Кукушкин распадок

  Кукушкин  распадок

  Рано утром  отправился в лес. Ещё не было и семи утра.  Шёл по  тихой и ещё спящей улице по направлению к горным грядам, волнистым  и зелёным от буйной весенней растительности. Вокруг благодать, весна  сотворила всё от неё зависящее, и море зелени выплеснулось вокруг.
   Всюду куда ни посмотришь, зелёные склоны гор. Кусты, деревья, каждая былинка и травинка, радовались наступившему теплу и стремительно заявляли о себе своим нежным ещё липким только что раскрывшимся зелёным листиком.
    После холодной и снежной зимы, выморозившей всё до корня, и превратившей  растительность в черноту и гниль обилие зелени, и весеннее тепло радовали не только взор, но и душу.
 Ещё недавно погода была скверная, дней пять дул холодный северный ветер и о походе в лес нечего было и думать.  Шел старой не раз хоженой дорогой, через дамбы вокруг горы «черепахи» мимо хутора на Воронцовскую горку. Солнце ещё не взошло,  трава была покрыта густою росою. Стоило мне немного походить по ней и мои старые кожаные ботинки начали  быстро промокать.  Пришлось выходить на тропинку вьющуюся по склону и, огибая его и оставляя позади крыши «хуторка» утопающего в зелени продолжать путь к вершинам.
    Тишь утра нарушалась лишь пением птиц, щебечущих каждая на свой лад. Вот синичка, «заворачивает свои гайки», а вот соловей разразился такой трелью, что невольно остановишься и прислушаешься к его сольному пению. А то вдруг защебечет, засвистит совсем неслыханная «мелодия», какой-то невидимой и неизвестной пташки.  Вдруг среди пения лесных птиц, раздаётся горластый, переливчатый крик петуха. Кука реку, усердно горлопанит хуторской петух,  заглушая всё птичье пение и раз пять округу, потрясают его натужные крики. Затем на мгновенье наступает тишина и тогда отчётливо слышится отдалённый собачий лай, доносящийся из дворов самых последних Мефодиевских улиц.
  Чем дальше я ухожу, тем тише становится вокруг, городские шумы стихают и растворяясь в воздухе исчезают совсем. Теперь только лишь звуки леса, и прекрасные виды раскинувшихся впереди  горных вершин. Когда нет посторонних шумов, они создают совсем иную, полную и гармоничную среду, тишины, шорохов, посвистов. Здесь нет уже ничего механического, чуждого и неродного, каждый звук исторгнут самой природой, частичкой её и поэтому ни громкое карканье ворон, ни треск дерущихся соек и трескотня болтливых сорок не портят лесной идиллии.
  Впереди мой любимый сосновый лес, рукотворно посаженный на одном из склонов, он тянется длинными террасами, а кое-где подымается до самого перевала. На каждой  такой террасе двойной ряд сосен, между рядами тропинки протоптанные любителями природы, туристами и пастухами, гоняющими в ельничек коз. Тропинки убегают под разлапистые сосновые ветлы,  под которыми тенисто и прохладно. Вьется и бежит такая тропинка, иногда виляя в стороны, то опускается вниз, то вновь поднимается вверх, вокруг сосновые пахнущие смолой ветки по сторонам заросли низкорослого кустарника и разнотравья. Идти здесь приятно, птицы нашедшие тут приют от жары насвистывают свои «песни» переговариваясь между собой в своём птичьем царстве. Бывает и так, идёшь и вдруг, тропинка заканчивается, выведя тебя к тупику, обильно заросшему  колючими представителями флоры,   ни за что не проберёшься через их густую заросль. Приходится подыматься на ряд выше, чтобы можно было продолжить путь.
    Между каждым таким двойным рядом сосен, идут просеки заросшие разнотравьем, низкорослыми кустами тёрновника и одиноко стоящими деревьями держидерева, боярышника, дикими яблонями. Заросшие разнотравьем поляны скрывают скалистые участки и большие камни, наполовину покрытые темно зелёным  и бурым мхом.
   По одной из этих тропинок я уходил все дальше и дальше, вглубь соснового массива. Обзорная видимость окрестностей становилась всё хуже и теперь и справа, и слева были только зелёные «лапы» и коричневые стволы соснового леса. Даже когда посмотришь вверх и там видишь  густое сплетение сосновых веток - ты в лесу в самом его чреве.
  Море колючих зелёных иголок с молодыми тоже еще зелёными шишками шумит и волнуется вокруг тебя, источая запах хвои и сосновой смолы. Сорвешь такую веточку мягкую и маслянистую чуть придавишь и помнешь ее, и она одарит тебя хвойным ароматом, пальцы моментально становятся липкими и еще долго липнут и пахнут душистой смолой.
   Птицы тоже любят тихие сосновые уголочки, любят посидеть на мохнатых ветлах, поклевать хвою и шишки. Особенно сойки любят собираться под тенистой хвоей и устраивать посиделки. Соберётся несколько штук и давай трещать, перебирая все лесные новости. А то вдруг заспорят и начнут гоняться друг за другом в шумной перебранке, иногда подымут такой гвалт и шум что слышно на весь лес.
  Земля под соснами густо покрыта толстым слоем прошлогодних рыжих и уже высохших иголок и раскрытых и выпотрошенных, темно коричневых шишек, которые большими россыпями лежат всюду. Так и идешь по тропинке, любуешься окружающей тебя со всех сторон зеленью, дышишь хвойным смолистым воздухом и слушаешь лесные шумы и звуки. Хорошо. Налетевший порыв ветра иногда заколышет макушки сосен, пошумит ими и улетит дальше.
  Каждая из этих лесных тропинок выходит на каменистый овраг, спускающийся с верха горы до самого  её подножья и делящий сосновый бор пополам. Дальше этого оврага также растет сосновый лес и каменистый овраг, состоящий из сплошных наклонных горных пластов, является как бы природной разделительной полосой, что-то вроде  каменной просеки.
  По этой «просеке» круто уходящей к вершине, начинаю подьем и примерно через минут двадцать карабканья вверх выбираюсь к вершине Воронцовской горы по макушке которой, среди травянистых «ковров» извиваясь и виляя, убегает белая щебеночная колея грунтовой дороги. Свернув с нее, сразу попадаешь на мягкий и густой травянистый покров. Каких трав тут только нет? Многие из них известны, но подавляющее большинство хоть и очаровывают своей красотой так и остаются неведомыми …
   Тысячелистник распустил свои белые шапочки-зонтики, золотится цветочками зверобой и всеми оттенками фиолетового цвета то тут, то там разбросаны полянки травы череды. Белёсые толстые стебли шалфея растут тут в изобилии, а вот тоненькие тростиночки осоки, растущие отдельными полянками. Вроде бы ничего особенного в них нет, но когда из этих тростиночек начинает появляться седая длинная воздушная паутинка, они становятся сказочно красивыми.
Разнообразие лесного цветочного мира огромно, вот фиолетовые трубочки, там синенькие колокольчики, а здесь жёлтые лепестки и белые с розовым бутоны.
  Одной из первых после зимней спячки зацветает мать и мачеха, уже в конце апреля желтеют поляны этой травы. К концу мая их уже нет и вместо цветов, появляются крупные и плотные темно зелёные листы. Перевернешь такой лист и удивишься с внутренней стороны он белый и мягкий словно бархатный. За это и получила она своё название мать и мачеха.
   Разве можно пройти безразлично мимо всего этого лесного великолепия? конечно же, невозможно и поэтому всегда с удовольствием рассматриваешь царство горной растительности. Иногда попадается такая невидаль, что долго стоишь, любуешься и думаешь что же это за цветок?  Есть цветы похожие и на гвоздику и на тюльпаны, только ножки у них в отличие от домашних гораздо короче.
Травы также не отстают и их царство не чуть не хуже в своем разнообразии и обильности. Низкие чередуются с высокими, стебельки меняются сочной и пышной травой, здесь и клевер и мелкозазубренные листочки земляники. А вот трава стрельчатая напоминающая папоротник она высокая и густая.
Здесь на самой вершине горы утопающей в цветах и травах я всегда люблю остановиться, осмотреться. К тому-же отсюда разворачивается грандиозная панорама зелёных волнистых линий- горных гряд и расположенного внизу как на ладони города, от которого простирается голубое до самого горизонта синее море.
Однажды в этом месте я услышал голос кукушки и как всегда в таких случаях спросил её, кукушка кукушка……..
  Помню, она куковала долго и громко, так  повелось и дальше, рано утром я бывал в лесу и всегда в этом месте меня встречал голос уже знакомой мне кукушки.
И сегодня она не заставила себя долго ждать её прерывистое КУ КУ понеслось над горами, балками, лощинами и распадками глубоко изрезанной горной местности, уносимое ветром оно звучало то приглушённо то опять слышалось особенно отчётливо. Кукушка была щедрая и, не жадничая, отсчитывала многие лета.
  Я шёл именно к ней. Уже давно мне захотелось найти её гнездо и хоть издали понаблюдать за этой горной певуньей. Но сделать это было не так то просто.
    Кукование доносилось всё время из одного места – распадка находившегося возле главного горного хребта. Определить же по звуку расстояние практически не было возможно, потому что кукушкино соло разносилось эхом на всю округу.  Иногда она вдруг замолкала  и только через несколько минут вновь слышался её голос .
    Как бы там ни было,  предпринял попытку разыскать лесную птаху. Расчёт был прост идти на голос подобно кораблю идущему на свет маяка.
   Сегодня моя знакомая раскуковалась хорошо и идти уверенно на её громкий голос было совсем не трудно. Грунтовая дорога, на  которую  вышел ранее, уходила вправо, а мой путь лежал по левому склону горы, и вскоре грунтовая лента вьющаяся вверх совсем исчезла из вида. Мой путь с дорогой разошёлся в разные стороны, и теперь под ногами было сплошное бездорожье.
   Теперь шёл по бездорожью через заросший мать и мачехой склон горы, она разрослась так густо и плотно, что земли не было видно совсем. Крупные плотные темно зелёные листья расстилались сплошным ковром. Слева раскинулась «Саманная балка» широкая и густо заросшая лесом. Рассказывали, что в этой балке обнаружили хорошие пласты глины и в послевоенные годы люди делали здесь самодельный кирпич – саман. Кирпич уже давно никто ни делает, а вот название закрепилось, да так и осталось до сегодняшних дней.
   Было раннее утро, безоблачное синее небо говорило, что день будет хорошим. Из-за Маркотхского хребта режа глаза, ослепительно блеснули первые солнечные лучи, и золотой «блин»  показался из-за горы. Восход солнца удивительное зрелище, необъяснимо волнующее и всегда прекрасное. Даже природа  радуется и преображается с первыми теплыми лучами, скользящими по листве еще влажной от утренней росы. Заиграют лучи, заблестят и заискрятся в бусинках воды, перемигиваясь солнечными зайчиками. Оживятся и птицы, радуясь солнышку их посвисты, льются беспрерывно, стараясь перещеголять, друг друга. Но не обойдется и без «заварушки», резкие  звуки которой прервут  лесной концерт. Это сойки  задерутся между собой, пошумят и стихнут. И где-то, далеко  не обращая  внимания на лесную суету, всё ещё кукует кукушка.
  Она была видать с утра в хорошем настроении и не ленилась, её Куку плыло над горами, балками и распадками.
Как будто бы она догадывалась о моих мыслях и подавала голос, словно путеводную нить. За это я даже её похвалил сказав : Молодец кукушка, кукуй, кукуй, без твоего Куку я тебя не найду.
  И она куковала, а я шёл, и как мне казалось, расстояние между мной и ней становилось все меньше и меньше.
  Но вот тропинка закончилась, она обрывалась на краю «Саманной балки» крутым и глубоким спуском вниз. Теперь чтобы продолжить путь, нужно было спускаться вниз или обходить перевал с правой стороны. На это требовалось время  на  тот или другой путь нужно было затратить не менее двух часов хода.
 Стоя на краю балки,  прислушивался и осматривался. Перевал, до которого было «рукой подать» манил зелёными склонами, где густо заросшими, а где лысыми прогалинами и полянками.
А на той стороне этой широко раскинувшейся балки была цель моего путешествия, именно оттуда отчетливо и «дерзко» громко раздавалось её Куку. Она словно дразнила меня. Я тут. Я тут.
  Как же мне хотелось добраться до неё, но я понимал, что времени на это у меня сейчас нет,   и раздосадованный  повернул обратно.
  Теперь когда шёл назад её Куку неслось мне в спину. Она так громко это проделывала что меня взяла злость и я шагая твердил, ничего, ничего, кукуй, кукуй я всё равно тебя найду. И она, словно слыша и понимая мои мысли, как мне тогда показалось « смеялась» надо мной своим кукушкиным смехом.
   Как всегда дорога домой,  была быстрее, вот опять грунтовая дорога, уходящая вниз к городу. Бросив последний взгляд на бухту, микрорайоны на южной стороне и тысячи домиков Шесхариса и Мефодиевки облепившие склоны гор стал спускаться вниз. Туда в это скопище домов, транспорта, шума – в цивилизацию.
 За ёлками начинались уже пологие склоны, и до первых домов оставалось совсем немного. Город «встречал» разномастным собачьим лаем, доносившимся попеременно то слева то справа.
   И когда до первых домов оставалось не более чем с пол километра , вновь раздалось кукушкино «слово». Я не поверил своим ушам. Здесь почти, что рядом с домами, что за чуш. В следующее мгновенье в мозгу промелькнула уже совсем «глупая» мысль, « она что за мной следила».
  Затем всё стихло. Конечно же, мне послышалось, думал я шагая дальше. Но через несколько секунд куку повторилось отчётливо и громко и теперь  уже я  не стал сваливать всё на обман слуха.
 Это была кукушка, та ли или другая не знаю, но если та, то спасибо ей за, то она проводила меня до дома. До свиданья кукушка, мы с тобой ещё встретимся думал я покидая лес.