Вещие сны об изъятии душ

                ВЕЩИЕ СНЫ   ОБ  ИЗЪЯТИИ    ДУШ   *
        (Глава из документально-психологического  романа «Дом разбитых зеркал»)
      Сообщение о смерти  Сталина застало Зину, когда она была около метро «Автозаводская» близ  Велосипедного  завода.  Сначала  это историческое, эпохальное известие она восприняла равнодушно, ничего не всколыхнулось в её душе. Может  ещё раз  сработала лагерная привычка проверять  любую новость  временем, а может просто оттого, что она  безумно устала от  этой многолетней полулегальной жизни в роли надомной работницы под  крышей  белого офицера и нелегала Яна? И в самом деле, чтобы трезво осознать такую новость  нужно время. «Умер вчера сероглазый король…» – почему-то  ни с того, ни  с  сего  запел её в мозгу Вертинский,  и вспомнились  вдруг почти забытые стихи Анны Ахматовой. Нет, нет!  Не то! Чепуха какая-то! Какой  король? Уж не Рудольф? Нет! И даже не любовник Сары Бернар император Наполеон III,  и  не принц Уэльский, король  Эдуард  VII, и даже не величайший британец ХХ века Уинстон  Леонард Спенсер-Черчилль! Нет, не английская королева Елизавета II. не Сара Бернар и не Чарли Чаплин, не Оппенгеймер умер и не Вальтер фон Браун, и даже не Нильс Бор ушли внезапно от нас в мир иной.   Нет, нет  и ещё раз нет!  Это сдох, наконец,   властительный и беспощадный тиран,  с   повадками зверя, характерными для лидера-уголовника.  Сдох главарь банды, державшей    полмира  в страхе  и ужасе. Хватил  всё-таки удар этого рябого старого козла, от которого тошнило в постели даже нетребовательную советскую юную Мессалину – Розу Каганович! Нет  больше  на свете  рябого  кумира, великого вождя,  генералиссимуса и гения всего человечества!  Есть только его труп, такой же,  как и миллионы трупов, зарытых в  огромные ямы и под снег, и просто  сожженных  в печи по  воле его сатрапов.
      Нет больше на свете её мучителя, а радость облегчения в душе почему-то не  возникает. Только всплывает один вопрос: ради кого и ради чего надо было так страдать, мучиться и выживать? За что этот Урод с  большой  буквы, этот изверг рода человеческого так долго изничтожал своих же  землепашцев  и кормильцев?   За что Он так жестоко мучил  её и других подобных ей?  Они даже  и в мыслях не думали в чём-то  и чем-то  осложнить Ему жизнь?  Ведь она, Зина, и  муж её  Иван, и даже  сотни тысяч таких Иванов и  Генриетт и Розочек не только  не мешали, а даже помогали ему  безраздельно царствовать над славянами и  вольготно  сеять смерть вокруг себя!  Риторические вопросы, запоздалые вопли-сопли, что тут хлюпать  носом – вся жизнь пошла под  откос из-за этой  рябой властолюбивой  сучары,  сына  сапожника и  дешёвой наложницы  грузинского  князька.  Захотелось почему-то напиться шампанского, побаловать себя на радостях  дорогим  шоколадом «Слава», уединиться, послушать старые пластинки, вспомнить счастливые довоенные годы, и того  светлого, стройного, породистого юношу, который звал с собой  в Париж, предлагая руку и сердце.
       Вспомнилась Дина Айбиндер и её мудрые родители, которые вовремя смотались из Одессы во Францию от  разрухи и безумия Гражданской войны, от  чекистов-насильников. Вспомнились многие, избежавшие её страшной судьбы, и  возник из тумана прошлого образ Ивана Христофоровича. Конечно же,  было видно, что он соскучился по Зине, и сегодня в день смерти  Вождя,  ему захотелось видеть Зину. Благо, что вещее  место их встречи было рядом и ещё стоял во всей своей  могучей красе  священный  трёхсотлетний Дуб, который хорошо знал царя Алексея Михайловича. Государь  любил обретаться здесь на  высоком берегу  Москвы-реки  в своём деревянном Коломенском  чудо-дворце.  В марте  среднерусский пейзаж часто всего – чёрно-белый с оттенками серого. Пейзаж как серая  жизнь простого советского труженика. Не потому ли до сих пор чёрный и белый –это всего лишь высокие  идеалы, создаваемые нами.  В конце жизни идеалы тускнеют, выгорают, пылятся и становятся серыми.  Идеал серого цвета. Звучит неутешительно. И в то же время, когда общество не имеет идеалов (и идеологии), ему не  нужен, театр, актёр, писатель и поэт-философ. Идеал терзает души даже самых грубых натур. Им, этим  цивилизованным невежам-антропофагам,  обязательно хочется найти что-то  лежащее выше над тем, что существует на прилавке магазина. Бесконечное крушение идеалов – это то, что  на самом деле составило трагедию  каждого образованного советского человека.  Остаётся верить, что идеалы вернутся: мужчины останутся мужчинами, а женщины – женщинами,  и все попытки создать «нового человека» обязательно потерпят крах.  В это Зина верила и верит. У Зины было  счастливое и глупое детство, трудная и яркая юность. По крайней мере она так думала до лагеря. А после выхода на свободу она поняла, что детство т.Скрыпник совершмл акт малодушия, это когда ты можешь совершать непростительные  поступки  и надеяться, что скоро будешь обязательно прощёна. А юность – это  когда ты  совершаешь  непростительную ошибку, за которую расплачиваешься всю жизнь. Нет, детство и юность  не самое лучшее  и приятное время в жизни человека. Это самые тяжёлые годы, поскольку человек находится под гнётом дисциплины, редко может иметь настоящего друга, а ещё реже свободу. О  подростках, отроковицах и невинных девицах и говорить не приходится! Бедные, беззащитные создания, зачатые в блуде! Тут великий философ   Иммануил  Кант во многом прав. С ним трудно  не согласиться. А эта химия вулканической любви и  лихорадка  шизофренических страстей! 
      Нет ничего выше  тайн  живой материи, жизни  атомов и элементарных частиц, бесконечных химических превращений и метаморфоз на молекулярном уровне. Нет ничего выше тайных знаний посвященных. Нет ничего выше тайного Знания воскрешённого полчаса назад,  и ещё смердящего Лазаря, сидящего за пиршественным столом со взором исполненного крутого и крайнего отчаяния.
      «Давайте помянем мёртвых. Пусть кровь их смешается с нашей. Славянские вещие корни с  пылкостью  юных хазарок, витязей бранные  кличи  с нежностью панских вздохов, московское барство хамов – пастырей  смирных холопов. Помянем годы в крови, наши – и больше ничьи. Время залижет рваные раны,  там в Куропатах на светлой полянке, и  в кафельной  белом   подвале  в Лефортово и на   Лубянке. Вон дама идёт с косою, попробуй  скажи  ей: «Хватит!»  Тот час же она  косою твой детородный  орган,  как гриб-боровик, отхватит!  Молчи и накапливай силы, помни тех, кто  тебе помогал, тех кто спустился  в расстрельный  подвал. Борись, безногий! Борись, безрукий!  Пока не ослабнут  руки  московской круговой поруки…».
      Ох, как всё непросто в этой жизни. Неважно с чего  ты начинаешь, важнее то, чем ты закончишь. Казалось бы, всё – Зина давно покончила с романтикой революции и романтикой жизни. Угнетало отсутствие высокого искусства в современной  жизни, царящая всюду  ложь, безвкусица и дурновкусие.  Десять лет лагерей и пять лет поражения в правах напрочь отбили у неё любовь к поэзии, к романтической литературе и разного рода социально-утопической фантастике в духе Александра Грина, Юрия Олеши, Эдуарда Багрицкого и Ефремова. Фу, какие  романтические сопли развёл Грин в «Алых парусах» и в «Бегущей по волнам».  Вспомнился вдруг хороший друг семьи Николай Алексеевич  Скрыпник. Вспомнился он ей своим поступком, который произвёл  в своё время гнетущее впечатление – его  самоубийство в пик голода на Украине. Большинство простых людей расценивали это как  нравственный подвиг честного коммуниста, в сердце которого не устаёт стучаться  милосердие. Товарищи по партии, наоборот, объяснили его добровольный уход  из жизни как проявление  минутной слабости. На четвёртой странице «Правды»  внизу,  под  фоторепортажем «По паркам и стадионам» с  фотографией  автоматического  стрелкового тира с механическими  мишенями крупными жирными чёрными буквами в  траурной рамке:
               
                Н.А.СКРЫПНИК
 
      ЦК ВКП(б) извещает о смерти члена ЦК ВКП(б) т. Николая Алексеевича Скрыпника, последовавшей в результате акта самоубийства.
      Рассматривая акт самоубийства, как акт малодушия, особенно недостойный  члена ЦК ВКП(б), ЦК считает необходимым известить членов партии, что т.Скрыпник пал жертвой тех буржуазно-националистических элементов, которые прикрываясь своей формальной принадлежностью к партии, вошли к нему в доверие и использовали его  имя для своих антисоветских националистических целей.
     Запутавшись в своих связях с ними, т.Скрыпник допустил ряд политических ошибок, и, осознав эти ошибки, он  не нашёл в себе мужество по-большевистски  преодолеть их на деле и пошёл на акт самоубийства.
                ЦК ВКП(б)

      7 июля 1933 года  покончил жизнь самоубийством член ЦК и Политбюро ЦК КП(б)У  т. Николай Алексеевич Скрыпник.
      Будучи старым революционером и большевиком, имеющим  большие заслуги перед революцией и рабочим  классом, т.Скрыпник совершмл акт малодушия, недостойный для всякого коммуниста и тем более для члена ЦК. Причиной этого недопустимого акта является то, что за последние годы т. Скрыпник, запутавшись в своих связях с украинскими буржуазно-националистическими элементами, имевшими партбилет в кармане, и не имея сил выбраться из этой паутины, стал жертвой этих  контрреволюционных элементов и пошёл на самоубийство.
    
                ЦК КП(б)У
   
      «…Товарищ Скрыпник совершил акт малодушия…»  Ну надо же такое сказать о храбром и  благородном рыцаре Революции! Твари неблагодарные, сучары позорные. Писаки  подлые!  Да не знали  вы, каким мужественным был этот человек! А Зина знала! Очень многие знали и боготворили этого доброго и человечного человека!   
      У Зины где-то хранятся  хорошие и добрые стихи некой Анны Регат, .посвящённые   пламенному  революционеру со скрипучей неблагозвучной фамилией.Развелось невиданное число поэтов. Из них мало найдётся  мудрецов и пророков. О чём  и о ком их стихи? О своих драгоценных жизнях,. О самих себе. «Осколки чувств, эмоций и следы поллюций. О демонах властей и революций…. О том как жизнь чертовски хороша, о том, как Маша  любит без гроша…»
      Прошли годы. А память нет-нет. да подбросит вдруг  в душу несколько  добротных сухих полешек-воспоминаний о  людях времён её  юности и молодости. Вспомнился вдруг рассказ одной эсерки о смерти Мандельштама в пересыльной тюрьме в 1938 году, вспомнилась вдруг любимая и  давно всеми забытая поэтесса  Елена  Тагер,  которая до революции писала и публиковала стихи  и прозу под псевдонимом Анна Регат. Зина  тогда считала, что поэтесса Анна Регат подражала Анне Ахматовой, но потом сама убедилась, что это далеко не так. У  этих двух гениальных женщин был разный жизненный опыт и разная судьба. Вспомнилась Зине  случайная встреча  с Тагер в пересыльной тюрьме  в  июле  1941 года, когда Тагер  после работы на лесоповале и «на трассе»  ехала поправлять подорванное здоровье на «большую больничку» в Абезь. До сих пор Зина помнит её стихи о смерти:
                Железной жизни страшные вериги
                Легко, как  пепел, сбрасываю я.
                Прощайте ненаписанные книги,
                Прощайте, незнакомые друзья.
      У  Елены  Тагер было написано   чудесное стихотворение  на смерть Мандельштама. Но  Зина  забыла его! Что-то такое о нетленной мысли исповедника и певце, который не захотел влиться в холодный хор дифирамбов, а  воспел хвалу тому, кто душой свободной был подобен ветру и орлу.  Что-то там было о  заполярном, несокрушимом  храме, где
                Алмазный снег, сапфирный лёд,
                И полюс, в память Мандельштама
                Сиянье  северное льёт…
      Зато Зина до сих пор  помнит её  провиденческое  стихотворение, написанное  ею в 1956 году  за  восемь лет до  смерти, когда она  в Москве получала паспорт:
                Всё равно умру   в Ленинграде
                И в предсмертном  моём  бреду
                К Воронихинской колоннаде
                И к Исаакию  прибреду
                И последнему вняв желанью
                В НЕЗЕМНОЕ  ЛЕТЯ  БЫТИЁ,
                Всадник  Медный  коснувшись дланью
                Остановит сердце моё.

      И опять снился Зине вещий сон. А во сне  звучали навязчиво с заунывным завыванием  стихи   лезгинского советского поэта Сулеймана Стальского, прославляющие Сталинскую Конституцию и партию Ленина. На паперти  разрушенного храма Двенадцати Апостолов весёлые пионеры играли в новые настольные игры: «Кто быстрее» ( советские версии «Догонишь с места сгонишь», «Рич-Рач»), «Вокруг света на пятиконечной звезде». Ах, эти игры  пионеров 20-30-х годов! Эти игры мало давали шансов проигрывающему, можно было только  выровнять положение, чтобы победить нужно было иметь выдержку и хладнокровие, реальный взгляд на игру как  и на  саму жизнь.  Чуть далее, за импровизированным столом, сооружённом из огромной алтарной иконы,  лежащей на  четырёх  грубых табуретах, расселись на лавках пионеры старшего возраста,  так сказать, прямые кандидаты в комсомол.  Сидя на корточках вокруг лежащего во прахе  лика Спасителя  увлечённо играли они в ставшими  популярными  в 1931-32 годах   игры – в  «Тэф-тэф! Авто-гонку», «Долой чудеса», придуманную в 1930 году мнемотехником Григорием Грегори, и, конечно же, в  самую модную игру  –    «Я безбожник. А ты?».  Игра в безбожника давала победителю   шанс  выйти в люди,  стать антирелигиозным  активистом, Это была увлекательная игра, с её помощью ребёнку  можно было получить на время  власть над взрослыми,  над «тёмной, невежественной массой». Победитель в конце игры торжественно объявлялся безбожником и получал членскую книжку Союза воинствующих  безбожников СССР. С такой книжкой на руках  –  прямой путь в комсомольский актив, в начальники младшего звена.  Будущие комсомольцы играли за место под солнцем азартно и напористо, но веселье их было натужным, их улыбки были  фальшивыми, а глаза  были холодными и стальными.  Зина знала, что скоро их глаза  подёрнутся гноем и мраком и вытекут, как это уже  случилось   давным-давно с любопытным  подглядывающим  Томом, который вопреки всем горожанам Ковентри, проделал в ставне своего окна дырку, чтобы посмотреть на златовласую нагую  Годиву, сидящую верхом    на белом  коне.
      Пионеры веселились, а Зине было отчего-то грустно. Она во многом  всеми своими чувствами предвидела их дальнейшую судьбу, особенно страшно было ей за  судьбу будущих комсомольцев – ведь их глаза  уже видели, как насиловали лихие конники их матерей и старших сестёр, им уже знаком вкус  варёной и жареной человечины.
      Потом она опять пошла во сне дальше. С её языка стали срываться слова оправдания, утверждения, размышления и раскаяния.
      Я не врач, не судья и не палач!  Я –  боль ваша,  память и  плач! Слышать лучшее, видеть в чудесном чудесное – вот он волшебный ключ к тайнам мира. Что лукавить, ведь не столько Бога мы ищем, сколько чуда. Все знают, что мир любит чудеса, поэтов и героев. Художники украшают  наш мир, а природа с помощью высокого искусства творит чудеса.
       И снова снилось Зине  чудесное место, сначала пригород Парижа, тихое местечко Нейи, а  потом  предместье Гента с его  остроконечным шпилем  церкви святого Доната  вдали. Некие чудесные очертания  Небесного  Иерусалима. Болота  забвения и холмы Бессмертия. Огромный   луг с цветущими в один и тот же день  растениями, которых Зина  насчитала  более тридцати видов! А вот и  необъятная поляна Нави и Прави с рощами и непроходимыми кустарниками, А вот  в кустах Адам-Кадмон и его первая жена Лилит занимаются любовью,  точно так же,   как на фреске Микеланджело в Сикстинской капелле.  Вот она, бесстыжая Лилит, с внешностью португальской инфанты Изабеллы,  на коленях перед чреслами стоящего голого обескураженного Адама! Бедный Адам! Ну чего он в ней  нашёл!?  Вот она, сучара поганая, прерывает свои ласки и отвернув голову от предмета своей страсти  внимает  дельным советам  Змия-искусителя!   Всё так, как в страшных оргиях  вохровцев в женском бараке  на   специальном поселении  Вакханка. Только в женском  бараке вместо Змия-советчика был вор Ванька Каин и его друг начальник конвоя. Кстати, Ян ван Эйк.   Кто он? Уж не дальний  предок её Яна? Её защитника, хранителя, последнего её  любовника?  Слава великому художнику-реалисту Яну ванн Эйку!   И Гансу Балдунгу Грину и его двум веьмам –тоже  слава!
      А  там дальше,   у ствола  Древа Мира,  стоят  голые Адам и Ева и прикрывают стыдливо кленовыми листьями свой срам. Адам уже с лихвой познал свою вторую жену, и сразу видно, что он жутко разочарован.   Внешне он похож на придворного живописца герцога Бургундского Яна ван Эйка, а   удручённое личико  Евы, которая находится  уже на шестом месяце беременности (она носит  под сердцем Каина!),  смахивает на личико  девушки из Брюгге по имени Маргарета, которая   расцвела во всей своей юной красоте в годы правления  герцога Филиппа Доброго.  Она где-то в десятом колене  приходится Зине  пра-пра-бабушкой, покровителем которой  был когда-то стоящий на задних лапах Лев. 
      Однако,  очень даже огорчена беременная Ева. Она, бедняжка,  ещё не знает, что такое  вне Рая, в поле под серым небом  в муках рожать детей, и каждый раз  умирая,  самой перегрызать пуповину новорожденного! Вот потому и держит она  в руке вместо яблока кислый и незрелый лимон! Как всё понятно, как символично, трагично и ясно!  И что интересно, любопытно и в то же время страшно, что чуть дальше в туманном будущем  Зине видно, как ещё не рождённый обуянный великой завистью Каин убивает дубиной ещё не рождённого смиренного брата своего Авеля! Ах, ты,  Боже мой! Зачем попустил сей страшный грех в наш мир?!   Зине ответ известен, а тем, кто непонятлив и слаб умом, тому помогут Эритрейская и Кумская  сивиллы, сидящие  рядом с пророками  Захарией и Михеем у входа в  пещеру, в которой    живут  в кровосмесительном  блуде   дочери праведного  Лота.
    Но и в то же время не так всё трагично и плохо, и напрасно, напрасно болит  измученное сердце. Ведь были, были и у Зины сладкие минуты и часы счастья и блаженства. 
       Всё тихо и благопристойно, торжественно и спокойно. Неслышную песню поют ангелы, и по выражению их лиц, можно понять, у кого какой голос. И Богоматерь с благостным вниманием читает Священное писание, а из золотых кадил струится ароматный дым,  а высоко в   лазури  – голубь, святой Дух, излучает на зелёную вольную  ширь   лёгкий золотой свет, являя собой фонтан Жизни и символ вечного Воскресения. На лугу собралось много людей в разных одеждах, все народы всех времён и всем им здесь нашлось место. Все они пришли поклониться Агнцу, белому, невинному ягнёнку с лучами над головой, из шеи которого в золотую чашу Грааля хлещет кровь. Но никому не дурно от вида горячей крови, все даже рады видеть её, и всем, как видно,  к ней не привыкать. В священном порыве устремлены к Агнцу  безымянные святые, праведники и праведницы, свято-мученики и  просто мученики, простые монахи и миряне. Тут же учёные-философы и мыслители-мудрецы, среди них – учителя нравственности  Сократ, Аристотель, Вергилий и гениальный  поэт Данте и неистовый  обличитель порочных флорентийцев  Савонарола.  Рядом с ними, справа – отшельники и странники, астрономы и физики, анатомы и химики. Из химиков Зина заметила Менделеева и Бутлерова,  учёного-химика Львова Фёдора Николаевича, который с писателем Достоевским был сослан в Сибирь  по делу Петрашевского. А рядом с ним    ещё один  химик  -  Львов Михаил Дмитриевич,  ученик А.М.Бутлерова. автор книги «Химия в приложении к гигиене», которая хранилась до войны в домашней библиотеке Айдиновых. А над всеми ними, далёкими и близкими, чужими и родными, колышится на ветру большой красный транспорант,  из тех, которые носут трудящиеся по Красной площади на Первомай. А на нём зубным порошком написано: «Каждый тебе не друг и не враг, каждый тебе –Учитель!»  Хороший лозунг,  хотя и весьма древний...
      А напротив учёных мужей и дам,  на танцующих конях восседают в красных и тёмно-зелёных плащах «Праведные Судии», те, кто  правил своими народами  справедливо, добродетельные, созидательные и справедливые земные властители: король Артур, Карл Великий, Людовик Святой, Филипп Добрый, Эдуард Исповедник. А за ними,  в креслах с прямыми высокими спинками сидели в мантиях судейские и справедливо судили преступников.  Было  на поляне Прави  много честных и неподкупных  дознавателей и прокуроров, но Человека в Пенсне среди них не было. Многих не было на этой поляне. Не было Гитлера, не было Сталина. И не было их любовниц. И не было соблазнённых Страной Советов заморских птиц в садах большевистской революции, проповедниц свободной любви и  демонстрации  обнажённого женского тела, которые с красными  флагами   воспевали  и танцевали  мировую революцию. Не было большевистских валькирий и не было романтически настроенных революционерок-авантюристок из Коминтерна – не было Тины Мадотти, Маргарет Буркайт и Айседоры травоядное живое существо? К чему этот  шумный и  вызывающе торжествующий пир  хищников на глазах у дрожащих  от страха мирных овец  Божиих?  Нет Каина. Он отдыхает  от  очередного  убийства. Не обессудьте его, у него трудная работа. Ведь труд на земле, в руднике и в кузне ему заказан религией предков.  Где отдыхает  Каин? А Бог его знает.
      Боже, а Ты где?  Да вот  Он, Зина! Протри  очи свои!  Вот  Он. витает в горних высотах в шестом измерении  великого Бартини среди молний повелителя холодной  плазмы Николы Теслы.(1)  Вот Он, Создатель Мира сего, в зените славы своей реет  над всем этим  действом в  окружении  Архангелов своих, больших и малых богов,  спокойно и торжественно, строго и бесстрастно взирает  на человеческий муравейник.  А вокруг этой вселенской свиты Создателя мира    кружат целые мириады  розовых и пухлых  крылатых  младенчиков… Это  души  убитых невинных младенчиков, Зина!
               
                КРЫЛАТЫЕ  ДУШИ  УБИТЫХ МЛАДЕНЦЕВ               
                В садах эдемских Ренессанса,
                Под небом вечно голубым,
                Под  бубенцовый звон  фаянса
                Мы в безмятежной неге спим…
                Нам нипочём земные бури,
                Неведом нам житейский  страх
                Нам хорошо витать в  лазури
                С улыбкой вечной  на устах.


     Бог Отец, помоги  мне узреть  Тебя. Узреть, чтобы умереть спокойно…


    
      Снился Зине  огромный зал, точнее огромная  сцена,  втрое больше  сцены Большого театра, а на ней  восемь огромных горящих свечей, а за  горящими свечами стоит огромный стол  президиума,  а за этим столом сидят  двенадцать человек в чёрных одеяниях с одинаковыми и бесстрастными, каменными лицами. Нет, это была, конечно,   не  «Тайная Вечеря» Леонардо да Винчи и  даже не тайное заседание масонов  у Сатаны на  экспрессивных и нервных  эскизах скорбного душой  Николая Ге. Нет, это было ни то, ни другое, что-то среднее.   Это  было высшее собрание Хозяев Жизни.  Здесь  эти  люди в чёрных  одеждах  решали судьбу  подневольных  им людей, сотен тысяч таких, как Зина, женщин. За спинами  двенадцати  судей, на возвышении под бархатным,  тяжёлым балдахином,  на троне сидел Некто в  чёрном капюшоне. Это был ОН. Над  столом президиума  сияло чёрное звёздное небо, и таким образом, эта Судная Ночь была  честной и открытой. Некто, сидящий за столом в центре, (Главный Судья?), изредка поправляя пенсне,   монотонно зачитывал фамилии тех узниц, которых следует  осудить  по первой категории (расстрелять). Чтение длилось долго, ибо списков было очень много, и поэтому  сон был мучительно тоскливым. Зина в этот список не попала, и боль в сердце её постепенно отпустила. (Дай Бог, крепкого здравия  и счастья нашему  милосердному Лаврентию Павловичу! Услышал он молитвы княгини Зины!)  Потом стали зачитывать имена тех,  кого следует  осудить по  второй (тюремное заключение), третьей и четвертой (самой гуманной)  категории  –  оставить в живых в лагере  «до особого распоряжения», до востребования  «для нужд социалистического хозяйства».  Зина была осуждена по  четвёртой категории  на основании того, что она является ценным специалистом в области прикладной химии и может  быть ещё востребована  в военное и  мирное время. «Оставить в живых и включить в списки ценных специалистов» – донеслось до её сонного слуха, а дальше  последовала  сплошная галиматья: «создать необходимые условия… закрытая лаборатория… опыты… обеспечить всем необходимым, предоставить кошачьи сны, оленьи мечты … бочонок солений, мешок тьмы, лосось сомнений…». Провести срочное и повсеместное изъятие из жизни ненужных живых душ и провести надёжную изоляцию нужных  партии мозгов. Вот она главная из всех задач большевиков. Живые души опасны своей верой и своими сомнениями. – они не годятся   при защите светлых коммунистических идеалов, они не достойны быть даже попутчиками в деле  становлении новой религии. Конечно, их нужно изъять из этой жизни, чтобы и на том свете, по завету Феликса Дзержинского,  росло народонаселение, чтобы и  в потустороннем мире знали, что чекисты-коммунисты даром хлеб свой не  едят.  Вчерашние студенты-недоучки, имевшие высокие  оценки по Закону Божьему, а сегодня – воиствующие атеисты, многие из них  втайне придавали огромное значение духовному миру человека, пытались изменить его вместе  с ходом самой истории.   
      «История души – история  нравственного здоровья общества». «История души – это история Вселенной». Это не просто красивые слова, на них зиждется  великая Теория Всего и великий Замысел, музыка которого иногда слышится нами  из  неизвестного Далёко, из  бесконечного Ниоткуда. Именно эта иногда слышимая нами через Бетховена и Грига из незримого Мiра  музыка и есть смысл и радость  человеческого бытия. Ради этой музыки стоит жить, выживать, страдать, мучиться и умирать. Не спешите по первому призыву  кумира  бежать на митинг, не спешите умирать  за кумира, не спешите в минуту отчаяния бежать в любой первый попавшийся храм, дождитесь  музыки  души  своих далёких предков и тогда для вас всё главное   определится и установится раз и навсегда.
      И увидим тогда всех див нашего мира. И Айседору Дункан увидим и прочих пропагандисток «Дельты Венеры» в образе  Анаис Нин, психоанализа, духовного эксгибиционизма.   Видимо ещё не пришло их время собраться здесь. Зину ведь тоже никто  сюда не приглашал, сама  явилась  незваной гостьей.  Вокруг  Ягнёнка сонм ангелов, в их дланях крест и терновый венец. А у кого нож? У Каина? Каин-убийца, ты где? Где твоя дубина, нож, винтовка,  пулемёт и бомба?  Зачем убивается невинное дитя?
       За свою относительно долгую жизнь Зине посчастливилось  не раз встречаться с людьми, которые на деле и с открытой душой творили будущую жизнь, являлись «мотор-генераторами» нашей  цивилизации. Большинство таких принадлежали к миру  науки и техники, и, как правило, они  были в некотором отношении романтиками-фантастами и  социальными утопистами, к своим научным изысканиям подходили творчески. Например, Иван Христофорович Озеров своё научное творчество успешно совмещал с творчеством экономическим, что способствовало  его провидческому дару. Его   прогнозы касательно  экономики  большевистской России были столь  убедительны, так   по-шекспировски трагичны, что вызвали  небывалую  ярость Ленина, который потребовал  через ЧК-ГПУ  «изъять» этого  учёного-пророка  из недр  советской общественно-экономической  жизни. Мало кто из учёных того времени мог честно  вслух сказать, что  скоро строителями  социализма в стране окажутся голод и холод!
      Многие учёные-романтики, иностранцы, соблазнённые Страной Советов,  верили, что  новое общество смогут создать только «люди нового типа», которых Максим Горький после посещения Беломорканала  стал  называть «людьми Солнца». Пролетарский писатель был полностью согласен с «другом семьи» Генрихом Ягодой, что русская, тёмная крестьянская масса  изначательно является навозом истории  истинно культурного и благополучного Запада, который породил в своих недрах Гегеля,  Маркса и Энгельса. Даже городская  социальная среда, народонаселение Москвы и Ленинграда, серьёзно нуждалась в революционной чистке, в пролетарской фильтрации. Зине в 1931-32 годах пришлось быть  свидетельницей  такой  «социальной зачистки»  среди жителей родного ей  Харькова и Москвы, в которую она частно наезжала и в которой подолгу жила.
      Надо сказать, что такого  рода масштабное  изъятие человеческих душ  из   советского социума в корне отличалось от прежних социальных  зачисток, проводимых  ЧК-ВЧК  под руководством  Дзержинского с благословения Ленина-Троцкого и Свердлова. В начале 30-х  годов изъятие из жизни  трудового класса «социальных паразитов,  деклассированных элементов городского типа» проводилось регулярно и всегда накануне  реформ и «великих переломов». Проводилось изъятие ненужных душ быстро и решительно. В течение суток московской милицией с помощью отдельных сознательных граждан удавалось отлавливать до двух тысяч  деклассированных элементов. А через двое суток они, эти изъятые  на улицах и в злачных местах столицы   молодые и юные бездельники и бездельницы,  в лёгкой одежонке ехали в товарных вагонах в сторону Русского Севера или Сибири. Среди них попадалось и старорежимное старичьё, которое в новом обществе  оказалось ничьё, этот «социальных хлам» вывозился подальше от крупных городов так сказать на свалку истории. 
       Трудная творческая  судьба Мастера чем-то схожа с судьбой реального драматурга того времени Александра Гладкова, автора  пьесы «Давным-давно» (первое название «Питомцы славы») , которая была написана в 1940 году сразу же после выхода автора из застенков Лубянки.   
Во внутреннюю тюрьму НКВД Гладков угодил из-за  своего знакомства с «врагом народа» Мейерхольдом. Мыкаясь без работы, он решил написать патриотическую пьесу о 1812 годе –накануне новой Отечественной войны  тема снова стала актуальной. Вначале  московские театры отвергли эту пьесу из-за её легковесности: главной её темой был не героизм народных масс, их готовность  умереть «все как один за дело это» (родную партию Ленина),  а любовь юной Шурочки Азаровой к блестящему гусарскому  поручику Дмитрию Ржевскому. Но с началом войны эта пьеса оказалась востребованной, её первая постановка  состоялась в конце 1941 года в блокадном Ленинграде. А потом её ставили едва ли не все советские  театры. Но пользу это Гладко не принесло – после войны его снова арестовали по старому обвинению и дали срок. Из лагеря Гладков надломленным, опустошённым и уже не создал ничего  похожего на  весёлую, искрящуюся, как шампанское, пьесу «Давным-давно».  Недоброжелатели и завистники из Союза писателей СССР оболгали, находящегося в состоянии хронической депрессии и творческого бессилия  автора,  обвинив его в плагиате, что якобы текст  этой пьесы он украл у сгинувшего в ГУЛАГЕ безвестного автора.
       Вообще, всё, что касалось социального переустройства общества или  хотя бы его косметического ремонта, в Советской России делалось почти мгновенно, обыватели не успевали даже опомниться.  Фантастика! Ведь все понимали тогда, что это  равносильно капитальному ремонту квартиры в течение суток! Изъятие ненужных душ было беспощадным, и те кто его производил были  глухи к воплям изымаемых из  жизни: «Не обижайте погибших!»  Привыкшему ко всяким происшествиям населению громадного и нелепо раскиданному городу эти акции  стали в порядке вещей, как отлов бездомных собак и кошек. Москвичи на них вообще перестало обращать внимание. Значительная часть народонаселения прежней России  слишком быстро сумела освободиться от традиционного уклада жизни, от свойственного ему милосердия и сострадания. Низменные инстинкты на ниве невежества приобретало всё более массовый характер, породив разгул  уродливого и наглого богоборчества.
      Перед  глазами зрителей вырастали фантасмагоричные картины с руинами Храма Христа Спасителя  и множеством церквей, ставших хранилищами конфискованного имущества и  разного рода хозяйственными складами, на куполах  которых вместо крестов сидели пролетарии и курили махорку. На глазах москвичей происходили вещи странные, мистические, исчезали на долгое время, некоторые безвестно, некоторые возращались из небытия преображённми, с трудом узнаваемые, многие беспричинно сходили с ума, попадали в дома скорби и ужаса, вешались и стрелялись, но ни у кого это не вызывало удивления.Но и в то же время москвичи становились свидетелями  рукотворных и зримых чудес. Ими стали новые советские самолёты-гиганты  и гигантские дирижабли, новые невиданные дворцы Культуры,  огромные дома-коммунны со всеми удобствами, лифтами, ванными и газовыми колонками, стадионы и спортзалы. Но главным чудом оказалось московское метро. Пусть это была всего лишь одна ветка с четырьмя станциями, но это было окном  в светлое и реальное грядущее. Да по Москве сновали перегруженные трамваи, с висящими на поручнях гроздями людей,  в них не прекращались  болезненные стоны пассажиров и слышались крики ненависти и отчаяния, там так же, как и 1918 году давили женщин и детей, так же крали кошельки, хамили и  грязно ругались,  поливали друг друга керосином и краской, но  с  вводом в эксплуатацию метро всё это отошло на второй план. Никто тогда не думал, что остальные города и веси будут ещё долго-долго жить так же, как жили они  раньше. Но об этом не боялись говорить вслух только бесстрашные безумцы, великие скептики и пессимисты. Но таких было мало, ибо они тоже периодически изымались из советской жизни как ненудный элемент городского типа. Большинство же свято верили в нового человека, строителя и созидателя с маузером в руке.
      В изъятии «ненужных душ», точнее талантливых  соперников по перу, чекистам помогали   представители творческой  советской интеллигенции.
  Особенно преуспели здесь пролетарские народные поэты, трубадуры революции. Ужас и отвращение возбуждали они в Зине, особенно те, кто  открыто кичился своей дружбой с видными чекистами. Им действительно казалось,что они  крайне нужны органам в борьбе с идеологическими врагами, разной контрой и белогвардейской сволочью. Многие идейные поэты стремились возбудить очередное дело через политический скандал и быть активным участником в его расследовании. Борясь с контрой вместе с чекистами они считали себя народными героями и выразителями народных дум. Из них пёрла энергия. Но к сожалению лишь мая её часть расходовалась на творчество. Чекисты в свою очередь оберегали их от  «вражеских сил», создавали  им условия для творческого вдохновения, отдавали для путешествий по стране  свои  «спальные вагоны», обеспечивали проживание в роскошных гостиницах, отдых в Крыму и Сочи, подкладывали  им в постель своих красивых и молодых  секретных сотрудниц, а иногда и «пятнадцатилетних бледных девочек-кокаинисток  с распутным взором». Зина давно поняла, что путь к славе такого рода гениев  должен  проходить через коридоры высшей власти.Так думал втайне и Булгаков, и не потому ли он стал болеть и упал духом, когда запрещена была  к постановке самим Сталиным его пьеса «Батум»?
    Дружба с чекистами Ягоды  придавала поэтам общественный вес, давала власть над душами и телами людей, делала их жизнь в голодной, холодной и суровой стране  не только сносной, но и сытной, комфортной. Советская власть тогда умела быть благодарной и щедрой. Зина помнит их загулы в ресторане «Яр» и в «Славянском базаре» во время голода в Поволжьи и  в ресторане Дома Писателей в начале начале 30-х годов. В ресторане Домписа  осенью 1932 года, имея членский билет, можно было съесть порцию чёрной икорки, положенной на лёд, потребовать себе плотный бифштекс по-деревенски, закусить ветчинкой, сардинами, выпить водочки. Закрыть ужин великолепного ледяного пива. Это  меню жаркого, знойного лета. Зимой же  –  иное меню. Иные мясные блюда, иные горячительные напитки, португальский ром и коньяк многолетней выдержки из подвалов Абрау-Дюрсо. Хорошо пить пиво,  с прозрачным от жира донским рыбцом,  в июльскую жару в центре Москвы, в тени под тентом. Пить доброе пиво  и не думать о том, что где-то в родных краях твои земляки умирают с голоду. А если и думать  на эту неприятную тему, то думать « в правильном направлении», согласно  указаниям партии, что это всё не так страшно, что это как-нибудь само по себе уладится, а если вдруг что и случится, то родная партия поможет. Вот почему не нравились Зине стихи  этих поэтов.
Зина помнит, как долго  обсуждали  москвичи случай со знаменитым в ту пору  пролетарским поэтом из Житомира, который, попав в знаменитый ресторан советских писателей объелся  весной 1933 года  до заворота кишок жаренной   осетриной . Это был пик великого голода на Украине, на Дону и  Кубани, где люди  земледельцы занимались  людоедством. Может Зина и забыла бы  эту нелепую  смерть  всесоюзно знаменитого поэта, если бы не  самоубийство  кристально честного большевика, члена ЦК и Политбюро ЦК Коммунистической партии  Украины Николая Алексеевича Скрыпника. Этот человек не выдержал мук совести и  укоров своих земляков. Он застрелился в своём кабинете 7 июля 1933 года. Партийная печать сообщила об этом в некрологе, где было указано, что «старый большевик  и революционер  совершил акт малодушия, пал жертвой буржуазно-националистических и контрреволюционных  элементов».
      Но Зина и многие люди, её  харьковские знакомые, знали  правду: не смог Скрыпник и дальше продолжать морить  голодом и непосильным трудом свой украинский народ. Милосердие ещё не  вытравлено окончательно из наших  сердец!
     Скрыпника похоронили скромно, без помпы, но зато антибожника и богоборца поэта, отравившегося (или подавившегося?) осетриной, отправили в последний путь на Новодевичье кладбище с большой помпой. Потом  на Рождественском  бульваре  ему воздвигли гипсовый памятник, который разрушился сам по себе  накануне войны с  фашистской Германией.
Что скрывать, своим  революционным творчеством они внесли весомую лепту в  легенду о настоящем советском человеке. Именно они свысока стали судить о ценности отдельно взятой личности, и многим читателям казалось, что именно они  чуяли особым своим чувством, чего в скором времени  и сколько в копейках  будет стоить  обычный человек! Они  шатались по городу и  шумели в  общественных местах разношёрстными сворами, и каждый старался доказать свою исключительность. Поэтов представлял молодой  бритоголовый мужчина с жестоким угловатым лицом, похожий  главаря бандитов. Он читал громоподобным голосом хвалебные оды  «товарищам из ЧК и товарищу Нагану». Он призывал  пролетарские массы расстреливать врагов без пощады, прекрасно зная, что этим массам  всёравно, кого завтра  повесят, а кого расстреляют. Именно он, этот бритоголовый  поэт с шайкой своих подпевал яростно призывал  чекистов к  масштабному изътию из советского быта  многочисленных  «клопов». Изредка он усмехался. Но это была явно издевательская, скверная усмешка могущества и наглости. Зина знала о нём кое-что от жены Серго. Этот поэт мог выехать в Париж в любой  день и час. Только ему одному удавалось  получить визу в течение суток! Фантастика!
      А что касается изоляции своих отечественных мозгов, так для этого и политэкономию капитализма и социализма изучать не надо –  свои мозги в сотню раз дешевле и рентабельней, чем иноземные. Об  этом знал ещё великий реформатор  и большой покровитель науки Пётр Великий без академика-экономиста Евгения Семёновича  Варги, хорошего друга Ивана Христофоровича…
      «Везде и всюду моя душа!»  Неужели, чтобы дойти  до этой простой истины, нужно было столько долго мучиться, обманываться, разочаровываться и страдать? Увы, это так.  «Душа свободна от кумиров!» Как оптимистично и жизнеутверждающе это звучит! Но, чтобы добиться  такой свободы нужно много пострадать на этой земле,  поступая во многом  наперекор всему  обществу.
      Трудно убить в своей душе кумиров своей эпохи. Намного трудней, чем кумиров прошлого. «Убей в душе своей кумира!»  Это звучит требовательно и ультимативно. Мне не нужны эти призывы. Нужно убивать в себе ложных кумиров,  тонкая  позолота на них  обычно начинает  шелушиться ещё при вашей жизни. «Убей в душе своей кумира!»   Я убила его!  Я убила его, и горжусь этим!  Кумир убит и выброшен мною за забор, на задворки Вселенной! Без него мне легче и радостней жить!  Каждому поколению нужно выбрасывать своих лже-кумиров на помойку истории. чтобы  чисто было и свободно   в чуланах наших душ. Но легко  сказать –  трудно сделать, кумиры бывают разными. В ХХ веке кумирами сталия десятки и сотни  светлых и гениальных умов человечества, но одновременно с ними, как бесы из табакерки выскочили на свет и стали кумирами доверчивых народов десятки политических негодяев и душегубов. Эти земные кумиры, эти  великие мистификаторы, доводят нашу жизнь до  кровавого абсурда и бессмыслицы, вынуждают нас каждый раз  забывать о беспристрастной экспертизе социальных заблуждений  и  в итоге смиренно слушать  реквием по своей  жизни.  Душа – это  субстанция в конечном счёте нематериальная, но порой  она  оказывается   более ценной, чем сама жизнь. Примеров этому множество, многие  из них запечатлены навечно в искусстве. Случаев, когда ради тела в жертву приносилась душа много. Но и немало в истории человечества примеров, когда ради души в жертву приносилось тело. Кому как не великим  славянкам это знать! Ах, эти соблазны властью  и деньгами и эти трагедии в результате  такого  соблазна!  Но им весьма  далеко  до великого соблазна  Любовью и жертвенным альтруизмом  во имя высшей Справедливости. Как умело пользовались  этим соблазном разного рода жуликоватые политики  и правители. Особенно изощрёнными в такого рода социально-политическом обольщении были  большевистские вожди.  Сколько романтически настроенных энтузиастов, соблазнённых Страной Советов закончили свою жизнь в «золотых клетках» тотальной неволи, в лагерях и в спецтюрьмах?
      Все мы живём для продолжения многообразной реальности, которая развивалась и будет развиваться бесконечно долго вне нас и   независимо от нас. Наделять самую жестокую  реальность смыслом – цель  человеческой жизни. Уметь представить себя вне своего тела  в качестве мыслящего мозга в стеклянной банке с живой водой иногда весьма  возможно и даже полезно, а вот представить себя вне  разума и вне души невозможно. Правы, тысячу раз правы те, кто говорит нам, что человек без Бога и души пуст, но и правы те, кто говорит: без разума нет человека вообще. Разум неотделим от сознания, а  реальность находится в моём сознании, и она, эта реальность, всегда субъективна, и только физика и химия её неизменны. «Весь мир в моём сознании, и смысл жизни во мне самом». Красиво сказано. Но ни один коммунист, проповедник коллективного сознания, не приемлет это эгоцентризм Декарта.  Но не они ли,  эти строители коммунизма на крови, только тем и занимались, что пытались  изменить природу реальности, сделать её в угоду себе искажённой, деформированной, фантасмагоричной, а иногда и безумной?  Что стоят их  попытки изменить ход времени, их смена календарей, установление декретного времени, насилие над  ходом исторического процесса, построение новое общества  за десять лет, установление  «безбожной пятилетки» и смена религиозного мировоззрения за четыре года? Чего стоит их гнусная гордыня, приведшая к  переименованию  исторических  древних городов, попытка обессмертить имена  своих кровавых подельников,  палачей-инородцев и русских идейных русофобов? Куда всё делось? А скоро вообще рухнут в бездну остатки их сатанинской гордыни.  Посмотрите, как легко, словно  майская бабочка летает юная Уланова в окружении  воздушных эфирных фей и как плотоядно смотрит на  изящные ножки балетных  блох «всесоюзный староста»  Михаил Иванович Калинин. Давно ли это было? Нет, совсем недавно, в тот самый вечер, когда труп Ивана Христофоровича  везли в полуторке на  полигон «Коммунарка», чтобы зарыть его труп в  траншее  общего скотомогильника.
      Это было 13 февраля 1938 года, когда в Большом театре шёл балет «Жизель». Танцевали, порхали  как пушинки  балетные блохи,  трепеща изящными  сладкими ножками, искушали, соблазняли, звали в неведомое  и греховное, сулили  неземное, мимолётное  наслаждение,  а потом успокоились, мгновенно  скукожились, сморщились, углелись по своим  домовинам и рассыпались, стали костной мукой,  что было пахом, то стало прахом. Смысл жизни во мне самой, в мозгу  между моими ушами, а не между моими ногами. И мои чувства  тоже изначально рождает мозг. Когда кое-кто из высокого начальства  Лубянки наслаждался  в Большом театре балетом. кое-кто из  его подчинённых-исполнителей стрелял  в голову  мёртвого  Ивана Христофоровича.
      Мои чувства – это тоже химия и физика в моём  мозгу.  И  моя свобода  воли – это тоже моя физика и химия, чёрт возьми!  Это по их законам проводится эта, так называемая теософами,  ИГРА В ЖИЗНЬ  планетарного и вселенского  масштаба. Это по их  законам   на бесконечном поле пространства возникает чудо самосовершенствования  одной  «дремотной» клетки-монады с помощью   трёх соседних живых и гиперактивных,  возникает всё многообразие окружающей дествительности, а с ней  и  эффект  осознания сознания.   Слава Богу, что в любых обстоятельствах  законы химии и физики оставались неизменными и не хотели становиться инструментом   вульгарного  «военного коммунизма».  Но в реальности весьма трудно предсказать свою систему жизни, этому мешает множество внешних факторов, порой  весьма незначительных и ничтожных. На уровне эзотерики и мистики. В чём смысл жизни?  Философия сделала всё  возможное, чтобы на этот вечный вопрос никогда не было внятного ответа. Философия мертва, а наука – вечно живая. Жизнь – это более, чем  физика и химия, это намного шире и глубже. Я мелкое. На первый взляд, незначительное,  жалкое и ничтожное  существо, одновременно являюсь  сложнейшей биологической машиной,  мозг которой состоит из 100 млрд. живых клеток.  С каждым днём таких биомашин становится всё больше и больше, но  не  всякая биомашина  обладает смыслом жизни. Не всякая живая соблазнительная блондинка и не всякий красавец-жиголо и мачо умеет предвосхищать события окружающего мира, обладает самосознанием, быть  носителем Дела и Разума, уметь абстрактно мыслить , вдохновенно творить и летать как призрак вне своего тела. И не надо тут  рассуждать о великом равенстве всех и вся. Всё зависит от того, в  какой склянке находится Мозг. Что налито в эту склянку? Этиловый спирт или живая вода? В тоталитарных государствах  считалось, что новое социально  справедливое общество должен строить «новый человек», а чтобы его приход  в этот мир не задерживался необходимо этого «нового человека» создать и вложить в него «новую душу». Но где взять эту новую душу и новое сознание, когда они есть субстанции нематериальные? Кто должен занять место  Алхимика  Вселенной и  создать в реторте диалектического  материализма и  оккультного шаманизма «сверхчеловека» и  «новый тип  советского человека»?   Ну, конечно же передовая научная мысль Третьего рейха и  советская наука  СССР.
        Люди-биомашины, големы, биороботы, имбецилы-гениоты и дегенераты-пантократоры, всякая биологическая  нечисть, и всякий  бионегативный  мусор гибнущей цивилизации, среди которого нет места высокому разуму и благородной душе.  Барченко и несколько евгеников из Спецотдела НКВД в 1938 году были расстреляны. За что? За многое, а может быть и  за ненадобностью. А впрочем, всё правмльно – нечего было Барченко и иже с ним лезть в священный огород Бога-Творца!
        А как плохо  у нас  отнеслись  к известному  активисту Коминтерна,  «красному барону» и замечательному итальянскому инженеру и авиаконструктору Бартини? Сколько проектов, сколько испытательных образцов его  военных самолётов было   загублено  любимчиками Ягоды и Ежова? Дремучее невежество  и комчванство  их сотрудников отпугнуло от нас и Николу Теслу, который недолго гостил у нас в Москве.  Вместо того, чтобы любыми  путями использовать этого гениального физика-электрика, известного всему миру  изобретателя во благо социалистического строительства, они стали требовать от Николы Теслы   доказательств  его  высокой пролетарской  сознательности и чуть ли ни идеологической невинности.
       А как свысока   смотрело на учёных с мировым именем  высокое партийное начальство?    Роберт  Бартини, Георгий Гамов, Курт  Гёдель  и Александр Фридман.(4)  Кто их сегодня знает? А между тем, именно эти имена и должны остаться в мировой истории, а не всякие там  «видные «партийные и государственные деятели»,  участники  всесоюзных конференций      и  судьбоносных партийных съездов. Зина хорошо запомнила то  сумбурное, непростое и сложное время, когда жажда знаний шла рядом с голодом, тифом и рахитом. Тогда учёные-лекторы выступали перед народом наравне с видными актёрами, музыкантами, поэтами и писателями. Кто сегодня вспомнит о лекциях академика Вернадского или  академика Павлова?     А Зина их помнит. Помнит она и научные, дискуссионные статьи того времени и жаркие споры по их содержанию. Тогда это  было запредельно фантастическим. Обо всём  хотелось знать  до тонкости. Даже сегодня   интересно было бы знать, чем  закончились те смелые научные исследования7 Полным их засекречиванием?
     Интересно бы знать, что является носителем  фотонного и квантового сознания, из каких нейроновых трубочек состоит  эта человеческая «светодуша», как именно она накапливает в себе  свою особую бессмертную информацию? Но это для любого  политика и хозяйственника высшего ранга –  всего лишь блажь, нормальный образованный человек понимает, что существует  некий  принципиальный запрет на изучение божественного качества невычислительной активности человеческого мозга, действующего  по законам ещё неизвестной человеку физике, знанию находящемуся вне рамок квантовой и классической механики.  Ещё задолго до войны этими вопросами был озадачен великий физик-теоретик, астрофизик  Георгий Гамов, который умудрился  обмануть  Молотова, получить  заграничный паспорт и уехать  вместе с женой из СССР навсегда. Зина помнит, как в те годы по всем научным учреждениям страны, по  всем НИИ прошли гневные митинги и партийные собрания, на которых клеймился  позором  «отщепенец  Гамов». А ведь было время, когда  в советской научной периодике обсуждались  многие  смелые  космологические  гипотезы Гамова, о нём  писал восторженные  стихи в «Правду»  известный пролетарский поэт Демьян Бендный. Господи,  как сложно жить учёному в стране, где даже  каждое положение теориетической физики надо  рассматривать  в плоскости марксистко-ленинской науки. Шаг в сторону  –  и ты уже не советский учёный,  а  буржуазный, не «наш», а  «затаившийся, подлый идейный враг». Трудно заниматься  наукой под присмотром  невежественного партийного начальника, который внутренне понимает  низкий уровень своего интеллекта и старается из всех показать своё превосходство над  своим академиком-подчинённым. Гамов. Комета Галлея.  Гамов из Одессы  и Александр Фридман из  Харькова. Гении. Их теория Большого Взрыва. Возникновение  гелия и код  жизни. Скрытая энергия атома. Распад атома и атомное оружие.  Всё это казалось тогда фантастикой. Более несбыточной, нежели фантазии безумного Циолковского о покорении  космоса. Это было так далеко от жизни реального и грубого  социализма, что казалось – теоретическая  наука  или впала в детство или её носители сошли с ума. Но Зине опять повезло – она дожила до первого полёта в космос Юрия Гагарина и стала  свидетелем гибели Хиросимы и Нагасаки, взрывов атомных и водородных бомб на Новой Земле.  Фантазии её гениальных современников стали былью, но люди от этого не стали счастливей,  они стали   страдать  больше и болеть чаще.
  
* Данная глава – одна из нескольких вынужденно  изъятых автором   глав, относящихся к  документально-исторической  части романа, где были   показаны некоторые  потаённые  стороны сталинской эпохи. Она, как  и  документально-историческая глава «Сталин ходит в лаптях по Чебоксарам»  по прихоти издателей выходит  за  формат  сегодняшней литературной иерархии  и  насущных запросов  больного и  неграмотного народонаселения.
Автор  надеется, что полный вариант романа «Дом разбитых зеркал» (вместе с авторскими примечаниями и дополнениями к отдельным главам)  выйдет в свет в электронном виде в 2016 году. Всё зависит от нашего отношения к литературе и к самому процессу чтения, которое сейчас мало востребовано и стало  маргинальной практикой ещё не вымерших философов.  Всё зависит от  дальнейшего распространения библиофобии и её производной формы функциональной неграмотности,   в результате  которой, увы,   большинство людей  ещё думают, но уже не мыслят. В Год литературы и в Год культуры, из года в год, русскому писателю становится всё невыносимей жить и творить, ибо он оказался между  двумя  «враждебными силами» - между современным агрессивным  читателем-снобом и алчным издателем-коммерсантом. И тот и другой стремятся  всячески унизить авторитет автора, возвыситься над ним, навязать ему свою волю, манипулировать сознанием писателя, стать лидером и чуть ли ни бета-самцом  всего  литературного процесса. В последнее время издатели рассматривают автора, как   обычного  наборщика текста самого  банального содержания, который по своему объему не должен превышать 1 млн. знаков. Почему не больше?  Да потому, что по мнению издателя,  такую калиброванную книгу  скорее купят. Ещё вчера издатели уверяли авторов, что читателю нравятся пухлые и солидные тома, а сегодня, что читательский,  ленивый  глаз стал  косить в сторону   на худенькой  книжки с картинками и крупным шрифтом… В обществе сверхпотребления  и «грамотных потребителей» (министр образования РФ Ливанов) читатель – тот же покупатель фасованной и калиброванной продукции, который, как известно «всегда прав»  и «на свете всех умней». Круг чтения, как показали бездуховные  «нулевые годы», понятие давно не конвенциональное, не идеологическое и даже не мировоззренческое, а вкусовое. Всюду на книжном рынке  царит  дурновкусие и вкусовщина. Даже мыслящий,  стремительно вымирающий  читатель и тот в растерянности: читать «попсу» – стыдно, жестокую правду – тошно. Подстроить книги под себя – не можем,  подстраиваться под них – не хотим и ленимся. Душа наша  не желает трудиться, она устала.  Писателю приходится при этом, утешать себя слабой  надеждой, что рано или поздно его труд ума и сердца в печатном или электронном виде,  не окажется напрасным, будет востребован потомками с благодарностью  и почтением.