Этажи времени. Глава 1

         Лженаучный роман с элементами субъективизма

Хочу воскресить своих предков,
хоть что-нибудь в сердце сберечь.
Они словно птицы на ветках,
и мне непонятна их речь.

Булат Окуджава А. Кушнеру


Самолет летел прямо в окно нового четырехэтажного дома, стоявшего рядом с поселком Сокол в Москве. Был виден круг вращающегося пропеллера и даже лицо летчика, защитные очки и шлем. Шум мотора от приближающегося истребителя становился все сильнее, привычно задребезжали оконные стекла.

Две тринадцатилетние девочки и четырнадцатилетний паренек стояли у распахнутого окна и ждали приближения боевой машины, лица их были совершенно спокойны, картину влетающего в окно их дома самолета они наблюдали по несколько раз в день и знали, что в последний момент летчик сумеет взять штурвал на себя и аэроплан пройдет чуть выше крыши дома. В доме жили семьи пилотов гражданской авиации, бортинженеров и бортрадистов, работа большинства взрослых обитателей дома была так или иначе связана с Центральным аэродромом на Ходынском поле, откуда и взлетел приближавшийся к окну истребитель.

Нина Матвеенко, Лена Ставская и Коля Жук учились в одной школе, расположенной прямо напротив Центрального аэродрома, через Ленинградское шоссе. Отец Нины был бортинженером, летал на всех самолетах, которые разрабатывал Андрей Николаевич Туполев, отец Коли работал радиоинженером в авиационном институте. А у Лены был отчим, папа умер несколько лет назад, а мама вышла замуж за одного из руководителей Управления связи и сигнализации гражданского воздушного флота Валентина Брагина. Так судьба свела всех в одном доме рядом с московским аэропортом.

Ребят из школы иногда приглашали на всякие торжественные мероприятия, проходившие на Центральном аэродроме. Вот и совсем недавно группу пионеров в красных галстуках пригласили на Ходынское поле, где предстоял смотр летательных аппаратов. Это был грандиозный праздник, сам Валерий Чкалов на истребителе И-16 показывал фигуры высшего пилотажа, а в гости к авиаторам приехали высшие руководители партии и страны.

Лена Ставская с букетом цветов стояла недалеко от импровизированных трибун. В отдалении она видела хорошо узнаваемую фигуру Сталина, который неотрывно смотрел в небо, наблюдая за демонстрационными полетами.

В какой-то момент милиционеры попросили ребят расступиться, чтобы пропустить подъезжающий автомобиль. Открытая машина медленно пробиралась сквозь толпу, люди, стоящие сзади, начали подпирать, и Лене ничего не оставалось, как встать двумя ногами на подножку автомобиля, в результате она оказалась лицом к лицу с пассажиром, сидящим на переднем сиденье.

Ей улыбнулся красивый мужчина с пышными черными усами и темными печальными глазами:

– Ну, что, голубоглазая, нравится тебе сегодняшний праздник?

– Очень нравится, – только тут Лена поняла, что с ней разговаривает не кто иной, как сам нарком тяжелой промышленности товарищ Серго Орджоникидзе, портреты которого регулярно печатались в газетах. Она протянула букет наркому:

– Возьмите, пожалуйста, это вам!

– Спасибо тебе, голубоглазая. Видишь, машина дальше проехать не может, давай пойдем пешком к трибунам. Хочешь?

Естественно, Лена хотела. Смотреть на полеты вместе с Серго Оржоникидзе, об этом мог только мечтать любой школьник.

В течение двух часов она стояла рядом с Оржоникидзе и думала о том, как она будет рассказывать маме про сегодняшние приключения, а отчиму рассказывать ничего не станет, их отношения как-то сразу не сложились. Называть Брагина папой Лена категорически отказалась, заявив, что у нее был только один папа и его звали Николай Генрихович. Мама пыталась повлиять на дочку, но, столкнувшись с отчаянным сопротивлением, решила, что лучше будет сдаться.

После праздника на Ходынском поле прошло чуть более двух недель, наступило 18 мая 1935 года – шестой день шестидневки, то есть выходной*. Ребята, вместо того чтобы готовить уроки, стояли у открытого окна в ожидании демонстрационного полета самого большого и, конечно, самого лучшего самолета в мире, на его громадных крыльях было написано: «Максим Горький».

Коля, который был чуть старше, рассказывал девчонкам про новый самолет авиаконструктора Туполева, про его восемь моторов, невероятные размеры и дальность полета. Лена слушала, приоткрыв рот, ей нравилось то, как Коля увлеченно рассказывает про технику, то, как дома он вместе с отцом паяет различные приемники на радиолампах. Ей льстило, что Коля рассказал ей по секрету, что они с отцом задумали собрать приемник, по которому можно будет не только слушать диктора по радио, но и видеть самого диктора на маленьком зеленом экране почти так же хорошо, как если бы это было в кино. Но, помимо всего, Коля просто нравился Лене, он был очень красив и умен, никогда не зазнавался, запросто приглашал Лену к себе домой, где рассказывал всякие интересные истории, а затем они вместе с Колиными родителями пили чай с печеньем и вареньем. Родители Коли смотрели на Лену взрослыми глазами и видели в хрупкой девочке возможную судьбу своего сына, которой, к сожалению, не суждено было сбыться. Но тогда, в мае 1935 года, никто еще не мог знать, что произойдет с ними в недалеком и в далеком будущем.

Нина же, напротив, слушала Колю еле-еле в одно ухо. Еще бы, ведь не кто-нибудь, а ее собственный папа летал на «Максиме Горьком» главным бортмехаником и даже обещал при удобном случае взять Нину с собой покататься на этом гигантском самолете.

«Максим Горький» приближался, рядом летели еще два крошечных самолетика, один из которых так и норовил покрутиться около гиганта, выполняя фигуры высшего пилотажа. В какой-то момент мелкий биплан-истребитель начал описывать петлю вокруг правого крыла «Горького», достиг высшей точки петли, остановился на долю секунды и рухнул носом вниз, ударившись точно в середину крыла громадного самолета. У всех, кто следил за полетом, перехватило дыхание. «Максим Горький» пролетел по инерции еще несколько метров, было видно, как машина, накренившись на правый бок, начала рассыпаться в воздухе, затем самолет перешел в пикирование, перевернулся на спину, с громадной скоростью приближаясь к земле.

Ребята в ужасе застыли у окна, они видели, как обломки того, что еще несколько секунд назад было самолетом, коснулись земли, еще через мгновение донесся звук страшнейшего удара. Не сговариваясь, Коля и Лена взглянули на Нину, которая бессмысленно улыбаясь, смотрела на столбы пыли и дыма, поднимавшиеся с места катастрофы, в которой погибли полсотни людей, в том числе и главный бортмеханик эскадрильи «Максим Горький» Сергей Матвеенко – отец Нины. Лена машинально взглянула на настенные часы-ходики, было без пятнадцати час.

В полнейшей тишине ребята вышли из подъезда, вскоре издалека донёсся вой сирен, а через минуту раздался другой вой – выла тетя Валя со второго этажа, она, как и почти все в доме, стояла у своего окна и смотрела на полет «Максима Горького», членом экипажа которого был и ее муж. Тетя Валя была очень красивой, слегка полноватой женщиной. Не везло ей в жизни страшно, детей не было, несмотря на то, что было у нее несколько мужей. Но и с мужьями тоже не везло, хотя все они души не чаяли в своей Валюше; беда была в том, что все мужья были работниками гражданского воздушного флота и погибали один за другим в авиационных катастрофах, коих в начале тридцатых годов было много. Соседи между собой называли Валентину очень горьким и обидным прозвищем «Валька-катафалка», и сейчас, когда погиб ее четвертый муж, она не выдержала.

Дети видели, как тетя Валя спустилась по лестнице, вышла на асфальтовую дорожку перед подъездом, повернулась и со всей силы ударила головой по стене дома, затем медленно сползла вниз и затихла. Кровь из разбитой головы хлестала на ее халат, залила дорожку, люди остолбенело смотрели, никто не решался подойти. Первым опомнился Коля, он подбежал к лежащей Валентине, приподнял ее голову, положил к себе на колено, одной рукой разорвал на себе рубашку и пытался перебинтовать рану. Его грудь, брюки были в крови, руки плохо слушались, никак не удавалось обрывками рубашки перевязать Валину голову.

Только тут люди начали приходить в себя после всего пережитого за несколько последних минут. Прибежала медсестра Зина из первого подъезда, на ней болталась медицинская сумка с красным крестом, которую она второпях накинула на шею.
Зина, по-хозяйски взяв Валентину под мышки, уложила ее на спину, попросила Колю отойти на некоторое расстояние. Затем она приложила указательный и средний пальцы правой руки, сдвинутые вместе, к Валиной шее, пыталась нащупать пульс.
Пульса не было, попытки сделать искусственное дыхание также не увенчались успехом, прибывшему врачу скорой помощи оставалось только констатировать смерть от кровоизлияния в мозг.

Около половины десятого вечера к дому подъехал автомобиль ГАЗ-АА, из которого вышел военный в рубахе-френче защитного цвета с двумя нагрудными накладными карманами, в темно-синих шароварах и сапогах. Мальчишки тут же определили по наличию трех прямоугольных «шпал» на петлицах, что к их дому приехал оперативный уполномоченный НКВД**.

В тридцать пятом году вид сотрудника недавно созданного НКВД внушал определенную тревогу обывателям, но еще не вызывал особого страха.

Уполномоченный прошел во второй подъезд, поднялся на третий этаж и повернул маховичок механического дверного звонка. Дверь открыла зареванная Нина.

– Здравствуйте. Я не ошибся, это квартира Матвеенко? – вежливо произнес сотрудник.

– Да, – давясь слезами, выдавила девочка.

– Ты, я думаю, Нина. А мама дома?

При этих словах, опираясь рукой на стену коридора, к двери подошла Нинина мама. Военный встал по стойке смирно, приложил правую руку к фуражке.

– Позвольте выразить глубокое соболезнование в связи с трагической гибелью вашего мужа и отца Нины. Вашей семье, как и семьям всех погибших в авиакатастрофе, постановлением Совнаркома*** будет оказана единовременная материальная помощь в размере десяти тысяч рублей, а также установлено повышенное пенсионное обеспечение. Государство также берет на себя все расходы, связанные с организацией похорон. Товарищ Сталин уже внес предложение в ЦИК**** о награждении орденами и медалями всех героев-летчиков и о захоронении всех погибших на Новодевичьем кладбище в Москве.

– И еще, мне трудно выполнить эту часть приказа, но я обязан передать вам вот это, – с этими словами уполномоченный расстегнул правый карман френча, достал оттуда ручные часы и протянул их Нине. – Часы твоего отца, держи и храни на память.

Сотрудник НКВД приложил руку к фуражке, повернулся кругом, быстро сбежал по лестнице, вскочил в кабину автомобиля, который тут же тронулся с места.

Нина посмотрела на часы, они были совершенно целые; непонятно, как они могли уцелеть после падения самолета, но секундная стрелка спокойно бежала по маленькому кругу внизу циферблата, отсчитывая секунды, прошедшие после смерти хозяина. На часах было без пятнадцати минут десять. Прошло ровно девять часов с момента катастрофы «Максима Горького».


* Начиная с 1929 года в СССР использовался единый производственный табель-календарь, так называемая «непрерывка»: пять дней рабочих, шестой день – выходной. Возврат к традиционному календарю был осуществлён только в 1940 году.
** НКВД – Народный комиссариат внутренних дел СССР. Образован 10 июля 1934 года.
*** Совнарком – Совет народных комиссаров СССР (синоним Правительства СССР), высший коллегиальный орган исполнительной и распорядительной власти в период с 1923 по 1946 годы.
**** ЦИК – Центральный исполнительный комитет СССР, высший орган государственной власти СССР в период с 1922 по 1938 годы.

Перейти к Главе 2. http://www.proza.ru/2015/11/25/1800