У вас есть дача? Гл. 8

                О соседях и не только

                Эпопея с курами закончилась печально для них и нас  самих. Бройлерам  полагалось еще расти и толстеть до поздней осени, чтобы превратиться в консервы. Но в августе Денис попал на операционный стол. Все наше внимание было отдано нашему взрослому ребенку, который перенес резекцию желудка. За курами некому стало ухаживать,   и мы  приговорили их к преждевременному уходу из не очень счастливой куриной жизни.      
                О, сколько неожиданностей принесла нам процедура разделки! Во-первых, оказалось, что самая нахальная курица – петух! Он просто не успел усвоить по возрасту собственной роли по охране подопечного женского коллектива. Он должен был заботиться о своем гареме, а не отбирать у «девочек» пищу!
                Все остальные куры были костлявыми. Мечта о консервах лопнула… Но бульон Денису мы сварили.
Думаю, что нужно рассказать о тех жителях села, кто вошел в нашу жизнь навсегда или до самой их смерти. Ведь мы  около тридцати лет были сезонными односельчанами. За эти годы улица опустела…
                Дача в селе  или  на производственном участке – разные вещи.  Ты невольно становишься свидетелем и участником уличных событий. Ты зависишь от соседей и вынужден строить отношения  иногда даже вопреки своему желанию.
                Сельский житель – статья особая.
                Заранее прошу прощения у тех, кто ищет в моих очерках-воспоминаниях смешные сценки и не любит рассуждений на общие темы. Например,  не так давно модераторы сняли мой очерк, написанный недавно, только за одно название «Как я стала патриоткой». В нем я пыталась замахнуться на вопрос  о национальном характере украинца, что мне казалось актуальным на данном этапе.   А в те времена, когда я столкнулась с конкретными людьми – «живыми» украинцами, совершенно не похожими на меня и большинство горожан той же национальности,  то сделала субъективные  выводы: да, украинцы хозяйственные, неленивые, но не очень гостеприимные, закрытые, скуповатые, не замечающие красот окружающей природы, равнодушные к домашним животным  ( типа собак и кошек).
                Ну, и на каких основаниях я перечеркнула достоинства односельчан и закрыла глаза на некоторые недостатки? Мы познакомились (шапочно) с двумя десятками жителей, не больше, и только три семьи стали нам близкими, а одна – дорогой по-настоящему. 
                Вот что я писала в очерке:                «Первое впечатление: украинцы – народ чистоплотный и весьма прагматичный.  Возле каждого аккуратного домика плодовый сад, палисадник с цветами.  Даже на улице вдоль двора растут фруктовые деревья. Есть и  декоративные, но только полезные – липа, калина.  Двор перед жилищем заасфальтирован, так что грязи нет даже в непогоду.  Возле двери – домашняя чистая обувь. Снимаешь грязную, надеваешь  тапки  и – топай в дом! Внутри тоже чисто, особенно в «зале». Свежая побелка в кухне, обои в комнатах, вышитые полотенца (рушныки) и диванные подушки.  Животных в комнатах не держат, так что шерсти нет. Уют,  тишина…
                Наши бабы не станут тратить время на устройство комфорта для домашних животных. У них отношение к «братьям меньшим» прагматичное. Они берут от животного все, что могут взять, но дают только корм.    Кстати, сторожевую собаку кормят тем же, что и свинью: белковой пищи  та не видят. Собаки   невольно стали вегетарианцами.
                – Почему здесь у всех такие мелкие собачки? – спросила я однажды у соседки.
                Ответ получила исчерпывающий и честный: крупная  собака много ест. Собака на привязи   не охраняет дом, а сообщает лаем о чужаке. Это ее основная функция,  так что  величина и даже мера «злобности»  собаки не имеют значения».   
                Вот в этом отношении к животным я увидела  равнодушие,  равносильное  жестокости.  Но когда узнала поближе своих  соседей, поняла: да разные все они, разные! Кошки нашей соседки Веры     живут на самообслуживании – ловят мышей. Котят рожают вне дома. Правда, хозяйка  подкармливает  кошку молоком. Но соседке в голову не приходит, что животное может страдать от недостатка человеческого общения с нею. Как и собака, встречающая ее  взмахами хвоста и жалобным скулежем.
                Потом мы подружились с Ольгой Александровной, живущей через дорогу от нас. И оказалось, что у ее кошек  вообще  райская жизнь!   Живут, правда, в летней кухне, но там зимою  печь топится, а кормит  хозяйка своих любимиц всем, что ест сама. И разговаривает с ними, и ласкает их.

                Но имеет ли это отношение к украинскому характеру? Да никакого. У Веры помимо мужа и двух детей есть еще корова, коза, куры и прочая живность. За всеми надо ухаживать. Встает она в четыре утра, чтобы накормить птицу,  свиней, корову, тут же ее подоить, а потом  торопиться на ферму, где она работает телятницей. Телята тоже ждут свою кормилицу.
                Да не до разговорчиков бедной замотанной Вере с домашними животными!
                А пенсионерка Ольга Александровна, кроме мужа, имеет только курочек и гусей. И  на работу не торопится, отработала свое – поварихой в школе. Этот труд с колхозным не сравним.
                Когда мы купили хату в Малой Козырщине, село уже  тихо вымирало, судя по количеству опустевших хат.  Еще бы! Работы нет. Колхоз приказал долго жить, но пока на бумаге числился…Остатки роскоши – свиноферма и коровник. Работающие там сельчане по привычке  старательно воровали  плоды своего труда, так что с голоду не умирали.  У каждого огород в  50  соток, Во дворах куры, утки, гуси, козы,   но  редко у кого корова.
                Года два мы метались по селу в поисках, где бы купить молоко и творог. И поменяли несколько «молочниц», прежде чем нашли свою, постоянную, ближе к дому. Была корова у соседки слева ( я о ней писала), но  связываться неряхой не хотелось, да и  возникающие время от времени разборки с нею из-за кур, обожающих наш огород,  приятельству не способствовали.
                С бабой Надей сложились устойчиво дружеские отношения. Она все носила нам пирожки, а мы ее угощали городскими деликатесами. Сидя под нашей грушей, мы сначала вели «светскую» беседу обо всем, потом старуха переходила на рассказ  о сыне, который   живет в Херсоне и ходит в больших начальниках. К матери приезжает раз в году,  с семьей, и этого дня бедная старушка ждет целый год. Она живет этим ожиданием.
                Баба Надя – опрятная женщина, в хате у нее всегда убрано, как и на огороде.  По двору бегает несколько кур. Возле сарая привязана мелкая собачка, которая  радостно встречает любого зашедшего на подворье звонким лаем  и  верчением вокруг своего тела в знак искренней симпатии к гостю. Ей нечего охранять и некого. В непогоду баба Надя берет ее в сени.
                – Что-то давно сынок не пишет, – жалуется баба Надя. – Он же у меня с язвой желудка мается… Может, в больнице лежит?
                – Но у него есть дочка, жена. Разве не могут написать они? – удивляюсь я.
                Баба Надя деликатно пожимает плечами, давая понять, что  здесь проблемы, лучше помолчать.
                – И сколько дней он не пишет?
                – Три месяца, – вздыхает старуха. –  А раньше звал меня к себе жить, навсегда. Но я в городе не могу жить. Хочу в родной хате умереть. А ему надоело сюда ездить.               
                – Вы бы к нему съездили сами. Хотите, билеты вам куплю, поможем на поезд сесть? Дадим ему телеграмму, а?
                – А на кого я хату оставлю?
                – Ключи мне оставите. Мы будет две недели летом жить, проследим, – наивно говорю я, в полном убеждении, что уж кому-кому, а мне баба Надя доверяет.
                Тут она поднимает брови, косит ироничным глазом в мою сторону:
                – А я тебя знаю, кто ты такая? Что ж я на чужого человека хату оставлю?
                Мама родная!!!
                – Вы думаете, я хату вашу ограблю? – изумляюсь я. Может, это неуклюжая шутка?
                – А Бог тебя знает, – добивает меня «добрая» баба Надя совершенно серьезно.
                …Года через два или три она умерла – в полном одиночестве, от инсульта. Ее обнаружила дальняя родственница, Нина,  которой баба Надя  обещала оставить хату после смерти.
                Старуха лежала на пороге в комнату, все в лужах рвоты, а на печи  уже пригорали ее любимые пирожки.                Не дождалась своего  сыночка…
                Правда, на похороны он приехал с женою.  И к нашему несчастью, передали Нине хату…
                Молодожены  – Нина  и Володя быстренько развалили бабкину хату, снесли  забор с калиткой,  вырубили фруктовые деревья ( печь топить).  На огороде теперь красовался  роскошный бурьян в человеческий рост…
                В общем, Чистенькое хозяйство бабули Нади  за один сезон превратилось в  мусорную  яму и помойку, куда жители села стали сносить ненужную рухлядь.
                – Нина, ты почему огород не посадила? – спросила я у беременной Нинки.
                – Так у нас уже есть огород за  старой хатой!
                – Тогда зачем тебе эта? Продай и живите в прежней хате. Эта же совсем  маленькая для троих, – кивнула я на огромное пузо соседки.
                Рыжая наследница бабы Нади, крупная, конопатая, с настороженными серо-голубыми глазками, в грязном платье, тут же сложила на животе руки и выставила вперед подбородок и крикнула:
                – А вам какое дело? Не нравимся?
                Разговаривать тихо она не умела – только орала. Ее супруг больше походил на родного брата: тоже рыжий, на голову выше приземистой жены. Он  чаще молчал. А Нинкин звонкий мат дрожал в летнем воздухе с утра и до ночи…
                – Ну-у, черноноротая, – возмущались женщины  с детьми, проходя мимо в магазин за хлебом.             
                Зато нам повезло  на соседку, жившую через дорогу, Ольгу Александровну. Эта спокойная женщина держалась с достоинством и была немногословна. После внезапной смерти мужа, старика с  вечно хмурой физиономией, которого наша семейка почему-то раздражала, Ольга уступила нам на зиму свой пустующий гараж, хотя до того  он служил ей складом и овощехранилищем.
                Мы бегали к Ольге за советами и с мелкими просьбами, а ей возили из города кое-какие продукты и то, чего в селе было не достать. Это  были отношения добрососедские, не больше.
                Летом к Ольге Александровне наезжали желанные  гости: сын, живущий в Молдавии, и его дочка  с ребенком, которые обитали в Германии. Тогда двор заполнялся суетой,  громкими голосами и смехом пятилетней правнучки нашей соседки, которая  понимала  украинский язык, но разговаривала только на немецком, а с бабушкой  изъяснялась жестами. Слышать эту чужую речь на украинском подворье было как-то странно…
                А   вот подружиться мы смогли только с учительской семьей, к которой сначала просто ходили за молоком. Лидия Сергеевна  и ее супруг,  Иван Иванович,  стали  нам родными на многие годы,  вернее – навсегда.
                Иван Иванович  много лет был директором интерната, ко времени нашего знакомства его уволили.. Он преподавал биологию. Говорили, что при нем трудные детки из интерната не слонялись по селу в поисках, где бы чего стащить. Строгий директор держал их крепко, за что и поплатился. Оплеуха, данная хулигану-подростку, и анонимная жалоба вслед решили судьбу его директорства. Тот решил уйти в фермеры…
                Лидия Сергеевна вела математику в пятых-седьмых классах. Она была тиха, всегда аккуратно одета,  и манерами мало походила на завуча, каким работала.
                Но что такое интеллигенция в селе? Это рабы своего хозяйства, без которого здесь не выжить. Как все прочие сельские женщины, Лидия Сергеевна вставала до рассвета кормить скотину – двух коров, теленка, свиней с поросятами, птицу.               
                После завтрака с мужем – крупным и вполне еще здоровым мужчиной – бежала в школу. В четвертом часу эта маленькая женщина, с ладной фигуркой и лицом доброй феи,  торопилась домой – опять же кормить обедом  своего фермера-мужа, прибирать  дом из  четырех комнат,  готовить ужин и еду для животных.  Огород в пятьдесят  соток ждал ее рук с не меньшим нетерпением, чем муж и животные…
                Вечером она садилась за тетрадки и готовилась к урокам. Ложилась поздно, уставала безмерно, недосыпала…
                Иван Иванович считался фермером, владевшим тремя гектарами земли. Они-то и обеспечивали корм для скотины. Он вечно был в работе: то ремонтировал свой трактор или машину, то пахал на  своих гектарах. В грязной рабочей одежде, с лицом, покрытым пылью, он тоже мало походил на интеллигента –бывшего директора крупного интерната.
                Думаю, что и ученики Лидии Сергеевны не узнали бы свою учительницу в тетке, что доит корову или тюкает сапкой  на грядке с картошкой, натянув на глаза  выцветшую косыночку.
                В селе у нее был устойчивый авторитет человека, который все знает, всем может помочь не только советом, но и деньгами. К ней бегали все соседи и знакомые, и она не умела отказывать, попадая иногда впросак. Например, одолжила бедной цыганской семье  большие деньги (сняла с книжки!) на устройство, пожалев  маленьких деток, а  семья просто не вернула деньги, сославшись на бедность.
                И никуда Лидия Сергеевна не побежала жаловаться – молча проглотила обиду… И даже сумела скрыть от сурового своего «чоловика» такую потерю.
                Дочь и сын Лидии Сергеевны  жили в других городах, тоже работали учителями. Летом они съезжались к родителям вместе со своими детьми, и тогда в доме становилось тесно и весело. Вместе с помощниками у Лидии Сергеевны добавлялось столько хлопот, что она от усталости валилась с ног…Ведь сын  и дочка норовили улизнуть в город, оставив на попечение бабули ее любимых трех внуков. Ну, кому охота скучать в селе летом, когда в городе столько соблазнов?

Продолжение http://www.proza.ru/2015/12/08/1573