Путь к Богу

                ЧАСТЬ 1

     События, происходящие здесь, относятся к первому веку нашей эры. Древний Рим, эпоха правления императора Нерона. Это время возникновения христианства, время, когда римляне еще поклонялись олимпийским богам: Весте, Юпитеру, Плутону... Это время величия Рима, время, когда амфитеатры содрогались от рукоплесканий и не только гладиаторам, но и ... императору. Да, именно ему, но не как императору, а как артисту. Страсть Нерона к артистическому искусству знал весь Рим. Император-артист, певец и поэт, что может быть интереснее? Эпоха правления Нерона знаменита еще и тем, что в июне 64-го года произошел пожар, длившийся почти 10 дней. После этого Рим был отстроен заново. Обо всем этом вы сейчас узнаете поподробнее.




                1

     Шел десятый год правления Нерона, а недовольство императором росло с каждым днем и не только среди народа, а даже у сенаторов и начальников преторианцев. Император бесчинствовал, и, даже видавшие виды римляне, игнорируя врагов, хотя многие из них находились совсем рядом, можно сказать, их ложе было недалеко от императорского.
     Публий находил покой и отдых только в термах. Здесь он забывал обо всех земных делах и приобщался к олимпийским богам, чувствуя себя не хуже самого Юпитера. Только здесь можно было расслабиться и, закрыв глаза, наслаждаться всеми благами мира сего. Все заботы уходили на второй план и грезилась счастливая безмятежная жизнь. Но, выходя из терм, Публий сново попадал на грешную землю и заботы сего бренного мира вновь окружили его, как Эринии грешника. А посему, Публий не спешил покидать термы и просиживал там часами. В элеотезий мерной поступью вошел человек, одетый в легкую тунику. Публий, увидев гостя, растянулся в улыбке:
     - Флавий, где б мы еще встретились!..
     - Как не в твоих божественных термах! - продалжил тот, кого назвали Флавием. - Юпитер видит, что я без ума от них!
     Он присоединился к другу, тело которого уже умащивали благовониями и претираниями умелые руки рабов. Так что из терм Публий вышел, словно народился на свет заново и новыми глазами посмотрел на мир. Сейчас бы ему Цербер показался щенком молосского пса, а Нерон избалованным мальчишкой. И такое великолепное настроение давало ему только пребывание в термах.
     - Флавий, дорогой друг, садись, пожалуйста, - проговорил Публий, вглядываясь в лицо друга вновь ожившим взглядом.
     Флавий милостиво принял сие предложение и возлег на ложе, примыкавшее к одной из трех сторон, находящихся возле стола из туевого дерева в триклинии. Хозяин триклиния подал знак и смуглый раб принес фалернское, выдержанное по меньшей мере несколько десятков лет, вино. Еще со времен Клавдия. А чего еще нужно человеку, решившему посудачить со своим старинным другом о том, что происходит на Палатине, в самом Риме и за его пределами. Пригубив вина, Публий с душевной теплотой посмотрел на друга:
     - Ты всегда желанный гость этого дома, Флавий. Двери моего скромного обиталища всегда открыты для тебя! Общество этих лицемеров, которые пресмыкаются перед нашим императором, мне надоело до такой степени, что я скорее бы предпочел общество Плутона.
     - Ну, ты слишком все драматизируешь, дорогой друг, - ответил Флавий, беззаботно уставившись на стены, украшенные мозаикой. - Разве ты похож на Нерона? Кстати, ты слышал, что наш божественный вчера вернулся из неаполя. Представь себе, говорят, что когда театр дрогнул о землетрясения, Нерон не остановился, пока не докончил начатой песни, зато теперь на стенах начали появляться довольно забавные надписи, типа:

     Слышишь тот грохот, Нерон,
     То боги на небе хохочут,
     Стихи твои услыхав,
     Жалкий ты рифмоплет!

     Публий разразился хохотом:
     - Клянусь Протеем, это действительно забавно! Народ терпеть не может Нерона, его не любит даже собственная жена.
     - Поппею интересует лишь богатство и власть, - ответил Флавий. - Вот кто восхищается Нероном, так это его верная Акта, готовая пойти за ним даже в царство мертвых.
     - Ну, хватит об этих предворных сплетнях, - спохватился Публий, - ты-то как?
     Флавий, уже слегка навеселе:
     - А ты как думаешь, дорогой друг? Живу так себе, нет в моей жизни ни смысла, ни радости, впрочем, как всегда.
     - Ты становишься стоиком, - заметил Публий.
     - От такой жизни забудешь, кто такой Эпикур на всю оставшуюся жизнь. Надоело мне все это, Публий, как де надоело!


     - Дорогу благородному Флавию! - кричали рабы во все горло, пробиваясь через толпу на площади. Флавий выглянул из лектика и вновь задернул шторку. Ему не хотелось видеть толпу, спешащую неизвестно куда. Даже визит к старому другу не слишком поднял его мрачное настроение. Флавию в последнее время стало равнодушным абсолютно все. Пиры императора его утомляли, гонки колесниц надоели, разве что раз через раз наведывался в амфитеатр. Флавий решил удариться в религию, он посещал храмы и приносил щедрые жертвы, но боги почему-то не внемли его молитвам и Флавий частенько стал похаживать в таверны и лупанары, что, впрочем, вскоре тоже ему надоело.
     Дома Флавия ждал вольноотпущенник Алкид, всегда готовый услужить своему хозяину, словно услужливый пес.
     - О милостивый господин! - промолвил он.
     - Алкид, пожалуйста, - поморщился Флавий.
     - Я купил тебе новую наложницу, - позволил себе сказать вольноотпущенник. - Эта юная секванка прекрасна. Не желаешь взглянуть? У нее кожа, словно слоновая кость, а тело Венеры, а волосы...
     - Все, хватит, - устало перебил Флавий. - Ладно уж, где она?
     Юная рабыня сидела в углу комнаты, сжавшись в комочек, обхватив колени руками и уставившись в одну точку.
     - Как твое имя? - спросил Флавий, зевнув.
     - Ниобея, - проговорила пленница. Флавий неспеша подошел к ней, но она, словно загнанный в тупик зверек, метнулась в сторону: - Не подходи ко мне, римлянин! Вы взял в плен наш народ, разорили наши дома, сожгли деревни, убили стариков, а теперь ты хочешь насмеяться надо мной? Нет, меня ты не получишь! - заявила Ниобея, смело, можно сказать даже вызывающе, глядя ему в глаза. Флавий пожал плечами и вышел, а Ниобея сделала вслед за ним несколько шагов, а потом закрыла лицо руками и заплакала. Она очень поразилась, что богатый патриций, привыкший всегда добиваться желаемого, оставил ее в покое и в то де время ей не хотелось, чтобы он уходил. Она вспомнила дом, родных, горящую деревню, римских солдат, забирающих в плен женщин и детей и ей стало снова очень больно.




                2

     Пир Нерона затянулся, как обычно, с полудня до полуночи и гости, время от времени освежались в божественных термах императора. А вот и он сам возлег на ложе в праздничной тоге, с лавровым венком на голове. Нерон перемешал кости и протянул их одному из своих приближенных, Отону:
     - Ну же, Отон, покажи нам свое мастерство, ты у нас бог игры в кости.
     - После тебя, цезарь, только после тебя! - ответил Отон.
     - Ты мне льстишь, - сказал Нерон, поднеся к глазу изумруд и внимательно посмотрев сквозь прозрачное стекло на Отона. Лекари предрекли ему слепоту и, чтобы лучше видеть, он смотрел сквозь изумруд.
     Отон с самого детства слыл наглецом, однако ссориться с Нероном ему вовсе не хотелось. Отон перемешал кости, и снова выпали три шестерки. Нерон с завистью посмотрел на него.
     - Вот видишь, - сказал он голосом обиженного ребенка. - Геллий! - позвал император вольноотпущенника. - Я хочу петь!
     Тот час на середину зала вышли музыканты, держа в руках кифары. Зал примолк. Все взоры были обращены на императора. Даже Поппея, что-то усердно внушавшая Тигеллину, замолчала. Обжора Вителлий перестал жевать, а АКта с замиранием сердца следила за каждым жестом императора. Нерон с трепетом, который он испытывал только на сцене, вышел вперед. Постояв с минуту молча, император обвел глазами залу и, убедившись, что он в центре внимания, трагически возвел руки к небу и запел отрывок из "Илиады":

     Сон усладитель, почто беспокойные мысли питаешь?
     Или думаешь, будет троян защищать громовержец.
     Так же, как в гневе своем защищал он любезного сына?

     Он одним движением сбросил к своим ногам тогу, как он видел у какого-то бродячего актера.
     - Как трогательно, я сейчас заплачу! - иронически проговорил Публий, наклонившись к Кальпурнию Пизону.
     - Ничего, мой друг, скоро этот шут, позорящий священную империю, будет низвергнут. Это уж я тебе обещаю! - ободряюще сказал Пизон и зааплодировал громче всех. - Божественно, о цезарь! Ты был великолепен.
     Нерон с замиранием сердца поклонился:
     - Сейчас выступал артист, не император, - с улыбкой проговорил он.
     А в зале продолжали рукоплескать до тех пор, пока Нерон не вернулся на ложе.
     - Сегодня у Сервилия, - шепнул Пизон Публию и только Публий понял, о чем говорит.




                3

     Ниобея  плакала целый день. Ее прекрасные глаза стали совсем красными и опухшими от слез. Она уткнула лицо в колени и сидела так, пока чья-то рука не дотронулась до ее плеча. Ниобея вздрогнула и повернула голову. Перед ней стояла рабыня Флавия:
     - Перестань, успокойся, - сказала она, протягивая Ниобее кусок пшеничной лепешки. - На вот, поешь.
     Ниобея решила проигнорировать столь милостивое предложение рабыни и отвернулась. Онаа злилась сегодня на весь мир. Ненавистные римляне, этот дом и даже рабы, пресмыкающиеся перед хозяином.
     - Проклятые римляне, вы отняли у меня все, - проговорила Ниобея.
     - У меня они тоже отняли все... почти все, - задумчиво проговорила рабыня.
     - Стало быть, ты не римлянка? - оживилась Ниобея.
     - Нет, - покачала головой рабыня и мечтательно посмотрела вдаль. - Я оттуда, где на безоблачном синем небе светит яркое солнце. Там, где каменистые склоны скал и бескрайнее море... там, в Греции...
     Ниобея заслушалась:
     - Ты гречанка?
     Рабыня кивнула:
     - Ты - Ниобея? А меня зовут Мириам. И все-таки римляне не все отняли у меня... Они не смогли отнять у меня Бога...
     - Я не поклоняюсь вашим богам, - с презрением сказала секванка.
     - Бог один, - произнесла Мириам и ее взгляд не выражал ничего, кроме умиротворения. Ниобея все-таки взяла кусок лепешки:
     - Как это, один? - с недоумением спросила она.
     - Когда-то родился человек, - начала Мириам, которому нарекли имя Иисус. Он ходил по земле и творил людям добро. Исцелял больных, утешал плачущих и оживлял мертвых, но мир был слишком распущен и озлоблен, чтобы принять его и тогда.... Его распяли на кресте за грехи человечества. Но душа Иисуса вознеслась на небо...
     Ниобея перестала жевать и заслушалась рассказом Мириам, которая рассказывала с таким воодушевлением, будто все это происходило на ее глазах.
     - Как красиво ты говоришь...
     - Раньше я верила в олимпийских богов, - продолжала Мириам, - но они не принесли мне счастья, ибо в ненависти счастья не бывает. Иисус учил нас любить врагов своих и уметь прощать. Раньше сердце мое кипело безумием и ненавистью, но теперь... теперь я нашла свое счастье в любви к Богу.
     - Неужели ты счастлива в рабстве? - с недоверием спросила Ниобея.
     - Да, - с гордостью ответила Мириам, - потому, что я знаю - он когда-нибудь придет...
     В это время вошел Флавий, только что прибывший с императорского пира. Ниобея украдкой взглянула на него и отпрянула в сторону. Но Флавий даже не посмотрел на нее, он был уставшим, словно Цербер и сразу же направился в термы, а Ниобея еще долго смотрела ему вслед. Мириам куда-то вышла и секванка сразу же забыла о добром боге, о котором рабыня поведала ей.
     - Римляне, римляне, будьте вы прокляты! - с жаром проговорила Ниобея.

     - О, мой господин, понравилась ли тебе рабыня, купленная мною? - расспрашивал Алкид с настойчивостью рыночного торговца.
     - Она дикарка, - проговорил Флавий. - И где ты только купил ее!
     - Она оскорбила тебя? - испугался Алкид. - Тогда я немедленно прикажу наказать ее.
     - Давай обойдемся без насилия, - вздохнул Флавий. - Хватит с нас императора.
     - Как скажешь, - насупился вольноотпущенник, ему было досадно, что он не смог угодить господину.
     - Спасибо, Алкид, твои руки творят чудеса. Можешь идти.
     Флавий медленно оделся, со всем изяществом, присущим только ему, и вышел из терм. Проходя мимо скорчившейся на полу Ниобеи, он остановился и взял ее за подбородок.
     - Прочь, прочь от меня свои лапы, невежественный римлянин. Ты хуже дикаря, не прикасайся ко мне! - закричала она.
     - Замолчи, - спокойно сказал Флавий, - никто не собирается дотрагиваться до тебя.
     Флавий медленно вышел, оставив Ниобею в замешательстве.
     - Странный народ, эти римляне, - проговорила она. Потом задумалась и произнесла вслед уходящему: - Флавий...




                4

     Нерон скучал. Он медленно перебирал струны кифары, когда к нему вошел Тигеллин, его правая рука с тех пор, как умер префект претория Афраний Бурр. Тигеллин слыл человеком низкого нрава и во всем подчинялся Поппее.
     - Император, народ опять громит статуи... - начал Тигеллин. - Твои и божественной Поппеи...
     - Неблагодарные! - вскричал Нерон, встав с ложа. На его актерском лице изобразилась наигранная скорбь. - Они не любят меня, Тигеллин. Квириты не ценят меня, как поэта и артиста. Конечно же - чего никто не видит, того никто не ценит. Мне нужно чаще выступать перед народом. Может возобновить Неронии?
     Тигеллин вышел, а император погрузился в свои не очень веселые думы.
     - Агриппина, Агриппина, как ты мне нужна сейчас...
     Агриппина, мать Нерона, недавно умерла по приказу самого же Нерона, который подослал к ней убийц. Однако царствовал нынешний император только благодаря матери. И вот теперь вся жизнь пронеслась перед ним, как одно мгновение. Вспомнилась его первая жена Октавия, которой он приказал вскрыть вены. "Мне уже 28, а я не сделал ничего стоящего, ничего, достойного Нерона", - анализировал он. - "Может заново отстроить Рим?" Нерону уже грезился дворец от Палатинского холма до Эсквилина, в котором бы стояла его статуя колоссальных размеров, а внутри портика пруд, окруженный построениями, похожими на города. Но для начала нужно было разрушить старый город, а это сразу же навлечет беды на его божественную голову. Поэтому, что сотворить со старым городом, он еще не придумал. Да кто его знает, до чего бы он мог додуматься, не войдя в этот момент Акта.
     - Что тревожит тебя, цезарь? - нежно спросила Акта.
     Нерон с видом мученика продекламировал:

     Не трепещу я, о други мои,
     Не они ль пострадали, воины наши храбрейшие,
     В стране, встревоженной ими!

     - Тебя мучает то, что квириты недовольны тобой, мой император? - догадалась Акта.
     - Как ты догадлива! - воскликнул Нерон. - Ненавсытные, чего же им надо? Они еще не знают, кто такой Нерон!
     - Раньше ты не был злым, цезарь, - заметила Акта.
     - А я зол?! - сказал Нерон, негодуя. - Я с радостью разделил бы судьбу бродячего актера, но не собираюсь уступать этим недоумкам императорское кресло, на которое они накинутся, как Эринии на свою жертву.
     - Помнишь, когда тебе подали бумагу для подписания смертного приговора, ты ответил тогда, что лучше бы не умел писать. Как тоскую я о тех временах, Нерон, - Акта положила руку на плечо императора.
     - Теперь эту фразу будут повторять каждый раз и, клянусь венцом Юпитера, ее запишут для истории.
     - Остановись, Нерон, - сказала вдруг Акта, - пока не поздно. Я боюсь, как бы против тебя не составили заговор. Сенат недоволен...
     - У меня есть преторианцы, - возмутился Нерон.
     - Они тоже...
     - Замолчи, не хочу тебя слушать, - ответил император, оттолкнув Акту. - Тигеллин, я еду в Александрию! Я хочу выступить там, квириты не ценят меня, что ж!
     - Как угодно императору, - поклонился Тигеллин.
     Перед поездкой Нерон решил принести щедрые жертвы богам. Он посетил храм богини Весты, хранительницы домашнего очага. Его сопровождала вся придворная свита. Огромная статуя Весты невольно наводила ужас и император невольно поспешил удалиться из храма, но встать не смог, так как зацепился подолом тоги и, вдруг у него так потемнело в глазах, что он, вне себя, прокричал:
     - Публий, я ослеп!
     Публий, как мог, поддержал императора, а потом его немедленно доставили во дворец.
     - Что случилось? - недоумевая спросила Поппея.
     - Кажется, это был знак свыше, - ответил Нерон. - Я остаюсь в Риме.





                5

     В доме Флавия было пусто. Сам Флавий развлекался в какой-нибудь таверне, а рабы спали. Только две рабыни бодрствовали. Это были Мириам и Ниобея. Мириам готовила приправу на случай, если благородный Флавий вернется и захочет подкрепиться в триклинии. Ниобея сидела рядом и помогала гречанке. Ниобея с трудом справлялась с работой, ей трудно было привыкнуть к новым обычаям и порядкам, она не осознавала того, что стала рабыней, собственностю богатого патриция.
     - Ты не должна ненавидеть, - сказала Мириам. Иисус любил своих врагов, он был добр, верь, Ниобея. Если бы все были такими же, как он, в мире не существовало бы зла... И я не боюсь смерти, нет, ибо смерть есть переход в другую жизнь, в жизнь вечную...
     - Чудные вы, христиане, - заметила Ниобея. Выходит, я должна любить римлян за то, что они сожгли мой дом и убили мою семью?
     - Выходит, - вздохнула Мириам.
     - Нет уж! - Ниобея оторвалась от работы и сжала нож в руке, глаза ее сверкнули, как у разгневанной Гекаты. - Ненавижу, ненавижу! - повторяла она, выскочив из триклиния.
     - Стой, куда ты! - перепугалась Мириам, направляясь вслед за ней. - Что ты собираешься делать?
     - Смерть, смерть! - повторяла Ниобея. Мириам догнала ее и сжала руку так, что нож выпал: - Безумная, знаешь, что ждет тебя за убийство? Ты не должна убивать!
     И Ниобея согласилась с нею, но когда Мириам ушла, она снова забрела в триклиний и прихватила нож с собой. Секванка слышала, как вернулся Флавий. Сейчас он, должно быть, спал. ТИхо, словно горный барс, она пробралась к нему, стараясь не шуметь. Флавий действительно спал. Сейчас он казался еще изощреннее, словно высеченный из мрамора бог. Ниобея занесла над ним нож, но рука ее дрогнула и опустилась.
     "Нет", - сказала секванка сама себе. - "За все то горе, что вы причинили нашему народу, римляне, за сожженную дотла деревню, за все убийства, за то, что вы уводили свободных людей в плен и продавали их, будто скот. И этот патриций ничем от них не отличается, он такой же. Волчья порода. Недаром основателей этого проклятого города вскормила волчица. Нет, моя рука не дрогнет, клянусь тенью моего отца, он умрет!"
     Но только Ниобея занесла нож над Флавием, как он внезапно открыл глаза. Сон как рукой сняло. Флавий схватил рабыну за запястье:
     - Ты хотела убить меня, отвечай?! - гневно спросил он. - Почему ты хотела меня убить?
     - Потому, что вы, римляне, отняли у нас все: семью, жизнь, свободу...
     - Свободу?! - вскричал Флавий. - Что ж, ты свободна! Я отпускаю тебя, иди!
     Ниобея с изумлением посмотрела на римлянина, который говорил такие слова.
     - Но... куда я пойду? - спросила она, уже повесив голову.
     - Не знаю, и, если честно, меня это мало волнует. Я бы мог сурово наказать тебя, но я дарю тебе свободу, ты можешь идти, - сказал Флавий, покинув комнату. Ниобея не знала, что ей делать со своей свободой здесь, в совершенно чужом ей городе.




                ЧАСТЬ 2

                1

     Амфитеатр был полон народа... Заняли свои места августианы, преторианцы и весталки. Больше всего на свете римляне любили зрелища. Будь то сражение двух гладиаторов  или же гладиатора, борющегося с дикими зверями. И, когда весталки содрогались от ужаса, зал неистовствовал. Арену, тонущую в крови, несколько раз посыпали песком. Император возлег на своем ложе и, зевая, наблюдал за происходящим на арене. Ему явно было скучно.
     "Слава тебе, цезарь, император,
      Идущие на смерть приветствуют тебя!" - кричали гладиаторы.
     - Я сейчас засну, - сказал Нерон. - Слушай, Флавий, я вижу, что ты, так же, как и я, умираешь от скуки. Давай поставим по гладиатору с каждой стороны или ты боишься? - добавил он, прищурившись. Нерон был уверен в победе своего гладиатора и ему захотелось развлечься видом побежденного гладиатора Флавия.
     - Бояться не в моих правилах, цезарь, - смело ответил Флавий.
     - Вот и хорошо, - злорадно сказал Нерон. - Тигеллин! Прикажи выпустить на арену самого сильного гладиатора.
     Приблизительно то же самое сделал и Флавий. И вот, на арене двое сильнейших гладиаторов. Светловолосый варвар со стороны  Флавия и ибериец, настоящий Геркулес, со стороны императора. Амфитеатр замер. Квириты знали, что гладиатор Флавия не должен победить. Вот, схватка началась. Гладиаторы дрались на равных, но, постепенно, силач императора стал все сильнее и сильнее орудовать мечом, а гладиатору Флавия ничего другого не оставалось, как отступать. Внезапно он оступился и рухнулся на песок. Ибириец замахнулся мечом, но противник во время успел увернуться и он лишь оцарапал его, но кровь
 ручьями заструилась на свежий песок. Весталки вскрикнули, а Нерон усмехнулся. Однако раб Флавия и не думал сдаваться, он встал, но ибериец ударил мечом в бок врага. Гладиатор потерял много крови, но держался до последнего, тогда ибериец ударил его в грудь.
     - Кажется песенка твоего гладиатора спета, Флавий, - проговорил Нерон, с улыбкой повернув голову к римлянину. Было очевидно, что ибериец одержит верх, он уже поверг противника на одно колено. Гладиатор упал на арену, а ибериец с видом победителя обвел толпу взглядом. Но, неожиданно, гладиатор Флавия, собрав последние силы, встал и начал так отчаянно драться, что амфитеатр поднялся со своих мест и криками подбадривал его. Нерон недовольно поморщился. Хотя, гладиатор Флавия потерял много крови, он дрался так, что ибериец отступил.
     - Прикончи его! - закричал Тигеллин из последних сил, но его крик утонул в реве толпы.
     Гладиатор Флавия занес над иберийцем меч. Раб императора упал и больше уже не вставал. Гладиатор Флавия упал на колени. На его лице изобразилось подобие улыбки облегчения и он замертво свалился на песок. На арену выбежал человек в маске Меркурия, чтобы дотронуться до гладиатора раскаленным железом. Но напрасно: оба гладиатора были мертвы. Арену засыпали песком.
     Нерон с недовольством поднялся с ложа.
     - Флавию конец, - проговорил Сервилий.
     - Я не позволю, чтобы с ним что-нибудь случилось, - решительно произнес Публий. - Нерон умрет раньше. Сегодня Пизон ждет нас у себя, - еле слышно прошептал он.
     Нерон был зол, но виду не подал, а даже наоборот, пытался казаться человеком, которому решительно все равно. Однако в душе он поклялся отомстить Флавию.
     После того, как арену тщательно загрунтовали песком, император соизволил петь и все, затаив дыхание, слушали трагедию Софокла в исполнении повелителя Рима, хотя, возможно, это и казалось нелепым. Впервые в истории Рима свет увидел императора, поющего на сцене. Однако, он не понимал, что нельзя быть одновременно императором и поэтом, нужно выбрать что-то одно. ОПять эта проблема выбора!
     Нерон пел: "Злой недуг он побеждает, и грядущее предвидит многоумный человек"...
     "Но и царь непобедимый, если нет в нем правды вечной, на погибель обречен", - подхватил хор.
     На глазах Акты блеснули слезы, а амфитеатр разразился рукоплесканиями.




                2

     Флавий вернулся из амфитеатра не в духе. Алкид побежал за ним:
     - Мой господин, я знаю, что-то случилось...
     - Случилось! - воскликнул Флавий. - Мой лучший гладиатор, Одберт, погиб от ран иберийского воина Нерона.
     - О боги! - начал причитать Алкид, заковыляв к  себе со свойственной ему хромотой. Флавий рухнулся на ложе и подпер голову руками. Тихо вышла Ниобея.
     - Ты еще здесь? - раздраженно спросил Флавий.
     - Не прогоняй меня, господин, - сделав огромное усилие, проговорила секванка. - Мне некуда идти, я хочу остаться твоей рабыней...
     - Отлично! - сказал Флавий. - Значит, если ты снова принадлежишь мне, я могу сделать с тобой все, что угодно, не так ли?
     Он толкнул ее на ложе.
     - Давай, римлянин, - с ненавистью воскликнула Ниобея, - я не буду сопротивляться.
     - Нет, - сказал Флавий, поднимаясь, - мне незачем брать кого-то силой, когда в моем распоряжении рабыни со всего света.
     Он вышел, хлопнув дверью.
     - Этот римлянин слишком уж благороден, - сказала Ниобея, посмотрев ему вслед. Вошла Мириам.
     - Я была у Марка. Мы все собираемся у Марка. Все, кто любит Господа.
     внезапно, Ниобея схватила Мириам за руки:
     - Расскажи мне про своего Господа, - попросила она.




                3

     - Когда? - спросил Публий.
     - Завтра, - ответил один из заговорщиков в надвинутом на глаза капюшоне. Это был сам зачинщик предприятия - Гай Кальпурний Пизон, слывший великим оратором. Да, народ пойдет за ним, он станет новым справедливым императором. Смерть Нерону и да здравствует Пизон! - так считали заговорщики. В заговоре были заинтересованы многие, но заговорщики держались предельно осторожно, так как уши Тигиллина не были глухи даже в таких нищенских кварталах.
     - Кто это будет? - проговорил Пизон. - Кто поднимает руку на диктатора? Может ты, почтенный Сенека? - с этими словами, Пизон протянул знаменитому стоику кинжал, но Сенека в испуге отпрянул:
     - Нет, я не могу... Нерон был моим воспитанником, я не могу...
     - Тогда может быть ты, Тразея, или ты, Сервилий? - снова спросил Пизон.
     - Я, - сделал шаг вперед Публий. - Завтра же, преторианцы будут приветствовать тебя, как императора.
    
     Праздник весеннего плодородия начался весело. Юноши, вооружившись плетками, бегали за девушками. Считалось, что удары, нанесенные в этот день защищают от бесплодия и приносят большую пользу. То там, то здесь доносились крики. Жрецы готовили жертвенных животных, чтобы сделать щедрые жертвоприношения богам. Жалобно блеяли овца. Нерон, одевшись в праздничный наряд, отправился к авгурам с желанием узнать, что обещает нынешний год. Старый авгур приветствовал императора:
     - Что хочет знать, цезарь?
     - Я хочу знать, каким будет этот год. Только говори правду, - предупредил Нерон.
     Авгур молча склонился над внутренностями кролика. Что-то сравнивал и прикидывал в уме. Император следил за каждым его жестом, хоть и не понимал ничего.
     - В этом году случится что-то необычное, - заключил наконец авгур.
     - Что?! - испуганно спросил Нерон. - Переворот? Меня низвергнут?
     - Не знаю, что это будет, - сказал старик, - но это будет что-то ужасное, на Рим падет страшное несчастье...
     - Что это может быть? - заволновался Нерон. - Ты наблюдал за полетом птиц?
     - Да, цезарь. И он не сулит ничего хорошего...
     - Ладно, - сказал император, кидая авгуру кошелек. Хотя... Я хочу спросить тебя... Уже несколько ночей в небе стоит хвостатая звезда. Что бы это значило?
     Авгур посмотрел на императора.
     - Да ты и сам знаешь, что это значит. Эта примета грозит смертью верховным властителям.
     - Боги! Что же делать? - воскликнул Нерон. - Я заплачу тебе втрое больше, если ты дашь мне хороший совет.
     - Кто в силах спорить с Парками? - философски ответил старик. - Остерегайся 68 года, император! - сказал авгур и поклонился.
     Нерон окончательно пал духом. Он в тот же час отправился на Палатин и приказал позвать к себе астролога.
     - Послушай, - сказал император, - старый авгур предсказал мне падение и смерть. Ты должен сказать, как задобрить богов. Я каждый год даю щедрые жертвы всем римским храмам. Может мне стоит жертвовать деньги египетским богам?
     Астролог подпер рукой подбородок:
     - Ты слишком доверяешь авгурам, цезарь. Все они мошенники. Но если то, что сказал этот старик, правда, то в таком случае...
     - Что? - нетерпеливо спросил Нерон.
     - Обычно императоры откупаются от бедствий какой-нибудь блистательной казнью, - нерешительно проговорил астролог.
     - А что, это неплохая мысль, - задумался Нерон, - я подумаю над этим, можешь идти. Казнь...
     Неслышно вошел Публий, пряча в складках тоги кинжал. Император оторвался от мысли, касательно предсказаний:
     - Публий?! Почему о тебе не доложил Тигеллин?
     - Потому что... - начал Публий, собираясь вытащить кинжал. В это самое время скрипнула дверь и вошла Акта.
     - О Плутон! - проговорил Публий. - Я зайду в другой раз, цезарь. В конце концов, мое дело не столь уж важное.
     Акта осталась наедине с императором.
     - Сегодня авгур предсказал мне смерть, -с суеверным ужасом проговорил Нерон. - Все хотят моей смерти, меня никто не любит, - обиженно добавил он, трагически подняв глаза к небу, видневшемуся сквозь отверстие в потолке.
     - Неправда, - тихо сказала Акта, - я тебя люблю.
     Они оба посмотрели на далекие звезды и Нерон содрогнулся от ужаса: в небе снова виднелась та хвостатая звезда. Император побледнел:
     - Вот она, Акта, ты видишь ее? Это конец, она - моя погибель!
     Акта прижалась к Нерону:
     - Нет, все не может кончиться, цезарь, ты будешь не один. Где бы ты ни был, я останусь с тобой, навсегда!
     - Моя верная Акта! - расчувствовавшись, сказал Нерон. - Ты одна любишь меня, но я слишком зол.
     - Нет, - покорно ответила гречанка, - Ты - император и... великий артист.
     Она попала в точку. Нерон оживился:
     - Ты действительно так считаешь?
     От двери отошла Поппея:
     - Тигеллин! - в бешенстве закричала она.
     - Слушаю, госпожа! - испугался Тигеллин.
     - Нам нужно уничтожить Акту, - улыбнувшись, сказала она.



                4

     После того случая, Флавий больше не обращал на строптивую секванку внимания, но она осталась жить в его доме и помогала Мириам со стряпней. Часами, греческая рабыня рассказывала ей об Иисусе, о чудесах, которые творил он, ходя по земле, и о том, как его распяли на кресте, а потом он воскрес и Бог забрал его на небо. Сначала Ниобея не верила в Бога, потому что поклонялась своим богам, но, время от времени, слушая рассказы Мириам, секванка решила, что Мириам не может лгать. Все, что с таким воодушевлением поведала ей гречанка, не могло быть ложью. Бог должен быть и он есть. Нет, это не языческий божок, требующий жертв и богатых приношений, помогающий только тем, чья жертва окажется богаче. Это другой Бог, бескорыстный, готовый помочь всем, кто нуждается в нем. Это добрый бог. Бог для потерявших надежду, бог для слабых и обездоленных.
    Ниобея слушала внимательно, не пропуская ни одного слова и не перебивая гречанку. Она узнала множество притч об Иисусе и о том, как он помогал людям.
    - Послушай, Мириам, - наконец, собравшись с духом, сказала Ниобея. - А возьми меня с собой к Марку?
    - Ты действительно этого хочешь? - спросила Мириам. - Тогда нам нужно выбраться на рынок. Под этим предлогом мы сможем зайти к Марку. Ты идешь спать?
    - Я еще немного поработаю, - ответила Ниобея. - А ты иди.
    Когда же подруга ушла, секванка подошла к бюсту Флавия:
    - Проклятый римлянин, ненавижу! - проговорила она. - Я глупая, глупая, ты не такой, как они, эти звери, не желающие ничего другого, кроме крови и денег...
    Она украдкой пробралась в спальню Флавия, застыв на месте, словно то самое изваяние из мрамора. Флавий лежал, прекрасен, словно бог. Изящный, грациозный он напоминал статую одного из греческих скульпторов. Ниобея с замиранием сердца лицезрела своего господина.
    - Почему же я не могу выбросить его из своей головы? Но он римлянин и этим все сказано... Нет, я всего лишь ничтожная рабыня для него. О, Флавий! Я ненавижу и люблю тебя. Не в силах больше сдерживаться, Ниобея, ступая, словно Ирида, с бьющимся сердцем подошла к ложу и опустилась перед ним на колени. Осторожно взяв руку Флавия, она припала к ней, но (о ужас!) патриций открыл глаза и, увидев перед собой горящие глаза секванки, подорвался с ложа:
     - Что ты здесь делаешь? Ты снова пыталась убить меня? - он охватил ее за запястье, но Ниобея вырвалась и пустилась бежать.
     - Эта сумасшедшая задумала покончить со мной, - проговорил Флавий. - Боги помутили ее разум. И чего я до сих пор терплю ее в своем доме?




                5

     Одним богам было известно, что творилось в заброшенном доме старого квартала. Утром там собирались заговорщики, а ночью христиане. Причем ни те, ни другие и понятия не имели о том, что творится за этими стенами, где планируется убийство и слышатся слова молитвы. Так как императорский пир начинался с полудня, заговорщикам приходилось ориентироваться на утро. Настроение у всех было подавленное. Они напоминали скорее бесплотных теней из царства Плутона, чем реальных людей.
     Публий первый нарушил молчание:
     - Если бы не вошла Акта, Нерон был бы уже мертв.
     - А что, если сделать Акту своей сообщницей? - предложил Сервилий.
     - Это исключено, вставил Сенека, - Акта безумно любит императора, а любовь, как известно, слепа. Она ни за что не предаст его.
     - Порой мне кажется, что Тигеллин обо всем догадывается, - произнес Сервилий, - когда я его вижу, то невольно опускаю глаза в пол.
     - Он слишком туп, чтобы обо всем догадаться, - сказал Публий.
     - Не нужно делать поспешных выводов, - отозвался Пизон, молчавший до сих пор. - Нам надо затаиться, пока не будет  удобного случая. Делом слишком рискованно, но боги на нашей стороне.
     - Не знаю, - проговорил Публий, - вчера я ходил к авгурам...
     - И что? - спросил Сервилий.
     - Они предсказали мне смерть...
     Сенека вздрогнул.

     Поппея ходила по кубикулюму в просторной столе, с высокой прической. Сейчас она была похожа на богиню зла. Чего только стоил ее испепеляющий взгляд!
     - Уничтожу, уничтожу! - твердила Поппея. - Нахалка, лгунья, терпеть тебя не могу! Но что я могу ей сделать? Ведь Нерон на ее стороне! - размышляла она вслух. - А что, если Нерон отвернется от нее? Тигеллин!!
     - Я здесь, божественная Поппея
     - Разыщи мне человека по имени по имени Лициний Торкватт. Только, чтобы это было между нами.
     - О чем речь, госпожа! - услужливо пробормотал Тигеллин, раскланиваясь. Вскоре этот самый Лициний Торкватт предстал перед императрицей.
     - Я слышала, ты подрабатываешь звездочетом, - с улыбкой сказала Поппея.
     - Ты права, как никогда, луноликая! - отвечал Лициний. - Твой покорнейший слуга действительно судьбы людей, посланные с небес богами.
     - Перестань, я знаю, что ты обычный плут, - ухмыльнулась Поппея.
     - По необходимости, - ответил Лициний.
     - Так вот, звездочет, что я тебе скажу: если ты предстанешь перед императором и скажешь, что все беды исходят от некой вольноотпущенницы Акты, то получишь тысячу систерциев, а, если дело пойдет по плану, то получишь еще столько же.
     - О, богиня, щедрости твоей нет предела! - воскликнул Лициний. - Я сделаю все и даже больше. Я твой раб, царица!
     - Помолчи! Я не люблю пустых слов, - сказала Поппея. - А если кто-нибудь узнает о нашем разговоре, то ты умрешь в первую очередь. Уж я-то слов на ветер не бросаю! - заметила она. - Иди же, раб! И помни все то, о чем я тебе сказала.
     - Цезарь, к тебе звездочет! - сказал Тигеллин.
     - Так пусть войдет! - ответил Нерон. Вошел Лициний одет, как арабский астролог, поклонившись императору.
     - Я слышал, что ты, лучезарный, ходил к авгуру и что тот предсказал тебе...
     - Неправда! - воскликнул Нерон и так ударил кулаком по столу, что Лициний вздрогнул.
     - Это может стать неправдой, повелитель людских судеб, если ты избавишься от источника зла...
     - О чем ты говоришь? - спросил Нерон.
     - О ведьме, насылающей на Палатин зло. Это... Акта! Избавься от нее и хвостатая звезда больше не будет преследовать тебя...
     - Что ты говоришь, раб?!
     - Только то, что прочитал по звездам, цезарь, - ответил Лициний, смиренно опустив глаза. Актер бы из него получился даже лучше, чем из самого Нерона.




                ЧАСТЬ 3

                1

     В старом квартале было совсем не то, что в самом сердце Рима, где радовали глаз прекрасные храмы и портики, великолепные статуи богов и императоров, сделанные умелой рукой ваятеля, форум и огромные колонны, великолепные триумфальные арки, вызывающие всеобщий восторг. Да, всего этого не было в старом квартале, здесь царила нищета, потому как жили здесь беднейшие из бедных. О Рим, город богов! Но и тут была жизнь со своими заботами и делами.
     К заброшенному дому, одиноко стоящему, направились две женщины, закутанные в плащи с ног до головы. С виду можно было сказать, что они обычные нищенки, жительницы этого, оставленного богами, квартала. Хотя ночью здесь безлюдно и врядли кто мог их заметить. Женщины вошли в дом незаметно, прошмыгнули, словно тени. Кто в такое позднее время обратит на них внимание, разве что какой-нибудь одинокий гуляка.
     Квириты спали, весь Рим спал. Даже на Палатине закончился пир. Было далеко за полночь. Женщины были рабынями благородного Флавия - Мириам и Ниобеей.
     - Вы прошли незамеченными? - строго спросил человек в греческом хитоне.
     - Да, Марк, - ответила Мириам, - снимая капюшон. - Вот та девушка, о которой я тебе говорила.
     - Ты считаешь, ей можно доверять? - спросил тот, кого назвали Марком.
     - Как мне самой, - с гордостью сказала Мириам.
     - Что ж, - сказал Марк, - тогда милости просим.
     Ниобея сняла капюшон, последовав примеру МИриам. Она с удивлением огляделась вокруг. В доме находились мужчины, женщины, и даже дети. Но всех их объединяла общая цель: любовь к Богу. На этих, изможденных несчастьями жизни, лицах, Ниобея не прочла ничего, кроме любви к ближнему. Они делились последним куском лепешки. Сами бедствуя, в первую очередь помогали другому. Вот они какие, римляне! Нет, это не богатые патриции, баловни судьбы, гордые и мстительные, которые ненавидят друг друга и грызутся, словно звери на арене амфитеатра. Она волки, жаждущие крови. Да, Рим тонет в крови, но не здесь... Здесь царит мир и покой. Ни тени ненависти, никто не плачет, жалуясь на свою горькую долю, они воспринимают ее, как должное. Они - дети Господа. Им не нужны богатые дома и дорогие яства, они счастливы просто потому, что дети Господа и они могут прославлять его, помогать всем нуждающимся сами. Но никто не знает о том, что они богаты больше, чем все патриции вместе взятые: они обрели счастье и душевный покой. То, за что любой из патрициев отдал бы все. То, чего им всем так не хватает. Ниобея прониклась чувством глубокого уважения к этим людям. Им еще хуже, чем ей, но они не стонут, не проклинают судьбу, обделившую их, они радуются жизни и прославляют имя Господа.
     "Что же это я?", - с укором подумала Ниобея, - "плачу и пречитаю, хотя в этом мире есть люди, которым гораздо хуже, чем мне, но они не сдались... А я"...
     Марк заговорил и НИобея посмотрела в его изможденное худое лицо. Но он с такой любовью рассказывал о боге, что секванка боялась пропустить даже слово из его рассказа.
     - Иисус сел напротив сокровищницы храма и стал наблюдать, как люди кладут пожертвования на храм. Богатые жертвовали большие суммы денег. Но вот подошла одна бедная вдова и положила всего две медные монеты. Иисус подозвал учеников и сказал им:
     - Эта бедная вдова положила больше, чем все остальные, вместе взятые. Они жертвовали от своего богатства, а она - от своей бедности. Она отдала все, что имела...




                2

     - Разреши доложить, цезарь, - ворвался Тигеллин.
     - А это будет не очень скучно? - поинтересовался Нерон. - Ладно уж, докладывай. И больше не вздумай врываться ко мне, словно ураган громовержца. Сейчас я пишу новую поэму под названием "Крушение Трои". Прочитать?
     - Цезарь, мои шпионы донесли, что в городе какие-то христиане, - ответил Тигеллин.
     - Христиане... Гм... Это кто такие? - спросил Нерон.
     - Они проповедуют людям о некоем Иисусе.
     - Я так и думал! - воскликнул император, нервно топнув ногой. - Это заговор!
     - Император, они говорят о боге... - поклонился Тигеллин.
     - О боге?! Осирис... Я знал, что египетский культ в Риме не принесет ничего хорошего.
     - Нет, это другой бог, - проговорил Тигеллин.
     - В Риме и так уже слишком много богов, - немного успокоившись, сказал Нерон. - Пусть за этими, как ты их там назвал... христианами хорошенько приглядывают, я не сомневаюсь, что они мои враги.
     - Твои враги - мои враги, цезарь, - проговорил Тигеллин.
     В это время преторианцы отправились в покои Акты. Во главе с Субрием Флавом. Они распахнули двери настежь.
     - Что вам здесь надо?! - перепугалась Акта. - Вы, наверное, перепутали дверь.
     - Нет, мы попали туда, куда нужно, - ответил Флав, - соблаговоли следовать за нами.
     - Куда?! - в ужасе спросила Акта. - Нерон накажет вас за дерзость.
     - Это его приказ, Акта, мне очень жаль, - опустив голову, проговорил начальник.
     - Но почему, что я сделала?! За что Нерон хочет моей смерти? - простонала Акта.
     - Это всего лишь ссылка на острова, - пояснил Флав.
     В сопровождении преторианцев, Акта направилась по коридору. НАвстречу ей шла Поппея... - проговорила Акта. - Отпустите меня, мне нужно поговорить с Нероном! - она решительно направилась в покои императора и преторианцы даже не пытались помешать, из уважения. Акта пользовалась уважением на Палатине, как приближенная Нерона. Акта ворвалась к императору, когда, после ухода Тигеллина, он снова принялся за "Крушение Трои".
     - Кто разрешил тебе врываться сюда?! - гневно спросил он.
     Акта упала на колени и не вставала до тех пор, пока он не сказал ей:
     - Встань!
     - За что, цезарь, ты хочешь наказать меня? Ту, которая так любит тебя... Все тебе лгут, потому что боятся. Скажи, разве ты не чувствуешь фальши в их голосах? Это они актеры, блестяще разыгрывающие свой спектакль, а ты считаешь их своими друзьями.
     - Пожалуй, ты права, сказал Нерон. - Но ты - ведьма. Почему я должен верить тебе, чем ты от них отличаешься? Это из-за тебя боги разгневались на меня. Ты покинешь Палатин немедленно! Я так сказал.
     - О Нерон! - простонала Акта, со слезами заломив руки. - Разве я могу причинить тебе зло? Это все Поппея! Она настоящая интриганка...
     - Теперь ты хочешь свалить всю вину на Поппею? - усмехнулся Нерон. - Убирайся прочь!
     После ухода Акты Нерон. - Пожалуй, пойду и зачитаю ей последнюю строку: "Крушение Трои". Уверен, она это оценит.
     Нерон вышел, размахивая свитком. Он остановился у покоев Поппеи, потому что услышал разговор.
    - Как тебе это удалось, госпожа? - спросил Тигеллин.
    Поппея загадочно улыбнулась:
    - Тебе этого не понять, я всегда считала тебя недоумком, но ты хорошо послужил мне, а я умею быть щедрой, - она бросила Тигеллину увесистый кошелек.
    - Клянусь Юпитером, Акта больше никогда не вернется на Палатин, а Нерон ниче не узнает...
    - Ты действительно так считаешь?! - сказал император, входя. Поппея побледнела, а Тигеллин зажмурился. Нерон был в бешенстве.
    - Ты предал меня, кретин! - со злостью воскликнул Нерон. - Убирайся к Плутону!
    - Это не то, что ты думаешь, - попытался оправдаться Тигеллин.
    - Ты разжалован! - проговорил Нерон.
    - Но, цезарь, ты же не сможешь без меня обойтись...
    - Верно, ты все рассчитал, - в бешенстве проговорил император. - А ты, - сказал он, обращаясь к Поппее:
    - Ты заплатишь мне за этот фарс, ты плохо знаешь, кто такой Нерон!
    Он вышел, так хлопнув дверью, что это услышали в другом конце Палатина и тут же приказал вернуть Акту.




                3

     - Дорогу носилкам благородного Публия Клодия! - надрывались рабы, расталкивая толпу. Днем на рыночной площади было полно народу и рабам приходилось несладко, пока они дошли до дома Флавия. Публий поспешно вышел из лектика. Он был полон новых сил, остроумия и желания поскорее разделаться с императором. Но так как человек он был довольно не глупый, то понимал, что в таком деле спешка может привести к неминуемой гибели и оставалось ждать. Публию представлялось, как он вонзает кинжал в шею Нерона и как преторианцы кричат Пизону:
    - Аве император!
    По мнению заговорщиков, это время было не за горами.
    Публий вошел к Флавию.
    - Приветствую тебя, господин! - проговорил Алкид, прихрамывая по обыкновению.
    - Рад видеть тебя, Алкид. Позовика-ка мне Флавия, - сказал, присаживаясь, Публий. Вольноотпущенник зашаркал по полу, выложенному мозаикой. Вскоре на пороге появился Флавий.
    - Дорогой друг! - радостно воскликнул Флавий, разведя руками. Друзья обнялись.
    - Где ты пропадаешь? - укоризненно спросил Публий. - Ты уже так резко появляешься на Палатине!
    - Прости, друг, - ответил Флавий, - просто мне надоело смотреть, как все ползают перед этим комиком. Он настоящий шут! Даже Отон, этот гордый, остроумный патриций, и тот ходит у него на поводу, словно цепной барс.
    - Да, - проговорил Публий, - ты еще никогда не был так прав, как сейчас... Но скоро Нерону придет конец.
    - Конец?! - спросил, ничего не понимающий, Флавий. - Какой конец? Говори же, Публий, что ты знаешь?
    Публий понял, что проговорился и прикусил губу:
    - Могу ли я доверить тебе тайну? На карту поставлены человеческие жизни. Не только твоя, Флавий...
    - О чем речь! - ответил Флавий. - Как смог ты подумать, что я предам тебя? Ты же знаешь, как я ценю твою дружбу.
    - Нет, - ответил Публий, похлопав друга по плечу, я даже не помышлял об этом, видят боги! Но все же, Флавий... Поклянись! Это не моя тайна...
    Флавий поднял вперед правую руку:
    - Клянусь!
    - Давай прогуляемся, сегодня хорошая погода, не правда ли?
    Они вышли в сад. Уже вечерело. небо было чистое и на нем яркими созвездиями появились звезды. Флавий посмотрел на небо.
    - Публий, - сказал он, - взгляни на эту хвостатую звезду, я раньше не видел ничего подобного. Что бы это могло значить?
    - Разве ты этого не знаешь, мой друг? - усмехнулся Публий. - Это смерть императора.
    Флавий невольно вздрогнул:
    - Что ты говоришь? Как ты можешь знать, ведь ты не звездочет?
    - Для этого не надо быть звездочетом, - самоуверенно ответил Публий. - Нерон умрет.
    - Кто это сказал? - недоверчиво спросил Флавий.
    - Я, - произнес Публий, - потому что именно я убью Нерона.
    Глаза Флавия округлились. Он не нашелся, что сказать и тогда Публий сказал за него:
     - Ты удивлен, мой друг, не так ли? Не удивляйся, ибо против императора составлен заговор...
     - Заговор... - задумавшись, проговорил Флавий. - Это слишком смелое решение, поднять руку на императора. Ты же знаешь, что ждет вас в случае, если заговор раскроется. Но, знаешь, я бы поступил точно также. Люблю смотреть опасности в лицо. Публий, я хочу стать одним из вас.
     - Нет, - сказал Публий, - положив руку на плечо друга. - Я люблю тебя, как брата, ты мне очень дорог и именно поэтому не могу и не хочу подвергать тебя смертельной опасности.
     - Без опасностей жизнь была бы смертельно скучна, - пафосно заявил Флавий.
     - Ты молод, Флавий, молод! Поэтому жизнь представляется для тебя ничем иным, как сплошными развлечениями. Будь ты старше лет на пять, ты бы научился ценить жизнь.
     - Как брат, я должен быть рядом, что бы с тобой не случилось, Публий, я хочу быть с тобой до конца.
     - Флавий, Флавий, - проговорил заговорщик, обнимая друга.


     - Флавий, - проговорила Ниобея, глядя в звездное небо. - Я не хочу тебя больше ненавидеть. Поистине легко жить, когда у тебя нет врагов. Марк знает, что говорит. Он необычно мудр, он видел самого Иисуса, мало того, был его учеником.
     - Ты идешь? - спросила Мириам.



                4

     К императору никого не впускали, потому что он репетировал свою божественную пьесу. На нем была трагическая сирма. Артисты подыгрывали и суетились на сцене в масках богов. Нерон выступал в роли прикованного Прометея, которого разгневанный Зевс приковал к скале. Хор запел, осуждая Зевса и уговаривая Прометея-императора уступить вседержителю. Но Нерон, изобразив на лице неслыханные страдания, запел:

              Ни казни нет, ни хитрости, какой
Меня заставит Зевс сказать о тайне,
Пока позорных уз не разрешит.
Так пусть же молнийной разит стрелою,
Подземным громом пусть гремит, смешает
Все небо в белокрылую метель -
И все до основанья уничтожит:
Меня не сломит он, и не скажу я,
От чьей руки он потеряет власть.

     Закончив петь, Нерон посмотрел на реакцию окружающих, но не прочел на их лицах ничего, кроме восхищения. Однако, восхищение это было наиграно до такой степени, что Нерон просто пришел в бешенство. Ему не рукоплещут, не восхищаются его божественным голосом! И, словно Юпитер прочел мысли императора - в зале раздались рукоплескания:
     - Восхитительно! Просто чудо! Божественно, ты бог искусства, цезарь! - Нерон увидел Лициния Торкватта.
     - Это ты, лгун?! - разозлился император.
     - Не гневайся, величайший из поэтов, кто такой Гомер в сравнении с тобой? Кто такие Вергилий и Овидий! Припадаю к твоим стопам, великий Орфей! - с этими словами Лициний поцеловал край императорской тоги. Нерону такие эпитеты пришлись по вкусу.
     - А ты мне нравишься, - сказал император, - только почему ты обманул меня?!
     - О величайший из цезарей, твоя божественная Поппея заставила меня сделать это!
     - Пройдем ко мне! - бросил Нерон на ходу и они вошли в императорские покои.
     - Зачем ты снова здесь появился? - спросил Нерон.
     - Чтобы быть тебе полезным, Юпитер. Я слышал, что тебя что-то мучает, - лукаво начал Лициний.
     - Да, согласился Нерон. - Вчера я дал своему учителю прочитать "Крушение Трои", которое я недавно закончил. И представь, он сказал мне, что огонь недостаточно пылает!
     - О, обиженно произнес Торкватт, - благородный Сенека всегда был стоиком, им он и остался. А для того, чтобы вдохновиться, нужно увидеть пожар своими глазами...
     - Верно, - ответил император. - И как это мне самому не пришло в голову?
     - Кроме того, бог богов, - добавил Лициний, - чтобы отвлечь от себя гнев всемогущих, ты, Юпитер, должен откупиться чем-нибудь не совсем обычным...
     - Уж не предлагаешь ли ты... - сказал Нерон.
     - Я предлагаю только то, что может помочь моему императору, - сказал Лициний. - Если бы какие-нибудь враги Рима подожгли город,никто не подумал бы обвинить божественного цезаря, думаю.
     - А у тебя есть голова на плечах! - воскликнул, обрадованно, Нерон. - Иди же, и не вздумай кому-нибудь говорить о нашем разговоре!
     - Всегда к твоим услугам, великий, - раскланивался Лициний.
     - Эй, Тигеллин! - крикнул император.
     - Да, император! - с готовностью пса, ответил Тигеллин.
     - Я хочу насладиться видом пожара, ты понимаешь? - спросил он.
     Тигеллин немного опешил от такого не совсем обычного приказания:
     - Если тебе угодно, цезарь, мы соорудим городок из дерева, чтобы поджечь его.
     - Нет! - сказал Нерон. - Я хочу видеть пожар настоящего города. В моей поэме действительно мало огня, потому что я никогда не лицезрел горящий город. Подожгите Рим! - промолвил император тоном, не терпящим никаких возражений.
     - В своем ли ты уме, цезарь? - спросил Тигеллин с вылезшими на лоб глазами.
     - Как никогда! - без тени смущения, ответил Нерон.
     - Я давно планировал отстроить город заново, помимо этого. Ты слышал, Тигеллин?
     - Да, император, - поклонился Тигеллин, - на все твоя воля! Когда прикажешь?
     - Скоро, Тигеллин, - сказал император, усаживаясь в кресло поудобнее, - очень скоро. Во время празднеств ночью. Никто не должен знать об этом, понятно?
     Тигеллин вышел. На пороге появилась Акта.
     - Подойди, - сказал Нерон, - показав рукой, украшенной перстнями на место рядом с собой. - Я был несправедлив, - произнес он. - Поппея действительно ненавидит тебя, но я - император, и кто может оспаривать мои решения? Я хочу расслабиться, я слишком устал за последние дни, - он растянулся в кресле. Акта с благоговением взяла руку императора и поднесла к губам. На руке Нерона красовался браслет из змеиной кожи, в золотой оправе.
     - Почему ты никогда не снимаешь этот талисман? - спросила Акта.
     - Он хранит меня, - ответил император, суеверно взглянув на украшение. - В детстве ко мне подослали убийц, но их отпугнула змея, внезапно появившаяся на моей подушке. С этого момента я и не расстаюсь со змеиной кожей.
     - Боги будут хранить тебя, - согласилась Акта. - Я тоже никогда не покину тебя и пока бьется мое сердце, ты не найдешь преданнее друга, чем я..
     - Моя верная Акта, - улыбнулся Нерон. - Мне следовало бы жениться на тебе, а не на Поппее. Я пытался подкупить сенаторов, чтобы они свидетельствовали о твоем, якобы царском, происхождении, но увы!
     - Иногда ты становишься таким, каким я знала тебя всю жизнь, и я благодарю за это богов. Ты ведь не был злым, это все они сделали тебя таким, и Поппея в первую очередь!
     - Возможно, - сказал Нерон, заключив Акту в объятия.




                5

     - Итак, во время празднеств, мы раз и навсегда покончим с императором, - решительно проговорил Пизон, и заговорщики поддержали его радостными возгласами. Весь цвет Рима собрался сегодня в этом, заброшенном богами, доме. Кто бы мог подумать, что многие из приближенных императора - самые обыкновенные заговорщики. Но в жизни чаще всего именно так и бывает. Тот, кого считаешь своим лучшим другом - никто иной, как предатель. Но ни Тигеллин, ни Поппея, ни Нерон, ничего не знали о заговоре. В противном случае, в царстве Плутона было бы пополнение. Однако, все понимали, как опасно то, что они делают. Один неосторожный шаг и все пропало. Поэтому, каждый из заговорщиков молился своим богам, чтобы все окончилось благополучно. Но когда кто-то дернул дверь дома, все похолодели от неописуемого ужаса.
     - О Юпитер и все бессмертные боги! - прошептал Сервилий побелевшими губами. - Если это преторианцы императора, мы погибли!
     Все поплотнее надвинули на глаза капюшоны.
     - О Венера! Я забыл закрыть дверь! - спохватился Сенека. В дом вошел человек, закутанный в плащ. Все держали наготове свои кинжалы.
     - Не переживайте, это я, - сказал Флавий, снимая капюшон, - и я готов собственноручно покончить с императором.
     Заговорщики переглянулись.
     - Кто рассказал о нашем плане? - строго спросил Пизон.
     - Я! - вышел вперед Публий. - Потому что доверяю этому римлянину, как самому себе...

     - Мириам! - закричала Ниобея, подскакивая с ложа. - Уже утро, я опоздала. Наверное, они уже у МАрка.
     Ниобея выскочила и побежала в старый квартал, в надежде, что христиане еще не разошлись.
     - Кто меня звал? - сказала Мириам, выходя из триклиния, но никого не увидела и очень удивилась.
     - Вы можете мне доверять, - сказал Флавий, - обо всем, услышанном в этих стенах, я не обмолвлюсь ни словом. Клянусь шлемом Юпитера!
     - Очень на это надеюсь, - сказал Пизон. - Потому что все мы подвергаемся большому риску и не стоит забывать об этом. Поклянитесь все вы, присутствующие здесь, что эту тайну вы унесете с собой, что бы ни случилось.
     - Клянемся! - проговорили заговорщики.
     - Совсем скоро Нерон Должен умереть, - продолжал Пизон. - И пусть великие боги сопутствуют нам.
     - Да будет так! - заключили все.
     - А я покончу с императором, - сказал Публий и инстинктивно сжал кинжал.
     Заговорщики решили расходиться. Шли разными дорогами, которые все вели к самым богатым домам миродержавного Рима.
     - Подожди! - спохватился Флавий. - Я потерял в доме свой перстень. Если его заметят, у нас могут быть неприятности.
     - Я подожду здесь, - сказал Публий.
     Флавий вернулся в дом.
     - Марк, Мириам, вы здесь? - закричала Ниобея. - Христиане, это я, Ниобея...
     Каково же было ее удивление, когда открыл Флавий. Ниобея потеряла дар речи.
     - Христиане?! - воскликнул Флавий. - Так значит мои рабы общаются с христианами?!
     Ниобея опустила глаза.
     - Я не знала...
     - Она не знала! - не без сарказма воскликнул Флавий. - Если я еще раз увижу тебя вместе с христианами, я продам тебя кому-нибудь из своих друзей, которые не будут с тобой церемониться, строптивая рабыня, тебе понятно?
     - Да, господин, - смиренно ответила Ниобея и с трепетом побрела к дому.
     - Где ты была, Ниобея? - спросила Мириам, смотря в глаза секванки.




                ЧАСТЬ 4

                1

     - Будьте бдительны и не спите, потому что вы не знаете, когда это время наступит, - поучительно проговорил Марк и люди внимали его словам, словно обреченные на смерть, у которых появилась надежда. - Это ожидание можно сравнить с тем, когда человек отправляется обреченный на смерть, у которого появилась надежда. - Это ожидание можно сравнить с тем, когда человек отправляется в дальный путь. ОН оставляет свой дом под присмотром слуг и каждому слуге дает поручение, а стоящему у ворот поручает стоять на страже. Так и вы - не спите! Потому что не знаете, когда возвратится хозяин дома. Если он придет, когда вы не ожидаете, смотрите, чтобы он не застал вас спящими. Говорю вам и всем еще раз: будьте на страже... Ибо один бог знает, когда придет конец, мы же, смертные, должны быть готовы в любой момент предстать перед Господом...
     - Как хорошо он говорит, - пробормотала Ниобея, повернувшись к Мириам, но та попросила не мешать слушать проповедь. Множество людей: и старики, и взрослые с детьми на руках с благоговением слушали речи святого Марка, а тот продолжал:
     - Конец может прийти в ваш дом, когда вы меньше всего будете этого ожидать...
     - Рим!! Рим горит! Квиритьы, вставайте! - послышались крики на улице.
     - Я чувствую запах дыма, - проговорила Мириам.
     - Вот он, конец! - закричали люди. - Господи, спаси нас!
     Дом был уже объят пламенем, но никто и не думал бежать к двери, чему Ниобея очень удивилась. Сначала вперед пропускали женщин, детей и стариков. Если бы сейчас горел Палатин, никто и не подумал бы о ближнем. Все бы пытались спасти собственную шкуру. А эти, казалось бы, неграмотные и необразованные люди, полуголые и одетые в лохмотья, заботились друг о друге больше, чем сами о себе. Кто-то из женщин упал, ей тот час же помогли встать. Дом был уже полон огня. Мириам закашляла. Никто не сбивал с ног своего соседа, все спокойно и организованно двигались к выходу. А великий Рим был объят пламенем, он пылал, словно громадный факел, освещая все вокруг ярким светом на фоне черной ночи. Люди бежали, пытаясь найти спасение, но огонь был повсюду. Многих жителей города огонь застал внезапно, спящшими, и они не успели дойти до выхода, задохнувшись в дыму. Слышался крик и плачь. Квириты не узнавали друг друга, предавшись панике. Возможно, это и был конец света, о котором говорил Марк. Люди пытались погасить пламя водой, но это оказалось невозможно, потому что горело уже абсолютно все. Первыми взялись хаты бедняков. Жители остались без крова. Плакали дети, оставшиеся без своих матерей. У одной женщины ребенок остался в огне и она бросилась за ним. В результате оба сгорели живьем. Люди, придя в себя от шока, пытались что-то делать. Сейчас они как-то сплотились вместе, забыли вражду. Горе объединяет людей, как ни странно. Неужели нужно случиться беде, чтобы люди перестали враждавать по пустякам! Но сейчас было уже не до вражды, нужно было спасать РИм, пока он не превратился в большое пепелище. Люди таскали воду из колодца и передавали ее по живой цепочке. Но огонь не утихал, а всполохнул с новой силой, рассыпая искры, от которых загорались стоящие вблизи домики бедняков. Тщетно люди пытались помешать огню набрать силу, он уже бушевал еще сильнее. Взялись пламенем лавки, таверны и другие, более прочные, здания. Тогда римляне решили спасаться бегством, но они были в плену у огня, он окружил город жарким пламенным кольцом. Люди взывали к бонам, заклиная послать на город дождь. Но, казалось, боги оставались глухи к их молитвам. Новая волна огня внезапно нахлынула на Рим. Кто-то из патрициев пытался спасти свое имущество, но пламя огня не позволяло сделать этого. Кругом неслись стенания. Люди натыкались друг на друга, сбивая с ног. Кого-то затоптали. Кричал ребенок, родители которого сгорели в огне.
     Нерон выглянул из-за занавески:
     - Я представлял себе Трою именно такой, - с удовольствием проговорил он, но тут же перевоплотился, воздел руки к небу и со слезами на глазах проговорил:
     - О бессмертные боги! Чем не угодил вам несчастный город, за что вы покарали нас?..
     - Цезарь, - испуганно сказал Тигеллин, - а если...
     - Кретин, - сказал НЕрон, разозлившись, что прервали его поэтическое вдохновение, - пожар никогда не дойдет до Палатина!
     В такую ночь и шли Публий с Флавием в старый квартал, к дому заговорщиков. Огонь застиг их в пути.
     - Что это, Публий? Рим пылает?!
     - О Юпитер, похоже на то! Кто-то поджег город, это же очевидно, - ответил патриций. Люди, бегущие, в тщетной попытке спастись от огня, едва не сбили их с ног.
     - На помощь, помогите! - послышался чей-то голос. Флавий обернулся, потому что голос показался ему довольно знакомым. Он узнал глаза Ниобеи, которая замешкалась в доме, уже объятом огнем. Флавий кинулся на помощь.
     - Ты сошел с ума? Или боги украли у тебя разум! Ты погибнешь, - возмутился Публий.
     - Там Ниобея, моя рабыня! - ответил Флавий.
     - Из-за одной дешевой рабыни ты можешь потерять свою жизнь!
     Но Флавий уже не слушал его, он бежал в дом, но когда спаситель был у цели, неожиданно обрушилась горящая балка и закрыла вход. Публий отвернулся.
     - Ниобея! - закричал Флавий.
     - Я здесь! - слабым голосом проговорила она, задыхаясь в дыму.
     Флавий подбежал к Ниобее.
     - Ты здесь! - слабым голосом проговорила она, задыхаясь в дыму. Флавий подбежал к Ниобее.
     - Ты здесь, римлянин, ты пришел, чтобы спасти рабыню, - проговорила она и что-то вроде улыбки облегчения промелькнуло на ее безжизненном лице. - Знай же, квирит, я любила тебя и ненавидела в то же время... Но теперь... Кончено...
     Ее глаза закрылись.
     - Нет!! - закричал Флавий. - Боги, вы не можете быть такими жестокими, но раз вы хотите смерти Рима, то я бросаю вам вызов, вы не дождетесь моей смерти! - он погрозил богам, глядя на небо. Потом бережно взял Ниобею на руки и с таким рвением стал пробиваться к выходу, что могло показаться одно из двух: либо они выберутся, либо погибнут. Флавия обдало жарким дыханием огня. Упавшая балка уже успела догореть, однако не полностью. Сквозь дым и огонь, Флавий, держа на руках Ниобею, выбрался наружу, причем падающая балка задела его и опалила спину. Но он не чувствовал боли. Перед ним была только одна цель: спасти Ниобею. Публия уже не было. У Флавия закружилась голова и стали подкашиваться ноги, но он все шел и шел. Мимо пробегали кричащие люди, в ужасе спешащие неизвестно куда. Но Флавий смотрел только вперед и его не волновало, что делается позади, он уже прошел этот путь.
     С каждой минутой и даже секундой, огонь становился все сильнее и сильнее. Отовсюду валил дым, римляне задыхались в объятьях пламени. Раздавались рыдания женщин, стонал какой-то бедняга, пострадавший на пожаре. К нему наклонился человек в разорванной, висящей клочьями, одежде, с черным от дыма лицом. Но умирающий узнал его и улыбка промелькнула на его измученном страданиями лице:
     - Марк, апостол Марк...- пробормотал умирающий, - кажется настал мой час...
     Он судорожно сжал руку Марка.
     - Бог с нами, брат Максимилиан, -0 произнес Марк и на его лице отразилась вся душевная боль, что таилась за маской спокойствия. - как же так, брат, как же так... - брат заплакал, не в силах больше сдерживаться.
     - Не надо, брат, - сказал умирающий, собрав свои последние силы. - Ты сам много раз говорил мне, что на все воля божья, а теперь сам... Я умираю, но не боюсь смерти. Я презираю смерть. Я знаю, что жил не зря, потому что познал Бога и теперь с чистой совестью смогу уйти в царство небесное. Душа моя обретет покой, которого я был лишен на  земле. Мы бессмертны, Марк, это чувствует сердцем каждый человек... - то были последние слова умирающего.
     - Нет, Максимилиан, нет, - простонал Марк, потом он закрыл глаза умирающему и двинулся дальше, туда, где будет нужна его помощь.




                2

     Квириты были в панике. Внезапно нахлынувшая волна огня привела их в дикий ужас. Убегая неизвестно куда и спасаясь от смерти, они встречали ее на каждом шагу. Вот упала огромнейшая горящая балка, похоронив под собою несколько десятков человек. Римляне с криками разбегались в разные стороны, а пламя бушевало. Это зрелище можно было сравнить разве что с гибелью Помпеи.
     - Что делать, квириты? - спросил какой-то человек, спасаясь от пламени.
     - Скорее на Палатин, к императору! Туда огонь не дойдет, - предложил кто-то.
     - Верно, - подхватили римляне, цеплявшиеся за малейшую надежду. Толпа двинулась к Палатину. Тот, кто отставал, падал без силы, уже не мог встать: его тот час же затаптывали. Ребенок рыдал на руках женщины. То там, то тут слышался детский плачь, стоны умирающих и мольбы о помощи. Вот он, конец света! Настал! Вот он, Рим, великий и могущественный, который ненавидят и боятся враги, объятый огнем! Город, утопающий в крови, погрязший в грехе, пылает. Вот она, расплата! Напрасно римляне пытаются спасти свое имущество от гибели, им приходится спасать собственную жизнь. Откуда взялся этот проклятый огонь? Кто хочет погубить Рим? Возможно, что это бессмертные боги разгневались на римлян и громовержец посылает молнии на город. Кто же мог поджечь Рим? На этот вопрос квириты тщетно искали ответа. До этого ли им было? Они пытались спасти самое ценное, что у них было - жизни. Не дойдя до Палатина, толпа остановилась и примолкла, все взоры были обращены вперед. Чуть не вскрикнув от неожиданности, люди, не переставая удивляться, уставились на аркады акведука, на которых стоял Нерон. На нем была шитая золотом мантия и лавровый венец на голове, в руках он держал лютню. Вся одежда императора блистала великолепием, это был его триумф. Толпа остолбенела. Нерон, изобразив на своем театральном лице глубокую скорбь, ударил по струнам, запел: "Словно был в Илионе всеобщей надеждою царство
                Жен и мужей Илионских! Тебя, как хранителя бога,
                Всюду встречали они; величайшею был ты их славой
                В жизни своей, и тебя, нам обещанного,
                Смерть обнимает!"
     Нерон вдохновился видом горящего города и настроился на такой горестный лад, что кто-то из толпы прослезился. Римляне смотрели, как зачарованные, пока император пел. Нерон-актер был счастлив. Действительно, чего еще можно было желать? На фоне ужасного бедствия, постигшего Рим, он, освещенный багровыми бликами пламени, поет "Крушение Трои" и они, квириты, с замиранием сердца слушают его, внимая каждому слову. Нерон никогда еще не испытывал такого удовлетворения от своего театрального искусства, никогда он не был еще так счастлив на своем поприще, как теперь. Что была тогда гибель Рима против его искусства?
     Но вот, кто-то из римлян наконец-то опомнился:
     - Посмотрите-ка на него, квириты! Мы задыхаемся от дыма, город объят пламенем, мы остались без крова, многие погибли в огне, дети наши сироты, а родители лишились детей, мы молим богов о помощи, а он себе воспевает Трою, делая из нашего великого горя комедию! Хочет повеселиться при виде наших страданий! Шут! Пусть молния Юпитера поразит меня, если не он приказал поджечь Рим!
    Смельчак вызывающе посмотрел на императора, пытавшегося разыграть бедного страдальца, оплакивающего город. Но стоит одному из людей увидеть правду, как вся толпа будет твердить то же самое. Римляне с ненавистью посмотрели на императора.
    - Это ты приказал поджечь Рим, Нерон! - стали кричать в толпе.
    - Тебе захотелось устроить большой спектакль?
    - Верни нам наши дома! Верни нам детей! - кричали повсюду. В императора стали лететь камни и он поспешил скрыться.
    Тигеллин, они в бешенстве, - проговорил Нерон. - Немедленно закройте ворота!
    Люди начали рваться на Палатин.
    - Откройте нам ворота, мы хотим спастись от огня!
    - Прочь отсюда! - прикрикнули преторианцы, - не пуская людей к воротам. Публий попал в эту толпу, не в силах выбраться. Толпа людей повлекла его за собой. Он в сердцах оплакивал судьбу Флавия и всего РИма. Он обернулся. Перед ним предстал вечный город в огнях пламени, освещая все вокруг красным заревом, которое отражалось на лицах и одежде людей. В разные стороны сыпались искры, повергая жителей в еще больший ужас. Словно гигантский фейерверк, уходящий в небо, к великим богам. Во что превратился город всего за несколько часов? В груду дымящегося пепла! Он пылал, словно огнедышащее чудовище и богов не трогали мольбы людей, они по-прежнему оставались немыми и никто уже не в силах был остановить огонь.
     - Рим, Рим, - проговорил Публий, сокрушенно качая головой, - что с тобой сотворили! - и на его глазах заблестели слезы.




                Глава 2

     Флавий, шатаясь, дошел до двери своего дома. Сюда огонь еще не добрался. Он постучал в двери и бессильно упал возле порога. Из двери выглянул испуганный Алкид:
     - О боги! - только и успел проговорить он, втаскивая Флавия в дом. Вольноотпущенник не знал, что ему делать и, причитая, суетился возле своего господина, взывая к бессмертным богам. Но Флавий пришел в себя уже через несколько минут и попросил пить. После этого он поднялся с ложа.
     - Не вставай, господин, заклинаю тебя Венерой, - забеспокоился вольноотпущенник.
     - Ничего, Алкид, - ответил Флавий. - Где Ниобея?
     Она там, в кубикулюме. Флавий прошел в кубикулюм, то и дело натыкаясь на статуи богов. Только сейчас он почувствовал в спине невыносимую боль, но не придал ей никакого значения.
     Секванка лежала на ложе. Светлые золотистые волосы ее разметались, чувственный рот был приоткрыт. Лицо, словно высеченное из мрамора, было по-прежнему, бледным. Флавий бережно откинул волосы со лба девушки и взял ее холодную руку в свою. Ниобея пришла в себя и посмотрела на Флавия своими голубыми глазами, ясными, как солнечный день Секваны.
     - Слава богам, ты жива, - проговорил Флавий, поднося ее руку к губам.
     - Ты первый римлянин, сделавший мне добро, - произнесла Ниобея пересохшими губами и улыбнулась.
     - Все позади, dies nefastus! (несчастливый день (лат)), - сказал Флавий, накрывая Ниобею своим плащом, но та вскачила с ложа.
     - Где Мириам, что случилось с Марком?!
     Флавий осторожно уложил ее:
     - Тише! Они, наверное, где-нибудь в городе, отдыхай, моя богиня.
     - Почему ты заботишься обо мне? Почему ты спас меня, почему рисковал своей жизнью, римлянин? Ведь я всего лишь простая рабыня...
     - Нет, ты не рабыня, - сказал Флавий, - ты Афродита, рожденная из пены морской и я восхищаюсь тобой, божественная.
     - Ты, гордый римлянин? - с недоверием спросила секванка. - Могу ли я надеяться на такое?
     Флавий с улыбкой кивнул, поцеловав ее белую, словно мрамор,  руку. Ниобея успокоилась и, прижавшись к сильной руке Флавия, заснула. Она чувствовала, что он рядом с ней. То, о чем она еще недавно мечтала, стало явью и Ниобея еще никогда не чувствовала себя более счастливой, чем сейчас. А Флавий, почувствовав, что боль становится уже невыносимой, потерял сознание. Спину жгло огнем, словно он снова побывал в горящем доме, но теперь Флавий ничего не чувствовал, потому что, на данное время, душа его улетела пообщаться с богами.




                4

     По дороге шла женщина, лицо которой было изуродовано страшными ожогами. Один глаз ее ничего не видел. Женщину поддерживал скромно одетый человек. Они шли мимо огромных груд пепла, которые раньше были чем-то вроде домов, а сейчас сотни людей остались без крова над головой, огонь забрал последнее, что у них было - жилище, чтобы укрываться от непогоды, в жару и ливень. Люди безжизненным взглядом смотрели друг на друга. Повсюду виднелись трупы, слышались крики женщины, оплакивающей свое дитя.
    - Я плохо вижу, брат Павел, - обратилась женщина к проводнику.
    - Сюда, сюда, Мириам, - ответил Павел. - Мне бы найти Марка. Господи, что сталось с Римом?
    Они пошли дальше, осторожно переступая через тела мертвых. Шел уже девятый день, а пожар все не утихал, сжигая дотла все, попадавшееся на своем пути. Такого еще не помнила история древнего города. Рим... Во что ты превратился, обитель богов? В горсть пепла. Ты уже не тот величественный город, которым восхищались и о котором слагали стихи, ты превратился в черную безжизненную пустыню. Сколько слез пролито, сколько разбито судеб! Вот, что повлекло за собой страшное бедствие. Сколько человеческих жизней ушло к богам! Сгорело все... Сгорели последние надежды. Остались только пепел и разбитые души. Слишком большой оказалась жертва. Этой жертвой стал Рим, миродержавный город.
    На десятый день пожар утих, но он оставил за собой голодных людей, оставшихся без крова над головой и они требовали возмездия. Император приказал раздавать пострадавшим монеты, но разве спасет положение, создавшееся в Риме, пара монет? Разве вернет жизни, ушедшие безвозвратно в царство Плутона? О, бессмертные боги, где были вы, когда гроза надвинулась на Рим? Почему вы не слышали молитв, возносившихся к Олимпу сотнями тысяч ни в чем не повинных людей? Нет, вы остались глухи. Вы не слышали, как молили вас о дожде, спасительном ливне, который мог бы заглушить боль ожогов священного города.
    Люди были озлоблены после всех десяти дней пережитого кошмара. В их жилах кипела ненависть, они требовали мести за все. За то, что лишились того единственного, что имели. Дай им сейчас виновников несчастья, они, не задумываясь, растерзали бы их, будь они хоть сыновьями Юпитера. В опустошенном городе начались волнения и даже преторианцы не в силах были утихомирить разошедшуюся толпу. Что могли сделать преторианцы против тысяч людей, которыми двигала жажда мести и которым уже нечего было терять. На Палатине стали побаиваться, как бы не началась гражданская война.
    - Император, народ взбунтовался, - доложил Тигеллин. - Он требует мести.
    - Что же им надо? - возмутился Нерон. - Разве я не приказал раздать римлянам деньги?
    - Но они требуют мести! - возразил Тигеллин.
    - А месть требует жертв, - окончил Нерон. - Какая неблагодарность! Они увидели величайшее из зрелищ. Любой поэт был бы в восторге от этого, но им все мало!
    - Ты забываешь, что не все римляне родились поэтами и они не могут оценить твоих благих намерений, цезарь, - поклонился Тигеллин.
    - И ты тысячу раз прав! - согласился император.
    - Смерть Нерону! Верни нам наших детей и родственников! - послышались крики с улицы.
    - Нет, они никогда не ценили того, что я для них делаю, - словно несправедливо обиженный ребенок, воскликнул император Рима, еще недавно поражавшего своим великолепием и за малый срок превратившийся в город мертвых. Нерон выглянул на улицу, туда, где толпились люди. Ничего не прочитал он в этих измученных худых лицах, кроме ненависти и презрения. Они были способны на все и император понимал это. Зрелище крушения Трои, устроенное ради вдохновения поэта, могло выйти боком. Он не знал, что можно сделать в таком случае, с обозленной толпой не справятся даже преторианцы.
    - Зачем ты сделал это, Нерон? - услышал он голос позади себя и, вздрогнув, обернулся.
    - Акта?!
    - Зачем ты сделал это? - повторила она с упреком. - Зачем ты погубил Рим? Неужели сердце твое не тронул плачь матерей? Тогда воистину сердце твое сделано из камня!
    - Как смеешь ты обвинять императора?
    - Для меня ты больше, чем император, - возразила Акта. - И меня ты не проведешь, я знаю, что это был ты! Как изменился ты с тех пор, о всемогущие боги!
    - Ты тоже пришла упрекать меня? - спросил Нерон. - Нет у меня ни друга, ни недруга. Теперь ты тоже возненавидел меня, как они? - он показал в сторону, откуда доносились крики.
    - Нет, - сказала, подходя к нему, Акта, - чтобы не случилось, я останусь с тобой, ведь я по-прежнему люблю тебя и знаю, что в душе ты не такой, каким пытаешься казаться.
    - Тигеллин! - крикнул император. - Больше никого не впускай ко мне, я устал.
    Оставшись один, он поправил шелковый платок на шее, который носил, чтобы сберечь свой божественный голос.
    Через некоторое время снова появилась голова Тигеллина.
    - Чего тебе? - с раздражением спросил Нерон.
    - Император, там какой-то Торкватт хочет видеть тебя. Я сказал ему...
    Император оживился:
    - Так впусти его, кретин!
    - Кто поймет этих императоров! - вздохнул Тигеллин.
    Перед Нероном предстал Лициний Торкватт. Никогда не падающий духом, полный новых козней и планов, в чьем изворотливом мозгу роились новые мысли.
    - Приветствую тебя, цезарь, величайший из поэтов, воспевающих Трою! Твое выступление было достойно ушей Юпитера.
    - Хватит! - сказал Нерон. - Это я уже слышал и что дальше? Ты посоветовал мне спалить Рим, а теперь? Они хотят отомстить мне.
    - Потому, что им некому больше мстить, лучезарный, - хитро сказал Лициний. - Вот, если бы нашлись враги Рима, которые подожгли несчастный город... - он смахнул с лица наигранную слезу.
    - Но кем могут быть эти враги? - спросил император.
    - Я знаю таких, великий бог, - воскликнул Лициний, - это христиане, это они, пришедшие, чтобы погубить Рим! Боги, как вы можете допускать такое! ОНи не пожалели ни детей, ни стариков, они лишили людей крова... - он искоса посмотрел на императора. Нерон улыбнулся:
    - Я догадывался, что это они. И они будут наказаны, клянусь богами!




                ЧАСТЬ 5

                1

     Там, где некогда находились Три Таверны, а теперь осталось лишь большое пепелище, собрались бродяги, чтобы посудачить. Без сомнения то, что случилось, было ужасно.
     - Знаете, - сказал один, - неужели боги забрали разум у нашего императора, что он приказал подпалить собственный город?
     - Да, все это в высшей степени удивительно, - сказал другой, жадно припав губами к бутылке вина.
     - А что, если это не император? - спросил третий, укутанный в серый плащ.
     - Тогда кто? - спросили бродяги, удивленно уставившись на говорившего.
     - Христиане, кто же еще! - отозвался незнакомец. Я сам, своими ушами слышал, как они проповедовали о каком-то конце. Конечно же, они имели ввиду конец Рима. Проклятые и неблагодарные!
     Бродяги насторожились.
     - Правда-правда, - сказал один из них, - я тоже слышал, как некто Марк говорил о конце, будьте бдительны и не спите... Верно, именно ночью случилось бедствие...
     - Вот видите! - победоносно посмотрев на собеседников, сказал незнакомец. Конечно, это был человек, по имени Лициний Торкватт. Человек не только низкого нрава, но и самой корыстной натуры. За кошелек, в котором звенели бы золотые, он был готов служить кому угодно.
     - А по мне, - махнул рукой бродяга с бутылкой, - который был уже навеселе, - так гори все огнем, только Три Таверны жаль.
     - Что ты мелешь, пьяный идиот! - ответил один из собеседников. - У меня жена в огне погибла.
     - Я-то пьяный?! - огрызнулся пьяница и, пытаясь встать, рухнул на земь, под всеобщий хохот товарищей. Они и не заметили, как исчез человек в сером плаще, но ненависть к христианам в душе сохранилась.
     На другой стороне улицы собрались люди. Они сидели, расположившись прямо на земле, в разорванной одежде. Измученные лица детей были худыми и бледными. Женщины разделили между ними сухие лепешки. Все внимание было обращено на стоявшего в центре человека. Красные от бессонных ночей глаза, с живым интересом наблюдали за ним.
     - Громко крикнув, Иисус умер. В тот же момент завеса в храме разорвалась сверху донизу. Когда римский солдат услышал его крик и увидел, как Он умер, он сказал: "Этот человек действительно сын Божий!" - говорил Марк. - А теперь, сестры и братья, расходитесь, я вижу, что вы утомлены сегодняшним днем. Да пребудет с нами Господь!
     Он взял Мириам под руку, потому что она совсем перестала видеть, чтобы отвести ее домой. Не успели Марк и Мириам завернуть за угол, как налетели преторианцы, хватая и женщин и детей.
     - Что вы делаете! - закричала одна из женщин, прижимая ребенка к груди.
     - Такой наказ императора! Вы, христиане, обвиняетесь в поджоге Рима, - ответили преторианцы, делая свое дело.
     - Так вам и надо, проклятые! - сказала старуха, проходя мимо. - Вы погубили Рим, поджигатели! Вы забрали у меня самое ценное, что я имела - мою дочь...
     И прошел в Риме слух, что город подожгли христиане. Народ требовал расплаты за содеянное, что и было на руку императору. За несколько дней тюрьмы стали переполненные ни в чем не повинными людьми. А Рим требовал места, ему необходимо было найти виновного. Озлобленные сердца квиритов жаждали крови, а раз уж и виновные нашлись, то их требовали приговорить к смертной казни. Римляне мечтали насладиться видом чужих страданий, чтобы забыть о своих собственных. Все знали, что скоро кровь потечет рекой.




                2

     Ниобея встала с ложа. Ей было значительно лучше. Хотя она надышалась дымом, но не пострадала от огня, чего нельзя было сказать о Флавии, который лежал на полу. Ниобея вскрикнула и дотронулась до патриция рукой, однако тут же ее отдернула, боясь причинить ему, ненароком, боль. Флавий открыл глаза и, словно в тумане, увидел Ниобею. На его лице промелькнула улыбка:
     - Ты здесь, богиня...
     - Да, римлянин... Прости, Флавий...
     Флавий сделал попытку встать, но поморщился от боли.
     - Давай, я посмотрю, - произнесла Ниобея, осторожно снимая тунику, которая едва не прилипла к обожженной спине. - У меня осталась мазь, приготовленная еще моей матерью. Пожалуй, единственное, что у меня осталось от моей родины, - с болью в голосе проговорила она и принесла флакончик с мазью. Прикосновения ее рук были нежными и почти не причиняли Флавию боли. Ниобея наложила мазь и перебинтовала спину натуго.
     - Все, - сказала она, - это тебе поможет.
     Флавий ласково посмотрел на нее:
     - Это правда, что ты сказала в том сгоревшем доме? - пытливо вглядываясь в лицо, спросил он.
     Ниобея смутилась и опустила глаза.
     - Нет, - сказала она неуверенно, - просто я тогда бредила, вот и несла, что попало. Я твоя рабыня, ты мой господин. Ты никогда не полюбишь такую, как я, ведь в Риме полно красавиц твоего круга...
     Флавий с улыбкой слушал ее.
     - Подойди ко мне... Если ты не хочешь оставаться со мной, ты можешь уйти в любое время, я не стану препятствовать тебе.
     Ниобея с волнением слушала его речь, то краснея, то бледнея.
     - Как могу я полюбить римлянина?!..
     - Тогда уходи.
     Ниобея с бьющимся сердцем дошла до двери и обернулась:
     - Я люблю тебя, римлянин...
     Она со слезами бросилась в его объятия. Флавий, закрыв глаза, прижал ее к себе.
     - Ты любишь меня... Неужели у вас в стране было заведено убивать тех, кого любишь?
     - Я бы ни за что не сделала этого, Флавий, никогда, - повторяла Ниобея. Флавий нежно прижал ее к себе.
     - Но тебя не смущает то, что я христианка? - встрепенулась она.
     - Тебя же не смущает, что я римлянин, - спокойно ответил Флавий. Они долго смотрели друг на друга, словно видели в первый раз. После их губы слились в поцелуе. Со скрипом открылась дверь и на пороге появилась изувеченная женщина. Ниобея вскрикнула от ужаса:
     - Мириам?! Прости... Что с Марком?
     - С ним все нормально, - сказала Мириам, наткнувшись на колонну.
     - Господи, да ты ничего не видишь! - воскликнула Ниобея, беря подругу за руку.
     - Ничего, - покоряясь судьбе, произнесла Мириам. -На все воля Господа. И, если ему было угодно ослепить меня, я с благоговением принимаю его волю. Вообще-то я пришла попрощаться, Ниобея. Я останусь с Марком и буду проповедовать, я нужна людям. Быть может, открою свою школу.
     Подруги обнялись.
     - Я буду навещать тебя, - со слезами проговорила Ниобея, провожая подругу до двери.
     Спустя некоторое время, в доме появился Публий. Он присел в ожидании кого-нибудь из рабов, рассматривая сцены из войны, изображенные на стене в виде мозаики. Дома патрициев почти не пострадали, разве что за некоторым исключением. Другая стена была расписана фресками. Изображения растений и животных из золота и слоновой кости украшали мебель. Стояли бюсты предков. У входа в дом столпились клиенты. Наконец-то вышел Алкид.
     - Алкид, я пришел, чтобы сказать о смерти твоего господина, - с горечью в голосе, начал Публий. Глаза вольноотпущенника округлились.
     - Ты хоронишь меня прежде времени, друг, - сказал Флавий, выходя из комнаты.
     - Флавий! О боги, ты жив!
     Он крепко обнял друга.
     - Полегче, пожалуйста, у меня обожженная спина.
     - Прости! - проговорил Публий. - Это просто чудо.
     - Да, - согласился Флавий, - и я сегодня самый счастливый человек в Риме.




                3

     А на Палатине в это время шел императорский пир. Нерон возлежал на ложе. Возле него возлежала божественная Поппея. Великолепная, как всегда, вызывающая всеобщий восторг. Она блистала новыми украшениями, купленными за приличную сумму, чтобы пощеголять на зависть своим врагам и Акте в первую очередь. Нерон взял Поппею за руку:
     - Мне нравится, - сказал он.
     - Моя рука или новый браслет? - с улыбкой спросила Поппея.
     - И то и другое, - фамильярно ответил Нерон.
     Этот флирт не укрылся от глаз Акты и ей стало очень больно. Не она была женой Нерона, а Поппея: "Она же любит его", - мысленно рассуждала Акта: "Корыстолюбка, ей нужны лишь власть и деньги. Она бы предала его при первом же удобном случае, клянусь Герой!"
     Нерон что-то начертил на бумажном свитке своей божественной рукой
     - Я делаю план Рима, - сообщил он присутствующим, - нового Рима, города Нерона! Я планирую обновить дворец и он станет называться золотым. Что ты на это скажешь, Отон, ты же просто образец изящества!
     - О, цезарь, ты превзошел самого себя! - наигранно сказал Отон.
     "Все ему лицемерят", - чуть было не выпалили Акта.
     Вителлий продолжал жевать, опустошая при этом бокалы вина один за другим. Рабы сыпали цветочные лепестки сквозь отверстие в потолке.
     - Я видел сегодня дурной сон, - пробормотал Вестин, один из приближенных императора.
     - Опять ты со своими суевериями, Вестин! - сказал император. - Кстати, что-то я давно не вижу благородного Публия в нашем обществе, уж не заболел ли он?
     - Он оплакивает смерть своего друга Флавия, - ответил Отон.
     - Правда? - спросил император. - Пытаясь не выказывать интереса.
     - Бедняга погиб под обломками какого-то дома, говорят, - сказал Отон. В это время вошли Публий и Флавий:
     - Приветствуем тебя, цезарь!
     Нерон чуть не поперхнулся напитком, только что поданным греческой рабыней.
     - А мне сказала, что ты сгорел в огне, - без обиняков сказал император, запивая вином.
     - Боги сотворили чудо, - ответил Флавий.
     То, что творилось сейчас в Риме, было ужасно. Сотни людей попадали в лапы преторианцев, а среди них совсем маленькие дети. Люди с ненавистью провожали их глазами, считая их виновниками пожара. Тигеллин устроил настоящую облаву.
     - Бейте их! - кричали квириты, протягивая к ним руки.
     - Прочь!- прикрикнул Тигеллин. - Именем императора! Эти люди получают по заслугам и вы можете убедиться в этом, придя в амфитеатр. Скоро там такое будет... - загадочно улыбнулся он.
     - Чего с ними церемониться! Смерть им, смерть! Пусть побудет в нашей шкуре, проклятые поджигатели. Пусть испытают то, что испытали мы!
     - Хорошо, хорошо, - пообещал Тигеллин, - только уберите свои руки. Виновники будут наказаны, слово императора!
     И вот, люди, преданные  гонениям за слово Господа, начинают собираться в заброшенном подземелье. Да, солдаты императора уничтожили их, но то было только и им никогда не удастся уничтожить их душу. Ибо с верой не страшна даже смерть. Сюда приходили все-все, до кого еще не добрались Тигеллин с преторианцами. Здесь были калеки, нищие, старики и дети, все, кто не сдался, кому был не страшен гнев народа и императора, ибо с ними был Бог. На камне сидела женщина с распущенными по плечам волосами. Она не могла видеть, но это не угнетало ее, она была благодарна Господу за то, что осталась в живых.
     - Клавдия, - произнесла Мириам, ибо это была она, я собираюсь открыть школу, в которой буду учить детей.
     - Но ты же слепа, - не без удивления проговорила Клавдия.
     - Я слепа глазами, но не слепа душой, - возразила Мириам. - Я могу видеть то, что не видят многие зрячие.
     Раздались шаги, кто-то ступал по каменной лестнице, и звук разносился по всему подземелью.
     - Преторианцы, - сказал кто-то. Дети прижались к матерям.
     - Не падайте духом, - сказала Мириам. - Молитесь, Бог не оставит нас...
     "Отче наш, сущий на небесах"... - шептал каждый.
     - Это не преторианцы, - послышались вдруг радостные возгласы. _ это Марк.
     - По лестнице действительно спускался Марк.
     - Положение обострилось, - невесело начал он. - В Риме устроили настоящую облаву и многие наши братья пали духом, отреклись от Бога... Но я уже почти закончил свой труд, начатый еще, когда я был писцом у Петра. То, что написал я, поможет многим пережить весь кошмар сегодняшних дней... Мы должны верить, должны надеяться... - однако и его голос звучал неуверенно, кто мог быть уверенным в завтрашнем дне? К Марку подошла Мириам:
     - Не переживай, мы выживем, ведь с нами Бог, а Бог никогда не покинет нас. мы бессмертны, Марк, и ты не в силах отрицать истину...
     Марк подивился огромной силе воли, жившей в этой женщине, которую не смогли сломить даже увечье и слепота. Он устыдился своей неуверенности и поблагодарил Бога за то, что его поддерживают такие люди, как Мириам.
     - Мне нужно найти Павла, - проговорил Марк, - я боюсь, что его схватят преторианцы, - я боюсь, что его схватят преторианцы. Ниобея подошла к Мириам:
     - Пойдем и мы.
     - Нет, - сказала Мириам, - я останусь здесь, а ты иди, Ниобея, у тебя еще вся жизнь впереди, так умей ценить то, что имеешь.
     - Я не оставлю тебя, - наотрез отказалась секванка, - чего мне бояться, когда Господь со мной? И Мириам не могла с ней не согласиться. Да, бог с ними, он видит все, каждого, и те, кто собирался здесь, знали это, с ними оставалась вера, а она дороже всех богатств Рима.




                4

     Флавий проснулся с улыбкой на лице. Он был счастлив, как никогда. На него смотрела мраморная голова Юпитера. Флавий надел новую тогу поверх легкой туники. Спина уже почти зажила благодаря чудесной мази Ниобеи. Ах, как он был изящен, сам Аполлон позавидовал бы его грации. Глаза блестели весельем. Да, не сомнения, дельфийский Аполлон позавидовал бы его грации. Глаза блестели весельем. Да, вне сомнения, дельфийский Аполлон точно умер бы от зависти, ибо такой грацией мог обладать только Флавий. А сколько ума и благородства светилось во взгляде!
    В дом вбежала Ниобея, надев на голову Флавия веночек, сплетенный из полевых цветов. На ее щеках играл румянец, она была счастлива, мягкие золотистые волосы секванки падали на плечи и делали ее похожей на Диану-охотницу. В голубых глазах отражалась вся глубина бездонного неба.
    - Я сделала его для тебя, римлянин... Прости, Флавий, просто я никак не могу привыкнуть к твоему имени, - заговорила она.
    Флавий улыбнулся:
    - Ты прекрасна, как облик Юноны, моя божественная!
    Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал. Патриций и христианка, более немыслимой пары трудно даже себе представить. Что у них может быть общего? Он, привыкший жить в роскоши и ходить на императорские пиры, язычник, поклоняющийся своим богам, который не знает, что такое жить в бедноте, презирающий эту бедноту. Изящный, словно изваяние скульптора. Она, рабыня, привезенная из покоренного племени, ненавидевшая всех римлян и ставшая христианкой,  не признающая никаких других богов, кроме Господа. Это было немыслимо, как и то, что жрица любви станет весталкой и тем не менее. Что им император, что им весь мир, когда они счастливы? И уже не имело ни малейшего значения, кто был кем, это отходило на второй план. Они наконец-то обрели друг друга и стоит ли разрушать все это из-за глупых предрассудков?
     В этот чудесный солнечный день, Публий направился к дому Флавия. Он решил пройтись пешком, чтобы развеяться. Долгое пребывание в лектике начинало его раздражать. Последние дни окончательно вывели его из колеи. Как только заговор против императора был спланирован, кто-то поджег Рим и заговор провалился к Харону. Публий догадывался, что Нерон и был поджигателем и что христиан осудили несправедливо. Но его это не касалось, он никогда не признавал христиан, считая их религию религией сапожников и сукновалов. А чего еще можно ждать от человека, выросшего в Риме, в окружении роскоши и великолепия? С детства он был воспитан почитать богов и поклоняться им. Доля христиан мало его волновала. Чем больше пленников, тем больше зрелищ в амфитеатре, а что может быть лучше зрелищ? Умирать ради одного Бога Публий считал величайшей глупостью, он бы не пожертвовал жизнью ради Юпитера. Быть может потому, что не слишком в него верил.
    Проходя мимо, Публий увидел изувеченную слепую девушку в окружении детей, державших в руках навощенные дощечки и стили. Публия поразило это зрелище и он подошел поближе.
    - ... он рассердился и сказал: "Не запрещайте им приходить ко мне, потому что таким, как они, принадлежит Небесное Царство...
    Мириам насторожило то, что обычно шутливые, дети притихли. Она встрепенулась и спросила:
    - Кто здесь?
    - Благородный Публий Клодий, - ответил он.
    - Что тебе надо? - спросила Мириам, поворачивая к нему голову. Она попыталась нащупать посох, на который опиралась.
    - Меня удивили твои речи, - сказал Публий. - Ты христианка?
    - Да, - бесстрашно ответила Мириам, ты можешь пойти и выдать меня своему императору, это твое право.
    - Не бойся, я не сделаю этого, - ответил Публий. - И не потому, что мне нравятся христиане. Мне абсолютно все равно, что сделает с вами Нерон, ведь я не Тигеллин. Просто мне давно хотелось узнать: что у вас за Бог такой, ради которого вы готовы идти на мученическую смерть?
    - С кем Господь, тому и смерть не страшна, - ответила Мириам и ее бесстрастное лицо оживилась - Смерть - есть путь в жизнь вечную, в прекрасную жизнь, где нет ни рабов, ни императоров, ведь перед Богом все равны и солнце светит для раба так же, как и для господина. Перед смертью все одинаковы: как нищие, так и богачи. Я не боюсь смерти, потому что после смерти обрету жизнь вечную, а жизнь земная всего лишь ступень к ней.
    - И ты действительно в это веришь? - задумчиво спросил Публий.
    - Именно благодаря этой вере, я до сих пор живу на земле, - ответила Мириам.
    Публий поразился ее словам. Проводивший время в окружении пьяных и распущенных патрициев, жизнь была для него сплошным развлечением и он никогда не сталкивался с человеческой болью вот так, лицом к лицу. Ему казалось, что весь Рим живет так же, как и он. И не видел того, что творится вокруг, где жизнь далеко не праздник. Она полна горя и страданий.
    - Кто ты? - спросил Публий.
    - Мириам, я была рабыней в доме благородного Флавия, - ответила она.
    - Надо же, как тесен мир! - проговорил Флавий. - Но в вашем учении я не вижу ни капли здравого смысла, это безумие. У тебя врожденная слепота?
    - Нет, - сказала Мириам, - я получила увечье при пожаре. Но мне не нужны глаза, чтобы проповедовать слово Господнее. Я не вижу глазами, но вижу душой, а это самое главное в человеке. И я не боюсь императора, я скажу ему все, что думаю о нем. Мне не в чем себя упрекнуть, я сама стала жертвой его подлости, посмотри на мое уродство! Я с радостью приму смерть, если на то будет воля Господа!
    - Я не понимаю твоих слов и никогда не пойму, - ответил Публий.
    - Тогда иди, римлянин, нет тебе места рядом с Господом, искренне говорю тебе.
    Публий поднялся с камня:
    - Хорошо. Продолжай забивать голову этим детям своими глупостями. Вы сами придумали своего Бога и готовы умирать в ужасных муках из-за этого. Вы еще не знаете, что вас ожидает, какие пытки и мучения ждут вас в амфитеатре. Вы проклянете тот день и час, когда познали своего Господа и отречетесь от него.
    - Неужели ты думаешь, что меня испугают твои угрозы, римлянин? - спросила Мириам.
    - Вы враги Рима и ненавидите нас, пытаясь переманить на свою сторону все население, чтобы нищие и бродяги взбунтовались против знати и императора, - дерзко сказал Публий.
    Мириам покачала головой:
    - Нет, мы не можем ненавидеть ни вас, ни кого-либо другого. Бог велел любить и вы не враги нам, даже, если ты не веришь в это. Иди же! Ты далек от истины так же, как и от жизни вечной.
    Публий пошел, на мгновение задумавшись, но тут же прогнал от себя глупые мысли. В конце концов, он не верил в Бога христиан и не понимал их. Он знал, что ждало всех христиан, попавших в лапы Тигеллина. Смерть... Ужасная смерть, от которой содрогнутся видавшие виды. Неужели и тогда они не отрекутся от своего Бога? Неужели он дорог им больше, чем собственная жизнь? Публий никак не мог взять этого в толк. "Они узнают, что такое быть пленниками императора", - подумал он и побрел дальше. Тигеллин с достоинством выполнил свою работу, надо сказать, Нерон в нем не ошибся, тюрьмы были переполнены.
     - Отрекитесь от своего Бога и все вы получите свободу! - с раздражением повторял он, но не получил ответа. - Неужели вам не хочется жить? О, тогда только богам ведомо, что вас ожидает! В последний раз спрашиваю, - сказал он, обращаясь к какому-то человеку:
    - Отречешься?
    - Нет, - спокойно ответил человек.
    - Послушай, - воскликнул в бешенстве Тигеллин, брызжа слюной, - у тебя что, семьи нет?
    - Была, - ответил он, - но все они погибли при пожаре, который, по твоим словам, мы и устроили.
    - Отрекись, плюнь на крест и ты свободен, - искушал Тигеллин.
    - А я свободен, - возразил человек, - и скоро я приду в Царство Небесное. Туда, где души испытывают такое блаженство, о котором тебе и неведомо.




                ЧАСТЬ 6

                1

     Зрелище предстояло такое, какого никто не надеялся увидеть. Сегодня все толпами повалили в амфитеатр. Такое не часто бывает и квириты отложили все свои самые важные дела, дабы насладиться видом крови. Они были настроены решительно. Озлобленные горем лица не выражали ничего, кроме ненависти, кипящей в каждой их жилке. Нужно немедленно наказать виновников бедствия, причем самой страшной карой. Не важно, дети это или женщины, они совершили преступление по отношению к Риму и должны понести за это наказание. За все надо расплачиваться. Римлянам станет гораздо легче, если они увидят мучения виновных, я смогу насладиться видом их страданий так же, как страдали они. Никому и в голову не приходило, что на самом деле виновник пожара, да никто в общем-то и не задумывался. Не важно, кто понесет наказание, лишь бы пролилась кровь, они жаждали крови, словно звери. Месть!Квиритам нужна место! С каким удовлетворением они будут смотреть на страдания ненавистных христиан и им уже никто не поможет, даже их бог, ради которого они и умирают. Амфитеатр был настолько переполнен, что людям приходилось стоять. Все были в ожидании. Нерон возлег на своем ложе, как всегда, великолепный, он никогда не мелочился. Быть может, именно поэтому его и не устроила идея поджечь деревянный город, он предпочел поджечь Рим. И все это, устроенное сегодня, произошло из-за императора. Вот она, блистательная казнь, о которой говорили мудрецы. Теперь боги смягчатся и он сможет избегнуть небесной кары. Нерон скучал, в ожидании начала представления, он играл своим любимым изумрудом, подбрасывая его вверх и ловя. За ним мскоса наблюдал две самые известные в Риме женщины: божественная Поппея и гречанка Акта. Но Нерон не посмотрел ни на одну из них. Глаза его были обращены в сторону весталок. Вот сидит Отон, вечно блистающий остроумием суеверный Вестин и его жена Статилия Мессалина, одна из красавиц Рима, Вителлий, умудрившийся и здесь что-то жевать. Вот Публий, по которому сходили с ума все женщины Рима, ведь он был красив, статный и далеко не глуп. Что уже можно было говорить о Флавии! Все они находились сегодня здесь, в амфитеатре, боясь пропустить то, что случится сегодня. На арену вышли два гладиатора, но на них никто не обращал внимания. Нерон зевнул и со скучающим видом вновь уставился на весталок. Неожиданно, к нему пришла какая-то мысль и он немедленно подозвал Тигеллина:
     - А что, если на арене, вместо гладиаторов станут сражаться христиане? По-моему, это отличная мысль! Отдай все распоряжения, Тигеллин.
     - Слушаюсь, цезарь! - ответил Тигеллин.
     На арену в тот же час выпустили христиан. Они оказались в совершенно незнакомой обстановке и с удивлением стали оборачиваться вокруг.
     - Дайте им мечи! - сказал Нерон.
     Христиане с опаской взяли оружие в руки, однако, стояли вне решительности.
     - Давайте, сражайтесь, проклятые поджигатели! - кричали со всех сторон, но христиане стояли, не начиная поединка.
     - Чего вы ждете, проклятые богами? Деритесь же! - не унимались квириты. Видя, что пленники и не собираются сражаться, солдаты начали подталкивать их остриями копий. Христиане сделали несколько шагов навстречу друг другу, бросили мечи и обнялись со слезами на глазах. Амфитеатр пришел в настоящее бешенство, римляне кричали и свистели, бросаясь обидными словами в адрес пленников. Трудно было себе даже представить, какую ненависть они испытывали к мнимым врагам Рима. Нерон поморщился, видя, что его идея никуда не годится. Он махнул рукой Тигеллину. На арену выпустили женщин и детей, а толпа продолжала бесноваться, крича проклятия христианам. Рабы открыли клетку и туда же стали выходить дикие звери. Хищники, чинно, не торопясь, прошлись по арене, злобно рыча. Дело было в том, что их не кормили вот уже несколько дней. Оголодавшие звери хищно смотрели на добычу. В ужасе заплакали дети, прижимаясь к своим матерям. Мужчины закрыли собой женщин и детей. Все они решили стоически принять смерть, уже мелькавшую у них перед глазами.
     - Молитесь, братья, мы принимаем смерть во имя Господа! - крикнул кто-то, но его крик заглушил рев толпы. Христиане стали отчаянно молиться, чтобы Господь облегчил их муки. Хищники решили немедленно набить свои желудки, почуяв запах свежего мяса и набросились на пленников. Послышались душераздирающие крики, кровь залила всю арену. Весталки, вскрикнув, зажмурились. Многие не выдержали такого зрелища и их стошнило на месте.
     - Скажи народу, чтобы он не расходился, они ведь еще не видели моих Германских туров, - сказал император Тигеллину.
     - Нерон, прошу тебя, прикажи прекратить весь этот кошмар, там ведь ни в чем не повинные женщины и дети, - со слезами взмолилась Акта.
     - Они же враги Рима, - бесстрастно ответил Нерон. Поппея с улыбкой смотрела на арену, на ее лице не дрогнул ни один мускул, хотя многие отворачивались.
     - Поражаюсь ему, - сказала она стоявшему рядом Тигеллину, - сам приказал поджечь Рим и с каким умением все продумал!
     - Ну, это не его заслуга, божественная, - это идея Торкватта, - ответил Тигеллин.
     - Надо же! - проговорила Поппея. - Я чувствую, что этот человек еще успеет многое натворить, он очень опасен, Тигеллин, очень. Его мозгам нет цены. Быть может, мне лучше приказать убить его?
     На арене творится что-то страшное. Даже римляне, требовавшие мучительной смерти христиан, сейчас примолкли. Они видели раскрывшиеся от ужаса глаза детей, женщин, шептавших слова молитвы, стариков, которые защищали слабых от когтей хищников. Но они не сдались на милость императора, они возвысились в глазах очевидцев, видевших все безумие. Никто не просил пощады, все смиренно ждали смерти, прославляя Господа.
     Флавий дернулся с места.
     - Ты куда? - спросил Публий.
     - Хочу остановить это кровопролитие, - сказал он и направился к императорскому ложу:
     - О цезарь, не пора ли прекратить зрелище, уже слишком много крови пролилось?
     Нерон с ехидством посмотрел на него:
     - Я только начинаю входить во вкус. Да что с тобой, друг мой Флавий, быть может ты превращаешься в одну из наших кротких весталок?
     Вителлий захохотал, запивая вином.
     - А чего ты еще от него ожидал? - укоризненно спросил друга Публий. - Да он бы ни за что тебя не послушал, уже хотя бы потому, что вспомнил о своем гладиаторе.
     - Я об этом не подумал, - сокрушенно признался Флавий. Ужасные крики наконец затихли. Насытившись вдоволь, хищники стали покидать арену, оставляя растерзанных на кусочки жертв. После того, как зверей загнали обратно в клетку, выбежали рабы, обильно посыпая арену песком. Как только арена была убрана, на ней стали сооружать что-то вроде столбов, а шокированные любители острых ощущений смогли перевести дыхание. К столбам начали привязывать людей, верующих во Христа, одного за другим. Но на их лице римляне не прочли ничего, кроме безмятежного спокойствия. Они благодарили бога за то, что смогут обрести царствие Небесное. Квириты мало что поняли из их слов, но вера, с которой умирающие молились своему Богу, оставила в их сердцах неизгладимое впечатление. Насмоленные столбы подожгли и они стали похожи на пылающие факелы. Огонь уже лизал ноги обреченного:
     - Господи, Господи! - повторял он. - Я иду к тебе!
     Пламя быстро ползло вверх и уже почти что до пояса доходило осужденному на смерть.
     - Я больше не могу! - закричал человек, привязанный к соседнему столбу.
     - Держись, Антоний, с нами Бог! - ответил первый, крепясь изо всех сил, но он не выказал страха перед смертью, а смело взглянул в глаза императора:
     - Я прощаю тебя, Нерон, простит ли Бог? - он скорбно взглянул на небо, на котором стали сгущаться тучи. Притихший амфитеатр наблюдал за происходящим с замиранием сердца. Римлян настолько впечатлила эта сцена, что они не проронили ни слова и воцарилась гробовая тишина. Император обернулся к Публию и увидел в его глазах лишь осуждение, Акта тоже с укором смотрела на Нерона.
     - Что же это такое, - сказал император, - они сговорились против меня! Тигеллин! Приведи сюда остальных христиан, они умрут медленно.
     Стоял ужасный запах дыма и горелого мяса, кое-кто упал в обморок от увиденного зрелища. Многие весталки удалились.
     За колонной стоял человек, на нем были изношенные сандалии и старый хитон. ОН украдкой наблюдал за происходящим на арене и из его глаз ручьями лились слезы, но он даже не замечал этого:
     - Как же это возможно, братья... - он сжал кулаки и в бессилии опустился на песок. Это был Марк, его не успели схватить преторианцы, как и тех немногих, кто остался на свободе. В душе Марка было столько боли, что страдания его были куда хуже телесных. Он судорожно сжимал в кулаках песок и твердил:
     - Как же так, Господи, как же так...
     Тучи все сильнее и сильнее закрывали небо, подул сильный ветер, освежив лица мучеников. Их лиц уже не было видно из-за дыма. Императору снова стало скучно:
     - Как все однообразно! - проговорил он и повернулся в сторону Поппеи.
     Ветер погасил пламя костра и зрители увидели обожженные трупы, безжизненные глаза которых были обращены к небу. Снова воцарилась тишина, а потом в толпе донесся шепот. По арене шла слепая молодая женщина в нищенском одеянии, опирающаяся на посох. Как ни странно, она остановилась напротив императора и произнесла:
     - Истинно говорю тебе, Нерон, пройдет четыре года и в это самый день прольется твоя кровь!
     У императора на лбу выступил холодный пот:
     - Кто эта женщина? - взволнованно спросил он, обращаясь к Тигиллину, но прежде, чем люди успели опомниться, какие-то рабы увели бродячую прорицательницу.
     - Не обращайте на нее внимания, цезарь, это какая-то сумасшедшая, - успокоил Тигеллин. Мириам, ибо эта была она, увели рабы, посланные Публием, чтобы спасти ее от смерти.




                2

     Мириам рассказывала детям о Боге, об Иисусе, какие он творил чудеса и почему его распяли на кресте. Солнце ласкало ее измученное лицо, на котором отразились все перипетии судьбы. Но она не сдалась, она продолжала жить и проповедовать Божие слово, для чего ей вовсе не нужны были глаза. Она чувствовала душой больше, чем можно увидеть глазами. Дети сидели смирно и слушали Мириам, засунув в рот кусочек стиля.
     - Здравствуй, Мириам! - проговорил кто-то, внезапно подойдя.
     Мириам вслепую провела рукой по его лицу.
     - Кто ты?
     - Публий, я разговаривал с тобой недавно, - пояснил он.
     - Чего же ты пришел, Публий? - спросила Мириам.
     - Не знаю, - ответил Публий, - но то, что я видел вчера, было ужасно...
     - Да, - согласилась Мириам, показав детям, что они могут расходиться, - кто-то увел меня вчера, я думала, что это преторианцы императора, но они отпустили меня на большой дороге...
     - Это были мои рабы, - сказал Публий.
     - Твои рабы? - удивилась Мириам. - Ты хотел спасти меня, почему?
     - И на это я не могу дать тебе ответа, - возразил римлянин. - Увиденное мною вчера настолько меня поразило, что я даже не знаю... Я не видел ни боли, ни страха на их лицах, словно сила свыше помогала им преодолеть страдания. Они не боялись смерти. Что же это за бог такой, если люди с такой верой и готовностью умирают за него?
     - Тебе не понять, - сказала Мириам. - Зачем тебе бог? Ты живешь в роскоши и достатке, никогда ни в чем не нуждаешься, к чему тебе знать о нашем боге, боге нищих и рабов, как вы его называете?
     - Скажи мне, Мириам, трудно ли стать христианином? - вдруг спросил Публий.
     - Примирись с богом, впусти его в свое сердце и поступай так, как велит он. Забудь о злобе и ненависти, все мы дети Господа, кого же тебе ненавидеть? Раздай свое богатство нищим и ты обретешь...
     - Ну уж нет! - сказал Публий. - Я еще в своем уме, а безумцем буду, если послушаю тебя.
     - Ну так и ступай себе с миром, а нам больше не о чем говорить, - ответила Мириам и Публий пошел домой, где его ждала прекрасная вольноотпущенница. Публий, вернувшись, был задумчив, как никогда. Она обняла его:
     - Что с тобой, Публий? Ты меняешься на глазах, ты не хочешь больше быть со мной? Она взглянула на него своими горящими зелеными глазами. Настоящая тигрица. Когда-то Публий купил ее в Лугдуне, а потом сделал вольноотпущенницей.
     - Нет, Домицилла, - равнодушно сказал Публий, - не сейчас, я слишком устал.
     - Когда я натру твое тело маслами и притераниями, ты почувствуешь себя богом на Олимпе, - сказала Домицилла, обвивая его шею своими тонкими руками и покрывая лицо красивого бога поцелуями, к которым он остался равнодушным.
     - А что, - сказал, вдруг, Публий, - если я все свое имущество раздам нищим?
     Домицилла сначала посмотрела на него раскрывшимися от ужаса глазами, но потом рассмеялась:
     - Ты как всегда остроумен, божественный Публий. Может за это я тебя и люблю, хотя, трудно найти такую женщину в Риме, которая не сходила бы по тебе с ума.




                3

     Ниобея грустила. Не было Мириам, она не знала, что сталось с Мириам и всеми ее новыми друзьями, приобретенными в Риме, но она слышала о страшной расправе, которую император устроил христианам и сердце ее сжалось от боли. Как она могла радоваться жизни и быть счастлива, когда сотни ее братьев умирали в ужасных мучениях. Думая об этом, Ниобея не могла найти себе покоя. Нет, она просто не имеет права быть счастлива, когда страдают они, ставшие ей близкими, люди. Ниобея смахнула слезу с глаз. Ей стало так плохо, как не было никогда. Они умерли, Нерон убил их... А она была здесь в то время, когда они умирали, читая молитву Господу.
    - Боже, прости меня, - сказала Ниобея, возведя глаза к небу.
    Вошел Флавий. Он застал Ниобею в плачевном состоянии.
    - О чем ты грустишь, прекраснейшая из богинь?
    - Как могу я радоваться, когда вчера весь куникул был залит кровью моих друзей?
    - Да, Нерон переусердствовал  в своей жестокости, - согласился Флавий.
    - Мне так плохо, - проговорила Ниобея, закрыв лицо руками. Флавий прижал ее к груди:
    - Ну же, ты должна быть сильной в такую минуту, как и твои христиане. Я видел вчера все от начала до конца и не слышал ни одного вздоха, вырвавшегося из их груди, ни слова, молящего о пощаде, они умерли с верой в своего бога и нам, римлянам, следовало бы многому научиться у них, ведь ни один из них не пожертвовал бы ни каплей крови для своих богов. Я не понимаю их учения, но знаешь, если после смерти есть жизнь, то они станут счастливейшими из счастливых.
    Ниобея с благодарностью посмотрела на Флавия:
    - Спасибо, римлянин, я ждала этих слов. Сегодня я поняла, что не все вы, римляне, одинаковы.
    - Да, - ответил Флавий, - в каждом племени хватает злодеев.




                4

     Нерон вернулся в дурном расположении духа. Он с раздражением скинул тогу на пол, где ее сейчас же унесли рабы.
     - Что-то случилось? - спросила Поппея, грациозно и не спеша вышагивая по зале. Она казалась красивой, очень красивой. И обожала дорогие наряды. Поппея всегда блистала великолепием. Браслеты, украшавшие запястья императрицы, иногда были в несколько сотен, а то и тысяч систерциев. Но была ли так же красива душа? Почему она согласилась стать женою НЕрона, уж не потому ли, что пустующее кресло императрицы не давал ей покоя? Она любой ценой стремилась к власти и притворялась, восхищаясь произведениями Нерона, а он пытался найти в ней друга, который бы понимал его. Да, на Палатине актеры были куда лучше, чем в любой бродячей труппе. Поппея восхищалась божественным голосом императора, вернее, делала вид, что восхищалась. На самом деле ей было это безразлично. Но она относилась к типу умных и даже хитрых женщин, а поэтому знала, как заинтересовать Нерона. Она сыграла на его актерской слабости. Императору было необходимо, чтобы кто-то восхищался его искусством и ценил его. Таким человеком и стала Поппея Сабина, гордая, самоуверенная и жестокая женщина. Эринния в образе Афродиты. Нерон тоже не любил Поппею, но он был сильно увлечен ей в свое время. Брак длился два года, за это время умерла их дочка Клавдия. Она была еще младенцем, когда Плутон забрал ее в свое царство. Но у Поппеи был сын от первого брака, которого Нерон приказал умертвить. Он не хотел, чтобы на ПАлатине рос наследник, отцом которого был не он. Впечатления Нерона были слишком уж сильными. Время от времени он вспоминал детство и как будто снова переживал те минуты. Нет, он не был родным сыном Клавдия (та же история!) и он отлично помнил, что Агриппина делала со своим дядей и одновременно мужем: она отравила его, чтобы он, Нерон, мог сейчас царствовать. Агриппина сделала все, чтобы он, Нерон, восседал на императорском кресле. Он царствовал, благодаря ей. Она выполнила долг матери, сделав его императором, повелителем Рима и мира, человеческих судеб. НЕ ошиблась ли она? Ведь он отблагодарил ее, подослав убийц! Но Агриппина знала, что кончится именно этим. Оракулы предсказали ей, что Нерон будет царствовать, но убьет ее. Но Агриппина решила, что лучше умрет, лишь бы он царствовал. Нерон любил свою мать, но императорское кресло он оценил выше любви к ней. Когда преторианцы провозгласили его императором, в первый же день он объявил пароль "лучшая мать". Кто бы мог подумать, что Нерон станет матереубийцей? Тогда он не был таким, да и вообще, тогда он еще не был Нероном. Его звали Луцием, как в роду Домициев. Отца он потерял, когда ему исполнилось всего лишь три месяца. Увидев ребенка, Гней Домиций сказал, что от него и Поппеи не может родиться ничего хорошего. Агриппину отправили в изгнание, он рос с теткой, в нищете. Зато по возвращении, Агриппина добилась того, о чем мечтали все женщины РИма - стала императрицей и отравила Клавдия, ради него, Нерона. Почему Луция назвали Нероном? Да потому, что это прозвище дали предки Клавдия, северные племена сабинов, что на их языке означало что-то вроде "мужественный". Нерон боялся, что Руфий, сын Поппеи, займет его место. В нем он видел самого себя. Он боялся, что Поппея сделает ради своего сына то, что в свое время сделала Агриппина для него, а, чтобы не мучиться лишний раз, он приказал убить возможного наследника и Поппея не смогла помешать ему. Однако она не хотела отказываться от престола и не теряла надежды вновь влюбить в себя императора. Она была слишком самоуверенна в своей божественной красоте, поэтому считала, что это не составит ей особого труда.
     Его детство пронеслось перед ним, как одно мгновение. Он помнил каждую мелочь, связанную с Агриппиной. Нерон вступил на путь злодеяний в тот день, когда убил свою мать. И, когда он вспоминал о ней, совесть, давно заснувшая в его душе, начинала мучить его. ОН убил сына Клавдия, убил любимицу римлян Октавию. Иногда их лица всплывали перед ним, словно наяву и Нерону становилось страшно. Он старался отогнать прочь воспоминания, но они явно преследовали его. Но Нерон был не настолько суеверен и впечатлителен, чтобы раскаяться в содеянном. Он стал таким лишь после того, как стал императором. Власть испортила его. Многие убивали своих отцов, сыновей, братьев или племянников, только чтобы занять императорское ложе. Вот где было все зло Рима! В императорской мантии. Сколько горя принесла она людям, в борьбе за власть гибли лучшие умы Рима, но что принесла она им? Никто из императоров не мог обрести душевный покой и почти никто из божественных цезарей не умер своей смертью. Шли годы и столетия, сколько императоров повидал на своем веку Рим, столько же раз изменялась и жизнь вечного города, к лучшему или к худшему. Все это отражалось на жизни народа. Но никто из императоров не сделал счастливыми ни нищих, ни бедняков.
     - Оракул дельфийского Аполлона предсказал мне, что власть моя падет в 68 году! - с раздражением сказал Нерон.
     - Но оракул мог ошибиться, - сказала Поппея.
     - То же самое говорил мне авгур и еще эта сумасшедшая вчера в амфитеатре. Ее слова никак не выходят у меня из головы.
     - Не верь этим лжецам, - сказала Поппея, обняв императора. - Чего ты можешь страшиться, ведь ты император, повелитель Рима!
     После того, как умерла наша малышка Клавдия, я хочу снова иметь ребенка от тебя. Ведь Риму нужен наследник. Твой и мой, - сказала она, смотря в зеленые глаза Нерона своими большими, обрамленными длинными ресницами, глазами.
     - Я сомневаюсь, что у нас с тобой что-то получится. Все кончено, Поппея!
     - Не говори так, Нерон, я боготворю тебя и восхищаюсь твоим божественным искусством.




                ЧАСТЬ 8

                1

     Мириам сидела рядом с Марком, который пребывал в задумчивости.
     - Господи, Господи, что творится с Римом! Что сталось с нашими братьями, Господи!
     - Не убивайся так, - сказала Мириам, - ты ни в чем не виноват.
     - Нет, виноват! - с жаром воскликнул Марк.
     - Виноват в том, что остался жив, тогда как тысячи моих братьев погибли!
     - Если бы погиб и ты, кто бы стал проповедовать людям слово Господа? - сказала Мириам, положив свою руку на руку Марка.
     - С тех пор, как ты лишилась зрения, Мириам, Бог дал тебе столько мудрости, сколько не накопил я, за всю свою жизнь, - сказал Павел, подходя к ним. - Не казни себя, Марк, Бог оставил нам жизнь для того, чтобы мы продолжили дело, начатое Иисусом.
     - Да, братья, - сказал Марк. Его бесстрастное лицо не выражало больше печали, как не выражало больше и радости. - Я много думал, Павел, и решил покинуть Рим. Кто я такой? Я всего лишь был твоим спутником и писцом Петра. Я пойду в другие города, где я нужен нашим братьям, чтобы возвестить о Господе на весь мир. Меня ждут там, а здесь мне более делать нечего. Прощай, Павел, друг мой и брат! - они крепко по-дружески, обнялись, как обнимаются люди, которые расстаются навсегда. Слезы блеснули на глазах у обоих.
     - Не плачьте! - сказала Мириам. - Бог с нами!
     Павел и Марк переглянулись: действительно, как могла она видеть слезы на глазах!
     - Не нужно быть зрячей, чтобы заметить это, - ответила Мириам. - В добрый путь, Марк. Иди и рассказывай всему миру о том, что ты видел Господа, люди нуждаются в тебе. А наш удел - остаться здесь, в Риме, рядом с чудовищем, имя которому Нерон.
     Марк с трудом оставил друзей и побрел по каменистой дороге, туда, где люди ничего не знают об Иисусе. Долог и труден будет его путь. Он сотрет в
кровь свои ноги, его будет трепать ветер, а разорванная одежда станет клочьями висеть на худом и изможденном теле. Но это не важно. Он жив ради того, чтобы выполнять свою миссию и как только он ее выполнит, его душа обретет покой и блаженство, какое никогда не испытывали даже олимпийские боги. Нет, Марк не боится трудностей, ибо у него за спиной Бог и Бог ведет его туда, где в нем нуждаются люди. Марку не нужны ни деньги, ни слава, все его богатство - это сухая лепешка и фляга воды. Он выбрал себе другую жизнь, его удел - вечные скитания туда, куда Бог начертал ему идти.
     Мириам беседовала с христианами, нищими и убогими. Одни были изувечены, другие не имели за душой не гроша, но все они собрались здесь, чтобы услышать о добром Боге, нет, не о римских богах, которых задабривают жертвоприношениями богатые патриции, а о Боге справедливом, Боге рабов и нищих, в которого они верят всей душой и надеются на свое спасение.
     - И тогда Иисус сказал... - начала Мириам, но тут все услышали крики и обернулись. Голодные, заросшие и оборванные они увидели перед собой красивого, изысканно одетого человека, скорее всего, богатого патриция, а возможно даже, приближенного самого императора. Он шел сюда, к ним, уродцам и бродягам, он, изысканный патриций! Сзади плелся раб с тяжелым сундуком, крича во все горло:
     - Эй, бродяги, кому нужны деньги? Это подарок благородного Публия Клодия! Набирайте, здесь всем хватит!
     - Я сплю, - сказал один из бродяг. Никто не шевельнулся. Они с удивлением наблюдали за этой странной процессией, словно окаменев.
     - Берите же! - не унимался раб.
     - Это очередная уловка императора! - шепнул кто-то и все пустились бежать.
     - Куда же вы? - закричал раб, но его никто не слышал, все бежали в разные стороны, как будто Рим подпалили второй раз. Одна Мирим осталась сидеть на большом камне. Публий подошел и сел рядом.
     - Я хотел отдать им свое имущество, - произнес он, - но они не берут!
     - Это все потому, что ты давал не от чистого сердца. Ты решил раздать этим беднягам раздать деньги и стать христианином? Нет, - покачала головой Мириам. - Говорю тебе: пройдет какое-то время и ты поймешь, что значат мои слова. Когда в твоей распущенной Римом душе найдется местечко для Бога, ты сам захочешь осчастливить их и только тогда Бог примет твою жертву.
     - Клянусь священным огнем Весты, мне трудно тебя понять! - ответил Публий.
     - Ты язычник, как и все римляне и поэтому не пускаешь Бога в свое сердце. Да и зачем тебе это нужно? Разве тебе не на что жить? Разве ты не развлекаешься на пирах? Не ходишь в амфитеатры, лицезреть кровавые зрелища? Ты поклоняешься своим богам и вполне рад этому. Так ответь мне, зачем тебе нужно становиться христианином? Это очередная прихоть богатого римлянина.
     - Нет, - сказал Публий, взяв руку Мириам, - раньше я так и считал, но после встречи с тобой что-то внутри меня переменилось... После того, что я видел в амфитеатре, я почувствовал глубокое сострадание к этим людям, готовым умирать за своего Бога. И тогда я подумал, если бы у меня был такой Бог, ради которого можно было бы идти на смерть, то, по крайней мере, в моей жизни появился бы какой-то смысл...
     Мириам улыбнулась побелевшими губами.
     - Значит и ты не чужд Господу...
     Они замолчали. Ветер играл волосами Мириам, а она была похожа на высеченное из камня изваяние. Вдруг, Публий осторожно откинул волосы с ее лица и нежным прикосновением поцеловал в губы. Мириам хотела сказать что-то не очень лестное в его адрес, но услышала удаляющиеся шаги.




                2

     Куда направлялся в этот день Флавий? Туда же, куда и другие римляне, преимущественно богатые, в большой цирк, где должны были состояться гонки колесниц. Трибуны вмещали десятки тысяч зрителей, а для императора и его приближенных были готовы роскошные ложа, но до последней минуты императорское ложе пустовало и народ забеспокоился.
     - Где это наш император? - спросил один римлянин своего соседа.
     - Как, ты не знаешь? - с абсолютным спокойствием ответил тот. - Император будет сегодня возницей на соревнованиях.
     - Да ну, - недоверчиво проговорил римлянин, сплюнув в сторону.
     Но Нерон действительно пожелал выступить возницей в Большом цирке. Его страсть к скачкам была замечена еще в детстве. Возле трибун, находящихся на ипподроме, расположились дорожки, на которых и должны происходить были соревнования. Возниц уже ждали легкие колесницы, заряженные четверками лошадей. Гонки колесниц считались самым опасным видом соревнований. Бешено мчавшиеся колесницы нередко задевали поворотные столбики колесом, а на уже разбившуюся колесницу налетали другие, в результате чего многие тоже разбивались. Шутка ли, стоя на колеснице, правя лошадьми, двенадцать раз объезжать арену ипподрома, огибая поворотные столбы! Нередко возницы разбивались сами. Обычно, возниц нанимал какой-нибудь богатый патриций и наемный возничий руководил его колесницей, а все лавры славы доставались хозяину колесницы. Патриции ставили деньги на того или иного возничего. Но сегодня будут особые состязания, ведь сам император пожелал выступить возницей. Правда, он уже выступил один раз в Олимпии, но здесь, в Риме, всенародно...
      Всем не терпелось увидеть императора. А вот и он, в золотом, блестящем на солнце шлеме, в длинных сапогах, которые носили возницы и в легкой тунике. Он был восхитителен! Зал взорвался рукоплесканиями.
     - Sannio! Histrio! (Шут! Актер!) - проговорил Публий и они переглянулись с рядом стоящим Пизоном.
     - Ставлю на Нерона! - проговорил Авл Вителлий. - Сегодня выиграет он!
     - Еще бы, - отозвался Отон, - пусть бы попробовал кто обогнать самого императора!
     Так они перебрасывались кое-где фразами, чтобы скоротать время ожидания.
     - Был бы я императором, - проговорил неугомонный Вителлий. - Я бы не занимался такими глупостями, а устраивал бы пиры по три или даже четыре раза на день!
     На что Отон и стоящие рядом с ним весело расхохотались.
     Тогда Вителлий еще не знал и даже не мог предположить, что пройдут годы и его мечта воплотится в реальность. Хотя, какой-то авгур предсказал ему, что в последствии он станет императором и погибнет, но Вителлий ни за что не поверил в это. Он был на двадцать два года старше Нерона и пиры отразились на его отяжелевшем челе, поэтому он редко ходил пешком, а предпочитал лектик.
    Вот загремели трубы и начали стартовать колесницы. В этом забеге участвовало сразу десять колесниц. Нерон взял в руки вожжи, приготовившись начать соревнование. В считанные секунды колесницы пронеслись, словно ураган над городом, а пыль из-под копыт лошадей столбом взвилась вверх. Таких отчаянных гонок квириты еще не видели. Нерон оглянулся, дабы убедиться, не догоняют ли его соперники и чуть не врезался в поворотный столб. Акта вскрикнула, закрыв лицо руками:
    - Нерон!
    - Если он разобьется на скачках, - сказал Пизон Публию так, чтобы слышал только он, - нам будет меньше работы, друг мой Публий!
    Колесница императора неслась впереди всех. Взмыленные кони мчались вперед со скоростью смерча. Вот уже остались позади все другие колесницы. Нерон был близок к победе. Да, он заехал первым!
    - Победил император! - торжественно объявил судья и Нерон, снимая на ходу шлем, тяжело дыша, усталый, но счастливый, получил из его рук золотой венец победителя.
    - Слава императору! - загремели тысячи голосов.




                3

    - Мы должны сделать это в самое ближайшее время, - проговорил Пизон и судорожно сжал руку Публия.
    - Да, - с горящими глазами ответил Публий, - клянусь богами, я сделаю это, Нерон умрет!
    - Не торопись, - глухо сказал Пизон, - я всегда считал тебя умным человеком, но сейчас в тебя словно злой дух вселился, я боюсь, что ты все испортишь.
    - Будь спокоен, Гай, я не стану рисковать зря ни своей, ни чьей-либо другой жизнью, - ответил Публий.
    - Значит я спокоен за тебя, ты должен понимать, насколько рискованно наше дело. Один неосторожный шаг и все мы в могиле, - сказал Пизон и сам же похолодел от своих слов.
   
    Когда Публий вышел, на небе уже светили звезды. Была теплая ночь и он заметил две планеты, стоящие недалеко друг от друга.
    - О боги! - в суеверном ужасе воскликнул Публий. - Что еще может случиться хуже того, что уже случилось?
    - Пути Господни неисповедимы, - услышал он голос из темноты и вздрогнул.
    - Мириам?! Что ты здесь делаешь? - удивился он.
    - Молюсь господу, - в полном спокойствии ответила она. Он взял ее за подбородок:
    - Мириам, я хочу стать христианином.
    - Но тебе мешает ненависть, - продолжила она. - Ненависть к императору, не так ли?
    Публий в ужасе отпрянул в сторону:
    - Откуда ты знаешь?
    - Ты думаешь, если я слепа, то не вижу, что делается вокруг меня? Ты можешь убить меня, как свидетеля, никто не вспомнит о бедной изувеченной калеке, - произнесла Мириам.
    - Нет, - бросился к ней Публий, - никогда я не причиню тебе вреда...
    - Почему? - спросила девушка, повернувшись к нему закрытыми глазами.
    - Потому... Потому что я люблю тебя, - в волнении проговорил римлянин. Он хотел поцеловать ее, но она оттолкнула его рукой:
    - Зачем ты говоришь мне все это? Хочешь посмеяться? Позабавиться с калекой? Неужели тебе мало того, что все самые красивые женщины Рима у твоих ног? Понимаю, тебе захотелось разнообразия... Ведь богатым патрициям разрешено все, - выпалила она.
    - Прости, я не знал, что мои слова обидят тебя, - сокрушенно проговорил Публий. - У меня и в мыслях не было посмеяться над тобой... Когда я увидел тебя в первый раз, ты поразила меня своими речами, в них было столько мудрости, сколько нельзя прочесть в трудах Сенеки. Ты была такой беззащитной и сильной одновременно, ты смогла противостоять всем превратностям судьбы и выжить. Это поразило меня до глубины души... Я ценю в тебе духовную красоту, которую не найдешь ни у одной красавицы Рима... - он умолк, а когда взглянул на Мириам, то увидел, что из ее невидящих глаз текут слезы.
    - Мне никто не говорил таких слов, Публий, - прошептала она, приникнув к его груди, а две планеты по-прежнему светили своим немерцающим светом с высоты небес, но их уже никто не замечал.




                4

     Нерон сидел в кресле, декламируя "Илиаду":

     Дщерь громовержца Кронида, Паллада!
     Ужели дланям, гибнущим горестно,
     Мы хоть в последний раз не поможем?

     В залу заглянул Тигеллин:
     Цезарь, вести из Иудеи...
     - Заходи, stupidus (тупица). Ты вовремя, как всегда, - проворчал Нерон, - ну, что там еще?
     - В Иудее угроза войны, - проговорил Тигеллин.
     - Этого еще не хватало! - сказал император. - Пусть поскорее разрешат этот вопрос. Война - это слишком скучно. А что творится в Галлии?
     - Виндекс пишет, что все идет благополучно.
     - А что с восстановлением Рима?
     - Все твои приказания относительно построек города исполнены в точности, цезарь, - сказал Тигеллин, поклонившись.
     - Это хорошо, - успокоившись, сказал Нерон, - ты можешь идти.
     - Я могу войти? - спросила Акта, открыв дверь.
     - Входи, произнес Нерон. - Чего ты хочешь?
     - Ты был вчера с Поппеей? - робко спросила Акта, потупив взгляд.
     - А ты ревнуешь? - ответил император.
     - Зачем ты мучаешь меня, Нерон? Нет, тебе нет дела до моих страданий, - она закрыла лицо руками.
     - Только не нужно слез, иначе мне станет скучно, - предупредил всемогущий.
     - У тебя нет сердца, Нерон. Нет, ты не тот человек, которого я знала, ты стал таким... злым...- она зарыдала.
     - Но меж троянок Гекуба плачевнейший вопль подымает... - процитировал Нерон. Он обнял Акту: - Не надо, Акта! Ты нужна мне, ведь меня никто кроме тебя не любит...
     Он сказал эту фразу голосом трагического актера.
     Акта подняла на него свои огромные черные глаза:
     - Стань таким же, как прежде, Нерон, твои злодеяния не доведут тебя до добра. Ведь никогда нельзя построить счастье на несчастье других.
     - А что я такого сделал? - невозмутимо поинтересовался император. - Может ты считаешь меня чудовищем? Тогда ты не должна любить меня.
     - Нет, - в волнении отвечала Акта, - я всегда буду любить тебя, император, что бы с тобой не случилось, каким бы ты ни был. В моей душе ты останешься таким, как раньше, - она с благоговением поцеловала краешек его тоги.
     - Я не такой, как ты думаешь, - сказал вдруг Нерон. - Меня не поймет тот, кто не сидел в императорском кресле.
     Действительно, чего можно было ждать от императора Рима, погрязшего в крови, разврате и шумных застольях? Что можно ждать от человека, юность которого прошла на Палатине? Все, что он видел здесь, оставило следы в его еще не умудренной опытом душе. Зрелища в амфитеатрах возбудили в нем жажду крови, словно у дикого хищника. Император соответствовал своему положению, ему было подвластно все и вся. Как трудно оставаться добрым, занимая такое высокое положение в Риме! Власть портит людей, это коснулось и Нерона, в страхе за то, что он может потерять императорское кресло, он готов был пойти на что угодно. Рим... Жестокий город, который не может жить без того, чтобы не пролилась чья-нибудь кровь. Чего же еще можно ожидать от императора? Каков город, таков и правитель, к сожалению.




                5

     - Настало время, - говорил он, - Божье Царство уже близко! Оставьте свои грехи и верьте Евангелию! - говорил всегда спокойный и уверенный голос Мириам.
     - Мириам! - позвал Публий.
     - Публий? Это ты? - обернулась Мириам. Она отпустила слушателей. ОНи присели в тени деревьев.
     - Ты уже не думаешь обо мне, как о гордом патриции, не знающем ничего другого, кроме развлечений? - спросил Публий.
     - Время покажет, - ответила Мириам, словно какой-нибудь философ.
     - Не бойся, я не причиню тебе зла, - сказал Публий.
     - А я не боюсь, - ответила Мириам, - разве ты не знаешь, что со мной Бог?
     Публий в который раз подивился, насколько сильна была ее вера.
     - Скажи мне только, чувствуешь ли ты что-нибудь по отношению ко мне? Любишь ли ты меня...
     - Я люблю всех, - бесстрастно ответила Мириам, - Бог велел любить...
     - Почему ты язвишь со мной? - теряя терпение, спросил Публий. - Ты никого не любишь, кроме своих христиан!
     - Да разве можно тебя не любить? - вдруг сказала Мириам. - Но я не пара тебе, Публий. - Выбери самую красивую женщину Рима и она станет твоей...
     - Но мне нужна ты, - произнес он.
     Мириам искала его лицо на ощупь. Она провела рукой по щеке римлянина.
     - Я почти забыла, какой ты... Я видела тебя, когда ты приходил в дом Флавия. Тогда я наблюдала за тобой, спрятавшись за колонну. Сейчас попробую вспомнить... Ты красив, строен, остроумен, всегда изысканно одет...
     - Я хочу, чтобы ты носила богатую одежду, как и я, - проговорил Публий, протягивая ей в руки туго набитый кошелек.
     - Нет, - сказала Мириам, - каждому свое, Публий, каждому свое. Чтобы рассказывать людям о Боге, мне вовсе не нужны дорогие наряды.
     - Я не подумал об этом... Не отталкивай меня, Мириам, я хочу быть только с тобой. Без тебя я никогда не смогу обрести счастья...
     - Публий... - произнесла Мириам. - Если ты меня любишь, откажись от ненависти, оставь заговорщиков. Неужели хочешь стать убийцей хотя бы такого чудовища, как Нерон?
     - Я не могу... - простонал Публий. - Не проси невозможного, Мириам.
     - Ты должен, Публий, должен, иначе ты погубишь себя, время Нерона еще не настало.
     И Публий вспомнил предсказание на арене амфитеатра. Он подумал, что, возможно, боги забрали у Мириам зрение, чтобы она стала прорицательницей.
     - Не смотря ни на что, я буду любить тебя, Мириам, что бы со мной не случилось.
       - Я тоже... - застенчиво проговорила она. Те слова были самой лучшей наградой для Публия. Он прижал ее, трепещущую, к своему горячему сердцу. Они готовы были сидеть здесь, вот так, целую вечность. Что им время? Оно потеряло всякое значение в их глазах. Кто знает, быть может, они никогда не увидятся. Так почему бы не наслаждаться этим мгновением?




                ЧАСТЬ 8

                1

     "Всем вам, троянцам, смерть, и особенно детям Приама! Так, мой любезный, умри! И о чем ты только рыдаешь? Умер Приам, несравненно тебя превосходнейший смертный! Видишь, каков я и сам, и красив и величественен видом; Сын отца знаменитого, матерь имею богиню", - декламировал Нерон, стоя на сцене в маске героя. - "Верно, жестокий свой жребий они совер..." - он прервался на полуслове, потому что вошел человек, по имени Лициний Торкватт.
     - Как ты посмел войти, когда я репетирую! - гневно воскликнул Нерон и так посмотрел на Тигеллина, что тот сразу стал оправдываться:
     - Цезарь, я не хотел впускать этого человека, но он так настаивал, что... Он сказал, что у него к тебе ечть что-то очень важное.
     - И что же такое важное ты хотел мне открыть? - спросил Нерон.
     - Это не должен слышать никто, кроме тебя, лучезарный, - прошептал Торкватт.
     - Выйдите отсюда все! - хлопнул в ладоши Нерон и после того, как все покинули помещение, он сказал: - Говори же, и если новость твоя не будет так важна, как ты говоришь, я отдам тебя германским турам!
     - Против тебя, о цезарь среди цезарей, составлен заговор, клянусь тенью моих предков! - он дрожащей рукой подал ему свиток. При этих словах Нерон похолодел, холодный пот выступил на лбу. Он взял свиток из рук Торкватта и в ужасе принялся читать:
     "Гай Кальпурний Пизон, Тразея Пет, Публий Клодий, Сервилий Барея, Соран, Марк Анней Лукан, Флавий"...
     Нерон побледнел еще больше и схватил испуганного Лициния за ворот хитона.
     - Понимаешь ли ты, что говоришь? Рассказывай, где ты это взял и не вздумай лгать, иначе германским турам придется здорово повеселиться!
     - О бог среди богов, ты не справедлив к своему верному рабу, - в испуге пробормотал Лициний. - Но я с удовольствием поведаю тебе чистую правду, вседержитель, от начала и до конца. Если тебе, великий, еще не известно, один раз зашел я в таверну и услышал странный разговор твоего божественного наставника Сенеки со своим племянником Марком Аннеем Луканом, по истине, он жалкий поэт и не сравнится с тобой ни в коей степени, - при этом Лициний взглянул на императора.
     - Ближе к делу, - разозлился Нерон.
     - Так вот, - продолжил Лициний, видя, что его комплимент не произвел никакого впечатления на императора. - "Скоро?" - спросил сей жалкий рифмоплет. "Скоро", - ответил Сенека, - "скоро Рим избавится от тирана!" Меня, о солнцеликий, сразу же заинтересовал этот разговор и я спрятался за колонну. Вскоре, к собеседникам подсел Публий. "Мы покончим с этим шутом, который позорит нашу империю! Жалкий актеришка, он думает, что все восхищаются его божественным искусством, а на самом деле его все презирают. Когда он поет, боги затыкают уши, а люди рукоплещут только лишь из страха перед стоящими сзади преторианцами", - произнес Лициний и при этом посмотрел на императора. На Нероне лица не было.
     - Он прямо так и сказал? - стал допытываться император.
     - Именно так, слово в слово, повелитель, - ответил Торкватт. Конечно же он сильно преувеличил, а несколько фраз добавил из собственного запаса.
     - Он назвал тебя бездарным рифмоплетом и жалким мимом. Еще он сказал, что у немого и глухого таланта больше, чем у тебя, - проговорил Лициний, на ходу сочинив эти фразы.
     - Надо же! - проговорил Нерон, глядя в одну точку. - А я-то считал его своим другом! Воистину самый страшный враг это бывший друг!
     Ничто в мире не могло так огорчить императора, как то, когда он узнавал о том, что его считают некудышним актером. Для него это было даже хуже, если бы в Риме началась гражданская война. Как старался он усладить слух своих приближенных, как пел, как играл, трудно даже себе представить! Они восхищались его искусством, они прославляли его до вершин олимпийской славы. Но, оказывается, все это было лицемерие... Все кругом лгут...
     - Когда же Сенека удалился, - продолжил Лициний, - этот свиток с именами заговорщиков, выпала у него из за пазухи. Ну, каков я?
     - Убирайся прочь! - закричал Нерон. - Прочь, сейчас же!
     Уж чего-чего не ожидал Торкватт, так это подобного конца. Он явно переусердствовал в своем рассказе. Нерон остался один и уселся в кресле. Все кругом враги, нельзя никому доверять, они ненавидят его и хотят его уничтожить, но они всего лишь его подчиненные, а император он. С ним Тигеллин и преторианцы. Но хуже всего было то, что Публий назвал его бездарностью, "бездарным актеришкой". И эта фраза не выходила у него из головы. Притворщики! Они льстят ему из страха, а на самом деле замышляют коварство. Сенека, его наставник с детских лет, как он мог! Они презирают его, на всем Палатине нет у него ни одного друга, он остался один. Они не воспринимают его всерьез, как актера, называют шутом! Тогда как он, император, устраивает для них спектакли едва ли не каждый день. Лицемеры! Они дорого поплатятся за это. Все лгут, кругом обман, никому нельзя верить! С кем он может поделиться своими мыслями, кто не станет лицемерить, кому можно доверять? И, вокруг, Нерон вспомнил про Акту, как всегда в трудные минуты. Во всем Палатине только одна она его любит и всегда будет рядом, хотя он не всегда был справедлив к ней. Поппее нужны лишь власть и положение и Нерон не удивился бы, если бы Поппея в один прекрасный день тоже оказалась участницей какого-нибудь заговора. Конечно, только Акта осталась по-прежнему верна ему, только ей он мог доверять.
     - Тигеллин! - крикнул Нерон и торчавший под дверью Тигеллин предстал пред императором.
     - Приведи ко мне Акту, я хочу ее видеть!
     - Да, цезарь, - отвечал Тигеллин.
     Когда своей легкой поступью вошла Акта, она увидела Нерона сидящем в раздумии. Выражение лица императора было настолько горестным, что Акта сама едва не прослезилась. Она остановилась возле двери:
     - О Нерон, что тревожит тебя?
     В его душе было столько горечи, что он с трудом проговорил:
     - Они все хотят моей смерти, Акта. Если ты меня еще любишь, ответь, только честно, мои стихи действительно так ужасны, как говорят эти... лицемеры?
     - О нет, - с жаром ответила Акта, - они прекрасны! Быть может, я не так уж хорошо разбираюсь в поэзии, но я не глупа.
     - Ты действительно так думаешь? - оживился император. Он был похож на ребенка, у которого сначала забрали любимую игрушку, а потом снова вернули ее.
     - Да, - сказала Акта, - твои стихи великолепны. Нерон положил голову ей на грудь и закрыл глаза:
     - Моя божественная Акта, что бы я делал без тебя!




                2

     - Человек засеивает поля, - говорила Мириам и уходит. Проходят дни, семена всходят и растут, человек и сам не знает, как это происходит, ведь земля сама растит. Сначала появляется росток, затем колос, колос наливается зерном, и, когда наступает жатва, крестьянин приходит с серпом жать.
     Публий внимательно слушал ее слова.
     - Эта истина неоспорима, - наконец проговорил он. - С каждым днем мне все больше и больше начинает нравиться ваш Бог, христиане. Он совсем не похож на наших римских богов, любящих месть и кровь.
     - Послушай меня, Публий, - сказала Мириам, нащупав его руку, - откажись от затеи убить императора. Ваш заговор обречен на провал, я чувствую это. Ради меня... Ведь Бог и ты - это все, что осталось у меня, - ее лицо выражало глубокую скорбь. Публий поднес ее руку к своим губам.
     - Если ты хочешь, - неуверенно проговорил он, - ты для меня все, чем я живу, Мириам. Ты и твой справедливый Бог. А сейчас мне надо идти, - он поцеловал ее в лоб и медленно зашагал по дороге.
     - Публий!- окликнула его Мириам. Публий обернулся, она подбежала и бросилась к нему на шею: - Не уходи, я чувствую, что наша встреча станет последней, - тревожно сказала она.
     - Ну что ты, моя богиня, мы еще обязательно увидимся, клянусь тебе в этом!
     - Не знаю, - задумчиво ответила Мириам, - может это всего лишь глупые предрассудки, но... мне не спокойно на душе.
     Он крепко прижал ее к себе:
     - Не надо, я еще вернусь, хотя бы ради того, чтобы перед смертью увидеть тебя. И, если твой Бог существует, тогда и мне найдется место в его раю.


     Домицилла с тревогой ходила по кубикулюму. Она думала о Публии и о том, почему он так быстро переменился к ней. Нет, этот римский бог не хочет больше ее ласк, ее любви, он остыл к ней. Быть может, он нашел другую, более прекрасную? С его внешностью это было не удивительно. Различные мысли закрались в ее душу и Домицилла в отсутствие Публия места себе не находила. Раздался стук в дверь.
     - Публий! - проговорила Домицилла и с трепещущим сердцем побежала, чтобы открыть. На пороге стоял... Император Рима. Домицилла застыла, как изваяние. Нерон вошел.
     - У Публия хорошенькин наложницы, - сказал он, потрепав Домициллу по щеке. - Но с этого дня, они станут принадлежать мне, как и все, чем он владеет, вернее, владел. - Император возлег на ложе в ожидании хозяина.
     Когда ПУблий вошел в дом, он увидел Испуганную Домициллу.
     - У нас гости, Публий, - с испугом проговорила она.
     - Гости? - удивился Публий.
     - Да, - сказал Нерон, выходя из соседней залы. - Приветствую тебя, благородный ПУблий! Почему это ты так удивлен? Не ожидал увидеть меня?
     - Нет, цезарь, - ответил Публий, которого как молнией ударило.
     - Значит, по-твоему император Рима всего лишь жалкий актеришка? А известно ли тебе, что это оскорбление наказуемо? - он злорадно посмотрел на него. Публий промолчал.
     - Как, ты даже станешь это отрицать? - пытливо спросил Нерон.
     - Нет, цезарь, - глухо проговорил Публий.
     - Значит, ты признаешь свои слова? - спросил император.
     - Признаю, и могу еще раз их повторить, - сам себе удивляясь, проговорил Публий. Такой неслыханной дерзости Нерон еще не слышал. ОН надеялся, что Публий падет к его ногам и станет просить пощады, но вместо этого он еще и начинает дерзить.
     - Как ты смеешь? - в бешенстве проговорил Нерон. - Знаешь ли ты, что ждет тебя?
     - Могу себе представить, - невозмутимо ответил Публий. - Но мне не страшно, цезарь, и знаешь почему? Потому что я познал такого Бога, за которого можно спокойно умереть.
     Нерон разразился хохотом:
     - Неужели ты стал христианином, Публий? Ты, человек из богатой патрицианской семьи? Если я расскажу об этом на Палатине, меня сочтут сумасшедшим! Боги помутили твой разум. Ты позоришь наше сословие и весь Рим.
     - Тебе не понять того, о чем я говорю, - возразил Публий. - Ты никогда никого не любил, а тем более своих богов. Ты бессмысленно влачишь свое существование и не задумываешься над тем, что и ты когда-нибудь отойдешь в царство Плутона...
     - Что?! - вскричал Нерон. - Ты угрожаешь мне смертью, проклятый заговорщик?! Стража! Схватить его!




                3

     Ниобея гуляла по саду, счастливая, как никогда в жизни. Она плела венок из цветков роз, чтобы возложить его на голову возлюбленного Флавия. Она радовалась жизни и лишь изредка тень печали омрачала ее прекрасное лицо, когда она вспоминала родной дом, свою семью, которую убили римляне. Но ненавидеть Флавия за это она не могла. Он был совсем не похож на них, этих кровожадных волков. Он, изящный, словно Аполлон, с блестящими мыслями и открытым сердцем. Она восхищалась им, как могла она его ненавидеть? Но воспоминания о прошлом часто преследовали ее, как говорится: exstra patriam non est vita (вне родины нет жизни).
    Закончив работу, Ниобея направилась домой. Она надела венок на голову Флавия.
    - Ты восхитительна, моя нимфа! - произнес Флавий, обняв Ниобею рукой, унизанной дорогими перстнями. Ниобея с благоговением посмотрела на него, словно на бога красоты. В это время ворвался ТИгеллин с преторианцами.
    - Развлекаетесь? - ехидно спросил он. - Мы пришли за тобой, Флавий. Ты обвиняешься в подготовке заговора против божественного императора.
    Флавий с удивлением и ужасом уставился на Тигеллина:
    - Ты с ума сошел!
    - Я только исполняю волю императора, следуй за мной! - с улыбкой проговорил Тигеллин и Флавию пришлось последовать за ним.
    - Куда ты уводишь Флавия, проклятый римлянин? - воскликнула Ниобея, в которой снова вскипела ярость к римлянам. Когда-то и ее так же уводили из родной страны сюда, в Рим, совсем чужой ей.
    - Не твое дело, - бросил ей Тигеллин.
    - Уходи из этого дома, ненавистный и кровожадный! Что сделал тебе Флавий? - она набросилась на Тигеллина, как сделала бы любая женщина ее племени, но ТИгеллин грубо оттолкнул ее.
    - Успокойся, Ниобея, все будет хорошо, - сказал ей Флавий и Ниобее хотелось ему верить, но она знала, что Тигеллин не спроста уводит его под конвоем.
    - Как я могу позволить этим людям увести тебя? - воскликнула она.
    - А у тебя нет выбора, варварка! - с издевкой проговорил Тигеллин, хлопнув дверью.




                4

     Публий сидел на холодном каменном полу, выдолбленной в скале тюрьмы. Холод пронизывал его до костей. Он понимал, что это конец, что император ни за что не оставит ему жизнь. Но, как ни странно, он почему-то не боялся смерти. Вся его жизнь пронеслась, как одно мгновение. Детство, юность, пиры на Палатине, казнь христиан в амфитеатре, Мириам...
     - Бог, - произнес Публий, подняв глаза к верху, - если ты существуешь, Бог христиан, я знаю, что ты слышишь меня сейчас. Я жил одними развлечениями, жизнь была для меня праздником и я слишком поздно понял, что в этом мире слишком много зла... Но, если ты слышишь меня, грешного римлянина, прошу тебя только об одном: дай мне в последний раз увидеть Мириам, хотя бы ради нее самой... Прошу тебя, - глаза его увлажнились. Послышались шаги Тигеллина и показался он сам.
    - Сидишь, Публий? - устало проговорил узник.
    - Берешь ли ты обратно свои слова, по ошибке сказанные вчера? - прислонился он к прутьям решетки.
    - Эти слова не были ошибкой, это правда и ты отлично это знаешь. Ведь все думают также, как и я, только не говорят об этом вслух.
    - Я не для того пришел, чтобы выслушивать глупые философствования, - пробурчал Тигеллин. - Быть может, император смягчит наказание и твоя смерть не будет так ужасна, откажись от своих слов.
    Публий молча покачал головой.
    - Ты безумец, Публий, - зло проговорил Тигеллин и сплюнул в сторону. - Мне не хочется с тобой возиться, а тем более слушать, - он ушел. Все стихло, разве что доносились пьяные голоса охранников, игравших в кости. Очевидно, что сейчас была глубокая ночь. Публий ждал смерти. Когда Нерон пошлет за ним? Какую зверскую казнь он еще придумает? Ему стало все равно, в конце концов, мучения когда-нибудь закончатся и он снова станет свободен... Душа его обретет покой.
     - Бог, которого называют Господом, - шептали губы Публия, - я не хочу умереть, как язычник, я хочу стать христианином.
     - Публий! - позвал кто-то слабым голосом. Публий вздрогнул и повернул голову: стояла Мириам.
     - Спасибо, Господи! - проговорил он. - Мириам!
     - Вот видишь, Публий, - сказала она, горестно покачав головой, - я была права...
     - Я тоже, ведь мы увиделись, как ты пришла сюда? - спросил Публий.
     - Я заплатила пьяным солдатам, - проговорила Мириам, - чтобы увидеть тебя... Как ты?
     - Император покончит со мной.
     - Значит, это наша последняя встреча, - произнесла Мириам и взяла Публия за руку сквозь прутья решетки.
     - Гибель моя неизбежна, - сказал он, - но, перед смертью я хочу... Я хочу умереть христианином.
     Мириам улыбнулась при этих его словах. Из ее невидящих глаз побежали слезы.
     - Я благословляю тебя, Публий, - сказала она, - теперь тебе нечего бояться, ты не умрешь язычником. Думай о Боге и... обо мне.
     Их губы соприкоснулись.
     - Нерон не увидит, как я умираю, - проговорил Публий, - я знаю, что делать...
     - Торопись! - сказала Мириам. - Кажется, сюда идет Тигеллин.
     Публий достал из складок тоги кинжал.
     - Публий! - рыдая, воскликнула Мириам. - Послушай меня в последний раз...
     - Хорошо, - сказал он, проведя рукой по щеке Мириам. - А теперь мне пора... Бог ждет меня... - он вскрыл себе вены.
     - Скоро я присоединюсь к тебе, - произнесла она. - Публий...
     Публий слабел с каждой минутой, силы начинали покидать его.
     - Расскажи о Боге, - попросил он.
     - К Иисусу подошел человек и спросил: "Добрый учитель! Что мне делать, чтобы получить жизнь вечную?" "Одного тебе не достает", - сказал Иисус, - "распродай все, что имеешь, а деньги раздай бедным, тогда ты будешь иметь сокровище на небесах"...
     В это время вошел Тигеллин:
     - Публий, я пришел за тобой.
     - Слишком поздно, - ответил Публий, бледный. - Я умираю христианином...
    
     Узнав о том, что Публий покончил с собой, Нерон ужасно расстроился. Теперь он не насладится видом казни. Тигеллин рассказал, что видел рядом с ним какую-то христианку и император приказал доставить ее на Палатин.
     - Кто ты? - спросил он. - Христианка?
     - Да, - ответила Мириам.
     - Я вспомнил тебя. Ты предсказала мне смерть. Почему? - спросил Нерон.
     - Потому, что близка расплата за твои злодеяния. Ты можешь убить меня, но ты не сможешь уничтожить мою душу. Она никогда не склонится перед тобой. Ты можешь упиваться видом крови, но придет время, то же самое постигнет и тебя. Сказать, как ты умрешь, Нерон?
     - Это заговорщица! - в ужасе закричал Нерон. - Она притворяется слепой!
     На крики императора прибежал охранник и пронзил мечом грудь прорицательницы. У Мириам закружилась голова и подкосились ноги. Она сделала несколько шагов и, ударившись об стол, упала. Неожиданно, она, как в тумане, увидела склоняющуюся физиономию Тигеллина. В ушах звенело.
      - Господи, я могу видеть! - прошептала Мириам и упала на выложенный мозаикой пол. Так умерла она, уйдя в царство Господа вслед за Публием, где души их соединяться навеки и будут неразлучны. Даже Нерон со своими преторианцами не сможет их уничтожить, потому что они находятся в прекрасной стране, называемой вечностью... И, сколько бы лет ни прошло, они останутся вечно молодыми, такими, какими полюбили друг друга.




                ЧАСТЬ 9

                1

     После смерти Публия начался настоящий хоровод смерти. Сначала преторианцы нанесли Сенеке визит. Сенека, узнав об аресте Публия и Флавия, догадался, что их заговор раскрыт, поэтому быстро уехал на свою виллу в Байах. Луций Анней Сенека был уже стар и ему хотелось спокойно дожить свой век, умерев собственной смертью. Будучи стоиком, Сенека боялся смерти.
     Сила мудреца в том, что он не раб собственных страстей - гласила этика стоиков. А, стало быть, для них существовало нечто более важное, нежели удовлетворение собственных желаний, некий высший идеал, которым была апатия ко всему. Достигнуть внутреннего покоя, научиться полностью владеть собой, определять поступки не разумом, но обстоятельствами. Судьба - вот природа для стоика. "Примирись с судьбой и не сопротивляйся ей", - разглагольствовал Сенека всякий раз, а теперь сам же себе противоречил. Он надеялся обрести покой в Байах, о, как же он ошибался, думая, что Нерон не пошлет за ним. Император ужасно боялся за трон и за свою божественную жизнь, а поэтому видел заговорщика в каждом втором патриции. В Риме начались все ужасы, какие только можно было себе вообразить. Арестовывали каждый день, а имущество изымали в пользу императора. Такого количества смертей за столь малый срок Рим еще не помнит. Стоило только кому-то донести на своего врага из чувства мести, обозвать его заговорщиком, как этот человек на второй день оказывался за решеткой, а потом в могиле. Для Рима настали страшные времена, никто не мог быть уверенным в завтрашнем дне. Римская знать затаилась и притихла. Над городом витал призрак смерти и это было ужасно.
     Сенека сидел в тенистом саду, наслаждаясь красотой природы и, как стоик, рассуждал о жизни и смерти. Он хотел не бояться ее, но не мог. При мысли о том, что его арестуют преторианцы, руки его холодели, и сам он становился бледен, как статуя, изваянная из мрамора. Сенека решил, что Нерон из уважения к нему, его наставнику, не станет посылать преторианцев, за столько лет, очевидно, старый философ не успел изучить своего воспитанника до конца.
    Сидя в саду, Сенека засмотрелся вдаль и (о боги!) вдали увидел приближающихся людей и это были... преторианцы! Сенека, как пораженный громом, вскочил с места и бросился бежать в дом, приказав рабам закрыть все двери тщательнейшим образом. Но вскоре он понял все безумие этой затеи.
    - Покорись судьбе и не сопротивляйся ей, - произнес стоик сам себе и закрылся в термах. Ему оставалось только вскрыть себе вены, но это и было самым трудным шагом. Сенека боялся неизвестности: что станется с ним после смерти? Что там, в этом мрачном, неизведанном мире? Он слышал о смерти Публия. О том, как умер смелый заговорщик, рассказывали на каждом углу, передавая эту историю из уст в уста, и каждый добавлял что-то свое, поэтому то, что случилось на самом деле, узнать было практически невозможно. Сенека знал лишь то, что Публий умер достойно, не унизив себя, и завидовал ему, его отчаянной смелости, его презрению к смерти. Дрожащей рукой, Сенека перерезал себе вены и залез в воду, но кровь из вен совсем не текла. Сенека был стар, а, стало быть, у него была плохая свертываемость крови.
    - О боги! - проговорил Сенека, объятый ужасом, - только не это! Я должен умереть, должен...
    Он вылез из воды и снова проделал смертельную процедуру. В термах было слишком жарко и кровь начала тончайшей струйкой стекать в воду, окрашивая ее в красный цвет. Сенека смотрел в одну точку и вспоминал прошедшую жизнь, что хорошего и плохого было в ней. Ради чего он жил? Не прожил ли он свою жизнь зря? Да, Сенека ожидал любого другого конца, но только не такого.
    - Зачем я жил? - спросил он самого себя, становясь все слабее и слабее. - Моя жизнь прожита зря.
    - Нет, - послышался глухой голос и Сенека чуть не вскрикнул: перед ним, как в тумане, стояла Либитина. - Ты написал за свою жизнь столько книг, что она не прошла зря. Кроме того, твое имя увековечат историки. Минуют тысячелетия, а люди еще не раз вспомнят тебя, как выдающегося стоика и философа.
    Сенека в ужасе отмахнулся от суровой богини, но понял, что это всего лишь его собственный бред, что он умирает и уже стоит на пороге смерти. Скоро его душа пребудет в царстве Аида, навеки...
     Когда в термы вбежали преторианцы, они обнаружили посиневший труп стоика.





                2

     - О, Гера, Афина, Веста и все боги, существующие на великом Олимпе! - причитал Алкид, путая греческих и римских богов. В доме было неспокойно. Ниобея не могла найти себе места после ареста Флавия. Душа ее находилась с ним, где бы он сейчас ни был. Она вспоминала его прекрасный облик, его изящество, его слова, такие милые ее варварскому сердцу. Она влюбилась в римлянина, которого поклялась ненавидеть и теперь была готова на все ради него. Она с удовольствием пожертвовала бы своей жизнью ради этого "смазливого патриция", как называли его нищие бродяги. Она любила в нем все. Боги сотворили его по облику и подобию Аполлона, это было очевидно. Быть вдали от Флавия, не слышать его всегда остроумных речей, вносящих оживленность в разговор, она не могла. Ниобея знала, что Флавия ожидала смерть. Императора она никогда не видела, но уже возненавидела его всем сердцем, не смотря на то, что христианская вера противоречила всякой ненависти. Что поделать, у нее было варварское сердце, а в жилах текла варварская кровь. Она собственноручно убила бы всякого, пытавшегося сделать зло Флавию. И вот, Ниобея решает идти на Палатин. Алкид всячески отговаривал ее от этого и даже обозвал сумасшедшей, но это мало испугало секванку, она решила бороться за свою любовь до конца и, не смотря на уговоры вольноотпущенника, таки отправилась на Палатин поздним вечером. Императорский дворец ее поразил и шокировал, ничего подобного она не видела  даже у себя в стране. Это было настоящее обиталище богов. Все сверкало позолотой, яркая мозаика, великолепные статуи и изделия из слоновой кости, чудесные фонтаны - все это привело секванку в дикий восторг. Но дворец пустовал. В другой зале Ниобея увидела красивую молодую женщину с черными волосами и красивыми глазами. Она была одета в греческий пеплум, а запястья украшгали браслеты.
    - Кто ты? - удивленно спросила она, внимательно посмотрев на вошедшую.
    - Я - Ниобея, секванка, - с гордостью ответила она.
    - А я гречанка Акта.
    - Моя подруга тоже была гречанка, - с сожалением проговорила Ниобея. - ее звали Мириам.
    - Мириам? - спросила Акта. - Она была здесь недавно, ее убили преторианцы...
    - Что?! - вне себя вскричала Ниобея. - Мне немедленно нужно видеть императора!
    Она, как безумная, стала рваться в императорские покои.
    - Чего тебе здесь надо?! - воскликнул Тигеллин, но секванка не слушала его и с яростью дикой кошки рвалась к императору, игнорируя присутствие Тигеллина и он уже не в силах был сдерживать ее: Ниобее удалось открыть дверь и забежать в покои императора. Тигеллин закрыл глаза и прошептал слова молитвы. Удивленный Нерон посмотрел на Ниобею.
     - Пошли! - воскликнул Тигеллин, вытаскивая упрямую секванку за дверь.
     - Оставь ее! - приказал Нерон. - Можешь идти! Тигеллин поклонился и вышел.
     - Ты - император? - с наивной простотой спросила секванка. Император поразился ее вопросу.
     - Ну я , - сказал он, усаживаясь в кресло. - Повелитель Рима и мира перед тобой.
     - Так вот, император, - угрожающим тоном проговорила Ниобея, - ты мне за все ответишь!
     - Может ты, наконец, скажешь кто ты такая? Быть может, сумасшедшая? - спросил Нерон.
     - Я - Ниобея, жертва римских солдат, спаливших мою деревню и убивших моих родных, обративших мой народ в рабство... Мало того, ты приказал поджечь Рим, ты пытал христиан и это зачтется тебе на небе, твои преторианцы убили Мириам, которая ослепла при пожаре, устроенном тобой, ты арестовал Флавия, наконец...
     - Ах, вон оно что! - съязвил Нерон.
     - И я пришла сюда, чтобы сказать тебе, император-чудовище, как я ненавижу тебя от всего своего варварского сердца, - с воодушевлением проговорила Ниобея. Нерона позабавила эта не совсем обычная сцена и он, как всегда, процитировал Гомера : "Нестерпимо над ними свирепство Гектора, сына Приамова; сколько он зла им соделал!"
     - Шут, не император! - проговорила Ниобея. - Освободи Флавия, я требую этого!
     - Она требует, вы посмотрите на нее! - воскликнул Нерон. - Да кто ты такая? Пленная рабыня, ты принадлежишь мне!
     - Я принадлежу Флавию, - ответила Ниобея, смело глядя в глаза императора. - И только ему!
     Нерон встал с кресла и прошелся по зале.
     - Хорошо, - сказал он. - Если ты так любишь этого гордого патриция, к тому же еще и заговорщика, быть может, я и исполню твою безумную просьбу, чтобы ты не считала меня таким уж чудовищем, но за это ты должна мне заплатить. За все в жизни приходится платить ту или иную цену.
     - Коварный римлянин! - с ненавистью проговорила секванка. - Ты же прекрасно знаешь, что у меня нет денег.
     - А мне не нужны деньги, - спокойно возразил Нерон. - У меня их сколько хочешь! Ты заплатишь мне собой! - он расхохотался.
     - Что?! - воскликнула Ниобея в бешенстве, набросившись на императора. Но Нерон крепко схватил ее за запястье.
     - Дикарка! - бросил он. - Я всегда терпеть не мог эти дикие племена, от них можно ожидать чего угодно. Варвары!
     - Это вы, римляне, сделали нашу жизнь невыносимой. По какому праву вы продаете людей на невольничьих рынках, словно скот? - отвечала Ниобея, не выказав ни капли страха перед императором, а когда он попытался ее обнять, чуть не укусила его за руку.
     - Немедленно прикажи освободить Флавия, император кровожадного Рима! Я ненавижу тебя и твой проклятый город, который принес столько горя мне и моему народу. Но я не прошу о себе, Флавий тебе ничего не сделал...
     - Ты знаешь цену, - ответил Нерон, скрестив руки на груди. - Тебе решать, будет ли жить этот заговорщик или же умрет в таких муках, что позавидует покойникам.
     - Нет, никогда ты не дождешься от меня любви, подлый римлянин. Никогда я не превращусь в твою наложницу. Наш народ не привык сдаваться, - сказала она и выбежала прочь.
     - Ну... Тогда Флавий умрет, - с улыбкой проговорил Нерон. - Ему давно следовало бы умереть, уж слишком дерзок он был.
     Ниобея наткнулась на Акту и едва не сбила ее с ног. У секванки было такое выражение лица, что добрая Акта испугалась за нее.
     - Что с тобою? - проговорила она.
     - Нерон хочет убить Флавия, - чуть не плача, произнесла Ниобея, кидаясь на шею Акты.
     - Успокойся же! - сказала гречанка. - Ты говорила  Нероном?
     - Да, - ответила Ниобея, - и он хочет, чтобы я заплатила за свободу Флавия собой. Это так унизительно! Я его ненавижу! Тысячу раз ненавижу!
     - Глупая! - воскликнула Акта. - Если ты еще хочешь спасти Флавия, иди и согласись, пока Нерон не передумал, что вполне вероятно. Назначь встречу в одной из темных комнат Палатина. Я помогу тебе.




                3

     - Воскреснув из мертвых, наш Господь Иисус доказал, что он есть сын Божий. Через Него нам было поручено стать апостолами и призывать всех язычников к послушанию, покорять вере все народы, среди которых находитесь и вы. Итак, обращаюсь ко всем жителям Рима, которых любит Бог и кто призван быть Его святыми. Милость вам и мир от Бога Отца и от Господа Иисуса Христа, - говорил Павел в окружении христиан, слушавших его с интересом. После ухода Марка, который был его помощником, Павел остался наедине с самим собой и Богом. Он проповедовал в Риме христианство и многие шли за ним. Павел рассказывал притчи и о том, что делал Иисус, ходя по земле, так как сам был очевидцем. Люди с удовольствием слушали речи Павла, ведь он был с Иисусом, а потому знает о нем больше, чем кто бы то ни было. Но нельзя забывать о том, что творилось в это время в Риме. Повсюду бродили соглядатаи императора, ища в каждом слове, сказанном не вовремя, заговор против цезаря. Один за другим умерли Пизон, Тразея Пет, Сервиллий, Петроний, племянник знаменитого прославившегося Сенеки и многие другие представители римской знати. Они по поводу или без него попадали в тюрьмы. Казна Нерона пополнялась с каждым днем, а жажда мести за нанесенную его божественному таланту, обиду, была удовлетворена.
     Тигеллин следил за каждым. Кто станет очередной жертвой не знал никто. Император Рима, кто он, кровожадный тиран? Он хочет и требует мести. Впредь никто не посмеет составлять против него заговор.
     Один раз Тигеллин услышал проповедь Павла на площади и его смутила фраза: "Я не поклонюсь никому другому, кроме Господа". И Павла тот же час схватили, как злоумышленника, заточив его в тюрьму. Павел уже попадал в тюрьму ранее, когда его обвинили в преступлении иудеи, но он был оправдан и выпущен на свободу. И вот, теперь он снова попадает в тюрьму.
     Тигеллин ликовал. Он с достоинством выполнял поручение императора, от чьего гнева не удалось скрыться никому, чья карающая длань распростерлась над всем Римом.




                4

     - Ты все-таки пришла? - с издевкой спросил Нерон. - Стало быть, ты еще дорожишь жизнью несравненного Флавия?
     - Ты сдержишь свое слово, цезарь? - глухо спросила она.
     - Император всегда держит свое слово, - ответил Нерон, приближаясь к жертве. - Ты согласилась даже не смотря на то, что всей душой ненавидишь меня?
     - Да.
     - Какая верность! Какая трагедия! - саркастически произнес Нерон, утирая глаз краешком тоги. А Ниобея в это время находилась дома и болталась с Алкидом.
     - Тогда вольноотпущенница, которую звали Акта решила помочь мне и все устроила как нельзя лучше. Она пошла к императору вместо меня. Что поделать, она любит это чудовище! Но я сомневаюсь, что император сдержит свое слово...
     - Я тоже, - пробормотал Алкид, пораженный тем, что услышал из уст Ниобеи. Действительно, возможно ли было, чтобы Нерон отпустил своего самого злейшего врага? Способен ли он был сдержать свое слово? В это не верила ни Ниобея, ни Алкид. Но, как бы там ни было, Нерон, приняв Акту за Ниобею, действительно приказал Тигеллину освободить ненавистного Флавия. Тигеллин очень удивился и сначала подумал, что император шутит. И это было в высшей мере удивительно. Кто еще, кроме всемогущего Бога, которому Ниобея так старательно молилась, мог бы помочь Флавию, готовящемуся принять смерть?
     Когда Ниобея увидела перед собой этого римского Аполлона, она с жаром обняла его, приникнув к его груди, и не отпускала до тех пор, пока он не заговорил с ней.
     - Как видишь, Афродита, я жив! - как всегда проговорил он. - Не знаю, каким богам ты молилась, но они хранили меня.
     - Я была у императора, Флавий, - сказала секванка, посмотрев ему в глаза. - Он предложил мне стать его наложницей в обмен на твою свободу...
     - Что?! - воскликнул Флавий, оттолкнув Ниобею. - Как ты могла предать меня? Лучше бы я сгнил в тюрьме, чем узнал об этом!
     Но секванка с улыбкой покачала головой:
     - Нет, Флавий, ты не понял. Я бы никогда не приняла предложение этого чудовища. А за свое спасение благодари Акту.
     - Ах, эта Акта! Она готова пожертвовать всем ради блага других, я ее знаю.
     - Но это не главное, мой Флавий, я благодарю Бога за то, что сегодня мы снова вместе, - произнесла Ниобея.
     Флавий поцеловал ее. Они обнялись и стояли так, пока он не сказал:
     - Ты молилась за меня своему Богу, Ниобея?
     - Да, - ответила секванка. - Я хочу, чтобы он стал и твоим Богом, римлянин, которого я люблю.
     - Чувствую я, что Нерон не оставит нас в покое, - сказал Флавий.
     - Нет, Флавий, - испуганно проговорила Ниобея, - я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, я боюсь за тебя. Давай как можно скорее уедем отсюда.
     - Куда? - равнодушно спросил патриций.
     - Но мне на Родину, - с жаром ответила секванка.
     - У нее нет выбора, - ответил Флавий, - и я прощаюсь с Римом, но сначала мне нужно кое-что еще сделать.
     На следующий день он нашел две одиноко стоящие могилы на Марсовом поле, на них были поставлены кресты, на которых было выцарапано: "Дети Христовы Мириам и Публий". Публий не был похоронен по обычаю в родовой усыпальнице, его тело похоронили христиане.
     - Ну, здравствуй, друг! - произнес Флавий, которого со всех сторон Марсова поля обдувал ветер.




                ЧАСТЬ 10

                1

     "Всякая душа да будет покорна высшим властям. Все существующие власти установлены Богом. Власть не страшна тем, кто делает добро, а тем, кто делает зло. Если хочешь жить без страха перед власть имущими и ты заслужишь его похвалу", - Павел прервал начатое им же письмо, потому что сознание его воспротивилось тому, что он писал. "Разве я не делал добро, разве не был покорен властям? Так почему я сижу здесь, ожидая суда, хотя ни в чем не повинен?" - все внутри говорило ему эти слова, однако покорность воле Господа все-таки одержала над ним верх и Павел старательно принялся писать далее: "Когда язычники, не имеющие закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона написано у них в сердцах, о чем свидетельствует совесть их"...
     Через решетку показалась наглая физиономия Тигеллина, который наблюдал за узником:
     - Завтра будет суд, знаешь ли ты об этом, подлый христианин?
     - Знаю, - бесстрастно отвечал Павел, продолжая писать.
     - И тебе все равно? - поинтересовался несколько удивленный Тигеллин.
     - Абсолютно, - отозвался пленник, старательно выводя строку за строкой, чтобы люди всего мира могли читать его труды и учиться мудрости у самого ученика Иисуса: "Умоляю вас, братья, остерегайтесь тех, кто сеет в церквях разделение и пытается увести вас от того учения, которому вы были научены. Такие люди служат не нашему Господу Христу. Они обманывают простодушных людей льстивыми словами. О вашем послушании знают все, и я очень рад за вас, но хочу, чтобы вы были мудрыми во всем добром и не были подвержены влиянию зла".
     Тигеллин понял, что Павел больше не обращает на него никакого внимания, а, стало быть, поиздеваться над ним не удастся. Тигеллин, правая рука императора, направился к Нерону, чтобы лишний раз напомнить ему о том, что завтра состоится суд. Столько людей уже погибло в это время. В тюрьмы сажали всех, без разбора, кто лишь из-за любой мелочи был заподозрен в заговоре или неуважительном отношении к императору. Так Нерон расправлялся со всеми, кто по какой-либо причине был ему неугоден. Так он мстил за обиду, нанесенную самой сокровенной частичке его души. Они назвали его шутом, актером! Они переговаривались у него за плечами, лицемерно восхищаясь его искусством. Этого Нерон не простил бы им никогда. Они посмеялись над ним, они его рабы. Но еще больше Нерон боялся, что против него составят заговор, поэтому Тигеллин арестовывал всех, случайно заподозренных в измене.
     Тигеллин вошел к Нерону.
     - Тебе никогда не хватает на меня времени, - начала Поппея, хлопая длинными ресницами.
     - Тебе следует знать, что прежде всего я император и дела государства я ценю превыше своих собственных, - в том же тоне ответил Нерон.
     - Прекрати разыгрывать из себя доброго императора, заботящегося о своем Риме, мы-то прекрасно знаем, что это не так. Ты актер, Нерон, и даже сейчас играешь своего героя. На Акту у тебя всегда находится время...
     - Акта другая, она совсем не похожа на тебя, в душе твоей, Поппея, живут все пороки Рима, - бросил император. Поппея расхохоталась:
     - Я под стать тебе, любезный супруг! Мы одного сапога пара! Ты такой же, как и я, мы созданы друг для друга, Нерон, - ответила Поппея. - Но ты предпочитаешь мне эту проклятую богами! - Поппея вышла и как можно громче хлопнула дверью.
     - Animal! Impudens! (Бесстыдное животное!) - Крикнул ей вслед Нерон.
     До этого времени Тигеллин стоял и наблюдал за этим семейным скандалом с раскрытыми от удивления глазами, не решаясь произнести ни слова. Только сейчас император заметил Тигеллина:
     - Чего тебе?
     - Я, наверное, пришел не вовремя, - ответил Тигеллин.
     - Да нет. Говори, что хотел.
     - Я хотел всего лишь напомнить, что завтра состоится суд по делу некоего Павла, который отказывается признавать твою власть.
     - Павла? - спросил Нерон. - Я помню, его судили еще лет десять назад и тогда он был оправдан, но теперь-то ему не избежать наказания, - усмехнулся император. - Кто не за меня, тот против меня!
     - Ты как всегда прав, цезарь! - проговорил Тигеллин, отвесив императору поклон. Оставалось ждать завтрашнего дня, чтобы осудить еще одну невинную душу на смерть





                2

    

     Павлу казалось, что ночь продлится вечно. Ожидание суда было хуже самого суда. Как специально, часы тянулись настолько медленно, что пленник устал ждать. Писать он больше не стал, потому что мысли в его голове путались, а в душу закрался страх. Он пытался убедить себя, что умрет ради Господа, но страх постепенно овладел им, каждой его мыслью, каждым кусочком сердца и он уже не мог избавиться от него. Страх жил в нем, разрастаясь с каждой минутой все больше и больше, постепенно завладевая всем его существом.
    - О, Христос! Я боюсь смерти... - проговорил Павел вслух. - Тогда, как тысячи моих братьев шли на мученическую смерть за имя твое, Господи! Пошли мне сил пережить весь этот кошмар, не унизив себя. Я должен быть сильным в такое время, иначе какой пример подам своим братьям?
    Каждый раз Павлу казалось, что идут преторианцы и тогда он был готов поклясться в чем угодно, лишь бы избежать мучительной гибели и ему становилось стыдно самого себя. Он начинал себя убеждать в обратном, вспоминая об Иисусе, который пострадал за людские грехи, но страх настолько прочно поселился в его душе, что в ней больше не осталось места ни для чего другого. И тогда Павел принялся отчаянно молиться, встав на колени, он молился не вставая, несколько часов подряд. И, вдруг, через решетчатое окошечко в стене, ворвался яркий свет. Павел отпрянул в сторону. Рассвет наступил раньше обычного и это было удивительно. В это же самое время, послышались шаги преторианцев, пришедших за ним. Дверь со скрипом отворилась и преторианцы вошли к пленнику:
     - Эй ты, вставай! Тебя вызывают на императорский суд!
     - Но еще слишком рано, я не закончил свою молитву! - возмутился Павел. Тогда один из преторианцев пнул его ногой.
     - Разве позволено избивать римского гражданина, тем более осужденного ни за что? - ответил Павел.
     - А ты действительно римский гражданин? - недоверчиво спросил Тигеллин.
     - Да, - ответил пленник. - Я был рожден в гражданстве. - Он встал и покорно согласился следовать за преторианцами. Вид у Павла был жалкий: его грубая одежда была грязная, и изорванная, глаза красные от недосыпания, лицо осунулось, стало бледным и изможденным. На него было жалко смотреть. В таком виде и предстал Павел перед судом императора.
     Нерон устало посмотрел на узника. Ему хотелось, чтобы суд прошел как можно быстрее, потому что заседание ужасно утомляло его. Без излишних колебаний начали суд. Обвинение против Павла, бывшей юридическим лицом, представлявшем императора:
    - Итак, ты, Павел, являющийся римским гражданином, обвиняешься в том, что не признаешь власть нашего божественного императора, Клавдия Нерона. На подтверждение того, у нас есть свидетели. Что можешь сказать ты в свое оправдание?
     - Что могут сказать мои обвинители против меня, когда я даже словом не обмолвился о том, что не признаю императорскую власть? - пересохшими губами проговорил Павел.
     - Стало быть, ты отрицаешь свою вину? - спросил Тертулл.
     - Лжет! - заорал Тигеллин. - Я сам слышал, как этот человек сказал, что не поклонится никому другому, кроме своего Господа.
     Нерон с удовлетворением наблюдал за этой сценой, усталость как рукой сняло.
     Все взгляды были обращены на Павла. Что скажет он в свое оправдание? Но Павел обрел такую уверенность в своей душе, что теперь ему была не страшна целая императорская гвардия. Бог вселил в него эту уверенность и Павел чувствовал его незримое присутствие. Он был с ним сейчас, в эту трудную минуту и подсудимый мысленно благодарил Иисуса за то, что он послал ему силы преодолеть самого себя и свой страх. Кого может бояться он, когда с ним Бог? Бог никогда не оставит его и Павлу стало так легко, как не было никогда в жизни. Он умрет за своего Бога и получит вечное блаженство, которое никогда не познают ни император, ни кто-либо другой из присутствующих здесь. Его жизнь не прошла зря, он служил Богу, он проповедовал веру в Христа и в этом заключалась его земная миссия. Пусть он умрет, но о нем будут помнить в веках, его притчи будут передаваться из уст в уста, а труды, написанные им, когда-нибудь включат в книгу, называемую Библия, которую будут читать все, верующие в Иисуса. Тертулл, тем временем, выжидающе посмотрел на Павла:
      - Подтверждаешь ли ты те слова, которые слышал из твоих уст благородный Софоний Тигеллин?
      - Да, - ответил Павел, смело смотря в глаза обвинителя. Нерон улыбнулся: он так быстро сдался на его милость!
      - Стало быть, ты не признаешь власть императора? - лукаво спросил Тертулл.
      - Признаю, - спокойно ответил Павел.
      Все, сидящие в зале, возмутились.
      - Значит ты отказываешься от своих слов и признаешь власть императора? - сказал обвинитель.
      - От своих слов я не отказываюсь, но власть императора признаю, - заявил Павел. Его слова осложнили дело и Тертулл не знал, с какой стороны к нему подступиться.
      - Если ты признаешь власть императора, то должен отказаться от своих слов, - нашелся он.
      - Ты неправильно меня понял, - благородный Тертулл, - возразил Павел, - я не говорил, что противлюсь императорской власти, а сказал, что не стану поклоняться никому другому, кроме Бога.
     Тертулл ухмыльнулся. В конце концов Павел сказал то, чего он так долго ждал от него. За эти слова его можно было осудить по всем правилам на смерть.
     - Значит, ты признаешь власть императора, но отказываешься поклоняться ему, я правильно понял? - спросил Тертулл.
     - Вот именно, - сказал Павел.
     - Но, если ты отказываешься поклоняться императору, стало быть, не подчиняешься его божественной власти, а, следовательно, ты, римлянин Павел, преступник, подбивающий народ к мятежу.
     - Нет, я не преступник и никого не подбиваю к мятежу, потому что признаю власть императора, так как всякая власть дана от Бога. Я проповедую людям учение моего Господа Иисуса Христа. Сейчас я расскажу все от начала до конца. Раньше я арестовывал святых и одобрял, когда их предавали смерти. Я боролся с проповедями Иисуса, заставляя людей проклинать имя его. Меня переполняла ненависть и злоба. Однажды я шел в Дамаск, чтобы выполнить свою работу, арестовывая невинных. Вдруг, увидел с небес ярчайший свет, ослепивший меня. Мы с моими спутниками бросились на земь и, вдруг, я услышал чей-то голос, который говорил: "Почему ты преследуешь меня?" Тогда я спросил: "Кто ты?" "Иисус, преследуемый тобою. Встань, я хочу сделать тебя свидетелем того, что ты видел. Я хочу спасти тебя от язычников, к которым посылаю тебя. Именно ты должен открыть им глаза и обратить их от тьмы к свету, от влияния дьявола к богу, чтобы они были среди тех, кого я освятил по вере в меня". После этого чудесного видения я не мог поступить иначе и стал проповедовать в Дамаске, а зате и в других городах. Я призывал язычников покаяться, чтобы раскаяние было видно в их делах. Я пытался обратить их к Богу, чтобы они уверовали в Иисуса. В Иудее меня схватили и пытались убить, но со мной был Бог и вот я, здесь, на суде императора, свидетельствую о том, что видел и пережил сам. Я не говорю ничего больше того, что Иисус воскрес из мертвых, перенеся страдания на кресте.
     - Этот человек сумасшедший! - истерически закричал Тигеллин.
     - Согласен с Тигеллином, - произнес Нерон.
     - Я в воем уме, - ответил Павел. - И говорю то, что должен говорить. Через меня говорит Бог.
     - Если ты не сумасшедший, - сказал Тертулл, - значит, ты обманщик! Поклонись императору и он, быть может, дарует тебе жизнь.
     - Я не могу сделать этого, - спокойно ответил Павел, - потому что поклоняюсь только живому истинному Богу.
     - И ты не передумаешь? - спросил обвинитель.
     - Нет, - твердо ответил Павел.
     Последнее слово оставалось за императором и все взоры устремились на Нерона.
     - Смерть, - ответил Нерон и покинул кресло, следом за ним устремился Тигеллин.




      


                3
 
     День выдался прекрасный. Ярко светило солнце, а свежий ветерок растрепал изумрудные листья деревьев. Смотрел на божий свет из решетчатого окошка Павел. Он знал, что в последний раз видит это голубое небо и эту чудную зеленую листву. В такой замечательный день не хотелось даже умирать. Вот сейчас войдет Тигеллин и все будет окончено. Но Павел уже не боялся смерти. Что значит жизнь земная по равнению с жизнью вечной? Все в этом мире преходящее, ничто не вечно, кроме бессмертной души и слова Божьего, которое будет жить вечно. ПАвел понял это и благодарил Бога за то, что тот услышал его молитвы. Он понял, что прожил не зря, что рассказы о нем будут передаваться из уст в уста, из поколения в поколение, он будет жить в веках, так к чему бояться смерти? Послышались шаги преторианцев.
     - Спасибо, Господи! - произнес Павел и поцеловал крест, висевший на груди. ОН последовал за Тигеллином со всей покорностью судьбе.
     - Ты мог бы быть прощен, глупейший из глупцов! - с издевкой проговорил Тигеллин.
     - Все, в чем я был виновен, Бог мне уже простил, а перед императором я ни в чем не виноват, - ответил Павел, взвалив на плечи тяжелый крест. За всю дорогу ни проклятия, ни ропота преторианцы от него не услышали. Потрескавшиеся, пересохшие губы Павла шептали слова молитвы. ОН шел, не оборачиваясь и не оглядываясь назад, все быстрее и быстрее приближаясь к своей цели - смерти. ОН знал, что Бог не оставит его и ему стало так легко, будто он нес не тяжелую ношу, а перышко голубя. Преторианцы не переставали удивляться этому человеку, считая его сумасшедшим. Но Павел сумасшедшим не был и, умирая на кресте, перед его туманным взором снова предстал яркий слепящий свет и Павел увидел перед собой Иисуса.
     - Господи... - проговорил он. - Я выполнил свою миссию... и уже на пути к тебе...
     - Что он бормочет? - спросил один из преторианцев. - Не обращай внимания, он сумасшедший!
     - Не думаю, быть может этот человек действительно был святым, как знать, - ответил римлянин.




                4

     Нерон уже начинал жалеть о том, что приказал освободить Флавия. В душе его всплыла старая обида. Нет, он был безумцем, если решил освободить своего заклятого врага. А если он поднимет мятеж против императора или организует заговор? Это не давало покоя императору. Он не находил себе места при мысли, что Флавий на свободе, да он должен был умереть в первую очередь. Проклятый! Он смеялся над ним, Нероном. ОН презирал его и теперь останется безнаказанным. Этого Нерон допустить никак не мог. Он приказал позвать к себе Тигеллина.
     - Тигеллин! - заявил император. - Разыщи этого Флавия и немедленно предай смерти.
     Тигеллин потупил взгляд:
     - Цезарь, он бежал из Рима. Его видели ночью, уплывающим на лодке,  с ним
 была очень красивая девушка...
     - Проклятье! - вскричал Нерон и так топнул ногой, что Тигеллин вздрогнул.
     - Но это еще не самое страшное, император, - боязливо проговорил Тигеллин. - В Галлии восстал Виндекс...
     - Что?! - вскричал Нерон. - Как же так? В последнее время, Тигеллин, от тебя одни плохие известия...
     - Цезарь, преторианцы взбунтовались! - закричал вдруг один из вольноотпущенников. - Я боюсь, что они ворвутся на Палатин...
     - Надо бежать, - поспешно проговорил Тигеллин, кидаясь к западному выходу.
     - Стой, идиот, ты должен спасти меня! - воскликнул Нерон.
     - Спасай себя сам! - не оборачиваясь, закричал Тигеллин, скрывшись за дверью.
     - Что делать? Надо что-то делать... А не пойти ли мне просителем к парфянам или ГАльбе? Я выйду на форум в черном платье и в горьких слезах буду молить о прощении за все, - в нем говорила его артистическая натура даже в это время, когда нужно было думать о спасении собственной жизни. Но здравый смысл взял верх, Нерон побоялся, что толпа растерзает его раньше, чем он достигнет форума.
     Рано или поздно, но за все приходит расплата. Кара небесная неизбежна и истина эта неоспорима. Что бы ни делал человек, все зачтется ему на небесах. Нерон слишком поздно понял это. Перед ним проносились лица убитых им же Агриппины, Британика, Октавии, Публия, Поппеи(ее он убил также) всех, кто умер по его вине. Император закрыл уши руками, чтобы не слышать их. Ему казалось, что он сходит с ума. Сейчас он остался совсем один, у него не осталось никого, кто бы поддержал его в трудную минуту - ни друзей, ни родственников. О нем забыли все, кого он считал своими верными псами. Даже Тигеллин бежал, не вспомнив об императоре, он спасал собственную шкуру, весь двор разбежался. Правда, оставалась еще Акта... Акта, где она сейчас? Известно ли ей, каково ему? НЕ осталось никого, кому император бы смог довериться, кто бы поддержал его сейчас. Нерону казалось, что он остался один во всем Риме. Его преследовали ужасные видения.
     - Уйдите, оставьте меня... - проговорил он, отмахиваясь, но, ему по-прежнему казалось, что испепеляющие глаза мертвецов смотрят на него. Вот и настал час расплаты, вот, чего он добился своими злодеяниями. В Риме не осталось ничего, кроме ненависти.




                Эпилог

Ситуацию в Риме контролировать стало просто невозможно. Город был на гране гражданской войны. Различные провинциальные армии стали соперничать между собой, а их командиры объявили себя императорами. Хотя легат Гай Юлий Виндекс был разбит, но бунтовали преторианцы.. Нерон бежал на виллу своего вольноотпущенника Фаона. Вид у него был далеко не императорский. Босой, в тунике и темном плаще. Захотев пить, он напился из грязной лужи. Как матереубийцу, сенаторы приговорили его к смертной казни. Чтобы уйти от позора, Нерон решил покончить с собой, однако ему не хватало смелости вонзить кинжал. Тогда вольноотпущенник Эпафродит толкнул его руку и кинжал пронзил шею императора. Когда вошел центурион, было уже слишком поздно.
     НЕрон умер через 4 года после казни христиан, как и предсказала ему Мириам. Императором провозгласили Гальбу. Через некоторое время, в Рим вернулись Флавий и Ниобея, чтобы поселиться здесь. Флавию было возвращено имущество и скоро он женился на Ниобее.
     После смерти Нерона толпа ликовала и устроила шумный праздник, но некоторые еще долго приносили цветы в его усыпальницу Домициев, что на Садовом холме. Тело императора забрала верная Акта и сожгла его на костре в семь этажей. Акта не забыла о Нероне и ежедневно украшала его гробницу свежими цветами. Даже после смерти, вольноотпущенница по-прежнему оставалась с ним, ушедшим в вечность. История перевернула эту страницу, ведь никто не в силах остановить быстротечное время...
     После смерти Павла, учение об Иисусе продолжало жить и никакие гонения и казни не смогли справиться с этим. Нет, слово БОжье никогда не умрет, оно будет жить вечно вместе с теми, кто проповедует его. Чтобы ни случилось, какая бы беда не постигла Рим, Господь останется стеми, кто в него верит и идет ради него на смерть... Нет, смерть ничего не значит по сравнению с вечной жизнью. Жертва Павла не была напрасна, люди помнят о нем и в самые трудные минуты вспоминают о том, как умер он, видевший Иисуса своими глазами и постигший мудрость, которую не могут постичь годами. Павел жив, он всегда рядом с теми, кто произносит слово Господа и путь его был долгим и трудным, это был путь к Богу.