Полина или вальс над Дунаем. Глава 6. Вальс над Ду

 В следующее утро, весело насвистывая какую-то легкомысленную мелодию я зашел в наш кабинет. Ронни посмотрел на меня тяжелым и недовольным взглядом.

- Попросить, чтобы принесли тебе лимон? – спросил он с подозрительной услужливостью.

- Нет, а что?

- Просто видеть не могу твое мерзкое и довольное лицо, - сообщил он и уткнулся в компьютер.

- Что такое? Что на этот раз вызвало ваше недовольство? Я трепещу как осиновый лист, о благородный сир! Позвольте мне искупить свою неведомую пока мне вину, монсеньор! Может мне выкрасть из Лондона подвязки королевы?

- Какой королевы? Какие подвязки? – запутался Ронни.

- А, черт с тобой, нерусь ты необразованная. Ты, что не читал «Трех мушкетеров»?

- Читал, - обиделся Ронни, - но давно. Я не помню, о чем там шла речь. А ты – сволочь и сладострастец! Полина! Как ты мог?! – взвыл Ронни закатив глаза.

- Не твое дело, - отмахнулся я. – Кстати, когда ты закатываешь глаза ты напоминаешь рыбу на прилавке магазина. Пожалуйста, постарайся не делать так. Аппетит пропадает. Я рыбу люблю не надо ее дискредитировать.

Ронни горестно махнул рукой, и я решил его немного утешить. 

- Кстати, у нас уже практически все готово, осталось только отсмотреть и отредактировать материалы, передать корректорам и отправить в типографию. Напечатаем здесь, я нашел хорошую недорогую типографию в Новом Саде, - сказал я и уткнулся в материалы, подготовленные моими орлами. – Кстати, Ронни, ты не мог бы попросить принести еще один ноутбук, Полина скоро придет? – попросил я.

- Хорошо, - покладисто согласился Ронни и позвонил куда-то.

Через некоторое время я услышал какую-то возню у его стола. Ронни сидел и внимательно разглядывал потолок, как будто там было написано что-то важное, а его нога жила какой-то своей заполненной и бурной жизнью и нервно постукивала по мусорной корзине.

- А это надолго? – заметив, что я смотрю на него, встряхнулся Ронни.

- Да нет, думаю завтра все будет готово уже для отправки. А что?

- Я не про это, ты когда освободишься?

- А, ну я думаю, мы с Полиной управимся часа за 2, за 3. Почему спрашиваешь?

- Эээ,… - вдруг как-то робко хмыкнул Ронни.

Что это с ним? Вроде раньше при общении со мной он не отличался особой нерешительностью.

- Что, Ронни?

- Эээ, Ммм…

- Ронни, я ценю, конечно твое красноречие, но давай обойдемся без вступительных речей. Они тебе решительно не удаются!

- Я бы хотел с тобой посоветоваться насчет одного деликатного дела… – Ронни как-то покраснел и затушевался.

- Ба! Да ты похоже влюбился!

Судя по тому, что Ронни явно вознамерился своим ярко-пунцовым цветом соперничать с местными помидорами, я понял, что попал в точку.

 - Так! Я сейчас очень-очень быстро все доделаю, а то, что не успею – сделает Полина, и мы пойдем на сеанс откровений, ок?

- Да, если тебе не сложно, пожалуйста. Только без твоих постоянных шуточек, пожалуйста!

- А когда это у меня шуточки постоянные, - возмутился я, - они как-раз каждый раз новые!

Ронни недовольно поморщился, но промолчал. Минут через 15 пришла Полина и тоже стала править тексты для нашей газеты.

- Какие же люди странные! Какую ересь только не напишут, - с досадой воскликнула Полина.

- Что такое?

- Да вот, читаю материал Маркуса. Чего только люди не отвечают! Вот, Дариуш, вроде умный парень – пишет «очень боялся приезжать в Белград, но деньги уже были выданы, а обратно возвращать не хотелось». То есть человек на полном серьезе боялся за свою жизнь, на ради сотни-другой евро решил рискнуть! Это что же в голове у человека творится! Ужасно! А вот, Хри;стос отвечает – «я верю в сербскую полицию».

- Перепиши Дариуша, нельзя же вот так в лоб, а рядом с ответом Христоса добавь: «Примечание редакции: Джинджич тоже верил», - засмеялся я.

- Ты что?! Разве так можно? – засомневалась Полина.

- Я тебя умоляю! Когда это мы задумывались над чем-то: можно или нельзя, пиши!

…

- Ну, Ронни! Давай, рассказывай, - сказал я, деловито разлив по рюмкам сливовицу.

Стол ломился от изобилия сербских блюд! Вкуснейшая плескавица, нежнейшие шашлыки, потрясающая роштилья, изумительная кисломолочная штука каймак, очень похожая на мацони, и я думал, что кроме Армении нигде такого не попробую, но вот встретил в этой чудесной и взбалмошной, как девушка стране, много хлеба, пироги, которые сербы почему-то называют, так как греки называют свой хлеб – «питой», зелень, сыры, овощи и конечно штофик запотевшей ледяной ракии. Весь этот съедобный натюрморт призван был раскрыть крылья влюбленной души Ронни и придать ему смелости в общении с прекрасной незнакомкой.

- Ну, давай, - подбодрил я снова Ронни, - колись! Надеюсь это девушка? Ну или на худой конец, женщина?

- Опять ты за свою! – недовольно поморщился Ронни. – Конечно же, девушка!

- Ну откуда я знаю твою глубокую голландскую душу, вдруг ты всерьез воспринимаешь всю эту фигню, что нам впаривают на всяких всеевропейских конференциях, - хмыкнул я.

- Да что тут рассказывать… Анна, - зажмурившись, выдохнул Ронни.

- Ах вот оно что… - протянул я.

Анна… Ладная, симпатичная блондинка из Хорватии, с трудной судьбой. Родители погибли на войне, воспитывала ее бабушка, когда-то баловалась наркотиками, потом стала лесбиянкой, потом решила завязать со своим бурным прошлым и теперь она одна из активисток в известной международной организации.

- Так, в чем проблема? – удивился я. – Цветы в зубы и вперед! Комплименты, кафе, рестораны, театры, кино!

- Я боюсь!

- Чего ты боишься? На людей она вроде как не кидается, с чувством юмора у нее все в порядке, секс, судя по всему, она всякий уважает, чего же ты боишься?

- А вдруг она мне откажет?!

- Ронни, прости мне мой цинизм, конечно, но с какой стати она тебе откажет? Во-первых, даже если и откажет – я для тебя специально проведу утешительный промотур по злачным заведениям Белграда и Страсбурга. Во-вторых, поставь себя на ее место! Ты – молодой, перспективный, когда не корчишь из себя святошу - вполне себе симпатичный, к тому же гражданин Евросоюза и без 5 минут депутат Европарламента! Честное слово, я сейчас тебе рассказываю и самому захотелось с тобой встречаться!

- Думаешь? – неуверенно протянул Ронни.

- Уверен, - положил я конец прениям и разлил остатки ракии по рюмкам.  – Вечером мы с Полей идем на концерт, пригласишь Анну и пойдем вместе.

Как всегда, вечером был снова Калемайдан и очередная встреча с Дунаем. Я, Полина, Ронни, Анна и Гриша стояли и любовались на широченную дунайскую гладь, и редкие пароходы, проплывая, гудели нам, отдавая дань нашей такой короткой и быстрой молодости. А Дунай, как всегда лениво и неспешно, плыл куда-то и где-то вдалеке сливался с горизонтом. 

Наше молчание прервала резкая трель Гришиного телефона. Гриша как-то стушевался, потом подхватил под руку Полину, и они куда-то убежали.

- Что это было? – недоуменно взглянул я на Ронни и Анну.

Ронни смущенно отвел глаза, а Анна таинственно улыбнулась. Все еще недоумевая, я услышал легкие шаги Полины, которая подбежав ко мне, обняла меня сзади.

- А это подарок для тебя, - прошептала она мне в ухо.

И в эту секунду на Калемайдане настоящий оркестр, по-настоящему грянул «Дунайские волны». Гриша самозабвенно дирижировал ребятами из своего оркестра, которые не поленились притащить свои инструменты сюда и дарили эту волшебную музыку всем, кто был в эту минуту в парке. Потом был Штраус - «Вальс на голубом Дунае», потом Брегович, какие-то прохожие подходили к нам, хлопали пробки от шампанского, рекой лилась ракия, и было совершенно неважно, кто на каком языке говорит, кто из какой страны, атмосфера внезапного праздника захлестнула всех. Ронни, неожиданно легко и изящно для своей комплекции, кружился в головокружительном вальсе с Анной, какие-то пары присоединились к ним, а мы с Полиной самозабвенно целовались, и все остальные девушки в этом мире перестали существовать для меня и одна только Полина сверкала яркой звездой на моем жизненном небосводе.

- Видишь, если сильно поверить и сильно захотеть, волшебство сбывается, - с грустной улыбкой, сидя на парапете сказала Поля и тихо-тихо начала читать:

Там, где горы, убегая,
В светлой тянутся дали,
Пресловутого Дуная
Льются вечные струи.

Там-то, бают, в стары годы,
По лазуревым ночам,
Фей вилися хороводы
Под водой и по водам;

Месяц слушал, волны пели...
И, навесясь с гор крутых,
Замки рыцарей глядели
С сладким ужасом на них.

И лучами неземными,
Заключен и одинок,
Перемигивался с ними
С древней башни огонек.

Звезды в небе им внимали,
Проходя за строем строй,
И беседу продолжали
Тихомолком меж собой.

В панцирь дедовский закован,
Воин-сторож на стене
Слышал, тайно очарован,
Дальний гул, как бы во сне.

И, лишь дремой забывался,
Гул яснел и грохотал...
Он с молитвой просыпался
И дозор свой продолжал.

Всё прошло, всё взяли годы —
Поддался и ты судьбе,
О Дунай, и пароходы
Ныне рыщут по тебе... (Тютчев)

Эпилог

Пройдет чуть меньше года и в январский промозглый день, я, Ронни, его жена Анна, прижимистый Дариуш, всхлипывающий Маркус и еще куча каких-то людей, чьи лица слились в одно белое мутное пятно, будем стоять на морозе, на старом питерском кладбище. Впервые в жизни у меня будет яростное желание растерзать на кусочки, уничтожить человека, вырвать у него сердце. Вернее, не человека, а ту мразь, которая села пьяной за руль, а потом беспомощно, как побитая собака скулила, что он не заметил, как ты выскочила перед ним неожиданно на скользкой дороге… А ты будешь нам, как всегда, нежно и искренне улыбаться своей ясной и немного удивленной и бесконечно трогательной улыбкой с увеличенной фотографии, прислоненной к деревянному кресту на таком же маленьком, как и ты холмике, а невдалеке оркестр будет приглушенно играть «Дунайские волны» только для тебя, Поля. Полиночка. Полина.