Свои дети

На рынке в воскресеный день не протолкнуться. У прилавка с фруктами задержались две женщины. Одна из них похожа на мисс Марпл, персонаж детективов Агаты Кристи: шляпка, элегантная седина, внимательный взгляд из-под легких очков.
— Откуда клубника? — спрашивает она неискушенного продавца. — Что вы говорите?! С вашего сада? Какая прелесть!
«Мисс Марпл» выбирает ягоду, а ее молодая спутница, нагруженная полными пакетами, нервничает:
Дети дома одни, мам. Давай поторопимся.
— Детям витамины нужны! —  Ирина Сергеевна, так зовут женщину в шляпке, расплачивается с продавцом и тут же увлекается выбором черешни.
— Мам, если ты устала, я Маришку к свекрови отвезу. Далековато, конечно, но что делать?
— Что ты говоришь, Татьяна?! В Маришке все мое счастье! Она мне в радость, а не в тягость.
— Ты же собиралась в санаторий съездить? И ремонт планировала. Пусть теперь свекровь с детьми посидит, — вяло возражает Таня.
Со стороны кажется, что эти женщины — копии друг друга, только на одной из них годы и опыт еще не успели оставить след. Татьяна выглядит как подросток, вместо шляпки — потертая бейсболка.
Ирина Сергеевна протискивается к молочному отделу, не обращая внимания на возражения дочери:
— Маришку могу с собой в санаторий взять. А Ванечка еще мал. Да  дело-то не во мне! — она оборачивается и приподнимает очки: — Девочке нужно учиться общению с другими детьми. В садике ей интереснее будет, чем дома со старухой.
— Это кто у нас старуха?! Мам, на тебя еще мужчины заглядываются!
— А я не про себя!  — Ирина Сергеевна махнула рукой.  — Таня, вспомни, как тебе тяжело было в семь лет к коллективу привыкать. А все потому, что я тебя пожалела, в сад не отдала. Маришке в школу через два года! В  садике ее подготовят. И Ванечке пора в люди выходить. В садике бассейн есть,  дети плавать научатся...
— Мам, ну не взяли нас в сад! Мест в этом году не хватило.
— Как так не хватило? Безобразие. В очередь записывались, когда ты еще беременная была! Когда же она подойдет? Когда Маришка школу закончит?
— Нашу очередь беженцам отдали. С Украины.
Они обе вздохнули и направились  к выходу. Татьяна, обычно сдержанная и спокойная, вдруг сорвалась:
— Едут и едут. Устроили в своей стране бардак, а теперь к нам на все готовенькое! Сережа аванс отдал в фонд беженцев — акция у них в клинике. Говорит, приняли в хирургию двух хохлов. А у них полгода назад сокращение было! Своим работы нет, а этим — пожалуйста!
Ирина Сергеевна остановилась, взяла сумку из рук дочери и сказала:
— Танечка, что за тон? Не хохлы, а украинцы!
— Если они украинцы, так пусть и живут на  Украине!  — казалось, девушка сама испугалась своей грубости. Но тут же добавила еще более резко:  — Бегут, как крысы с корабля! А кто-то за них кровь проливает! Захотели свободы, так пусть за нее борятся! Мам, ну почему мы-то должны из-за них страдать?!
— А ты разве страдаешь?  — спросила тихо «мисс Марпл».
          — Страдаю! И ты, между прочим, тоже! И мои дети, которые в детский сад не пойдут!
— Я, Танечка, страдаю, когда новости смотрю... Сердце рвется, глядя, как детей хоронят,  — она замолчала, горькие слова сжали горло.
Ирина Сергеевна вспомнила, как они с матерью во время войны бежали в бомбоубежище. Выла сирена, гудели фашистские самолеты, рвались снаряды. Ирине было пять лет, мать несла ее на руках, крепко прижимая к себе. Потом будто споткнулась и упала, накрыв ребенка собой. Ирина помнит, как незнакомый человек поднял их обеих, отнял ее у раненой матери. Мама едва дотянула до укрытия и потеряла сознание. Ирина плакала, а слезы оставляли дорожки на лице, испачканном маминой кровью. Потом маму отвезли в госпиталь, она поправилась. А вскоре их отправили в эвакуацию. Ехали поездом и снова попали под бомбежку. В тот раз они укрылись в воронке от разорвавшегося снаряда вместе с другой семьей. А когда все стихло, выбрались наверх и увидели страшную картину. Искореженные вагоны горели, валил черный дым, кругом лежали изувеченные тела  стариков, женщин, детей.  Из уцелевших людей многие обезумели. Мать подобрала мальчонку, который  стоял на насыпи щебня и тихонько всхлипывал. Совсем малыш, годика три, не больше. Рядом лежало тело женщины. Мать сняла с ее шеи медный крестик и надела на малыша. Когда переписывали живых, она записала мальчонку как своего сына, дав ему имя мужа — Иван. До конца войны они жили в деревне, их приняла в дом большая семья. Ирина с Иваном еще долго боялись громких звуков и прятались под стол, даже когда  вдалеке гремела мирная майская гроза...
— Мам, ну чего ты? Давай мне сумку, тяжелая, я понесу,  — Таня пошла вперед.
Они вышли с территории рынка и перешли дорогу. Напротив рынка находится автовокзал, здесь всегда очень людно.  Прямо ко входу подъехал автобус, не спеша пристроился у тротуара и распахнул двери. Из автобуса потянулись люди, высыпалась стайка детворы.
— Ридненьки, вы из Донецька? А из Славянска кто-нибудь е? — подошедший только что мужчина, видно, искал своих.
Ирина Сергеевна с Таней оглянулись на голос. Ребятишки столпились у забора, пока взрослые разбирали из багажного отделения вещи. Они жались друг к дружке и испуганно смотрели на незнакомых людей, как будто  были в чем-то  виноваты. Одна девочка, такая же белокурая, как Маришка, стала звать маму и хныкать. Мальчик постарше взял ее на руки, хотя был ненамного выше ростом:
Тихише, не реви, а то  почують.
Водитель автобуса захлопнул дверцу багажного отделения, мальчик сразу же присел, развернулся к стене, пряча малышку и вжав голову в плечи.
Таня подошла к детям.
— Не бойся, у нас не стреляют,  — сказала она и  отдала им обе сумки.  — Возьми, это вам.
Тополиный пух кружится в воздухе и лениво ложится под ноги прохожих. Две женщины, одна из которых очень похожа на персонаж Агаты Кристи,  торопятся домой к своим детям...