Лишний персонаж в Пиковой Даме

Шлюзы открылись. Потоки переводных книг хланули на лотки. Во всех кинотеатрах появились американские фильмы. И раздались возгласы: «Гибнет культура! Восстановите цензуру!»
До какой степени нынешние охранители нравственности похожи на тех, кто в двадцатые годы закладывал основы советской культуры, видно из материалов, находящихся в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории.
На них основана предлагаемая вниманию наших читателей публикация.


В секретном докладе о деятельности главного репертуарного комитета при Главлите в июле-августе  1924 года говорилось:
«Из отдельных мероприятий по контролю за эстрадным репертуаром надо отметить запрещение публичного исполнения фокстрота. Циркуляр об этом отмечает, что в социальной среде и быту советских трудовых республик нет предпосылок для этой буржуазно-«упаднической хореографической эксцентрики», и предписывает не разрешать фокстротов и всяческих вариаций к ним не только на эстраде, но и на танцевальных вечерах и клубах, избегая их, по возможности, даже  в оперетте..».

Не подумайте только, что в главрепеткоме заседали булгаковские шариковы, невежественные и тупые. Вовсе нет .Этим людям приходилось проверять тысячи книг в библиотеках , просматривать фильмы и спектакли, изучать музыкальные партитуры. Многие из них, вероятно, знали иностранные языки, нотную грамоту, а председатель комитета литературный критик Р.А. Пельше впоследствии даже стал академиком.

Так что запрещали не по безграмотности, а с вполне определённой целью. Какой же?
Хотели присечь происки контрреволюционеров и защитить от них молодое советское государство? Но ведь в фокстроте никаких следов «антисоветчины» даже под микроскопом не обнаружишь, как  нет их  и в книгах, написанных за десятки и сотни лет до октябрьского перевората.

Между тем сотрудники главреперткома проделали колоссальную работу, вникая в каждую строчку трагедий Эсхила и Шекспира, проверяя, можно ли их допустить на советскую сцену.  Чиновник и пальцем не пошевелит без соответствующей инструкции, а уж о том, чтобы переворошить горы книг, пьес, либретто, не имея четких указаний, и говорить не приходится.

У руководителей советского «культурного фронта» были четко сформулированные  задачи. Они воспитывали нового человека, трудолюбивого, послушного, узнающего из газеты «Правда», какие события произошли в мире и что о них следует думать.

Прежде всего у «нового человека» не должно быть сомнений. Значит долой всякую мистику и чертовщину.

«...Возобновление «Синей птицы» для утренних детских спектаклей разрешено Художественному театру с измененным концом, уничтожающим таинственную мистику погони за «синей птицей».

Вроде бы всё ясно. Хотите ставить «Синюю птицу»-ставьте. Никто не возражает.
Но не затуманивайте головы советским детям. Пусть они с юных лет знают, что счастье им принесёт только добросовестный труд на благо социалистического отечества под руководством социалистического отечества под руководством коммунистической партии.

Главреперткому приходилось снова и снова возращаться к одному и тому же: никакой мистики. В секретном протоколе №12 от 10 августа 1925 года по поводу постановки оперы Н. А. Римского-Корсакова «Майская ночь» в Михайловском театре в Ленинграде
сказано:

«Предложить театру при постановке оперы «Майская ночь» озаботиться, чтобы до зрителя все сверхестественное в опере дошло как сновидение Левки».

Во МХАТЕ-2 задумали поставить «Орестею» Эсхила. Эта трагедия написана 2500 лет тому назад. Её автор по понятным причинам ничего не ведал о том, что требуется советскому зрителю, но режиссер и актёры- они –то должны хоть изредка выглядывать в окно и смотреть на  лозунги и транспаранты, украшающие улицы города.

От Главреперткома МХАТ-2 получил следующее предписание:
«Постановку «Орестеи» развить в плане строго историческом с устранением каких-либо точек соприкосновения с упадническими настроениями части современной интеллигенции (антропософии,спиритизм и т.д.); образ истерички Кассандры и загробные вещания Клитемнестры должны быть растушеваны и поданы не как актуальность, а как наивный и , пожалуй, уродливый примитив».

Особое беспокойство у ответственных товарищей вызывало то, что с древних времён зрители привыкли видеть на сценах царей, герцогов, князей, графов и прочих вельмож.
Хорошо ещё, если это были тираны, убийцы, отравители, интриганы. Но ведь среди них попадались и благородные герои. А это уже монархическая агитация, то есть прямая контрреволюция.

Главрепертком сообщал в ЦК ВКП(б), что в Большом театре: « Из десяти опер, взятых в репертуар от прошлых сезонов, целых пять являются характерными образцами монархической пропаганды, в центре которой стоит личность обаятельного, мудорого, справедливого и т.д. полубога-монарха( «Снегурочка», «Царская невеста» «Сказка о царе Салтане», «Князь Игорь», «Лоэнгрин»); в двух операх («Аида» и «Ночь под Рождество») монархическая агитация проводится более или менее эпизодически».

В Малом театре поставили «Юлия Цезаря» Шекспира.  «....«Юлий Цезарь»-как раз пьеса-наименее созвучная эпохе диктатуры пролетариата...он (Шекспир) при всех чисто художественных достоинствах пьесы и особенно некоторых её фрагментов в «Юлии Цезаре» не бессмертен. И если, по удачному выражению Луначарского, «всякое произведение искусства есть агитация», то не странно ли было бы этой насквозь политической пьесой пропагандировать со сцены гостеатра социалистической республики политический идеал пустившегося в большое плавание торгового капитала?».

Шекспира запретили, но не со всеми неугодными пьесами и операми Главрепертком обходился столь же сурово. Иначе оставшиеся без репертуара театры начали бы закрываться один за другим. Обычно предлагалось что-то переделать, какие-то сцены изъять или удалить персонажей, сбивающих с толку публику.

Секретно.

Из протокола № 11
Заседания Главного репертуарного
Комитета при Гдавлите
От 27/VII-1925

...Большой театр.


В опере « Евгений Онегин» сделать купюру в первой картине. Изъять фальшивый эпизод крепостной идиллии- сцену барыни с крестьянами, что не вызовет никакого художественного ущерба, о чём свидетельствует постановка этой оперы К.С. Станиславским, эту сцену давно упразднившим...

В опере «Ночь под Рождество» изъять сцену во дворце с Екатериной Второй, окружающую эту империатрицу традиционным ореолом величия, патриархальной доброты и т.п.

Этот же самый персонаж (Екатерина II) изъять из оперы «Пиковая дама» (со слов «её величество сейчас пожаловать изволит»), предложив театру закончить данный акт как-нибудь иначе.

Вредной была сочтена постановка во МХАТе «Братьев Каромазовых» Достоевского, поскольку она «культивирует реакционные настроения христианского смирения, самобичевания, самооплёвывания и т.д.».

«Молодость» Л.Андреева запретили как пьесу, «идеализирующую беспринципную мелкобуржуазную молодёжь 90-х годов прошлого века».
В Малом театре « Марию Стюарт»  Шиллера запретили как пьесу «религиозно-монархическую», а «Женитьбу Белугина» А.Н. Островского—как «устаревшую, мещанскую».

Попробуйте догодаться, за что в Александринском театре сняли « Идеального мужа» О.Уайльда? Эту пьесу признали...утверждающий парламентаризм.

Эксперты из Главреперткома пришли к выводу, что очень вредны «Снегурочка» и «Воевода» Островского, а также « Царь Фёдор Иоаннович» А.К. Толстого. Последнюю пьесу всё же разрешили ставить во МХАТе не чаще одного раза в месяц. Любопытно, что «Царь Фёдор Иоаннович» не нравился цензорам и в дореволюционную пору. Его постановка была запрещена в течении тридцати лет.