Парикмахер

Поглаживая лысеющий затылок, командир пехотного полка, снова и снова перечитывал заявление. Старый, безграмотный,  а туда же,  просится на фронт. Он сдвинул очки на нос, внимательно посмотрел на задержанного, сидящего на стуле. Крупного телосложения, сутулые плечи, низко, на грудь, склоненная голова. Темно каштановая кудрявая шевелюра, слегка тронутая сединой, большой, с горбинкой,  нос, огромные черные масляные глаза под густыми, ежиком, бровями. Руки, мирно положены на колени. В молодости, видать, был красавец. А сейчас сидит и ждет, его  приговора.
 
— Сколько Вам лет?
— Пятьдесят недавно стукнуло. — человек нервно поерзал на стуле, словно хотел встать.
— Сидите, сидите. — торопливо произнес майор, словно испугавшись,  что посетитель встанет перед ним во весь, почти, двухметровый рост.
— А что ж, дома не сидится. Возраст не призывной, да и образование, судя по ошибкам в написанном заявлении.
— Четыре класса церковноприходской школы.  — мужчина, трясущимися руками достал из кармана помятых брюк, большой синий носовой платок, громко высморкался.

— Мне надо, я должен. — сумбурно повторял  слова, а потом встретился взглядом с командиром. И тот прочитал в глазах боль, страдание, просьбу. — Нет у меня дома, и семьи нет. Всех немец сжег живьем.  Я один остался. — мужчина потер кулаками глаза,  разгоняя скопившиеся слезы. С трудом выговаривая, фразы,  поведал, как  поехал  в город, а когда вернулся, увидел,  двух карателей, гогочущих возле охваченного огнем и дымом,  когда то добротного дома. Шестеро детей и его любимая Роза, ушли на тот свет в одно мгновение.

До наступления темноты, просидел в кустах соседского сада, боясь вздохнуть и пошевелиться. А потом пробирался огородами в темноте, к линии фронта. Страх давно прошел, а губы шептали: « Отомстить за детей, за жену». Хотя, не представлял, как  сможет осуществить месть. И вот попал в воинскую часть, сидит  напротив красного командира, а тот задает вопросы, на которые отвечать не хочется.

Майор всматривался в человека. На шпиона вроде не похож, и рассказ правдивый. Сколько нынче обездоленных и обиженных, войной.
— Как же ты спасся?
— Я ж говорю, в город за провизией уехал.
— В оккупационной зоне, значит, проживал?
— У нас немцев еще не было, а когда вернулся. — человек снова высморкался в платок.

— Ну ладно, ладно. — испугался майор, что посетитель расплачется. У него,  вдруг ясно, представившего картину гибели людей, предательски защипало в носу, и зачесались глаза. Однако, что пришлось ему пережить.
— Кем до войны работал?
— Парикмахером. И дед, и отец. У нас это семейное. Еще до революции была своя цирюльня.

— Куда же мне тебя направить? Парикмахеры нам пока не нужны, у нас и условий и инструментов нет. Хотя, профессия и в войну нужная.
— Так у меня все есть. — мужчина вытащил из-под стола небольшой кожаный чемоданчик, называемый саквояжем.
—  Нет, это потом, можно по совместительству.  — командир постучал карандашом по  столу. — На полевую кухню пойдешь? Обеды солдатам развозить.

Новый солдат кивнул головой. В его глазах  стояли слезы, а лицо озарилось улыбкой.
Радуется. Удивился майор. Возможно,  на смерть  идет. Ему уже не первый раз приходилось видеть в глазах людей, просившихся направить на фронт, слезы радости.

Начались фронтовые будни.
— Вот Машка, поехали солдат кормить. — поглаживал по морде, старенькую кобылку, дядя Миша, как теперь его окрестили солдаты, дабы не обломать языки о трудно выговариваемое, непонятное, еврейское имя.

Покряхтывая,  взобрался на козлы, положил рядом, выданный ему автомат.
— Ну, Машка.
И кобыла, ленивым шагом  тронулась с места.
Напевая старую еврейскую песню, дядя Миша, покачивал головой в такт Машкиным шагам. Сзади на возу громыхали железные бочки с обедом.

Солдаты его любили. Хотя и посмеивались.
— И что ж, тебе дома не сиделось?
В ответ, дядя Миша молчал. Свою печальную историю никому не рассказывал.

Когда выдавались часы отдыха,  раскрывал  саквояж. И солдаты покорно выстраивались в очередь, постричься и побриться, с радостью доверяя ловким рукам дяди Миши свои заросшие грубой щетиной, щеки, и лохматые головы.
— Ловко как у тебя получается. Вот спасибо. — вглядывались в небольшое зеркало, подставленной дядей Мишей,  мужчины,  довольно поглаживая гладкие подбородки.
— На здоровье. — кривил рот в детской улыбке, парикмахер. Он и сам получал удовольствие, от привычного, любимого дела.

Однажды, проезжая через лес, как обычно, напевал себе под нос. До части оставалось совсем недалеко. Вдруг Машка  тревожно заржала. Из чащи к телеге вышли пятеро мужчин в немецкой форме. Только на секунду, дядя Миша опешил, схватил автомат, как его научили солдаты, дал длинную очередь.  Немцы, один за другим, повалились на землю. А из кустов выскочили наши.

— Ловко ты их, дядь Миш. — повернул носком сапога, одного из фрицев, сержант Иван. — Всех уложил.  Видать, разведка немецкая, чуть было на наши позиции не вышли. Не  иначе, их  с парашютов, сбросили. Молодец, к награде представим.

Дядя Миша промолчал. Голова его поникла на грудь. И солдаты услышали жалобные всхлипывания.
— Я людей убил. Никогда никого не убивал. Курице голову на суп не мог отрезать. Жена всегда делала.
— Не плачь. Это война. Они нас, мы их. А ведь могли бы тебя убить. И все бы остались голодные. Мы ж без тебя, пропадем, кормилец ты наш. — сержант похлопал старика по спине. — А везешь что?
— Гречку с мясом. — пробасил, дядя Миша.
— Ну вот, — усмехнулся солдат. — Сейчас все и пообедаем.

О случае в лесу, без умолку, рассказывали весь день. А дядя Миша, понуро сидел возле своей Машки,  утирая со  щек, слезы.

Служба продолжалась.
— Поехали Машка. — привычно залезая на телегу, говорил дядя Миша. А на его груди красовалась новенькая медаль за отвагу.
 
Целый год полевая кухня и в снег и в дождь, поспевала к позициям, чтобы накормить солдат.

Но война никого не щадит. И в один хмурый, дождливый день, попал дядя Миша со своей передвижкой под сильную бомбежку. Его ранило в ногу и в голову. Машка довезла своего хозяина до полка.  Дядя Миша без сознания лежал на телеге, а на землю из разбитых баков стекала похлебка.

Ранение оказалось серьезным. Провожать  дядю Мишу вышла вся часть.
— Как же мы теперь без тебя? — повторяли солдаты. Сержант Иван склонился над носилками.
— Обязательно выживи. Мы все за тебя молиться будем.

Дядя Миша подвигал пересохшими губами.
— Постараюсь. — услышал слабый шепот, Иван.

Дядя Миша выжил. Лечение было долгим. Его отправили в Ташкент. Здесь он встретил  подругу,  женился. У него родились дочь и сын. И прожили они с женой  до глубокой старости.