Куркули или хата на краю села

КУРКУЛИ ИЛИ ХАТА НА КРАЮ СЕЛА

На фото братья Корниенко – Иван и Сергей

Из общения с Корниенко Марией Исаевной, 1923 года рождения, с. Шуликовка Беловодского района

Умрет эта женщина, развалится ее хата, сравняются с землей ветхие постройки. Соседи – одни разъехались, другие умерли. Детей у нее нет. Родственники живут далеко. И не будет знать ни один человек на свете, что здесь происходило, какие трагедии разыгрывались на этом месте не в таком уж отдаленном прошлом.
Рассказывает Корниенко Мария Исаевна:   
 – На этой стороне села, где осталась одна моя усадьба, когда-то лежал целый планок. Одних только Корниенко проживало три семьи. На всех была одна общая мельница. У моего отца в хозяйстве числилось два вола, лошадь, корова, плуг, веялка и некоторый другой сельхозинвентарь. Когда началась коллективизация, один из братьев вступил в колхоз, а двое других – нет. Среди этих двоих и мой отец. Детей у нас в семье воспитывалось шестеро: двое старших и четверо меньших. Из меньших – Ваня, 26-го года рождения, я – 23-го, Сережа – 26-го, Вася – 30-го. В начале 30-х годов мы пережили раскулачивание. Всю худобу и инвентарь у нас забрали. Был собран лес на дом, его тоже увезли. Огород отрезали. Отец, опасаясь ареста, ушел искать работу в Ростов. Когда крупного уж ничего не оставалось, стали забирать все, что не находили. Помню, однажды, лишь комиссия завернула к нам во двор, мать, испугавшись, высыпала на печь два ведра налузганной кукурузы, чем-то ее сверху застелила и посадила туда нас, детей. Походив по двору, заглянув по чуланам, комиссия обнаружила и ту кукурузу. Детей согнали, а зерно смели в мешок. На чердаке хранилось немного гороха и терна – забрали и их. Прятали мы у себя в хате, под печью, петушка и курочку – тоже нашли. Бродили по двору со штырями, проверяя, не закопано ли где зерно. Уходя со двора, унесли все, что можно, обрекая нас на голодную смерть. На чердаке висел узелок с маминой одеждой. Она его, чтоб в другой раз не конфисковали, решила перенести к племяннице. Это увидела соседка и заявила. Одежду отобрали, а мать судили и назначили шесть лет тюрьмы; племяннице, как бы за укрывательство, присудили несколько месяцев «принудиловки». После всех этих событий старшие братья ушли на заработки на Донбасс. Нас, меньших, определил к себе дядя. Но тут проходит какое-то время и дядя, тетя и один их ребенок умирают от холеры. Нам надо было освобождать хату оставшимся детям, она теперь считалась сиротской. К этому моменту, помню, с нами уж находились отец и мать: маму спустя полгода выпустили из тюрьмы по болезни, а отец явился сам. Мы выкопали землянку и стали в ней жить. Как-то перезимовали... В 1932 году отец с большим трудом смог еще посадить огород и посеять рожь. Когда рожь созрела, ее повязали в снопы, и надо было с поля, расположенного за речкой, перевезти домой. Местный ветеринар дал нам лошадь и подводу. Отец отправился с Ваней. Поле располагалось хоть и не далеко, но там литвиновцы, чтоб никто не ездил, прокопали канаву. Погрузив снопы, они на обратном пути застряли в той канаве. Тогда Ваня принялся тянуть лошадь за узды, а отец подставил плечо, пытаясь приподнять воз. В это время лошадь дернула и вырвала переднюю ось брички. У отца же от таких усилий получился заворот кишок. Его на руках доставили домой, а затем ветеринар, на подводе, отвез в больницу. Через двенадцать дней он умер.
Ваню призвали на фронт в 1941 году. Долго воевал. Был ранен. Погиб в 1945-ом.
Сережа, младший мой брат, был спокойный, старательный, до начала войны успел окончить шесть классов. Домашние задания они решали вдвоем с Васей. Я школу не посещала, но мне тоже хотелось учиться. Поэтому, когда братья заканчивали писать уроки и уходили гулять, я садилась за стол и выводила буквы. Постепенно сама, а затем с помощью братьев кое-чему научилась. Одна учительница даже сказала, что с грамотой у меня на уровне третьего класса. 
Зимой 1943 года Сережа погиб – подорвался от взрыва снаряда. Произошло это метрах в ста от нашего дома. Получилось так. Сосед, парень чуть моложе Сережи, работал в колхозе. Ему и его товарищу надо было вскрыть замерзшую силосную яму. А неподалеку от нас, по дороге на Беловодск отступающие немцы оставили машину с боеприпасами. Я помню, как сосед и его товарищ отправились к ней и начали там чем-то стучать. К нам во двор тот стук был хорошо слышен. Сережа в это время находился дома; он вырезал из жести, принесенной соседом из разбомбленной немцами на Семикозовке церкви, разные безделушки: расчески, крестики и пр. Мне он тогда еще сказал: «Что-то я за них боюсь, могут подорваться». А через некоторое время сосед подошел и попросил Сережу помочь. Не знаю, почему, но тот согласился. Потом я услышала взрыв. Слышала, как начали кричать женщины, сбежавшиеся на место трагедии. Я прибежала и увидела, что Сережа лежит с оторванной головой. Двое других мальчиков были сильно изувечены, но живы. Я сбегала домой и притащила санки, чтобы забрать Сережу. Но их у меня кто-то отобрал и увез покалеченных ребят. По соседству я попросила еще одни и погрузила туда брата.
На санках мы его потом и отвезли на кладбище.
Фотографии Вани и Сережи я храню.
Живу одна. Замуж никто не брал. Детей не рожала. Племянники далеко. Младший брат умер. Посещает меня патронажная сестра.
О двух своих старших братьях рассказчица лишь добавила, что к началу оккупации они были семейные, а когда немцы отступали, забрали их с собой. После войны один из них вернулся сразу и поселился в Житомирской области, а другой попал за Урал, на лесоповал. Там потом и остался жить. Возможно, здесь бабушка чего-то и не договорила. Но, чтобы не омрачать память прошедшего почти всю войну и убитого за два месяца до Победы младшего сержанта Корниенко Ивана Исаевича, а также трагически погибшего шестнадцатилетнего Корниенко Сергея Исаевича, автор больше не стал ничего уточнять. Оба ушедшие рано из жизни братья запечатлены на фото в приложении к книге.
 
Ноябрь 2008 г.