Помню, что

Бабушка моя жила в другом городе. Поездом надо было ехать часов двенадцать. Каждый год, летом мы приезжали к ней.
Помню, как долго-долго добирались до Казанского вокзала, ехали в купейном вагоне, глядя в окно на изменяющиеся пейзажи. Рано утром, часов в пять поезд прибывал на конечную станцию. Автобус привозил прямо к бабушкиному домику. Бабушка встречала нас пирогами с капустой, испечёнными в печи. А на печи отдыхал дедушка. Будто в сказке. По утрам он шёл к колодцу, добывал воду. Потом спускался в погреб, где и летом не таял снег, приносил крынку холодного молока к чаю.
Узнав о нашем приезде, приходили гости: родственники, знакомые. Пели песни, рассказывали о житье-бытье. На дворе ставили большой самовар, с удовольствием ели, пили и чай, и что-то крепкое. Бывало, и в картишки перекидывались.
Гуляли по городу, покупали на рынке арбуз, ведро гороха, ягоды, потом с удовольствием съедали купленное, сидя на лавке под огромным деревом черёмухи. А, если забраться на дерево, видно было далеко. Только далеко смотреть не хотелось.
Бабушка провожала нас до вокзала, когда приходило время уезжать, махала вслед платком, вытирала накатившиеся слёзы. Дедушка успокаивал её, обнимал за плечи. Поезд увозил нас к привычной жизни.
Дети имеют закономерную особенность – расти с годами.
И вот уже путь становился короче. Гостей стало приходить меньше. Горох на рынке перестали продавать. Бабушка провожала нас до вокзала одна.
Помню тот день, когда бабушка не поехала на вокзал провожать нас, дошла только до автобуса.
Настало время, когда пироги мы пекли уже сами – утром в день приезда; поминали дедушку, который просил не ставить памятник на его могилке, а посадить берёзку.
Берёзка становилась деревом.
Бабушка провожала нас сначала до калитки, потом – до двери дома.
Помню тепло, которое она нам дарила.
 – Если нечего есть, чайку хоть девчоночке налейте, – говаривала она, глядя, как совершенно взрослые люди начинали готовить завтрак на кухне.
Трудно сказать, в каком времени пребывала она тогда.