Великому Жан-Жаку Руссо. Письмо xxiii

К Юлии (Отрывок.)

… Мне хотелось помечтать, но отвлекали самые неожиданные картины порой.
То обвалившиеся исполинские скалы нависали над головой.
То шумные водопады, низвергаясь с высоты, обдавали тучею брызг, показывая мощь их и красоту.
То путь мой пролегал вдоль неугомонного потока и я не решался измерить взглядом его бездонную глубину.
    Случалось, я пробирался сквозь дремучие чащи.
Случалось, из тёмного ущелья я вдруг выходил на прелестный луг, радовавший взоры, и так повторялось всё чаще.
Удивительное смешение дикой природы с природой возделанной, к которой хотелось душой приникнуть,
свидетельствовало о трудах человека там, куда, казалось бы, ему никогда не проникнуть.
    Рядом с пещерой лепятся домики;
начнёшь собирать ежевику – и видишь плети виноградных лоз: на оползнях раскинулись виноградники.
Среди скал – деревья, усыпанные превосходными плодами,
над пропастью – возделанные поля рядом с садами.
     Всё напоминало мне вас в мирных этих краях – и волнующие душу красоты природы, высокогорных лугов, полей,
и первозданная чистота воздуха, и простота нравов здешних жителей,
и их спокойное, надёжное благоразумие, и милая стыдливость девушек, их невинная прелесть, ни капли печали –
всё, что приятно поражало мои глаза и сердце, всё рисовало воображению ту, которую они всюду искали.
   «О Юлия моя! – твердил я с нежностью. – Отчего я не могу проводить дни вместе с тобой по твоему велению
в этих никому не ведомых краях, радоваться своему счастью, а не подчиняться людскому мнению?
Отчего не могу отдать всю свою душу тебе одной и, в свою очередь, заменить для тебя весь мир, только позови!
Милая моя, обожаемая, тогда бы тебе воздались все почести, коих ты достойна. Радости любви!
    Вот когда сердца наши наслаждались бы вами вечно.
В долгом и сладостном упоении мы не замечали бы, как течёт время бесконечно,
но когда годы усмирили бы наконец жар юной страсти, создав нашу судьбу,
привычка думать и чувствовать вместе подарила бы нам взамен такую же нежную дружбу;
    исчезла бы страсть, но все благородные чувства, вскормленные в молодости вместе с любовью,
заполнили бы зияющую пустоту, подкрадывающуюся вечерами к моему изголовью;
среди здешнего счастливого народа и по его примеру мы выполняли бы долг человеколюбия, создав семью,
души наши слились бы для благого дела, и мы почили бы, насладившись жизнью»…

–––––––   
Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза. Письмо  XXIII.
К Юлии. (Отрывок.)
… Мне хотелось помечтать, но отвлекали самые неожиданные картины. То обвалившиеся исполинские скалы нависали над головой. То шумные водопады, низвергаясь с высоты, обдавали тучею брызг. То путь мой пролегал вдоль неугомонного потока, и я не решался измерить взглядом его бездонную глубину. Случалось, я пробирался сквозь дремучие чащи. Случалось, из темного ущелья я вдруг выходил на прелестный луг, радовавший взоры. Удивительное смешение дикой природы с природой возделанной свидетельствовало о трудах человека там, куда, казалось бы, ему никогда не проникнуть. Рядом с пещерой лепятся домики; начнешь собирать ежевику — и видишь плети виноградных лоз: на оползнях раскинулись виноградники. Среди скал — деревья, усыпанные превосходными плодами, над пропастью — возделанные поля.
...  Не меньше стеснял меня и другой обычай: мне было неловко, когда жена и дочки хозяина прислуживали мне, стоя за моим стулом, — так заведено даже в домах должностных лиц. Учтивый француз поспешил бы исправить эту несуразицу, тем более что у уроженок Вале, даже у батрачек, такая наружность, что становится не по себе, когда они прислуживают. Можете мне поверить, они хороши собой, раз я почитаю их красавицами: ведь мои глаза привыкли любоваться вами и взыскательны к красоте…
Все напоминало мне вас в мирных этих краях — и волнующие душу красоты природы, и первозданная чистота воздуха, и простота нравов здешних жителей, и их спокойное, надежное благоразумие, и милая стыдливость девушек, их невинная прелесть, — все, что приятно поражало мои глаза и сердце, все рисовало воображению ту, которую они всюду искали.
«О Юлия моя! – твердил я с нежностью. – Отчего я не могу проводить дни вместе с тобой в этих никому не ведомых краях, радоваться своему счастью, а не подчиняться людскому мнению? Отчего не могу отдать всю свою душу тебе одной и, в свою очередь, заменить для тебя весь мир! Милая моя, обожаемая, тогда бы тебе воздались все почести, коих ты достойна. Радости любви! Вот когда сердца наши наслаждались бы вами вечно. В долгом и сладостном упоении мы не замечали бы, как течет время, но когда годы усмирили бы наконец жар юной страсти, привычка думать и чувствовать вместе подарила бы нам взамен такую же нежную дружбу; исчезла бы страсть, но все благородные чувства, вскормленные в молодости вместе с любовью, заполнили бы зияющую пустоту; среди здешнего счастливого народа и по его примеру мы выполняли бы долг человеколюбия, души наши слились бы для благого дела, и мы почили бы, насладившись жизнью»…