – желание помочь кому-то… А, в итоге, оказался тем единственным, кому помощь нужна. Дурацкая шутка… Не смешная.
– И что с того? Вы хотели помочь, теперь хочу я – просто расскажите, что случилось с вами! Друг познаётся в беде – знаете пословицу? – Должно было прозвучать убедительно; но, учитывая пикантность ситуации, в ответ я услышала прежнюю расслабленную и пофигистичную интонацию:
– Ага, вот только своим ученикам я ещё душу не изливал…
– А вы попробуйте. Я не собираюсь обвинять вас в чём-либо; так что хуже, точно, не будет.

После этого утешения и, одновременно, подстрекания Дмитрий Сергеевич несколько секунд вглядывался в моё лицо (могу лишь догадываться, о чём он думал) и, наконец, решился:

– Ну, что ж… Сама напросилась, так что приготовься к длинному монологу.

Облокотившись на стол, я скрестила кисти под подбородком и стала слушать…

– Вообще… Ты правильно заметила – мой развод всё-таки имеет отношение к сложившейся ситуации; но… не он стал причиной. Дело в том, что я… Что есть такие люди, которые могут жить только ради других. Как я, например. Работая преподавателем, я был рад факту, что нужен обществу, хоть и не кормил себя иллюзиями – я уже давно осознал, что наше общество, на благо которого работаю, основано на… самых обычных, эгоистичных мотивах. Очень многие люди не станут беспокоиться о других, если не увидят в этом пользу для себя; хотя, конечно, я понимаю – если человек, например, работает учителем, ему необязательно любить своих учеников, ведь работа есть работа… Но если после работы этот учитель, например, увидит на улице внезапно упавшего человека – поможет ли ему подняться? Или же пройдёт мимо, заботясь о сохранности своего свободного времени или собственной безопасности – в конце концов, кто знает, зачем тот упал? Или же пройдёт мимо, …даже не задумываясь, почему не стал помогать? – Дмитрий Сергеевич замолчал, и я ответила:
– Всё зависит от человека.
– Верно; но тех, кто пройдёт мимо, вне зависимости от причин, будет больше. Грустная статистика. И я знаю, о чём говорю, – я знаком с человеком, которому в своё время никто не помог подняться, …а сейчас уже поздно. – Ещё один небольшой перерыв на коктейль, и учитель, промочив горло, продолжил: – Я упоминал, что развод тоже имеет отношение… Ну так вот, после того, как я вновь стал холостым, я решил насладиться своими преимуществами холостяцкой жизни, если точнее, снял шлюху… Я ещё не надоел тебе?

Я помотала головой.

– Ну, хорошо… Я не стану называть её имя; но в той женщине я совершенно случайно узнал свою бывшую одноклассницу. Хоть и школьные годы давно позади, времени с тех пор прошло немало, но… я узнал её – у меня хорошая память на лица, и я просто не мог перепутать её с кем-либо другим! Да, она повзрослела; но то же лицо, глаза, даже походка не изменилась. Помню, как я спросил… А ей стало неудобно… отвечать – признавать, что она – это она; однако я тоже недалеко ушёл в этой жизни, потому кое-что общее у нас всё-таки просматривалось: мы оба – неудачники со стажем. Мы заговорили о прошлом, а затем начали проводить больше времени вместе, как… давние знакомые. Это и стало переломным моментом – я понял, что был неправ, пытаясь усмотреть что-то общее между нами, так как к ней этот мир был более жесток, чем ко мне… – Дмитрий Сергеевич вздохнул. – Она наркоманка – по-моему, сидит на героине. На первый взгляд, ничего удивительного, учитывая её профессию, – такие люди должны хотеть бежать от реальности; но именно это сочетание, её работа и её зависимость, открыло мне глаза на то, как много в мире эгоистов: Её клиенты платят лишь за удовлетворение собственной похоти, а наркобарыги видят в ней самой… ценного клиента. Конечно, бизнес, ничего личного; но за все эти годы НИКТО даже не пытался… помочь ей. Эта история отлично доказывает, что большая часть тех, кто окружает нас, – эгоисты… Рядом с которыми мне жить просто противно – такой уж я человек.

Вскоре я поняла, что слушаю молчание без намёка на продолжение рассказа, и постаралась подбодрить учителя:

– Но ведь существуют люди, ради которых стоит жить. Пусть их немного; но…
– Ты не поняла, Тамара… – Перебил он. – Ко всему этому я слишком устал… выискивать в толпе подлецов достойных людей.
– И поэтому вы хотите покончить с собой?

Он кивнул, и я продолжила:

– А по-моему, вы недоговариваете что-то…
– Что? – Дмитрий Сергеевич с непониманием посмотрел на меня.
– Я сказала: вы недоговариваете…

После нескольких секунд тишины, если не считать галдящих и гремящих посудой людей вокруг нас, я смогла прочитать в глазах учителя страх… Страх, быть разоблачённым:

– Тамара, я не знаю, почему ты говоришь так. Теперь у меня нет причин скрывать что-то от тебя…
– На самом деле, есть. – Возразила я. – Вы, действительно, думаете, что я поверю в это? Вы собираетесь покончить с собой, потому что не хотите жить бок о бок с эгоистами и подлецами; но своей смертью оставите на произвол судьбы женщину, которой (и вы сами понимаете это) вы нужны. Бросьте. Я ни за что не поверю в эту наивную выдумку. Но если добавить в историю ещё один пункт – всё встанет на свои места…

Он смотрел. Смотрел и боялся, что я скажу это… И я сказала:

– Вы хотите убить её. Правильно? Убить из жалости…
– Тамара… – Испуганный шёпот и оглядывание по сторонам; тем временем я продолжала:
– О вашей знакомой вы говорили в настоящем времени – значит, она ещё жива. Но вы до сих пор не упомянули, что эта женщина хотела бы уйти из жизни вместе с вами; исходя из этого, она слишком слаба для такого решения; поэтому я предполагаю: так и не сумев помочь ей, вы решили хотя бы избавить её от страданий. А свершив это, вы убьёте и себя – одновременно примете наказание за чужую смерть и покинете этот надоевший вам, прогнивший мир.

Он не знал, что ответить. Его глаза… то застывали в одной точке, то вновь продолжали метаться; и это доказывало, что я права. Положив свою ладонь на его кисть, я дополнила:

– Но не беспокойтесь… Я не собираюсь читать вам мораль – в конце концов, вы лучше знаете и ту женщину, и ситуацию в целом; только добавлю: на вашем месте я бы не думала о самоубийстве после того, как прекращу страдания той несчастной. Смерть – самый лёгкий выход, и если вы выберете его, то мало чем будете отличаться от эгоистов, что окружают вас; ведь проще сдаться, чем пытаться сделать этот гнилой мир лучше – помогать тем, кому ещё можете… И наказывать тех, кого ещё можете. – Я встала из-за стола, но учитель схватил мою руку.
– Тамара… – Сказал он растерянным шёпотом. – Я не совсем понял… Что ты имеешь в виду?

Я вздохнула:

– Попытаюсь объяснить ещё раз: если вам не нравятся чужие правила – живите по своим; но, по-моему, опускать руки… ещё рано.

Знала ли я, что этот человек откажется от идеи самоубийства? Надеялась.

Догадывалась ли о том, как в этом случае он будет жить дальше? Верно…

Хотела ли всего этого? Определённо, да.

Однако ещё и рассчитывала, что жизнь его будет более длинной; но, видимо, сама судьба решила иначе. Ну, ладно. Это – прошлое; а я живу в настоящем: сегодня – понедельник, пятое октября. Взяв со стола красную папку с одним-единственным листом внутри и положив её между учебников в рюкзаке, я ухожу в школу. Сегодня большой день.


Глава 27: Дань уважения.


На некоторое время школа оказалась закрыта – без этого не обошлось, так как определённые представители закона имели достаточно работы на месте гибели Астерова. И, когда все формальности остались позади, Мария Ивановна решила возобновить занятия в понедельник, само собой, не забыв заранее подготовиться к открытию:

– Опасность миновала, и теперь мы должны показать обществу, что не сломлены и готовы жить, по-прежнему смотря вперёд. Мы увеличили общее число камер видеонаблюдения на территории школы и в данный момент увеличиваем штат охраны…

Однако за этими красивыми словами с листа для приветственной речи всё же скрывался свой подтекст – что-то вроде: «Именно в этой школе маньяк-убийца курам на смех поднял здешние меры безопасности, поэтому теперь нашему учебному заведению не избежать всяческих проверок от самых разных вышестоящих инстанций, и, чтобы в первую очередь не полетела моя голова, придётся показать собственную состоятельность в качестве директора…».

Да, ленивый начальник боялся за свою должность, – сейчас это знал весь персонал школы, а кое-какие отдельные персоны уже, почти что карикатурно потирая ручки, приглядывались к директорскому месту, которое вот-вот может освободиться. Стервятники кружили, и если они раскроют рты в присутствии правительственных псов – итог один; а рты они обязательно раскроют… По-сути, чем всё закончится – Мария Ивановна уже понимала, а эта её попытка доказать собственную состоятельность больше напоминала барахтанье рыбы на суше – на линейке, что проходила во дворе школы, директриса не излучала ни состоятельности, ни уверенности… И ей самой казалось, что это видят все: не только «стервятники», но и каждый сопливый школьник, не говоря уже о телевизионщиках, что заявились на открытие школы; вряд ли кто-то из толпы всерьёз вслушивался в слова, зачитываемые директором с крыльца школы, которое на таких мероприятиях обычно исполняет роль трибуны. С губ Марии Ивановны сорвалась ещё пара неуверенных предложений о стойкости духа и взаимной доброте; затем, поблагодарив всех присутствующих за внимание, она собиралась объявить об окончании линейки; но директрису прервал возглас какой-то девушки (похоже, ждавшей именно этого момента мероприятия):

– Мария Ивановна!

Посмотрев в сторону одиннадцатого класса, начальница школы приметила одну, недавно переведённую сюда ученицу, которая держала правую руку вытянутой над головой, чем и привлекала к себе внимание. Опустив руку, эта старшеклассница подбежала к крыльцу и встала между слушателями и оратором.

– Можно мне тоже сказать речь? – Попросила она, держа какую-то красную папку в левой руке. Эти двое смотрели друг на друга, а все остальные смотрели на них. Как директор, Мария Ивановна была наслышана о странностях Лиходеевой; поэтому, не зная заранее, какой фортель чудная дочка мэра сможет выкинуть в следующее мгновенье, предпочла бы под каким-нибудь безобидным предлогом отказать в просьбе… при ином раскладе; а сейчас сочетание таких вот мелочей может прямо повлиять на работу директора… или отсутствие работы. В итоге, Мария Ивановна сделала понимающее лицо:
– Конечно, Тамара. – На всякий случай скрестив пальцы, она отошла в сторону и уступила место оратора поднявшейся по ступенькам школьнице. Встав у установленного микрофона и достав из папки единственный лист, Тамара зачитала речь… неожиданно уверенным голосом:
– Здравствуйте все. Для начала, представлюсь, я – ученица одиннадцатого класса, Тамара Лиходеева. Сегодня я хочу сказать несколько слов о своём бывшем учителе физики, Дмитрии Сергеевиче Астерове. Все мы знаем, что этого человека уже нет, и все мы знаем, как он умер. Увы, в нашу память его имя было вписано весьма печально; отчасти, это заслуга средств массовой информации нашего города. Например, вчера по телеканалу «N», в новостях, показывали сюжет об этом человеке, где его выставили озлобившимся на весь мир социопатом… Что, по-моему, неправильно.
Конечно, моё мнение субъективно, и мне он запомнился лишь учителем: строгим, и в то же время добрым и понимающим; но, когда я увидела новости, там словно о другом человеке говорили. Конечно, я могу и ошибаться, но в этом случае у меня вопрос: как люди с телеканала, которые лично никогда не общались с Дмитрием Сергеевичем, могут знать об этом человеке больше, чем я сама? На этот вопрос я нашла только один ответ: этим людям нужен хороший сюжет о плохом парне, и не более того, так что не стоит их слушать, надо иметь собственное мнение – каждому из нас по-своему запомнился Дмитрий Сергеевич при жизни, и только после его смерти мы узнали, что он был убийцей.
В итоге, был ли он плохим человеком? Да, хороших убийц не бывает. Но убийцей его сделало общество, в котором он жил; и, по-моему, в этом обществе он всё еще мог видеть хороших людей, так что называть его озлобившимся на весь мир, как это сделали работники телеканала «N», неправильно. Иными словами… – Она перевела взгляд с листа на оператора с видеокамерой. – Не говорите о том, чего не знаете. Спасибо за внимание.

Тамара преспокойно сошла с крыльца и вернулась к своему классу, а вспотевшая Мария Ивановна вновь заняла место у микрофона и прерывисто продолжила:

– Кто-нибудь ещё… желает сказать… что-нибудь?

Перешёптывания в толпе и ленивое карканье где-то вдалеке; но ответа директору нет.

– В этом случае линейка объявляется оконченной… Ещё раз благодарю за внимание.


Глава 28: Новая атмосфера.


– Неожиданная речь, и красивая. – Вместе с подругой покидая двор, Виктория посматривала в сторону молодого корреспондента с микрофоном в руке – этот парень увлечённо говорил что-то в объектив камеры, за спиной имея весьма удачный для своего сюжета фон – учеников, вновь идущих в школу.
– Спасибо… – Отозвалась Тамара. – Но я сомневаюсь, что моё выступление оставят в выпуске новостей.
– Зато я не сомневаюсь – уж слишком много слушателей у тебя было. – Одноклассницы переглянулись, и Виктория уточнила: – Если твоя… злободневная речь не появится в сюжете об открытии школы – телевизионщики будут плохо выглядеть в глазах жителей нашего района.
– В этом случае (если об этом кто-то спросит, конечно) они вполне смогут сослаться на нехватку эфирного времени.
– Но хотя бы как-то признать свою ошибку они должны, иначе начнут терять уважение аудитории…
– Ошибку? – Войдя в здание школы, Тамара вопросительно глядела на подругу. – Значит, ты согласна со мной?
– Да… Я тоже считаю, что работники телевиденья поспешили с выводами. – Через мгновенье Виктория приметила в очереди к гардеробу знакомые очертания в чёрном и дополнила адресованную подруге фразу негласной мыслью-итогом: «И всё-таки хорошо, что ты не взболтнула лишнего…».

***

В кабинете директора состоялась отдельная беседа Марии Ивановны с работниками телевиденья. Тот молодой корреспондент с городского телеканала был в курсе, что в противостоянии убийце приняла прямое участие одна из учениц школы – некая Виктория Воронова; вот только он пока даже не знал, как эта… потенциальная звезда сюжета выглядит. В общем, несколько вопросов на камеру к директрисе (малозначимых для репортажа, но полезных для вежливости), и беседа, наконец, оказалась выведена в нужное русло – с дозволения начальника школы именно Та, ради кого работник телевиденья приехал сюда, стоит прямо перед ним. Однако… невозможно выразить словами разочарование этого человека, когда он в третий раз получил отказ на щедрое, как ему казалось, предложение: пятизначная сумма за пятиминутное интервью для вечерних новостей. Четвёртый раз Виктория отказывать не стала – молча покинула кабинет, когда прозвенел звонок, и Мария Ивановна лишь развела руками…

Следующие несколько часов тоже прошли неспокойно. Длинные уроки чередовались с короткими переменами, как и раньше; однако на протяжении этого учебного дня Виктория чувствовала на себе любопытные взгляды, иногда сопровождающиеся перешёптываниями вроде:

– О, она…
– Кто?
– Которая ранила Астерова…
– Да?!.

Подобные фразы слышались время от времени, исправно действуя на нервы; но мало кто из школьников набирался достаточной смелости, чтобы открыто подойти и перекинуться парой слов с непосредственной участницей событий; да и навстречу подобным индивидуумам Виктория шла очень неохотно – в основном, отшивая любопытствующих связкой крепких слов; ко всему этому, не обошлось без попыток запечатлеть «знаменитость» на камеру мобильника. Однако кое-что сегодня успокаивало её, а именно, её подруга – Тамара понимающе не поднимала тему, умерив свою любознательность. Так и прошёл этот… новый учебный день.


Глава 29: Черти в тихом омуте.


Занятия у Арвила закончились раньше, так что сейчас он, наверняка, должен быть дома; подумав об этом, Виктория в коем-то веке ощутила определённую зависть к младшеклассникам – им хотя бы не пришлось шесть уроков подряд быть магнитом для постороннего внимания. Всё-таки ощутить на себе не одну сотню взглядов, каждый из которых не являлся случайным и нёс в себе какую-то вполне определённую эмоцию, – удовольствие не для всех и каждого. И теперь, поднимаясь по подъездным ступенькам, самая известная девчонка школы хорошо чувствовала собственное эмоциональное истощение…

– А ты куда? – Открыв дверь квартиры, Виктория встретила Арвила – судя по надетой куртке, тот собирался уходить.
– Гулять. – Ответил он.
– Понятно, ну, давай… – Подразумевая прощание, сестра отошла в сторону, дабы в узком коридорчике пропустить брата к двери. Выйдя на улицу, Арвил достал из кармана мобильник и вновь перечитал последнее принятое СМС «Зайди, когда сможешь. У меня 3 дом, 118 квартира». Коротенькое сообщение от Тамары пришло полчаса назад – видимо, когда та ещё была в школе. Но почему тогда Виктория сидит дома? Вроде бы она должна первой получать подобные приглашения; а значит, либо по какой-то причине не получила, либо уже отказалась – одно из двух…

Засмотревшись на экран мобильника и провалившись в мысли, Арвил едва не поцеловал придорожный столб. Желая избегать похожих нелепостей в ближайшем будущем, он решил побыстрее отправить Тамаре ответ «Иду» и отныне не забывать смотреть вперёд. Держа путь по окраинам Города, Арвил вышел к району с новостройками, где неожиданно для себя услышал знакомый голос сзади:

– Арвил!

Оглянувшись на зов, он увидел бегущую к нему Тамару.

– Привет ещё раз. – Сказала та, останавливаясь и переводя дух. Судя по школьному ранцу за спиной, она ещё даже не успела побывать дома.
– Ну, привет… снова. – Арвил немного растерялся. – Ты откуда?

Тамара показала назад, на одно из одноэтажных зданий вдоль шоссе:

– Из аптеки. Просто нужно было купить… кое-что. Ну, что, идём? – Она махнула рукой вдоль серого тротуара и через мгновенье вместе с Арвилом направилась вперёд, вдыхая пропитанный осенним холодом, влажный воздух.
– А что именно ты хотела, когда просила зайти?
– Уже забыл? – Тамара улыбнулась. – Я обещала тебе рассказать о человеке, который ничего не боится.
– Точно… – Вспомнил Арвил. – Но почему именно у тебя дома?
– Скажу так, у меня дома находится… прямое подтверждение моим словам – доказательство того, что я не вру.
– Тогда ловлю на слове. – Скептически, но с искренним интересом отозвался Арвил. – А что Виктория? Ты ей не предлагала?
– Предлагала… – Грустно протянула собеседница. – Но, похоже, сейчас твоей сестре больше нужны тишина и покой – чего в школе у неё не было. Впрочем, сам знаешь…
– Знаю. – Подтвердил он.

***

С каждым шагом заветный жилой комплекс становился всё ближе. На той неделе Арвил провожал Тамару из кинотеатра другой дорогой, так что сейчас окружающий путников пейзаж был заметно иным, и вскоре Арвил заинтересовался попавшимся по пути, длинным зданием в четыре этажа, которое выделялось также за счёт обширного двора:

– Это школа?
– Да. – Тихо ответила Тамара.
– То есть школа… для школьников; а не, например, …автошкола?
– Это именно ШКОЛА. – Утвердила спутница.
– Тогда почему ты не учишься здесь? Это же ближе к твоему дому. Намного.
– Ну… Чуть позже отвечу.
– Почему?..
– Так интереснее. Терпение… – Тамара загадочно улыбнулась, вынуждая попутчика просто вздохнуть. Через считанные минуты Арвил оказался в диковинном для него подъезде, подобных которому не видел ранее даже в кино. Тамара поприветствовала сидящую за окном дежурной комнаты консьержку – худенькую женщину средних лет, которая кивнула в ответ (насколько помнила сама Тамара, в этом подъезде посменно работали три консьержа). Арвил тоже поздоровался, после чего проследовал за подругой к лифту, а впоследствии и в само жилище, где, закрывая за гостем дверь, хозяйка сказала: – Здесь я и живу! Добро пожаловать.

Арвил осматривал коридор: высокий потолок, большие стены – места много… Его же квартирка не пойдёт ни в какое сравнение с этими хоромами, и, судя по общей тишине, никого более здесь не было.

– А твои родители дома? – На всякий случай спросил он, а Тамара развела руками:
– Нет, я живу одна.
– А если серьёзно?.. – Намекнул Арвил. Тем временем Тамара оставила очки на комоде и освободила слегка растрёпанные волосы от шляпки.
– Серьёзно. – Предельно убедительно произнесла она. – Моим воспитанием занимается отец, он живёт за городом, а мне там не нравилось. Вот я и уговорила его снять для меня отдельную квартиру.
– Чего?.. Как? – Арвил выпучил глаза от изумления, но вместо ответа Тамара потрясла плечами, в результате чего небольшой ранец сполз со спины и оказался зажатым за лямку левой рукой. Повесив ранец на вешалку, она избавилась и от пальто:
– Просто за городом было скучно, вот я и уговорила папу.
– Только со скуки?
– Да.
– А одной жить, значит, нескучно? – Парировал Арвил, и, видя неуверенность подруги в её же словах, дополнил: – Как-то неубедительно.
– Надо же… Странно, что ты не поверил… – Призадумалась Тамара. – Другим моим знакомым такого объяснения вполне хватало.
– Я не другие. – Ухмыльнулся Арвил, но продолжил с пониманием сути: – Ладно, храни свои секреты; я не настаиваю.
– Какие взрослые слова! – С улыбкой отметила Тамара. – А знаешь? Тебе я могу рассказать, …если обещаешь хранить это в тайне.

Она немного побродила из комнаты в комнату и не забыла заглянуть на кухню, словно желая лично удостовериться в отсутствии лишних ушей.

– Ну так что? – Тамара вновь посмотрела на гостя.
– Обещаю. – Решил Арвил; и подруга, не заставив себя ждать, ошарашила мальчишку следующим же словом:
– Шлюхи, Арвил. Мой отец холостой… и богатый человек; в общем, время от времени он водил домой женщин легкого поведения; а мне это не нравилось. Конечно, при мне он делал вид, что эти женщины, якобы, его давние подруги или ещё кто... Но я-то видела правду и не скрывала это. В такие моменты отцу становилось попросту неловко, и однажды мы с ним пришли к согласию… – Она обвела взглядом СВОЮ квартиру, намекая на итог спора.
– Вот это да… – Протянул гость.
– Но помни: Об этом – тсс! – Серьёзная Тамара приложила палец к губам. – Иначе мы больше не друзья.

Арвил утвердительно кивнул и продолжил слушать:

– Если ещё сомневаешься – можешь с ночёвкой остаться и сам увидишь: никто не придёт.
– Ну… Подумаю. – Он малость помолчал. – А пока верю, …хоть и с трудом.
– Ну, наконец-то! Скидывай одежду… В общем, не стесняйся чувствовать себя, как дома.

Арвил сел на небольшой пуфик, дабы развязать шнурки; тем временем Тамара достала из коридорного комода мужские тапки, которые обычно надевал дворецкий её отца во время визитов, и положила их на пол, извиняясь перед гостем:

– Прости, но меньшего размера нет; обувь оставь на полу, куртку – на вешалке. Я… сейчас вернусь.

Сменив чёрные туфли на белые домашние тапочки-зайцы, Тамара скрылась в ванной, и Арвил, следуя просьбе подруги, определил куртку на вешалку, а ботинки оставил там же, где снял. Чувствовал он себя неуютно; пытался поверить, что виной этому стала новая и незнакомая атмосфера, в которой он оказался гостем; но понял, что лишь пытается обмануть себя: всё-таки в подруге он видел не друга, а девушку, перед которой боялся выглядеть глупо – сказать или сделать… что-то не то. Тамара же вышла из ванной через минуту и сразу же удивила гостя откровенным фиолетовым халатом, который теперь покрывал её тощее тело до нагих колен. В руках молодая хозяйка держала снятую школьную одежду – юбку и блузку; но колготки, похоже, остались в ванной… А может и не только колготки.

– Подожди ещё немного. – Пройдя мимо гостя, Тамара завернула в одну из комнат, чтобы убрать одежду в шкаф, и после вернулась в коридор. – Я поставлю чайник. Если тебе нужно в ванную или туалет – не стесняйся.
– А ты… – Чего Арвил, действительно, стеснялся, так это – развить фразу далее.
– Что?
– Ну, ты всегда одеваешься так… для дома? – Подразумевая откровенный халатик, он старался смотреть в лицо Тамаре, на что та улыбнулась:
– Нет. Дело в том, что… мне некого стесняться, поэтому обычно я расхаживаю по дому голышом. А халат – это так, на случай приёма гостей.

Откровенность сбила с толку. Несколько секунд Арвил молчал, не зная, что и сказать в ответ улыбающейся подруге…

***

Гостиная. Арвил устроился в предложенном кресле, осматриваясь вокруг. Простор комнаты бросался в глаза и лишь подчёркивался скромным наличием мебели – наверное, это могло удовлетворить только потребности человека, который живёт один. Внимание гостя привлёк стоящий в углу шкафчик, за стеклом которого лежала невысокая стопка толстеньких книг; судя по названиям на переплётах, они содержали в себе краткую историю человечества в последнюю пару веков, повествовали о технологическом буме в конце девятнадцатого, начале двадцатого столетий, а ещё – затрагивали темы наполеоновских и мировых войн. Увлечения подруги показались Арвилу специфическими – всё-таки на школьные учебники эти книги не были похожи…

– Пока я разбираюсь на кухне, хочешь увидеть… ту вещь, о которой я говорила? Или всё-таки потом – после моего    рассказа. – Тамара намекнула на то самое доказательство, упомянутое на улице.
– Лучше сейчас. – Решил Арвил, на что его подруга без лишних слов скрылась в дверном проёме и через полминуты возвратилась, принеся с собой какую-то небольшую и не очень толстую книжечку в изначально белой, но к данному моменту слегка пожелтевшей от ударов времени обложке. Хозяйка протянула эту вещь в возрасте сидящему в кресле гостю:
– Возьми.

Не слишком решительно приняв книжку, Арвил пробежался глазами по названию: ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ РЕБЕНКА; чуть ниже, среди карнавала печатных букв с прерывистым врачебным почерком, от руки заполнены графы фамилии, имени и отчества: Пчелкина, Тамара Павловна.

– Это… – Арвил посмотрел на подругу.
– Моя медицинская карта. – Подтвердила она. – Можешь полистать. Я думаю, ты больше поверишь моему рассказу, если САМ почитаешь то, что там написано…

С загадочной улыбкой на губах Тамара вышла, через плечо уточняя:

– Последние страницы.

С кухни доносился шум воды из открытого водопроводного крана. Оставшись наедине с книжечкой, Арвил сидел в кресле и перелистывал страницы; по словам подруги, самое интересное должно оказаться в конце; но, раз уж имеются другие страницы, почему бы на них не посмотреть? В общем, он просто листал книжку, в угоду обыкновенному любопытству; и чем дальше углублялся, тем больше убеждался: вся история болезни скорее напоминает список случайных «подарков» от капризной Матери-природы. Такие проблемы, как грипп или назофарингит, регулярно проявлялись у Тамары ежегодно, с возраста двух лет, за одним исключением: в шесть лет она переболела одной лишь ветрянкой. Под конец остались два листа-вкладыша – видимо, именно их подразумевала Тамара; но, чтобы прочитать следующее название болезни, Арвилу пришлось приложить усилие (как-никак, врачебный почерк – об этом явлении люди даже сочиняют анекдоты, насколько он помнил).

– Ну, как? Появились вопросы? – Тамара вошла, держа в руках подносик с небольшой вазочкой-конфетницей и дышащими ароматным паром кружками. Арвил отвлёкся от прописных букв:
– Да, никак не могу понять название болезни.

Поставив поднос на стол-шкафчик, Тамара села в соседнее кресло.

– Болезнь Урбаха-Вите. – Медленно проговорила она, и отпила чай. – Ты об этом?

Арвил сравнил трудные для запоминания, но членораздельные слова подруги со слабо понятными закорючками на листе:

– Да. И… что это? – Он посмотрел на Тамару, а та лишь напомнила о существовании чая с конфетами на столе между ними:
– Бери, не стесняйся.

Выпрашивая ответ взглядом, гость отложил книжку в сторону и взял источающую тепло кружку, после чего хозяйка перешла к пояснению:

– Мне повезло, что это заболевание неопасно для жизни. Оно открыто в тысяча девятьсот двадцать девятом году австрийскими врачами, Эрихом Урбахом и Камилло Вите, и с тех пор встречается крайне редко. В основном, болезнь получила известность благодаря тому, что иногда разрушает миндалевидное тело.
– Что?
– Миндалевидное тело… – Тамара слегка постучала пальцем по виску. – Или просто миндалина – область мозга, по некоторым предположениям отвечающая за формирование эмоций; однако, насколько я сама могу судить, миндалевидное тело ответственно только за инстинкт самосохранения и, когда необходимо, формирует лишь одну эмоцию – страх. Ведь даже с моей разрушенной миндалиной я по-прежнему продолжаю испытывать эмоции – например, радость, удивление, …гнев. Но не все – одно природное чувство я забыла полгода назад…

Молчащий Арвил с искренним изумлением глядел на неё – ту, которая, как он понял…

– Я ничего не боюсь. – Уверенно подвела итог Тамара. Арвил не знал, что сказать… Пока что; а в следующее мгновенье вспомнил именно ТАМАРУ, которую видел в школе:
– Врёшь. – Мальчишеские губы расплылись в самодовольной ухмылке, и собеседница удивилась в ответ:
– Что? С чего ты так решил?
– С того, что в жизни ты ведёшь себя не как человек, который ничего не боится! Я помню: ты сомневалась и стеснялась – это ведь тоже можно назвать проявлениями страха! – В данный момент Арвил ценил свою наблюдательность, как никогда ранее, будучи непоколебимо убеждённым в том, что поймал врушку на горячем. Однако Тамара ничуть не смутилась:
– А, ты об этом… Это, скорее, привычка.
– Привычка?
– Да. Просто общаюсь, как привыкла…
– Привыкла… почему? – Арвил требовал объяснение, и Тамара вздохнула:
– В школе… В своей старой школе я попросту не вписалась в коллектив – для одноклассников была… слишком тихой. Я старалась не выделяться… и именно поэтому выделялась среди них, понимаешь?
– Над тобой… издевались? – Осторожно спросил Арвил.
– Не совсем. – Тамара слабо улыбнулась. – Просто время от времени задирали, жёстко подшучивали; но лишь от школьной скуки, как я поняла. Однако такого обращения вполне хватило, чтобы я начала держаться особняком и проявлять в разговоре излишнюю осторожность. Даже друзей, с которыми можно было бы нормально поговорить, у меня попросту не было – были лишь одноклассники, которые видели во мне только нужную их веселью «девочку для битья».
– Дети жестоки. – Арвил тихо произнёс простую истину, на что Тамара кивнула:
– В общем, из-за всего этого при общении с людьми я чувствовала себя неуверенно… до тех пор, пока однажды не поняла, что больше не волнуюсь… и не боюсь. Но привычка осталась – сложившуюся модель поведения трудно изменить: в общении я по-прежнему придерживаюсь пассивной позиции.
– Теперь понятно. – Арвил признал собственную неправоту, так как о надоедливых привычках уже знал достаточно – сам грыз ногти или карандаши, например, когда задумывался. – А как ты заразилась… этим?
– Наверное, ещё при зачатии. – Улыбнулась Тамара; Арвил не понял:
– То есть?
– Болезнь Урбаха-Вите передаётся наследственно, на генном уровне. Знаешь, что такое гены?
– Очень маленькие клеточки?.. – Сомнительно протянул он.
– Что-то вроде. В общем, чтобы было понятнее, объясню ненаучным языком: Насколько я поняла, оба моих родителя, мама и папа, были носителями повреждённых генов, которые по отдельности не могли спровоцировать болезнь; но, соединившись в моём организме – организме их дочери, мутировали. Так я и родилась с этой болезнью, которая продолжила развиваться в моём теле по мере моего взросления.
– Что значит «продолжила развиваться»?
– Это значит, что проявления болезни сильно разнятся – у одних заболевших могут наблюдаться проблемы с кожей, у других – сопутствующая эпилепсия, у третьих – хрипота голоса…

Арвил уловил, что последний симптом имеет прямое отношение к самой Тамаре – хриплый голос, который ранее можно было принять за проявление обычной простуды, теперь возымел новое объяснение. И этот голос продолжал:

– К тому же, нет никаких гарантий, что даже при всех этих симптомах будет отсутствовать страх, – если болезнь, в конечном итоге, не сможет добраться до миндалины в мозгу, то и результат будет соответствующим…
– Какая-то капризная болезнь. – Подметил Арвил.
– Какая есть. – Развела руками Тамара. – Добавлю, что некоторые люди могут целую жизнь прожить, не подозревая, что заражены настолько редкой болезнью, – проблемы с кожей, хриплый голос – с кем не бывает? Да и эпилепсия не такая уж редкость. Можно сказать, я была близка к похожему итогу – так бы и провела жизнь в незнании, …если бы полгода назад случайно не забыла, что такое страх.
– Ну и ну…
– Однако в моём случае болезнь продолжала развиваться. Медленно, но верно. – Тамара промочила немного подсохший рот тёплым чаем, и Арвил принялся переваривать полученную информацию: Если всё сказанное – правда, и Тамара, действительно, ничего не боится, то сейчас происходит один из важнейших моментов его жизни! Девушка с почти супергеройской особенностью просто сидит в метре от него, потягивая чай; ранее о таком можно было лишь помечтать… Ещё с полминуты насладившись волшебным моментом осознания этого факта, Арвил надумал продолжить беседу:
– То есть теперь ты можешь всю жизнь ничего не боятся?! Или же твоя болезнь потом пройдёт, как… простуда?
– Нет. Это генетическое заболевание – без лечения (от которого, кстати, я отказалась) оно, точно, не пройдёт.
– Вот это да… – Арвил завидовал белой завистью. – Повезло тебе. Вот я люблю болеть, чтобы пропускать школу; но не подумал бы, что существует такая классная болезнь!

Отложив в сторону опустевшую кружку, Тамара с ироничной улыбкой добавила свою ложку дёгтя:

– Ну, не думай, что всё так легко. Хоть и моё заболевание напрямую неопасно для жизни, но из-за того, что теперь я не могу трезво оценивать опасность, я несколько раз оказывалась в опасных для жизни ситуациях. Например, в конце лета я смастерила штурмовую кошку…
– Что?
– Верёвка с крюком… – Уточнила Тамара. – С помощью которой через балкон я выбралась на крышу дома.

Арвил невольно посмотрел в сторону балконной двери. Десятый этаж. В подобное приключение ему верилось с трудом; хотя, учитывая всё, вышесказанное…

– Но… зачем? – Спросил он. Опустив глаза, Тамара ответила:
– Просто… я случайно задумалась и поняла, что ни разу в жизни не была на крыше… чего-либо; ведь я много слышала о таком явлении, как страх высоты; но за всю жизнь никогда его не испытывала. Поэтому надумала попробовать вопреки болезни. Забросить верёвку и взобраться по ней на крышу оказалось легко… и совсем не страшно; всего лишь сделав пару шагов на краю, я поняла, что мне просто не суждено узнать, что такое страх высоты… Однако вид оттуда открылся впечатляющий – кругозор объёмнее, чем с балкона.
– И… после такого ты просто спустилась обратно?
– Не совсем. Охранники меня заметили – шум подняли, побежали на крышу меня снимать.

Арвил посмеялся в ответ.

– А мне было не смешно. – Подметила Тамара. – На следующий день я узнала, что из-за той небольшой шалости местная школа отказала мне в поступлении в этом учебном году.
– Это… та школа? – Арвил посмотрел в окно, хотя из кресла в комнате на десятом этаже, конечно, нельзя было видеть местное четырёхэтажное здание. Тамара подтвердила:
– Та самая школа, которую ты видел по пути сюда. Тамошний директор счёл меня психически неуравновешенной и потенциально опасной как для меня самой, так и для других учеников лишь потому, что случайно заметил меня разгуливающей по крыше дома; на его мнение даже папин авторитет не повлиял. Хотя директора нельзя винить – всего лишь позаботился о престиже своей школы; а мне пришлось срочно искать учебное заведение на замену…
– Значит, так ты оказалась…
– В твоей школе, и рада этому. – Тамара замолчала; молчал и Арвил, вспоминая всё совместно проведённое с ней время… Смогла же она удивить! Ведь ни на момент первой встречи, ни при дальнейшем общении не возникало никаких подозрений – конечно, Тамара казалась ему немного странной, но не более… Даже сегодня он провожал её домой, не имея понятия, насколько необычная девушка идёт рядом с ним! Стоило лишь подумать об этом, и вспомнилось то, что ранее Арвил почему-то счёл неважным:
– А зачем тогда ты в аптеку ходила? Я имею в виду, это не касалось твоей болезни? Ты же сказала, что не хочешь лечиться…
– Нет, Арвил, не касалось… – Отвечала Тамара с улыбкой. – Просто подумала: если Виктория отказалась, а ты согласился посидеть со мной, то чаепитием наш разговор может не ограничиться, поэтому по пути домой я решила зайти в аптеку за противозачаточными… Ты же говорил, что у тебя нет девушки, правильно?

Арвил с волнением осознал: теперь банальное «что?» будет лишним.


Глава 30: Сестра в одиночестве.


С полминуты уделив ожиданию, Виктория, наконец, услышала из телефонного динамика знакомый голос:

– Да?
– Арвил, где ты?
– А… почему ты спрашиваешь?
– Потому что долго гуляешь. В нашей вселенной есть такое понятие: время. – Она посмотрела на настенные часы, которые вот-вот покажут девять вечера. – Отвечай.
– Я… у Тамары.
– У Тамары?..
– Да.
– Что за?.. – Виктория удивилась, хотя и подумала пока не отходить далеко от изначальных вопросов: – Ты домой собираешься возвращаться?
– Ну… Сегодня – нет.
– То есть?..
– То есть… я остаюсь с ночёвкой. Не беспокойся: для меня кровать есть, а завтра утром перед школой я зайду и…

Виктория перебила повышенным тоном:

– Короче, слушай сюда, маленький!.. – Так и не сумев найти подходящего унизительного слова, она изрекла суть без излишеств: – В общем, так: ты сейчас ЖЕ идёшь домой.

Но в ответ Арвил уверенно отрезал:

– Ты мне не мама, чтобы указывать!
– …Зато я могу позвонить ей, чтобы она поставила тебя на место.
– Валяй! А я останусь.

Чувствуя упрямость брата, Виктория со вздохом сменила подход:

– Хорошо… Тогда просто передай трубку Тамаре. – Решила она, и спустя несколько секунд напряжённый разговор слегка разрядился неуверенным голоском:
– Слушаю.
– Тамара, пожалуйста… Скажи Арвилу, он слишком засиделся, – отправь его домой.
– Но… я уже предложила ему остаться на ночь.
– Да ну?.. – Виктория неслабо удивилась, однако сразу же кинула догадку: – А ты уверена, что это Ты предложила, а не Он подтолкнул тебя к этому?
– Уверена.
– Уверена? Ты даже не задумалась над моим вопросом…
– Пойми, это Я предложила ему – я совсем не против, чтобы он переночевал у меня.
– И почему… ты не против?
– Ну… Мне стало скучно. – Столь простое объяснение, в итоге, оказалось разбито всего двумя словами, словно плохая актёрская игра – вердиктом наблюдательного режиссёра:
– Не убедительно. – Виктория уверенно склонялась к версии, что Арвил сам напросился на ночёвку (как, например, недавно выпросил билет в кино). Но Тамара опять предпочла увернуться от прямого ответа, в этот раз просто констатируя итог:
– Послушай, Виктория. Признаю, мне нужно было позвонить и предупредить заранее; но… пойми: Уже поздно, а на улице в такое время не очень безопасно – будет лучше, если Арвил переночует у меня, а завтра перед школой зайдёт домой, почистит зубы, возьмёт портфель… Ну, ты понимаешь.

Виктория поняла. Сейчас пришлось бы спорить не только с Тамарой, но и со здравым смыслом – в этом мире лучше не заставлять ребёнка возвращаться тёмными переулками домой, надеясь на авось. Была бы рядом Елизавета – она без проблем сходила бы к Тамаре и привела бы обнаглевшего мальчишку домой; однако нет – вернётся она только завтра утром, что её сын прекрасно знает и именно поэтому наглеет… В мозг Виктории прокралась ещё одна идея: самой сходить за братом; но эта глупость сразу же была отброшена за незнанием того, где живёт Тамара; к тому же, лень выяснять и бродить по незнакомым районам; к тому же, как подметила подруга, вечерние улицы небезопасны. Пусть сегодня всё останется, как есть; а завтра наглого мальчишку и податливую подружку будет ждать серьёзный разговор. Этим Виктория решила:

– Хорошо, пусть остаётся, …если ты разрешаешь. Но передай ему, чтобы завтра утром обязательно был дома… до семи двадцати.
– Поняла, не беспокойся – будет… Пока.
– Пока.

Слушая равнодушное молчание телефонного динамика, Виктория сидела в одиночестве, к которому она привыкла – тяжёлый характер постоянно отпугивал как желанных друзей, так и потенциальных ухажёров… Одна – опять одна.

– Ну и ладно! – Виктория бросила в воздух. – Гулять, так гулять…

Из развлечений – компьютер тёти, игровая приставка брата, телевизор… и еда. Теперь-то её заинтересовало, как предпочитал проводить время Арвил, оставаясь наедине с собой в такие вот вечера…


Глава 31: Шалость.


С момента моего появления в этом странном мире я слишком мало общалась с людьми и поэтому многое потеряла или, лучше сказать, даже не приобрела; элементарное природное чувство, страх, мешало мне пойти на контакт с незнакомым человеком. Мне искренне интересно общество – я всегда жаждала общения; однако редко могла заставить себя заговорить первой – произрастающая из страха перед неведомым неуверенность создавала вполне конкретные проблемы. Но, когда по воле случая мне выпала возможность избавиться от своего недуга, я поняла, что не могу нормально общаться ещё и потому, что слишком неопытна в общении; однако сама эта проблема вторична – теперь же я могу без страха совершать ошибки и учиться на них… не единожды.

Так я решила несколько месяцев назад, по сей день продолжая придерживаться этого выбора:

В моём новом классе есть один парень. Он привлёк моё внимание, потому что не особо разговорчив и на всех смотрит «сверху вниз»; стоит отметить, что одноклассники в ответ ему смотрят «снизу вверх» – насколько я поняла, они относятся к нему серьёзно и даже побаиваются. Я хотела выяснить, кто он такой, поэтому несколько раз якобы случайно заговаривала с ним. Его имя – Лёша Фенин; однако, кроме имени, мне практически ничего не удалось узнать – он не был настроен на общение со мной, а когда моё присутствие начинало переполнять его чашу терпения – он просто уходил. Зато его девушка, Алиса, отнеслась ко мне более враждебно – похоже, сочла меня потенциальной соперницей, а в обратном убедить её у меня не очень-то получилось. Позже я расспросила других одноклассников и поняла, что этот Лёша – сын какого-то бандита, высокомерен и разговаривает только с теми, с кем хочет; ещё я поняла, что, будь я парнем, субъект моего внимания не терпел бы мою наглость и, прежде чем уйти, поставил бы меня на место или, точнее, положил бы.

Ну и ладно. Не хочет общаться – заставлю; никому не позволю игнорировать меня! Всего-навсего нужно создать условия, при которых он сам будет вынужден начать…

– Ты что сделала, овца?!. – Он всё-таки заговорил первым, …глядя на свой мотоцикл, сбитый моим велосипедом. Признаю: в итоге, эта идея не принесла мне ничего хорошего; ладно, в следующий раз буду лучше продумывать последствия… Надеюсь.

Проснувшись средь ночи, Тамара сразу удивилась промелькнувшему сновидению – ни с того ни с сего ей приснилось именно это, теперь навсегда отошедшее на третий план, событие. Но не смогла она даже задаться вопросом «почему», как сразу отвлеклась на другое чувство – лёгкое давление сбоку. В комнате было темно, однако хозяйке не понадобился свет, чтобы понять причину небольшого неудобства:

Арвил. Он просто уснул рядом, обнявши свою избранницу, – ни больше, ни меньше. Поняв это, сонная Тамара вновь сомкнула глаза и продолжила видеть странные вещи…


Глава 32: Ничто не предвещало беды.


– Арвил, вставай.

Знакомый и приятный голос, но слушать его сейчас инстинктивно не хотелось; особенно, если ты школьник, и в буднее утро этот голос пытается заставить тебя проснуться…

– Не хочу… – Устало ответил Арвил, отчётливо осознавая, что не выспался. И стоила ли проведённая с Тамарой ночь такого мучительного пробуждения? Всё-таки да – вопреки последствиям, он ничуть не жалел, что не ушёл домой хотя бы вчерашним вечером.
– Арвил. – Ещё один зов пробился в сонное сознание. Глаза открывать не хотелось – полагаясь лишь на чувство осязания, Арвил понял, что Тамара положила свои ладони ему на горло. – Всё равно я тебя разбужу…

С улыбкой пакостницы она сжала пальцы, и Арвил в растерянности осознал, что не может дышать. Почти инстинктивно бросив руки к горлу, он пытался устранить помеху; однако враждебные кисти оказались отнюдь не слабыми для сонного мальчишки – отступили они, лишь когда сама Тамара захотела это. Но Арвил продолжил сжимать разведённые в стороны девичьи руки, испуганно глядя в улыбающееся лицо:

– Ты что?..
– Я же говорила, что разбужу… – Тамара невинно смотрела в ответ. – Почувствовав опасность, твой организм вбросил в кровь большую дозу адреналина, чем мгновенно привел мышцы в возбуждённое состояние (чтобы эффективнее защищаться при необходимости). Иными словами, после такой встряски быстро не заснёшь – организм уже поменял приоритеты. Вставай.

Ещё не отойдя от нежданной подлости изобретательной любовницы, Арвил ослабил хватку, и самодовольно улыбающаяся Тамара, прихватив из шкафа одежду для школы, направилась в ванную. Слова её оказались истиной: хотя сейчас от недосыпа явно ощущался упадок сил, жёсткое пробуждение образцово прогнало сон; Арвил поглядел на циферблат настольных часов: шесть, двадцать четыре. Поваляться бы ещё – есть желание, да смысла нет…

Вряд ли Тамара, живя одна, одевалась раньше завтрака; однако сейчас, учитывая обстоятельства, всё же решила поменьше ходить нагишом – вдруг голое женское тело… соблазнило бы Арвила немного задержаться в гостях? И не возникло бы желание спорить, да Виктория – подругу не хотелось огорчать, заставляя ждать сверх меры. Оставшегося времени было в достатке для кружки кофе; не более. И теперь, допивая ту самую кружку кофе, Арвил размышлял, как просто и как резко один день, оказывается, может изменить течение человеческой жизни:

Совсем недавно у него была лишь одна близкая женщина – мать, и совсем недавно он пил кофе на кухне с ней так же, как сейчас – с Тамарой. Ведь теперь у него есть девушка… и есть, о чём беспокоиться. Как теперь вести себя на людях? Наверняка, Тамара не захочет разглашать свои отношения с младшеклассником; да и Арвилу лучше молчать, в противном случае мальчишки из его класса могут слюной изойти от зависти – чёрной зависти, что вероятнее… Но это, конечно, если ещё поверят – в конце концов, Арвил сам с трудом верил во всё, что происходило с ним со вчера. Отчасти он понимал, почему этот поход в гости обернулся постельным приключением: так как Тамара не чувствует страха, она неспособна также краснеть от стеснения – именно поэтому ей не составило особого труда высказать и воплотить в жизнь своё желание… Однако кое-что в поступке подруги Арвилу было неясно до сих пор:

– Можно… нескромный вопрос? – Попросил он осторожно.
– Да, конечно. – Легко ответила Тамара.
– Почему именно я… сейчас с тобой?
– Ты намекаешь, сейчас со мной должен быть кто-то другой? – С улыбкой переспросила она. Арвил не смутился – просто ответил с сожалением:
– Да. Извини; знаю, что грубо… Но с какой стати мне так повезло? Ведь я младше тебя, и познакомились мы недавно. Думаю, у кого-нибудь из… твоих новых одноклассников, например, было больше шансов оказаться…
– В моей постели? – Тамара предположила концовку мысли, и Арвил кивнул:
– Пожалуйста, не обижайся…
– Не буду. – Тамара по-прежнему держала улыбку. – Я отвечу на твой вопрос. Никто из моих новых одноклассников, например, не произвёл на меня такого впечатления, как ты. Ты интересен: умён, грамотно разговариваешь, стараешься вести себя старше своих сверстников. К тому же, красив. А я просто поняла, что встретила интересного себе парня, и решила не упускать свой шанс из-за одной только разницы в возрасте – в конце концов, …тебе не всегда будет тринадцать.
– Вот, как… – Арвил с улыбкой допил кофе.
– Ах, да! Чуть не забыла. – Воскликнула Тамара. – Послушай, насчёт нас… Давай не будем оглашать… То есть оставим наши отношения в секрете.
– Значит, ты тоже думала об этом? – Удивился Арвил.
– Конечно. – Тамара пожала плечами. – Я не умею бояться, но это не значит, что я не осознаю… потенциальных проблем, которые появятся, если мы с тобой не будем осторожны. Всё-таки чьи-то непонимание или зависть могут испортить нам жизнь.
– Согласен. – Кивнул Арвил, и мысленно отметил: сегодня – его день!

***

Оказавшись дома, блудный брат встретил кузину – Виктория просто сидела на кухне, попивая что-то из кружки.

– Чего встал? Умывайся и собирай учебники. – Судя по неэмоциональному началу, она уже передумала отчитывать брата… или просто решила, что сейчас нет времени на это. – Хотя бы домашние задания у тебя сделаны?

Всё ещё стоя между коридором и кухней, Арвил ответил:

– Не все. Кое-что сделал, а на остальное забил… – Зевок в конце фразы стал логичным дополнением к бледному лицу и сонному взгляду.
– Чем вы ночью занимались? – Невинно поинтересовалась Виктория, вынуждая брата всерьёз насторожиться:
– Так… Спали.
– А до этого?
– Фильмы смотрели. – Соврал Арвил (фильмы были днём).
– По тебе заметно. – Съязвила сестра. – Где Тамара?

Поняв, что Виктория ничего не подозревает, Арвил облегчённо выдохнул:

– Уже в школе…

Вскоре квартира стала пустой – свободной от жизни, и Виктория заперла дверь, за которой не было ни души. Но пустовало это место недолгое время…

***

Вернувшись домой в момент, когда маленькая стрелка на часах только подбиралась к девятке, Елизавета хотела немногого – например, побыстрее принять душ, почистить зубы и заснуть после суточной смены. Естественно, подуставшая женщина не ждала гостей и, когда в дверь постучали, раннего визитёра приняла с зубной щёткой во рту.

– Здравствуйте. Русакова, Е. В.? – Пожилая женщина, почтальон, зачитала фамилию с инициалами на конверте в своих руках и, завидев кивок в ответ, продолжила: – Вам заказное письмо. Приготовьте паспорт, пожалуйста…

Когда формальности остались позади, Елизавета закрыла дверь и обратила внимание на адрес отправителя. Именно тогда её сердце замерло… и забилось чаще.


Глава 33: Дела минувших дней.


Возвращаясь домой, Арвил изнемогал от двух желаний: Во-первых, ощутимо хотелось спать – по этой причине он медленно соображал сегодня и даже задремал на одной из перемен. А вторым было желание вновь увидеть Тамару, но не только увидеть – почувствовать её тепло, вдохнуть её запах, ощутить её вкус и насладиться музыкой её хриплого голоса. Однако ещё в школе она вполне понятно объяснила, что хочет выспаться и поэтому даже не знает, состоится ли новое свидание раньше завтрашнего дня; последствия, последствия… страстной ночи. Всё-таки Арвил понимал, что сейчас ему тоже не помешает хотя бы немного поспать, а Тамаре вполне можно будет позвонить позже и узнать о её планах на вечер. Войдя в квартиру, он обратил внимание на закрытую дверь гостиной; обычно в сочетании с тишиной это означало, что его мать спит там после работы. Что ж, тишина подтверждала догадку… до сего момента:

Всхлип… Затем ещё один, который продолжили сопение и шмыганье носа, будто кто-то пытался дышать сквозь сильный насморк. Стены в доме были нетолстые, да и фанерная дверь комнаты не особо препятствовала исходящим оттуда звукам. Оставив верхнюю одежду в коридоре, Арвил зашёл в гостиную и увидел лежащий на кровати силуэт, с ног до головы укрытый одеялом и посапывающий время от времени; не размышляя долго, он приподнял одеяло с места, где угадывались очертания лежащей на подушке головы, и увидел свою мать…

– Арвил… Ты что-то хотел? – Елизавета посмотрела на сына, и тот опешил – лицо её было заплакано. Мокрые, красные глаза, розовые щеки и сопящий нос не оставляли сомнений…
– Ты плакала? – Решился спросить он.
– Да, плакала… – Мать вяло прикрыла глаза ладонью.
– Почему?
– Захотелось… – К отговорке она добавила: – Еда на кухне. Сам разберёшься?
– …Да.

Видя Елизавету в не лучшем настроении, Арвил решил позволить той отдохнуть – это показалось разумнее, чем стоять над душой и вытягивать ответы на вопросы, которые можно задать и при лучших обстоятельствах. Через мгновенье мать вновь укрыла голову, а сын покинул комнату, из которой время от времени продолжали доноситься нерадостные звуки. Обычно жизнерадостная Елизавета теперь казалась Арвилу не просто чем-то огорчённой, а по-настоящему разбитой – в отчаянии… Нежданная ситуация не давала покоя:

«Да что с ней? Может, серьёзно заболела? Или…» – он ужаснулся. «Вдруг она уже знает?! Знает о… Тамаре?»…

Но нет – Арвил с облегчением решил, что вряд ли. Его мать и его любовница даже незнакомы между собой; к тому же, насколько он знал, о его отношениях с Тамарой пока даже Виктория не догадывается. Да и если бы Елизавета поняла, что у её сына появилась тайная связь со старшеклассницей, наверняка, не стала бы лежать и плакать в подушку, не тот она человек, и в решении проблем с детьми отличается изобретательностью – Арвил припомнил случай годичной давности, когда мать застукала его с сигаретой, а он сказал правду: что не курит – только пробовал. Именно поэтому Елизавета решила не отчитывать сына… А просто, лишний раз не повышая голоса, заставила его скурить ту мерзость до самого фильтра. С тех пор понятие «сигарета» у Арвила ассоциируется с тошнотворным привкусом, головной болью и рвотными позывами над унитазом. Хоть и не столь простая проблема, как та сигарета, но всё равно подростковая интимная связь ещё не повод отчаиваться – находчивая Елизавета, скорее всего, устроила бы откровенный разговор с простой и правдивой сутью: секс – штука приятная, но опасная беременностью, а из подростков родители никакие. Однако вместо этого Елизавета лежит и плачет; нет – здесь что-то другое…

Арвил надумал заменить обед кружкой молока – спать хотелось больше, чем есть. Сидя на кухне, он перебирал возможные варианты и, сам того не замечая, углублялся в различные, уже пройденные закоулки их совместной с матерью жизни:

Версия болезни отпала быстро – выглядела Елизавета плохо, но почему же тогда плакала? Из-за болезни в её возрасте не плачут. Быть может, кто-то обидел? Очень возможно, учитывая её внешность, – как красота матери привлекает внимание, Арвил знал ещё с детского сада: Стоило Елизавете появиться там, как все дети округи сбегались посмотреть на «ту белую тётю», а кое-кто из них всерьёз верил, что мама Арвила – Снежная Королева; однако дети следовали их собственному, простому и чистому пониманию красоты; мотивами грязнее руководствовались более взрослые люди… Однажды вечером в детском саду умеющую интересно держать разговор, молодую мать необычной внешности заметила одна женщина, которая тоже забирала сына домой, – она была начальницей отдела кадров пока ещё развивающегося, единственного в Городе телеканала. Через неделю после случайного знакомства Елизавета получила предложение вести одну программу на телевидении, и поначалу всё шло неплохо: дикторские способности у восходящей звезды были слабенькими, но именно сочетание лёгкой неуклюжести в работе и незаурядной внешности выделяло её; в общем, телезрителям она нравилась. А ещё – нравилась директору канала… Вскоре этот самоуверенный мужик, будучи выпившим и потому не особо сдерживая себя в распускании рук, остался наедине с новой телеведущей и попытался соблазнить оную… А в ответ такой наглости Елизавета откусила директорский кончик носа – сомкнула зубы и не разжимала, пока не отгрызла. Конечно, у этой истории было продолжение – начальник пытался обвинить сотрудницу в умышленном причинении вреда здоровью, но та пригрозила встречным иском… за попытку изнасилования. В итоге, директор остался с носом (в прямом смысле, благодаря недешёвой пластической операции), а Елизавету без шума уволили. Но вот репутация гордой бывшей телеведущей пострадала заметно: злопамятный директор оставил Елизавете такую профессиональную характеристику, что дорога на любую приличную работу в Городе ей заказана по сей день.

Эту историю Арвил вспомнил мимолётно, однако сразу сделал вывод в пользу матери: она не только красивая, но и сильная – умеет постоять за себя; её сложно обидеть. Хотя этому итогу быстро противопоставилось подозрение: вдруг Елизавета плакала именно потому, что кто-то, вопреки её силе, всё же смог… обидеть её? Проклятые мысли лезли в голову, не давая измученному недосыпом разуму забыться заслуженным сном; Арвил понял, что не успокоится, пока не узнает всё. Он встал с кровати и направился в комнату матери, уверенный, что и ей будет легче, если она не станет держать тяжёлую тайну в себе…

***

Войдя в квартиру и освободившись от верхней одежды, Виктория начала искать в около мёртвой тишине кого-нибудь живого и, заглянув в гостиную, обнаружила нежданное – брата и тётю, мирно спящих бок о бок, отчего не сдержала улыбку:

«Арвил, сынок ты маменькин…».


Глава 34: Паук опять натянул сеть.


Вечер. Закончив быстрый разговор с Тамарой, Арвил отложил телефон; как бы ему ни хотелось повидаться с ней – совесть тянула в другую сторону. А нормальные люди – рабы своей совести, чувства, поистине странного для вменяемого существа. Хотя Арвил не первый, кто задумался над этой иронией… И, точно, не последний; покинув свою комнату, он вернулся за стол гостиной и продолжил потягивать чай. Днём Елизавета смогла убедить сына не волноваться, с улыбкой обещая, что расскажет всё вечером – когда отоспится. Наверное, именно искренняя улыбка матери позволила Арвилу успокоиться тогда; но теперь… настал обещанный момент.

Виктория села напротив брата, своим обычным хладнокровием никак не выдавая желание наябедничать тёте о том, где Арвил провёл прошлую ночь. Да и был ли смысл? В конце концов, в школе она предельно ясно выказала недовольство по поводу излишнего гостеприимства Тамары, и та пообещала на будущее согласовывать подобные поступки с родными Арвила. Так что не было нужды возвращаться к этому.

– Кто звонил? – Сестра намекнула на недавний, ею лишь частично слышанный телефонный разговор.
– Тамара. – Решил не темнить Арвил, и Виктория продолжила:
– Что хотела?
– Да так… Я просил её помочь мне с домашним заданием. Ещё в школе. И теперь она хотела узнать, приду или нет…
– И почему ты дома сидишь, раз уж просил?
– Передумал. С мамой ещё нужно поговорить… кое о чём.
– О чём же?
– Позже узнаешь – при тебе спрошу. – Арвил отвлёкся от кузины на чай. Виктория тоже глотнула из своей кружки, подумывая, что Елизавета долговато возится с приготовлением, точнее, разогреванием крайне простого ужина.
– И большое у тебя… домашнее задание? – Сестра ненавязчиво вернулась к теме, а брат отговорился коротко:
– Нет.

Рассматривая своё отражение в кружке с чаем, Виктория не тонко намекнула:

– Пожалуйста, перед любыми занятиями с Тамарой всегда надевай обложку на учебник, а то ещё станешь… учителем. – Слегка улыбаясь, она подняла глаза и заставила Арвила замереть в настороженности, вслед чему донёсся голос сбоку:
– Виктория! Что за… пошлости за столом? – Посмеиваясь, Елизавета медленно несла заветный ужин – большое блюдо с внушительной пиццей было в левой руке, а правая ладонь держала кружку с чаем. Племянница отреагировала незамедлительно:
– Это не пошлости. Просто Арвил положил глаз на одну мою одноклассницу; я всего-то дала ему совет на будущее. – Видимо, свой язвительный совет Виктория оглашала, даже не подозревая, что чувства мальчишки к девушке могут быть взаимными. Осознав это, Арвил с облегчением выдохнул и услышал весёлый ответ матери:
– А… Ну, ладненько; это нужное дело. – Ставя блюдо в центр стола, Елизавета улыбнулась сыну, который, к её удивлению, вместо возражения вызывающим словам кузины молча топил свой взгляд в полупустой кружке чая. Через мгновенье большая часть разрезанной пиццы разошлась по тарелочкам членов маленькой семьи, и Арвил почти решился спросить у матери то, что считал необходимым знать, однако она опередила новостью: – Вот, вчерашний день у меня был насыщенным на звонки. Отгадайте, от кого?

Обменивание взглядами, молчание и догадки…

– Внимание, барабанная дробь! – Улыбающаяся Елизавета быстро постучала ноготками по столу. – От телеканала «N», того места, где я работала когда-то! Может, хотя бы отгадаете, что этим телевизионщикам было нужно?

Арвил тихо смотрел на мать. Хотя Виктория уже догадалась, но тоже промолчала, пережёвывая пиццу.

– Мне предлагали кругленькую сумму за то, чтобы я уговорила свою племянницу на интервью. Раз уж мне позвонили с ТАКОЙ целью, то уже получили отказ от тебя? – Елизавета спросила Викторию, которая только что проглотила кусок пиццы, и Арвил, удивляясь необычному повороту застольной беседы, взглянул на кузину…
– Да. – Ответила та. – Отказалась, хотя мне тоже деньги предлагали…
– Почему? – Не сдержался Арвил, отчётливо уловив, что именно хотели телевизионщики, – всё-таки не каждый день школьницы помогают обезвреживать убийц…
– Потому что не хочу… быть у всех на виду в этом городе. – Ответ брату; однако смотрела Виктория именно на тётю, сочетанием слов и взгляда понятно намекая той на необходимость соблюдения определённых мер ради дальнейшего сокрытия общей тайны. – Надеюсь, вы не согласились?
– Не-ет. – Елизавета убедительно выставила руку перед собой, затем опять взялась за кружку. – Я поняла: позвонили мне – значит, ты уже отказалась… и не просто так.

Она отпила чай.

– А «кругленькая» – это сколько? – Арвил помянул мельком оглашённые деньги.
– Неважно… уже. Нет, так нет. – Безразлично ответив, Елизавета шутливо дополнила: – Надеюсь, обламывание планов начальства нашего телеканала не войдёт в мой список вредных привычек.
– В Городе два телеканала, так ведь? – Виктория подумала уточнить у тёти, раз уж тема поднята.
– Да. Но второй из них – молодёжный, на школьников в первую очередь и рассчитан; так что вряд ли он станет освещать грустные события вашей школы. – Объяснила Елизавета, и от себя добавила: – Подумать только: такой лакомый кусок – и не в формат! У тамошней администрации, наверное, уже все локти покусаны!

Виктория помнила, что в среду у полицейского участка стоял автомобиль второго местного телеканала; но, похоже, тот лакомый кусок и вправду оказался не по зубам тамошним работникам, раз уж те молчат. Видя смеющуюся тётю, племянница тоже улыбалась; однако не понимала, почему брат не находит вполне взрослую для него, чёрную иронию смешной. Арвил же смотрел на мать, размышляя о её непринуждённом смехе, хорошем настроении и прежнем умении вовремя шутить; вполне оптимистичная женщина – иного не скажешь. Но днём… Он даже не мог вспомнить, когда последний раз до того момента видел её столь разбитой. Да и видел ли, вообще? …Хватит уже:

– Мам, что произошло сегодня? – Арвил смотрел и видел, как улыбка сходит с дорогого ему лица; насторожилась и Виктория, понимая, что это был тот самый вопрос. А Елизавета ответила со вздохом:
– Так сильно хочешь знать? – Облокотившись на стол, уже без намёка на улыбку она глядела в глаза Арвилу.
– Да. – Подтвердил тот, на что мать молча встала и вышла из комнаты, но вскоре вернулась обратно с какой-то бумажкой, которую впоследствии передала сыну:
– Читай. – Приказала она, и менее грозно добавила: – Вслух, …пожалуйста.

Арвил не спорил, хотя был уверен, что удовольствия от этого чтива никто из присутствующих не получит; ещё раз посмотрев в серьёзные голубые и взволнованные зелёные глаза, он приступил… негромко и членораздельно:

– Уважаемая Елизавета Владимировна. Довожу до вашего сведения, что после неоднократного общения с вами я сделал неутешительный вывод о том, что вы, возможно, являетесь психически больным человеком…
– Читай дальше. – Ответила Елизавета на беспокойный мальчишеский взгляд, и Арвил через силу продолжил:
– Учитывая потенциальную опасность, которую вы, возможно, представляете для себя самой и для окружающего вас общества, ради всеобщего блага я решил направить вас на обязательное психиатрическое обследование… – Арвил проглотил слюну и шмыгнул носом. – Поэтому прошу вас явиться в отделение полиции вашего района для уточнения даты самого обследования. Сроки явки в отделение записаны в повестке, которую я оставляю прикреплённой к письму. Надеюсь на ваше понимание.
Крайний О. Р.
– Этот толстый хер считает меня чокнутой! – Не сдержалась Елизавета. – Вот, что произошло!

Виктория никогда не умела скрывать эмоции в присутствии тёти, и сейчас не было исключения; плохое предчувствие – вот, что выказывало её молчащее лицо.

– Но ведь… всё не так плохо. – Глядя на мать, Арвил отложил письмо на край стола. – Тебе нужно только пройти обследование – ты же нормальная!
– Честно, я сомневаюсь… – Выдохнула Елизавета. – С каждым годом сомневаюсь всё больше…
– Но… – Перебил Арвил, попутно вспоминая свои дневные, почти случайные мысли о матери: – Конечно, иногда ты ведёшь себя странно – с кем не бывает?! Но… Но ты нормальная!
– А ты, оказывается, оптимист! – Елизавета грустно хихикнула над этой детской наивностью. – Мозгоправ будет решать, нормальная я или нет! Но представь на секунду, если я окажусь НЕ нормальной…

Она увидела, что сын и племянница думают об одном и том же, затем огласила этот самый, единственный возможный итог:

– В этом случае меня отправят в психбольницу. А вас – в детдом…


Глава 35: Изгой.


– Кого я сегодня, точно, не ожидал увидеть, так это вас, Павел Григорьевич. – Открыв дверь, Крайний впустил градоначальника в свой кабинет и вошёл следом.
– Всего лишь проезжал мимо… и решил заглянуть. – Поскромничал мэр. – Но рад, что случайно встретил вас.

Через какое-то время электрочайник подогрелся, и Крайний залил кипяток в пару чашек, одну из которых передал градоначальнику.

– Вообще-то, я редко пью чай. – Павел Григорьевич сделал первый глоток. – В последнее время всё реже – работа, работа, а свободного времени всё меньше. Если бы не вы, Олег Романович, я бы уже, наверное, забыл вкус чая.
– Преувеличиваете. – Крайний взял конфету из вазы на столе.
– Может быть. – Павел Григорьевич пожал плечами. – Но, к счастью, для каждой чашки чая у нас с вами находится повод.
– Как сейчас, например? Что ж, можем обсудить вашу любовь к экстремальной езде. – Крайний с улыбкой помянул погашенный этим утром штраф самого мэра. – Всё-таки ни возраст, ни социальное положение не властны над обычными мужскими удовольствиями…
– Нет, здесь уже всё решено – сам виноват, был беспечен. – Приняв серьёзный вид, Павел Григорьевич поднял более давнюю тему: – Просто… Раз уж выдалась возможность, я бы хотел лично поблагодарить вас. Когда по телефону вы сообщили мне о Тамаре – о том, что она никоим образом не связана с тем делом… Это было настоящим облегчением. В общем, большое спасибо вам.
– Не стоит, я всего лишь сообщил, что был должен. – Поскромничал Крайний. – Кстати, о вашей дочери… Не расскажете, каким образом она смогла уговорить вас выделить ей отдельную квартиру?
– А, это… – Павел Григорьевич призадумался. – В общем, Тамаре не нравилось частое присутствие неподходящих её возрасту гостей в моём доме; как и то, что этот дом находится за городом. Я просто решил не давить в ней стремление к самостоятельности.
– …И не стали давить даже после того, как она вылезла на крышу своего нового дома? – С улыбкой подловил Крайний, и Павел Григорьевич улыбнулся в ответ:
– Не стал. Когда доходит до дела – слова выбирать она умеет; после того случая я хотел вернуть её домой, но она уговорила меня передумать. – Он замолчал, а Крайний намекнул на своё желание знать больше:
– И… как же?

Павел Григорьевич вздохнул:

– Вы уже знаете, что на крышу она вылезла в чём мать родила?

Крайний решил не темнить:

– Что-то такое слышал…
– Так вот: она поставила мне ультиматум, маленькая шантажистка… – Павел Григорьевич усмехнулся. – Если заберу её назад – голышом она будет расхаживать уже по моему дому.
– Н-да… – Изумился Крайний, и Павел Григорьевич закончил:
– На том наш спор и завершился. Напоследок я просто взял с неё слово, что подобного больше не повторится; хотя и не особо верил в её искренность, но деваться мне было некуда.
– А вы узнали, зачем она делала это, то есть… вылезала на крышу?
– Как она объяснила, просто захотела со скуки; во всяком случае, анализы не выявили в её организме никаких наркотиков… Эх, молодёжь! Всегда дерзкая и вечно непонятная старому поколению. – Грустно улыбаясь, Павел Григорьевич покачал головой. – При каждой новой встрече с Тамарой я уже начал ловить себя на мысли: лишь бы только эта чудачка ничего не успела натворить.
– Не думаю, что вам придётся долго беспокоиться об этом. – Поспешил утешить Крайний. – Поверьте знающему человеку: детское бунтарство обычно пропадает, когда дети получают долгожданную свободу, – дождитесь совершеннолетия вашей дочери и сами поймёте.

Он уверенно улыбнулся; однако улыбка эта ничуть не обнадёжила старика:

– Знаю я, о чём вы; вот только боюсь, что это не просто… детское бунтарство.
– То есть?.. – Не понял Крайний, и Павел Григорьевич, вздохнув, немного издали подошёл к объяснению:
– Поясню на примере себя самого. Что такое бунтарский дух и желание идти против системы – я знаю лично. Я никогда не был образцово законопослушным человеком и за свою жизнь провернул больше афер, чем вы можете себе представить; чем я только ни занимался, но за всё это время лучше всего научился разбираться в людях…

Вслед вышесказанному Крайний заметно удивился:

– А вы не боитесь откровенничать о таком… с человеком в погонах?

Но Павел Григорьевич легко ответил:

– До тех пор, пока этому нет официальных доказательств, человек в погонах имеет полное право считать мои слова лишь выдумкой общительного старика.

Крайнему не очень понравилась этакая почти насмешка; однако он промолчал, и Павел Григорьевич продолжил:

– Но вот, что я имел в виду: Тамара напоминает мне меня самого в молодости – такая же непокорная, и предпочитает не подчиняться, а управлять. Например, к чужим советам она не особо прислушивается, зато с радостью советует сама – и весьма успешно, надо сказать… Вот, помню, был случай с моим телохранителем, Василием его звали. После контрактной службы в армии он хотел пойти учиться на священника; но также хотел поднакопить ещё деньжат, потому следующие два года работал у меня… Пока в моём доме не появилась Тамара. Мне продолжить или, быть может, сами догадаетесь, что он сделал после непродолжительного общения с ней?
– Уволился и ушёл учиться на священника? – Не напрягая мозг, предположил Крайний, и Павел Григорьевич кивнул:
– Тамара просто хотела помочь человеку разобраться в его жизненных стремлениях… и в результате заставила одного из моих людей уйти. Именно тогда я понял, что она умеет управлять людьми – и в этом мы с ней тоже схожи. Хотя меня в её возрасте более привлекали деньги, чем люди, поэтому большую часть своей жизни я пробыл бизнесменом; а вот у Тамары немного другие амбиции – о деньгах она думает мало, зато всерьёз увлекается человеческой психологией… и мировой политикой. В обеих областях у неё уже есть заметные знания, так что… кто знает, быть может, подрастает новый диктатор на голову молодому поколению? – Павел Григорьевич засмеялся, хотя Крайний почему-то ощутил в шутке собеседника скрытую долю правды. – Непокорство и лидерские качества – всё это досталось ей от меня. Именно поэтому я считаю, что бунтарские выходки Тамары не простое детское недовольство, а часть самой её натуры.
– Наследственность имеете в виду?
– Да, правильно. Она ни за что не изменит характер даже после празднования своего совершеннолетия. И чем она займётся, войдя во взрослую жизнь, – хотел бы я видеть…
– А когда эта счастливая дата? – В тему полюбопытствовал Крайний.
– Скоро. – Для градоначальника это понятие было весьма обширно по причине возраста – для старого человека время летело быстро. Он уточнил: – Четырнадцатого февраля, в День Святого Валентина.

Следующие мгновения Павел Григорьевич провёл в молчании – наверное, он ждал продолжения разговора своим собеседником; однако Крайний уже провалился в собственные размышления – слова градоначальника заставили следователя повторно задуматься об одной вроде бы тихой и не слишком уверенной в себе девчушке – хотя первое впечатление о дочери мэра оказалось не самым верным, но думал Крайний о другом – о всплывших в памяти текстовых сообщениях между этой школьницей и её учителем. После только что слышанных откровений придуманная Тамарой «игра в цитаты» невольно казалась менее правдивым объяснением переписке, что интересовала следователя ранее…

Вскоре, оставив на столе пустые чашки, собеседники покинули кабинет следователя. Крайний проводил градоначальника до главных дверей и попросил того более не нарушать ПДД – всё-таки на мэра должен равняться каждый горожанин, но этот аргумент Павел Григорьевич не без улыбки парировал:

– Не беспокойтесь. Я подаю хороший пример уже тем, что вовремя признаю свои ошибки и всегда плачу за них.

Вскоре с расположенной неподалёку автостоянки показательно-неспешно выехал дорогой спорткар – автомобиль мэра, который можно было наблюдать из окон полицейского участка. А ещё через несколько минут это утро разнообразилось вторым интересным гостем…

***

– Товарищ майор, к вам посетитель. – Сержант полиции вошёл в кабинет, сопровождая беловолосую женщину, и Крайний приветственно встал из-за стола.
– Вижу… Можете быть свободны, спасибо. – Обратился он к сержанту, и тот с кивком закрыл за собой дверь.
– Вы ко всем своим подчинённым обращаетесь на «вы»? – Съязвила Елизавета, оставшись наедине со следователем.
– Только с теми, с кем не пью пиво после работы. – Пожал плечами Крайний. – А если серьёзно – обычное уважение к сотрудникам образует их обратное уважение к начальству. На качестве работы сказывается…
– Как ловка ваша уловка. Что ж, если однажды стану начальником полиции – лично попробую.
– К слову, для подобной затеи вам всё равно придётся пройти психиатрическое обследование, как и любому, желающему стать полицейским. – Подхватил Крайний. – Ладно уж, оставьте пальто на вешалке и садитесь. Нам есть, о чём поговорить.

Избавившись от пальто, Елизавета осталась в белом свитере с высоким воротником и потёртых синих джинсах. Следователь опустился в своё кресло, даже не указав гостье конкретное место за длинным столом, поэтому та с нерадостным вздохом сама выбрала один из стульев с левой стороны.

– Всё-таки наивно с моей стороны было предполагать, что вы оставите меня в покое. – Покачала головой она. – Чего вы хотите добиться своим обследованием? Осознали, что не можете просто так доказать мою вину, поэтому решили хотя бы закрыть… Ох, простите! «Оградить» меня от цивилизованного общества?
– Напротив! – Весело возразил Крайний, доставая из стола какую-то картонную папку, которую затем положил перед собой и, непринуждённо продолжая разговор, раскрыл. – Сейчас у меня на вас нет ничего – даже логичного повода для подозрений; хотя мы оба знаем, в чём вы виновны… Но, когда вас признают опасной для общества, повод появится!
– ЕСЛИ признают. – Утвердила Елизавета.
– Вряд ли с этим возникнут проблемы. Дело в том, что из моей головы никак не выходит, …назовём его так, стимул к одному из ваших преступлений. Вы поставили себя на место вашей племянницы, чтобы осознать, сможет ли она воспринять то, что вы сами собираетесь сказать ей. Как бы глупо это не звучало…
– Не понимаю, о чём вы. – Отмахнулась Елизавета.
– Можете не скромничать, мы одни и здесь нет никакой прослушки. – Крайний обвёл взглядом просторный кабинет. – Ну да ладно, хотите строить из себя дурочку – валяйте. А я закончу: ваша мотивация мне понятна, но абсолютно непонятна решимость поставить вашу племянницу перед жестоким фактом «я убила твоих родителей, теперь смирись с этим». Этот момент мне, как психически здоровому человеку, непонятен; поэтому я решил, что на подобный поступок способен лишь психически больной человек… И, как только я докажу это, я пролью свет на еле заметное звено в цепочке серийных убийств, которая уходит глубоко в прошлое этого города…

Крайний начал перелистывать содержимое папки на столе, исписанные печатным текстом листы формата А4, попутно продолжая:

– Убийство Алексея Фенина – самый недавний инцидент, но далеко не самый интересный… Например, за несколько лет до этого произошло нападение на директора телеканала «N», Юрия Коромыслова, со смертельным исходом; это дело расследовал отдел милиции Центрального района, и всё, что нарыли тамошние бездари, – это причина убийства: у жертвы были опустошены карманы – значит, вооружённое ограбление. Даже грабителя не нашли, что неудивительно – не того искали. Но вот, о чём подумал я! Коромыслова убили через месяц после вашего скандального увольнения с телеканала, не так ли? Довольно занятное совпадение… – Крайний вновь взглянул на Елизавету, но ответа не получил и перевернул очередной лист. – В любом случае, дальше – интереснее. Вернёмся на двадцать лет назад… Двадцать шестого октября девяносто пятого года на окраине нашего района было найдено тело четырнадцатилетней девочки, вашей одноклассницы на тот момент. Помните?

Он оторвался от чтения и взглянул на гостью, однако выражения лица той не разглядел, так как Елизавета уже, словно двоечник на нелюбимом уроке, положила предплечья на стол и уткнулась лицом в рукава свитера.

– Наверняка помните! – Решил Крайний. – У вашей одноклассницы было перерезано горло – как такое забудешь?; весь город об этом говорил! Злодея нужно было найти как можно быстрее, так что мои, скажу честно, не очень добросовестные коллеги вскоре задержали одно нетрезвое лицо без определённого места жительства, которое почти сразу созналось в содеянном злодеянии. Хотя у предоставленного судом адвоката всё-таки возникли некоторые подозрения из-за обнаружения у того бомжа пары сломанных рёбер после допроса; но никого более это не волновало – козёл отпущения есть, и праведный гнев должен пасть на него! В тюрьме этот «козёл» и отбросил копыта… Но вот, что интересно! До появления в деле этого несчастного бомжа одним из подозреваемых были именно вы! Елизавета Русакова четырнадцати лет, имеющая далеко не лучшие отношения со своими одноклассницами, в частности, с покойной. Вот только вскоре дело успешно закрыли… И об, определённо, лишней подозреваемой более никто не вспоминал.
– Знаете? – Женский голос пробубнил сквозь рукава, после чего Елизавета подняла лицо и обнажила плачущие глаза. – Может, знаете? Девочки так устроены, что не любят более красивых представительниц своего пола и завидуют им. Мои одноклассницы не любили меня, так как я считалась в классе самой красивой. Как вспомню их, это стадо тупых коров, аж тошно становится!
– Но это не оправдывает факта, что убили ВЫ, а расплатился за это другой человек. Как вы чувствовали себя после такого?
– Поверьте, я надеялась… – Прервав себя всхлипом, Елизавета продолжила: – Очень надеялась, что после того случая мне никогда не придётся… снова причинять кому-нибудь вред. Но я была слишком оптимистична, а жизнь по-прежнему оставалась сукой! Очень скоро я встретила человека, в которого влюбилась и от которого впоследствии родила сына; но зачем я встретила его?! Чтобы в один прекрасный день узнать, что он трагически погиб?..
– Жестокая случайность…
– Жестокая случайность – скажете вы! А я скажу, что это издевательство! Хороший человек, который делал меня счастливой, умер, а плохие люди, которые мешали мне жить, продолжали быть где-то рядом! Где здесь справедливость?! Нет справедливости… Именно поэтому я взяла на себя эту ответственность – восстанавливать справедливость, когда она нужна!
– Я соболезную вашей потере – далеко не каждый вменяемый человек смог бы стойко перенести подобное горе, а для вашего больного рассудка это должно было стать ещё большим ударом…
– Спасибо… – Шмыгнула носом Елизавета.
– Но ваше собственное горе не давало вам никакого права распоряжаться чужими жизнями.
– Право у меня было. – Сквозь слёзы Елизавета уверенно проговорила: – Если эта жизнь забрала у меня любимого человека, то с какой стати я должна была терпеть возле себя тех, кого даже людьми не считаю?
– Если вы вдруг не знали, цивилизованное большинство не считает людьми именно таких психопатов, как вы. Таких, как вы, называют монстрами… И, знайте, я согласен с мнением большинства: Вы настоящий монстр, Елизавета Владимировна. Вы стали им ещё двадцать лет назад и с тех пор умело прятали свою чудовищную натуру под маской человека. Но, знаете, мне кажется, я не первый, кто смог разглядеть эту вашу натуру… У меня из головы никак не выходит ваша племянница, Вика…

Разглядев в лице Елизаветы искреннее непонимание, Крайний закончил:

– Вы говорили ранее, что несколько раз предлагали Вике переехать из Тёмного к вам, и каждый раз она отказывалась… А почему, как думаете? Из-за гордыни – от нежелания принимать столь щедрый жест? Или же со скромности – от нежелания причинять вам лишнее беспокойство? Нет. Думаю, всё иначе: вы хорошо ладили со своей племянницей и проводили с ней много времени, …как и она с вами. Скорее всего, в процессе общения она поняла, что с вами что-то не так, – есть что-то, чего следует опасаться. Это «что-то» отпугивало её…
– Чёрт возьми, зачем вы мне всё это говорите?! Хотите поиздеваться надо мной?.. – Сорвалась Елизавета.
– Отнюдь. – Серьёзно заявил Крайний. – Просто у меня на руках все карты – теперь вы знаете об этом. Но, учитывая ваш неуравновешенный характер, я не могу знать, какой фортель вы сможете выкинуть за время следствия, и, уж точно, не горю желанием однажды, возвращаясь вечером с работы, получить ножом по горлу. Просто хочу, чтобы вы поняли: вам некуда бежать, всё, что вы можете, – просто смириться и наблюдать. Лично я уже не сомневаюсь, что вас признают психически нездоровой; но не беспокойтесь – в конце концов, в учреждениях для душевнобольных не так уж плохо. Вы получите необходимое вам лечение и заботу, …а наше общество станет чуточку безопаснее.

Крайний достал из папки последнюю пару листов, поднялся из кресла и подошёл к Елизавете:

– Требуется лишь уточнить дату вашего обследования – впишите любой рабочий день следующей недели, когда вам будет удобно, перепишите данные вашего паспорта и распишитесь внизу. – Он протянул бумаги и ручку гостье; но, видя нерешимость той, продолжил: – Поверьте, так будет лучше для всех…

Посмотрев в висящий на стене календарь, Елизавета несколькими движениями трясущихся пальцев вывела синим по белому пару цифр, после чего достала из кармана джинсов небольшую книжечку в красной обложке и покончила с формальностью. Теперь пути назад нет. Крайний взял оформленный документ и посмотрел на записи, однако растянутая в руках бумага неожиданно прорвалась в середине, пропуская сквозь себя что-то острое – что-то, что мгновением позже Крайний смог почувствовать собственной грудью. Хотел бы он выхватить пистолет – хотел бы, да проткнутое сердце банально не могло качать кровь к мышцам. Но, замерев в объятиях своей убийцы, он ещё мог слышать её…

– Прости, не удержалась. – Елизавета медленно опускала Крайнего на пол, продолжая шептать: – Раз уж мне уготована участь оказаться в психбольнице, то, думаю, не имеет особого смысла, сколько людей я убью, – одним больше, одним меньше. Я же всё равно окажусь там. Но, по крайней мере, перед этим я отомщу тебе – всё-таки ты был прав: мне НЕКУДА бежать, так зачем упускать шанс? Ты думал, вот так вот сможешь испортить мне жизнь и остаться безнаказанным? Как бы ни так. Как мне следует поступить с тобой – я поняла в тот же день, когда получила твоё треклятое письмо…

Смотря в широко открытые, но неподвижные глаза, она осознала, что говорит с мертвецом, и решила прекратить это бессмысленное занятие, после чего сорвала со своего предплечья остатки клейкой ленты, которая ранее удерживала нож под длинным рукавом свитера. Оттащив тело за стол, где оно не сразу бросилось бы в глаза, Елизавета забрала пистолет следователя вместе с запасным магазином и, оставив этот небольшой трофей в кармане пальто, покинула кабинет. Ни в коридорах, ни снаружи здания беловолосая женщина не привлекала к себе внимание ничем, кроме заплаканного лица, так как её окровавленный свитер полностью скрывало под собой длинное серое пальто…


Глава 36: Кто ищет, тот всегда найдёт.


Вечер, холодный воздух и шум идущего дождя – угнетающее сочетание, от которого хочется спать. Свернуться бы в клубочек под одеялом, да постели нет – лишь жёсткая скамейка и навес вместо крыши над головой. Возможно, мёрзнущая на автобусной остановке женщина ждала общественного транспорта, а может и нет – всё-таки последний междугородний автобус она пропустила, отчего-то не решившись зайти в его распахнутые двери. И теперь, устроившись на краю скамьи и прислонив голову к холодной стенке, она закрыла глаза; но сон её был чуток, как у сторожевой собаки…

– Что?.. – Елизавета подняла голову, почему-то будучи уверенной в том, что кто-то задал ей вопрос…
– Я спросила: вы та, о ком все говорят последние два дня? – Невысокая девушка под зонтиком бесстыдно таращилась на осматривающуюся по сторонам женщину. Секунды молчания, столь необходимые для обдумывания ответа сонным разумом, вслед которым Елизавета устало потёрла глаза:
– Быть может. – Она встала и покинула навес, даже не зная, куда идёт…
– Подождите! – За хриплой фразой позади послышались шаги, и Елизавета, доставая из кармана пистолет, обернулась:
– Что ещё? – Неприветливо произнесла она; однако новоявленная собеседница, по-видимому, ничуть не испугалась вида оружия в руках убийцы.
– Просто хотела сказать, что на улице сейчас небезопасно… для вас: вас ищут. Но, если хотите, можем пойти ко мне домой. Там безопасно, тепло… Есть еда, если вы голодны.

Елизавета вздохнула:

– Что тебе нужно от меня, девочка?
– Ваше внимание. – Утвердила незнакомка. – Вы интересны мне, и мне бы хотелось узнать о вас больше.
– …Как хочешь. – Тихо ответила Елизавета. «К чёрту. Может, я не единственная чокнутая в этом городе…».
– Меня зовут Тамара, рада встрече.

***

– Значит, ты подруга Вики. Странные у неё друзья… – Призналась Елизавета, заходя в квартиру.
– Как и родственники. – Тамара начала избавляться от верхней одежды; её же примеру последовала Елизавета. Не забыв переложить пистолет из пальто в карман джинсов, она сняла дешёвенькую шапку, под которой ранее прятала белые волосы – свою особую примету.
– Твои родители, точно, не вернутся сегодня?
– Точно – можете не беспокоиться. – Тамара выделила гостье тапочки, затем проводила ту на кухню. – Я поставлю чайник. Вы голодны?
– Ещё бы. Последнее время ела… даже стыдно сказать, что. – Не соврала Елизавета. Вскоре разговор перенёсся за стол, и гостья, уплетая разогретые в микроволновке, тушёные овощи, поинтересовалась: – Что было в новостях… вчера, сегодня?
– Многое. – Пожала плечами Тамара. – Вас ищут. Вчера вечером в лесу неподалёку нашли ваш мотоцикл – он был спрятан под кучей веток. Хотя, раз уж я встретила вас на автобусной остановке, вы сами должны знать…

Елизавета молча кивнула.

– Вы собирались покинуть Город на мотоцикле? Почему же не сделали это?
– Не успела. Мотоцикл я спрятала заранее – ещё до всего… этого. Просто в городе на дорогах всюду стояли видеокамеры – если бы я уехала сразу, после свершения… задуманного, то по записям с камер сразу стало бы ясно, на чём я сбежала и в какую сторону. Поэтому сначала я выехала за черту города и спрятала там свой мотоцикл, а обратно возвращалась уже пешком.
– А вы не боялись попасться в объективы видеокамер, когда возвращались?
– Не особо… Я маскировалась: нацепила рыжий парик, надела чёрную одежду и в таком виде прятала мотоцикл. Затем вернулась домой и переоделась – взяла именно эту одежду. – Елизавета указала на свой белый свитер в каких-то бурых пятнах на груди. – В общем, потом я пришла в полицейский участок и сделала то, что хотела. Но, к сожалению, вовремя добраться до мотоцикла не успела – искать меня стали слишком скоро, так что пришлось прятаться – петлять по городу и отсиживаться в парке. Потом решила уехать, как стемнеет, и тоже не удалось – сторонясь больших дорог, я кое-как добралась до выезда из города, заметила толпу ментов… и поняла: по мою душу явились… Никак не могу понять, как они нашли мотоцикл…
– Они не находили. – Тамара уточнила: – В новостях сказали, что на мотоцикл в лесу наткнулись грибники. Поначалу они даже не поняли значения своей находки; но, вернувшись в Город, узнали о громком убийстве и о том, что убийца, возможно, передвигается на мотоцикле, так как при обыске в вашем гараже записанный на вас мотоцикл полиция не обнаружила. Само собой, после рассказа тех грибников о находке в лесу стало очевидно, что вы ещё не успели покинуть Город. И теперь вас ищут с утроенной силой…
– Значит, недолго мне гулять.
– А вы надеялись на другой итог… после убийства местного начальника полиции?
– Нет, ещё до этого я знала, чем всё закончится. Смирительная рубашка… раньше или позже, так как я просто не смогла бы пройти обследование, которое назначил мне мой знакомый следователь.
– Какое обследование?
– Психиатрическое – на установление психического здоровья… или его отсутствия.
– И вы решили, что не сможете пройти его? Почему?
– Просто я уже знала. – Елизавета тихо хихикнула. – Бедный Олег Романович лишь надеялся, что прижал меня к стенке, а я знала наверняка: он меня прижал… Видишь ли, в своей жизни я часто совершала вещи, которые другим людям иногда казались необычными, а порой и откровенно дикими. Я сомневалась… и поэтому несколько лет назад сама, решив провериться, записалась на независимое психиатрическое обследование, результаты которого… оказались, мягко говоря, неутешительными. К счастью,  итог обследования попадал под понятие врачебной тайны, так что тайной этот итог и остался.
– Какой именно итог?
– Неважно – люди постоянно пытаются объяснить странные вещи странными словами, а я не забиваю голову ерундой. Извини; если ты не против, не очень-то я хочу дальше вспоминать обо всём этом.
– Хорошо. – Тамара понимающе кивнула, решив повременить с новыми вопросами.
– Что с моим сыном… и Викой? – Тихо спросила Елизавета.
– Вчера они… были на взводе. Нервничали из-за вас; Арвил отказывался верить в то, что вы оказались убийцей, и надеялся на лучшее… Зря, по-моему. А Вика… даже не сомневалась. Сегодня их должны были увезти куда-то – пока не знаю, куда.
– Если узнаешь, скажешь? – Взгляд Елизаветы вымаливал согласие, и Тамара кивнула, после чего спросила:
– А всё-таки чем вы займётесь теперь, …будучи в розыске?
– Продолжу наслаждаться свободой. – Елизавета пожала плечами. – Сначала удостоверюсь, что у Вики и Арвила всё хорошо, а после покину Город к чертям… Точнее, попытаюсь – если меня не застрелят раньше.
– И это весь ваш план? Не вижу в нём цели… – С удивлением отметила Тамара.
– У тебя есть идеи получше?
– Без лишней скромности скажу: да.
– Например?..
– Например, у вас есть Сила перевернуть этот мир с ног на голову, а у меня есть Желание… и план. Хотите послушать? По-моему, это может стать началом хорошей дружбы.

Елизавета нескромно рассмеялась, словно пытаясь перекричать тарабанящие по стеклу льдинки – дождь снаружи сменился градом, который теперь резвился, не зная меры. Выдохнув последнюю порцию смеха, гостья сказала:

– Так и знала, что тебе от меня нужно что-то конкретное! Ну, выкладывай…