День в марте. Из цикла Риточка Солёная

Риточка Соленая сидела в старом кресле в углу полутемной комнаты и задумчиво покачивала снятым наполовину носком на левой ноге. «Надо бы завести ежедневник», - думала Риточка. Тоненькие пальцы играли в такт этой назойливой мысли, посверкивая слегка облупившимся красным маникюром.
Время переваливало за 8 вечера, через приоткрытое окно доносились голоса детей, одиночное потявкивание собак и затихающий разговор первых весенних птиц.
«Как же скучно жить», - думала Риточка, находя все же в этом всем долю кинематографичности. Она потерла правой пяткой о левую и стянула-таки серый в крупный горох носок. Лениво дотянулась до сумки, небрежно брошенной рядом с креслом и извлекла из нее рукой Мэри Поппинс измятый белый лист, испещренный черными вертлявыми буквами.
Пару недель назад Риточка писала:
Февраль
Февраль. Месяц странных мыслей. Все строго реалистично. И нервно до помрачения ума. Услада лишь в песнях, что, порой с заеданием, играют у тебя в ушах.
Ляжешь в кровать, в свою большую, в меру мягкую кровать, свесишь голову вниз, распустишь руки в стороны и чувствуешь, как уже пора постричь волосы и как, порой, бывают прекрасны песни, которые написал человек.
И ты один. В кровати, в комнате, в мире. Один, за февральскими сугробами. И хочется быть еще более одиноким. Кажется, тогда и сбудется мечта.
И ты выходишь, открываешь дверь комнаты, пугаясь ее скрипучего звука, так не вяжущегося с твоим одиночеством, идешь на кухню, чтобы попить воды или просто проверить, умеешь ли ты ходить по полу босиком, и слышишь, как в соседней комнате плачет ребенок.
Сердце сжимается в совсем-совсем маленький комочек, и прячется от страха и неожиданности, что его все-таки заметили. Ты пьешь воду из мутного стакана, хотя и понимаешь, что вовсе не хотелось пить, стоишь минуту, прислушиваясь к этому настоящему плачу и возвращаешься назад, в свои февральские сугробы.