Я упал вчера с горы. Пьеса в одном действии

Действующие лица и исполнители:

Актриса 1. Дуня Трапезникова — дама средних лет. Она же Дуська — девочка лет пяти.
Актер 1. Кот Федя — старенький сибирский кастратик. Он же Лёлькин Буратино.
Актер 2. Костя Величковский — поэт. Он же: Тролль, Янычар,
Дуськин Буратино, Константин Сергеевич  — лилипут-провизор.
Актриса 2. Мама маленькой Дуни. Она же Лёлька — ровесница Дуськи.

Картина первая

На сцене стол с включённым ноутбуком, слева от него тумба, на которой дремлет кот, справа окно, чуть правее — диван. За столом — Трапезникова в халате. Она то смотрит в окно, то встаёт и принимается за уборку, то опять садится за стол и что-то печатает. Звонок скайпа.

     Костя. Дульсинея, ты там? Хватит киснуть. Рви когти на конкурс.

     Дуня (снова встаёт и принимается возить шваброй по полу). Костик, ну какой еще конкурс? Ты же знаешь, как я не люблю все это!

     Костя (истерично). Я так и знал, что ты мне откажешь! А я, может быть, только твоей поддержкой и жив ещё! Я, может быть, вообще брошу писать, если ты не повесишься рядом со мной на этом конкурсе! Я, может быть, всю жизнь его ждал...

     Дуня (продолжая уборку). Ну вот, договорился. У тебя что ни день, то новый конкурс. И каждый, как последний. Что делать-то надо?

     Костя (успокоившись). Поройся в своих пустяках, наверняка из чего-нибудь смастыришь. А я уже почти навалял, осталось только название убойное придумать…

     Дуня. Да что мастырить-то?

     Костя. Как что? Пьесу! Минут на десять. Можно в стихах, а можно и в прозе — ты можешь всё! Давай по-быстрому! В полночь — окончание срока подачи заявок!
               
     Дуня (подходит к зеркалу, дышит на него, трёт рукавом халата, всматривается в своё отражение). В полночь? Ты в своём уме — уже вечереет! Да я и пьес-то никогда не писала!
               
     Костя. Ну, вот и напишешь — знаменитой станешь!

     Дуня (стирая пыль с книг, лежащих стопкой на столе). Да кто бы отказался. Но человечеству вполне хватает числа знаменитостей, равного числу близких людей отдельно взятого обывателя. Так что лимит давно исчерпан…
               
     Костя. Ну, сейчас заведёшь волынку, мол, ты и не пишешь, а лишь неосознанно структурируешь время, которого после развода, совпавшего с потерей работы, у тебя теперь за глаза. Все, Дульсинея, твори. Как отстреляешься — покажешь. До связи...

Звонок обрывается. Слышно, как Федя хрустит за шторой.

     Дуня (коту). Федя, а ведь Костик знает, как меня встряхнуть. Сам-то шустрит по всем конкурсам и так расписался, что делает это играючи и тоже от одиночества. На почве этого одиночества он и со мной общается, и только в скайпе. А мне совсем не трудно хвалить его и слушать часами однообразное нытьё о том, что его не ценят и даже презирают все, кто имеет хоть какой-то вес в литературе. Потому что на самом деле его и любят, и ценят. И Величковский знает об этом, но «карта слезу любит». (Пауза.) Может все-таки попробовать, Федя? Но пьеса в стихах — это что-то из нафталина. А свежей прозаической темы на подкорке пока не наблюдается. (Снова садится за стол и щёлкает мышью. В комнате постепенно темнеет, мерцает лишь монитор. Трапезникова не замечает, как Федя отодвигает штору и на фоне полной луны возникает силуэт тролля в короне. Звучит музыка Грига «В Замке горного короля».) Смотри, что я нашла в черновиках! (Напевает.)

                Та-та-та-та, та-та-та, та-та-та, та-та-та.
                Та-та-та-та, та-та, та-та-та-та, та-та-та.
(Тролль, крадучись, выходит из-за шторы и гримасничает за спиной у Дуни, которая тянет деланным басом.)
                Я упал вчера с горы, позабыв, что бескрыл.
                Третий глаз открылся, и теперь я вижу все…

(Кот подхватывает тролля под локоток и они кружатся в бешеной пляске.) А дальше, дальше... (Музыка стихает, тролль прячется за штору.) Ну, в общем, Величковский тут же перехватил тему и развил ее до шедевра. А мне осталось лишь поздравить его с победой. (Протягивает коту руку и он трётся об неё, делая глазки залу.) Итак, пьеса. О чем она будет? О чем, почём.  Помню, как была в театре первый раз в жизни (цепляет к волосам бант), с мамой — смотрела спектакль по сказке «Иван да Марья». Помню страшного янычара с кривой саблей, которую мама называла ятаганом и говорила, что он картонный и бояться не стоит. (Из-за шторы показывается конец ятагана, а потом и сам янычар. Опять звучит музыка Грига. И снова пляска — теперь уже янычара с котом. Они уже не прячутся от Дуниных глаз. И снова музыка стихает, а танцоры скрываются за шторой.) А я и не боялась, а просто делала вид, что боюсь, и пряталась за маму.

     Мама Дуни (выходит из-за шторы и кладёт руку на спинку Дуниного кресла). Уже в три года Дусенька понимала: в театре всё, что понарошку, надо принимать за настоящее.

     Дуня (детским голосом). Да, да, мамочка, дома ты с гордостью рассказала папе и бабушке, какая я театралка! А ночью…

     Мама Дуни (обиженно-недоумённо). А ночью всех разбудил твой рёв. Первым к тебе подбежал папа и попытался успокоить, но ты зарыдала ещё сильнее и, буквально захлебываясь слезами, прокричала ему: «Уйди! Ты — янычар!» Папа тогда страшно на тебя обиделся!

     Дуня. Я потом еще долго-долго боялась спать без света… (Пищит коллектор. Монитор гаснет и загорается снова.  На сцене опять  лишь Дуня (за компьютером, без банта) и спящий Федя.) Тема, тема, тема. Где ж тему взять. А вот тебе и тема. Мир взрослых глазами детей. И миниатюра подходящая у меня есть — «Буратины». Помнишь, кот? Там по сюжету родители, в целях экономии времени, выгуливают дочек на соседних балконах. Сплошные диалоги — чем не пьеса? Смотри, на конкурсном сайте всё подробно расписано: и условия, и состав жюри. Даже то, что в финале будет гала-спектакль пьес-призёров в постановке режиссёра, имя которого нам с тобой ни о чём не говорит. Но приписка «новатор» звучит так заманчиво… (Разбуженный Федя, нехотя заглянув в монитор, скрывается за шторой, а следом за ним и Дуся уходит за кулису.)

Картина вторая

Из-за шторы появляется Лёлька и, чуть позже,  Дуська. Они натягивают бельевую верёвку, вешают связку прищепок, ставят посреди сцены два стула (спинками к зрителю) и залезают на них с коленками.

     Дуня (голос за сценой). Воскресным июльским утром пятилетняя Дуська выплыла на балкон в новом желтом комбинезончике. Ей хотелось покрасоваться, а на улицу мама не отпустила. На соседнем балконе юная кокетка увидела Лёльку. Девочки ходили в одну группу детского сада, жили на одной лестничной площадке второго этажа кирпичной пятиэтажки и частенько играли во дворе вместе. Но вот так, через балконы, общаться им раньше не доводилось. А ведь как удобно: ограждение хоть и высокое да решетчатое, всё видно сквозь него, и расстояние между балконами — в один оконный проём. И родителям хорошо: от дел домашних, накопившихся за неделю, отрываться не надо — время тратить на выгуливание чад, и под ногами не мешаются со своими куклами-кастрюльками. А на балконах прохладно — двор деревьями по самые крыши зарос. В такую-то жару, что может быть лучше.  Лёлька была в одних трусах, и Дуськин наряд не оставил её равнодушной:

     Лёлька (сутулая, смахивающая на баскетболистку на пенсии, одетая лишь в огромные сатиновые трусы, до подмышек, и панамку). А чей-то у тебя такое?

     Дуська (в песочнике, больше похожем на зашитую между ног растянутую мужскую майку с рядом пуговиц, начинающихся под увесистой попой и заканчивающихся на крутом загривке). Песочник. Тетя Аня мне даже два сшила: вот етот — «цыплячий» и еще «салатвенный» дома. Видишь, какой кармашек на животе, а сзади пуговки… (Заводит ручки за спину и, пыхтя, принимается демонстрировать удобства застёжки.)

 Лёлька. Зато у меня уже давно вот ета плита игрушечная — настоящая, железная. (Ехидно улыбаясь, вытягивает руку с мини-агрегатом и машет им перед Дуськой. Духовка открывается —  из неё выпадает кусок картона. Девочки завороженно следят за его полётом.) У меня и пирогов етих завались! (Выволакивает из-за шторы кипу сложенных коробок. От одной из них отрывает кусок и принимается крошить его с балкона. Затем открывает духовку и запихивает в неё последний кусок.) А это — самый вкусный!

     Дуська (Ищет глазами, что же ей сбросить с балкона. Снимает несколько прищепок с верёвки, и, помахав ими перед подружкой, кидает вниз. Должного эффекта на Дуську это не производят.) А я своему папе скажу, и он мне такую же плиту купит, только новую. А тебе песочники не купят, потому что их только моя тетя шьёт! (Уходит за штору и возвращается, волоча за руку Буратино.) Видишь, он тоже как настоящий. (Для наглядности, снимает и надевает на куклу курточку, пытается стянуть колпак, но тот прочно приклеен к голове.) А ну и что, зато у моего руки-ноги гнутся, потому что он наполовину тряпочный. Смотри! (Демонстрирует, потом достает из кармашка тюбик из-под помады, возит им по щекам куклы.) Нехороший мальчик, опять испачкался. Вот я сейчас тебя накажу! (Шлепает куклу по попе.)
               
     Лёлька (скрывается за шторой и возвращается со своим Буратино). А мой — весь пластмассовый. И я тоже его накажу. Смотри! (Хватает куклу за вихор надо лбом и с силой встряхивает.) Ах ты, хулиган. Вот тебе, вот тебе!

     Дуська (не желая сдаваться, повторяет действия подружки, но поролоновый чубчик ее «нехорошего мальчика» отрывается). Ты… ты нарочно так придумала! Ты злая! Делай, как у моего, а то больше с тобой не вожусь! (Начинает хныкать. И дело тут вовсе не в Буратино. Ей просто до ужаса хочется в туалет. А надо ещё перешагнуть через балконный порожек и успеть добежать и как-то справиться с этими пуговками на спине. Переминаясь с ноги на ногу и подвывая, она бежит к шторе, волоча за собой Буратино. И уже оттуда доносится её громкий плач.) Мама-мамочка, пи-пи-песочник!

Лёлька, стоя коленками на «балконе»,  кормит картоном своего Буратино. Возвращается  переодетая Дуська  — свежевымытая и с большущей сахарной плюшкой в руках.

     Лёлька (соблазнившись запахом сдобы, спешит подлизаться). Дусь, ты наряжаться ходила? Этот тоже песочник красивый. А я своего Буратину по-взаправдашнему сейчас накажу, смотри! (Впивается зубами в вихор куклы и жуёт его.) Теперь одинаково, видишь?

     Дуська (удовлетворённо). Лёля, иди к нам в гости — мама разрешит. Будем вместе мою плюшку в твоей плите печь. (Писк коллектора. На сцене гаснет свет.)

Картина третья

Дуня за компьютером. С тумбочки встает Федя и движется вдоль клавиатуры к кормушке.

     Дуня (придавая коту ускорение). Да не хочу я делать пьесу из готовой миниатюры — раздирать её на сцены, разбивать на роли, насильно растягивать до обязательных десяти минут. А зачем, Федя, если постановку я только что видела, и она мне категорически не понравилась. Да и что ещё мог предложить этот «новатор»?

Федя подтверждает бессмысленность любых усилий ритмичным поскрёбыванием в лотке с опилками. Звонок в дверь. Входит с котомкой несчастный Величковский, разувается у порога.
               
     Костя (потрепанный мужчина неопределённого возраста). У меня сгорел жёсткий диск со всеми архивами и черновиками. Мне бы к компьютеру…

     Дуня (недоумённо-оценивающе). Ну, здравствуй, Костик! Вот, наконец, и увиделись! Тебе что, действительно больше некуда идти?

     Костя (потупившись). Здравствуй, Дульсинея. Да кто ж мне нужен-то, кроме тебя…
Устал я. Устал так, как будто с горы упал или весь день плясал с котами. (Присаживается к столу.) У тебя поесть не найдётся? А выпить? Нет? А потом непременно прилечь. На часок…

     Дуня (к неудовольствию Феди, берёт с подоконника миску и ставит её перед гостем). Костя, Костя... Что ж ты такой запущенный — носочки рваные, бороденка клочьями. А ногти...

     Костя (нимало не смутившись, приступает к трапезе). Что — не возбуждаю? Да, если приложить руки, то и на моей бросовой делянке вырастет идеальный английский газон. Я — гений, а у гения самый эротичный орган — что? (Изображает обиду.) И вообще, о чём ты! Я же к тебе пришёл! К тебе, значит, ты — моя муза! (Истерично.)  Да я, может, вообще жить больше не хочу! Прямо сейчас в окно и выброшусь! (Подбегает к окну, отдёргивает штору, из-за которой на него шипит Федя. Величковский в ужасе отшатывается к дивану.) Или чуть позже… (Ложится на диван, потом встаёт и опять ложится, и опять встаёт. Мечется по комнате, рвёт на себе волосы, разбрасывает вещи и книги, причитает. Снова ложится.) Я пьесу-то собирался вывесить в самую последнюю минуту, чтобы как бомба рванула, и всё — всё пропало, а я ничего не помню, ни слова! Покажи свою, Дульсинея!
               
     Дуня (не сразу догадавшись, о чём просит её Костя, вспыхивает, но берёт себя в руки). Костя, а не пора ли поменять жизненный сценарий и хотя бы раз (Величковский принимает слова Дуни за намёк и суетливо начинает двигаться к стенке, освобождая даме место.) не участвовать в конкурсе и… прекратить тырить у меня сюжеты!!?
               
     Костя. И то правда. (Облегчённо вздыхая, засыпает.)

Картина четвертая

В комнате темно и тихо, лишь  изредка всхрапывает Величковский. Вновь загорается монитор ноутбука. Кот дремлет на тумбочке, Трапезникова сидит возле письменного стола.
               
   Дуня (устало). У нас с тобой есть ещё три часа, Федя. Делить единственное ложе с Гением я пока не готова. Буду «мастырить из пустяковины». А жаль, что в конкурсной труппе нет лилипутов. В роли детей они были бы куда достовернее. Помню, как в детстве бегали мы к центральной аптеке, где работал маленький мальчик. Мы тогда никак не могли взять в толк, как это ребёнку разрешили рассыпать порошки, делать глазные капли и не ходить в школу.

Трапезникова скрывается за шторой. И почти сразу из-за неё выбегает Лёлька, а вслед за ней и Дуська. Говорят наперебой и почему-то глядят при этом на спящего Величковского.

     Лёлька. И мы все бегали и бегали смотреть на этого удивительного мальчика!
               
     Дуська. Нам тоже ужасно хотелось работать в аптеке, и носить маленькие белые халатики и шапочки, и рассыпать порошочки, и взвешивать их на маленьких весах, и класть в витрину стеклянные глаза, которые были, как живые…
               
     Лёлька. Мы видели этого мальчика в окошко провизорской, но оно было такое маленькое, что разглядеть его было почти невозможно. И тогда мы решили выследить этого мальчика вечером, после работы…
               
     Дуська. Он оказался одного роста с нами, в маленьких ботиночках и маленьком, но взрослом костюме, и я подошла к нему и смело спросила: «Мальчик, ты работаешь в аптеке?»

     Костя. Да никакой не мальчик я, а старший провизор Константин Сергеевич! (Спросонья сердито отмахивается рукой и снова засыпает.)

     Дуська. А мы закричали, что не верим! Но когда подошли к нему совсем близко (Девочки склоняются над спящим Величковским.) — испугались и убежали, потому что детское личико Константина Сергеевича было покрыто морщинами! (Прячутся за штору.)

     Федя (примостившийся в ногах у Кости, бросает им вслед). Так вы впервые узнали, что и в жизни есть место  сказке!

Картина пятая

За столом, положа голову на руки, сидит Трапезникова, на диване возится проснувшийся Величковский. Слышны его всхлипы. Федя садится на него верхом и начинает мять лапками.

     Дуня (подходит к дивану, склоняется над Костей и гладит его по голове). Костик, успокойся! Пьеса твоя готова. Вешай. Скоро полночь!

     Костя (капризно). Как это вешай! Я же её даже не читал! И вообще (безнадёжно)… Я обманул тебя, Трапезникова. Ничего у меня не горело. Я просто ни строчки не мог выдавить из себя, потому что никогда не знаю — о чём писать. Могу лишь облекать в форму чужие мысли. Я думал, ты наивная, не догоняешь. А ты… (Хватает Дуню за руку, заглядывает ей в глаза.) А меня сегодня квартирная хозяйка выгнала, полицией стращала, ноут отобрала. Я за полгода ей задолжал.  Но, если не возвращаться, она  сама искать меня не станет! Повезло, да? Дульсинея, дай хоть гляну, что ты там накарябала. (Встаёт с дивана, подходит к компьютеру, бегло читает.) Забавно. Так, я сейчас скоренько зарифмую!  Ммм… Две девочки июньскою порой… Или… Когда б мы были трепетнее к детям… Нет, лучше так:  Хрущёвки. Лето. Райский уголок…

                Дуня. Вешай, что дают, или не успеешь!

                Костя. Но это же не в стихах!

                Дуня. Гению подвластно всё…

                Занавес. Звучит музыка Грига.