Глава 28. Игры кукловодов

               
 Я нетерпеливо барабаню пальцами по гладкой поверхности стола. Мои визави опаздывают и меня это страшно раздражает. Я уже успел рассмотреть всех шлюх в этом борделе, умело замаскированном под клуб для джентльменов, и выпил достаточно для того, чтобы в моей голове начался гул – первый признак опьянения. Но ни старого Керрика, ни напыщенного Диксона все еще нет.
 Я заказал себе еще бутылку вина. Клянусь если в ближайшие несколько минут эти негодяи не появятся, я просто брошу к черту всю эту затею и пусть эта мерзкая проститутка дальше разрушает основы существования нашего Ордена и подрывает престиж нашего великого государства!
 Но к счастью, они вошли в клуб вместе – старик Керрик опираясь на свою тяжелую трость, а раскрасневшийся Диксон топоча ногами так, что мне это слышно со своего места. Когда они подошли поближе, я разглядел, что Диксон снова пьян. Ничего удивительного, впрочем, ведь застать его в трезвом виде так же тяжело, как увидеть в нашем Лондоне пески пустыни Сахара.
 - Митчелл, вы нас заждались? Прошу простить наше опоздание, были неотложные дела.
 Странный человек лорд Диксон. Как бы он не был пьян, язык у него не заплетается никогда. Вот и сейчас он говорит четко и ясно, без единой заминки.
 Я усмехнулся:
 - Вы называете выпивку в кабаке важным делом, Майкл? Как низко вы пали.
 - Нас задержал мой недуг – торопливо говорит старик Керрик. -  Увы, меня мучила мигрень настолько, что был прикован к постели. Едва приступ закончился, мы тут же поспешили к вам, Митчелл.
 Я внимательно смотрю на него. Старик Джон и правда очень осунулся. После смерти сына прошло почти 12 лет, но он словно бы в мертвеца превратился за это время и глаза у него совершенно безжизненные, как у трупа.
 Я встаю, чувствуя вялость в ногах. Я и вправду много выпил сегодня, увы, и алкоголь ударил в голову так, что мне стоит больших усилий не упасть. Потрепав сера Джона по плечу, говорю как можно более доброжелательно:
 - Лорд Керрик, мне очень жаль, однако, вы должны держаться. Вы нужны нам для борьбы. Она предстоит очень нелегкая и затяжная, судя по всему.
 - Вы намерены бороться с леди Джейн, Митчелл? – спокойно спрашивает Диксон. – Так и не оставили этой затеи?
 Я проникновенно смотрю на него. В какой-то момент мне уже начало казаться, что Майкл Диксон, известный женоненавистник, смягчился с нашим новым назначением и допустит то, что им будет командовать женщина, да еще и такого характера, как Джейн Уизерби. Но – нет, безумный блеск этих глаз, может и пьяных, но все еще понимающих, оправдывает его в моих глазах. Поэтому я лишь коротко бросил ему:
 - А вы, Майкл? Позволите нашей миледи командовать вами и решать вашу судьбу за вас? Смиритесь с тем, что ваш капитал фактически оказался в руках у этой дамы? С минуту он задумчиво смотрит на меня, наверняка решая, что сказать. Потом со своей обычной желчной улыбкой качает головой и отвечает на мою колкость:
 - Я не думал сдаваться, Митчелл. Во-первых, потому, что даже такая необычная дама, как леди Джейн не может прыгнуть выше головы и должна знать свое место. Допуская женщин до власти мы получаем то, что сейчас – застой и ограничения, что доказывает нам королева Англии. К тому же, у меня есть свои сомнения насчет геройского подвига леди Уизерби, благодаря которому она удосужилась чести возглавлять Орден Дракона. Но вот вы, сер Уоллик, почему вы столь обескуражены этим назначением? Ваши причины мести столь ничтожны, разве можно мстить женщине за маленькую интрижку юных лет? Это мелко, крайне мелко, вам не кажется, друг мой?
 Злость разливается по моему телу, как вода по плоти жаждущего. Мне стоит огромных усилий не размножить этому пьянице голову, но вместо этого я лишь говорю:
 - Леди Джейн – обычная шлюха. Ее родители – аристократы не самого высшего ранга, к тому же ходят слухи, что ее мать-Охотница путалась с Провидцем. Дочь, видимо, пошла в нее. Я не могу допустить, чтобы судьба Ордена и наша с вами оказались в руках подобной особы. Это меня унижает. Увы, мне не понятно, почему это никак не оскорбляет вас, достопочтимые джентльмены, не задевает вашу честь и достоинство, как задевает мои.
 Лорд Диксон издает мерзкий смешок. Принесенные напитки на мгновение остудили его пыл, он жадно отпивает из своего бокала, а потом со злым издевательством смотрит мне прямо в глаза. Когда он заговорил, его голос полон желчи, и он не скрывает издевки:
 - Слухи об интрижке ее матери ничем не подтверждены и ни один член нашего братства, в том числе и мистер Браунинг, его многолетний глава, никогда не сказал о леди Анабель ничего, кроме похвалы. Поэтому крайне глупо с вашей стороны, сер, верить в эти глупости. А вообще, Митчелл, зачем вся эта высокопарная тирада по поводу своих чести и достоинства, если всем нам троим известно, что она растоптала их, как пыль под подошвой своих башмаков, много лет назад, когда вы были еще совсем молодыми? Тебе, пылкому и страстному любовнику, не знавшему отказа у женщин, вдруг после короткой ничего не значащей интрижки, вдруг дали отворот-поворот, да еще и променяли тебя на другого, весьма блистательного молодого человека. Итальянца, кажется, да?  Так вот, о каких чести и достоинстве ты говоришь, Митчелл, если еще несколько месяцев после этого ты был настолько расстроен, что валялся в лондонских канавах и отливах с нечистотами? Тебе нужно было заботиться о своей чести раньше, а не вспоминать о ней теперь.
 Он явно еще что-то хотел сказать, но я ему не дал. Резкий удар по этой омерзительной роже, и Диксон, весьма плохо держащийся на ногах, отлетает в сторону. Проходящая мимо официантка визжит, как поросенок, которого собрались резать в руках живодера, а я кидаюсь на своего противника, готовый раздавить его, словно таракана. Экий мерзавец! Никто не смеет разговаривать так со мною, потомков Тюдоров!
 Не ожидавший нападения Диксон тяжело дышит, пытаясь стащить меня с себя,  в то время, как подоспевший старик Джон тщетно пытается наш разнять….


 … Мне становится намного легче только когда мы оказываемся на улице. Охранник с сухой вежливостью попросил нас покинуть клуб. Не думаю, что пьяный дебош грозит нам какими-либо серьезными проблемами, кроме слухов, которые расползаются по Лондону, как тараканы.
 Керрик пригласил нас в свой экипаж, и я смотрю на праздно шатающихся этим вечером горожан, чувствуя раздражение относительно всей этой публики. Старик молчит, лишь раздосадовано кусает сморщенные сухие губы. Диксон тяжело дышит, время от времени по лошадиному фыркая. Я чувствую на расстоянии его злобу и готовность меня раздавить. Гнилой и мерзкий человек, выскочка с дурной кровью, из тех, что добились положения в обществе благодаря возросшим котировкам на нефть, бездарь без роду и племени. Что хорошего и благородного можно ожидать от такого человека?
 Наконец, Керрик говорит:
 - Я разочарован, милорды, и крайне огорчен тем, как вы себя ведете. Вы словно две облезлые голодные кошки грызетесь за найденную на помойке кость. В то время как нам предстоит соперничество с таким опасным врагом, как леди Джейн, вы никак не можете разобраться, кто же из вас честнее и благороднее. Что ж, тогда мне придется вмешаться хотя бы на основании того, что я старше и единственный из вас, кто по праву и по давности рода принадлежит к высшей знати, ради попадания в которую вами было затрачено столько сил и энергии.
 Истерикой и горячностью не победить никого, тем более столь умную и хитрую женщину, как леди Уизерби. Чем больше вы позволяете своей горячности взять над вами верх, тем сильнее вы катитесь в пропасть. Вы оба уже не безусые юнцы, а взрослые мужчины, и должны бы это понимать. Но если вы отрицаете саму суть подготовки плана мести и выжидания, пока твой соперник сам оступится, дабы столкнуть его в пропасть, вам же хуже.
 Я не мог не заметить, как напрягся Диксон, но он все-таки спрашивает:
 - Сер Джон, что вы предлагаете?
 - Ждать. И прощупывать ниточки, за которые можно подергать нашу миледи при удобном случае. Я, в отличии от тебя, Майкл, уверен, что кровопийца Дракула таки пал от ее руки. И то, что за последнее время в Лондоне не случилось ни одного убийства, говорит в мою пользу. Зато я вижу другую лазейку, в которую можно пролезть или – во всяком случае, пока. Грейсон-Дракула убит, но чувства Охотницы к нему живы. Не знаю, милорды, замечали ли вы ее взгляд всякий раз, когда разговор заходит о Дракуле. Мне знакомы эти глаза. Так смотрит обреченный на смерть на палача, в которого влюблен. Мой мальчик, Уильям, когда-то так же смотрел на леди Уизерби. Он знал, как и все мы, что эта любовь невозможна, не правильна и погубит его. Но смотрел на нее именно так, и никакие мои увещевания, никакие мольбы его матери не помогали. На примере моего сына я понял, что любовь делает из человека жертву и порой он готов добровольно лишиться головы ради нее.
 Я покачал головой. Не могу согласиться со стариком Керриком, потому что он несет какие-то романтические бредни. Будто это говорит сентиментальная девица, а не старик с огромным жизненным опытом.
  Он посмотрел на меня скептически: понял, конечно, что я об этом думаю.
 - Есть еще одна ниточка, за которую можно тянуть нашу несгибаемую даму.
 - Где вы ее находите, Джон? – бесцветным голосом говорит Диксон. Ему явно хочется поскорее добраться до кровати, а не обсуждать дела Ордена Дракона. Он рискует быть изгнанным и лишиться всего состояния. Глупец!
 - Леди Эмилия, все просто. Вы никогда не задавались вопросом, почему она приехала именно сейчас? Она ведь победила проклятую Эльжбетту Батори, которая так долго терроризировала Шотландию. Она должна купаться в почестях и славе у себя на родине. Вместо этого сия дама бросает все и приезжает в Лондон и, более того, она довольно стеснена в финансах, как удалось мне узнать. Братство распространяет свою милость на каждого нашего члена одинаково, и главе шотландских Охотников, победителю Древнего вампира полагается не знать ни в чем отказа. Леди Макгонагалл отказывается от всего, что предлагают ей шотландские братья, и приезжает сюда, к подруге, с одной котомкой вещей, нянькой и дочерью. Какой резон подвергать трехлетнего ребенка трудностям столь долгого переезда? Почему леди живет в особняке Уизерби, а не приобретает имущество для себя и своей малышки? Это наталкивает меня на мысль, что, очевидно, у дам свои тайны, которые они упорно скрывают от нас.  Если немного подождать, можно управлять ими, как куклами, дергая за важные ниточки. Хотя, без сомнения, эти ниточки еще необходимо найти. Но это лишь дело времени. Надеюсь, я подсказал вам дельный план, господа, потому что дальше вы будете действовать самостоятельно. Это лишь ваша битва.
 Услышанное заставляет нас обоих резко обернуться и синхронно спросить:
 - Как, сер Джон, вы не присоединитесь к нам?
 Он мягко улыбнулся и качает головой:
 - Милорды, вина этой женщины передо мной гораздо тяжелее, чем перед вами. Она повинна в смерти моего единственного сына. Уильяму сейчас было бы 32 года, он бы наверняка женился и у меня бы были внуки, ради которых мне нужно было жить. А я живу лишь мыслью, памятью о своем ребенке. Он погиб, заведомо зная, что никогда не выиграет ту битву с кровавым чудовищем, которое убило Уайт Чаппол. Все говорили Джейн Уизерби, что Уильям не справится с доверенным ему отрядом Охотников, что он совсем еще молод, ведь ему тогда и 25 не было, к тому же, он пришел в Орден позже леди Джейн. Он был неопытен для такого монстра, каким был тот вампир. Но рвался в бой, чтобы доказать ей, что он способен на подвиг. Мужское тщеславие и любовь затмили ему взгляд. Ему – но никому из братьев, ни леди Уизерби, ни  мистеру Браунингу. И тем не менее, она сделала все, дабы подвергнуть его жизнь опасности не просто смертельной, а катастрофической для него. Она всегда говорит, что допустила ошибку, несколько раз каялась передо мной, но я знаю – она сделала это дабы потешить свое самолюбие. Мужчины, ищущие любовь миледи, платят за нее страшную цену. Мой сын расплатился собственной жизнью.
 Он замолкает. Слабый лунный свет, что проникает в карету, позволил мне увидеть, что старик утирает слезы – неумело, кончиками пальцев, а потом трет уголки глаз кулаком. Я протянул ему платок, но он отказывается и упрямо качает головой:
 - Спасибо, Митчелл. Боюсь, ничто не способно осушить мои слезы. Но теперь вы понимаете, что обида, нанесенная мне, куда более страшна, чем ваша.
 - И вы бросите нас одних? Спасать Орден от этой мерзкой твари, которая совершенно ослепила их? - сделал последнюю попытку переубедить его я.
 Но Керрик непреклонен:
 - Я не присоединялся к вам, господа, и бросить вас никак не могу. У нас с леди Джейн своя битва и свой исход. Я стар, я уже потерял самое дорогое, и не хочу участвовать в ваших бездарных, не продуманных интригах.
 Остаток пути мы проехали молча. Джон совсем ссутулился и все еще нервно подергивает плечами, очевидно вспоминая о сыне, а Майкл вообще будто в кому впал, только слышно его тяжелое дыхание человека навеселе.
 Когда меня высадили около моей усадьбы, я испытал невероятное облегчение. Но так же и невероятную злость. Ведь я знаю – в этой битве с Джейн Уизерби я остался один. Старик Керрик, думаю, так и не зайдет дальше угроз, ведь у него было огромное количество шансов отомстить за все эти годы, но он ими не воспользовался. Джонатан Харкер крайне мерзок и скользок и не вызывает доверия, а я не могу работать с тем, кому не доверяю. А из Диксона союзник вообще отвратительный. Если он будет продолжать так кутить, его игры закончатся позорно и крайне прискорбно для него самого.
 Ярость, разливающаяся по телу, заставляет меня сжать зубы и кулаки. Это опасная игра, в которой можно быть кукловодом, а можно стать марионеткой.
 Меня устроит только роль кукловода.