Свет Петра Суханова

          В 1995 году вышел в свет четвёртый поэтический сборник Петра Суханова «Площадь света», уже названием определивший ведущий образ и символ вошедших в него произведений – свет. В эпиграфе к сборнику поэт уточняет: «В земных пределах бытия, / в кругу Отчизны / есть Площадь Света у меня / и это – время жизни». Масштабность сухановской категории «Площадь Света» впечатляет: от малого пламени свечи: «Годы горят, как свечи...», от зажженой электрической лампочки: «Наверное, так вот / из окон / летит электрический свет», фонаря на улице «Ночь. Город пятится ко сну. / Фонарь – как клоун...»  – до космического, вселенского света звёзд: «А в мире голосили провода. / Искрился свет, мерцали звёзд огарки...», солнца: «Ослепительно и рыже / солнце греет шар земной», от рассвета до заката – и снова к рассвету, включая свет души, радугу нового дня, огни «дальних и ближних причалов», наконец, Отечество, Россию, с её светом и тьмой. Космизм и вселенская глобальность органически слиты с реализмом земного бытия.
         Согласно национальной мультимедийной «Мегаэнциклопедии Кирилла и Мефодия», «Свет – первое творение. Свет связан с началом и концом, он существовал в Золотом веке, а после грехопадения его сменила тьма. Свет и тьма являются двумя аспектами Великой Матери: жизнью и любовью, смертью и погребением, творением и разрушением. Большинство философских учений считают свет и тьму составляющими единство противоположностей, проявлениями добра и зла. <...> Свет Солнца олицетворяет духовные знания, в отличие от отражённого света Луны, символизирующего рациональные, аналитические знания. Это символ внутреннего просветления, космической силы, правды. Свет – логос, универсальный принцип, содержащийся в явлении, изначальный интеллект, истина, прямое знание, бестелесное, источник блага. Излучение света олицетворяет новую жизнь, даруемую Богом. Свет также – символ бессмертия, вечности, рая, чистоты, откровения, мудрости, величия, радости и самой жизни». Основной источник света – Солнце – это древнейший космический символ, известный всем народам, являющийся центральным культом большинства древних религий (Митра, Индра – индо-арийская религия; Ра – древнеегипетский бог Солнца; Гелиос, Феб, Аполлон – древнегреческая мифология), включая скифско-славянскую религию (Хорос, Ярило, Дажьбог, Сварог). Христианское переосмысление данного культа нашло отражение в истолковании Бога как Света и Истины, символика Бога отражается в метафоре озарения, графически изображается в виде нимба.
         Являясь отражением культурных традиций, классическая русская поэзия изобилует различными воплощениями светоносных образов и символов. «Так этим ласкам близ заката / Он отдаётся, как и мы, / Затем, что Солнцу нет возврата / Из надвигающейся тьмы. / Оно зайдет, и, замирая, / Утихнем мы, погаснет крест,- / И вновь очнёмся, отступая / В спокойный холод бледных звезд» (Блок «Сны безотчётны, ярки краски...»). Закат солнца символизирует завершение жизненного цикла, смерть. Подобная пропозиция устойчива в произведениях А. Блока: «Мы встречались с тобой на закате / Ты веслом рассекала залив»  - начинающееся встречей на закате, стихотворение заканчивается панихидой: «Белый стан, голоса панихиды / И твоё золотое весло». «Верю в Солнце Завета, / Вижу зори вдали. / Жду вселенского света / От весенней земли. / Всё дышавшее ложью / Отшатнулось, дрожа. / Предо мной – к бездорожью / Золотая межа» (Блок «Верю в солнце завета...») – возрождение жизни благодаря сиянию Божьего Света, истинность которого уничтожает ложь, мрак. «Простим угрюмство – разве это / сокрытый двигатель его? / Он весь – дитя добра и света, / Он весь – свободы торжество» - говорит Блок о себе в третьем лице. В свет облекается и Муза, Прекрасная Дама. Но главным светом в обступившем его кромешном мраке «страшного мира» почитает Блок свет Родины. «...к трагедии русской действительности ближе всего Муза Блока; в трагедии отрезвления соединяемся с Блоком мы; здесь, в трагедии этой, а не в романтике «культа Руси» он русский, воистину русский: единственно русский поэт среди всех модернистов; разбивая в нас образ сусальной России, рисует он нам другой вещий образ: победной России: «И когда наутро, тучей чёрной / Двинулась орда, / Был в щите / Твой лик нерукотворный / Светел навсегда,» - писал А. Белый.
         У поэтов с развитым национальным самосознанием основные характеристики рождаемой их творчеством картины мира отражают общие свойства сознания народа. Таким «зеркалом» русской души является Сергей Есенин. В его поэзии святость русского пейзажа передаёт и «Тот вечерний несказанный свет» (Есенин «Письмо матери»), и «Свет луны, таинственный и длинный, / Плачут вербы, шепчут тополя» (Есенин «Спит ковыль. Равнина дорогая...»), и «Край любимый! Сердцу снятся / Скирды солнца в водах лонных». Есенин в русской поэзии скорее «лунный» поэт, чем «солнечный», но весь свет в его стихотворениях – это Русь, все его стихи, по его собственному признанию – о России. России же посвящена и светоносная поэзия Николая Рубцова. Исследуя творческое наследие Рубцова, В. Кожинов отмечает, что «стихия света выступает как воплощение наиболее глубокой сути рубцовской поэзии... поэзия Рубцова раскрывает то единство человека и мира, которое «невыразимо» на обычном языке. Стихия света как раз и является своего рода осуществлением этого единства... Свет в поэзии Николая Рубцова – это душа мира и в то же время истинное содержание человеческой души, святое в ней. В стихии света мир и человеческая душа обретают единство, говорят на одном языке» (В.Кожинов «Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта»).
         Чувство света и чувство Родины роднит поэзию П. Суханова с поэзией А. Блока, С. Есенина, Н. Рубцова, вписывает её в контекст русской культуры: «Песня моя! / Нервами / чувствую запах и свет» (Суханов «Секрет любви»), «Он не спал по ночам - / всё высматривал Русь / между звёзд / в полумраке земном и небесном!..» (Суханов «Про него»), «Дай мне, жизнь, захлебнуться / безумством и светом!..» (Суханов «Аллегория), «Оттого и земля прекрасна, / что, пути заступая злу, /всё в ПРИРОДЕ живёт согласно / свету, / холоду / и теплу!» (Суханов «Жара») – сухановский герой жаждет света, чувствует свет «нервами», верит, что выйдет Русь из полумрака, не мыслит себя без Родины. Парадоксальность мироощущения поэта ярко отражается в использовании им в своих произведениях единства противоположностей символов свет-тьма. Практически всё творчество Суханова пронизано полярными оппозициями: свет – тьма, рассвет – закат, день – ночь, добро – зло. При этом одна составляющая каждой оппозиции не существует сама по себе, без второй. «Во зле – грядущий год, / и в прошлом – зла гора!.. / Но если зло умрёт - / не станет и добра», «Но есть границы: / тьма – излучающая свет, / жизнь – искажающая лица...», «Во время таяния лет, / когда с небес, как с гор, / легко нисходят мрак и свет - / лаская взор...», «Вышел за угол – солнце в глаза... / Оглянулся – темно как в тюрьме...», «Потом, мгновения верстая, / мир обретёт / и тьму, и свет...»  – это личная парадигма автора. Во вступительном слове к сборнику «Площадь света» известный тюменский писатель Зот Тоболкин написал: «Поэт милостью Божьей – таков Пётр Суханов: метафоричный, неожиданный в образах и сравнениях, глубоко влюблённый в Слово, в поиск удивительных находок». Многочисленные подтверждения этим словам – в сухановских текстах. «Даже солнце темнит - / потому, / что отечество слишком иудит... / Но... другого нигде не займу» («Непохожий») – не допускает для себя возможности покинуть своё Отечество автор, как не допускали такой возможности для себя А. Блок, С. Есенин, В. Высоцкий. Короткие, но ёмкие глагольные метафоры: солнце темнит, отечество иудит – отличительная особенность стихотворений Суханова, поэт достаточно часто прибегает к авторским неологизмам для достижения наибольшей точности выражения мысли при предельной краткости объёма – работал Пётр Антонович преимущественно в малых формах. Примеров таких ёмких сухановских неологизмов можно привести множество: «Рассыплет закат светозвездь по дорогам... / Раскатит рассвет бесконечность...» («Любимой»), «И вот – через множество лет / могилою взгорбив планету» («Орден»), «весь приморожен, проянварен», («Морозное»), «И ел свои годы, как хлеб / под скрипы житейских завьючин» («Назидание»), «и цветные обрадужья рек» («Сожаление»), «Едкий взворох ошибок» («Разгадка»), «Как заверть пыли в диком ветродувье!..» («Омут»),  «А нынче Правда – будь она неладна! - / накладна, вся – нескладна, / вся – врасклочь!..» («Безвременный») – этот ряд можно подолжать еще и еще. Но вернёмся к оппозиции свет – тьма. Сама поэзия, по мысли Суханова, имеет такую же двойственную сущность, как и весь мир: «ПОЭЗИЯ! / БЕЗМЕРЬЕ тьмы и света!..» (выделение слов прописными буквами – авторское), потому что поэзия для него – это отражение актуального момента времени в актуальном пространстве через субъективно-личностное восприятие автором действительности, рефлексия, отклик души поэта на события эпохи. Дуальность системы полярных сил света и тьмы воздействует и на человека как часть противоречивого мира, в частности, на лирического героя, суть отражения авторского мировосприятия: «Но между прошлым и грядущим / я разобщен – как свет и мрак, / между / ещё не самым лучшим / и вечным криком: «Всё не так!». И между этими разобщенными частями целого, между светом и тьмой, между добром и злом – вечный вопрос: быть или не быть? И если быть, то – чему? «Всегда / меж темнотой и светом / висит шекспировский вопрос!» («Позднее»). Это аллюзия не столько к В. Шекспиру, сколько – к В. Высоцкому, к его «Гамлету», противопоставленному Гамлету Шекспира: «... гениальный всплеск похож на бред, / В рожденье смерть проглядывает косо. / А мы всё ставим каверзный ответ / И не находим нужного вопроса». Не находим вопрос, потому что он – «меж темнотой и светом» спрятан, отвечает сухановский герой Гамлету Высоцкого.
         Свет как символ истины – широко употребляемое значение данного символа. К свету тянется всё живое, к истине – человек. Но истина – тоже категория неоднозначная и зависит от многих факторов. «Но истина, которой я не знаю - / всего лишь / блик на гранях бытия!..» («Истина»). То есть, свет – символ истины, а вот справедливо ли обратное тождество? Не всегда, по мнению сухановского героя: «Думал, правда похожа на Свет... / А она вся – черна. И дырявая» («Фантазия»). «Господи!.. Что-то от жизни истинной / меркнет в глазах свет... / Боже великий, милостивый - / дай мне всё то, чего нет?!» («Прошение») – просит автор в реминисценции к стихотворению Высоцкого «Почему всё не так?», обращась к носителю Истинного Света. Но, видимо, ответа, как и покоя, не было и нет. Поэтому: «На улице смешно и скользко, / в душе – темно, / в России – мрак» («О ленинцах»), «Над нами – мрак. Мерцание свечей. / Огни и тени... Вёрсты странствий» («Листья»), «Есть улицы, ведущие на свет, / но света нет!..» («Наследственность»), «Среди огней и числ, / лишённых нервов, / то – свет теряет смысл, / то – время скверно...» («Тщета»). Метафоричность Суханова не знает предела, смысл его фраз не сводится к сумме значений составляющих ее слов – он гораздо более широк и многопланов: «Какая мгла! – как будто глина / пристала к мыслям и ногам / и волочится зло и длинно / по всем дорогам и углам!» («Раздорье» – и ощущает явственно читатель, как вязнут ноги в грязи, мысли – в вопросах и ответах, которые спрятаны, дойти до них, додумать – необычайно трудно, как вытащить ноги из засасывающей их глины. Но сухановский герой вместе с Гамлетом Высоцкого решил для себя шекспировский вопрос в пользу – «быть». Поэтому – «Выход один – на свет!»  и не важно, какие усилия для этого потребуются: «Он исчез... / Но осталось во мне,- / вечно лезшему к свету из темени, - / злое чувство, / как будто в стране / не бывало / хорошего / времени!» («В Барнауле»), «Да и было бы / слишком / странно / после страшных боёв / за свет / оказаться во тьме...» («Кульбит»), «Даже свет, развалившись на части, / может яростно вспыхнуть во мгле» («Находка»), важно, что свет – вернётся, как возвращается утром солнце и рождается новый день: «я жил / и знал – рассеется туман, / и будет чистым небо голубое!» («Запропастились солнечные дни...»), «Завтра, завтра вечернее зарево / сменит радуга нового дня» («Завтра»). В стихотворении «Завтра» символом восходящего света является радуга – таинственная и величественная, ассоциирующаяся с многоцветием мира, радостью, солнцем (Ра – солнце, ра – радуга, ра – радость), связывающая земное и небесное, плотское и духовное. Радуга является повторяющимся символом в произведениях Суханова: «Сырой и крупный, редкий и случайный / Весенний снег подсинивал апрель. / И в тишине торжественной и тайной / Вдруг / радуга взошла – как акварель!..» («Солнечный снег») – взошла и принесла надежду, озарение, счастье: «Я всё забыл: и век, и лихолетья, / Врагов, друзей, и, может быть, страну... / И счастьем погоняемый, как плетью, / Давил с улыбкой снег и тишину!», а в стихотворении «Январь. Шлагбаум. Переезд» стала небесным знамением: «и радуга, переломившись, образовала крест».
         Оппозицией свету, дню, радуге является тьма, ночь. Она выразительна и метафорична у Суханова: «Ночь. / Безвызвездье... Дождятся / тучи, полные предтеч» («Любопытство»). Один только авторский неологизм «безвызвездье» рисует целую картину удвоенной тьмы: ночь, да еще и без звёзд, а дальше – глагол «дождятся» вместо «идёт дождь» дополняет атмосферу лаконичности, конспектативности, но при этом – высокой смысловой наполненности, а «тучи, полные предтеч» дают повод задуматься о будущем, о том, что они несут, что предрекают. «Ночь – как страшная трясина, / разве звёзды промелькнут!..» , «А ночь – как иглы на еже: / колюча / и шершаво-звёздна!..» («Констатация») – в первом случае метафора «ночь – страшная трясина» логически объяснима и оправдана, тем неожиданнее развёрнутая метафора второго стихотворения, создающая образ предельно неуютной, некомфортной темноты, в которой звёзды номинально имеются, но «шершавость» актуализирует тактильные ощущения и как бы препятствует распространению даже отражённого света и поэтому звёзды воспринимаются просто точками на неровной поверхности, не нарушающими темноту. Еще одно стихотворение Суханова, содержащее описание ночи и дня – «Город жизни». Название включает оптимистичное восприятие текста, настраивает на позитив. А в тексте ожидает парадокс. Ночь вполне оправдывает ожидания читателя-жителя мегаполиса: «Но как только распустится ночь / над болотами или антеннами - / этот город / вздымается всклочь / и орёт обожжёными венами!.. / ... / И на улицах – тёмных, как лес,- / даже ветер похож на пощёчины», но далее наступает день, но... не наступает свет: «А с утра – только пыль до небес!.. / И – цветы... И – цветы по обочинам». Вместо жизни в конце стихотворения – смерть, а день становится синонимом ночи, оппозицией же являются в данном случае жизнь – смерть. Традиционно в славянской культуре свет символизирует рождение, жизнь, бессмертие, тьма же – конец жизни, смерть. Следуя данному контексту, Суханов использует классическую световую символику в своих произведениях: «и мысль – от света до креста»  – «от света», то есть, от рождения; «Всё бесконечно: мысль и точка, / и свет, / и звук, / и мир вокруг»  – бесконечно и бесмертно; «Летит звезда – кого-то время кличет... / В душе моей на миг темнеет свет»  – звезда, наряду со светом, тоже символизирует бессмертие, но вот звезда падает, свет темнеет, жизнь кончается – бессмертие не состоялось; «Даже звёзды – бессмертные – жутко / обрываются в бездну времён» – фраза имеет двойственный смысл: страшно и от мысли о бессмертии, и от того, что бессмертие всё таки обрывается и это – «Неизбежность» - так называется стихотворение, в котором этот процесс прописан более детально: «Всё будет так: звезда остынет... / Забитый ветром, сноп лучей,- / сломавшись в бликах,- мёртво хлынет / в холодное пространство дней» – звезда не упала, она остыла, свет остался, но он – мёртвый, здесь мы обнаруживаем аналогию с русскими народными сказками, с живой и мёртвой водой, трансформированными в живой и мёртвый свет.
         Одной из наиболее интересных светоносных полярных оппозиций в поэзии П. Суханова является многоплановая оппозиция рассвет-закат, которая, в разной мере, актуализирована в восемнадцати его стихотворениях. «Рассвет – как вдох, закат – как выдох...»  – заявляет автор в стихотворении «Эскиз», эти образы ассоциируются с классической символикой рассвета как рождения нового дня, новой жизни, надежды, как воскрешения и обновления, и заката как завершения жизненного цикла, уходящего времени. А между рассветом и закатом – эскиз жизни, набросок, замысел. Но жизнь не предполагает черновиков, не даёт возможности переписать, перерисовать набело, поэтому эскиз так и останется эскизом, после «заката» его уже не отредактировать. И радуют читателя сухановские рассветы возрождением: «Но, как звезда в блуждающем тумане, / с небес / всёлый падает рассвет!», «Идёт рассвет – срывая сны и маски. / ... / Идёт рассвет – через моря и горы / распахивает / радуга / глаза!», «А под утро, как только рассвет / обозначится тоненькой линией», «Так летят / через ночь / облака-перелетки, / уступая / живущим / рассветную нить!..», а закаты навевают печаль: «Вечереет. / Тихо и прекрасно. / В позолоте стынут небеса...» – кажется, всё хорошо, тихо, прекрасно. Но – небеса стынут, позолота не спасает, это – угасание, умирающий свет. «Свернётся закат, словно лист...», «Сплошной закат!.. / А мне всегда хотелось / рассветов, озаренья, красоты... / ... / Сплошной закат!.. / Закутана во мглистость, / в угрюмой красоте / стареет / Русь... / И мрачно так, что даже / света чистость / сбивается, как комья снега, в грусть!..» («Пророчество») – Русь, Россия, еще излучает свет, чистый и белый, как снег, но и такой же холодный, комьями сбитый... Закат, сплошной закат Руси. Но ведь солнце садится ежевечерне только затем, чтобы утром обозначить рассвет, вернуться и озарить мир сиянием. И герой Суханова стремится к красоте, рассвету, озарению, ведь не бывает в природе вечного заката: «Но... Не бывает вечного заката - / нас / новый век / рассветом озарит!..» - заканчивает стихотворение автор. А в другом, посвященном памяти павших на фронтах героев-сургутян, обещает: «И если вы Россию отстояли - / мы превратим в рассвет / её закат!..». Таким образом, свет у Суханова, как у Есенина, как у Рубцова, соотносится с образом России. Рассвет символизирует её возрождение, расцвет, а закат – угасание. Но оппозиция закат-рассвет, на самом деле,  значительно глубже, она символизирует собой философему Запад – Россия – Восток: «Но сокрыта могучая сила / в каждой твари, ползущей на свет: / есть одно только солнце – РОССИЯ! / Остальное – закат и рассвет...» («Солнце»). Закат – Запад, рассвет – Восток, а между ними, посередине – солнце в зените: Россия, которая в этом образном ряду занимает не просто центральное, но еще и наиболее высокое положение. Аналогичное, более высокое по отношению к Западу, положение Россия занимает и в творчестве В. Высоцкого, являясь по отношению к Западу – Востоком. А.В. Скобелев, С.М. Шаулов, исследуя отображение оппозиции Запад-Восток в стихотворениях Высоцкого, отмечают, что «Запад и Юг у него постоянно ассоциируются с движением вниз, а Восток и Север – с верхом, левая сторона оказывается почти тождественной западной, а правая – восточной. Эта поэтическая система координат, конечно же, связана и с топографической позицией: видавший карту мира, наверняка знает, что север располагается сверху, восток справа от смотрящего, запад – слева». Запад, по Высоцкому, это зло, темнота, ночь, смерть: «Растревожили в логове старое зло, / Чтобы зло из берлоги погнать на восток!» - заявляет автор и этим объясняет движение героев на запад: «Но на запад, на запад ползёт батальон, / Чтобы солнце взошло на востоке. / Животом по грязи, дышим смрадом болот, / Но глаза закрываем на запах. / Нынче по небу солнце нормально идёт, / Потому что мы рвёмся на запад». Запад – темнота: «Темнота впереди – подожди! / Там – стеною закаты багровые», а Восток – свет, спасение, надежда, символ рождения Солнца, место обители богов, земного рая: «Мы здесь встречаем рассветы / Раньше на восемь часов» и «Побрели все от бед на восток».
         Противопоставление Запад – Восток является одной из основных идей русской культуры, обусловленной географическим положением России, своеобразной двубытийностью её на пересечении двух противоположных воздействий противостоящих исторических тенденций: европейской и азиатской. Практически все русские писатели в той или иной мере затронули тему западно-восточного противостояния. Над проблемой Запад – Россия – Восток на протяжении всего своего творческого пути размышлял символист, теоретик символизма как течения, Андрей Белый в своей трилогии «Восток или Запад», начатой в 1909 г.  романом «Серебряный голубь», продолженной в 1913 г. романом «Петербург» и завершенной в 1932г. романом «Москва». Автор представлял Россию страной, в которой сошлись две противоположные культурные тенденции – восточная и западная, примирение которых – невозможно. И если в первом романе Россия представляется дверью, воротами между Западом и Востоком, где тьма восточной стихии народной жизни сталкивается с рациональной упорядоченностью и просветительством Запада, то «Роман «Петербург», после «Серебряного голубя», ознаменовал качественно новый этап в размышлениях Андрея Белого о России, Петербург в «Петербурге» - не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно» (Попова К.Р. «Символика выражения философемы Восток-Россия-Запад в прозе Андрея Белого). Это сложное двуединство, не сводимое ни к западнической, ни к славянофильской интерпретации, это стремление синтезировать Запад и Восток в себе, в каждом человеке. «Стремясь сочетать западную мысль с восточной мудростью, между двумя силовыми полями Запада и Востока Андрей Белый ищет для России свой единственный спасительный путь, в котором одновременно видит две правды и две неправды. Действительность вынуждает признать, что Россия скрывает в себе конфронтацию Востока и Запада, где азиатская стихия в народе враждует с цивилизующим западным началом» (Силард Л. «Русская литература между Востоком и Западом»). Заключительный роман трилогии приводит к мысли, что Россия – ни Запад, ни Восток, у России – свой путь, заключающийся в преодолении обеих тенденций.
         Вслед за А. Белым к вопросу западно-восточного влияния на Россию обращается А. Блок, которого никак нельзя отнести ни к славянофилам, ни к появившимся позднее евразийцам. Блок, являясь типичным западником в русской поэзии, в 1918 г. пишет стихотворение «Скифы», в котором заявляет тому же Западу: «Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы. / Попробуйте сразиться с нами! / Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,- / С раскосыми и жадными очами!». При этом, как пишет Н. Хренов в статье «Русская культура на перекрёстке Запада и Востока. Россия как подсознание Запада, Восток как подсознание России»: «Скифство, азиатство отождествляется с «тьмой», то есть с неким нерасчленённым множеством, в котором оказались спаянными человеческие особи, не успевшие обрести индивидуальность», так называемый примат коллективизма, характерный для Востока, в отличие от западного примата индивидуализма. Да, заявляет Блок, у России сильны не только античные, но и скифские корни, она – вариант культурного синтеза Востока и Запада, она – загадка: «Россия – Сфинкс. Минуя и скорбя, / И обливаясь чёрной кровью, / Она глядит, глядит, глядит в тебя, / И с ненавистью, и с любовью!..», продолжает Блок в «Скифах». Образ Сфинкса символизирует загадку, тайну, которая заключается в особости России.
         Поэзию П. Суханова условно можно отнести к славянофильской, он в своём творчестве не ставит вопрос как «Запад или Восток», он твёрдо заявляет: «Я вдруг увижу: истина – в России! / У всех других и прочих / всё -  не так!» , то есть, как и Блок, подчёркивает особость России, отличность её пути от всех остальных. В стихотворении «В Греции», сравнивая европейскую страну и Россию, он делает выбор в пользу России: «Как приеду домой – сяду к печке погреться... / И, уже засыпая, подумаю вдруг, / что Эгейское море / и жаркая Греция / не заменят мне в жизни морозов и вьюг!..», да, здесь нет благ западной цивилизации, греться приходится у печки, нет жаркого моря, но человек русский ближе к природе, к истине, он способен чувствовать, а не только рассудком искать выгоду. «Тянет кровная Родина душу домой!.. / Вот вернусь из заморья – согреюсь у печки... / А наутро, проснувшись ни свет ни заря, / прибегу к одинокой и худенькой речке... / И – видал я / солёные / ваши / моря!» - повтор образа русской печки подчёркивает особое, именно России присущее внутреннее тепло при внешней морозности климата, тепло, которое притягивает к себе духовными ценностями, присущими восточным нашим корням. Речка хоть одинокая и худенькая, но вода в ней – течет, движется, время – идёт, а вот море, большое, теплое и – застойное. Нет движения. Море – это Запад. Река, Время – это Россия.
        Отождествление России со Временем можно увидеть и в стихотворении «Треугольник»: «Закат накрыл рассвет. / И, разминувшись лбом с тремя дорогами, / я содрогнулся: Время, Тьма и Свет - / стянувшись в три узла - / взошли / Тремя Пророками!..» – Тьма и Свет, соответственно, Запад и Восток, значит, Время – Россия. И в каждом – и узел, и Пророк. Глагол «взошли» указывает на восход солнца, у солнца – три фазы, три ипостаси: восход, полдень, закат, они соответствуют росту, зрелости, упадку, а в христианстве – Отцу, Сыну и Святому Духу. Восток, Россия, Запад - три фазы Солнца – три Пророка. Но, продолжает Суханов, кроме этих трёх вариантов, существуют еще два: «я ахнул вдруг!.. / Есть в треугольнике еще / четвёртый угол - / в центре / пятого!» - один представляется мировым синтезом восточной и западной культур, их взаимопроникновением, а другой, то есть, пятый вариант – взаимное разрушение и исчезновение и мировых культур, и мира вообще. Четвёртая фаза Солнца – солнца нет. Тьма. Хаос. Картину разделённого мира видим мы и в стихотворении «Ода»: «Две радуги от севера до юга, / два берега, / два крика, / два крыла. / Две истины. Две половины круга. / Два отраженья Света, Тьмы, / Добра и Зла - / так обозначен мир» («Ода»). Радуги «от севера до юга» являются разделительными меридианами между Востоком и Западом, все категории – двоичны: два берега, два крика, два крыла, две истины, две половины круга, два отражения - западные и восточные, даже разделительных радуг – две, то есть общего – ничего нет у Востока и Запада. А на каком расстоянии друг от друга радуги? На расстоянии России, Россия – между радугами, на высоте радуг, Россия – Солнце в зените: «Застрахуйте меня от бессилья, / от законов и шуток – чтоб / при одном только слове Россия / сердце / радовалось / взахлёб! / Чтоб в Отечестве многоэтажном / величаво сияла Русь» («Заветное»).
         Одна из главных особенностей русской культуры, берущая начало от наших восточных корней, - духовность, обращение к душе человека, которая есть частица Бога в нём. Душа, наполненная Божественным светом, сама излучает его. Важно сохранить в себе этот свет: «пойму, что излучают свет / не столько звёзды, сколько души... / Но в шуме мыслей и сует / мы сами гасим этот свет» («Гипотеза»), «Всё равно я найду это Витово, / потому что душа твоя светится!» («Витово»), «И душа начинает светиться / и зовёт за собою, зовёт...» («Особое время»). Этот свет подпитывается самой жизнью: «Но, цепляясь за жизнь, как за клеммы / аккумуляторных батарей, / я светлею – словно оказываюсь / изнутри зажжённым!..» («Сюжет») и Россией: «Белым – бела Россия, / светлым – светла душа!» [Суханов, 1995, с.355] – в  «Сургутской зиме» Суханова, как и во многих других его стихотворениях, свет России маркирован белым цветом – снегом.
         Белый – естественный, чистый, идеально сбалансированный цвет, являющийся в русской культуре традиционным символом света, чистоты, невинности, святости, божественной мудрости. Но, как и все символы, он неоднозначен и наряду с позитивными смыслами может, в зависимости от контекста, актуализировать образы пустоты, тишины, слепоты, обречённости, смерти, трусости.  Большое значение цвету в поэзии как средству символического изображения мира придавал А. Блок. И основными цветами у него являются белый и черный как конраст между идеальным и реальным, между земным и небесным: «Так – белых птиц над океаном / Неразлучённые сердца / Звучат призывом за туманом» (Блок «Душа молчит. В холодном небе...») – «Чёрный ворон в сумраке снежном, / Чёрный бархат на смуглых плечах» (Блок «Три послания»). У С Есенина белый цвет ассоциируется со снегом, метелью, иногда – саваном: «Клён ты мой опавший, клён заледенелый, / Что стоишь нагнувшись под метелью белой?», «Снежная равнина, белая луна, / Саваном покрыта наша сторона. / И берёзы в белом плачут по лесам». В текстах В. Высоцкого белый цвет поливалентен и может нести как позитивную семантику, обозначая объекты, связанные с небесным пространством, так и негативную, связанную с  гололёдом, саваном, белым флагом.
         У Петра Суханова белый цвет хоть и актуализируется снегом, но не всегда воспринимается холодным. В упоминавшемся уже стихотворении «Сургутская зима»: «Как будто бы к застолью / снега приглашены - / метельное раздолье / в четыре стороны! / Деревни и деревья / в сугробах до небес... / Морозной акварелью / мир разукрашен весь!» - рифма застолью – раздолье рождает ассоциацию с праздником, весельем, ярким светом, радостью. По-есенински разухабистая пляска в метели, в сугробах «до небес». Слово «акварель» подразумевает, что белый цвет распался на полный спектр и разукрасил весь мир.  В стихотворении «Зимний ветер»: «Когда стоят деревья в шубах белых / исконно русских – светлых и больших, / стоят / так величаво, словно в девах... / И – снегири красуются на них!..» - поэт отождествляет своё мировосприятие с русской культурой, русскими традициями, согласно которым высоко ценились честь, невинность, чистота души и тела. Заснеженные деревья ассоциируются с крупными, дородными, величавыми русскими девами. А снегири актуализируют красный цвет – яркий штрих на белом полотне – красный – красивый – красна девица – красно солнышко. И пейзаж опять получается тёплым, хоть и снежным. Еще одно стихотворение с белым снегом так и называется – «Белоснежье»: «Май. / Застужье / Ветер взвился... / снова, как среди зимы, / свежий снег с небес свалился - / чистый-чистый, словно мы!.. / Так нежданно, так нелепо, / тихи-тихо / без примет / пышный снег, как крошки хлеба, / пересыпал весь рассвет!..»  – первое слово – май – настраивает на восприятие весны, но нет, Сибирь есть Сибирь – застужье в мае – обычное дело. А дальше - снег. Определения, относящиеся к слову «снег»: свежий, пышный – плавно подводят читателя к ожидаемой уже метафоре – «как крошки хлеба». Таким образом, снег актуализирует более ранний, христиансткий символ – манну небесную. Наряду с утолением физического голода – хлебом, происходит утоление духовного голода – небесной манной, которой оказывается любовь – чистая, светлая, питающая души и делающая людей счастливыми. Контрастно решена тема белого цвета в стихотворении «Пейзаж»: «Люблю мороз!.. / Искрится иней. / В тумане солнечных лучей / по небу / лентой бледно-синей / крадётся полдень... И с полей - / и голубых, и белоснежных, - / сквозь мир, прозрачный, как стекло, / легко / загадочно / и нежно / плывёт студёное тепло...» - солнечный, сверкающий зимний пейзаж, «студёное тепло» - лёгкая реминисценция на есенинское «греет кровь мою лёгкий мороз». И – неожиданная концовка: «Ничто не предвещает вьюги. / Слова и помыслы – чисты. / Но – как протянутые руки, / торчат на кладбище / кресты!» - белый оказался саваном. А в стихотворении «Заснежье» снег становится синонимом чёрного цвета, отсутствия цвета: «Посыпал снег, похожий на асфальт - / большой и скучный, / грязный и холодный... <...> И страшный снег под светом фонарей / похож на залупившийся шлагбаум!» - он не просто «страшный», а еще и означает стоп-фактор пути – шлагбаум. Таким образом, Суханов образом снега актуализировал весь спектр цветов от собственно белого, чистого, через акварель-развёртку в полноцветность, до чёрного, грязного.   
         Из проведённого анализа следует, что светоносные образы-символы использованы автором для создания в своих произведениях многогранного художественного образа Руси, России, следуя культурным традициям русского поэтического слова: «Есть одно только СОЛНЦЕ – Россия!»