За двумя зайцами

За двумя  зайцами


  Встал рано, ещё не было шести утра, только-только начинало светать. Оканчивался июль месяц, дни были жаркие, а ночи душные как перед дождём. Проснулся от стука открытой форточки о раму. На улице был ветер и не смотря на это, в воздухе чувствовалась духота. Вышел во двор и осмотрелся. С погодой, что-то творилось, срывались порывы ветра, небо заволокло темными тучами, вдали громыхал гром и сверкали молнии. Всё говорило о том, что сейчас начнётся ливень с грозой. Дождь начался, но, смочив землю, быстро перестал, а гроза, сверкнув, ещё пару раз ушла, куда то стороной. Рассвело, спать больше не хотелось, и я занялся гимнастикой во дворе. Наша собака, немецкая овчарка по кличке Цезарь, была здесь же во дворе и с интересом посматривала на мои «выкрутасы». Прошло ещё около получаса, дождя не было, но день как было видно по всему, выдался пасмурным. Кругом серо, даже никакого намёка на солнышко. Хорошо, что дождь ушёл,  подумал я, значит можно сходить в лес, и стал собираться. Цезарь «учуяв» мои сборы, стал тоненько повизгивать и бросать свой взгляд ,то на поводок висящий на дворе то на меня. Всё было ясно, он просил меня взять его с собой. Погоди ,дай собраться сказал я ему, надевая лёгкие тряпочные плетёнки в которых летом  хожу в лес. И вот наконец к величайшему удовольствию Цезаря ,  пристёгиваю к его ошейнику поводок и сразу чувствую как он сильно тянет меня к двери. Первые пол километра мы бежим, затем, выбравшись в безлюдное место, я отпускаю собаку и перехожу на шаг. Пёс занялся своим делом ,ему всё надо обследовать, траву, кусты ,камни. Так мы начинаем подъём к вершинам, живописно раскинувшимся на горизонте. Тропинка шла по левому пологому склону, сплошь поросшему травой . Склоны гор, балок, ещё были зелёные и только в некоторых местах кустики всевозможных, растущих здесь в изобилии колючек уже высохли, выделяясь среди зелени жёлто –бурыми пятнами. Противоположный правый слон ущелья, крутой, снизу до середины густо заросший, соснами, держи – деревом, молодыми дубками, кустами кизила и шиповника.
Это склон большой горы, называемой «Лысой». Посередине вьётся серая лента шоссе, она делит этот склон на две половины. За дорогой склоны «берут» ещё круче и вздымаются ввысь, до перевала, образуют конусообразную вершину. Вторая часть склонов этой горы резко отличается своей безлесностью, заросшие мелкотравьем они какие то прилизанные до самой макушки и издалека кажутся действительно лысыми. Мы были только в начале пути, и нам предстояло ещё взойти по правому склону на длинную и продолговатую гору и, обойдя её вкруговую вернуться назад. Весь этот путь растягивался на километров десять. Всё было хорошо, и мы быстро продвигались к горным вершинам. Вот уже и «сосняк» и так приятно пахнуло хвоей и смолой. Вид сосен распушивших свои увешанные шишками «лапы», очаровывал взор. Море зелени, чуть светлее и чуть темнее расстилалось до самого перевала. Воздух тут ,особенный ,притягивающий и чарующий, хочется стоять , дышать, и слушать. Слушать всё что только подаёт звук , в этом сосновом лесу. А слушать есть что, вот зашумели деревья, перешептываясь друг с другом, вот стайка жёлтогрудых щеглов зазвенела радостно, усаживаясь на сосну. Не отстают и чижи, почти сливаясь с хвоей своим зеленоватым оперением, они поют свою «чижиную» песенку. А то вдруг станет тихо, и после этой тишины «колоколом» дзинкнет синичка. Даже порыв ветра звучит музыкально, шевеля травы своей особой шелестящей музыкой, то умолкающей, то вновь нарастающей.
Я не хотел быстро уходить отсюда, и бросив поводок отпустил пса. Пусть походит среди ёлок, побродит по высокой траве, так  не торопясь, потихоньку мы бродили по сосновому лесу. Вдруг Цезарь насторожился,  заметив это я тоже, стал искать глазами причину его любопытства. Когда нашел, было поздно. Заяц, выскочив из за ёлки, пустился с места в карьер, за ним же и мой пёс. Сколько я ни кричал «Цезарь ко мне» ничего не помогло. Оба, и заяц, и пёс исчезли в неизвестном направлении. Я стоял и кричал « Цезарь ко мне» надеясь, что всё же он услышит. Прошло минут  пятнадцать, и я заволновался всерьёз. Во первых на собаке был поводок, очень крепкий, и если он запутается где то в буераке за деревья и вообще кто–знает куда этот заяц его заведёт. Мне ничего не оставалось, как только звать, и я продолжал громко орать «Цезарь ко мне». Он пришёл через минут двадцать. Я обрадовался, и сразу стал его ругать. После «взбучки», двинулись дальше, теперь уже на поводке. Вышли из ёлок, и каменистая дорога повела нас на вершину горы. Она идет по обширному, затяжному склону, снизу сосновый лес, сверху бугор, заросший травами и цветами. Каких тут только нет, жёлтые, красные, фиолетовые, синие, розовые, словно радуга высыпалась на эти склоны, но больше всего голубых колокольчиков на тонких высоких стебельках. Их так много что, бугристый склон вверху дороги голубеет и сливается издалека в одну огромную голубую поляну, подавляя остальные цвета. И только подойдя поближе, различаешь другие цветы. Эти синевато-голубенькие колокольчики очень красивы, и я всегда набираю букет и несу домой. Когда этот букет стоит дома в вазе, комната преображается, становится какой то другой, больше, светлее и красивее. Цветов было так много, что они росли у края дороги и чтобы их нарвать, даже никуда не нужно сворачивать. Идешь себе, да и выбирай, какой лучше. Так мы шли, я собирал букет, пёс всё что-то вынюхивал, что-то искал. Выйдя на гору, поворачиваем и идём  по той же дороге только теперь, в обратном направлении. Макушка безлесная, только трава, словно ковёр, толстый и мягкий, шагать приятно. Вид отсюда великолепный, во все стороны видно далеко. Слева город и бухта, море до самого горизонта. Справа, пригодные поселки, начиная с Кириловки и Цемдолины и кончая Борисовкой и Владимировкой. Все складки местности, состоящие из бесконечных горных гряд, чуть меньше и чуть больше по высоте, уходящие вдаль зелёными волнистыми линиями. Сколько раз я был на этой горе, и всегда открывающиеся отсюда виды волнуют своей красотой. Смотришь на расстилающуюся вокруг тебя панораму и не можешь насмотреться, сколько ни смотри. Кажется, смотрел бы всю жизнь и ничего больше не нужно. Но время требует своё и надо спускаться вниз в суету машин и людей называемую городом. Спускаемся вниз по противоположному склону, и теперь дорожка уходит в смешанный лес из  дуба, держидерева, боярышника и кизиловых кустов, постепенно сужаясь и переходя в тропинку. Лес густой по обеим сторонам, настолько, что перекрыл небо над тропинкой образовав зелёный тоннель. Посмотришь по сторонам, темно, сумрачно от близко стоящих стволов даже лучи солнца сюда проникают не часто. Тихо здесь, и влажно, земля завалена старой ещё прошлогодней листвой, толстым слоем. Даже птиц тут мало, не любят тёмные углы.
Из зелёной тоннельки  опять выходим на лысую часть горы, но уже настолько ниже, что города и моря уже не видно, а только самая крайняя часть Мефодиевки с полукруглой железнодорожной петлёй и последними домами. Здесь город заканчивается, и начинаются пригородные посёлки, из которых Кириловка ближе всех к городу. Я бросаю последний взгляд на предместья и, повернувшись к ним спиной, ухожу опять к городу, то есть делаю полный круг возле этой горы, чтобы попасть в точку, с которой мы с Цезарем начинали свой поход. Для этого нам нужно, пройти всего лишь одну глубокую балку. Мне что-то расхотелось лазить по балкам, и я решил сократить путь и двигаться по склону горы, не спускаясь вниз. С этой стороны гора довольно густо поросла, держидеревом , боярышником и чтобы не пробираться сквозь колючие ветви, я нашёл «рядок» с просветом, по нему и пошли .Когда подходили к концу леска и отпущенный Цезарь шёл впереди  меня, мы опять вспугнули зайцев, теперь уже двух которые тут же задали стрекача. Естественно всё повторилось опять. Никакие крики, никакие команды не помогли ,мой пёс унёсся за добычей. Опять эти зайцы в сердцах сказал я. Но теперь уже ругал себя, зачем отпустил? Полчаса я ходил по склону и звал пса. Но,  конечно же, он не слышал меня. Пришлось ждать, не возвращаться же без собаки. Пришёл, вывалив язык до земли, без зайцев конечно. Я его не ругал. Только спросил: «Ну что, догнал? Запомни, дурень, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
Взяв  в руки поводок, мы пошли, и я уже больше не выпускал  его из рук до самого дома.