Десять перепелок

С.Шило



Десять  перепелок


Вчерашний день был пасмурный и дождливый. Серые свинцовые тучи закрыли всё небо и медленно двигались от моря к горам. На  улице темно, сыро, неуютно. Живу я рядом с горами, на окраине города. Горы близко. Из окна видно зелёную волнистую гряду. Они невысокие, но очень красивые. Последние отроги Кавказских гор в районе Новороссийска. Я люблю ходить в горы, особенно, когда стоит хорошая погода. Иногда беру свою собаку- немецкую овчарку, полуторагодовалого пса Цезаря.
   Утро следующего дня тоже было серое, но дождя и ветра не было. После вчерашней дождливой, мокрой погоды у меня болел и ныл позвоночник. «Надо бежать, »-думаю про себя- «надо встряхнуться, надо разогнать эту подлую ноющую боль и восстановить кровообращение. Нечего сидеть и киснуть, это всё равно ведь само не пройдёт. Надо бежать.» Я надеваю спортивные брюки и майку и выхожу на крыльцо. Цезарь встречает меня  тыканьем своего влажного носа в мою руку и энергичным помахиванием хвоста. Увидев, что я в спортивной одежде, Цезарь начинает «беситься» : метаться то ко мне, то к калитке в заборе и тоненько повизгивать. Он привык к тому, что я часто беру, его с собой в лес на прогулку, очень это любит и когда видит меня, во всём спортивном, начинает метаться вокруг меня, радоваться. Я беру его на поводок, и он бросается к калитке, встаёт на задние лапы во весь рост, смотрит на меня и взгляд его говорит: « Ну открывай же, хозяин, быстрей эту дверь.» Я наматываю конец поводка себе на запястье несколько раз и открываю дверь. В следующее мгновенье я уже «лечу» как стрела,  увлекаемый пустившимся в галоп псом. Первую горку мы преодолеваем сходу, и мгновенно оказываемся на шоссе, ведущем на каменоломню. Метров двести быстрого бега по асфальту и резкий поворот влево,  тропинка, спускающаяся в низ, выводит нас к дамбе.  Здесь  я бросаю поводок, Цезарь же, почувствовав свободу, бросается вниз по тропинке и с ходу перебегает дамбу , а  я стремительно «несусь» за ним. Глубокая балка между горных хребтов, через каждые примерно двести метров пересечена мощными бетонными противоселевыми дамбами. Балка эта находится на Мефодиевке у подножия гор. Здесь заканчиваются самые дальние улицы, и начинается горный хребет. Та самая северо-восточная сторона, из-за которой приходит бора или так называемый норд-ост, здесь он переваливает через горную гряду и с яростью набрасывается на город. Здесь же находятся противоселевые дамбы, перегородившие глубокое ущелье, их несколько штук и они преграждают дорогу воде и грязи и тормозят их быстрый спуск к городу во время проливных дождей. За каждой такой дамбой собирается и стоит маленькое озерко с зеленоватой водой, где прекрасно себя чувствуют лягушки. Через одну из этих дамб лежал наш путь в лес. Перебравшись, мы вновь идём по горной тропинке, постепенно уходящей вверх. Тропинка эта идёт по краешку круглой горы, в народе называемой Черепахой. Она полукругом огибает эту шарообразную гору и выходит на склон, с другой стороны, возле последних, старых домишек, дальше уже нет ничего кроме гор и глубоких балок. Оставив позади себя последние признаки города, стихийные свалки, мы с Цезарем то бегом, то шагом пробираемся к лесу, раскинувшемуся на склонах хребтов. Добрались до леса. Теперь тропинка уходит почти вертикально вверх, и карабкаться довольно утомительно, но мы не раз проделывали это, так что вскоре уже стояли на довольно широкой грунтовой дороге, у подножия Воронцовской горы. Подняться на эту гору можно двумя путями - по грунтовой дороге, на которой мы стояли или по тропинке , еле заметно убегавшей вверх среди зелени низкорослых кустарников. Мы пошли по тропинке. Эта гора по форме напоминает огромный батон, лежащий перпендикулярно основному горному хребту, склоны которого с обеих сторон переходят в глубокие балки.
     Название своё она получила от цветов воронцов, которые расцветают весной на её склонах. Цветы эти похожи на тюльпаны, такой же красный бутончик только на короткой ножке. В семидесятых годах прошлого века, лет тридцать назад все северные склоны Маркотхского хребта были засажены соснами, и вырос хороший  сосновый лес ,украсивший лысые горные склоны. В одну из зим в феврале настала  такая очень теплая погода, продолжавшаяся около двух недель, что началось сокодвижение, после оттепели ударили морозы, и лес на Воронцовской горе пропал. Я помню эту сопку, сначала она резко отличалась от остальных зелёных своим коричнево-рыжим цветом засохших деревьев. Со временем деревья попадали, образуя сплошные завалы. И вот года два назад я видел на Воронцовской горе трактор, который собирал остатки леса в большие кучи и вспахивал рядки. Тогда я подумал, что, наверное, скоро посадят новые сосенки, но до этого не дошло. Вот перед этой горой я с Цезарем и стоял. Я решил подниматься по тропинке. « Цезарь, вперёд !»- скомандовал я, и мы двинулись по узкой тропе, уходящей вверх. Цезарь бежал впереди, нос его почти не отрывался от земли. Иногда, засунув нос в низкорослые кусты, он замирал, и что-то вынюхивал. Я не сильно обращал на него внимание. Больше меня занимала красота окружающих горных вершин, покрытых бурно растущей зеленью и не смолкающий птичий разноголосый щебет, синичек, чижей и щеглов. Иногда вставлял свою трель соловей. В общем, нечего и лучше придумать нельзя, как весной в лесу слушать пение птиц. Так потихоньку мы поднимались по склону горы, я слушал птиц, и любовался цветами, высыпавшими по склонам, а Цезарь всё это обнюхивал. Когда Цезарь засунул нос в очередной куст, раздался резкий звук, как будто что-то громко треснуло, и треск этот разлетелся по всей округе, Фур-р-р-р…и перепёлка стремительно унеслась от нас, на мгновенье показав свою рябенькую спинку. И чем выше мы поднимались в гору, тем этих звуков было больше. Теперь не только Цезарь вспугивал перепёлок, но и у меня из-под ног взлетали вспугнутые  птицы. Как же все-таки они хорошо замаскированы и сливаются с окружающей средой. Буквально из под ног выпархивают, а сколько не смотри и не вглядывайся в траву, всё равно не заметишь, и только по резкому хлопку и шуму с которым они взлетают, можно на несколько секунд увидеть их коричневато- рябенькие спинки. Пока мы добрались до вершины, ещё вспугнули несколько птиц. «Фур – фур…»- теперь раздавалось часто и я как–то непроизвольно стал считать : раз, два три , и когда мы вышли на вершину горы, было шесть. Наконец поднялись на самую макушку. Огромный орел, взмахнув крыльями, поднялся в воздух и закружил, запланировал над горами и балками, осматривая территорию, как хозяин. По вершине горы шла когда-то накатанная машинами грунтовая каменистая дорога, но было видно, что теперь по ней ездят не часто.  Она постепенно зарастает травой, и лишь в глинистых местах колея глубже и поэтому ещё сохранилась , и в ней стоит лужами дождевая вода. Мы стояли на макушке Воронцовской горы. С неё открывался  великолепный вид на город, бухту, море и горы простиравшиеся по  всюду. Пирамидообразные вершины в стороне «Широкой балки» чередуются с более пологими склонами, а те в свою очередь с глубокими раскидистыми балками. Всё это одето в кучерявую зелень сплошным ковром, а вдалеке, до самого горизонта, расстелилась голубая  морская даль. Красиво, даже не хочется отрывать взгляд.
    Стоишь на краешке горы и кажется что совсем  ты уже не человек, а большая, большая птица, парящая над домами, кораблями, поездами, портовыми кранами над целыми микрорайонами, над трубами цементных заводов , над бирюзовой играющей солнечными бликам морской водой. Стоишь, смотришь и слушаешь. Здесь , на такой вышине тихо, только бесконечные пересвисты птиц, но они не нарушают, а словно подчёркивают эту тишину. Иногда  издалека снизу доносятся городские шумы, что-то бухнет,  засвистит или заскрежещет и опять пропадёт надолго, или прорвётся яростный, захлёбывающийся  собачий лай и опять восстановится тишина.  Постояв и полюбовавшись окрестностями города, мы продолжаем путь дальше. Дорога по Воронцовке идёт примерно с километр, затем упирается в крутую гору с раздвоенной вершиной похожей на петушиный гребень.
    «Петушок» выше Воронцовки на много и вздымается перед ней своим  огромным массивом. Мы шли по дороге, я  наслаждался чистым воздухом и открывающимися далеко видами окрестностей города, а Цезарь всё что-то искал и вынюхивал. Сплошной травяной ковёр покрывал верхушку горы, сквозь густое травосплетение то тут , то там пробивались цветы :  разные, белые и розовые, фиолетовые и синие, жёлтые и красные. Эти красные цветы и дали название горе. Они очень напоминают тюльпаны, почти такой же алый бутон, но только на короткой ножке, а вместо целых лепестков тёмно зелёные ажурные реснички. Издалека очень похожи на тюльпаны, растут группами и целыми лужайками. Я всегда собираю самые красивые цветы и из леса возвращаюсь с букетиком. Так было и в этот раз.   Пока мы с Цезарем обошли всю макушку Воронцовской горы, мы опять спугнули несколько птиц. «Фур, Фур…» - снова засвистел воздух, разрезаемый мощными крыльями перепёлок. Я продолжал считать, даже сам не зная, для чего, просто так : семь, восемь, девять. Набрав хороший букет цветов и повернули назад, домой, опять той же дорогой. Когда начали спускаться,  ещё раз услышали этот фыркающий шумный всплеск, и небольшая птичка стремглав унеслась прочь. «Десять» -сказал я, и мы стали быстро спускаться с горы. Всю оставшуюся дорогу до дома нам больше не попалось ни одна перепелка.