«…В одной из многочисленных, пронизанных временем частей Межмирья, расположено Малое Сварожье, представляющее собой три звёздных скопления, движущихся слева направо по виткам естественных спиралей. В одном из них – срединном, что расположено над двумя другими, несётся жёлтая звезда в окружении девяти планет. Периодически к ним наведывается издалека десятая планета - блуждающий Путник, знаменуя своим приходом новый этап развития Мироздания…»
1
Правитель Рун удобно расположился в защитной капсуле своего летательного аппарата В-Мана, готового стартовать с планеты в пространство Межмирья. Седобородые старцы совета старейших из местных людских родов, сгрудившись на почтительном расстоянии от аппарата, широкими жестами рук благословляли своего покровителя на убытие в заветный чертог Мироздания. За старцами стройными рядами расположились знатные воины, а ещё далее за ними – беспорядочно толпился простой люд, прибывший со всей округи поглазеть на знаменательное событие, память о котором будет запечатлена в веках и воспета в сказах. Огромное окружающее пространство перед величественным каменным Храмом Мира было полностью усеяно фигурами в белых одеяниях. Хор многочисленных лужёных глоток храмовых служак ревел что-то величественное и благостное, настолько мощно, что отголоски пения пробивались сквозь защитную обшивку аппарата.
- Как утверждают местные: долгие проводы – горькие слёзы. В-Мана, подъём,- приказал разуму аппарата перемещения по Мирозданию Правитель Рун и, ткнув пальцем в моментально высветившийся перед ним экран управления, отметил точкой место временного пристанища.
Вообще-то, управитель аппарата, вполне мог обойтись без голосовых команд и жестов рук: его внешний защитный кокон, озаряемый светлой аурой, что возникала всегда при ментальном контакте с искусственным сознанием В-Мана, позволял поддерживать устойчивый обмен информацией на невербальном уровне. Но за долгое время одиноких перемещений по пространству Межмирья управитель приобрёл привычку общаться с В-Маном с помощью голоса. За долгий период их симбиоза, В-Ман, в свою очередь, привык к тому, что его управитель частенько размышляет вслух. Поначалу такая манера поведения управителя сбивала искусственный разум аппарата, изначально запрограммированного на выполнение лаконичных команд. Но, длительное общение и изучение людской среды сказалось на искусственном разуме аппарата. Вначале он придумал называть Правителя Рун усечённой формой П’Рун и распространил данное правило среди сознаний других летательных аппаратов и их управителей. Вскоре мода на усечённые формы широко распространилась по Чертогу. Это нововведение не прошло мимо внимания Совета Варги и послужило поводом для написания кем-то из входящих в Совет научного трактата о влиянии симбиоза сознаний людей и искусственного разума на среду общения. Дальнейшее развитие интеллекта летательного аппарата проявилось, когда искусственный разум поименовал себя В-Маном, о чём немедленно поспешил довести до сведения своего управителя. И П’Рун принял это как неизбежное. А после создания единой сети, объединившей искусственные разумы всех летательных аппаратов Чертога, это нарицательное имя стало применяться для всех аппаратов, перемещающихся по Мирозданию.
Двигатели аппарата взревели, перекрыв многоголосное пение извне. Пламя и грохот разорванной энергией пространственной оболочки земли сопроводили взмывший с поверхности острова летательный аппарат. Ещё через мгновение В-Ман послушно завис над планетой заселённой людством, а потому причисленной Советом Варги к числу земель и удостоенной чести иметь собственное имя – Эмаина.
Очередную миссию Совета Варги в лице её представителя - Правителя Рун на одну из недавно включённых в состав земель планету можно было считать успешной. Контакт с людством, именовавшим себя родами человеческими, был прочен, учение Светлых Сил распространилось по земле Эмаине. Кристаллы Перехода работали исправно, без сбоев и перекосов, связь с Мирами была устойчива. С чувством выполненного долга П’Рун вызвал обзорный экран и задал аппарату медленное перемещение вокруг земли.
Расположенный на вершине многогранного кристалла планеты зелёный, от буйной растительности, остров Рас, испещрённый четырьмя Молочными реками, проистекающими из его центра, неспешно перемещался по экрану. Вот проплыл и пропал из вида Храм с шестнадцатью островерхими башнями, прощально заплескались воды Молочного океана, сменившиеся плодородными землями благословенного Беловодья. Мысленно попрощавшись, П’Рун переместил В-Ман и взору Правителя явился освещённый бок земли, занятый, по – большей частью, водной гладью, отчего на фоне темноты Межмирья кристалл планеты излучал голубое сияние. Аппарат неспешно перемещался вокруг земли и тщательно сканировал её поверхность, услужливо высвечивая на экране всё, по-мнению В-Мана, из ряда вон выходящее и достойное внимания Правителя. А то, что творилось в отдельных секторах планеты и в самом деле требовало не только пристального внимания стороннего наблюдателя. Если поверхность вод была в присущем земле состоянии, то твердь, занятая одной из трёх других рас, расселившихся по земле, была объята пламенем и вспышками: роды вели войны. Вообще-то, военные столкновения были неотъемлемой частью развивающейся жизни местного людства, достигшего того, предельного значения своей численности, когда и так небольшое по меркам Мироздания, пространство земли, перестало обеспечивать то свободное проживание и передвижение разнообразных родов, при котором они могли на протяжении нескольких жизней своих отдельных представителей не встречаться друг с другом. Но, увиденные Правителем боевые действия велись не за еду, или женщин. Вдобавок, и это было ещё хуже, стычки явно вышли за пределы уровня развития родов, переросли в настоящие войны. И войны эти были не на покорение, а на полное уничтожение, ибо на стороне противоборствующих сил выступали их покровители с земель иных секторов Мироздания. Со всей мощью их оружия.
Экран услужливо приблизил П’Руну картину происходящего на земле боя: голые темнокожие воины, оседлавшие огромных чудовищ окружили, как две капли похожих на них, супротивников, и с безопасной высоты с наслаждением взирали, как разъярённые звери утрамбовывали в глиняный грунт тела несчастных врагов. Недобитая, быстро редеющая горстка, впечатлённая безжалостным разгромом своего воинства, постепенно утратила волю к сопротивлению и сгрудилась вокруг лысого старца, тело которого было разукрашено во все цвета радуги замысловатым рисунком. Не обращая ни на что внимания, старец старательно окуривал себя жёлтым дымом из длинной, прямой курительной трубки, стучал по татуированной, в точь - точь, как у него рисунком, кожаной поверхности бубна и, к кому-то взывал хриплым картавым голосом, обратив искривлённое безутешной гримасой лицо к небесам. Но тот, к кому он обращался не спешил прийти на помощь: то ли в наказание за какое-то прегрешение родичей старика, то ли валялся со своей девой в сладких утехах. Наконец, когда в живых осталось тройка бедолаг, небеса снизошли к мольбам обречённого и разверзлись. В пламени и громе в воздухе возникло одноглазое, многорукое чудище с толстенными выпяченными губами и широким приплюснутым носом. Тело явленного, что на первый взгляд можно было с большой натяжкой признать за людское, было разрисовано таким же ритуальным рисунком, что и у старца. Чудище грозно рыкнуло и над побоищем пронесся оглушающий свист невесть откуда внезапно налетевших ветров, моментально смахнувших с земли в небытие поверхностный грунт со всеми нападающими, словно и не было никогда этого огромного лоскута почвенного покрова с копошащими на нём людишками с их мелкими дрязгами. Застывший, как изваяние старец, в окружении свалившихся ему под ноги сомлевших от страха счастливчиков –соплеменников, лишь таращил благоговейно, запредельно выпученные, глазища, не смея поверить в снизошедшую на него милость.
На поверхности планеты остался зияющий недрами пустырь. Эхо земной боли вырвалось из её глубин, достигло небес и скрылось в Межмирье, оповещая Мирозданье о страданиях планеты.
Резкая смена картинки на экране и, перед враз посуровевшим взором Правителя, явились новые последствия чудовищных разрушений: оплавленные в огненном смерче остатки каменных городов, за пределами которых можно было разглядеть обугленные остатки людей и животных, застигнутых внезапным применением неведомого на земле оружия.
Два десятка огромных по своим масштабам пустынных территорий планеты, как свежие последствия применения неземного оружия запечатлел в своей памяти для отчёта С’Варги и, продемонстрировал на обзорном экране, В-Ман.
Черные Силы вовсю разгулялись по земле, знаменуя наступление нового периода страшных испытаний Веры, как и было предсказано Советом Варги. Именно об этом обрекающем предсказании поведал П’Рун белой расе под конец своей миссии на Эмаине. Лишь пройдя испытания, людство сможет перейти на новую спираль своего развития. Иначе, оно будет вновь и вновь повторять одни и те же ошибки, до тех пор, пока не иссякнут жизненные силы и, доведённая до крайнего истощения земля не избавится от неразумных организмов, не способных ни к чему иному, как только причинению ей страданий.
Но ни Совет Варги, ни её представитель не ожидали, что уготованные взрослеющему людству суровые времена испытаний проявятся так скоро и с такой всеразрушающей мощью.
"Все, что внизу, подобно тому, что наверху" – сокровенная мысль учения Мироздания заставила Правителя обратить свой взор на пристальное изучение обстановки в секторе жёлтой звезды и он приказал В-Ману облететь округ спутников Эмаины. Луна и Месяц - неразлучная парочка ближайших стражей планеты, принимали на себя всех прорвавшихся сквозь заслон из внешних планет жёлтой звезды небесных скитальцев Межмирья, поневоле, а порой и по Року несущих земле беды.
Задолго до того, как Совет Варги узнал о наличии разумной жизни на Эмаине, некая неведомая, но могущественная Сила Разума, определив эту планету в качестве инкубатора новой расы людства, создала, если не тепличные, то почти невозможно комфортные условия для зарождения, выживания и развития жизни. Мощные возмущения из далёкого сектора Мироздания, достигшие Чертога, заставили обратить внимание Совета Варги на события, происходившие в планетарном скоплении заурядной, на первый взгляд, жёлтой звезды. По заведённому Покону, благоприятные условия для зарождения разумной жизни наиболее вероятны около центра Мироздания, а этот новый инкубатор возник далеко на окраине, что уже само по себе было необычно и сулило новые загадки. Что и случилось. Миссия исследования, преодолев пространство в несколько сигов, за тридевять земель обнаружила необычное расположение десятка планет вокруг жёлтой звезды, у которой к тому же оказался партнёр - коричневый карлик. Нарушая Покон Мирозданья, все огромные тяжёлые планеты, по чьей-то неведомой Воле Разума оказались расположенными на внешней стороне сектора, защитив собою хрупкий кристалл третьей от светила планеты. Более того, все внешние от земли планеты оказались хранилищами, под завязку заполненными разнообразными ископаемыми: Создатель этой обители разумной жизни, заранее уготовил все необходимые предпосылки для выхода своих созданий в Мирозданье. Но вот с какой Целью? Что уготовил он им на просторах Межмирья? Ни одна из известных Совету Варги Сил Разума не обладала таким Могуществом, позволяющим, если не менять законы Покона, то применять их через новые реалии доселе сокрытых таинственных свойств. Словно выворачивая их наизнанку. К слову сказать, коричневый карлик в одночасье покинул планетарный сектор жёлтой звезды и, словно, канул в Межмирье, не оставив после себя ни малейшего возмущения энергоматерии Пространства. И лишь необычный порядок планет, напоминал о его былом хозяйничанье на оставленных просторах.
Судя по масштабам изменений, таинственная Цель была настолько значительной, что Совет Варги поспешил включить вновь обнаруженную планету в состав своих тридевяти земель Чертога и, с тех пор, ненавязчиво направлял по Пути белую расу людства Эмаины.
Поверхности обоих земных спутников были обильно испещрены метеоритными кратерами правильной округлой формы. Эта странная правильность с самого начала знакомства с этим планетным сектором была известна миссиям С’Варги. Правителю самому удалось быть свидетелем, как несущееся издалека звёздное тело на огромной скорости приблизилось к Луне, но за мгновение до столкновения пришелец неожиданно завис над поверхностью спутника, словно натолкнулся на невидимую силовую преграду. Затем, повинуясь неведомой воле обрушился вертикально вниз. Многочисленные опасные посетители мелкими останками навеки упокоились в безжизненном грунте, а жёсткое излучение жёлтой звезды в условиях отсутствия у спутников какой-либо атмосферы, дополнительно обезвредило уготованные неприятные сюрпризы, сокрытые в пришельцах. Любые тела Мирозданья, на первый взгляд хаотично бороздящие пространство Межмирья, испокон времён использовались всеми Силами Разума для переноса спор своей формы жизни во все доступные сектора и пространства Мирозданья.
В-Ман высветил на экране недавно появившиеся новообразования на Месяце: круглый вход в тоннель на дне древнего кратера, огромные прямоугольные постройки неведомого предназначенья.
- Избавь меня от своего умничанья,- П’Рун поспешил остановить ретивого подсказчика и задумчиво продолжил:
- Я и сам вижу, что это творения Сил Разума. Иных, не из нашего Чертога.
По завету Покона, передвигающийся по Мирозданию, натолкнувшись на базу иного Разума, обязан предпринять все меры, чтобы не навязывать своего присутствия, избегая вступления в любой контакт, кроме визуального, соблюдая при этом расстояние, исключающее воздействие. В первую очередь это было продиктовано инстинктом самосохранения и выживания в Мироздании. Желание вступить в случайный контакт присуще неразумному, не способному осознать наступление неизбежных последствий в виде попадания в зависимость и полное подчинение более сильному, а то и - гибель. Ибо, навязчивость вступления в контакт часто воспринимается как проявление агрессии.
Едва заметная дрожь от полученного энергоудара пробежала по защитной оболочке аппарата. Присутствие В-Мана было замечено Иными и от них пришло недвусмысленное послание: появление признано нежелательным. Прощупывающий удар имел цель проверить пришельца на соответствующий уровень достижений Разума, направившего его сообщества. Судя по последовавшей выжидательной позиции, проверку он прошел и уровень знаний Чертога С’Варги удостоился уважения со стороны проверяющих. Мгновенно отражённое чужеродное воздействие, не причинив какого-либо вреда аппарату моментально вернулось к своему источнику. При этом, В-Ман использовал щадящие параметры отражения нападения: его ответ был получен Иными без учёта временного промежутка, в тот самый момент, когда ими был нанесён энергоудар. Временной промежуток был начисто исключён из ответной реакции, а уровень Разума Чертога Правителя позволял наносить ответный удар с отрицательным значением этого параметра: ответ предшествовал нападению.
- Вот так и живём: если не ты, то – тебя,- мрачно констатировал обмен любезностями П’Рун.
Для себя Правитель сделал вывод: он столкнулся с представителями Техногенного направления Пути. К этому его натолкнула жёсткость реакции на появлении В-Мана вблизи базы Иных. Ни одна миссия из сектора влияния его Чертога не применит технического воздействия без предшествующей попытки установления духовного контакта. Роды людей, которые Правитель считал родственными, признавали за всеми носителями Разума право на дальнейшее развитие. Но ему была известна и другая концепция Пути: не тратить ресурсы Мироздания на опоздавших в развитии, целесообразней расходовать ресурсы на поддержание стабильности и развития Миров.
Скорей всего, окажись на месте Правителя представители развивающегося Разума, недавно освоившие выход в Межмирье, получив энергоудар, аналогичный успешно отражённому В-Маном, мгновенно прекратили бы своё существование.
Ничего выходящего за рамки случайной встречи не произошло, но выжидательное молчание столкнувшихся представителей сил Разума затягивалось. Пора было принимать решение. Судя по зависшему перед П’Руном экраном управления, В-Ман это решение уже принял. Оставалось только одобрить и выбрать очередной пункт перемещения. Но П’Рун всё ещё колебался: нельзя было покидать Месяц, не выяснив, кого он повстречал, а, если остаться - возможна конфронтация до полного уничтожения кого-то из Разумных. И то и другое было неприемлемо: целью Иных мог быть Кристалл Межмирья С’Варги оборудованный на пятой планете этого сектора и с помощью которого осуществляли перемещение по Чертогам аппараты Межмирья.
- Искусственно созданный интеллект допуска аса,- разрешил его колебания В-Ман.
ИСИДА - не живые, ни мёртвые биосоздания, обладающие достаточным разумом для осуществления функций созидателей и воинов. Созданные по образу и подобию Асов - творцов. Где-то в этом секторе должны находиться их хозяева - последователи техноПути развития.
- Облёт сектора. Поиск Иных.
В-Ман по широкой спирали ушёл в сторону от Базы Иных, не прекращая по ходу перемещения тщательно сканировать поверхности обоих земных спутников. В глубине просветлённой души П’Рун ещё питал надежду, что ничего серьёзного не происходит и сектор находится под изучением, пусть и нежелательных Иных, но не состоящих в конгломерате Тёмных Сил. Разведка не дала каких-либо результатов по обнаружению базы хозяев биосозданий, чья принадлежность так заинтересовала Правителя Рун. Но и обнаруженное позволяло сделать вывод, что База Иных создавалась надолго, надёжно и с защитой в несколько сфер. А тщательное сокрытие непосредственных хозяев биосозданий навевало на мрачные мысли: так маскируются во время войны.
- Отправить сообщение об активизации Иных в планетарном секторе жёлтой звезды и в непосредственной близости от Эмаины. Контрольную капсулу с сообщением оставь на хранение в Кристалле,- приказал Правитель Рун.
- Отправлено с приложением последних событий применения нетипичного оружия уничтожения на земле,- буднично ответствовал В-Ман.
- Тогда, перемещаемся к Кристаллу Перехода.
Аппарат сменил внешнюю форму с овального цилиндра на правильный гексаэдр – оптимальную внешность для перемещения в Межмирье и ведения боевых действий. Невеликий скачок в пространстве и на экране перед взором П’Руна оказалась пятая планета.
Кроме Эмаины, в этом планетном секторе ещё две планеты были обжиты Разумом: четвёртая и пятая от жёлтой звезды: Мадра и Ареста. Но местных обитателей Разума на них не было: они обе были освоены пришельцами из других секторов Мироздания. Творец не зародил их своей искрой жизни и, потому, Совет Варги не включал их ни в разряд земель, ни в состав своего Чертога. К тому же, планеты в отличие от Эмаины не имели форму сложного кристалла. В виду обжитости планет, Кристалл Перехода был обустроен недалеко от планеты Мадра. Выход из скачка был довольно неприятным: аппарат оказался под воздействием удара аннигиляции, с эпицентром на пятой планете, точнее на том, что от неё ещё оставалось на орбите: планета, по-сути, была разрушена. Четверть планеты в окружении пары-тройки массивных кусков, и множества мелких, некогда составляющие процветающую планету, в одночасье утратившие целостность, теряя атмосферу и воды неслись в пространстве.
- Творец всемогущий! Что у них здесь происходит?!
- Из перехваченного обрывка послания с планеты следует конфликт на почве вывоза природных богатств планеты, переросший в вооружённое столкновение между местными поселенцами и прибывшими – архатами. Повреждён сектор радара Кристалла Перехода.
Доклад В-Мана внезапно прервался. И было отчего. Процесс аннигиляции завершился полным исчезновением четверти планеты. Аппарат вновь тряхнуло. Волна Т-энергии пронеслась мимо аппарата. Вектор удара пришёлся и на планету Ареста, мгновенно лишив её почти всей атмосферы. С поверхности Ареста успели стартовать пара-тройка летательных аппаратов, не иначе, как заранее подготовленных к бегству. Планета потеряла жизнь, изменила наклон своей оси, но сохранила свою целостность.
П’Рун с содроганием представил массовую смертельную агонию живых существ, застигнутых врасплох и заблаговременно не предпринявших мер к спасению жизни в виду планетарного конфликта по соседству. Не может быть, чтобы все разумные существа планеты были столь беспечны. Должен же хоть кто-то уцелеть на базах, сокрытых в недрах планеты. Приказ осуществить облёт и сканирование Ареста на наличие спасшихся едва не сорвался с губ управителя аппарата, но сообщение В-Мана заставило мгновенно отказаться от благородных порывов.
- В секторе проявились архаты.
- Где аппарат архатов? Дай мне его координаты.
На обзорном экране высветилась жёлтая звезда этого планетарного сектора.
- И что, архаты – на светиле? – сарказм переполнял П’Руна.
- Аппарат архатов по размеру с малую планету этого сектора. Поверхность трудноразличима на фоне светила, оттого, что покрыта золотом, - гнул своё В-Ман.
И, как бы в насмешку над проявленной управителем беспомощностью, изменил спектр излучения, исходивший от светила и планетарного аппарата. Но управитель и сам сообразил, как увидеть кошку в тёмной комнате, точнее – разглядеть блеск золота на фоне огненного светила. Увиденное, поразило его. Иной Путь был достоин уважения. Никто из сторонников Чертога С’Варги не сумел приспособить планету под летательный аппарат для продвижения по Межмирью.
- Теперь понятно, зачем Иным разорять планеты и земли ради золота. Оно жизненно необходимо для их могущества и экспансии.
Его рассуждения внезапно прервало сухое сообщение искусственного интеллекта корабля:
- Кристалл Перехода повреждён. Кристалл Перехода повреждён. Требуется срочное перемещение в Чертог. Выполняю перемещение.
- Послать образное сообщение людям земли Эмаина о повреждении Кристалла и разрыва связи!
Требовалось спасаться самому, иначе ему грозила медленная, но верная смерть в этом секторе планет. Без Кристалла Перехода он остаётся без связи с Чертогом. Пока спасительная миссия С’Варги преодолеет расстояние в несколько сигов, запасы энергии В-Мана иссякнут и поддержание жизнеобеспечения в аппарате будет невозможно. На возникшем перед ним экране Перехода, высветились знакомые показания координат точек отбытия и прибытия, моментально эти показания совместились между кристаллом аппарата и Кристаллом Перехода, идентификация, допуск и… летательный аппарат совершил скачок в несколько сигов по Межмирью в родной Чертог С’Варги.
В момент Перехода, управитель успел заметить очередь разнообразных летательных аппаратов, спешивших к Кристаллу Перехода. Никто из посетивших этот сектор, не желал навечно зависнуть на окраине Мироздания. В том числе и виновник планетарной катастрофы – золотой аппарат Иных.
2
В центральном зале Храма Светлых Сил возникло нестерпимое яркое сияние, по форме напоминающее овал в рост человека. Храмовый служка, натиравший мраморную плиту прохода между залами, встрепенулся и мигом метнулся в келью Правослужителя. Высокого роста, неоднократно отмеченный шрамами, как в годы былой дружинной службы, он молодецки пронёсся по Храму до двери кельи начисто забыв и о тяжести, довлеющих над ним, прожитых лет и, о беспрестанно ноющих ранах. Замерев перед массивной дубовой дверью в два человеческих роста высотой, служка вознёс кулак чудовищного размера, намереваясь благочинно, а как же иначе, постучать по дверному полотнищу. Но, могучая дверь неожиданно легко распахнулась и в проёме, под вознесённым кулаком, возник старец, вдвое, никак не менее, старше служки, с длинной седой копной истончившихся волос, под белым полотняным колпаком. Всё ещё сохраняющая былую статность, от опочившего на ней величия, фигура старца была сокрыта под просторным полотняным балахоном. Лишь пояс, шириной в два пальца, имел украшения в виде вышивки рун и знаков. Неодобрительно покосившись на вознесённый кулачище служки, старец укоризненно молвил:
- Облишь, брат. Только-только поменяли дверное полотно, раздробленное тобою с прошлого раза.
- Ненароком же, Светлый. А сейчас так и вовсе дело не терпит отлагательств.
- Знаю, знаю. Посланник прибывает. Не в срок. Что-то случилось. Оповести общество.
- Я мигом. Но это не Посланник, точнее не совсем он. Это - Послание,- служка смущённо опустил всё ещё вознесённую жилистую руку и ужавшись, чтобы случайно не задеть старца, аккуратно развернулся и, быстро исчез в малоприметной боковой двери.
Через непродолжительное время, пока старец дошёл до, всё продолжающего сиять, овала, из главной островерхой вершины Храма раздался могучий бас старшего колокола. Правослужитель опустился на колени перед неземным светом, поклонился и совершил несколько пасов руками. Когда он поднялся и направился на выход из Храма, сияние последовало за ним. Так они и вышли вдвоём к соплеменникам, быстро заполняющим храмовую площадь. Когда гул собравшихся выжидающе затих, старец обратился к ним с короткой речью:
- Выслушайте, славящие Правь, Послание наших богов. Да укрепитесь сердцами, ибо чую я, грядут нам тяжкие испытания, а какие – внимайте и не говорите, что не слышали.
И молвил сияющий образ:
- Разрушен Кристалл Перехода. Прервана связь между Чертогами… Ратоборствуйте с Чернобогом, не поддавайтесь на лукавство серых – прислужников Тёмных..
Вдруг над притихшей площадью пронёсся испуганный детский возглас:
- Матушка, матушка, глянь ввысь, неладное с Месяцем творится!
Собравшиеся вскинули головы. Картузы, как по команде свалились с мужицких голов, но ни один из них не был поднят с пыльной площади. На утреннем небосклоне, на той стороне, где дневное светило, обычно, скрывается после величественного прошествия по небосводу, висели ясно видимые ночные светила. С неизменным партнёром Луны – Месяцем, творилось и впрямь что-то неладное. Овал его испещрённой поверхности медленно, но верно исчезал. Кто-то огромный и невидимый монотонно и беспрестанно заглатывал его край. Месяц напоминал надкушенное яблоко. Остатки разрушительной энергии, уничтожившей планету Мадра и всё живое на Аресте, натолкнулась на один из небесных щитов Эмаины, запустив на Месяце реакцию аннигиляции.
Когда от убывающего спутника осталась треть, Месяц ослепительно вспыхнул и понёсся к земле, оставляя за собой горящий хвост. Каждый стоящий на храмовой площади, был уверен, что небесное тело несётся прямо на него. Ужасный крик разнёсся на площадью. Паника охватила враз обезумевших людей. Потеряв разум, они утратили способность ориентации и бестолково метались по площади, сталкиваясь друг с другом, сбивая с ног немощных, женщин и детей. И некому было прийти на помощь упавшим. Напрасно взывали несчастные, вознося с мольбой руки вверх, пытаясь ухватить топчущихся по ним. Матери, спасая потомство, накрывали своими телами малюток и, вместе с ними походя втаптывались в окровавленную пыль ничего не соображающими мужьями, братьями и соседями.
- В Храм! Все в Храм! Славим Правь!! - перекрыл буйство безумия лужёный глас старого воина.
Служки Храма, все бывшие воины, уже высыпали на площадь их Храма и где пинками, где мордобитием приводили в чувство особо непонятливых мужиков, пока взор последних не становился осмысленным и они не бросались на поиски своей потерянной родни, а находя, уносили на себе в Храм. Певчий хор уже затянул священное песнопение, а так как и его состав состоял в основном из покинувших, кто по старости, кто по боевому увечью, воинские ряды, то их стараниями, священное песнопение больше походило на боевой марш уходивших на смертельную схватку. Заслышав знакомые нотки бравурной мелодии, враз отямились и последние из сильного пола, которых даже увещевания и святые зуботычины храмовых служек, не могли пробрать. Что мужики? Кони, и те прискакали к Храму, заслышав зов священного пения.
- Молитесь, Славящие Правь! Вознесём хвалу Белобогу!- воззвал к народу Светлый старец и кивком подозвав к себе служку, едва слышно продолжил:
- Готовьте коробы для скота, кочи, ладьи для людей, да всё, что найдётся. Уходить будем по воде вдоль берега. Дня два - три у нас есть. Авось спасёт детей своих.
Служка незаметно растворился в толпе славящих Правь.
После молебна люди со слезами на глазах покидали Храм.
- Не печальтесь братия. Несите свет, разносите заветы Белых богов повсюду, где проляжет ваш путь. Восхваляйте Творца, не умаляйте и не просите. Ибо вы – его любимое творение, Создатель знает в чём вы нуждаетесь. Вы всё обретёте в указанный срок, - сурово напутствовал роды Правослужитель.
Голос его внезапно прервался. Старик пошамкал губами. С натугой справился с волнением и продолжил, окрепнувшим голосом:
- В наступающее суровое время помните и исполняйте Заветы Посланника. Остерегайтесь серых тварей на своём пути. Как распознать их, Вам ведомо. Не отдавайте дочерей своих тёмным. Храните чистоту душ ваших. Нащадкам грядущим передавайте миссию славящих Правь: заслоном стоять на пути тёмных. Вы – оберег сиянья кристалла земли данной. Идите во спасение: вся земля – ваша.
Во все роды Беловодья поскакали гонцы с напутствием Правослужителя.
Сборы были недолги. Вечером роды белых людей один за другим откочёвывали со всем своим скарбом с Острова. Путь их лежал в сторону, где восходит светило. Иные роды славящих Правь уходили по суше. Горестный плач сопровождал уходящих с земли Беловодья.
Правослужитель с оставшимися с ним служками молча смотрели, как растворяются в пространстве караваны переселенцев.
- Братья, Славящие Правь, времени остаётся всё меньше. Вы знаете, что делать. Приступайте.- молвил решительно старец и направился через многочисленные залы в дальнюю маленькую кладовую при Храме.
Пятнадцать служек в полной тишине следовали за ним. Не слышно было ни сопения, ни шарканья подошв. Воины выступили в свой последний поход. По подземному переходу они покинули Храм, пересекли Остров, углубились под русло реки и ступая по колено в студёной воде, не поднимаясь на поверхность, достигли одинокой невзрачной скалы в Молочных водах. На коленях они взошли на её твердь, вечно укрытую белым облаком, не развеваемым никакими ветрами, сколь бы суровыми и могучими они не были.
- Краеугольная твердь земли Эмаины! – торжественно воззвал Светлый:
- Яви нам Глубинную Книгу.
Пение древнего заклинания служками, сопровождало трижды оглашённое воззвание. И глас старца был услышан. Над центром тверди развиднелось и присутствующим была явлена Книга: огромные каменные тонкослойные плиты сплошь испещрённые засветившимися на воздухе ярким светом рунами и знаками, слегка подрагивали от слабых порывов ветра, как легчайший пух от дыхания младенца. Открыта Книга была на первом десятке страниц - самое её начало. Остальное бессчётное множество знаний скрывалось в её глубинах. Светлый приблизился к небольшому выступу перед Книгой. Хор грянул громче. Под песнопение братьев старец взошёл на выступ. Лик его воссиял, над растрёпанной седой копной сухо потрескивал светящийся воздух. Воздев просветлённое лицо к светилу, Правослужитель, стоя на коленях перстами левой руки благоговейно, но решительно закрыл каменную обложку Книги. Хор враз стих. Облако медленно преобразовалось в грозовую тучу. Сверкнули молнии. Гром вторил им. Воды вокруг скалы враз вскипели и краеугольный камень земли Эмаины медленно опустился в глубины Молочного океана. С Книгой и служителями Храма.
На третьи сутки с момента схода Месяца с орбиты, всё то, что от него ещё оставалось, с оглушительным грохотом и ослепительной вспышкой пронеслось по земному небосклону и врезалось в побережье Молочного океана. Тучи пыльного праха медленно поднялись по округе. Подхваченные ветрами они возносились всё выше и выше, заслоняя поверхность земли от лика светила. Огромная масса воды наступила на землю, всесокрушающей лавиной прошлась по Беловодью и далее, уничтожая всё живое, покрыв своей толщей равнины и горы. Лишь редкие вершины гор, как немой укор торчали над беспокойными водными просторами. Остров в Молочном океане перестал существовать. От падения небесного тела замедлилось вращение земли, ось её наклонилась. Силы земли Эмаины взбунтовались от столь небрежного отношения к ней и сотни внезапно проснувшихся на вершинах кристалла вулканов выбросили пепельные вихри в голубое небо. Мгла застила земную поверхность. Великий Холод Космоса не встретив, враз исчезнувшей защитной преграды, жёстко покрыл поверхность около полюсов Эмаины и стал неукротимо расширять свои морозные объятия, глубоко пряча под непроглядным серым льдом зелёную ауру кристалла земли. Не успевшие схлынуть великие воды потопа промёрзли до самого дна, образовав ледяной панцирь, упокоивший в себе остатки земных существ, уцелевших от водного удара стихии. Невозможно было определить, где заканчивается лёд Молочного океана, а где начинаются оледеневшие воды потопа. Лишь широкая полоса зелёной поверхности, обручем опоясавшаяся землю, оставалась свободной ото льда.
Космический пришелец ознаменовал завершение Золотого века Славящих Правь в последнее лето пред Великой стужей. Предначертанное исполнилось.
3
На Месяце зафиксировали возмущение излучения со стороны внешних планет сектора жёлтой звезды, возникшее в результате аннигиляции пятой планеты и сумели идентифицировать несущиеся в их сторону остатки постепенно ослабевающего, но всё ещё разрушительного луча. Аннигиляционный удар неизбежно должен был обрушиться на спутник планеты. Жить Месяцу с его колонизаторами оставалось недолго. Но, благодаря его жертве, планета, на которой биоисследователи должны были организовать добычу золота с последующей транспортировкой на базу Месяца, получала шанс на спасение.
Центр искусственного интеллекта базы архатов без промедления и эмоций принял единственно возможное решение и подал команду на немедленную эвакуацию со спутника биоисследователей. Всех, кто успевал погрузиться в транспортный аппарат. Таким образом, повезло лишь тем, кто находился непосредственно на базе и в своей совокупной массе не вызывал перегрузку транспорта. Таковых оказалось двенадцать. Биоисследователи представляли собой искусственный разум, упакованный в защитную оболочку биоматериала, почти не отличимую по внешнему виду и строению от их создателей и хозяев – архатов. Единственным внешним отличием был серый цвет биоисследователей и признак гермафродитизма у каждого из них. Наделённые своими хозяевами минимальным уровнем чувств, только для того, чтобы распознавать их у, встречающихся на Пути, местных аборигенов, биоисследователи, тем не менее, могли размножаться половым путём, оплодотворяя, опять же, лишь местных аборигенов. Теоретически возможные половые связи между биоисследователями не приносили им ни удовольствия, ни потомства. Это было ещё одно их отличие от архатов.
Транспорт межпланетного сообщения биоисследователей едва успел взмыть с площадки базы, как остаточное излучение разрушителя достигло второго спутника третьей планеты жёлтой звезды, положив начало процесса аннигиляции Месяца. Располагавшаяся на спутнике база исчезла вместе с частью поверхности приговорённого к уничтожению небесного тела. Разрушаясь, поверхность спутника ошмётками уносилась по направлению к центру Мироздания, образовав истончающийся хвост, обречённо исчезающий в Межмирье. Спасающийся транспорт совершил скачок в пространство и вынырнул через мгновенье у третьей планеты.
С её орбиты были хорошо различимы огромные опалённые проплешины безжизненных жёлтых пятен среди зелёной поверхности – незаживающие раны от применения, и на планете, мощного оружия уничтожения. Наблюдающим чудовищные разрушения сквозь защитные экраны, совершающего экстренную посадку, транспорта биосозданиям было хорошо известно неоднократно применяемое их хозяевами - архатами оружие, способное на такое воздействие: Т- энергия. Попавшее под её действие всё, что не выбрасывалось в иное измерение, измельчалось до мельчайших песчинок, а поверхностные воды испарялись бесследно. После такого массового уничтожения сущего, ничего не могло взрасти на обезжизненной поверхности планеты в течение длительного времени.
Всему экипажу, постоянно поддерживающему непосредственную связь с разумом транспорта, стало известно о имеющихся, у их спасительного убежища, повреждениях. Транспорт едва-едва обеспечивал свою целостность. Разрушительная энергия задела и его.
Яркой звездой транспорт пересёк небосклон и едва миновал густую облачность, как из него спешно посыпались капсулы с биоисследователями. Разогретый аппарат с оглушительным шумом врезался в вершину горы и развалился на дымящиеся части.
Обитатели капсул не спешили покидать свои защитные оболочки. То ли появляться на белый света было некому, то ли это появление грозило уничтожением со стороны агрессивной, для пришельцев, окружающей среды, с чем эти пришельцы были не согласны. Концентрация кислорода в соединении с углекислым газом в атмосфере земли, усугублённая ультрафиолетовым излучением жёлтой звезды, были губительны для созданий архатов. Системы жизнеобеспечения капсул, каждая по отдельности, пыталась разрешить возникшую проблему по сохранности функционала содержимого. Два раза появлялось на небосклоне жёлтая звезда и скрывалась за горизонтом, а пришельцы всё никак не могли покинуть капсулы. Остатки разрушенного Месяца врезались в землю. Пришедшая из неведомой дали гигантская волна надёжно покрыла водной массой незваных пришельцев от взора внешних наблюдателей, далеко унося спасшихся от места жёсткой посадки космообъекта. Попав в разбушевавшуюся водную стихию, ближайшие двенадцать капсул поспешно соединились в один кластер, обеспечивая выживание их обитателям. Через несколько дней отступающая вода, брезгливо выбросила кластер двенадцати на сушу. Защитная оболочка, с ярко выделяющейся на её поверхности эмблемой красного цвета в виде вектора с остриём направленным вверх, мгновенно опала, явив миру идентичных созданий. Одиннадцать из них были без признаков жизни. На землю смог ступить один уцелевший из этой группы. Как сложилась судьба иных выпавших при падении биоисследователей, ему было неведомо. Связь с ними отсутствовала.
Отсутствие руководства, которое было уничтожено вместе с Базой на Месяце, и технического обеспечения, уничтоженного вместе с транспортом, поставило Иного почти на один уровень с выжившими после катастрофы местными аборигенами. Однако, наличие капсул обеспечения жизнедеятельности с минимальным набором питания, лекарств и оружия ближнего радиуса действия, давало ему неоспоримое преимущество в дальнейшем выживании.
Попирая ногами земную твердь, серый провёл инвентаризацию средств жизнеобеспечения и приступил к выработке плана первоочередных действий. В виду потери хозяев, он решил начать с поиска разумных обитателей планеты. Цель осталась прежней: поиск, освоение и заготовка драгоценных материалов для производства монан. Следуя поставленной задаче и соблюдая меры предосторожности, биоисследователь захватив пропитание и оружие направился в поисках плодородной долины, окружённой небольшими горами, где в пещерах, по всей вероятности, должны были уцелеть местные аборигены.
Через несколько дней перехода ранним утром серый благополучно вошёл в живописную долину, окружённую горами, сплошь испещрёнными входами в жилища-укрытия аборигенов. За время длительного перехода у него закончились все съестные припасы и чтобы восстанавливать силы, он вынужден был по пути охотиться на мелкую живность, в результате чего более половина смерть несущих зарядов была израсходована. Укрывшись перед входом в долину на вершине одной из гор, запиравшей проход в столь благословенное место, биоисследователь приступил к изучению обстановки. Судя по количеству пещер, долина кормила довольно большой род аборигенов. Последующее наблюдение выяснило, что большинство пещер необитаемы, но численность выживших после катастрофы аборигенов была довольно большой. Это был плюс. Детей почти не было: погибли в недавней всеобщей водной купели. Это был минус. Для подчинения планеты род должен быть многочисленным и здоровым. Впереди Серого ждал большой объём работы, но для начала необходимо было вступить в непосредственный контакт и возглавить обнаруженное стадо с зачатками коллективного разума.
В это ранее утреннее время из входа одной пещер вывалилась толпа мужчин, с голыми телами, обильно раскрашенных охрой и вооружённых кто грубо отёсанными дубинами, кто устрашающе заострёнными кольями. Возглавляемые здоровенным самцом, облачённые лишь в набедренные повязки из шкур, они бесшумной цепочкой направились вниз к выходу из долины, провожаемые дородной самкой с лохматыми космами на голове. Огромные полные груди под своей неимоверной тяжестью свисали до кругов сала на необъятной талии, так, что кровавые соски находились на уровне выпирающего вперёд пупища. Толстенные ляжки мощно удерживали всё ещё достаточно упругий, выпирающий зад, что невольно привлекал к себе взор Серого. Других особей женского пола видно не было.
Добытчики зверья резво передвигались по долине и вскоре оказались у подножия горы, на вершине которой расположился пришелец, как раз узкого прохода в долину. Серому сверху было хорошо видно, как массивный самец, не особо церемонясь, тычками и пинками разделил своих родичей на несколько групп. Все у него были при деле, работали со знанием дела, споро и согласованно. Одна из групп врывала принесённые с собой толстые заострённые колья, направив их остриями на выход из горного прохода, две других, расположившись на склонах гор по бокам прохода в долину, сносили к краям обрыва огромные булыжники. Укрепив колья, преграждающие путь в долину, ловцы споро вырыли яму, глубиной, не менее роста их предводителя и, тщательно сокрыли её ветками. Наиболее многочисленная группа, рыская в поисках добычи, ушла за пределы гор, окружавших долину. Ждать пришлось довольно долго, пока с внешней стороны гор послышались, сперва приглушённо, а затем, по мере приближения к засаде, всё громче и громче, крики загонщиков. Вскоре можно было разглядеть стадо грациозных животных, большими скачками убегавших от погонщиков, умело направляемое в засаду. Подогнав копытных к проходу в ущелье, погонщики полукругом окружили стадо из шести голов, отрезая им путь назад. Медленно сближаясь, запыхавшиеся самцы-преследователи изготавливались к решающему нападению. Остановилась и преследуемая дичь: живо прядая ушами копытные настороженно изучали обстановку. Напряжённо вздрагивая изящными телами, стремясь определить безопасный путь к бегству, они усиленно внюхивались в воздух, в котором явственно витала угроза близкой смерти. Казалось, что всё в природе замерло от гнетущего напряжения. Даже находящийся в укрытии на вершине горы, сторонний наблюдатель, застыл в ожидании развязки и перестал дышать. По сигналу предводителя погонщики, разом громко вскрикнув, зашумели и, бросившись вперёд, вогнали отступающее стадо в приготовленную западню. Вожак стада, решительно закинув на шею красивые ветвистые рога, бросился по единственному, коварно оставленному ловчими, проходу. Жёлто-пятнистые сородичи ринулись в едином порыве за своим вожаком. Если бы не колья, загодя врытые охотниками с другой стороны ямы, вожак сумел бы благополучно проскочить, но … перелетев через яму, он напоролся грудью на хищно заострённый конец кола, прикрытый тонкими зарослями. А с горы из засады с двух сторон в него уже летели тяжёлые, кости дробящие, булыжники. Темп бега стада сбился, из-за чего трое животных на полном скаку провалились в яму, ломая себе ноги и смертельно калечась. Ещё двоих замешкавшихся в неразберихе молоденьких самок остановили метко брошенные из засады камни и их тут же добили подоспевшие загонщики. Никто не ушёл. Богатая добыча была наградой за упорный и умелый труд. Добив умирающих животных, ловцы под руководством и присмотром вожака, связали им копыта. Просунув между копытами заранее заготовленные колья, ловцы водрузили добычу на плечи. Но сдвинуться с места не успели: под безоблачным небосклоном мелькнула молния, ударившая под ноги вожаку. Остолбеневшие добытчики взирали на, отдалённо похожее на них сияющее кожей существо, более высокорослое и большеголовое и, в чём-то неуловимо странного, невесть откуда появившегося на их территории и без опаски спускавшегося с вершины горы. Предводитель самцов первым пришёл в себя, вообразив, что какой-то заблуда посягает на добычу, он с громким рыком, устрашающе размахивая дубиной, рванулся к неведомому пришельцу, ничуть не изменившему темп движения. Главарь уже вознёс для сокрушающего удара увесистую дубину, которую не всякий в его роду мог даже поднять с земли, как вновь раздался небесный гром, сопровождающий молнию. Ошарашенные сородичи увидели, как густо-мохнатая рука их предводителя, только что вздымавшая ужасное оружие, брызнув во все стороны кроваво-мокрыми ошмётками, упала под ноги своего хозяина. Разгорячённый предстоящей схваткой предводитель попытался подхватить левой рукой, невесть как, утраченную дубину и, лишь тогда заметил хлещущий на землю из другого плеча кровавый фонтан и валявшуюся в пыли оторванную неведомой силой руку. Заполонившая сознание острая боль известила, что это был его последний бой. Сделав по инерции пару шагов, могучий самец, покидая этот мир, споткнулся и неловко упав, скатился обратно к ногам обезумивших от страха ловцов. Урок был жесток и беспощаден. Уродливые кровавые ошмётки мяса валявшиеся в пыли, наглядно демонстрировали, кто здесь отныне самый сильный и кто получит самые вкусные куски мяса, а затем и упругие тела молодых самок рода.
Сбившиеся беспорядочной толпой ловцы при приближении грозного незнакомца стремительно побросали своё нехитрое вооружение и уступая дорогу, опасливо отошли в сторону от тела того, который ещё недавно внушал им ужас и слепую веру подчинения, окончательно и бесповоротно отрекаясь от своего поверженного единокровника. Лишь один из них, молодой, входивший в силу и метящий на место предводителя ловец, разгорающимся от ярости взглядом вперился в лицо приблизившегося к нему незнакомца, опрометчиво нагло преграждая путь. Приняв вызов, Серый приблизился к мускулистому, но недальновидному юноше. Неуловимо быстрым движением руки незнакомец слегка коснулся плеча мужественного самца. Раздался сухой треск и наглец резко отлетел в сторону. Недолго повалявшись на земле с пузырящейся пеной изо рта, молодой храбрец захрипел и неподвижно застыл в неестественно скрюченной позе. Схватка закончилась. Оставшиеся ловцы съёжились в испуге и застыли на месте. Они едва были по плечо рослому пришельцу и, разглядывая его, изумлённо-испуганно таращились исподтишка на непривычный образец неведомой силы. Чужак имел непропорционально длинные, не обросшие мускулами конечности, необычно большие, женоподобные бёдра и странно удлинённый затылок. Голову и туловище покрывал панцирь жёлтого цвета, испускавший в лучах светила яркие блики. Не проявляя враждебности, незнакомец, доброжелательно улыбаясь, знаками показал, что пора возвращаться в стойбище, где их уже заждались с добычей аппетитные самки. Временное онемение аборигенов препятствовало установлению с ними вербального контакта. С помощью выразительных жестов и болезненных тычков Серый продолжил контакт. Ловцы, озадаченные разнообразием невероятных перемен, обрушившихся на них за столь незначительный промежуток времени, с трудом понимали, что от них требует этот могущественный уродец. Видя, что жрать их, по крайней мере, сейчас, спустившийся с горы не намерен, аборигены, продолжая испуганно оглядываться и беспорядочно толкаться, загрузились добычей, и остановились в нерешительности, боясь подобрать валявшееся в беспорядке на земле своё незамысловатое вооружение. Наконец самый смелый из них, из-за спин сородичей срывающимся голосом поинтересовался, можно ли подобрать оружие. Наконец-то прозвучала речь и можно было начать осваивать язык аборигенов! Биоисследователь, как мог продолжил общение и успокоил ловцов, попутно пытаясь объяснить им, что прибыл с небес, от могучего Создателя и, если род будет беспрекословно повиноваться ему и выполнять повеления, то все иные роды будут служить им, все чужие самки, повстречавшиеся в пути, будут их жёнами и, что самое главное, охотиться самим будет не обязательно. Пойманные чужаки обеспечат всех едой. Из это всего в затуманившихся от пережитого мозгах аборигенов осталось лишь то, что грозный повелитель их не съест, но поможет захватить новые тёплые и просторные пещеры и новую добычу. Единственно неразрешёнными остались волнения по поводу судьбы их самок: заберёт ли их себе незнакомец, или поделится. Окончательно их успокоила злорадное осознание, что медленно теряющая своё былое могущество матерь рода, к их вящему удовольствию, точно уже никогда не сможет помыкать ими как ранее. С этой мстительной мыслью самцы, нагрузившись поклажей, повели блистающего посланника Неба в свою родовую стоянку.
Лукоморье
4
Безбрежная водная масса медленно отступала, неохотно являя жгучим лучам восходящего светила хаос земной тверди. За перемещением огромных масс воды неотступно следовали иссиня-чёрные, местами с проседью, грозовые тучи. Будучи переполненными водной взвесью они, от тяжести несомого бремени, цеплялись нижними слоями за бело-пенистые гребни волн. Неожиданные, резкие порывы разгульно мечущихся ветров, слетевшихся к месту катастрофы со всех концов света, беспорядочно, но усердно смешивали субстанции воды и атмосферы. Образовавшуюся однородно-непроглядную изморось безжалостно пронзали, то иссиня-белые, то оранжево-багряные ослепительные сполохи неугомонно возникающих и тут и там молний, разряды которых сплавляли такие разные стихии в единое плазменное состояние, приоткрывая проход в другую реальность. В это мгновение, природа замирала в нерешительном раздумье: сохранять ли сообщение между мирами? Но разряд молнии неумолимо растворялся в бушующей стихии и, оглушающий грохот высвобождаемой энергии сотрясал просторы до горизонта. Проход между мирами схлопывался.
Над освобождённой сушей неровно колыхалось дрожащее марево влажных, возносимых в прозрачно-голубую высь, испарений. Наэлектризованный воздух был резко свежим от озона. Яркими, первородными красками блестели свежеомытые острые скальные пики, словно, навеки застывшая в несменяемом дозоре неусыпная стража. Беспорядочное множество измочаленных стихией кустарников и деревьев, в страшном проклятии невесть кому грозящими оголёнными корнями, заполняли низменность от горной гряды до уреза водной глади. Исковеркано-поломанная растительность, щедро удобренная грязью и илом, скрывала трупы местных, не переживших потоп, обитателей. Удушливая волна миазмов начавшихся разлагаться многочисленных организмов, густо покрывала окружающую местность, быстро вытеснив послегрозовую свежесть. Зловонные трупы поганили воздух до такой степени, что находиться вблизи их живым, если таковые уцелели, не было никакой возможности.
Однако, и в этой вони, вслед за отступающей водой, держась от неё на безопасном, как им казалось, расстоянии, передвигались, чудом и по счастливой случайности уцелевшие, мясоеды. Гонимые, резко обострившимся от недавно пережитого ужаса, чувством голода, они дружно бросились на поиски пропитания. От обилия отвергнутых и небрежно брошенных, словно в назидание живым, морской стихией трупов, их пожиратели соловели на глазах. Стычки за пропитание, изначально обусловленные жизнесохраняющими инстинктами страха и нападения, протекали вяло и, чаще всего, ограничивались демонстрацией угрожающих поз и глухим утробным ворчанием с обеих сторон. Слабейшая особь отступала без малейшего сожаления, перемещаясь ближе к кромке воды, невольно становясь первопроходцем в освоении новых территорий, где без особого труда находила в природных кладовищах заготовленные потопом разные вкусности.
Но, всё чаще, нарушая сложившееся было сыто-ленивое умиротворение, следуя зову эволюции, те мясоеды, что предпочитали лакомиться свежатиной, не ленясь приложить дополнительные усилия и оттачивая своё мастерство, презрительно фыркнув на занесённый илом труп, неожиданными рывками нападали на потерявших бдительность пожирателей падали, уменьшая и без того оскудевший на земле мир живых и оставляя для продолжения рода наиболее трусливо-осторожных наряду с сильнейшими.
На небольшой каменистой поляне, зажатой с трёх сторон скальными уступами гор и морем – с четвёртой, небрежно лежало на животе брошенное стихией человеческое тело. Поза лежавшего, из-за неестественного положения конечностей была более присуща трупу: небрежно разбросанные в стороны ноги; левая рука, предплечьем покоившаяся на затылке исступлённо сжимала в кулаке кусок материи с неведомыми в этом мире письменами; ладонь правой руки прикрывала безвольно приоткрытый рот. Но, редкое и хрипло вырывающееся из худосочного горла дыхание, утверждало, что остатки жизненной энергии чудом ещё сохраняются в глубине живота медленно остывающего организма.
Полушарообразный жучок ярко-красной расцветки с чёрными бусинками на надкрыльях неспешно переползал через, беспардонно преграждавшую путь, синюшную, безволосую руку. Шумный выдох, обрушившийся на жучка едва не сдул его и, чтобы удержаться насекомое расправило, враз затрепетавшие под дуновением, крылья. Последующий вдох безжалостно втянул насекомое мимо обезвоженных, потрескавшихся губ в криво приоткрытый рот лежащего. Невольный пленник, спасая свою хитиновую жизнь, судорожно забился в темноте западни в поисках спасительного света, чем вызвал рвотный рефлекс угасающего организма. Хриплый захлёбывающийся кашель изрыгнул мелкое насекомое на свободу и невольно привёл в чувство, доселе валяющегося в беспамятстве, человека разумного. Трудно было точно определить его возраст: молодость, отягощённая пережитым ужасом разгулявшейся стихии. Тонкокостное телосложение было усугублено чрезвычайным истощением организма, который в отсутствие пищи уничтожил весь, и так небольшой, жировой запас тела и поддерживал неуклонно тающие жизненные силы за счёт сжигания мышечной массы.
Прокашлявшись, юноша с трудом сел, бездумно взирая по сторонам. Действуя инстинктивно, он осторожно встал на четвереньки и с усилием разгибая плохо слушающиеся отёкшие ноги, медленно выпрямился во весь свой небольшой рост. На глубоко ввалившихся щёках и остро выпирающих скулах проступал сквозь грязные потёки светлый пушок, которого ни разу не касалось лезвие. Глубоко посаженные ярко-оранжевые глаза, напоминали взгляд хищного зверя: на издыхании, но всегда готового к отпору. То, как он старался лишний раз не смотреть в сторону глухо-ворчащей водной стихии, давало основание предположить, что парень попал в число тех немногих избранных планеты, которым она невольно сохранила жизнь, предварительно изрядно поболтав в своей водной купели. Преющие на его теле под огненными лучами светила куски некогда дорогой, искусно сшитой материи, удостоверяли, что их носителя принесло в этот дикий, молодой мир из развитой цивилизации. Впрочем, сделать эти выводы и оценить счастливую звезду уцелевшего, здесь было некому. Как некому было прочесть записи свитка, который парень продолжал сжимать в кулаке.
Неуверенно сделав шаг-другой, паренёк бездумно израсходовал свой небольшой остаток сил и, обессилено рухнул на камни. Попавшие в его затуманенный взор вершины гор закружились в быстро ускоряющемся хороводе; возникшие в глубине живота судороги болезненно выворачивали внутренности пустого желудка; рот заполняла даже не желчь, а лишь жалкие её горькие остатки; под черепной коробкой монотонно загудели явно закипающие мозги. Спасая едва тлевшую в измождённом теле драгоценную искру жизни, сознание человека поспешно погрузилось в глубокий исцеляющий сон.
Новое пробуждение было внезапным, словно враз спала, исчезла бездонно-тёмная пелена небытия. В мелко подрагивающем теле была непривычная обманная лёгкость, возникшая от доселе ему неведомого ощущения, словно весь организм состоит из мельчайших невесомых частиц, легко парящих над земной твердью и всегда проявляющихся в луче светила. Ярко-золотой диск неумолимо удалялся от гористых вершин по голубовато-синему небосклону. Далеко внизу под ним радостно блистали зеркальным отражением воды неизвестного моря. Окружающая картина мира моментально зафиксировалась в сознании пробудившегося с оценкой отсутствия немедленной угрозы. Мучимый жаждой и голодом паренёк неуверенно поднялся на ноги и, пошатываясь направился к блеснувшей в скальном углублении небольшой лужице воды. Склонившись над ней, он разглядел на поверхности мерцающее отражение глубоко запавших глаз и в один торопливо-жадный глоток втянул в себя прохладную, живительную влагу. Поперхнувшись, поспешно выплюнул кого-то мелкого, отчаянно закопошившегося во рту. Ожившее тело ощутило плоть, враз отяжелело, мышцы устало заныли. Изголодавшийся организм, остро подсасывая в желудке, настойчиво требовал пищи, чем пробудил звериный инстинкт поиска добычи. Посвежевший мозг наконец-то заставил своего хозяина обратить внимание на кусок крепкой материи, заполненный записями, который он всё ещё продолжал хранить в кулаке. Изучение материи не привело ни к каким результатам. Тёмные значки были смутно знакомы, но не более. Какой тайный смысл хранился в них, юноша прознать не мог. Но то, что он сберёг записи будучи в беспамятстве, свидетельствовало о значимости свитка.
Обследуя поляну, уже за её пределами, спасённый обнаружил небольшой водоём, до краёв заполненный морской водой, из которой периодически высовывалась то устрашающе усатая белёсая морда, то довольно широкий плоский хвост, с силой очерчивающий жизненное пространство стихийно занесённого и ранее не виданного здесь глубоководного обитателя моря. Силы были явно неравны и чтобы заручиться победой, юноше пришлось повторно и целенаправленно обшарить всю округу, но пару, довольно увесистых камней он нашёл и тяжело пыхтя поочерёдно перетащил их к месту будущей схватки. Натужно подняв над головой самый тяжёлый из камней юноша с усилием опустил его на показавшуюся в очередной раз над водой белёсую морду морской твари. От чрезмерного усилия он не устоял на ногах и чувствительно приземлился копчиком на запасной камень. Оглушенное чудище медленно всплыло брюхом вверх. Не дожидаясь пока оно очнётся и с трудом превозмогая желание приплясывать от боли в нижней части спины, победитель подвывая сквозь стиснутые зубы, схватил двумя руками скользкий хвост и вытащил обитателя роскошных усов из водоёма. Медленно, но верно он оттащил оглушённое морское чудище подальше от его привычной стихии. Обеспечив некоторую сохранность пропитания, удачливый охотник дал волю своим чувствам и довольно резво для его состояния запрыгал по округе, так как, таща добычу, он ухитрился уколоться плавниковыми иглами твари, отчего боль внизу спины стала менее ощутима, но в быстро красневшей и опухающей ладони разрастался новый болевой очаг.
- Лихо начинается новая жизнь,- его сиплый голос разорвал первозданную природную тишину разумной человеческой речью.
Некоторое мгновение юношу раздирали противоречивые чувства голода и боязни получения заражения. Быстро определив приоритеты, он впился в ранки на ладони и стал отсасывать заражённую кровь, старательно сплевывая её подальше в сторону. Была ли эта помощь эффективной, или организм сам справился, но боль постепенно пошла на убыль, преобразовываясь в жар и выступая липкой испариной на коже по всему телу. Тут же, не давая измученному организму передышки, в голодно-урчащем желудке взвыло с удвоенной силой. Жалеть себя было некогда. Припасённым злополучным камнем юноша с усилием отсёк голову от студенистого скользкого туловища и, закрыв глаза, превозмогая свою брезгливость, слопал почти всю желейнообразную мякоть рыбного бока. Сытно отрыгнув, он прилёг передохнуть. Чувство голода притихло, желудок явно с удивлением усваивал непривычную пищу, память о которой сохранилась лишь где-то на генетическом уровне пращуров. Ноющая тупая боль в копчике и ладони постепенно затихала и он предался, насколько мог, тягостным размышлениям. Итак, он потерял всё: человечество, отечество, родных, знание и прочее по мелочам. Попытки вспомнить что-то из прошлой жизни он оставил после того, как не смог даже вспомнить, ни как он оказался на поляне, ни кто он такой, ни свой возраст. В сознании всплывали лишь смутные обрывки о могучей островной цивилизации, постепенно заглушаемые усиливающейся головной болью, терпеть которую не было никаких сил. Чувство yтраты и щемящей тоски породили в нём редкие слёзы и глухое мычание. Ладно, раз выжил, то сейчас надо думать, как жить дальше и решить насущное: огонь, кров, одежда, пища. Всё остальное – потом, иначе, от головной боли сойдёшь с ума. За душой имеются ранее приобретённые навыки, в той малой и обрывочной части, как он их помнил. Пора искать путь, надо выбираться. Но как выбраться отсюда и, куда? Среди мятежных дум всплыла из глубин подсознания фраза какого-то учения из прошлой жизни: совершением пути оправдано наше существование в мире форм. Искать путь, свой Путь. Цель, не вполне определённая, но твёрдо поставленная, как маяк закрепилась в сознании.
День разгорался. Яро слепящее светило величественно заняло центр небосклона и, по поверхности постылого моря радостно заблистали зеркальные блики. В сознание юноши стали настойчиво прорываться посторонние звуки местной жизни. Организм выбрал жизнь. Со стороны горных вершин изредка прорывался жалобно-скулящий плач неведомого зверя. Со стороны моря постоянно проистекали звуки животного пира, где можно найти пропитание и чью – то шкуру на плечи, если, при этом, самому удастся избежать участи пищи для более удачливой твари. В раздумье, но не забывая осматривать местность, паренёк направился в сторону светила, стараясь держаться на равноудалённом расстоянии и от моря и от горных вершин.
- Ох!
Ослеплённый светилом за то, что посмел нагло таращиться на него, он неожиданно налетел на внезапно возникший на пути до половины заваленный глиной стройный ствол молодого деревца, пучиной вывернутого из земли вместе с оборванным комлистым корнем, торчащим на уровне, чуть ниже пояса зеваки.
Если убрать лишние ветки, то из увядшего деревца мог получиться крепкий посох. В поисках орудия обработки, юноша вынужденно вернулся обратно на место пиршества, где остался его камень, который он обоснованно считал своим: копчик хранил отчётливую отметину их близкого знакомства и даже, пожалуй, часть его вкраплений под кожей. Притащив камень, юноша, в несколько усилий, с натугой бросая камень на скалу, расколол его на пластины. Аккуратно пробуя пальцем края сколков на заострённость, он выбрал парочку наиболее подходящих пластин для обработки ствола. После упорной, до солёного пота на лбу и мелкого дрожания в руках, работы каменными скребками, он получил очищенный от веток упругий желтоватый ствол с крепким узловато- перевитым комлем на одном конце и заострённым – на противоположном. Созданное творение можно было одинаково успешно использовать и, как посох и, как копьё. Юноша подобрал уцелевший плоский заострённый скол камня и посох и, таким образом, вооружившись до зубов, направился по расщелине в горы, предусмотрительно обходя стороной место, откуда ранее доносился странный скулёж. Однако, как он не старался, но избежать встречи не удалось.
Пробираться пришлось среди хаотично нагромождённых скал и вывороченных гигантских каменных глыб, часто державшихся на склоне на честном слове: слегка задень и глыба понесётся вниз, сметая всё на своём пути и увлекая за собой осыпь породы. Плутая между гигантскими камнями, он завернул за очередную непролазную гряду и неожиданно напоролся на морду мертвого чудовища с торчащими из оскаленной в предсмертном крике пасти убийственного размера клыками. Некогда завораживающе-изумрудные глаза крылатого зверя уже затянулись мутной плёнкой, но запах разложения плоти в воздухе ещё не ощущался. Остолбеневший от неожиданной напасти юноша медленно пришёл в себя, одновременно с изумлением узнавая в мертвом чудовище одного из представителей властителей древнего мира, некогда безгранично владевшими этой землёй и не имевших в нём себе соперников. От испуга, силы вновь оставили его враз ослабевшее тело и он беспомощно сел на скалу и лишь затем отполз от морды, болезненно ощущая свой многострадальный копчик. Мощный корпус навечно упокоенного гиганта был сплошь укрыт мелкими серебристыми панцирными чешуйками и лишь на брюхе густо курчавились длинные золотистые пряди густейшего меха. Изломанные, некогда величественные крылья беспорядочной грудой жёлто-искрящихся перьев громоздились на хребте павшего гиганта. Освоившись в новой обстановке, юноша пришёл в себя и практично-заинтересованно осмотрел остывающее чудовище. Нагрудные панцирные пластинки при жизни надёжно защищали мосластую грудь, а густой длинный мех лучше всякого жира надёжно спасал от переохлаждения. Природное одеяние зверя даже после его смерти не шло ни в какое сравнение с, покрывавшими тело ныне здравствующего представителя разумного человечества, лохмотьями: функции одежды они выполняли чисто символически. Вид босых ног, расцарапанных в кровь голых ступней на фоне окружающих остроконечных каменных скал, огорчил и расстроил. Щеголять в таком виде по горам днём, под лучами светила, ещё можно. Но как спасаться от ночных холодов среди скал и чем укрываться от непогоды? Поэтому, как не хотелось пареньку быстрее убраться подальше от своей грозной находки, уйти просто так, он не смог.
- Мир праху твоему, Древний, и прости, но я жив. Я возьму лишь то, что тебе уже не пригодится, а мне без одёжи никак нельзя,- почтительно промолвил юноша и стал примеряться, откуда лучше отхватить кусок шкуры для накидки на тело.
Определившись, он подобрал выпавшую при столкновении с грозной находкой каменную пластину и приступил к попыткам разделать огромную тушу.
Весь оставшийся световой день был посвящён овладению новых, жизненно необходимых в этом обновлённом мире, навыков. Шкура находки была необычайно толстой и прочной. После бесчисленных и безрезультативных попыток пробить в ней отверстие он, в конце концов, обнаружил полученную при падении зверя рваную рану. Постепенно расширяя её острым каменным сколом, юноша кое-как откромсал изрядный чешуйчато- меховой лоскут. До кровавых ссадин на фалангах пальцев он старательно очищал шкуру от внутреннего жира и остатков мяса. Затем, изнемогая от усилий, всё тем же каменным скребком пробил в лоскуте кожи отверстие по размеру своей головы и, сгорая от нетерпения, надел накидку на тело сверху лохмотьев. Новая одёжа была шикарной. Грудь оказалась надёжно укрыта панцирными чешуйками, по крепости превосходившими каменный скребок, а спину согревал густой длинный мех. Ободрённый результатом и чувствуя себя надёжно защищённым, юноша откромсал ещё пару лоскутов, которыми обмотал свои ноги до колен. Свой творческий процесс он периодически прерывал поеданием сырого мяса древнего зверя, предварительно старательно выжимая из кусков кровь, непривычного зеленоватого оттенка. К заходу светила спасённый обожрался мясом и был сыт до отвала, облачён в добротное, хотя и несколько сыроватое, одеяние и донельзя доволен собой, хотя и несколько смущён ощущениями рези в желудке. В переполненном брюхе угрожающе урчало. Организм медленно привыкал к непривычной пище.
На ночь юноша устроился ночевать в стороне от мёртвой туши, взобравшись по крутому горному откосу на небольшую площадку, куда захватил с собой про запас несколько кусков зеленоватого мяса. Темнота покрыла горы, как только светило скрылось за морским горизонтом.
Сон навалился на него также быстро, как и приход ночи, но был беспокойный: сознание постепенно входило в норму и медленно переваривало навалившуюся действительность, то выхватывая из своих глубин разрозненные куски непонятной прежней жизни, тут же смываемые бурлящим потоком воды, то ввергая его в фантастический мир гигантских древних чудовищ. Всё это сопровождалось постепенно стихающими вдалеке и всё реже доносящимися извне скулящими звуками: кто-то из выживших продолжал оплакивать свою утрату.
Глубоко за полночь юноша был разбужен постепенно нарастающим шумом со стороны разделанного им чудовища. Мохнатые зубастые твари пронырливо шныряли внизу, целенаправленно направляясь к сладко-беззащитной и бесхозной мясной плоти. Ночное пиршество было скрыто непроглядной темнотой ночи, но чавкающие звуки раздираемой плоти хорошо разносились в прохладном воздухе. Вскоре на огонёк, то бишь - к застолью, пожаловал кто-то из более крупных хищников, от одного грозного рыка которого мохнатая мелочь бросилась врассыпную. Самые осторожные из них шмыгнули вверх по склону, на площадке которого ночевал, а сейчас – сидел и нервно озирался лишившийся сна и покоя молодой и насмерть перепуганный парнишка.
Вновь прибывший зверь оказался невероятно неуживчив и зол. Отчего, новая партия изгнанных им трупоедов, спасая свои жизни, укралась под пристанищем дрожащего без сна одиночки. Разгорячённые чревоугодием, так бесцеремонно прерванным грозным пришельцем, стая мохнатых не могла просто так забыть внезапно потерянное счастье. Отлученные от щедрого стола, не мешкая, устроили между собой кровавую грызню, вымещая злость утраты на более мелких собратьях по несчастью. Менее сильные из них, а потому более сообразительные, принялись обшаривать и обнюхивать окружающую местность в поисках новой добычи. Их чуткие заострённые носы всё чаще устремлялись вверх, в сторону площадки, на которой сидел уже совсем открыто дрожащий от страха юноша. Он уже сожалел, что из-за своей опрометчивой невоздержанности прихватил на площадку пару кусков мяса. Теперь вместо сна ему предстояла борьба с местным зверьём. Избавляться от мясных запасов было поздно, да и жаль. На всю беснующуюся внизу ораву, что вмиг проглотит его подарок, никаких запасов не хватит. Юноша крепко схватил посох и замер в ожидании неизбежного, где-то в укромном уголке сознания всё ещё безнадёжно надеясь, что до драчки с мохнатыми тварями дело не дойдёт. Неуклонно приближающиеся снизу звуки царапающих камень острых когтей похоронили его надежды на мирный исход. Сперва один, наиболее голодный и отважный, рванул по почти вертикальной скале на запах свежатинки. За ним последовал кто-то из ближайших родичей. Вскоре, повинуясь стадному инстинкту вверх по скале, на обречённо изготовившегося к драке человека, надвигался мохнатый ковёр хищников. Мелких, но многочисленных. Первый приблизившийся на опасное расстояние мохнатый безумец получил комлем посоха по башке и, отчаянно визжа кубарем полетел вниз. Мохнатая масса задвигалась оживлённее. Ещё пару ударов оборонявшийся смог нанести прицельно, выбирая опасно приблизившиеся цели. Потом масса мохнатых тварей пошла сплошной стеной и ему пришлось широкими размашистыми ударами очищать скальную поверхность от врага, убивая, калеча и просто смахивая вниз наступающие полчища голодных зверьков. Оказавшись вновь внизу, уцелевшие твари добровольно отказывались от повторения опасной затеи, предпочтя добивать и доедать упавших искалеченных сородичей, благо в их количестве недостатка не было. Последнему из нападавших мохнатых, победитель ударом посоха перебил хребет и потом долго ещё исступлённо молотил по безжизненному окровавленному телу, мстя за пережитый страх. Отбив нападение и освободив площадку от искалеченных тел, юноша долго остывал от схватки, настороженно наблюдая сверху, пока последний, обожравшийся сброшенными со скалы родственниками, мохнатый, не убрался восвояси в темноту скальных проходов. Со стороны древнего мёртвого чудовища тоже не доносилось ни звука. В горах вновь стало тихо. Сморённый одиночка забылся в беспокойном сне на отвоёванной площадке. По небосводу с непривычными созвездиями одиноко шествовала величественная Луна, лишённая своего спутника Месяца. Когда произошла их разлука и при каких обстоятельствах, спасённый не помнил, но он был уверен, что в его детстве ночных светил на звёздном небосклоне было два.
5
Пробуждение было мучительным и поздним. Не будь такой остро-усиливающейся рези в желудке, он проспал бы весь наступающий день, но организм требовал очищения, а сознание, заполненное тревожно-волнительным беспокойством, подвигало на немедленные действия. С мучительной гримасой на сонном лице парень с трудом приподнял опухшие от недосыпа веки и первым делом проверил сохранность мясных запасов. Увы, их нигде не было: ни на площадке, где он спал, ни внизу. Нигде не сохранилось даже следов от былых припасов. Странно. Раздосадованный потерей юноша хорошо помнил, что он отвоевал свою добычу и когда засыпал, все куски мяса были в целости и сохранности. После ночной бойни его последующий сон был настолько настороженным, что новый приход ночных гостей не остался бы незамеченным.
- А что, если я всё слопал во сне,- ужаснулся парень новой догадке.
Иных предположений у него больше не было. Не могло же мясо уползти само. Успокаивая себя, что в беспокойном сне он мог и столкнуть мясо вниз, где его нашли местные любители ночной жизни, юноша спешно засобирался в путь. Натянув на себя обновки и вооружившись посохом и сколом камня, подгоняемый неясным беспокойством, он, превозмогая страх высоты: спускаться было гораздо труднее и страшнее, сполз вниз по скале и отправился проверить давешнюю грозную находку. Желудок напрочь отказывался помнить, что был сыт ещё недавно и требовал новой пищи. Направляясь к оставленной им накануне груде мяса, юноша надеялся поживиться остатками.
За скалой его взору открылась угнетающая картина. На месте мёртвой туши, как немое предупреждение, торчали дочиста обглоданные, желтеющие на фоне серых скал, кости скелета. После ночного пира от некогда грозного Повелителя мира не осталось даже крыльев. Лишь хищные челюсти с ужасающими клыками обещали всем надругавшимся грозную расправу при будущей встрече в ином мире. С почтительного расстояния удовольствовавшись увиденным, раздосадованный паренёк развернулся и направился на поиски новой пищи, по пути размышляя, как здесь появилось древнее чудовище и, как оно вообще дожило до этих времён. Видно, правы были те учёные-ортодоксы его мира, которые утверждали о медленном и постепенном вымирании отдельно выживших после давней Катастрофы древнерождённых особей и, возможном, обособленно сохранившемся ареале их обитания на отдельном материке.
Постепенно поднимаясь всё выше в горы и удаляясь от моря, юноша вплотную подошёл к очередной вертикально уходящей ввысь скале, вставшей непреодолимой преградой на его пути. Подняться на вершину в его обессиленном состоянии не было никакой возможности. Он обернулся. Далеко внизу за горной грядой переливалась яркими бликами безбрежная морская стихия. Отступающая вода обнажила одиноко разбросанные вдоль береговой черты громадные с острыми сколами камни. Вновь явленные миру тёмные островки суши сплошь были заняты безобразно горланящими бело-серыми тварями с грозными заострёнными клювами и, огромных размахов крыльями. Летающие хищники отдыхали на редкой земной поверхности в перерывах между поисками добычи, неосторожно поднимающейся на поверхность воды погреться в лучах ярого светила. По обе стороны от невольного путешественника до горизонта тянулись горные вершины, постепенно исчезающие в морском просторе. Развернувшись спиной к лучам светила, чтобы успокоить болевшие от ярких бликов глаза, паренёк поплёлся вдоль скальной гряды, выискивая посильный для себя путь наверх. Завернув за очередной обломок скалы, он вновь услышал беспомощный скулёж, слабо доносившийся откуда-то из-под земли. Молоденькое парное мясцо, ничейное. Кто успеет первым, тот и поживится лакомым куском. Густая слюна помимо его воли проистекла из угла искривлённого в голодной гримасе рта и мутной каплей зависла на полпути к земной поверхности.
- Если бы где-то рядом оказалась ещё и вода…,- наивный мечтатель машинально тыльной стороной руки размазал слюну по запавшей от голода скуле.
Определив направление, юноша осторожно направился на скулящий плач, держа наготове своё оружие. Несколько в стороне от подножия горы ему открылась яма, глубиной примерно в его рост, на дне которой обессилено распласталась уменьшено-карикатурная копия найденной им накануне туши древнего чудовища.
- Хоть это не вода, но зато с голода я не умру,- обрадовался счастливчик судьбы ниспосланной ему пище.
Он осторожно сполз, точнее скатился в яму и довольно бесцеремонно выбросил обессиленную добычу наверх. Преодолевая сопротивление осыпающейся породы, поспешно выбрался из западни наверх и с интересом стал изучать сырую, пока ещё, еду, бесцеремонно переворачивая безвольного детёныша с боку на бок. Трофей оказался размером не больше курицы и состоял в основном из четырёх голенастых лап и массивной башки, если не принимать во внимание кисточку хвоста. Всей-то еды, так, на один присест, только желудок дразнить.
В это время, растормошённая добыча пришла в себя. Огромные выпуклые глаза раскрылись во всю ширь их природной возможности и, юноша потонул в, исходившем из них, изумрудном свечении. Его окутала неожиданно-странная, тёплая волна умиротворённости, словно он нашёл что-то до слёз родное, давно и безнадёжно потерянное им. Уткнувшись мордочкой в родную шкуру его накидки, детёныш, издал кроткий укоряюще-хрякающий звук и облегчённо замер. Остро торчащие рёбрышки порывисто-часто трепетали в такт неглубокого дыхания. Организм из последних сил боролся за остывающую в нём искру жизни. Осторожно освободившись от накидки, неудачливый охотник бережно завернул худосочное тельце в мех. Съесть это чудо с изумрудным взглядом, даже если оно сейчас умрёт, он точно не сможет. Движимый состраданием к спасённому им крохе, юноша приказал себе немедленно отправляться на поиски пропитания уже для двух голодных ртов. Найдёныш остался лежать завёрнутым в поспешно сброшенной накидке: парень втайне надеялся, что родная шкура поможет недорослю выжить, или, хотя бы, продержаться до тех пор, пока он не принесёт еду. Подгоняемый усиливающимися голодными резями в желудке, невольный спаситель поспешно обследовал прилегающие камни, непрестанно умоляя светило и окружающий мир не дать свершиться ужасному и быстрее одарить его чем-нибудь съестным. Отправленное в окружающее пространство страстное желание сохранить жизнь худосочному несмышлёнышу не осталось без ответа. Не успел он далёко отойти от найдёныша, как обнаружил греющуюся на скале под лучами светила змею. Подкравшись, юноша с одного удара размозжил ей голову комлем посоха. Не мешкая, он продолжил лихорадочно рыскать по округе, но воду так и не нашёл, как ни старался. Пришлось вернуться назад с полупустыми руками. Детёныш ещё дышал, а когда удачливый охотник бросил рядом с ним добычу, нос мохнорылого умильно задвигался во все стороны, почуяв свежее мясо.
– Будешь жить,- уже утвердительно констатировал его спаситель. С плеч будто гора свалилась.
Стянув шкуру с туловища убиенного гада, юноша с помощью скола камня торопливо покромсал мясо на тонкие длинные куски, один из которых причмокивая стал смаковать, а второй безуспешно пытался засунуть в пасть будущего чудовища. Несмотря на явное желание жрать, недоросль упрямо отворачивал мордочку, избегая малейшего проявления насилия к своей персоне. Безуспешно промучившись, новоявленный нянька зло плюнул и, оставил мохнорылого в покое. Тот сразу успокоено затих и вновь оживлённо заелозил уморительно сморщенным носиком по сторонам в поисках вкусненького и нетерпеливо захрякал. Юноша выплюнул на ладонь кашицу мелко пережёванного мяса и размазал её по носу упрямца. Длинный язык живо смёл с чувствительной кожицы носа всё постороннее. Распробовав мясной вкус, будущий хищник оживлённо зашарил длиннющим языком в окружающем пространстве. Кормящий изловчился и переложил малому на язык ещё один пережевано-измельчённый кусок довольно сочного мяса. Его старания не пропали даром и, враз очнувшийся, на глазах оживающий спасённый постепенно ухомякнул почти всю, предварительно пережёванную его спасителем, змею.
- Во рту полежало, но в желудок не попало. Спасибо, что не лишил удовольствия от самого процесса жевания мяса,- обратился он к довольно похрякивающему рядом, внешне гадкому, за исключением изумительных глаз, блаженно вывалившему вверх раздутое пузо, осоловевшему, безмолвному собеседнику.
Собираясь в путь, парень облачился в защитную накидку, подпоясался подсохшей на жаре, змеиной шкурой, внутрь которой он умудрился на хранение засунуть каменный скол и странный кусок материи с письменами, посадил найдёныша на плечо и, опираясь на посох, двинулся к довольно покатой, уходившей наверх скалы расщелине, которую он заметил во время поиска пропитания. Подниматься с потяжелевшей поклажей по довольно крутому склону было опасно-неудобным и длительным занятием, но юноша сумел и себя уберечь и не разбудить громко сопящего во сне мохнорылого найдёныша. Надрывно хрипя и валясь от усталости, дико завидуя спящему наезднику, скалопроходец из последних сил на коленях, выполз на верх горы, где в изнеможении развалился на зелёной траве. Впереди широко раскинулось плоскогорье, плавно переходящее в зелёную равнину, за которой далеко на горизонте вновь угадывались вершины гор. За спиной ярко-красный диск светила неуклонно скрывался за морем, отчего быстро накатывалась вечерняя прохлада. Почувствовав свежесть, проснулся недовольный детёныш и стал тыкаться мордой в шкуру плаща, настойчиво требуя от обретённого родителя выполнения обязанности по заботе о потомстве. Удивляясь, почему он не додумался до этого раньше, когда мучился от отсутствия лишних рук во время подъёма, юноша спрятал мелко дрожащее создание под накидку, себе за пазуху.
- Я не твоя мама, - запоздало проворчал он и, пошатываясь, направился в быстро наступающих сумерках к одинокому могучему дереву.
Переход в темноте по незнакомой местности был чреват опасными неожиданностями. Несколько раз паренёк больно спотыкался о камни и коварно торчащие из-под земли корни неведомых растений. От неминуемых рассечений и ран его спасала обувка из крепкой кожи древнего чудовища. На полпути до цели он внезапно оступился в яму и провалился под землю. От неожиданности юноша упал на четвереньки, судорожно прижимая к телу драгоценную ношу. Сыпучий грунт подземелья под тяжестью тел медленно пополз вниз, увлекая ещё глубже, откуда явственно тянуло прохладой. Из тёмной глубины доносились едва слышимые звуки редкой капели. Там была вожделенная вода! Парочка невольно оказалась в одной из многочисленных пещер, которыми была так богата эта местность. Гонимый жаждой юноша осторожно удерживая драгоценную ношу двинулся полуприсядью по прохладному туннелю невысокой пещеры, проверяя окружающую темноту тычками посоха. От непривычного способа передвижения быстро заболели ноги. На счастье скоро впереди показалось серо-белое пятно, от которого ощутимо несло холодом, а редкие шлепки капель тающей воды так гулко отражались от стен пещеры, что проникали в мозг. Судя по эху, зал пещеры, которого они достигли, был небольшим, но в нём можно было выпрямиться во весь рост. Его подвели затёкшие ноги. Юноша поскользнулся и влетел в находившуюся перед ним белую гору. Лицо, локти погрузились в холод. Зачерпнув полную пригоршню, пришелец поднёс белый ком к глазам. Невиданное им доселе сводящее в судороги кисти рук, стылое вещество медленно исчезало, просачивалось сквозь пальцы живительной влагой. Он осторожно откусил этого, белого и холодного. Зубы хором заныли и скулы свело. Рот наполнился живительной влагой. Слепив вещество в комок, юноша с подергивающимся и недовольно хрякающим, дрожащим от холода, недорослем за пазухой медленно двинулся обратно на выход, поближе к поверхности и теплу. Комок растаял почти на треть, когда они добрались до выхода из пещеры. Высунув пасть детёныша наружу из-под накидки, юноша осторожно капнул тающей водой на торчащий из пасти между зубов узкий кончик розового языка. Ничего не подозревающий мерно сопящий в тепле мохнорылый, явно не ожидавший такой подлости, резво взбодрился и стал ожесточённо отбиваться всеми лапами, вырываясь на свободу.
- От беда, мало я мучился, чтобы накормить тебя,- проворчал его носильщик и сделал новую попытку напоить питомца талой водой, но уже изо рта в пасть.
Маленькое чудовище при виде склонившегося над ним лица, разительно непохожего на приличествующую их роду морду, прытко отпрянуло от юноши назад.
- Какой ты балованный. Всё не по тебе. Вот оставлю не напоенным,- пригрозил в сердцах нянька, после того, как мохнорылому перепала лишь малая толика уготованной жидкости.
Однако, распробовав воду, найдёныш позволил напоить себя, жадно-старательно, далеко высовывая язык и каждый раз метко попадая им прямо в губы нового родителя, который теперь изворачивался уже сам, пытаясь избежать этого сомнительного и липкого удовольствия. Покончив с исполнением добровольно возложенной на себя родительской обязанности, юноша старательно обтёр губы и стал готовиться ко сну при молчаливом согласии обладателя особо липких слюней. Из-за того, что гулкое эхо подземелья резало слух, приёмный родитель отказался от попытки напеть некое подобие колыбельной, в которой, из-за звеняще-давившей тишины, более нуждался он сам, чем его подопечный. Перед сном паренёк преградил вход в пещеру, выставив посох остриём наружу. Любой непрошенный гость, сунувшийся за добычей в пещеру, неминуемо должен был напороться на посох. Посчитав, что вход в их пристанище надёжно защищен, юноша устроился ночевать на накидке вместе с маленьким чудовищем. Так, мирным сопением в узком выходе пещеры закончился ещё один день новой планетной эпохи двух обретших друг друга счастливцев судьбы. И встреча их не была случайна, ибо, случайности, как объективного явления, не существует. Есть лишь случайность субъективная: событие воспринимается как случайное из-за незнания породившей его причины.
6
Пребывание Серого среди примитивных ловцов принесло резкие изменения в их жизненный уклад. Странный на вид чужак, особо не церемонясь с отдельными непонятливыми аборигенами, быстро утвердился в статусе главы рода. Пришлось, правда, повозиться с главной самкой, авторитет которой, несмотря на то, что основным промыслом аборигенов становилась ловля зверя и возросла роль мужчин, всё ещё оставался высоким. Узнав, что два её главных соперника, открыто пренебрегавшие ею, вернулись с охоты только для того, чтобы, в привычной обстановке завершить своё переселение в иной мир, стремительно терявшая значимость самка невольно окунулась в воспоминания о былых, безвозвратно канувших в лету, наслаждениях. Неподвижно замерев на месте, мамка рода явственно ощутила вкус лучших кусков нежнейшего мяса, обёрнутого пахучими травами и чесание пяток подобострастными самцами. Вожделенные мечты, овладевшие ею, невольно воплотились в слюне, протёкшей из беззубого рта. Большая липкая капля достала до чудовищно-необхватных, уже давненько провисших грудей. Сохранившийся острый ум и нажитый немалый опыт подвинули мамку рода на действия по возвращению себе былого могущества. Моментально ожив и немедля оседлав своим могучим задом место предводителя, самка грозным рыком прекратила среди подруг заунывный вой по погибшим на охоте. Вспомнив о былой власти, она потребовала у хилого самца-загонщика довести ей, что произошло и почему, приблуда не валяется связанным в яме, в ожидании праздничного костра. Заметив нерешительность переглядывающихся, в ответ на её опрометчивые высказывания, других ловцов, и сразу почуяв недоброе, она резко переменила тему. Дав короткую взбучку подвернувшейся под руку, всё ещё тихо подвывающей, молодой, но фигуристой подруге бывшего вожака, она враз напомнила, кто в роду старший и заставила единокровников заняться приготовлением пищи. Не выпуская из вида осматривающегося вокруг чужака, мамка выслушала торопливый и невероятный рассказ загонщика об утренней охоте. Особенно её поразила весть о разящем по воле чужака огненном луче. Этому самка поверить не могла никак. Огненный луч из грохочущих туч убил на её памяти единокровника, вовремя не упавшего в покорности. Но живущие в пещерах не могли владеть огненным лучом. Из всего услышанного она сделала вывод, что с ямой для чужака торопиться не стоит, да и вообще, лучше о существующих обычаях поедания приблуд, странному пришельцу ничего не сообщать, чтобы самой не оказаться на его месте. Сперва надо было разобраться, настолько ли грозен чужак, как о нём молвят. Пришлось отложить разрешение проблемы на некоторое время и, делая вид, что всё идёт своим чередом и под её руководством, лихорадочно соображать, какой из её методов следует применить к этому, хоть и могущественному, но наверняка смертному, пришлому.
Осматривая своё новое пристанище, Серый заметил сомнения мамки рода и явную ненависть во взглядах самок, которым не терпелось дождаться расплаты с чужаком за убиенных им партнёров. Горячее перешёптывание постепенно переросло в открытое негодование. Особо нетерпеливые уже сжимали в руках камни, не обращая внимания на притихших в стороне ловцов. Толпа разъярённых самок медленно окружала пришельца. Ещё мгновение и в чужака полетели бы камни, а тело пронзили острия кольев. Но, верно определив грань, за которой кончается вербальное негодование и наступает фаза силовой агрессии, биоисследователь выпустил заряд в камень, ещё хранивший тепло непомерного зада мамки рода. Молния, гром и… прах на месте огромного валуна. Ужас враз охватил аборигенов. Кто-то из самок не сходя с места пустил под себя лужу, громко испортив воздух. Тошнотворные газы привели в чувство остолбеневшие тела. Аборигены, как по команде, пали ниц, закрываясь руками. Как отметил Серый, самки защищали руками головы, а самцы – свои детородные органы.
Отыскав среди валявшихся будущих родственников главную самку по её выдающемуся заду, Серый включил лингвист и торжественно озвучил:
- я принёс вам мир и надежду.
Тычками ноги он заставил мамку рода подняться. Но ноги не держали её сальную тушу и предводительница обессиленно упокоилась на пятой точке.
- Заставь всех заняться делом. Что там у вас по плану?
Аборигены, сбитые с панталыку свалившимися на них чудесами, впервые осознали, что приблудившегося чужака, не всегда сажают в яму и на колья. Но от того, что их землю безнаказанно топчет приблуда, у многих из членов рода в горле непроизвольно зарождалось рычание, и лишь ожидающие своей участи свежие трупы некогда сильнейших самцов и наглядная демонстрация превращения валуна в пыль, удерживали разгорячённые головы воздерживаться от открытого проявления ярости. Пришедшие кое-как в себя подруги ловцов, занялись наконец-то приготовлением принесённого мяса. Самцы в ожидании развалились под лучами светила, грея животы в предвкушении яств. Между тем, самки обеспокоенно и выжидающе посматривали на своих партнёров и на мать рода, целиком полагаясь на силу первых и мудрость последней. Уловив настроения, самка утвердилась в своём решении действовать наверняка. И только сомнение в том, что имеющиеся у неё травы могут не подействовать на этого, невесть откуда явившегося, чудовища, отсрочили исполнение её приговора пришельцу. Нападение на иного она назначила на раннее утро, о чём потихоньку уведомила всех, у кого яростно блистали глаза в нестерпимой жажде отмщения. Но, исполнению тайного приговора чужаку помешали непредвиденные обстоятельства, спутавшие заговорщикам все их благие намерения.
После того, как все перекусили приготовленной на кострах добычей, на весь род неожиданно опала сонливость и, вскоре, даже самые горячие головы, в полудрёме с широко раскрытыми ртами, внимали Голосу, который успокаювающе-убедительно звучал в их черепных коробках, расписывая неслыханные блага, которых они непременно достигнут с вошедшим к ним в род небесным посланником, так вовремя ниспосланными их Первородной самкой своему роду. Голос размеренно звучал весь оставшийся день и всю ночь, переплетаясь с дивными, никогда не слыханными аборигенами мелодичными звуками, которые то затухали и растворялись, то крепчали и поглощали всё вокруг.
А на следующее утро, скатившийся с вершины горы булыжник, сдвинутый со своего места неведомым зверем, размозжил голову, не к месту возжелавшей возвращения власти, главной заговорщице, когда мать рода выползла из пещеры встречать светило. Оставшийся без главаря род требовал мудрого руководства. Этим обстоятельством не преминул воспользоваться пришелец. Выполняя завет Первородной самки, он, пресекая внутриродовую междоусобицу в борьбе за власть, возложил нелёгкое бремя руководства родом на себя. Столпившийся у остывающего тела главной самки весь род услышал Глас Первородной самки с коротким, но емким наставлением:
- Всем слушать Посланника Неба и покоряться. Кто возражает, да будет съеден.
После таких знаков, уже никто в роду открыто не роптал против главенства серого чужака, который продолжал планомерно претворять в жизнь свой план по захвату планеты.
- Отныне мы не едим своих, а погребаем их тела в земле. В глубине центральной пещеры вырыть яму в рост погребаемой для помещения тела,- во всеуслышание объявил Посланник.
Новые традиции безжалостно вламывались в доселе размеренную жизнь рода. Лишь наличие запаса мяса косуль удержало почтенных членов рода, то бишь, наиболее сильных и хитрых ловцов, от открытого неповиновения такому бездарному руководству: нельзя же так пренебрежительно относиться к еде.
- Самкам собраться около меня,- не давал спокойствия роду Посланник.
Предстояла селекция породы. Из полтора десятка женских особей детородного периода он бесцеремонно отобрал двух самок с наиболее выдающимися формами. Остальные, повинуясь едва заметному небрежному жесту руки, кто с завистливыми, кто с брезгливыми, а кто с откровенно испуганными, но абсолютно все с понимающими физиономиями, вернулись к выполнению повседневных обязанностей: осмотр волос и поиск гнид в головах парнёров. Испуг и брезгливость на лицах самок был вполне понятен и объясним: пришелец до сих пор не снял защитную оболочку, под которой была укрыта его истинная личина. На планете, как показали анализаторы внешней среды, было не вполне комфортное для организма Серого соединение кислорода с азотом. Причём, в опасной пропорции, из-за которой продолжительность активной жизни резко сокращалась при длительном вдыхании этой смеси. Так, что пока он не найдёт противоядия, или, хотя бы, нигилизатор вредных последствий, вдыхаемый воздух будет продолжать преобразовывать аппарат жизнеобеспечения. Аборигены принимались во внимание, лишь, как средство достижения цели. Из всего живого на планете, как он знал по опыту, они были наиболее пригодны для добычи золота. Аналогичные виды успешно использовались биоисследователями на двух предыдущих планетах.
- На рассвете выступаем в Поход. Кто не будет готов, составит компанию мамке рода. Будет разгонять её скуку и одиночество,- поставил он перед родом новую вводную, удаляясь в пещеру, некогда занимаемую, безвременно ушедшей предводительницей.
Но насладиться молодыми услужливыми самками биоисследователю не пришлось. Едва он прикоснулся к молоденькой, отчаянно дрожащей самке, как из глубины дальней пещеры раздались крики ужаса, быстро переросшие в отчаяние, перемежаемое предсмертными хрипами, а затем, из темноты подземелья выбежала толпа смертельно бледных самцов. Лишь двое из двух десятков, отступали с копьями в руках, с трудом отбиваясь и сдерживая на расстоянии прыжка огромного, в полтора их роста, хищного зверя. При рытье ямы, выброшенные ловцами камни весьма чувствительно угодили по носу мирно спавшего в темноте пещеры страшилища. А после того, как прилетевшим следом увесистым булыжником едва не был сломан огромный жёлтый клык, лохматый соня рассвирепел от беспардонности своих конкурентов и, завывая во всю мощь своего горла, что под сужающими сводами пещеры звучало втройне угрожающе, бросился на обидчиков. Бедолага, замешкавшийся в наполовину вырытой яме, а им оказался хилый загонщик, у которого почившая самка получила сведения о роковой охоте, опередил мамку рода и, навсегда упокоился в предназначенной для неё яме. Хищник одним ударом лапы походя перебил ему позвоночник. Оставшиеся защитники рода, вопя о постигшей каре за нарушение уклада жизни, разбежались в поисках спасения по ближайшим пещерам. Сын погибшего на охоте предводителя и его родной дядька по материнской линии нашли в себе мужество сдерживать нападение хищника, который окончательно проснулся и в полную силу приступил к мести. Длинный хвост звучно молотил по стенам пещеры, выбивая мелкие камни и пыль. Мускулистое поджарое тело сжалось, изготовившись к решающему прыжку. Глаза завораживающе злобно блеснули в темноте, суля неминуемую и быструю смерть безумным храбрецам. Остро отточенные когти, с силой прочерчивали глубокие борозды в земле, а из камней высекали искры огня, которые веером разлетались и гасли далеко позади зверя. Появление новой двуногой жертвы, спешившей на помощь едва отбивающимся голотелым, не изменило планов нападающего, в раскрытой пасти которого блеснули клыки.
Озарившая пещеру молния и раскатистый гром погасили атаку зверя в последний момент перед, несущим неминуемую смерть ловцам, прыжком. В огромной мохнатой башке хозяина пещер образовалась дымящаяся дыра. Смерть была настолько неожиданной и мгновенной, что ярость не успела погаснуть в его глазах, навеки застыв в жёлтых зрачках зверя. Упавшие разом с поверженным хищником ловцы с опаской оглянулись на неожиданную напасть и облегчённо перевели дух. Посланник небес, отец и предводитель рода, перешагнул через их чумазые, лоснившиеся от липкого, вонючего пота, тела и заинтересованно разглядывал редкостный экземпляр добычи.
- Шкуру снять. И смотрите, пасть не повредите. Чтобы вместе с клыками,- строго-настрого повелел он бледным храбрецам и удалился под восторженное причитание спасённых.
Эти двое, Серый был уверен, отныне будут его самыми преданными сторонниками. Посланник набирал авторитет. По воле случая, сперва - среди самцов, а теперь пришла пора возвращаться к самкам и заложить в них не только основу для слухов о его сверхспособности, но и семя будущих членов рода.
Всю ночь своды подземелья оглашали всхлипы и сладострастные стоны избранных самок, чередой сменявших друг друга. Разохотившийся Посланник вошёл во вкус и не ограничился отобранным товаром, пропустив через свою пещеру всех самок рода. Особо понравившиеся ему испытали его силу по несколько раз и едва смогли на раскоряченный ногах покинуть под утро его обитель плотской любви. На устрашающую маску-личину пришельца уже никто из оплодотворённых не обращал ни малейшего внимания. Отныне и они были готовы беспрекословно повиноваться желтоголовому, как стали именовать его между собой женские особи рода.
Появление над горизонтом разгорающегося светила и завершающий слезливо-счастливый всхлип последней, в череде покрытых за ночь, самки совпали, знаменуя новый этап жизни рода.
Посланник вышел из пещеры к сгрудившемуся беспорядочной толпой на поляне роду. То ли никто из них не захотел быть погребённым в яме, то ли они всю ночь так и простояли на поляне покорённые исходящим из его пещеры визгом. Не обращая внимания на оживлённо обменивающихся впечатлениями ночных утех осчастливленных товарок и злобно-завистливые взгляды мужской половины рода, он едва заметным движением пальца подозвал двоих ловцов, чьи никчёмные жизни были невольно им спасены накануне.
- Вы, двое, что достойно вели себя вчера, защищая меня от зверя. Будьте отныне постоянно со мной. Сет и Асет.
Озвучивая свою волю, он величественно возлагал на левое плечо каждого из вновь наречённого, свой жезл, изрыгающий смертельные гром и молнию по его повелению.
Мышцы отмеченных пришельцем самцов горделиво вздулись от признания их заслуг в присутствии единокровников. С подобострастным обожанием они уставились на Посланника неба. Последовавшая речь предводителя рода враз вернула их с вершин признательности в земную грязь.
-Если, вы, не ткнётесь лбами в грязь передо мной, в глубокой признательности от проявленной мною милости, вас, как и других, посмевших стоять передо мной, постигнет кара.
Из жезла вылетел несущий смерть луч света. Посланник, под удивлёнными взглядами рода, держа оружие на уровне пояса, медленно направил луч на дерево, росшее справа от выхода из пещеры. Перерезанное лучом надвое дерево завалилось на землю. Луч смерти медленно описывал полукруг, неотвратимо приближаясь к столпившимся сородичам, заворожённо таращащихся то на луч, то на его повелителя.
- Всем пасть ниц!- умудрённый опытом Асет падая, увлёк за собой племянника и прижал Сета к земле.
Члены рода бухнулись следом зав ними на землю в страхе закрыв глаза. Умение безропотно повиноваться в минуты опасности не раз спасало им жизни. Тех, кто трудно соображал, давно съели. Луч смерти очертил полукруг по поляне и не найдя жертвы погас.
- Отныне вы всякий раз будете так приветствовать, завидев меня. На меня не пялиться. Кто взглянет, тот – потеряет жизнь. Кто останется стоящим при мне, тот – потеряет жизнь. Сет и Асет, можете встать и – за мной. Остальные встанут, когда я удалюсь от их взоров. Так будет.
Проговорив новые правила жизни, Посланник направился к деревьям. Сет и Асет поспешили за ним, почтительно держась позади. На внутреннем экране защитной оболочки ясно было видно, как по мере удаления, облегчённо задвигались тела на поляне. Вот первая косматая черноволосая голова нерешительно оторвалась от земли. Более осторожные косились на неё, остерегаясь вставать, помня новые обычаи. Не оглядываясь и не прерывая движения, Посланник направил жезл назад за голову и прицелившись через экран на дерзнувшего, произвёл смертельный выстрел. Кровавые ошмётки того, что ранее было содержимым черепной коробки, облепили лежащие вблизи тела, заставив всех судорожно вжаться в землю. Отныне, Посланник мог быть уверен, что нововведённые правила нарушаться не будут.
- Вам, - не оборачиваясь, он обратился к сопровождающим настолько тихим голосом, что Сет и Асет, опасаясь пропустить хотя бы слово, затаили дыхание, следуя за ним на цыпочках.
- Два этих ствола, очистить от веток, положить так и так,- небрежно очертил он в воздухе жезлом.
- Поперёк скрепить ветки. Устлать мягко, - продолжал он.
- По краям вертикально закрепить ещё очищенные стволы в мой рост. По сторонам их переплести ветвями, оставив проход. Накрыть сверху, чтобы не протекало. Скрепить крепко, чтобы можно было переносить трёх, нет, четырёх самых могучих охотников.
- Зачем? – опрометчиво перебил Посланника неопытный Сет и тут же поперхнулся.
Получив жёсткий удар локтем в живот от усвоившего урок Асета, он согнулся от мучительной боли, едва теряя сознание. Лишь это спасло его от неминуемой гибели. Луч смерти беззвучно промелькнул над ним, наголо сбрив клок волос с макушки дурной головы.
Раздосадованный промахом, Посланник развернулся и направил жезл на хекающего Сета.
- Помилуй, Пришелец небес, - свалился Асет под ноги хозяина.
- Наказание должно быть приведено в исполнение. Оно лишь отложено. Сообщите, когда будет готово моё походное жилище,- указал он Асету.
Сет наконец-то смог справиться с приступом боли и бухнувшись в ноги Серому с бескровным лицом молча выслушал свой приговор.
Довольный реакцией Сета, Серый удовлетворительно кивнул и отвёл жезл в сторону.
- Правильно. Отныне всем слушать меня не вставая.
И пристально оглядев молодое, мускулистое тело, едва прикрытое полоской шкуры, серый пришелец похотливо прошелестел:
- Иди ко мне, зверёныш. А ты – проследи за приготовлением ковчега.
Не замеченный ранее в проявлении слабости, мужественный самец, стыдливо пряча взор с каменным лицом не вставая с земли, задом уполз исполнять повеление. Всеми силами он заставлял себя не слышать, чем занимается Повелитель с его племянником.
7
Утренняя свежесть, остро ощутимая на полуголодный желудок, подняла юношу задолго до появления в небе светила, когда сумрак ночи уже отступил за горизонт под натиском неуловимо проявляющегося белого света - предшественника зорьки. Марево холодного тумана дрожало над низинами плоскогорья, медленно оседая прозрачной изморосью на окружающей местности. Изредка раздавались голоса птиц, жизнерадостным призывным пением ускоряющих приход света и тепла. Стараясь не разбудить и лишний раз не нервировать будущего, мирно посапывающего хищника, юноша осторожно высвободился из плаща и укрыл им питомца. Захватив посох и, зябко дрожа от утренней сырости, старательно скрадываясь, он отправился на поиски пропитания. Пригнувшись и уменьшившись вдвое своего и так небольшого росточка, юноша от куста к кусту передвигался к заветной цели. Путь его лежал к могучему необъятно-раскидистому дубу, до которого они так и не дошли накануне. Азартная надежда добыть в густых ветвях пернатую добычу учащала его сердцебиение и сбивала дыхание, а густые слюни обильно переполняли рот. Юноша достиг далеко протянувшейся листвяной лапы дуба, когда вдруг тишина воздуха неожиданно разорвалась громким противным стрёкотом. Неутомимо горланящее чёрно-белое пернатое создание пронеслось над незадачливым охотником, перелетая с ветки на ветку, предупреждая о нежданном враге всех обитателей дерева и округи. Раздосадованный человек взвыл в голос от горького разочарования. Вторя ему, синхронно забурлил возмущённый желудок, которого явно не устраивала перспектива жить впроголодь. Юноша безуспешно осмотрел ветки дуба в поисках гнезда наглого пернатого и, не обнаружив его, обречённо направился обратно к пещере, где от несносного стрекота неминуемо должен был проснуться питомец. Подходя к провалу в пещеру, он услышал подозрительно громкую возню, доносившуюся из-под земли, как раз оттуда, где он оставил своего спящего подопечного. Украдкой заглянув внутрь пещеры и, сразу осознав происходящее, он, забыв про грозный посох в руках, испуганно-истошно заорал во всё горло, ни в чём не уступая пернатой горлопанке. Чёрно-рыжая тварь с продолговатым туловищем, длинной узкой мордой и ещё более длинным голым хвостом решила полакомиться беззащитной на вид, а потому вдвойне лакомой добычей. Но, голенастый уродец, хоть и оказался впервые в непосредственной для жизни опасности, сумел явить не абы какое присутствие боевитости своих предков – повелителей мира. Инстинктивно угрожающе надуваясь и издавая шипяще-хрякающие звуки, он резво щёлкал острозубой мохнатой пастью в сторону чёрно-рыжего агрессора. Нападавшая голохвостая тварь, заслышав внезапные вопли подоспевшего к добыче защитника, отпрянула в сторону и на мгновение замерла, оценивая резко изменившееся соотношение сил. Это оказалось роковой ошибкой: маленькое голенастое чудище в броске вцепилось пастью поперёк мохнатого туловища. Раздался смачный хруст перекушенного хребта, навсегда прекративший извивания остромордого агрессора. Ошарашено глядя на безжизненный труп, вообще–то привлекательного, если не принимать во внимание мерзкий голый хвост, чёрно-рыжего хищника, юноша с радостным облегчением влетел в подземелье, справедливости надо заметить, не с первого раза попав в узкий проём входа. Пинком отбросил получившего своё, пусть и не совсем то, на что он первоначально рассчитывал, хищника, он в покаянии припал на колени перед новоявленным победителем.
- Да, ты - воин,- молвил в благоговении паренёк, прижимая к себе питомца, виновато-старательно избегая укоризненного взгляда бездонно-изумрудных глаз, и перебивая обличительно-укоризненный хрякающий выговор.
- Прости, прости, теперь, куда бы ни шли – только вдвоём, как одно целое,- тараторил юноша.
Он медленно приходил в себя от пережитого, запоздало осознавая ужас, чуть не постигшей его потери. Чувственные слёзы мокро проступили у него на глазах, характеризуя благополучное разрешение допущенной им ошибки.
-Да, что это я, ты, наверное, проголодался. Я сейчас, сейчас, - залебезил он перед питомцем.
Подняв валявшуюся добычу, юноша с помощью каменного скола проворно и ловко снял шкурку. Мелко порубив кусочки мяса, он, с любовной нежностью глядя на умиротворённо похрякивающего на его руках воинствующего младенца, привычно разжевал мясо и вложил лакомство на услужливо далеко высунутый язык, удачливо избежав соприкосновения с мокрым и весьма сомнительным удовольствием.
- Послушай, как ловко ты его уделал, - с внезапным озарением обратился он к питомцу, пережевав пару кусков парного мяса. Он во всех подробностях вспомнил битву и хладнокровный меткий выпад, который теперь уже никак не походил на случайность. Он взял питомца на руки и вплотную приблизил хвостатое существо к лицу.
- Да, вы, батенька, плут, как я погляжу. Можете убивать, можете и плоть жевать, причём, не брезгуя и, даже, глотать её вместе со шкурой. А я то, наивный дурень, изо рта его кормлю-пою, до боли в скулах куски мяса пережёвываю, слюнями давлюсь, лишь бы не дать младенцу умереть,- обличительно- укоризненно вымолвил прозревший юноша прямо в восхитительные глаза питомца.
Расположенные напротив изумрудные глаза едва не выпали из своих орбит, а сознание юноши вновь, как и в первый раз, окатила нежно-тёплая волна, но в этот раз, в ней отчётливо проступало искреннее негодование.
- Ты сам этого хотел, тебе же нравится. К тому же я расту и растёт моё умение. Ты не можешь обижаться на меня за это, мама.
- Какая я тебе мама, - отпрянул юноша.
- Я говорил тебе, что я не твоя мама. Вот беда, я, вообще не мама и никогда ей не стану и не смогу стать, - ударился в запутанные пояснения только что признанный родитель. Отодвинув от себя умилительно молчащее чудовище, он осмотрел его.
Надо заметить, что на кроваво-мясной доброкачественной пище питомец рос не по дням, а по часам и, несмотря на их непродолжительное знакомство, за это время заметно подрос и поправился. На спине мохнорылого явственно проступали два симметричных бугорка наметившихся крыльев. Шелковисто-золотистый густой пушок плотно покрывал маленькое чудище с ног до головы. Окончив осмотр родитель, подгоняемый раздразнённым желудком, выставил питомца наружу из подземелья и выбрался следом. Охота за пропитанием продолжалась.
За время прошедших событий светило успело подняться над горизонтом и окончательно осушить туман, ознаменовав наступление нового дня испытаний для всех переживших ужас катастрофы.
Зов природы обострил у поголовья счастливо выживших инстинкт продолжения рода и неумолимо подвигал их на немедленное воспроизводство потомства. Судя по опустевшим земным просторам, этим всем выжившим счастливцам предстоял упорный труд на почве нового заселения видимого мира своей обновленной породой. Немногочисленные отдельные представители выживших тварей ускоренно рыскали по округе, оглашая воздух разнообразными животными звуками брачного песнопения, не забывая всюду оставлять свои пахучие метки, очерчивая на будущее, как можно шире, круг жизненных интересов.
В поисках пищи парочка увлечённо обшаривала плоскогорье, наперегонки набрасываясь на ящериц, млевших брюхами на разогретых камнях. Неутомимо бьющая из найдёныша энергия, изначально присущая всему молодняку, заставляла его резво шмыгать по округе на голенастых лапах, едва удерживая на поворотах равновесие отмашками длинного хвоста. Не удаляясь от недавно обретённого родителя, он липким языком старательно проверял скальные расщелины, выискивая лакомую мелочь. В конце концов, то ли растеряв под жаркими лучами светила весь свой охотничий азарт, то ли обожравшись, молодой неокрепший добытчик быстро притомился. Он начал старательно путаться под ногами и умоляюще заглядывать в глаза. Изумрудный взгляд неотступно преследовал юношу. Просительно похрякивая мохнарылый убеждал приёмного родителя взять его на руки или, пристроить за пазуху, где бы он мог передохнуть, чтобы, затем, с новыми силами оказывать всемерную помощь. Оглядев свою, невесть какую, добычу из десятка тушек ящериц, паренёк добродушно ворча, только для того, чтобы, не забыть человеческую речь, пристроил за пазухой живой комок и вернулся к одинокому дубу. Сыроедение порядком надоело ему. Пора было добывать огонь. Все его попытки заполучить живительное пламя с помощью всех известных ему средств, будь то старательными ударами камнем о камень, или длительным трением сухих веточек, ни к чему толковому не привели. Сухие травинки упорно не желали возгораться ни от мелькавших от столкновения камней желтоватых искр, ни от нагретых от кручения-верчения сухих веток. В результате бесплодных усилий он приобрёл лишь сбитую кожу на пальце и кровавые мозоли на ладонях, после чего бросил это неблагодарное занятие. Под заинтересованным взглядом пузатого лежебоки, проснувшегося от шума творческого процесса под сенью раскидистого дуба, юноша приступил к процедуре свежевания тушек и кормлению молодого, оттого и много жрущего, питомца. Устав от усилий, затраченных на пережёвывание и заглатывание сыро-вяленой мелочи, потомок повелителей мира, уткнувшись носом в плащ, вновь смиренно отошёл ко сну.
В очередной раз перекусив сырым мясом юноша, воодушевлённый примером мерно сопевшего друга, периодически громко портившего воздух, в свою очередь разморился и вознамерился поваляться на спине для послеобеденной борьбы со сном. Однако, от знойной жары в безветренной тиши он быстро покрылся липким потом, отчего лицо, под заросшей за эти дни непривычно длинной щетиной, начало нещадно чесаться. К тому же, привлечённое запахом пота, вскоре над ним роилось плотное облако мелко-летучих насекомых, желавших получить свою порцию, исходящего от него, ароматного, с их точки зрения, нектара. Прихватив свою амуницию и потяжелевшего соню, парень побрёл осматривать территорию. В небольшой низине, украшенной густыми зарослями, он набрёл на небольшое озерцо с прозрачной родниковой водой. Рассудив, что кто спит, тот пить не хочет, юноша сложил груз на берегу, нетерпеливо опустился на четвереньки и начал лакать воду, как дикий зверь. Жадно утоляя жажду, он не заметил, как медленно заскользил конечностями по глине и, с плюхом окунулся в водную глубь. Податливая глина на дне озера была мягко-скользкой на ощупь и приятно холодила кожу. Помимо воли оказавшись в воде, юноша сбросил нехитрую одежду и с ожесточённым удовольствием несколько раз остервенело натёрся глиной, пока порозовевшую кожу тела не стало слегка пощипывать. Омывшись, он выбрался на берег и попробовал сколом камня соскрести с лица надоевшую растительность, но отросшая молодая поросль выдержала натиск. Решив усовершенствовать процесс, он снова намазал скулы густым слоем глины, под которым полностью скрылась редко наметившаяся бородка. Его усилия не пропали не замеченными и от устроенной им возни проснулся мохнарылый питомец. Узрев перед собой непривычное, ранее не виданное взъерошено-покрасневшее лицо новоприобретённого родителя, приёмыш, хоть и не помнил за собой вины, но на всякий случай, канюча расхрякался, наперёд испрашивая для себя милость и прощение у внезапно переменившегося в обличье единственно родного создания. Пришлось прервать процедуру личной гигиены безрезультативной лекцией о её необходимости. Внимательно вслушиваясь в поток слов, найдёныш по-прежнему недоверчиво сторонился юноши, не поддаваясь ни на какие уговоры. Дискуссия затягивалась, а стороны всё не могли достигнуть согласия. Нетерпимость молодости проявилась раньше и потомок Великих уже сам стал, выгибая шею, шипя угрожающе похрякивать, настойчиво требуя вернуть для него прежне-любимое привычное обличье юноши. Но тот, желая отвлечь неразумного, перешёл от слов к делу и, демонстрируя, что ничуть не сердится, соорудил из огромного листа, одного из многих, растущих по всему берегу, воронку, с помощью которой, с горем пополам, напоил уклоняющегося неверующего.
За время переговоров глина на лице юноши от дневной жары ссохлась каменной маской, под которой больно стянуло кожу. Всё ещё разгорячённый, после дискуссии с потомком давних правителей мира, его наставник, пробуя на ощупь маску, неосторожно сковырнул со скулы кусок глины вместе с волосяной порослью. Запоздалый невольный вскрик лишь отчасти смягчил острую боль, но результат был, как говорится, налицо. Кожа под отвалившейся глиной была, как у младенца. Красота требует жертв и после недолгих колебаний юноша, стиснув зубы, под подбадривающее с берега хряканье, в несколько приёмов содрал глину с лица и окунулся с головой в живительную прохладу водоёма.
Выбравшись из воды, дрожа всем телом от холода, он и на берегу не мог избавиться от проникшей во всё тело стылости. Глубоко на дне водоёма бил холодный ключ, а то и не один.
За время процедуры, погода резко переменилась. Невесть откуда залетел и порывисто задул ощутимо прохладный ветер. Под его настойчивым давлением окружающие водоём тонкие деревца тихо шумели переплетёнными ветвями, на землю с глухим стуком осыпался сухостой, излишне проросшие листья и неспелые ещё плоды. Маленькое чудище, обеспокоенно вертя мордой и мелко подрагивая всем туловищем, выискивало убежище от сыпавшихся сверху нежданных даров природы. Стараясь избавиться от напасти, сообразительный малый попытался скрыться под брошенным юношей плащом. Когда же юноша проявил неожиданную чёрствость и натянул плащ на свои дрожащие плечи, нескладное недоразумение зашлось в таком обиженно-шипящем хряканьи, что его напарник поспешил укрыть его у себя за пазухой. Подобрав своё нехитрое вооружение, парень, укрываясь от ветреной непогоды, поспешно полез наверх, в глубь зарослей, с трудом продираясь сквозь шипы и колючки. Не углубляясь далеко в чащу, он нашёл небольшой укромный закуток, где о ветре напоминал лишь гул над головой и, приступил к обустройству укрытия на случай непогоды. Едва он успел огородить своего питомца густыми ветками, как новый порыв ветра со стороны водоёма донёс до его слуха приглушённый частый топот копыт. Кто-то тоже искал укрытия от непогоды, или решил испить студёной водицы? Вооружившись посохом, как копьём, юноша осторожно выбрался из укрытия. Внизу, на берегу водоёма, испуганно прядая ушами, укрылась от разыгравшейся непогоды молодая косуля. Прислушавшись и не обнаружив ничего подозрительного, она, шумно раздувая ноздри, склонилась над водой. До её шелковистого бока было рукой подать. Добытчик с трудом сдерживая нетерпение, изготовил к удару посох, замер, старательно прицеливаясь под лопатку и, сильно нанёс удар острым концом посоха в лоснящийся бок желанной добычи. Неожиданно-болезненный удар свалил бедное животное с ног. Взбрыкнувшие ноги резко ударили по земле, но лишь скользнули по мокрой глине, лишив косулю жизненно-необходимой твёрдой опоры. Эта задержка дала нападавшему необходимые мгновения, чтобы, не обращая внимания на боль, в прыжке прорваться сквозь изгородь колючек и, навалившись сверху, схватить противника за горло. Озираясь большими влажными глазами на убийцу, косуля, почувствовав смертельный захват на шее, как загипнотизированная покорно замерла, что позволило остервеневшему в азарте охотнику неумело перепилить каменным сколом тонкое нежное горло.
Достигнутый результат охоты переполнял вывозившегося в крови добытчика щенячьей гордостью. При виде шипяще-пенящейся истекающей из шеи косули крови, юноша с трудом удержался, чтобы не припасть губами к ране и не испить животворную жидкость, безвозвратно уходящую в землю. Изумлённый ранее не испытанным состоянием, он медленно остывал от схватки, осваивая доселе неведомые ему чувства. Сквозь охватившее всю его сущность, ранее неизведанное волнительно-горячащее возбуждение, он старательно загонял в глубь своего сознания неутомимо преследовавший его немым укором угасающий взор прекрасных косульих глаз.
- Прости меня, я не мог иначе,- в запоздалом раскаянии обратился он к неподвижному телу косули. Мысленно оправдываясь, перед неизвестно кем, необходимостью есть, чтобы жить, добытчик оттащил тушу за ноги от воды и приступил к разделке, стараясь уловить сквозь гул ветра, что творится в оставленном им укрытии.
Продолжая пребывать в охотничьем упоении, юноша сносно снял шкуру и благоразумно вытянул жилы, потратив на это уйму времени и усилий. Покончив с разделкой туши, он старательно замыл на берегу следы кровавой драмы. Едва добыча была доставлена в убежище, как мирно похрякивающий под родной шкурой питомец сквозь сон учуял запах свежей крови. Широко раздувающиеся ноздри носа умилительно-смешно задёргались в разные стороны, определяя источник вкусности. Широко распахнув глаза любитель поспать, а ещё больше – поесть, моментально перешёл от состояния сна к бодрствованию. Обнаружив добычу, питомец приступил к охотничьим танцам. Припадая на передние лапы, скрадываясь из стороны в стороны, он угрожающе хрякая и старательно топорща, заметно выделяющиеся по бокам хребта, припорошенные пухом бугорки, то приближался, то отпрыгивал от добычи, целиком и полностью поддерживая радостное волнение своей заботливой няньки.
Разделив паряще-кровавую печень, юноша поманил к себе разыгравшегося малого:
- Ешь, Хряка, наминай.
Изумрудные глаза замершего после этих слов ранее безымянного малого остановились на приёмном родителе, осознавшем, что впервые обратился к найдёнышу по, неожиданно пришедшему на ум, имени.
- А что, не нравится, тогда сам предлагай, как тебя называть - чавкая и подтирая подбородок от крови, ответил он на немой вопрос Хряке.
- Вот подрастёшь, тогда и подберём подобающее тебе имя взамен этому прозванью. А пока побудешь Хрякой. А я, я? Вот беда, я не знаю, даже как меня звать. А ещё пошёл по Пути. Ну, раз пошел по Пути, значит- Путник.
Как бы соглашаясь с нянькой, Хряка, мотнул мордой и кровожадно впился в свой кус печени. Наконец-то, впервые за дни знакомства они наелись от пуза. Насытившись, парочка блаженно развалилась на плаще, где Хряка незамедлительно сонно засопел, смешно подрагивая лапами. Путник, плотно перевязал одной из жил шкуру с припасами мяса и потащил куль запасов обратно к водоёму. Не обращая внимания на холодные порывы ветра и бьющие со дна водоёма студёные ключи, он привязал к припасам камень и укрыл запасы еды под водой. Последствия купания в этот раз были менее ощутимы, несмотря на усилившийся во второй половине дня ветер. Старательно избегая острейших колючек, он вернулся к убежищу, где застал всё ещё сопяще-похрякивающее во сне маленькое чудовище. Выломав торчащий из земли остаток всё ещё прочного, как камень ствол засохшего деревца, он, сколом камня, вырубил из него грубое подобие топорища. Пристроив скол к созданному топорищу, юноша, пыхтя от усилий и стараний, накрепко связал их вместе и с удовлетворением оглядел созданный им топорик. Пробуя, он пару раз взмахнул им крест - накрест. Топорище удобно лежало в крепко обхватывающей неширокой ладони. Оружие напрашивалось на немедленное применение. Услышав шорох, Путник резво развернулся на подозрительный в зарослях шум, изготовив топор. Из-за листьев на него изучающее глядел, невесть откуда и как здесь появившийся, голубь. Юношу поразил непривычный окрас его оперения. Левая половина птицы была иссиня –чёрного цвета, правая – белоснежная. Такая расцветка, всплыло из подсознания, присуща переносчику глубинных знаний – вестей из другого мира. Их посетил Вестник, связующий миры. Поворачивая голову, птица внимательно осмотрела его и привлечённая крохами мяса, неспешно вышла из своего укрытия. Изящно кланяясь голубь неспешно поклевал и также неспешно отошёл в сторону, где нахохлившись замер. Путник и проснувшийся будущий повелитель, не зная, как им на это реагировать, молча внимали развернувшемуся перед ними действу. Видя, что птица не обращает на них никакого внимания, они ответили ей тем же. Сумерки покрывали чащу. Ночь предстояла беспокойная, непогода усиливалась. Путник наломал веток для утепления ложа и усилил навес.
Пристроившись на ветках под плащом, юноша, обхватив Хряка, с сожалением вспоминал о безжалостно убитой им косуле, как он неумело-безжалостно рвал сколом камня бархатисто-нежное горло жертвы. Почему, чтобы выжить, надо кого-то убить?
Постепенно ветер стал затихать. Неожиданно потеплело, но ненадолго. Листья деревьев вновь зашумели, но уже не от ветра, а под ударами, сперва редких, затем всё учащающихся капель дождя. Через мгновение с неба истекал настоящий ливень. Под ветками лежбища неразлучной парочки робко нащупывая свободный путь, заструились одиночные ручейки. Голубь заворочался, перебираясь с земли на ветку дерева, подальше от воды. Вдруг, доселе непроглядная тьма небосвода озарилась ослепительной вспышкой. На короткий миг всё укрытое ночной мглой явилось миру. Но, уже в следующее мгновение непроглядный мрак укрыл местность. Округа замерла в напряжённо-звенящем ожидании. Куда-то пропал шум дождя. Казалось, что капли напряжённо зависли в воздухе. Запоздалый оглушительный треск разорванного пространства, до бесстыдного унижения, обнажил всю ничтожность и беззащитность видимого мира перед непонятно-яростной мощью, проглянувшего сквозь тучи с небес, хаоса, походя напомнившего о днях его безграничного господства на просторах планеты. Крупно дрожа, испуганный Хряка скрылся в тёплых объятиях всемогущего приёмного родителя, откуда изредка похрякивая безнадёжно просил прекратить это действо. Стало светло, как днём. Вспышки озаряющих молний наперегонки следовали одна за другой. Оглушающие раскаты грохочущих небес безжалостно вбивали в землю всё живое. Воздух стал остро свеж. Далеко на вершинах скал замерцали крохотные огоньки. Под настилом убежища невольных пленников стихии угрожающе понеслись целые потоки воды. Спасаясь, промокший до синеющего сквозь слипшиеся перья тельца, голубь перебрался под накидку к Хряку и Путнику. Троица, прикрыв в испуге глаза, в полудрёме обречённо пережидала непогоду.
Лишь под утро небо начало медленно освобождаться от низко грохочущих туч, что спешно уползали за далёкую горную гряду. Ночь миновала и все остались живы. Проснувшись на зорьке, Путник не обнаружил Вестника. Лишь чёрно-белое пёрышко на плаще, как непонятный знак рока.
7
С облегчением вслушиваясь сквозь остатки дрёмы в постепенно затихающее вдали громыхание, Путник мучительно терзался между необходимостью встать с прогретого лежбища для проверки сохранности мясных припасов и расслабляющей ленью, никак не желавшей покидать его бренную оболочку. Помощь пришла с неожиданной стороны: сверху оглушительно застрекотало. Чёрно-белая грация, перелетая над их ночлежкой с ветки на ветку, оглашено разрывалась в своём старании раскрыть всем диким обитателям убежище плотоядных заблуд. Хряка, не желая просыпаться после беспокойной ночи недовольно сопя заворочался и, постарался лапами закрыть свои полукруглые уши. Ничего не поделаешь, надо было вставать. Аккуратно, чтобы не растормошить питомца, юноша встал и вздрагивая от падающих на шею с листьев неприятных, мокро-холодных капель, пробрался к водоёму, который от дождя разлился по всей окружающей поляне, затопив её чуть ли не полностью. После нескольких неудачных попыток, от которых замирало сердце, он с облегчением нащупал посохом придонные запасы завёрнутого в шкуру мяса. Над чащей вновь пронеслась стрекочущая неуёмная птица, после чего, сверху с неожиданным треском напоследок так громыхнуло, что полусонный, не полностью проснувшийся Путник, охнул и грохнулся в ключевую воду водоёма. Беспорядочно-энергично двигая всеми конечностями, ворча непонятно-бессмысленные всплывшие из подсознания короткие и ёмкие фразы, враз распрощавшийся и со сном, и с ленью отрок резво выбрался на берег. В той стороне, где грохнуло, перебивая наступающий на заросли утренний свет, отблёскивало неровным свечением пламя огня. Пожар разгорался нешуточный, жаркий, а грозил стать всепоглощающим. Путник торопливо вернулся к питомцу. Не церемонясь, он быстро сгрёб свои пожитки в охапку вместе с ничего не понимавшим соней. Не обращая внимания на его недовольное хряканье и градом сыпавшиеся с растревоженных веток крупные холодные капли, столь же резво продрался сквозь рощу к очагу пожара. Впереди на небольшом взгорке мощно полыхало охваченное огнём одинокое могуче-стройное хвойное дерево, расщеплённое молнией. Опаливающий жар свирепого огня доставал до выбравшихся из чащи друзей. Моментально просохший Путник опустил на землю присмиревшего Хряка, вдумчиво впитывающего происходящее. В изумрудных глазах его подопечного плясали отблески багрового пламени пожара, своеобразным отражением которого являлась вьющаяся шерсть потомка древних властелинов, столь похожая на застывшие багровые язычки пламени, рассыпавшиеся по всему туловищу. Путник подивился непонятно возникшему сходству живого огня, вмиг охватившего полностью всю крону дерева, с внешним видом своего найдёныша, словно они были родичами, что произошли в глубине веков от одного далёкого, но общего предка.
Жар становился невыносимым. Отступивший под его натиском Путник спиной упёрся в колючие ветки зарослей. Дальше отступать было некуда. Сверху вновь раздался неуёмный стрёкот чёрно-белой птицы. Юноша уже собрался вернуться к водоёму, когда яро пылавший, расщепленный ствол дерева, натужно затрещал у корневища. Половинки ствола, оставляя за собой огненно-искрящий след, повалились в разные стороны и с шумом завалились на землю. От удара, ввысь лихо взметнулись неисчислимые миры искр, очерчивая ауру полыхающего огня, после чего пламя стало быстро стихать. Перед изумлёнными взорами друзей, на месте могучего дерева, возвышался явленный миру меч, остриём клинка погружённый в подпаленное узловатое корневище.
- И что бы это значило ? - Путник озадаченно посмотрел на, ничуть не удивлённого этим событием, мелкого напарника.
- Откуда он там взялся, кто его там схоронил? – продолжал ошарашено вопрошать хрипловатым голосом отрок.
- Спроси лучше, кто явил его нам и с какой целью,- едва ощутимо колыхнулось в его сознании.
Осторожно приблизившись к необычной находке, юноша с восхищением осмотрел меч, обойдя вокруг чуда и опасаясь прикасаться к нему. Грозное оружие было красивым и одновременно устрашающим. Серо-голубое лезвие с долом вспыхивало оранжево-багровыми переливами, обнажая прядевый узор материала, из которого был изготовлен изящный клинок. Червлёно-рельефная рукоять меча с замысловато-растительным узором сама просилась в ладонь. Удерживаясь от искушения, Путник спрятал руки за спину. Отточенная простота исполнения говорила о недюжинном таланте мастера, изготовившем это совершенное орудие убийства. Юноша обратил внимание на неуловимо знакомый, размещённый около перекрестья, рисунок-клеймо в виде горы с тремя вершинами, из которых срединная возвышалась над боковыми, а под её основанием разместился овальный контур озера. Не устояв перед восхитительным оружием, он осторожно взялся за рукоять, которая неожиданно оказалось приятно прохладной на ощупь. Напрягшись, Путник потянул меч на себя, сперва осторожно, затем всё усиливая и усиливая мощь, однако меч оставался неподвижным. Войдя в азарт раздосадованный отрок стал расшатывать меч в корневище, однако лезвие лишь упруго гнулось, касаясь земли и энергично разгибалось в прежнее вертикальное положение, когда он отпускал рукоять, но не желало покидать свой схрон. Удерживающее меч корневище дерева, которое он попытался рубить, не уступало по прочности камню, из которого был сделан топор. Устав от безрезультатных усилий, юноша присел рядом с мечом, рассматривая внутреннюю поверхность слабо догоравших половинок дерева и, постепенно смог заметить в древесине поперечное вкрапление инородного материала, располагавшееся недалеко от центра ствола по кругу с диаметром приблизительно равным ширине клинка. Из подсознания всплыло туманное видение, как седой, всё ещё могучий, но весь израненный воин, предчувствуя скорый уход из этого видимого мира, расходуя последние силы посадил для потомков вывернутый в пылу битвы, пробивающийся к светилу, росток. Завершая свой последний подвиг в этом мире, воин привязал ствол ростка к вонзённому в землю побратиму-мечу и окропил корни деревца своею кровью.
Хряка смирно сидел в стороне от огня, не мешая потеть приёмному родителю, терпеливо ожидая, когда же Путник закончит свой непонятный, но видать, жизненно важный ритуал. Обеспокоившись, что двуногий напарник всё это время тешил лишь одного себя и, боясь пропустить время кормления, мохнарылый подбежал, вихляя худосочным задом, и больно ткнулся носом в голый подбородок расслабленно сидевшего опекуна. Бесцеремонно прервав уход юноши в марево прошлого, питомец решительно вернул его в суровую действительность.
- Вы, как всегда правы, мой мудрый повелитель, мечтаниям лучше предаваться на сытый желудок,- потирая ушибленный подбородок молвил вставая отрок.
- А меч нас подождёт,- завершил он свои мудрствования.
Не желая продираться сквозь колючки, друзья обошли вокруг зарослей и прошлёпали к водоёму, скрывавшему их припасы. Чтобы вытащить шкуру с мясом Путнику вновь пришлось лезть в студёную воду. Хряка благоразумно остался у кромки воды. Но ожидание для него было сущей мукой. Нетерпеливое переминание с лапы на лапу быстро переросло в замысловатые пируэты бессловесной формы беспокойства от том, как бы его приёмный родитель не заронил даже кусочка вкуснятины.
- Какой нетерпеливый. Подождёшь, пока я горяченького не сварю,- проворчал машинально Путник и замер.
Из мяса можно сварить похлёбку. Но, надо что-то сварганить, в чём её варить. Вновь вспомнил бархатный взор восхитительных глаз косули. Череп! В нём можно вскипятить воду, сварить мясо.
Загрузившись припасами и мокрым питомцем, ему пришлось углубиться в заросли и найти ранее выброшенную за ненадобностью голову косули. Торопливо, не обращая вниманье на недовольное хеканье питомца, вернулся к огню. На обугленных половинках ствола постепенно угасали небольшие языки пламени. Путник, бросив к мечу доставленные припасы, усадил рядом изрядно проголодавшегося Хряка. Из повсюду торчавших из земли камней он быстро сложил очаг, но жарить мясо не стал. Вместо этого он сунул в огонь голову косули, водружённую на срубленный им кол. Зашипело, по округе распространилась вонь горящей плоти. В ответ на недоумённо-нетерпеливый взгляд питомца отрок мудро пояснил, что он, в отличие от потомка древних повелителей, более привычен к жареному, вареному и пареному мясу, а в черепе косули можно будет сварить бульон, которым он непременно угостит Хряка. Отталкивая локтями нетерпеливо шныряющего вокруг запасов еды питомца, юноша тут же на остатках корневища отжал камнем мясо от сукровицы. Благодарствуя и восхваляя древнего воина, он, воспользовался острым лезвием меча и начал нарезать мясо. Снующий питомец неожиданно ткнул свою лобастую башку под руку приёмного родителя и Путник испуганно одёрнул руку. Кровь быстро закапала из неглубокого пореза на ладони на меч и корневище. Что быстрее впитало её, Путник вряд ли бы смог угадать. Мозг ещё не получил сигнала о ране, а лезвие меча и корневище уже были сухие, без каких-либо следов недавнего кровопролития.
Накормив друга печенью, который тут же у корневища сонно засопел в обе ноздри, изредка издавая протяжные рулады, перемежаемые короткими похрякиваниями, Путник, истекая голодной слюной, пристроил на разгорячённом камне очага несколько ломтей мяса на прожарку. Пока череп косули, распространяя миазмы, обгорел на кострище до кости, юноша успел торопливо забросить в изнывающий в нетерпеливом ожидании желудок подгоревшие, и пусть неумело, но сносно прожаренные куски мяса. Из кострища за окончанием его пира c укором взирал пустыми глазницами до костей обгоревший череп животного. Спохватившись, Путник выкатил череп из огня, каменным топором отделил от него одну челюсть и освободил вторую от зубов. Если бы не трещины в кости черепа, то в импровизированной чаше вполне можно было вскипятить воду, а то и сварить вожделенный бульон. При воспоминании о горячем бульоне, наполненный желудок оживился, показывая, что свободное место в нём ещё имеется, а пока его хозяин, которому он достался по непонятно какому недоразумению, удосужится приготовить горячее, он вновь будет, как обычно, пуст, злобен и активен. Не желая оставлять блаженно сопящего соню, Путник водрузил питомца себе на плечо. Вывалив остатки мяса из шкуры косули он прихватил её с собой вместе с черепом и направился обратно к водоёму. Придерживая на плече Хряка, чтобы тот не свалился спросонья в холодную воду, Путник добрёл по воде к залежам донной глины, которую нагрёб в череп косули, наполнил импровизированный мешок из шкуры ключевой водой и вернулся со всем этим хозяйством к стоянке. Оставленное им мясо оказалось не тронутым, если не считать ополчение муравьёв, густо копошащимся слоем покрывшим все куски. Водрузив раздувшегося от сытости Хряка на землю, юноша, не стряхивая муравьёв, пристроил куски мяса на раскалённые камни очага, а сам, с удовольствием вдыхая разлившийся в воздухе мускусный запах, сел у костра. Обмазав череп косули со всех сторон почти ровным слоем глины, предварительно смешанной с пеплом, он нарастил стенки вновь созданного сосуда, увеличивая его полезный объём. Полюбовавшись на результат своего творчества, юноша пристроил глиняный котёл, сохнуть на огне и подошёл к мечу. Втайне надеясь на чудо, он повторил попытку и потянул меч. Видно от того, что в чудо он верил малой частью себя, в то время, как другая часть его натуры больше полагалась на свою силу, к рукояти меча он приложил всю имеющуюся, без остатка, мощь. Меч неожиданно легко выскользнул из сердцевины корневища, словно из масла. Освобождённый клинок молнией сверкнул в лучах светила, а переусердствовавший Путник, чтобы не приземлиться на недавно зажившую пятую точку, по инерции попятился назад.
- Что значит мясо для мужчин,- горделиво-обрадованно демонстрируя меч разбуженному происходящим Хряку, произнёс он, добавив в продолжение:
- а пролитая кровь для меча-кладенца и охранявших его чар.
Обдумать возникшую мысль он не смог из-за охвативших его неведанных ранее чувств. Меч вздувал его тонкие мышцы, распрямлял неширокие плечи и заставлял горделиво вздымать подбородок, понуждая к немедленному переустройству мира. По-щенячьи ликуя, юноша крест-накрест взмахнул мечом, с холодным свистом рассекая воздух. Стараясь обуздать нахлынувшие чувства, отрок, дрожа от возбуждения, с сожалением осторожно положил меч на корневище. Пора было переворачивать сохнувший в очаге котёл. В результате обжига, глина на черепе прочно схватилась коричневым защитным слоем.
Когда, после длительного и нудного ожидания черепастый котёл остыл на ветру, Путник наполнил его водой, водрузил над очагом и забросил недожаренные куски мяса косули. Сонный Хряка, лениво приоткрыв глаз явно недоумевал, зачем кормить мёртвую голову косули, но сытое брюхо лишало инициативы и он лишь медленно вращал глазным яблоком под прищуренным веком неохотно отслеживая метания приёмного родителя вокруг очага.
Ожидание было символом этого дня. Сварив мутного неаппетитного цвета мясной бульон с густо покрывавшей его поверхность пятнами жира и серой плёнкой, Путник, терпеливо ждал пока варево перестанет обжигать губы и внутренности, чтобы накормить своего питомца и полакомится остатками бульона самому. Несмотря на весьма скромный вид, на вкус бульон оказался восхитительным.
Долго отдыхать приятелям было некогда: мясо закончилось. От немедленного выступления на охоту, удержал меч, который нуждался в приспособлении для безопасного ношения. Поразмыслив, Путник не мудрствуя лукаво, справедливо рассудил, что клинок не будет возражать против ножен из того же дерева, к которому он привык за всю тьму веков, пока хоронился в нём. Из обгоревшего ствола юноша старательно вырубил топором две половинки будущих ножен, по длине чуть более самого клинка и, аккуратно выбрал из них сердцевину древесины. После этого он скрепил полосками шкуры косули две половинки в одно завершённое целое. Из тех же полосок шкуры Путник соорудил перевязь и, после разнообразных попыток поудобнее пристроить меч, определил ему место за спиной. Ножны надёжно удерживали клинок, который при нужде, повинуясь движению руки, легко выскальзывал на защиту хозяина. Каменный топор отрок зацепил на пояс, предпочитая иметь в руках посох. Увидев окончание сборов, к нему, потягиваясь на каждом шаге, приблизился Хряка, всем своим видом демонстрируя готовность отправиться хоть на край света.
- Пора, брат,- согласился с ним Путник и они двинулись в противоположную от моря сторону, тщательно осматривая в поисках добычи разогретые светилом камни. Путь от сгоревшего дерева пролегал по узкой, неизвестно кем и когда протоптанной дорожке, незамысловато петлявшей и неумолимо ведущей по склону холмов в сторону едва угадываемых на горизонте гор. Хряка устал от рысканья по округе и, забежав перед Путником, стал похрякивать и проситься на руки. Это неожиданное препятствие, заставившее юношу замереть как вкопанному перед своим питомцем и склониться над ним, спасло ему жизнь. Осколок скалы, размером с его голову, пролетел над ним, слегка зацепив острой гранью кончики волос.
- Бой,- раздался хрипящий крик, и сверху в Путника полетели новые камни. Первый же из них больно угодил чуть повыше поясницы в позвоночник, отчего отрок болезненно охнув, упал и покатился вниз по склону. Подхваченный в последнее мгновение Хряка оказался грубо, но надёжно зажат в его объятиях. Острая боль заслонила взор, дыхание спёрло. Земля несколько раз поменялась местами с небом. Если бы не встретившейся на их пути колючий густой куст, они дружно катились бы до самого низа холма. Сквозь покачивающие перед лицом ветви Путник затуманенным взглядом обшаривал округу. Увеличивающиеся размытые пятна постепенно оформились в спускающихся к ним с холма волосатых зверолюдей, вооружённых грубо обработанными дубинами.
- Имать,- скомандовало самое большое чудовище и к Путнику направились трое. Лёжа на боку, прикрыв плащом Хряка, юноша видел лишь голые волосатые ноги и огрубевшую, до крови потрескавшуюся кожу на подошвах грязных, голых ступней. Спина взопрела от безысходности. По щеке покатилась крупная капля. Пот, или слеза? Уточнять уже было некогда. Сверху до замершего юноши донеслось чужое смрадное дыхание. Юноша рванул меч из ножен. Едва клинок описал смертельную дугу, он ухватив Хряка, перекатился вниз. Дубина с силой грохнула по тому месту, где только что была его голова. Одновременно, испуганно-болезненный рёв двух лужёных глоток огласил округу так, что в ушах заложило. Серебристый клинок легко рассёк лодыжки ног у двух человекоподобных самцов, обречённо барахтавшихся в кровавой пыли. Когда успел ускользнуть третий, Путник не заметил. Ещё трое дикого вида зверолюдей, ошарашенные отпором главарь и два его ближайших помощника, не желая упускать добычу, готовились к нападению. Вскочив на ноги, испуганный юноша в два прыжка поспешил укрыться за ближайшим деревом. Булыжник ударил в ствол с такой силой, что сверху посыпались сухие ветки. Ещё один камень пролетел совсем рядом. Сквозь хриплое дыхание от внезапно охватившей усталости отрок обречённо слушал тяжёлую поступь приближающейся смерти. Превозмогая боль в спине, спасая себя и Хряка, Путник петляя бросился вверх на холм, лавируя между деревьями. С криком и воем поредевшее стадо диких ловцов бросилось за ним следом. Ориентируясь на шум преследователей, юноша резко свернул в сторону и описав круг, вернулся к месту нападения. Небольшая площадка, по краю которой лежал запас из нескольких острых камней, была окружена кустарниками и располагалась над тропинкой, по которой он беззаботно шествовал со своим питомцем несколько мгновений назад. Чуть ниже, истекая кровью, медленно умирали двое противников, на которых он впервые испробовал остроту меча. Изготовившись к встрече с остальными Путник замер в засаде. Хряка золотистым пятном распластался подальше от края площадки. С ужасающе-обречённой ясностью юноша осознал, что пока живы охотящиеся за ними дикари, смерть будет неотступно следовать по пятам.
Вскоре послышался шум возвращающейся ни с чем погони. Вожак, на полголовы возвышающийся над остальными волосато-мохнатыми сородичами, озлобленно зыркал по округе кровавым взглядом. Направляемая злым рыком, группа подошла к своим умирающим единокровникам. Нагрузив умирающих на плечи подчинённых, главарь заставил третьего подобрать их дубины, устрашающе утыканные сколами камней в ударной части и полез наверх, где скрывались беглецы.
Едва валунообразная башка, увенчанная густой чёрной гривой волос показалась над площадкой, как метко брошенный отроком камень угодил прямо в темечко гороподобного вожака. От удара по черепу, чья крепость не уступала скальной породе, камень раскололся надвое, но и черепная коробка не выдержала испытания, явив миру скрывающееся под ней студенистое вещество розового цвета. Не дожидаясь, пока оставшиеся преследователи не осознают случившегося, юноша с натугой удачно бросил на приближённого к вожаку следующую каменную глыбу, по размеру оказавшуюся ничуть не меньше головы, в которую она с глухим чмоканьем врезалась. Оставшиеся без привычного руководства самцы сбросили тела павших и озабоченно завертели косматыми головами в поисках источника угрозы. Не раздумывая, Путник прыгнул на ближайшее к нему мохнатые покатые плечи и вонзил меч. Острое лезвие легко вошло в ключицу и меч наполовину погрузился в туловище обречённого. Последний оставшийся в живых преследователей, хотел было броситься наутёк, но замешкался. Инстинкт самосохранения и уязвлённая гордость боролись в нём с переменным успехом. Наконец, глаза перестали бегать, взгляд стал жёстким и, мощно размахивая дубиной, звероподобное чудище, преисполненное священной жаждой мести, стало медленно наступать на, хоть и вооружённого мечом, но значительно уступавшего силой, телосложением и возрастом юношу. Нападать снизу вверх, преодолевая естественную преграду, было несподручно. Унизительнее всего было взирать снизу вверх на, невольно возвышавшееся над ним, худосочное недоразумение, невесть каким образом, враз лишившего род возможности безбедного существования. Юноша подобрал посох и терпеливо ждал, заслонив собой питомца. Когда самец вошёл в зону атаки, Путник махнул перед распаренной рожей нападающего сверкающим клинком и без размаха нанес жёсткий удар острым концом посоха по босой ноге охотника. На мгновение отвлёкшись на блеснувший клинок, нападавший взревел от резкой боли в ступне. Не дожидаясь окончания крика, Путник размашистым ударом меча снёс башку нападающему. Освобождённая от тела голова тяжело подпрыгивая, покатилась по склону, оставляя за собой кроваво-разбрызганную дорожку. Сделав шаг, обезглавлено-кровоточащее туловище опустилось на землю. Враз ослабевший юноша, как в тумане, доковылял к наблюдавшему за схваткой Хряку и обессилено упал рядом. Сколько он пробыл в прострации, Путник не знал. Наконец очищающая волна тепла пробилась извне сквозь сознание, наполняя тело энергией жизни. Изумрудные глаза настойчиво звали к действию:
- пора уходить, скоро стемнеет, а ты меня так и не накормил.
- Да, да, - молча соглашался с ним юноша, но с места не двигался, пока липко-тёплый язык быстро и решительно не облизал его лицо.
- Пойдём, а то и побежим, но я тебя не понесу,- проворчал Путник, резво вскакивая на ноги, избегая продолжения сомнительно-липких ласк.
Напуганный нападением юноша в поисках убежища инстинктивно отправился в единственное место, о котором память сохранила чувство уюта и защищённости. Возвращение было быстрым, насколько это было возможным, чтобы, при этом, не оставлять следов. Уже на закате друзья добрались к остывающему очагу. На ночлег устроились на краю зарослей, куда Путник перетаскал из костровища горячие камни. Затем он углубил очаг, обложил его новым рядом камней и распалил огонь. Ужинали друзья поджаренными на костре, ранее пойманными ящерицами. Первое путешествие в полной мере продемонстрировало им опасность встреч с местными обитателями. Только наличие меча-кладенца, с неведомыми для диких людей, поражающими свойствами спасло неопытные жизни отрока и его подопечного. Без новых технологий выжить в этом мире у них не было никаких шансов.
8
Сон вновь был беспокойно-тревожным. Внезапно пробуждаясь от собственного крика в ночи, сознание Путника причудливо выхватывало из марева стелящегося по земле липкого тумана смутно-колыхающиеся фигуры сражённых им врагов. Но совместное действие усталости от пережитого за бурный день и его трезвого, хоть и дремлющего сознания, убеждающего, что такого не может быть, прогоняли наваждение морока. Юноша, крепко обнимая надёжный меч, вновь окунался в сон, в котором с пугающей неизбежностью к нему вновь возвращались явственные видения недавних схваток с чудовищами. Проснулся он задолго до восхода светила, весь дрожа, оттого, что костёр уже угас и, белёсая туманная сырость затопила всю местность. Стараясь не шуметь в предрассветной тишине, Путник, набросив перевязь с мечом за спину, топором нарубил щепок, раздул еле тлевший огонь и подбросил в разгоревшийся костёр веток потолще. Пригревшись у набиравшего силу огня и засмотревшись на его причудливую пляску, он замер в полудрёме, убаюкиваемый потрескивающими угольками. Белёсый липкий туман, отпрянувший было от загудевшего пламенем очага, собравшись силами и подгоняемый чужой волей, вновь неотступно сгущался над пристанищем друзей, медленно погружая их сознание ещё глубже в безвольный сон.
- Хвать,- басовито-повелительно явственная команда разорвала тягучую тишину сна на поляне. Косматые женские фигуры, в одеянии из звериных шкур, отогнав ветками туман наваждения и, стараясь не погружаться в него, окружили безвольно спящую парочку и, повинуясь жестам дородной предводительницы, проворно спеленали убийц самцов их рода кожаными путами. Продев колья между спутанными конечностями захваченных, девы-мстительницы, старательно минуя клочья тумана, всё также бесшумно потащили добычу в стойбище.
Пробуждение было мучительным. Вязко-тянущая тяжесть в черепе сдавливала мозг в висках и затылке, вытесняя способность соображать и трезво оценивать происходящее. С трудом Путник смог понять, что лежит в глубине душной пещеры на охапке пожухлой травы. В стороне от него в просторном зале горел небольшой очаг, около которого двигались замысловато-неопределённые двуногие тени. Отрок пошевелился, разминая закоченелые мышцы и заёрзал, пробуя путы на прочность. Его безуспешные потуги высвободиться из пут, не остались без внимания хозяев.
- Жив, иной жив,- раздался крик и, послышался быстрый топот босых подошв.
Вскоре из темноты появились два косматых чудовища, которые ухватили пленника за ноги и бесцеремонно вытащили на поляну. Щурясь на дневном свете, Путник с трудом разглядел перед собой дородное женское тело, укрытое коричневой шкурой. Длинные чёрные волосы ниспадали до самой земли. Главная самка - мамаша всего этого стада-рода, так определил её статус юноша. Вокруг него с дубинами и острыми кольями наизготовку замерло ещё с десяток разновозрастных самок, едва прикрытых полосками звериных шкур. Мужских особей видно не было. У входа в пещеру, в клетке из кольев нетерпеливо приплясывая томился Хряка, всем сердцем желая прийти на помощь приёмному родителю. Ещё бы, время кормления уже давно наступило, а эти, чужие, мешают его няньке заботиться о нём, единственном.
- Волю,- басовито повелела предводительница, небрежно ткнув в сторону пленника, вертя в мясистых ручищах котелок Путника.
Под ребро пребольно ткнулся острый кол, удерживая пленника на земле, но путы опали. По освобождённым сосудам конечностей ринулась живительная полнокровная струя, принося в отёкшее тело ощущения и, наполняя освобождённые члены зудящим жжением. Оставаться в лежачем положении было невыносимо, но под острым концом кола, приходилось мучительно сдерживать себя. С удовольствием лицезрея гримасы страдания пленника, косматое окружение радостно-злобного взволновалось. Среди самок прокатился угрожающий рокот. Негромкий рык мамки рода восстановил тишину. Повинуясь её негласному указанию, Путник, небрежно подталкиваемый под рёбра с двух сторон острыми кольями, встал с земли. Едва он выпрямился, как земля перевернулась и выскользнула из –под ног. Сознание погрузилось во тьму. Закашлявшись от попавшей «не в то горло» горьковато-тёплой влаги, юноша вовремя пришёл в себя. Ещё немого такой заботы и он бы захлебнулся. Глубокие синие глаза, скрытые под густыми рыжими ресницами отодвинулись и исчезли из поля зрения. Отрок успел разглядеть невольно притягивающие взор упругие груди, покрытые редкими веснушками, поившей его, рано созревшей, юной прелестницы. Под действием снадобья сознание быстро очищалось от морока и отрок постепенно восстанавливал силы. Вместе с путами с него сняли и перевязь с мечом, отобрали топор, которые теперь вместе с его посохом лежали перед главной самкой. Напоившая его отваром косматая очаровашка подняла перевязь и, взявшись за рукоять меча, протянула предводительнице, невольно вытащив клинок из ножен.
- Не трожь!- только и успел остерегающе вскрикнуть Путник.
Солнечный зайчик отразился от клинка и ослеплённая косматая дева испуганно отбросила перевязь с мечом. Пара кольев вновь больно упёрлись под рёбра. Мамка, заинтересованно глядя на новую вещь, коротко потребовала от голубоглазой косматой бестии:
- дай.
Настороженно обойдя вокруг меча, дева колом притронулась к перевязи, осторожно толкнула клинок. Ничего не произошло и осмелев, она склонилась над мечом.
- Да не трогай же,- вновь предостерег её юноша.
Вздрогнув от окрика, косматая замерла на полпути, но, видя, что опасности нет, угрожающе пригрозила пленнику колом и, неосторожно схватила лезвие клинка, поднимая меч. Болезненно-испуганный вскрик новой жертвы унёсся далеко за пределы поляны. Меч, жадно испивший чужую кровь, освобождено упал на землю. Рядом с ним остались лежать две кровоточащих фаланги указательного пальца косматой охотницы, которая от неожиданной боли присела на месте и очумело зажимала обильно кровоточащую рану. Удар дубиной по, не успевшей зажить спине, распластал отрока по земле.
- Дурр-ры, дикие, я же предупреждал,- сквозь зубы обессилено прорычал он и, натужно закончил:
- Слушаться надо, а не бить ни за что.
Подружки покалеченной самки угрожающе потрясая кольями вплотную подступили к юноше. Колья со свистом пронеслись пару раз у него над головой, но без команды, ни калечить, ни убивать его не посмели. Предводительница прикрикнула и заставила оказать помощь раненной. Распорядиться судьбой пленника она не спешила. Обрубок пальца пострадавшей быстро и умело перетянули жилой и залепили смесью пепла с серой глиной. Осторожно взяв перевязь меча, предводительница осторожно подтянула поближе к себе неведомое грозно-разящее оружие и лишь после этого занялась пленником, который, устав томиться под палящими лучами светила, успел вылепить из глины небольшую дородного вида, куклу. Правильно толкуя движение мясистого пальца, охотницы подталкивая остриями кольев приблизили Путника под её очи, где не церемонясь стащили с него плащ и отобрали его произведение. Зыркая из-под нависших надбровий, дебелая тётка со всех сторон внимательно осмотрела невольно покрасневшего под оценивающим взглядом юношу, значительно уступавшего в телосложении убитым им ловцов.
- Иные – еда,- чётко огласила главная самка непреложный закон выживания в жестоком мире и, поморщившись от поднявшегося гама на поляне, стала внимательно рассматривать свою уменьшенную, небрежно изготовленную глиняную копию. Зная женские слабости не понаслышке, она дала вволю выговориться возмущённым самкам, ни мало не вслушиваясь в их энергичные высказывания.
Наконец, небрежно ткнув захваченным котелком в сторону пленника, она, прервав возрастающий шум родственниц, продолжила мысль, чеканя слова:
- он отнял наших мужей.
Зло пробуравив физически недоразвитого юношу заплывшими глазёнками, закончила предельно ясно-жёстким выводом:
- их нет – нет нащадков у нас. Нет живы.
Мёртвая тишина обрекающе пала на поляну. Косматые охотницы, в растерянности опустив колья и дубины, переглядывались между собой, осознавая трагедию рода.
- Да ладно вам, - промолвил виновник их бед:
- Мир большой, наловите себе других мужей, таких же косматых и ещё более грязных, или они – вас. А за детками дело не станет, дурное дело не хитрое,- закончил он, замечая, как со всех сторон, скрытые космами глаза, вновь разгораются в праведном гневе, а колья направляются ему в живот.
Грозный рык главной хранительницы рода остановил зарождающуюся среди подруг расправу.
- Иной - жить и дать нам живу.
Женская мудрость нашла выход из затруднительной ситуации с очевидной выгодой для семьи, что и всполошило, не осознавшего до конца, чем всё разрешилось, Путника. Следуя её повелению, юношу кольями пригнали до камня в форме гигантского фаллоса, одиноко грозящему небу посреди поляны. Там отрока накрепко привязали кожаными путами к грубо отёсанному изделию.
Пока пленника охраняла одна из косматых чудовищ, её родственницы готовились к нежданному празднованию, которого бы не было, не уничтожь этот хилый заблуда их мужей - кормильцев. На огромном костре рода жарились запасы ранее заготовленного мяса, рядом готовились духмяно-травяные настои. В деревянных ступках толклись пахучие коренья и разноцветные семена, сдобренные цветочной пыльцой. Под конец торжественных приготовлений, косматые занялись приведением себя в должный вид: тела, освобождённые от, и так узких, мало что скрывающих полосок шкур, и мордашки подверглись яркой ритуальной раскраске. Разноцветные узоры заманчиво подчёркивали вычурные прелести их упругих фигур. Лохмато-непослушные космы были любовно-тщательно вычищены от мусора и насекомых. Шнырявшие из пещеры на поляну и обратно, самки всё чаще бросали многозначительно-оценивающие взгляды на истомившегося в безделье Путника, страдающего от обезвоживания.
С наступившим закатом пришёл и его черёд. Под присмотром сменившейся стражи его тело было бесстыдно украшено жёлто-красным узором и намащено сбором душистых трав, от которых кружилась голова и непроизвольно напрягались все мышцы. На покрытой шкурами поляне были обильно разложены куски мяса, присыпанные острой приправой и завёрнутые в широкие душистые листья, а вокруг громоздились горы разномастных корешков и кореньев. Пламя отдалённого костра причудливо отражалось на разгорячённых телах самок, рассевшихся полукругом перед шкурами с едой напротив пленника. Дикие девы, повинуясь неведомому сигналу, беззвучно застыли под ярко-мистическим светом огромной серебристо-белой Луны, неподвижно застывшей на небосклоне, величественно заменившей дневное светило. Когда напряжение звенящей тишины стало невыносимым, по знаку массивно-дородной предводительницы, у которой даже от слабого движения разукрашенные телеса ещё долго перекатывались медленно затухающими волнами, Путника отвязали и усадили за местную скатерть –самобранку.
Осторожно осмотревшись по сторонам и пробежав бегло по окружающим, юноша отметил про себя странную особенность во внешнем виде расположившихся вокруг самок: их груди значительно увеличились в размерах, словно их наполнили воздухом. Избавляясь от наваждения он ожесточённо покрутил головой. Бесполезно. Даже те, у которых молочные выпуклости днём были вообще не различимы, сейчас горделиво щеголяли торчащими вверх розовыми набрякшими сосками.
Под тихие ритмичные удары дубин по камням и натянутым шкурам, члены семьи подняли вьющиеся рога, наполненные душисто-пьянящим отваром. Десяток пар горевших в темноте диких глаз выжидающе уставились на свою добычу. Перед отроком невесть откуда возникла доверху наполненная духмяным отваром деревянная емкость.
- За ваше будущее, света и тепла вам,- поняв к чему его принуждают провозгласил Путник и, пробуя зелье, чуть пригубил терпкий настой.
Как не мучила его жажда, обострившееся сознание призывало оставаться настороже.
Повинуясь движению кола, находившегося в руках беспалой косматой, и поняв, что ему не отвертеться, он обречённо продолжил:
- надеюсь это не отрава.
И осушил рог. Тут же в руку ему сунули кус мяса, оказавшийся сладковатым на привкус, но осознать что, а точнее, кого он ест, Путник не успел. От выпитого, в голове зашумело, чувства резко обострились, бесшабашная удаль овладела им и все вокруг стали родными и близкими. Приправы из трав и кореньев разжигали кровь, возбуждали, и без того, дикий аппетит. Хватая без разбору еду, он утолял последствия вынужденной дневной голодовки, насыщаясь впрок и, заливал всё эти горячительные приправы дурманящим настоем, под одобрительные кивки главной самки. Вдруг, обольстительницы по знаку предводительницы встали и пустились по кругу в ритмичном танце, сперва медленно, затем всё ускоряя и ускоряя свои откровенные движения, соблазнительно извиваясь оголёнными телами. Треск дубин на поляне усилился, ритм ударов заполонил всё затуманенное сознание юноши, отчего разгорячённая кровь ошеломляюще забурлила по телу. Подхваченный множеством рук, ведомый выпущенным на волю инстинктом, Путник одурманено-безрассудно влился в круг танцующих обнажённых тел и растворился в водовороте перепутавшихся мохнатых косм, горячих ласк неутомимо-бесстыдных рук, мягко-податливых губ.
Очнулся юноша в тягуче-ароматном клубке медленно остывающих распаренных тел диких самок. Вновь, как и днём, мучила нестерпимая жажда. Кое-как выбравшись из этого одурманено-спящего косматого лежбища, обессиленный отрок на четвереньках пополз туда, где, как он помнил, остался его котёл с целебным отваром. На его счастье, на дне котла ещё что-то осталось и этого вполне хватило и на то, чтобы утолить на первое время жажду и на то, чтобы сознание разом очистилось от дурмана. Трезво-оценивающе оглядев поляну со следами первобытно-свального греха, Путник, в охватившем его гневе от того, что его так бесцеремонно использовали, злобно прошипел:
- как только вас спящих звери не подрали, похотливые дуры.
Мощный храп диких самок был ему ответом над испоганенной поляной и, лишь каменное изваяние фаллоса горделиво возвышалось над всем этим хаосом, стойко охраняя сон своих пресытившихся поклонниц.
Из загородки раздалось нетерпеливое топтание четырёхлапого детёныша, жадно не сводившего своих утомлённых, но всё также изумительных глаз, со своего обожаемого приёмного родителя. Стараясь не шуметь, юноша освободил истомившегося пленника, подхватил на руки и кинулся по поляне в поисках своей амуниции. Перевязь обнаружилась под бедром бесстыдно раскинутых ног мощно храпевшей во сне главной самки. Нечего было и надеяться на то, чтобы кто-либо смог что-нибудь незаметно забрать из-под этакой мясной тумбы. Удерживая питомца, Путник отступил в нерешительности в сторону, наконец, приняв решение, он вернулся к своей чаше, затем отыскал валявшиеся на поляне плащ, каменный топор и посох. С удовлетворением забрав всё своё, он вернулся к хранилищу перевязи меча. Отчаянно зажмурив глаза безрассудный отчаюга осторожно опустился сверху на колыхающую в такт дыхания груду мяса и обхватил её под жирные ляжки. Торопливо пошарив под ними, он нащупал рукой заветные деревянные ножны и замер. Дико-недовольно зыркнув на совсем потерявшего страх нарушителя покоя глубоко посаженными, не соображающими со сна, глазёнками, пресытившаяся ночными утехами самка, посчитав, что время прежних любовных ласк уже прошло, а новых ещё не наступило, недовольно всхрапнула. Перевернувшись на бок, она небрежно сбросила с себя дерзнувшее ничтожество, как видно преисполненного чрезмерной благодарностью за сохранённую никчёмную жизнь. Не дожидаясь когда столь мудрая недотрога передумает, отрок, сжимая в руках освобождённую перевязь меча осторожно удалился. По пути прихватив своё имущество и подопечного, неслышно отступил было в темноту деревьев, но взглянув на изнывающего от голода питомца, вернулся к распластанным на земле пиршественным шкурам и, покраснев, украл несколько попавшихся под руку кусков мяса. С трудом сдерживая рвущееся из груди сиплое дыхание, он, нагружённый поклажей, наконец неслышно растворился в темноте деревьев.
Удалившись от первобытной стоянки на безопасное расстояние, Путник с нескрываемым облегчением опустил питомца на землю и угостил его захваченным мясом:
- ешь мохнарылый и не спрашивай, что это или кто хрустит у тебя на зубах.
Изголодавшийся Хряка в один присест умял предложенный кусок, благодарным взглядом заверив приёмного родителя, что он не привередлив и готов слопать ещё столько же, было бы кого.
- Вперёд, мохнарылый,- с удовольствием повторил Путник новое прозвание заметно подросшего и увеличившегося за всё время их знакомства Хряка, и подытожил:
- тащить тебя в охапке уже нет никакой возможности.
У нас нет земли, кроме той, что под ногами, а потому наша — вся Земля,- всплыло мудрое поучение и « застряло на зубах » юноши, без устали бубнящего неведомо откуда взявшуюся поговорку в такт размеренного бега.
Остаток ночи они резво пробежали на горном воздухе под медленно тающим лунным светом, стараясь удалиться как можно дальше от любвеобильных косматых дев, от встречи с которыми осталось лишь чувство яростно-гадкой брезгливости и размытые воспоминания.
- Не помню, значит, не было. Благо, что терять воспоминания для меня не впервой, вот, даже как меня звать и то не помню,- облегчённо определился своим отношением к ночному происшествию отрок.
Меч подбадривающе похлопывал ножнами по спине. Бедро ныло от подпрыгивающего на поясе в такт бега топора, а посох с готовностью направлялся на все подозрительные места, возникающие на пути ночных беглецов. Встречный ветер окончательно прочистил сознание, а обильный пот безжалостно удалил из организма все дурманящие вещества. Над головами беглецов по-прежнему висела виновница и единственная свидетельница ночной оргии, помнящая всё до мельчайших подробностей - огромная спутница планеты.
Ночь прошла активно, жаль, вспомнить нечего. Никто — хочет он или не хочет — не свободен поступать иначе, чем поступает. А, значит, нечего и сожалеть о происшедшем.
9
Рассвет застал заметно сбавивших темп хекающих бегунов в краю степной равнины до горизонта покрытой мелко-густой растительностью. На восходе, на фоне начинающего розоветь небосклона просматривались тёмные очертания гор с бело-блистающими вершинами.
- Передых,- кашляя прохрипел Путник, и обессилено повалился на землю. Хряка, с вываленным алым языком, тут же ткнулся носом в плащ и засопел.
- Хорошо, что убегая, бебехи свои захватили,- гордясь своей предусмотрительностью, вымолвил юноша, развязывая шкуру с остатками родниковой воды:
- хлебай во всё горло, но и мне оставь.
Но, видя с какой жадностью припал к воде Хряка, отрок вовремя засомневался в его чувстве меры и торопливо выхватив шкуру. В последний момент он решительно оттолкнул питомца и водными остатками промочил горло. Немного передохнув и успокоив дыхание, юноша поднялся и вновь позвал Хряка в путь, на что последний лишь укоризненно окинул его тёмно-изумрудным взглядом и прикрыл лапами полукруглые уши. Потомок Древних ясно дал понять, что ничего не желает слушать про какой-то там путь. Пришлось взвалить питомца себе на плечи и продолжить движение, пока встающее светило ещё не затопило всю округу своим иссушающим жаром.
Когда лес остался едва видимой полоской за их спинами, далеко на горизонте показалась небольшая тёмная туча, быстро двигающаяся им наперерез и увеличивающаяся с каждым мгновением. Озадачено-взволнованный новой напастью Путник остановился, гадая, чтобы это ещё может быть и чем оно им грозит. Уставший трястись на худых плечах приёмного родителя, Хряка безмятежно развалился на брошенном на землю плаще, с удовольствием вдыхая родной запах шкуры и блаженно похрякивая во сне. Таинственная туча неумолимо приближалась и вскоре юноша смог разглядеть стадо круторогих длинношерстных животных. По краям копытного отряда передвигались могучие самцы, надёжно защищая своих самок с детёнышами и грозно осматривая окружающую местность налитыми кровью глазами. Тяжёлый топот широких копыт заполонил округу. Густая пыль, неотрывно тянущаяся за стадом, медленно оседала тёмно-коричневым покрывалом, отчего на зелёном покрывале равнины оставалась тёмная широкая полоса. Пылевая завеса накрыла отдыхающую парочку. Мерное сопение потомка Древних резко прервалось и моментально сменилось громким чиханием. Окончательно проснувшийся питомец ошалело мотал башкой освобождая забитые пылью ноздри. Наконец он обессиленно припал на мосластый зад и озлобленно уставился на нарушителей спокойствия. Пуская длинные грязные слюни, Хряка кровожадно облизался, провожая горы мяса и с надеждой посматривая на Путника.
- Тю на тебя, недавно же ел, а потом всю дорогу на мне ехал, с чего бы тебе облизываться,- раздумчиво укорил тот питомца:
- но в чём-то я с тобой соглашусь. Эти местные, наверняка знают, где водопой.
Пропустив семью могучих травоядных, Путник с питомцем на плечах двинулся за ними следом, благоразумно держась поодаль, но и не упуская из вида. После довольно длительного перехода, на очередном небольшом спуске, дорогу процессии преградила речушка. Круторогие стражи на ходу утолив жажду немедля встали в охранение на прибрежных высотках. Под их бдительным присмотром в воду взошли самки с потомством, шумно выхлёбывая на глазах мелевшую речку. Взопревший под ношей отрок, не приближаясь к стаду последовав мудро-показательному примеру и залез в небольшую заводь вместе с мохнарылым, который тут же смешно шлёпая по воде лапами, плавая, закружился вокруг приёмного родителя. Переждав пока пройдёт муть, поднятая со дна, Путник от души напился тепловатой воды и до верха наполнил ею мешок из шкуры косули. Смешно хлопая увеличившимися спинными выростами и поднимая тучи прозрачных брызг, Хряка хватая пастью воду, гонялся за кем-то по мелководью. Огрузневшие от обильной пищи жирные рыбины лениво грели под лучами светила лоснившиеся бока пока ими не заинтересовался вечно голодный питомец. Вооружившись посохом, юноша пришёл на помощь Хряке и вскоре, на берегу валялось несколько пронзённых посохом тучных рыбин, которые моментально исчезли в пасти питомца.
- Ешь, ешь,- добродушно молвил Путник в ответ на вопрошающий изумрудный взгляд, вгрызающегося в бьющуюся на земле очередную добычу, Хряка:
- ты же растёшь.
Набить на травянистом мелководье непуганых рыб не составило большого труда и вскоре юноша под наблюдением заметно опузырившегося Хряка, обессиленно развалившегося у кромки воды, разделывал каменным топором богатую добычу. Нанизав рыбьи туши на прутья, он развесил их вялиться под жаркими лучами светила.
Длинношерстное рогатое стадо, между тем, утолив жажду, разбрелось мелкими группами, пожирая сочную траву, растущую в заводях. Стража из могутных самцов, убедившись, что находившийся на безопасном расстоянии двуногий зверь со своим детёнышем посягать на честь их подруг не намерен, перестали устрашающе таращиться на него и, сочно чавкая, присоединились к поеданию зелени.
Воспользовавшись невольной помощью невесть откуда здесь взявшегося двуного, что так кстати отвлек на себя внимание пасущихся жертв, на склон, таясь в траве и редких кустарниках, выползло на брюхе серое клыкастое чудовище, отдалённо напомнившее Хряка в чрезмерно устрашённой вариации. Наблюдая со стороны за готовой разыграться трагедией, Путник издалека сумел разглядеть мощное мускулистое тело на удлинённых костистых лапах подкрадывающегося к рогатой добыче хищника. Его череп, с непропорционально большой пастью, был оснащён парой несоразмерно длинных по отношению к челюстям, клинкообразных жёлтых клыков. Когда монотонно жующий бык оказался на расстоянии атаки, скрадывающийся клыкастый хищник сжался в напряжённый клубок мышц и, в мощном рывке стремительно понесся на добычу. Почуяв неладное, травоядная гора мышц, разом оттолкнулась всеми копытами и, неожиданно для такой грузной туши, высоко подскочила. Ещё в воздухе бык стал разворачиваться острыми рогами навстречу несущейся смертельной угрозе. Ближайшие быки дружно бросились на хищника. Серой молнией зверь проскользнул перед рогами и, завершая длинный прыжок, приземлился на загривок невольно пошатнувшегося длиннорогого. Невероятно широко раскрыв челюсти, чудовище с огромной силой вонзило длинные лезвия клыков в тушу жертвы. Легко вспоров толстую шкуру и порвал жизненно важную жилу, клыкастый убийца не мешкая спрыгнул на землю и, мотая хвостом в разные стороны, бросился наутёк, спасаясь от стены рогов разъярённых сородичей жертвы. Благодаря неимоверной маневренности ему удалось без потерь скрыться в ближайших зарослях. Потеряв опасность из вида, стадо в тревожном ожидании сгрудилось около истекающего кровью богатыря, силящегося гордо вскинуть окровавленную голову, что под непомерной тяжестью рогов опадала к земле. Мучительная борьба за жизнь разрешилась не в его пользу и, наконец, копыта могучего быка бессильно подогнулись, не в силах удерживать гору мышц. Туша обречённо завалилась на бок, подминая кусты. Густой рёв умирающего прощально огласил равнину.
Растревоженное стадо поспешило продолжить свой путь, резво убираясь подальше от затаившегося где-то неподалёку своего извечного врага. Подёргивающийся в напряжении около кромки воды Хряка, внимательно впитывал тактику нападения на превосходящего по мощи и по численности противника. После удаления стада, уже не скрываясь, хищник, пригнув голову к земле, неспешно направился к умирающей добыче. Благоразумно переждав в стороне пока дергающийся в смертельной агонии бык окончательно не затих, клыкастое чудовище, всё также, как и при нападении, безмерно широко распахивая челюсти, страшными верхними клыками вспороло брюхо туши травоядного. Добравшись до огромной печени, он, клыками разрезая её на части, не разжёвывая, глотал огромные куски кроваво-пенящейся мякоти, после чего выхлебал из брюшины поверженного набежавшую кровь и, не в силах разгрызть мышцы, бросил оставшуюся добычу на произвол. Такое беспутное отношение к добыче удивило отрока, но поразмыслив и прикинув длину клыков хищника, он понял, что в этот раз природа жестоко подшутила над убийцей. Именно чрезмерная длина верхних клыков, дающая огромное преимущество над противником в молниеносной схватке, после победы выступала непреодолимым препятствием для их владельца, мешая разгрызать мышцы поверженного противника. Поэтому-то хищник утолял свой голод высококалорийной печенью добычи и не тратил время на поедание, не дающих необходимой энергии, кишок.
Со своего места зрителя, юноша не мог видеть, продолжил ли хищник охоту за удалившимся стадом или притаился недалеко в траве, определив их в новые жертвы. И как не хотелось ему угостить мохнарылого свежим мясом, он, забрав пожитки, благоразумно убрался с Хряком подальше в сторону, настороже осматривая окружающую местность и не выпуская из рук оружия. Высоко в небе закружились пернатые стервятники, каким-то загадочным образом прознавшие о свершившейся трагедии. Постепенно снижаясь, их круги над оставленной грудой мяса становились всё уже и ниже, пока не сошлись на земле в точке ещё парящего внутренностями, тела быка. Достигнув цели, пернатые пожиратели падали первым делом ввязались в короткие, но жёсткие стычки между собой, определяя, кому из них первому достанутся самые лучшие куски. Пока одни таскали друг друга за головы, их более хитрые собратья растащили в разные стороны вздутые кишки, и, торопливо давясь встающими поперёк горла большими кусками, приступили к пиршеству. Драки между ними не прекращались ни на мгновение, но мяса непостижимым образом таяло на глазах, являя миру костяк быка.
Решившись полакомиться парным мясом и, опасаясь, что эта клекочущая орава, вот-вот сожрёт доселе огромную тушу, Путник решился урвать вкуснятины и на свою компанию. Велев малому не отходить от него ни на шаг, раззадоренный недавно разыгравшейся на его глазах схваткой, юноша держа наизготовку посох и обнажённый меч, медленно направился к месту пиршества. Пернатые, угрожающе-злобно щёлкая крепкими клювами, согласились пропустить к мясу незваных пришельцев лишь после того, как пара самых нагло-воинственных из них получили от Путника несколько болезненных затрещин посохом. Под впечатлением силы полученных ударов, рассудив, что пока они будут драться с двуногим, остальные из их оголтелой компании беспрепятственно продолжат насыщаться лакомыми вкусностями, которых и так уже осталось немного, стервятники, закрыв собою брюхо павшего с оставшимися в нём внутренностями, вынужденно допустили двуного к туше, предоставив ему возможность вспарывать нетронутую на заду быка грубую шкуру. Положив рядом посох и не выпуская меч, Путник, продолжая внимательно осматривать местность, топором вырубил охапку мясистых частей туши быка. Он уже собрался убираться восвояси, как вдруг, торопливо жующий Хряка, опасливо таращившийся на здоровые клювы трупоедов, насторожился и уставился в сторону ближайших кустов за Путником.
Горячая тёмная волна приближающейся смерти в виде подкрадывающегося клыкастого чудовища окутала сознание юноши. Путник, ногой грубо поместил Хряка между собой и тушей быка. Медленно, не делая резких движений, чтобы не выдать себя, поднял посох. Изготовившись к неизбежному бою, юноша попятился задом к ползущему по траве убийце, плавно разворачиваясь ему навстречу. Глазастые пернатые, вовремя заметив клыкастого врага, гулко взмахивая крыльями, тяжело взмыли ввысь и приступили к наматыванию кругов над ареной грядущей схватки. Гулкое шлепанье размашистых крыльев по воздуху оповестило хищника, что он обнаружен и, дальше скрываться не имеет смысла.
Зверь бросился на новую добычу. Пыль густо заклубилась из-под лап массивной туши, резво несущейся на отрока. Сбивая скорость атаки тяжёлого соперника, юноша метнул посох в быстро налетающее чудовище и выхватил меч из ножен. Уклоняясь от удара зверь припал к земле и посох пролетел мимо цели. Юноша едва успел перехватить рукоять меча двумя руками и, вскинув над головой, бросился навстречу опасности. Завершая атаку клыкастое чудовище привычно прыгнуло на двуногую жертву, хищно раскрывая пасть. Не заметив коварно подвернувшегося под ноги камня, отрок споткнулся, но меч удержал, продолжая и в падении наносить встречный удар. Передние лапы хищника пронеслись над ним. Подвернувшийся камень спас юноше жизнь. Пролетая в прыжке над жертвой, зверь не мог уклониться от меча и лишь инстинктивно выбросил вперёд в ударе задние лапы. Приземляясь, хищник напоролся брюхом на клинок. Благополучно пролетев под зверем, Путник коротко проехал по грунту на коленях и немедля откатился в сторону. Выхватив из-за пояса каменный топор, он, судорожно сжимая меч в другой руке, яростно вскочил на ноги, вновь готовый встретить противника во всеоружии. Рядом катался по земле смертельно раненый зверь, злобно хватая пастью свои вспученные, густо парящие на воздухе кишки, беспорядочно запутавшиеся в траве. Заметив приближающегося врага, клыкастый зверь, таща за собой разматывающиеся кишки, бросился в последнюю атаку. Судорожно сжав челюсти, Путник, уклонился в сторону и пропуская зверя мимо себя, с силой взмахнул мечом. Отсечённая клыкастая башка, кропя траву красными каплями, с глухим стуком опала на землю. Следом, обильно кровоточа, грохнулась обезображенная туша. И сразу же на юношу навалилась слабость. Сев на окровавленную, быстро темнеющую, землю отрок неверяще оглядел поверженного зверя:
- Он же в трое больше меня и впятеро мощнее.
Благоговейно поцеловав сияющий от добытой победы клинок, на котором не осталось и следов крови, отрок мелко дрожащими руками далеко не с первой попытки вложил его в ножны. Угрожающе вздыбив загривок, к нему опасливо подбежал Хряка, приветствуя приёмного родителя горделиво задранной вверх кисточкой хвоста. Пока ликующий питомец мотался от одной горы мяса к другой, Путник отыскал посох и угрожая опускавшимся с небес горланящим трупоедам, поспешно снял толстую меховую шкуру с поверженного хищника. Тут же юноша вырезал у поверженного врага горячую печень и угостил ею питомца, не забыв себя. Поедание кровоточащей, парящей печени поверженных противников становилось их обязательным ритуалом для снятия возбуждения, охватывавшего после смертельной схватки. Рассерженный клёкот, доносившийся сверху, сопровождал зарождавшийся обычай.
Путнику пришлось изрядно помучиться добывая из черепа поверженного врага клыки, но, в конце концов, он стал их гордым обладателем. Завернув в плотную шкуру зверя нарубленные куски туши быка и его убийцы, отрок с осоловевшим Хрякой, под клёкот пернатых поедателей падали, вновь спустившихся с небес к брошенной добыче, вернулись с трофеями в свой лагерь на берегу реки. Пора было двигаться дальше.
Наш путь - это наше призвание, наша сущность, это мы сами. Буквально дословно реализуя ещё одну, ниоткуда всплывшую, мудрость неизвестного учения, Путник, прихватил завялившуюся рыбу, водрузил сыто дремлющего потомка повелителей мира на шкуру с кусками мяса и, загрузившись, таким образом, доверху, отправился дальше.
Он был старательным учеником и сделал соответствующие выводы из прошедших, казалось бы, случайных событий. Пора было убираться с равнины. Круто изменив направление движения, он перешёл мелководную реку и двинулся вверх по её течению в сторону видневшихся на горизонте гор. Путь был длинный, утомительный и однообразный, пока питомец, отоспавшись на родных плечах не начал проявлять интерес к окружающей местности. Сверху он старался направлять движение своего носильщика к каждому заинтересовавшему его участку. Устав бороться с дёргающимся наездником, заморённый юноша спустился к речке и присел отдохнуть на торчащий из берега занесённый илом топляк. Получив волю, отдохнувший Хряка, немедленно приступил к поиску лакомства, добывая узким и липким языком насекомых из-под камней. Периодически он угощал ими приёмного родителя, каждый раз безмерно удивляясь, как можно брезговать таким лакомством.
Неожиданно тишину вечера разорвали посторонние звуки. Глухой топот множества копыт, пока ещё едва различимый сквозь стук суматошно забившегося сердца, не предвещал ничего хорошего. Осторожно выбравшись наверх, Путник, в колышущемся вечернем мареве воздуха разглядел вдали странное стадо копытных. Если верить своим глазам, то выходило, что тройка - четвёрка крупных коней перегоняла десяток невзрачных лошадок. Что-то тревожное было в этих копытных погонщиках, но что именно, юноша с такого расстояния рассмотреть не смог.
- Отдыхай Хряка, - успокоил он выбравшегося к нему малого, настороженно взиравшего на происходящее в степи:
- они пройдут мимо нас и вдалеке. Не заметят.
Подавая пример, он, разделся и залез в проточную воду, где блаженно развалился на спине, остужая разгорячённое тело. Сразу же к нему с берега метнулась оранжевая молния, неуклюже хлопая себе по спине вполне очерченными крылышками с желтоватым оперением, игриво размахивая из стороны в сторону длинным хвостом с кисточкой на конце. Наслаждаясь прохладой, они умиротворённо сидели по уши в воде. Резкий топот на берегу и неожиданный всхрап, прервали царившую идиллию вечера. Конь, увенчанный торсом человека, вооружённый колом, больше походившим на заострённое бревно, застыл на тёмно-малиновом фоне диска огромного светила в тёмно-синем небе. Рывок Путника из воды к валявшейся под корягой перевязи с мечом был небрежно остановлен на полпути, болезненно упёршимся ему в грудь, тупым концом бревна, находившегося в крепких жилистых руках полуконя - получеловека. Курчавая чёрная борода которого соперничала с длинным, вороного окраса роскошным хвостом. Оба столкнувшихся были ошарашены увиденным, но если юноша изумлённо рассматривал причудливую помесь человека с конём, то эта помесь с благоговейным ужасом таращилась на Хряка, грозно ощетинившегося у ног Путника на нежданного пришельца.
- Не может быть,- приглушённо выговорил, то ли человекоконь, то ли конечеловек:
- потомок Великих жив.
- И как видишь, даже бодр, весел и в меру грозен,- нагло ответил Путник, определившись для себя, что это создание, в первую очередь - человек, а лишь затем – конь.
Подавшись назад, человеко-конская помесь издала утробный крик и замахала призывно руками. Резво подскакавшие трое человекоконей, оставив небольшое стадо мышиного окраса лошадок, увидев найдёнышей, от неожиданности, как по команде встали на дыбы, забив по воздуху широкими передними копытами, прогоняя наваждение сумерек. Прекратив месить воздух, на вид самый старший из них, владелец седой широкой бороды торжественно опустился перед Хрякой на землю, осторожно подогнув передние копыта. Широко распластав мускулистые руки, он торжественно поцеловал землю перед оранжевым недорослем, всё ещё грозно топырившим свои будущие крылья:
- Славься, Великий! Хранители вновь обрели тебя.
Посчитав негромкое ответное похрякивание одобрением, эта поседевшая помесь, не вставая, недобро покосившись на худосочного юношу, продолжила:
- А ты, человече, иди восвояси, пока Плиний тебя ненароком не зашиб, по-своему распорядившись добычей.
Плинием, как отметил ошарашенный юноша, прозывался тот, чернобородый, самый младший на вид из этих дивных созданий. Распластанный по земле, явно был предводителем. Благородная белая масть и могучие мышцы, туго облегающие ширококостное тело, не могли принадлежать никому другому, как начальнику рода. Двое других, застывших за предводителем, были точной копией друг друга. Оба рыжие, крепкие, тонконогие и широкогрудые. Не иначе, как двойня от одной матери.
Царившая над водой тишина напомнила юноше, что от него по-меньшей мере ждали благодарности за милостиво подаренную жизнь. Но отрок, прикипевший к своему приёмному дитятку, прервав размышления, мгновенно внутренне весь ощетинился:
- Не тебе решать, помесь,- с едва сдерживаемой внутри яростью тихо проговорил он.
И откуда у него взялась такая безрассудная смелость? Четвёрка опешила от дерзкой наглости не блещущего мощью двуного. Путник, готовясь к неизбежной схватке и убирая корпус с линии удара, медленно повернулся и застыл в напряжённом ожидании, готовясь к прыжку к перевязи с мечом. Внезапно сгустившееся напряжение разрешил Хряка, со всей своей непосредственностью, уставший, как и все недоросли, от долгого пребывания на одном месте он, встав на задние лапы и помогая себе проросшими когтями, стал карабкаться на юношу, напрашиваясь, чтобы тот взял его к себе: он, де, уже поел, покупался, пора бы и поспать. А где ещё так сладко спится, как не уткнувшись носом в тёплую шкуру любимого родителя.
- Ну, если такой выбор Наследника, то на всё его воля, но от нас не отставай, а путь предстоит неблизкий - смирился с присутствием двуного старший из погонщиков и, поднявшись с земли, хитро продолжил:
- для любого из нас – честь нести на себе единственного потомка Великих, но - не тебя.
- Ты сам видел, кого избрал Потомок. И с чего ты решил, что он обязан путешествовать с Вами? У нас свой путь, – настороженно ответил Путник, удерживая в поле зрения оставшихся помесей.
Голос его прерывался, но он постарался, чтобы всё произнесённое им звучало твёрдо. Грудные мышцы у Плиния вздулись от напряженной ярости, уставшего терпеть дерзкие речи невзрачного двуного, но старшие стояли спокойно, остался на месте и он.
- Моё внешнее имя – Плин, я старейший из выживших, кто издревле охранял, воспитывал и обучал Наследников, передавая им мудрость, накопленную на планете,- раздумчиво поведал в ответ старший получеловек-полуконь, намеренно не замечая колкость отрока.
- Мы были в поиске рождённого Наследника, единственного в их роду, когда нахлынула Большая вода, но и она не помешала выполнению нашей миссии в отыскании, теперь уже последнего из рода Повелителей, - энергично закончил он.
- И тем более уж, не смогу помешать и я, - продолжил за Плина юноша, тем не менее устраивая питомца на своих плечах и продолжая:
- но я и не намерен мешать, однако, и бросить Хряка, не могу. Мы направляемся в сторону гор, и если вам по пути, то- вперёд.
- Направляйте стадо по пути через ущелье, да присматривайте за Плинием, - распорядился гарцующим их старейший:
- не отпускайте его одного.
- Плиний, по виду взрослый, а по уму - трёхлетка, и как человек, он ещё младенец, силы своей не разумеет и конского в нём больше, чем людского,- уже дружелюбно пояснял Плин юноше:
-Братья, Герот и Хрон, так те – постарше. Они уже, как бы, люди. Больше, чем люди, а из конского у них- лишь некоторая внешняя особенность.
Оглядев с высоты своего немалого роста закончившего сбираться Путника, с довольно сопящим на юношеских плечах Хрякой, Плин всхрапнул по-конски и, мотнув гривастой головой, подал сигнал двигаться.
Бежать, не отставая от дивных созданий, было трудно, и юноша был несказанно благодарен спускавшемуся за горизонт светилу, за то, что полуденный зной сменился вечерней прохладой. Когда совершенно захекавшийся отрок с трудом передвигал заплетавшиеся на ходу ноги, отоспавшийся на нём Хряка, милостиво соизволил размяться и затрусил рядом с, моментально воспрянувшим духом, приёмным родителем. Плин неспешно скакал между погоняемым стадом и запаренным юношей, никак не решаясь начать разговор, чтобы не умалить себя беседой с дивной игрушкой наследника Повелителей. Юноша не начинал разговора потому, что просто не мог от усталости.
До захода светила они смогли преодолеть лишь четверть означенного пути. Горы по-прежнему были далеки. Когда светило намеривалось проворно юркнуть за горизонт, старейший объявил привал. Юноша и Хряка, хрипя, в изнеможении наперегонки упали на землю. Плин сам развёл костёр, пока один из братьев был на охоте. Не дожидаясь добычи, Путник вывалил перед костром свои рыбно-мясные припасы, но на приготовление еды, сил у него ещё не было и он с радостью уступил эту обязанность новым попутчикам. Вернувшийся с охапкой неведомых фруктов, Герот, молча вывалил их у кострища и также молча исчез в темноте. Через некоторое время он, напрягая мышцы торса, притащил огромный костяной панцирь новой добычи - оставленного схлынувшей водой глубоководного обитателя, которого не мешкая водрузил над пламенем костра. Двое других, из наломанных ими деревьев соорудили ограду вокруг маленьких лошадок и, активно обмахиваясь хвостами, также остановились у костра в ожидании ужина. Отсутствие суеты и то, как каждый, без лишних напоминаний, знал, чем ему заниматься, говорило в пользу организаторских способностей Плина и о его умении поддерживать дисциплину среди копытных сородичей.
Наконец, Плин, посчитав, что дал достаточно времени для того, чтобы юноша смог прийти в себя и связно поддерживать беседу, пригласил всех на перекус и ненавязчиво поинтересовался, какими путями не блещущий мышцами обрёл плащ и обувку, приготовленные, как он заметил, из шкуры одного из Повелителей мира. Наперебой с Хряком чавкая и обжигаясь горячим мясом, Путник постепенно выложил обо всех перипетиях, которые приключились с ним за время после катастрофы. Конелюди и людокони оказались внимательными и благодарными слушателями, по-детски непосредственно реагируя на замысловатые повороты рассказываемого им сюжета.
- Я не знаю, кто я, откуда я появился здесь, не могу ответить и куда направляюсь,- устало закончил Путник.
О странном клочке свитка с письменами, упрятанном в поле его плаща, он почему-то умолчал. Под конец рассказа, когда с мясом и фруктами было покончено, Плиний и Хрон, кольями убрав с костра добытого Геротом гигантского дискообразного, разжали створки панциря, освобождая парящее нежно-белое мясо. Развалившийся у кострища на боку седобородый Плин, задумчиво посмотрев на сопящего, уткнувшегося носом в плащ юноши, Хряка, подвёл итог:
- Пока ты нужен ему, будь с ним. Ты заслужил, - и продолжил:
- бросить вновь обретённого потомка Великих, мы не можем. У него своя миссия в Мироздании, он многое должен узнать и пройти Посвящение. Мы подведём его к этому, в этом - наша миссия. Это - наш Путь и мы пройдём по нему до конца. С тобой или нет, решать тебе самому. А теперь – спать, впереди вся ночь, утром приходят правильные решения.
После этих успокаивающих слов, умиротворённо-благодарный юноша накрыв собой меч, провалился в тёмную бездну сна, ощущая под боком тепло своего питомца. Звёзды загадочно-мерцающими блёстками слали свой свет обитателям планеты, наделяя каждого появляющегося на земле единственным и неповторимым набором резонансной частоты волн, чтобы взаимодействуя на всём протяжении жизни направлять по Пути.
10
Поднялись рано, едва белый свет начал заполнять округу, вытесняя ночную тьму и принося бодрящую свежесть наступающего утра. Разогрев остатки мяса на углях догорающего костра, путешествующие скоро перекусили перед дальней дорогой.
- Наш путь лежит на высокогорное плоскогорье, что расположено у вершины Горы - неопределённо указав рукой на еле видимые очертания гор, пояснил вновь обретённым конечную точку маршрута Плин.
Стадо мелких мышастых лошадок уже находилось вне загородки и, было готово к перегону.
- Утренняя заряница готовится встретить светило, Старейший, - обращаясь почтительно к Плину заметил негромко Хрон.
- Если поспешим, то до восхода светила успеем перейти через степную равнину.
Вскинув взор к небу, юноша увидел яркую-белую одиноко блестевшую в голубевшем небосклоне утреннюю звезду.
- Денница- преходница - поясняюще промолвил Плин, уносясь в бездну знаний, но прагматическое сознание безжалостно напомнило про дальний и опасный путь, быстро вытеснив все лишние марева из головы.
Тряхнув роскошной гривой, он оглядел спутников и, оставшись довольным увиденным, коротко всхрапнул, давая сигнал к началу движения.
- Отчего двойное прозвание, – на бегу начал разговор с Плином Путник, воспользовавшись тем, что отоспавшийся за ночь Хряка, от избытка сил, с воодушевлением носился среди путешествующей процессии, стараясь не терять из вида приёмного родителя.
- Денница – потому как можно разглядеть её на небосклоне днём, Преходница – пресекательница – оттого, что пересекает она путь Гелиоса и видна на его фоне тёмной точкой – охотно пояснил Плин.
По тому, как отвечая юноше, седобородый более обращался к носившемуся вокруг Хряку, Путник понял, что старейшина уже начал передачу знаний потомку Повелителей.
- Увидеть её можно и утром и вечером на зорьке, перед восходом и закатом светила. Поэтому у неё двойственный характер. Являет собой очи на светиле – лике Создателя,- продолжил Плин, видя явную заинтересованность кружившего рядом Хряка.
- Творец породил Свет и тем положил мировой порядок. С этого момента Свет живёт до тех пор, пока вновь не соединится воедино с Создателем, чей лик в центре с Преходницей полностью заслонит Луна. Хаос уже приходит на смену Света, но миропорядок обязательно возродится вновь из Создателя, как было бессчетное множество раз до появления разума на земле.
Дальнейшему проистеканию мудрствования помешал тот, для чьих ушей оно непосредственно и предназначалось. Устав на бегу вслушиваться в размеренный рокот баса столь дивного, но привлекательного в своей мощи четырёхкопытного учителя, Хряка посчитал, что усвоение новых знаний, как и переваривание пищи лучше всего пройдёт в расслабленной полудрёме и поспешил вскарабкаться на родные плечи. С разбега он прыгнул на ничего подобного не ожидавшего Путника. Неожиданно получив ощутимый толчок сбоку, ноги отрока заплелись и он рухнул носом в кочку, где на его плечи обрадовавшись, что не надо долго пыхтеть и мучиться, взгромоздился переполненный мудростью и оттого ощутимо потяжелевший питомец.
Мощная ладонь играючи подхватила неразлучную парочку и бережно опустила Путника на ноги, придав ему необходимое для продолжения бега ускорение лёгким хлопком по спине широкой дланью. Вознося на ноги упавших, Плин даже не сбился с размеренного бега. Под громкий хохот человекоконей, отчаянно чихая от забившейся во все отверстия лица мелкой пыли, Путник, бережно придерживая за лапы виновника своего падения, обеспокоенно подвигал плечами, устраивая поудобнее меч за спиной.
- Зачем Вам серая мелочь,- переводя внимание от своего падения, поспешил спросить юноша Плина.
- Хоть дальняя, но родня. Здесь им не выжить, рядом с нами им спокойнее. Если пережили Большую воду, то не погибать же от клыков. Пусть поживут в обновлённом мире. Без них будет пусто, - всё ещё незаметно усмехаясь ответил Плин:
- Не по Правде будет иначе, а на Правде Свет зиждется.
Небосклон постепенно озарялся восходящим Гелиосом и бежать становилось безопасней. Равнину преодолели за двое суток без приключений. Изнурительный бег, короткий отдых, безусловно питательная еда, вкуса которой усталый юноша не чувствовал и, вновь бег, бег, бег сопровождаемый учёными россказнями Плина.
- Бег - естественное состояние человека и его природный способ передвижения, – мудрствование Плина донеслось до исходящего потом Путника, как издевательство.
Отряд начинал подъём в горы. Для отрока это была настоящая пытка среди пёстро цветущего лона природы, уготованного для бездумного созерцания в тишине и покое, но никак не для безжалостного топтания её буйно ароматизирующих экземпляров, произрастающих у подножия гор. Никакие окружающие красоты причудливой ярко-зелёной растительности не могли привлечь внимание и задержать затуманенный взгляд усталого юноши, едва перебирающего ногами. Он не падал лишь потому, что надеялся догнать Плина и накрепко вцепиться в роскошный вороной хвост. Мелькающий впереди седой конечеловек лоснился от пота, но широкие копыта неумолимо отталкивались вверх и вперёд. Почти касаясь горного склона лбом, карабкающийся следом Путник едва не влетел в конские каштаны, с хлюпом вывалившиеся из широкого конского зада перед ним. Густой запах резко ударил в нос. Сопевший на его плечах Хряка вмиг очнулся от дрёмы и рванулся в сторону. От резкого толчка приёмный родитель обессилено повалился наземь.
-Понюхай дружок, жизни душок,- насмешливо прокомментировал откуда-то сзади и снизу Герот:
- вставай, а то – затопчу.
Отрок с трудом оторвался от скальной породы, но разогнуться не смог и, подражая всей компании, резво карабкался вверх на четырёх конечностях, одной из которых ещё и умудрялся удерживал посох. Голова размашисто моталась из стороны в сторону, со лба разлетались капли едкого пота. В какой-то момент, когда в глазах замелькали разноцветные точки затмевая собой окружающее пространство, сбоку вынырнул едва переставляющий лапы потомок Великих. С вываленным до земли розовым языком и истошно вибрирующими боками, благороднорождённая бестия вовремя вспомнила о своём величии. На заплетающихся лапах мохнарылый глазастый лобан сбоку притиснулся к родным плечам, благо, что от земли они были совсем невысоко. Вконец обессиленный Путник, и от внезапно прицепившейся к плащу колючки кустарника терял равновесие, а мосластая туша была явно тяжелее. Юноша испугался, что под весом близкого и родного существа просто умрёт на крутом склоне. Из последних сил, спасаясь от позора, он рванул вверх, под негодующее хеканье обманутого в лучших чувствах питомца. Пришедшая ниоткуда, запредельная легкость заполнила тело, движения человека стали размеренными и скупыми, подчинёнными одной цели. Боясь остановиться и потерять неведомо откуда появившуюся силу, Путник догнал взмыленного Плина, сбоку обошёл его по осыпающейся каменистой насыпи. Не сбавляя темпа двуногий обогнал неутомимо карабкающееся вверх стадо мелких копытных, мельком успев отметить, что те даже не вспотели, в отличие от шатающихся от усталости своих погонщиков. Хряка похныкивая старательно пыхтел следом за Путником.
- Стой! Да стой же, ты! – вернул разгорячённого юношу в мир действительности хриплый разноголосый гвалд откуда-то снизу.
Замерев на месте и обернувшись на крики, он увидел заведено мотающих головами мышастых лошадок, а за ними заметно отставших их странных дальних родственников. Измученный организм, получив долгожданный перерыв, немедленно отреагировал резко нахлынувшим приступом судорожного кашля и спазмами в желудке. Догнавший Хряка из последних сил опасливо отполз от него в сторону.
- Здоров же ты человече, а на вид щуплый,- устало прохрипел кто-то из четвёрки людоконей.
- Люди в родстве со всем живым на планете, в них есть частицы каждого организма, который в нужный момент проявляет себя,- прорезалась мудрость Плина.
- Но впредь сам не при,- недовольно продолжил тот в сторону распаренного юноши:
- не зная броду, неча вперёд батьки.
И указав на едва заметный узкий проход между скалами, резко продолжил:
- нам туда, порядок не нарушать.
Самый мощный из четвёрки Хрон, привычно занял место первопроходца и колонна двинулась.
Благо, этот переход был недолгим и вскоре отряд выбрался на зелёную лужайку, с трёх сторон обрывающуюся в пропасть. По центру горный оазис был рассечён потоком воды. Мелодично журчащие серебрящиеся на дневном воздухе струи ниспадали с каменного выступа, по форме напоминающего силуэт птицы, в округлой формы купель. Заполнив чашу, воды горного потока проистекали далее через лужайку и, обрушившись вниз водяным каскадом, исчезали где-то далеко внизу. Выбравшегося из прохода измученного Путника, с восседавшим над ним, всё-таки добившегося своего, утомлённым питомцем, весело приветствовала висевшая в воздухе разноцветная дуга, короной венчавшая покрытый мелкой изморосью водоём, плотно окружённый копытными попутчиками. Не желая толкаться среди потных конских тел, юноша предоставил им право первого глотка и устало потащился с питомцем осматривать очередной временный приют. На краю обрыва у него перехватило дыхание от притягивающей глубины пропасти и, освобождаясь от вяжуще-сковывающего всё тело страха, он осторожно попятился.
Несмотря на то, что по пути их отряд ни с кем не столкнулся, горы оказались далеко не безжизненными. Раскатистый громкий рык снизу собрал всех членов отряда на краю обрыва. Им, с безопасного расстояния, хорошо был виден мохнатый зверь, угрожающе появившийся на задних лапах из неприметного тёмного зева пещеры, навстречу разбудившим его двуногим созданиям с бледной кожей.
Сон хозяина горных пещер, отдыхавшего в прохладе перед ночной охотой, был дерзко прерван визжащими противными голосами обнаруживших его стаи безволосых двуногих врагов. Вкусное мясо их, несколько ночей назад задранного, сородича мохнатый зверь доел накануне. Лакомство само пришло к нему, но почему –то во внеурочное время, когда он сладко спал и ещё не проголодался. Нападать на двуногих, зверь начал совсем недавно, случайно обнаружив новых переселенцев в своих владениях. Процесс ловли поначалу не требовал от него много усилий, а добыча была самой вкусной из того, что он когда –либо пробовал в своей жизни. И вот теперь орава мяса сама пришла к нему. Но было ещё светло и, к тому же, он не отоспался с прошлой охоты, а эти камни, которые заблуды трусливо бросали в него издалека, больно ударяли по лапам и голове. Вдобавок в пещеру влетело несколько горящих веток, одна из которых припалила шкуру на загривке, отчего зверь по-настоящему разозлился и угрожающе вылетел из пещеры навстречу орущим мелким созданиям, сразу же бросившимся от него врассыпную. Запугивая противника, он встал во весь свой могучий рост и, медленно двигаясь вперёд, стал зорко высматривать жертву. От запаха вкуснятины из раскрытой пасти в вожделении потекли густые слюни. Он прикончит их всех и быстро. Даже тех, кто воображал, что спрятался от него за каменной грядой. Этой еды ему хватит надолго.
- Семья диких на охоте. Надоело зубы о корни стачивать, сcскусненьким захотелось побаловаться, – насмешливо прокомментировал Плиний.
- Их палками этой туше только бока чесать, да блох гонять. Не по зубам им пещерник,- поддержал брата Хрон.
Вооружение охотников, насколько смог разглядеть с такой высоты отрок и, в самом деле, не внушало уважения: заострённые колья да камни, терялись по сравнению с их противником, состоящим из груды мышц и оснащённым смерть несущими когтями и клыками.
- Люди способны удивлять,- веско возразил Герот, глядя горящими глазами на место схватки.
Мнения спорщиков разделились поровну: Плиний и Хрон с молодой бесшабашностью держали за победу пещерника, умудренные жизнью Плин и Герот отдавая должное могучему зверю не спешили признавать правоту соплеменников. Путник с Хряком благоразумно не вмешивались в спор, предпочитая учиться чему-то новому. Суждение остальных присутствующих никого не интересовало.
Схватка внизу началась. Сзади и с боков на голову зверя летели булыжники, грубо ломая его планы и заставляя отвлекаться от выбранной ближайшей жертвы, которая при поддержке сородичей метила попасть колом ему в живот. Мгновенно опустившись на четыре лапы, зверь, уходя от града камней, совершил резкий бросок к противнику. Распластавшись над землёй, он мохнатым комом пролетел под остриями кольев и, моментально нанёс два размашистых удара лапами по ближайшим целям, повергнув трёх охотников на землю, двоим из которых, уже не суждено было живыми вернуться в семью. Сразу же отпрыгнув в сторону, зверь вновь вынужденно встал на задние лапы, уточняя положение противника и намечая следующие жертвы. Вокруг поднялся невообразимый гвалт, сопровождавший полёт новой порции камней и горящих веток во врага. Очередная атака громилы была сорвана в самом её зародыше. Воспользовавшись задержкой, укрывшиеся сверху на камнях охотники, набросили на башку зверя сразу три сетки, сплетённых из перевитых лент коры деревьев. Взревев от досады во всё своё широкое горло, косолапый отвлёкся, освобождаясь от неожиданной помехи и пропустил момент, когда очередные, намеченные им в жертву, ближайшие три врага расступились в стороны, освобождая пространство для двух новых участников, вооружённых лёгкими копьями. Хвостовой частью с оперением копья были вложены в петли длинной кожаной полосы. Быстрый разбег, замах и одновременный бросок в прыжке. Сила рук, помноженная на длину кожаных полос и собственный вес падающих в броске тел показали результат, поразивший замерших наверху зрителей. Оба копья попали в цель и пронзили зверя. Юноша смог разглядеть, как из мохнатой спины торчат их окровавленные каменные наконечники. Злобно-раздражённый рёв пещерника огласил, доселе безраздельно принадлежащие ему, владения. Не сразу осознав свою кончину, рассвирепевший зверь в пылу схватки схватился лапами и пастью за торчащую из грудины помеху. Кровавые слюни и щепки разлетелись от перегрызенного вмиг копья. Но жизненные силы с фонтанирующей из освобождённой раны кровью быстро оставляли могучее тело и, вскоре оглашенный рёв перешёл в затихающий болезненный хрип. Мохнатая башка гиганта опала на мокрую от кровищи грудину и, умирающий хищник медленно повалился вперёд, пока не уперся вторым копьём в землю. Он так и умер стоя, не свалившись под ноги хитрого противника, что в силу свой слабости и трусости придумал неведомую ранее тактику ведения схватки: убивать заведомо сильных соперников на безопасном для себя расстоянии.
Горы огласил разноголосый победный визг, старательно подхваченный и бережно разнесённый эхом по ближайшим ущельям, знаменуя весть об очередной смене во властителях гор. Победители опасливо сгрудились вокруг продолжавшего внушать ужас врага. Повинуясь окрику вожака, один из них ткнул колом в бок остывающего пещерника, отчего поверженный бесформенной грудой завалился на землю, в последний раз заставив отпрянуть противника. Споро водрузив тело зверя и своих поверженных сородичей на колья, просунутые между связанными конечностями поверженных тел, двуногие, не обращая внимания на незваных наблюдателей, натужно потащились с трофеями восвояси.
Последний лучик светила прощально скользнул по вершинам гор и, место драмы быстро погрузилось в ночную тьму. Прохладный туман медленно опускался к земле, заслоняя небесную сферу и ещё более сгущая горный мрак.
-Надеюсь, эти косматые нас не заметили – нервно переступая копытами промолвил кто-то из братьев.
- Им сейчас не до нас, добираться до стоянки будут тяжело, а там -встреча, похвальба, праздник. И так много дней, пока всех принесённых не съедят,- беззаботно отмахнулся Плиний.
- Недавняя быстрая и безжалостная расправа тебя ничему не научила? Уходить надо сейчас, без передышки,- Герот сделал скачок к брошенной поклаже и в ожидании остановился, нетерпеливо-вопросительно оглядываясь на старейшего.
- Куда идти, ночь кромешная, а мы столько в пути без отдыха. Копыта не держат! – зло возопил во тьму ночи Плиний.
Хрон, мелко переступая копытами и недовольно потрясая головой, боком отодвинулся в сторону от вопящего. Хрон вообще был молчуном, предпочитая пустым разговорам активное действие. Вот и сейчас, предугадав решение старшего, он, скупыми движениями, храня молчание, стал сбирать запасы продовольствия.
- Уходить надо быстро, но сначала перекусим,- рассудил Плин, примирительно соглашаясь с каждым из спорщиков. Частично признав правоту за каждым из них, он на корню пресёк зарождающуюся ссору.
В этот раз, число присутствующих, чьё мнение никого не интересовало, увеличилось на юношу и его питомца. Но они были так потрясены увиденным, что предоставили выбор своим поводырям. Мир бесконечно разнообразен и в первую очередь в тактике умерщвления плоти, первооткрыватель которой становится господствующим, пока не произойдёт очередной виток открытий.
С уступа нижней площадки, мимо которой дикие ловцы протащили свою добычу, вожак внимательно наблюдал последние события, развернувшиеся на верхней площадке. Именно внезапное появление чужаков, заставило его начать нападение на выслеженного зверя до того, как тот проснётся и сам выберется из пещеры. Стук множества копыт предупредил его задолго до того, как приблуды самонадеянно выперлись на край обрыва. Благодаря их беспечности, он смог рассмотреть и оценить противника и теперь окончательно принял решение. Одарив невиданных доселе странных зверей ничего хорошего не обещающим взглядом вожак бесшумно растворился в темноте и поспешил вдогонку за своими родичами.
Уверенное передвижение вожака в полной темноте свидетельствовала, что его род не одно поколение прожил в подземельях пещер. Все представители его рода могли видеть в кромешной темноте благодаря огромным выпуклым глазам. Вдобавок к бело-молочным зрачкам, единокровников вожака украшали большие уши и синюшная белизна кожи. Выбраться на поверхность земли совсем недавно их заставила большая вода, внезапно заполнившая пещеру и, буквально, выплеснувшая тех, кто сумел уцелеть в её бурном потоке, на белый свет. Вожак надолго запомнил издалека пришедшую дрожь земли, сопровождавшуюся едва слышимым гулом, постепенно возросшим до болезненного грохота в ушах. А затем их смыл поток большой воды и долго нёс среди мусора по извилистым пещерам, безжалостно бросая на многочисленные выступы, пока в глаза уцелевшим не ударил яркий свет ночного светила.
Выжившая, к огорчению Вожака, Старшая Мать, собрав остатки потомства, расположила очаг рода на поверхности горного склона, умело выбрав место для стоянки рядом с неглубокой пещерой. Жизнь под открытым небом была ей знакома по смутным воспоминаниям детства, чем, кроме неё, не мог похвастать больше ни один из её родственников.
То ли горы были другими, то ли её подводят воспоминания, но деревьев стало меньше, чем хранила память о горах её молодости. Эх, молодость, пролетевшая как мгновенье. Ещё недавно - худенький угловатый ребёнок и вот уже - располневшая, округлившаяся бабища. Полная сил, но исход уже близок, она и так задержалась, пережив всех своих погодков. Когда же она была молодой? Только в мареве сна.
Прервав мимолётный уход от сущих забот действительности, она особенным, присущим только женщинам, боковым зрением, не вертя головой оценила обстановку на стоянке. Угрозы не было, но беспокойное предчувствие зарождалось тянущей болью в низу живота. Самцам, ушедшим за мясом, пора уже было вернуться.
С врагом, на убой которого ушли ловцы, род столкнулся сразу же, как только был изгнан бурной водой из недра пещеры. На их беду мохнатое чудовище не спеша обследовало кромку воды и подбирало всю удобоваримую добычу, принесённую бурным потоком. Мёртвого детёныша человека пещерник нашёл уже раздувшимся от газов. Начинающая вонять человечина чрезвычайно понравилась зверю на вкус и на запах, став с тех пор его любимой едой. Остальные тела погибших от воды, до того, как они начали разлагаться, нашли и собрали оставшиеся в живых сродственники, чтобы с не меньшим аппетитом, чем у пещерника, обглодать их косточки у родного очага. Не найдя других мертвых тел, влекомый запахом, вновь проголодавшийся пещерник без особых усилий выследил лакомую добычу и напал сзади на отошедшего со стоянки рода храброго, но не очень умного одиночку-самца. Ударом тяжёлой лапы переломив двуногому шейные позвонки и содрав с головы всю кожу с имевшейся на ней растительностью, хозяин гор, не в силах удержаться, тут же вспорол когтями живот забитого и утробно ворча, в один присест выжрал все внутренности, балуя себя парящими на воздухе вкусностями. Утолив первый голод, он бережливо утащил труп в чащу, где схоронил от посторонних посягательств под завалом веток. Зверь, не желая тратить лишних усилий, предпочитал пожирать свою добычу размягчённой от трупного разложения, наслаждаясь аппетитным букетом истончаемых ароматов. Не надо думать, что лишь человеку присуще чувство прекрасного. А о вкусах, столь разнообразных, не спорят.
Обнаружив внезапную потерю самца, а затем и кровавые следы нападения, Мать рода поняла, что из одной беды они привычно попали в другую. Ей срочно предстояло разрешить очередную загвоздку жизни: или они съедят чужака у семейного очага, или ей придётся постоянно отдавать зверю на милость и на пропитание членов своего семейства. Будь у неё род числом поболее, она бы, безусловно, взяла врага на прокорм. Иметь у себя под боком грозного зверя, бдительно охранявшего свои владения от приблуд, сулило немало выгод. За исключением приготовленных на прокорм, остальные члены рода находились бы под надёжной защитой. Аппетит зверя был единственной опасностью для выживания её рода рядом с хозяином этих гор. Мощный, полный сил зверь ещё долго не потерпит на своей территории иных четвероногих соперников, а двуногих заблудших чужаков она сама сведёт с местным хозяином или наоборот, выведет зверя на заблуд. Но разгневанное подземелье выплеснуло её род, ранее и так не особо блиставший численностью, далеко не в полном составе. Поэтому, она нехотя согласилась с жаждущем крови Вожаком и направила самцов отомстить за павшего, а заодно и запастись мясом.
Но где же, они? Чувство недоброго усиливалось. Чтобы отвлечься и не навлечь беду, она созвала к себе всех самок и детёнышей. Им, выросшим в пещерах, невдомёк было, как и где находить и выкапывать вкусные съедобные коренья, собирать растительность, произрастающую под светом светила. Ей предстояло вспомнить и передать им все свои ранее забытые знания из далёкого детства. Показав, что надо собирать, она села неподалеку от незатухающего очага жизни, очищая от земли продолговатые корнеплоды морквы фиолетового цвета и сладковатые на вкус.
Мысли непроизвольно вновь вернулись к самцам. Длительная жизнь под землей, где не было растительности, но было много животных, способствовала росту роли самцов. Под землей всё чаще требовалась грубая сила - гарант выживаемости рода. Самкам отводилась роль жертвы при проверке на безопасность неизведанного зала подземелья, куда первыми запускали одну из них. Всему виной была охота за большим мясом. Охотиться на мелких пещерных грызунов могли и женщины, но когда род сталкивался с двуногими чужаками или громадными подземными зверями, справиться с ними могли лишь самцы. Чтобы получить свой кусок мяса, самкам приходилось торговаться с ловцами: близость за пропитание и защиту.
Добытые на поверхности знания Мать рода, как смогла, приспособила к применению в пещерах: организовывала засады, устраивала хитромудрые приманки, но в неожиданных подземных стычках важнее была грубая сила самцов, которые всё больше привыкали слушаться самого сильного из них - Вожака. Наметившееся в последние годы хрупкое двоевластие не могло продолжаться бесконечно долго.
Почувствовав приближение опускающегося на землю тумана, Мать подала знак всем собираться у очага. Ночь должна была быть приятной, сквозь такой туман не будет видно даже ночного светила.
В это время в горах Вожак догнал единокровников и пока те отдыхали, коротко и быстро поведал об увиденном. Чужие – всегда опасность, но если их обнаружить первыми, то – радость и много мяса. А много мяса – это покладистые и сговорчивые самки. После схватки со зверем ловцы потеряли своих, устали, не отдыхали, нет времени подготовить засаду, а надо ещё найти проход наверх. Но окажутся ли там чужаки, или уйдут и их придётся догонять? Догонят ли четвероногих? Пока шла драка, чужаки отдохнули, набрались сил. Всё это Вожак понимал и без ропота своей команды. Но он умел убеждать и вести за собой. Порой хватало демонстрации огромного кулака, как несогласные послушно меняли мнение.
- Ночь нам роднее и привычнее. Тьма и туман укроют нас от чужих. Нападение будет внезапным, нас не ждут. Добычу укроем здесь камнями. Пойдём налегке, тихо и быстро. Чужаков много, следов много, найдём легко. Нападём разом. Копытных забьём копьями не приближаясь, остальных- дубинами. И напоследок, кто останется здесь, тот - еда остальным.
Последний аргумент, подкреплённый вознесёнными вверх большой дубиной в одной и толстым колом - в другой руке, отчего огромные мышцы вздулись ещё больше, наглядно убедил ловцов враз и бесповоротно. Даже не пришлось никого подгонять, пока прятали добычу под камни. Погоня бесшумно двинулась наверх в горы. Тропу чужаков отыскали быстро. Прошедшие вверх накануне не пытались скрыть следы и выслеживание закончилось успешно. Достигнув прохода между скалами, Вожак подал знак остановиться. Острое чутьё подсказывало ему, что чужие находятся недалеко. Напротив входа в ущелье он расположил метальщиков копий. Двух самых ушлых из охотников он направил проверить проход между скалами. Остальные родичи привычно оседлали уступы над проходом, готовые встретить чужаков градом камней сверху. Стая замерла в ожидании возвращения лазутчиков. Тяжёлые низкие облака, скрывшие небо и стелющийся из прохода холодно-густой кисель тумана обусловили кромешную тьму в месте засады.
Кто выживет в смертельной схватке? Мирозданию было безразлично.
11
Не разводя костра, четвёрка человекоконей и двое их гостей расположившись чуть сбоку от прохода в скалах, быстро перекусили всухомятку. Применение охотниками ранее не виданного способа убийства произвело на всех должное впечатление. Ужин проходил в скупых уточнениях относительно предстоящего ночного перехода и возможного нападения в пути.
- Не такие уж они и дикие, эти белотелые волосатики. И не местные, ранее здесь так не охотились,- обратился Герот к Плинию, вяло завязывая затрапезный разговор.
- Метальщики держали в руках что-то гибкое, наподобие кожаных верёвок или полос, с помощью которых и метнули копья, - поделился виденным остроглазый Плиний.
- Если они нас встретят, то вероятней всего на выходе из скал или в проходе, где нападут, как на пещерника, со всех сторон и сверху, - высказал предположение Хрон.
- Нас ждут на выходе из скал, применить новое оружие в узком проходе они не смогут, а без него, потеряв своё преимущество, они будут вести бой неуверенно,- подкорректировал Плин.
- Первоидущий неминуемо встретит их копья,- бросил Герот быстрый взгляд на Хрона.
- Остальных сверху накроют сетками и добьют камнями,- жизнеутверждающе продолжил развитие перспективы Плиний и, осознав безысходность оной, прекратил жевать.
Кусок застрял у него в горле и, он долго откашливался в сторону, так, что мокрые крошки пищи вперемешку со слюнями разлетались по округе. Хряк, не прерывая жевать, утробно заворчал и отполз за Путника, отгородившись им от Плиния.
- У вас скорость при прорыве, а нам за вами точно не угнаться,- подгребая к себе питомца, хрипло вставил юноша, которому и так еда не лезла в горло.
- Может по тропе? – вопросительно глянул на Плина Хрон.
- Что за тропа? Откуда? – разом заинтересованно оживились Плиний и Герот.
- Тайная тропа, ведёт по краю обрыва в запретное плоскогорье, откуда мало кто выходил живым, а на моей памяти, так вообще никто. Всем по ней не уйти, даже если бросим здесь дальних родственников. Тропа и раньше была узкая, а потоп так и вообще может её размыл,- нехотя озвучил сокровенную тайну Плин.
По мере его пояснений, оживившиеся при известии о тайной тропе Плиний и Герот заметно сникали, а под конец и вовсе расстались с напрасной мечтой избежать схватки.
- Надо решать. Эти сидельцы в засаде долго ждать не будут. Сами сюда заявятся, если уже не послали зоркого дозорного проведать, что да как,- отодвигаясь от общего стола, решительно подтолкнул старейшего к принятию решения Герот.
- Впереди пустим с разгона мелких. За ними Хрон, Плиний, Герот с продуктами, я - замыкающий с Наследником Повелителей и его отроком.
Путник сделал вид, что не услышал про свой новый статус при питомце. Пока Плин в обычной немногословной манере определял порядок прорыва, Хрон не напрягаясь, легко забросил юношу на круп старейшего и повесил на свою широкую грудь круглый костяной панцирь недавно съеденного морского обитателя. Отрок не мог взять в толк, когда этот умелец изготовил, так кстати пригодившуюся, защиту при их напряжённом способе передвижения. Почтительно подхватив заволновавшегося было Хряка, Плин осторожно усадил его перед Путником.
- Аккуратней со своей палкой, а меч лучше не доставай и держись крепче,- предостерёг Плин двуного наездника.
Юноша поспешил крепко обхватить человеческую талию. От непривычной поклажи по, до сих пор необъезженному, туловищу коня быстро прокатилась брезгливая волна, начавшаяся от встряхнутой гривы лёгким подергиванием шкуры на спине и завершившаяся резкими ударами роскошного хвоста по задним копытам. Пока Герот собирал в поклажу оставшиеся продукты, Хрон и Плиний подняли мелких лошадок и утробно подвывая, погнали стадо по кругу, постепенно наращивая темп скачки. Когда быстро взволновавшиеся копытные перешли в галоп, их вожака, а следом и остальных, умело направили в проход между скалами. Вой становясь громче, ускорял галоп втянувшегося в узкий проход стада. Следом, стелясь над землёй, следовали погонщики. Хрон устрашающе сжимал в обеих руках по копью, со свистом рассекавших густой туман. Какофония звуков из дробного стука множества копыт, утробного воя и свиста рассекаемого копьями воздуха разорвали ночную мглу, опутавшую скалы. Узость глубокого прохода усилила какофонию и передала дальше в горы.
Путник изо всех сил держался на конской спине, прижимая распластанного Хряка и судорожно сжимая правой рукой посох. Плащ развевался за его спиной. Меч быстро натёр ему хребет, больно елозя по спине в такт скачки. Сквозь шум, впереди раздались пара испуганных человеческих вскриков, перешедших в предсмертные хрипы. Что там произошло, юноше видно не было, но уже через несколько скачков под копытами его конечеловека хлюпнуло. Посланные вожаком ловцы нашли свою погибель под копытами тех, кого они считали свой добычей и мысленно уже выделили себе по лакомому куску.
Когда первая волна прорывавшихся достигла засады, Вожак сообразил, на какую хитрость пошли чужаки и уже не таясь, заорал в голос, давая команду пропустить мелких зверей и бить по крупным тварям. Заслышав долгожданный клич, накопившееся в закипающей крови самцов нервное возбуждение с яростным облегчением прорвалось наружу. Разглядев вблизи врага, ловцы, несмотря на запрет, набросились на долгожданную добычу. Прилетевшая сверху сеть и несколько камней замедлили движение прорывающихся и внесли сумятицу в их целенаправленный бег. Но непрестанно подгоняемое сзади стадо, двигаясь по инерции, запросто снесло попавших под копыта очередных бесшабашных ловцов. Какая-то серая лошадка осталась под копытами соплеменников. Остальные мелкие копытные благополучно миновали первый рубеж засады. Затем пришла очередь следовавших за ними странных созданий. На головного Хрона полетели сети и камни. Намотав на оба копья сети, человекоконь мощно метнул их в смутно различимые на горных выступах силуэты нападавших. Уходя от сыпавшихся градом камней, он в два огромных прыжка миновал засаду. Но едва Хрон выскочил из узкого прохода между скал, как его широкую грудь потрясли два страшных удара копий. Панцирь раскололся и двумя кусками неудобной поклажи повис на кожаных ремнях, мешая движениям. Оглушённый страшным ударом Хрон припал на задние копыта и зашатался на месте. Руки бессильно опали вниз, глаза заволокло поволокой. Ну что ж, он выполнил свою задачу: освободил проход и лишил врага преимущества. На него неумолимо надвигались Вожак с новыми метальщиками копий. Плиний и Герот тяжело пробивались на выручку собрата сквозь толпу нападавших, получая болезненные раны со всех сторон. На спину замыкавшего колонну Плина со скалы запрыгнул молочнотелый ловец. Передние копыта четвероного подогнулись от неожиданной тяжести. Вонь разгорячённого тела ловца окутала троицу. Невольно отпрянув назад и освободив руку, Путник перехватил посох и резко ткнул нападавшего. Острый конец глубоко проник в мягкую плоть седалища незваного наездника. Туда же, воодушевлённый примером, вонзил клыки потревоженный Наследник Повелителей. Громкий вопль наглеца сопроводил падение тела. Сейчас же перед Плином из тьмы вынырнули двое вооружённых дубинами, мешавших друг другу в узком проходе, ловцов. Отбивающийся Плин осознал, что не успевает встретить оружием преградивших ему путь. Устрашающе гикнув во всю свою лужёную глотку, он поднялся на дыбы, передними копытами пробивая дорогу к выходу из западни. Путник и Хряка слетели вниз на камни.
- Уходите назад, тропу найдёшь за водопадом,- прохрипел негромко осадивший назад Плин, скупо наносящий разящие удары по почти неразличимым в белёсом тумане телам нападавших.
- Я их задержу.
От болезненного падения на спину, у юноши перехватило дыхание и он смог лишь кивнуть в ответ. Нащупав взвизгнувшего в темноте Хряка, он подхватил питомца и, размахивая посохом, прикрыл седобородого копытного со спины.
- Бестолочь, вперёд вам не прорваться, спасай ..,- от болезненных ударов Плин недоговорил, грубо толкнул взмыленным боком Путника назад, не переставая яростно отбиваться от наседавшего врага. От толчка отрок вновь полетел на землю, обиженно завопил и вскочил на ноги. На него вновь надвигался, посеревший от схватки, бок человекоконя, выталкивая его из боя.
Поняв наконец-то, что так он только мешает Плину прорваться из прохода и спастись от нападавших, Путник шлёпнул рукой по мокрому от липкой крови крупу и без оглядки рванул по обратному пути. Бежать в кромешной темноте с Хряком на руках было чревато неприятными падениями. Несколько раз он налетал на выступы скал, разбил в кровь колено и охромел, но сумел добраться до водоёма на заветной площадке и дотащить питомца невредимым. Судорожно оглядываясь на тёмный зев прохода, он с ходу прыгнул в черную толщу воды. Студёная вода охладила разгорячённое тело. Неожиданно попав в водную среду, Хряка резко рванул от юноши, возмущённый коварством приёмного родителя. Но, как ни старался мохнарылый выбраться обратно на сушу, его безжалостно ухватили за шкирку и, как ни молотил он в остервенении лапами по воде, бесцеремонно протащили через весь водоём. Когда противоположный берег был уже рядом, сверху безжалостно обрушились холодные струи водопада. В последнем усилии Путник выбросил на берег отчаянно отфыркивающегося питомца и, обламывая ногти на руках, выбрался следом.
Будь площадка побольше, он ни за что бы не нашёл тропку, да ещё тайную, ночью, под небосклоном, плотно завешанным облаками. Но, выбравшись из воды, он в прямом смысле уткнулся носом в скалу, уходящую вертикально вверх. Промокший до последней ворсинки Хряка, занял почти всё свободное пространство. Опасаясь пошевелиться, чтобы не хлюпнуться обратно в водоём, крупно дрожащий юноша прижимаясь к скале, осторожно выпрямился и нащупал свободной рукой справа от себя очередной небольшой выступ. За неимением ничего более подходящего, он пересадил на него Хряку и влез следом за ним. Была ли это искомая тропа, поразмыслить ему не дали. Даже сквозь шум водопада он расслышал топот босых подошв погони, ворвавшейся на площадку из прохода. По наитию он пошарил вверху справа и обнаружил очередную ступеньку. То, что это были случайные уступы камней, а не тайная тропа, он не хотел даже предполагать. Придерживаясь заданного алгоритма движения, они быстро уходили вправо вверх по почти вертикальной скале. Уверенности в действиях придавало воспоминание изощрённого убийства зверя и неумолимая беспощадность ловцов, с которой они напали на их отряд в проходе. Пока погоня злобно и методично обшаривала все возможные укромные впадины на площадке, они повернули за выступ, который надёжно укрыл их непроницаемой каменной грядой от острых взглядов новых хозяев этих гор.
За поворотом отдельные выступы перешли в узкую тропу по краю пропасти. Плотно прижимаясь к скале, Путник с, привычно восседавшим на плечах, Хряком, осторожно, на ощупь проверяя впереди путь посохом, медленно продвигался на длину ступни, которую передвигал вслед за посохом не отрывая её от тропы. Глаза, широко распахнутые до предела, были бесполезным органом этой тёмной ночью. Отроку, спасавшему Наследника Повелителей мира и свою шкуру, оставалось полагаться лишь на тактильные ощущения, слух и интуицию. Продвижение было медленным. Постепенно возрастающее напряжение сковывало всё тело и тогда отрок останавливался передохнуть и привести лихорадочно скачущие мысли в порядок. Медленно и глубоко вдыхая он поглаживал питомца по мокрой мохнатой башке, успокаивался и, обретя контроль над мышцами, вновь начинал движение. Долго ли так продолжалось и как далеко они ушли, он не знал. Внезапно посох ушёл вниз, не найдя твёрдой опоры и юноша враз оцепенел, в животе остро похолодало. Судорожно прижался ещё плотнее к скале и осторожно вернул посох из бездны. Мозг запаниковал. На возращение назад не было сил. Отчаяние охватило юношу.
- Успокоиться, дышать глубже, медленно, надо переключиться на что-то иное. Иначе – всё. Не думать о плохом, отвлечься, дышать спокойно, полной грудью.
Холодный мокрый нос ткнулся ему в щёку, тёплый мягкий язык быстро обслюнявил лицо. Хряка. Благодарность охватила Путника. Родная тяжесть лежала на плечах и была, как нельзя, кстати. Назад нельзя, там их ждёт неминуемая смерть. Вот и надёжный выступ вверху, а там и скала не такая вертикальная. Значит наверх. Цель поставлена, мозг начал решать новую задачу. Ожившие мышцы послушно выполняли неосознанные команды подсознания и тело уверенно поползло вверх по скале. Вскоре подъём стал легче и не таким вертикальным. Отдыхая, юноша мог уже спокойно сидеть, не опасаясь отклониться назад, чтобы не свалиться вниз.
Почувствовав, что опасность миновала, Хряка с радостью сполз с костлявых плеч приёмного родителя на твёрдую почву и далее двигался уже самостоятельно. Путнику пришлось полностью положился на него в выборе пути наверх. Вскоре Хряка вывел его на площадку, где они смогли свободно развалиться вдвоём. Едва почувствовав себя в безопасности, оба моментально лишись сил и через мгновение уже сопели в крепких объятиях сна, не чувствуя утренней прохлады горного тумана, редевшего буквально на глазах под наступающим белым светом – предвестником появления на небосклоне светила.
Юноша ощущал под собой своё, с детства знакомое, такое родное и привычное мягкое тёплое ложе. В ушах негромко звучала мелодичная музыка заполнившая его дом. Не желая просыпаться, он наслаждался умиротворением и спокойствием, с облегчением осознав, что все, так явно, пережитые им тревоги и невзгоды были лишь кошмарным сном, растаявшим вместе с ночью. Родители были в соседнем помещении и о чём-то тихо переговаривались между собой. Юноша растроганно –умилённо подумал, какое же это счастье, когда вся семья вместе и у них всё хорошо. Сейчас он встанет и выйдет к ним. Он сделал движение подняться и…
Моментально сменилась картина окружающей действительности. Неожиданно перед глазами пронзительно мелькнуло ярко-красочное видение невысокой пожилой супружеской пары: сухощавого, крепкого ещё, мужчины и женщины.
- Родители…
Впоследствии, мучительно вспоминая происшедшее, он так и не смог дать себе ответ: произнёс ли это посторонний Глас, заполнивший всё его сознание, или в голове явственно прозвучала подсказка собственной памяти.
- Смотри, кто к нам пришёл! - радостно-взволнованно окликнула его мама.
Как за прозрачной разделительной стеной он вновь увидел рядом с ней отца, радостно-смущённо глядевшего на него и немного в сторону, как тот всегда глядел, стараясь скрыть своё волнение. Резко выделился и запечатлелся в памяти струящийся материал серо-голубой одежды отца: курточка, услужливо подсказало ему сознание слово из той, прошлой жизни.
Миг и…, родители пропали.
Ещё через мгновение отец появился вновь, уже один, мать была где-то рядом, но в стороне, он её чувствовал, но не видел. Затем отцовское лицо растворилось в пространстве и, вместо него юноша увидел черты своего лица.
Картинка в очередной раз колыхнулась, вновь промелькнуло лицо отца и, контакт разорвался.
- Отец!- с криком рванулся вслед за видением, Путник и, вернулся в действительность.
Окончательно разрывая связь, он инстинктивно прикрыл рукой солнечное сплетение, через которое, он явно видел это внутренним зрением, утекала его жизненная энергия, соединяя с другим измерением мира. Мысленно приказав себе вернуться в действительность, отрок, затратив неимоверные усилия, резко распахнул веки. Слёзы обильным потоком заполнили глаза и хлынули вниз по щёкам, в носу захлюпало. Болезненно скривившись от щемящей в груди тоски, юноша кулаками судорожно протёр лицо:
- Я ещё жив.
Наступал новый день, а с ним, неминуемо, должны были прийти и новые заботы. Круглый диск яро блистающего светила выплывал из-за горных вершин. Привалившийся со спины Хряка утробно похрякивал во сне, изредка вздрагивая всем телом. При дневном свете Путник, всё ещё находясь под впечатлением видений, медленно оглядел площадку. Увиденное, враз вернуло его из мира грёз в жестокую действительность и пробудило в нём двоякое чувство: ужаса от высоты, на которую они забрались по такой круче в кромешной тьме и восторга от раскинувшейся внизу безбрежной панорамы гор. Скальные хребты, кое-где увенчанные островерхими пиками, причудливо извиваясь, переплетались в мудрёном узоре, покрывали кружевами пространство до самого горизонта; дымка тумана заполняла проходы между горами. Тело привычно, как бывало всегда, когда он оказывался на краю пропасти, впало в оцепенение, оставляя одно неумолимое желание: шагнуть в полёт над этой красотой. Избавляясь от страшно-красивого наваждения, юноша отодвинулся подольше от края и упёрся спиной в скалу. Взгляд скользнул в сторону, спасительно задержался на каменной твердыне и медленно переместился по ней вверх. Через три-четыре длины его роста гора обрывалась плоской вершиной, выше которой синела безбрежная высь неба. Беда в том, что эта стена была сплошь вертикальной из цельной твёрдой породы скалы без малейших выступов. Площадка, на которой они находились, напоминала гнездо летающего зверя, ибо иного пути, кроме, как по воздуху, сюда не было. А долететь мог лишь исключительно мощный, полный сил крылатый зверь. Путник ещё раз удивился, как они смогли взобраться в это гнездо и не разбиться. При свете дня, слыша манящий зов пропасти, он ни за что бы не преодолел этот путь.
В раздумье отрок перебирал своё нехитрое вооружение. Меч-кладенец, высвобождённый из ножн, приветствовал хозяина радостными солнечными бликами. От приятной тяжести металла мышцы напряглись и вздулись. Взгляд глубоко посаженных оранжевых глаз приобрёл пронзительность. В облике Путника проступили черты древнего воина, пришедшего к нему в видении, когда он впервые встретился с мечом. Крепкий духом не знает преград на пути. Выход есть всегда и он его найдёт. Любовно протерев меч и ножны, юноша бережно положил перевязь перед собой. Сняв с пояса каменный топор, он проверил крепление топорища и остался доволен его прочностью. Древко посоха, пропитанного кровью врага и горными туманами, отполированное мозолистыми ладонями отрока, упруго пружинило в руках. Попеременно перебирая и осматривая змеиный пояс, плащ, обувь из саблезубого чудовища он размышлял о судьбе копытных помесей. Полегли ли они в бою или кому-то удалось прорваться. Может они повстречаются и Плин продолжит свои мудрые поучения. Путник остро пожалел, что вполуха слушал его учение об устройстве мира. В этом удалённом от внешних раздражителей мирке он с сожалением понял, что прикоснувшись к сокровенному знанию, из-за своего скудоумия, походя, отверг его. Как это: мир совсем не такой, каким мы его видим. Углубившийся в раздумье юноша не заметил, что дальше уже вслух цитирует по памяти ускользающие знания:
- Каждое существо по-своему воспринимает его. Но мир, каким его воспринимает насекомое, мало похож на тот, что отражается в сознании человека. Ещё больше различия в мировосприятии физических форм жизни по сравнению с иными, невидимыми формами, у которых свои, отличные от наших, органы чувств.
-Что это за иные, невидимые формы жизни, обитающие вместе с нами?- произнесённый вслух вопрос остался без ответа.
От мучительных раздумий в висках заломило. Путник со стоном обхватил голову и обессиленно повалился назад. От удара затылком о камень в черепе раздался звон, в глазах мелькнули искры. Когда темнота отступила, взгляд юноши потонул в зеленом свете широко распахнутых глаз питомца, озабоченно взиравшего на приёмного родителя. Боль прошла.
- Это я тебя разбудил, или твоя ненасытная привычка пожрать?- вполне бодрым голосом поинтересовался Путник у зеленоглазого целителя.
- Ты вспомнишь всё и познаешь,- отразился посторонний ответ в сознании.
- Что-то подобное уже было. Это ты говоришь во мне, или моё больное воображение?
Вопрос к питомцу остался без ответа. Лохматая бестия, припадая на передние лапы нетерпеливо переминалась. От избытка чувств Хряка осторожно вцепился в руку няньки, заставляя встать и идти. Но идти было некуда. Между тем, восходящее всё выше над горизонтом светило обещало нещадное пекло днём. Надо было срочно убираться с площадки, иначе они изжарятся на разогретых камнях. Вооружившись топором, отрок стал методично простукивать скальную породу, стараясь обнаружить её слабое место. Наблюдавший за ним Хряка, не умея долго оставаться в бездействии, то ли оказывая посильную помощь приёмному родителю, то ли спасаясь от жары, энергично засучил передними лапами. Фыркая и ворча он вскоре отрыл небольшое углубление в углу площадки. Поспешив завалиться в прохладную землю, Хряка с вываленным языком, укоризненно наблюдал за бесполезными стараниями своего отрока. Не обнаружив пустот в породе и не желая сдаваться, юноша по второму кругу простукивал гранитную плиту. Добравшись, таким образом, до развалившейся лохматой помехи, он вытащил изо всех сил упирающегося Хряка из ямы и уставился на лежбище.
- Когда ты уже научишься говорить? Я все пальцы в кровь разбил, а ты увалился в то, что я ищу и, прохлаждаешься. Увалень мохнарылый.
Что было больше в голосе юноши: досады или радости, ругают его или хвалят, Хряка не понял, но с готовностью уткнулся мокрым носом в ладонь приёмного родителя. Благодарно почесав ему переносицу, Путник топором и посохом принялся расширять яму. Вскоре он зарылся в землю до пояса. Маявшийся от безделья Хряка моментально нашёл для себя новое увлечение. Лапами он сталкивал породу с края площадки и, свесив голову, внимательно наблюдал за падающими вниз камнями. К радости отрока углубление под землю шло споро, огорчало лишь то, что расширяющийся лаз вёл постепенно вниз, а им надо было в противоположное направление. Работать приходилось в узком пространстве прорытого лаза. К концу дня, измучавшись и перемазавшись липким потом вперемешку с землёй землепроходец едва не погиб под обрушившимся на него тяжёлым пластом глины. С трудом выбравшись из-под завала, он долго откашливался, освобождая лёгкие от комков грязи. В прохладу подземелья тут же влез заморившийся на солнцепёке Хряка и блаженно развалился, заняв всё свободное пространство. Юноша схватил его за лапы и потащил на свет, но голодный и обезвоженный организм не выдержал очередного испытания и отрок рухнул, едва не придавив питомца. Отскочивший от падающего тела Хряка опасливо выждал и осторожно подошёл к мерно сопящему отроку. Приёмный родитель бессовестно спал. Робко лизнув родное лицо и не дождавшись ответа, Хряка обеспокоенно выбрался наружу. Светило клонилось к закату, а он ещё ничего не ел! И судя по всему, никто кормить его не собирался. Пришлось самому заботиться о себе. Хряка метнулся по площадке, унюхал под камнем, покоившемся на подушке из перепревших листьев, скрывающихся от жары аппетитно-жирных слизней. Попытался подсунуть нос, но камень лежал плотно. Громко фыркая, так, что песчинки разлетались во все стороны, мохнатый нос несколько раз обследовал препятствие на пути к насыщению. Слизни по-прежнему оставались вне досягаемости загребущего языка. Разозлившись, Хряка страшно оскалился и прыгнул, атакуя камень. К его разочарованию камень не испугался и не бежал в страхе. Даже не перекатился в сторону! От постигшего разочарования изумрудный взгляд потерял своё магическое свечение. С надеждой Хряка оглянулся на проём в подземелье, но приёмный родитель на помощь не спешил. Острые когти царапнули по поверхности. Раз, другой и… камень сдвинулся с места. Хряка с удвоенной силой зацарапал по его краям. В конце концов камень сдался.
Огромные слизни хорошо утоляли жажду и голод. Небольшую горечь давало содержимое их желудка, но это Хряка согласен был перетерпеть. Желая похвастаться перед своим отроком, он захватил пастью парочку самых больших, уползающих с его обеденного стола в тень, слизней и, горделиво взметнув кисточку хвоста вертикально вверх, метнулся в пещеру.
Путник пришёл в себя от чего-то неприятно-липкого ползущего по лицу. Взмахом руки он смахнул гадость с лица и широко раскрыл глаза. Хряка обрадовано встретил его пробуждение и носом подтолкнул разлетевшихся слизней обратно к юноше.
- Кого я только не ел с тобой.
Отрок брезгливо протащил слизня между пальцев и выдавил из него коричнево-жёлтые отходы. Затаив дыхание и зажмурив глаза он отправил жирно- гадкое создание в рот. В тишине пещеры явственно раздался громкий стук зубов. Судорожно проглотив содержимое, юноша с удивлением осознал, что готов слопать и второй подарок питомца. Слизни оказались питательными.
- Покажи мне свои запасы, а я угощу тебя ими,- подтолкнул он лохматого к выходу из подземелья.
Собрав в кучу оставшихся членов слизистого семейства, которые не успели далеко уползти, приободрившийся Путник, проделав с ними очищающие манипуляции, угостил приготовленной добычей нетерпеливо наблюдающего за непонятным ритуалом Хряка.
Закат светила и окончание ужина совпали по времени. Расстелив плащ, юноша устроился с питомцем на ночёвку. После довольно сытной пищи, сон не шёл. Поглаживая Хряка отрок задумчиво рассматривал звёздное небо. Луны не было, отчего скопления звёзд ярко мерцали на небосклоне. Скользящий с одного звёздного скопления на другое взгляд новоявленного звездочёта сфокусировался на яркой точке, по размеру и яркости ничем не отличавшейся от соседних звёзд, но в отличие от них, быстро перемещавшейся между ними по кратчайшему расстоянию. От столь необычного явления Путник растерялся и вынужденно обратился за советом к питомцу:
- что бы это могло быть, Хряка?
Обхватив лохматую голову, он указал направление, куда надо смотреть. Не получив ответа, юноша вспомнил пояснение Плина, что только разумные существа, смотрят туда, куда им показывают рукой. Неразумные смотрят не по направлению, а на указку. Потомок Повелителей внимательно смотрел вверх, задрав морду к звёздам, но упорно молчал, не вторгаясь в сознание приёмного родителя.
Теряясь в догадках, юноша долго мучил себя, в поисках объяснения увиденному. Судя из поучений Плина, звёзды, это – тела, как Гелиос или Земля. Они несутся в пространстве по вытянутому кругу, каждая по своему. Но эта, что привлекла его внимание, двигалась по кратчайшей прямой траектории между небесными телами. Это не планета. Что же это было, размером и яркостью со звезду? Иная форма жизни, о которой упоминал Плин, или что-то другое. Ответа он не нашёл. Молчал и потомок Повелителей Мира.
Следующий день прошёл в земляных работах в поисках выхода наверх. Как и последующий и, все остальные следующие, счёт которым был потерян. Путник рыл, а чаще то топором, то посохом пробивал проход наружу, который, из-за часто встречаемых скальных пород, прокладывал по пути наименьшего сопротивления по мягкому грунту. Часто он попадал в тупик, откуда путь был только назад, и тогда землероец возвращался и, начинал рыть в новом направлении. Питались они по-прежнему слизнями, которых разнообразили жуками, червями и прочими насекомыми, которых удавалось найти на площадке и в прорытом ходу. Постепенно жизнь упорядочилась и, в её укладе появился своеобразный ритм: вырыть, вытащить, сбросить, короткий отдых, изредка перекусить и всё повторить сначала, пока можно было хоть что-то разглядеть под землёй. Несмотря на изнурительный физический труд днём, с наступлением темноты юноша долго не засыпал, вспоминая отрывки из поучений Плина и размышляя над ними. Глядя на звёзды, он часто повторял отдельные изречения вслух, пытаясь понять затаённый в них смысл.
Я и Мироздание созданы из одних частиц пыли. Мы - одно целое: я – Мироздание, Мироздание – я.
Я имею разум, значит и Мироздание имеет разум. Мой разум – Разум Мироздания и наоборот. Я знаю всё, что знает Мироздание. Просто надо вспомнить, понять образы сознания Мироздания.
Размышления были мучительны и часто заканчивались болью в голове, после чего отрок прижимался к Хряку. От всеобъемлющей теплоты изумрудоглазого боль отступала. Практикуя наставления седобородой помеси он не сразу, но научился полностью расслаблять натруженные мышцы тела. Самым трудном было научиться расслаблять мышцы лица. Уединённость на вершине гор, близость к звёздам, тепло спины потомков Древних, помогли вставшему на поиск Пути сделать маленький шажок вперёд. Вскоре Путник мог расслабляться по одной мысленно отданной сознанию команде.
Единожды прошедший ночью небольшой дождь позволил ему впрок заготовить в скальных выемках дождевую воду, которую приходилось расходовать очень бережливо, ибо, когда небеса разверзнутся вновь, было неведомо. А слизни, хоть и были сочными, жажду утоляли плохо.
Упорный труд юноши не пропал даром и вскоре он обнаружил свисающие сверху тонкие корни растений. Очередной удар в грунт над головой и посох пронзил слой почвы. Выход был совсем рядом. Путник остервенело вонзал посох в земляной свод, торопливо приближая освобождение. Очертив сквозными ударами посоха в провисающем над головой грунте круг, он топором спешно прорубил отверстие и обрушил землю вниз. В заслезившиеся глаза ударил яркий дневной свет. Юноша расширил выход наверх и прислушался. Снаружи не доносилось ни звука: ни пения птиц, ни шелеста листвы. На шум прибежал заспанный Хряка. Увидев выход, он моментально возжелал первым выбраться наружу. Поняв, что отрок совершенно не намерен оказать надлежащее почтение, потомок Великих начал сам карабкаться на плечи приёмного родителя. Тогда юноша, подхватив питомца, тяжело пыхтя от надсады, протолкнул Хряка в проём. Забрав нехитрый скарб Путник выбрался под яркие лучи дневного светила. В местность, куда, со слов Плина, не хаживала живая душа.
12
Перед друзьями раскинулась, куда ни глянь, покрытая невысокой травой, мелкохолмистая местность, огороженная с трёх сторон темным лесным массивом. В округе стояла непривычная тишина, изумлённая вторжением живых существ в первозданное пространство, по которому не только не ступали лапы, но даже воздух над ним не тревожили взмахи крыльев. Кое-где, над небольшими холмиками грязи мерно покачивалось жёлто-белёсое марево. Местность тягостно ожидала, пока некто грозный и вездесущий мучительно выбирал наказание для двух дерзко посмевших чужаков, чтобы кара не оказалась слишком малой и недостойной за столь наглое вторжение. Выбравшихся из подземелья напарников окутало такое явно недоброе предчувствие, что двуногому остро захотелось немедленно и незаметно ускользнуть обратно в проход под землю. Мохнарылый отреагировал на чувство опасности более непосредственно. Потомок Великих резво метнулся к ближайшей кочке с травой и задрал заднюю лапу. Закончив обильное возлияние Хряка приглашающе взглянул на отрока: что ждём? Последовав его примеру и излив из себя все страхи, Путник почувствовал несказанное облегчение. Во время этой процедуры он разглядел, как от быстро набухающей от влаги кочки в рассыпную удирали муравьи. Жизнь бурлила и здесь. Местность не казалась ему уже такой угрожающей, как вначале. Питомец жёлтой молнией рыскал в траве, подбирая длинным языком лакомых муравьёв и прочие мелкие деликатесы. Голодный отрок живо присоединился к нему, порой успевая выхватывать из-под вездесущего влажного носа быстро снующих по земле ящериц.
Внезапно он замер, привлечённый необъяснимым явлением. Над вершиной одной из грязевых куч в воздухе висел светящийся шар жёлтого цвета, размером с голову Хряка. Когда и откуда он там возник, оставалось загадкой. Путник мог с уверенностью утверждать, что за мгновение до этого, никакого шара там не было. От напряжённого всматривания вдаль, на глаза набежали слёзы и он моргнул. Количество шаров удвоилось, причём один из них медленно и плавно полетел над поверхностью земли, облетая пару дерзнувших по дуге. Золотое мохнатое пятно метнулось под ноги приёмного родителя и благоразумно укрылось под ними. Между тем, к первому шару присоединился его двойник и, они хаотично закружились вокруг оцепеневших в страхе друзей. Вскоре странный танец закончился стремительным взлётом шаров на недосягаемую высоту, где они, искря и переливаясь разноцветьем, замерли на долгое время, как бы в раздумье. Ожидающие на земле, задрав головы заворожено смотрели на них, пока шары не унеслись в разные стороны ввысь, где растворились в небесах. Время держать ответ ещё не наступило.
Радостная эйфория от продемонстрированного явления охватила отрока. Путник трепал питомца за уши, теребил за багряные завитки шкуры, и стремительно уводил подальше от зловещей глиняной кучи. Чему он радовался: встречи с неведомым, или тому, что избежал стычки с ним, юноша не знал, но ликующее чувство долго не покидало его. Двигаясь по направлению к лесу, дурашливо носясь друг за другом, путешествующие постепенно вступили в местность, где глиняные кучи порой превосходили по высоте Путника. Липкие грязевые ванны, окружающие кучи, были украшены медленно лопающимися пузырями. Нестерпимая вонь воскурялась над конусами куч.
От зловонных испарений потянуло в сон. Не в силах противиться, путешествующие, едва выбрались на лесную опушку, одурманенно растянулись под сенью деревьев и погрузились в дрёму. Как бы салютуя прибывшим из нескольких глиняных жерл вылетели в небесную высь фонтаны грязной воды, сопровождаемые серебристо -фиолетовой дымкой. Шум опавшей на землю водной массы не смог разбудить друзей, плотно укутанных туманным облаком. Сознание спящих неслось по неведомым мирам.
Путник стоял на поверхности яйцеобразной планеты, которая неслась по Межмирью. Скорость была такой огромной, что не воспринималась разумом, ибо сравнить было не с чем. Далеко в пространстве ярко пылал чистый источник света. Юноша поднял руки и потянулся к нему. На его немой призыв навстречу вытянулся тонкий серебристый луч. Ослепительно вспыхнуло и, через мгновение, поток струящейся от источника энергии достиг просящего. Свет первозданного творения вливался в сознание, заполнял мозг, тело, сущность Путника.
Мозг – это Мироздание. Они одной формы. У них одна сущность. Любое знание можно получить из Мироздания, то бишь, из своего мозга. Научись задавать вопросы, правильно изъясняй желания. Ответы - в тебе.
Холодный мокрый нос ткнулся в щеку. Липкий язык прошёлся по лицу. Такое подымет и мёртвого. Избавляясь от чрезмерной ласки неуёмного питомца, отрок рывком сел, больно ударившись бровью о нависавшую над ним клыкастую пасть. Хряка отпрянул, но быстро овладел собой и довольный, что сумел разбудить приёмного родителя, блаженно растянулся рядом. Вокруг стояла глубокая ночь, но светло было, как днём. Огромный светящийся диск Луны залил холодным матовым светом всю округу. Конусы глиняных куч причудливо извивались в подрагивающем мареве тумана. Юноша заворожено уставился на замысловатые узоры лунной поверхности, повторяя и стараясь осмыслить полученные во сне изречения. Постепенно тело юноши вновь расслабилось, сознание очистилось и сущность человека постепенно растворилась в красоте окружающего мира.
Луна, всё ещё огромная, но утратившая, под лучами жизни, магическо-завораживающее свечение, неподвижно висела на небосклоне, встречая встающее над горизонтом светило. Две застывшие фигуры, сплошь покрытые серебристыми каплями росы, нехотя оживали под белым светом – предвестником рассвета. Очаровывающее-странный туман быстро истончался в нагревающемся воздухе. Несмотря на проведённую ночь в сидячем положении Путник легко поднялся на ноги. Энергия переполняла тело. Разум был чист и ясен. Юноша ласково потрепал мохнатые завитушки неразлучного друга. Ярко-зелёный поток безграничного обожания, заструившийся в ответ из огромных глаз, на мгновение окутал его с ног до головы. Отросшие закрылки двумя оранжевыми молниями быстро замелькали над хребтом Хряка. Кисточка длинного хвоста приглашающее замолотила по земле. Подчиняясь требованию питомца Путник сделал шаг по направлению к полоске леса на горизонте, но тут же остановился, как вкопанный. Не обращая внимания на нетерпеливо рыскающего вокруг него потомка Великих, он решительно сел и разложив перед собой всё своё вооружение, начал неспешный осмотр. Заканчивая протирать меч, он долго всматривался в отражавшиеся в клинке глубоко посаженные глаза, требовательно ждущие от него ответа. Но что он мог им ответить, если всё ещё не мог понять исходивший из них вопрос. Мучительно вздохнув, отрок собрался и окликнул Хряка. Оранжевое детище мгновенно показалось из-за ближайшей глиняной кучи. Поднятая передняя лапа замерла в воздухе, олицетворяя колебания питомца, терзавшегося между желанием водрузиться на плечи своего отрока и удовлетворением природного любопытства: куда исчезают лопающие пузыри тягуче кипящей грязи. Как всегда победил основной инстинкт и Хряка бросился вылизывать из ближайшей кочки вездесущих муравьёв. В отличие от юноши его питомец оказался невосприимчивым к природным процессам под глиняными кучами, порой исторгавшим в воздух горячие водяные струи с ощутимо неприятными испарениями. И если приёмный родитель собрался совсем отказался от пищи, то растущий организм четырёхлапого питомца никогда не упускал возможность перекусить любым удобоваримым созданием, подвернувшимся на пути. Благодаря желаниям Хряка бахвалиться перед приёмным родителем своей очередной добычей, Путнику всегда перепадало еды. Принимая очередной, добытый питомцем экземпляр, юноша задумчиво отправлял его в рот, кивком благодарствуя за оказанную щедрость. От странного ночного тумана, или от зловонных испарений глиняных куч, Путник совершенно потерял чувство голода и продолжал питаться подношениями питомца скорее по привычке, чем по необходимости. Тягостные размышления на протяжении последних суток над новыми ощущениями целиком овладели им. Медленно бродя между глиняными кучами, ища недостающие связи между отрывками знаний, он часто подолгу замирал, бездумно глядя в пространство. Дыхание становилось редким и едва различимым, а в глазах не отражался окружающий мир. Со стороны невозможно было понять: жив ли он, или мумия его тела медленно усыхает под лучами светила. Краешком сознания, контролировавшего окружающий мир, юноша мимолётом отмечал тепло знакомого тела, свисающего с плеч и, вновь уносился в безбрежные просторы Межмирья навстречу серебристому лучу первозданного источника света в поисках правильных определений. Подобные отрешения от окружающего мира стали для него регулярными. Подсознание исподволь настаивало на получении первозданной энергии. Серебристый поток, проистекающий от изначального источника, окутывал его сознание, но удержать его было невозможно. Не хватало знаний, или умения. Длительные размышления оканчивались привычной головной болью. Такой побочный эффект никак не устраивал ищущего и терзающегося. Сомнения разрешал мотавшийся за двоих и уставший от безделья Хряка. Желая отдохнуть на родных плечах, подросший питомец с разбегу лихо взбирался на загривок обездвижено застывшего юноши, откуда радостно облизывал своим противно длинным языком родное лицо отрока. Юноша тут же начинал с отвращением плеваться, моментально забывая всё правильное, чего он достиг долгими размышлениями. К чему Путник так и не смог привыкнуть, так это к мерзко-липкому, длиннющему языку своего питомца.
Светило вставало и заходило. Луна четырежды истончалась и округлялась вновь. Задули ветра, с каждым днём становившиеся всё порывистее и колючее. Всё чаще друзья спасались под плащом от холодных всепроникающих струй проливных дождей. Ливни сопровождались яростно- ослепительными молниями, ожесточённо бивших в землю вокруг этой странной местности, но никогда не нарушающих целостность её почвы. Зато от светящихся шаров некуда было деться. Они возникали ниоткуда и, то подолгу неподвижно висели в воздухе, то гонялись друг за другом, соблюдая одним им известный порядок, то вдруг срывались в бешено-хаотичное движение, часто меняя направление под немыслимыми углами. Окружающий воздух накалялся и искрил, поднимая дыбом волосы Путника и шерсть Хряка. И, если в это время из жерла глиняной кучи выбрасывалась вода, то она растворялась в воздухе, не опадая на землю. Погода менялась на глазах. Не менялся образ жизни Путника и его питомца. Несмотря на то, что размышления ищущего с каждым новым сеансом становились всё мучительнее, юноша всё неохотнее выходил из них. В результате упорного труда, призываемый отроком свет первозданного творения невидимой оболочкой окутывал контур его физического тела и, пока что ещё, на непродолжительное время, но устойчиво удерживался.
В своих занятиях, Путник пытался объять необъятное: охватить сознанием Мироздание. Расслабившись, юноша отпускал разум в свободное парение по звёздному небосклону. Пытаясь осознать, что находится за видимым пределом, он направлял своё подсознание всё глубже и дальше за тёмную завесу. С каждой новой попыткой, путешествия разума становились всё более реалистичными и эмоционально богаче, чем физическая действительность видимого мира, где пребывало бренное тело юноши, в то время, когда его сущность улетала в неизведанное. Новизна ощущений опьяняла. Однажды, во время очередного расслабления, когда сознание, сконцентрированное в сгустке энергии, покинуло тело и понеслось по просторам Мироздания, оно столкнулось с иной сущностью. Сознание отрока запечатлено её как тёмный бесформенный сгусток. Путник так никогда и смог найти слов, чтобы описать эту сущность более внятными определениями. Повстречавшаяся неведомая сила притягательно манила Знанием, открывавшим путь к Пониманию Истины и раскрытию сокровенных тайн. Взамен надо было лишь открыть своё сознание, впустить в себя, раствориться в ней. Безвольно поддаваясь заманчивому влиянию, сознание опасно сблизилось с тёмным сгустком. Ещё миг и, контакт бы имел место. Но участок подсознания, поддерживающий связь путешествующего сознания с физическим телом подал сигнал опасности. И тело отреагировало. Сжатие мышц, рывок назад и моментальная яркая вспышка боли, прокатившаяся по всему телу. Давно так не болела его многострадальная голова, что буквально раскалывалась в висках. Глаза заслонила тьма, в которой плясали кровавые искорки. Так Путник познал, что его мысленные путешествия разума по просторам Мироздания таят в себе опасность, гораздо большего качества, чем физическая смерть.
Сбривая, отросшую за время длительных раздумий, колючую поросль на худых скулах, юноша в зеркально начищенном клинке меча с удивлением увидел свои резко потемневшие, до этого - русые, волосы с первой проступившей проседью. А к двум вертикальным межбровным морщинам, появившимся за время пребывания в этой местности от мучительных раздумий, он уже привык.
Неведомо-опасное происшествие заставило Путника прервать на время тренировки разума. Отрок не забросил их, но, сократил их количество и предпочитая расслабляться разумом на восходе светила. Из чувства самосохранения юноша боялся глубоко погружаться в подсознание, более чётко отслеживая связь с физическим телом и окружающим миром. Это не приносило ему тех неожиданно ясных по глубине открытий, но исключало встреч с тёмными завораживающими агрессорами, оказавшимися столь жадными до человеческого сознания и физической оболочки.
Однажды, когда Путник в расслабленном состоянии обратил разум с вопросом к Мирозданию явить ему охранителя и прародителя его предков, под его взором, требовательно устремлённым ввысь, облака несущиеся по небосклону, стремительно изменили свою форму и с неба, в глаза яростно уставилась раздражённая мохнатая морда, уменьшенная и облагороженная копия которой покоилась под боком у Путника. Их контакт длился не более мгновения. Взгляд небесного создания был строго-требовательным и до содрогания безжалостным. Невесть как сформировавшийся небесный образ удовлетворённый увиденным, легко разлетелся под очередным дуновением ветра.
Между тем, несущиеся по небосклону облака оформились в фигуру, очертаниями напоминающими человеческую. Вот его чешуйчатый плащ-накидка, а вот там - ножны грозного меча. Ошеломлённый отрок распознал в нём своего двойника. Небесный плащ всколыхнулся и медленно увеличиваясь в размерах в небесах развернулся тщательно хранимый Путником свиток с неведомыми знаками, которые стали переливаться разными цветами. Ещё миг, и – небесная копия юноши распалась на причудливую гряду облаков. Первое, что пришло на ум относительно увиденного, не потребовало больших усилий: питомец и свиток. Небеса недвусмысленно указали, что для него является наиболее ценным и значимым в поисках Пути. А вот какая связь между его предками и древними Повелителями Мира, отрок не смог растолковать и решил отложить разрешение этого вопроса.
С этих пор юноша стал больше уделять внимание своему питомцу, с удивлением отметив, как тот вырос за время их пребывания в этой странной местности. Крылья с оранжевым оперением вполне оформились и окрепли до такой степени, что когда Хряка, гоняясь за кисточкой своего хвоста, расправлял их в широком размахе, он легко взымал над землёй. Костяк скелета питомца заметно раздался и оброс выпуклыми мышцами. В холке мохнарылый достигал по высоте до пояса отрока. Ранее пушистые кончики оранжевой шерсти неожиданно изменились и стали жёсткими, чем-то неуловимо напоминающими металл меча. Это было какое-то отклонение от нормы, ибо у его мёртвой родительницы, шерсть была жёсткой, но не металлической. Поразмыслив, юноша объяснил это явление воздействиями странного тумана и испарений из глиняных куч, опадавших серо-блестящими каплями утренней росы. Из-за постоянного рысканья по ближайшим полям, в шерсти питомца набилось разного мусора, который сам Хряка удалить не мог, как не старался. Все его попытки вылизать себя, быстро заканчивались, когда он в очередной раз до крови колол свой язык металлическими кончиками шерсти. Проявляя родительскую заботу, отрок изготовил из щепки расчёску, которой каждое утро вычёсывал Хряка. Тот, принимая заботу, как должное, терпел эти мытарства, сколько мог. Из-за приближавшихся холодов в шкуре питомца появился подшёрсток. Отрастала новая длинная и густая шерсть, быстро приобретавшая металлическую жёсткость. Хряка быстро линял, обильно избавляясь от старых запасов шерсти. От вычёсывания, у юноши скопился довольно большой запас золотисто-металлической шерсти и как-то от нечего делать, в один из редких неожиданно тёплых деньков, он сплёл из этих запасов неширокую ленту, длины которой вполне хватило, чтобы подвязать волосы на лбу. Отныне Путник снимал её только, чтобы омыть волосы под струями очередного проливного дождя.
Во время очередной тренировки сознания на рассвете, юноша отметил, что занимаясь с повязкой на голове он смог унестись в далёкие глубины Мироздания, но золотистый обруч обеспечивал надёжную неразрывную связь с физической оболочкой тела. И когда яркий свет его сущности вновь подвергся нападению невесть откуда появившегося на пути тёмного сгустка неведомого существа постороннего мира, золотометаллическая полоска непроникающим оберегом защитила сознание юноши от чужеродного проникновения. Тонкая настолько, что едва различимая, тёмная материя натолкнулась на решётку жидкого серебристо-белого металла в соединении с золотом, и отпрянула разорванными клочками, не пытаясь более соединиться с сознанием Путника.
Осознав целебные свойства шерсти питомца, юноша с удвоенной энергией занялся плетением лент из накопленных запасов. Смастерив достаточное на его взгляд количество таких полос, отрок долго мучился, соединяя их воедино. Вскоре он щеголял в тёплой безрукавке до пояса, изготовленной из золотистой шерсти питомца. Теперь он мог, как и его подопечный, свободно спать на медленно остывающей земле, ничуть не опасаясь окоченеть. Погода с каждым новым днём становилась всё более суровой и неприглядной. Воодушевлённый новыми способностями, отрок сплёл бы и рукава, но Хряка, в конце концов, возмутился от чрезмерно усердного вычёсывания и запас шерсти перестал пополняться.
Из-за неотвратимо наступающих холодов добывание пищи стало проблематичным и затруднительным. Живность попряталась поглубже в почву и на поверхности появлялась редко. Друзья оголодали и похудели.
- Пришла пора нам покидать эту причудливую местность. Спасибо за приют и еду,- слова благодарности сами выплеснулись из отрока.
На звук родного голоса из плотного тумана вынырнул рыскавший среди кочек в поисках еды Хряка. Соглашаясь с отроком, потомок Повелителей величественно склонил мохнатую башку и с места в один скачок взлетел на родные плечи, где развалился, свесив длинные лапы с обеих боков. Устроившись на любимом загривке, питомец нетерпеливо махнул хвостом:
- В путь, так - в путь. Двигай.
Волоча на себе приличную массу мохнатого, Путник привычно отправил сознание в глубины Мироздания и вообразил, как неведомая сила приподнимает их над поверхностью планеты. Постепенно тяжесть тел почти исчезла и ему оставалось лишь перебирать ногами при движении вперёд. Прямо на пути возникла очередная конусообразная куча глины и внимание отрока привлекла явная несуразность увиденного. Кочку окружало небольшое жидкое грязевое болотце, сплошь усеянное лопающими пузырями. Зеленоватое марево таинственно покачивалось над загадкой природы. Сквозь завесу зловонных испарений в основании кучи просматривались очертания проникающего под землю округлого лаза, каким-то образом свободного от вездесущей медленно кипящей глины. Заинтересованный юноша ткнул концом посоха и его рот самопроизвольно широко раскрылся от изумления. Острый конец посоха легко, не чувствуя преграды провалился в бездну и просто исчез из вида. Он одёрнул посох назад. Из лаза вытекла дымка, сквозь которую явственно проявилась лощёная чёрная морда с раздражённо оттопыренными в стороны длинными усами и коротко торчащими вверх округлыми ушами, увитыми кисточками. Благородную морду украшали круглые жёлтые глаза, со дна зрачков которых проступало плохо скрываемое презрение. Удивлённый видением заёрзал на плечах Хряка. Путник небрежно опустил его на землю. Не мучаясь долгими раздумьями, питомец, спеша познакомиться с таинственным усатым незнакомцем, сунул в марево свой вездесущий нос, с шумом раздувая ноздри. Прыжок и … он исчез. Всё произошло настолько быстро, что моментально взволновавшийся от пропажи друга, юноша опрометчиво кинулся следом.
Он сразу же обнаружил пропавшего, умилённо замершего с поднятой задней лапой под замшелым стволом огромного дерева. Отрок быстро огляделся. А осмотревшись, он настороженно присел и в его руке предостерегающе блеснул меч. Доселе привычная местность с глиняными кучами бесследно исчезла. Они находились на дне большой впадины, сплошь покрытой дремучим тёмным лесом. Необъятной ширины стволы деревьев, густо покрытые мхом и с перевитыми у оснований мощными узловатыми корнями, подавляли древностью своего произрастания. Почва мягко пружинила многовековой толщей перегноя. Где-то высоко над головой величественно шепотели раскидистые кроны. Тяжёлый воздух густо пропитался запахом гнили дерева и преющих мхов. Живыми, а тем более людьми, здесь не пахло. За спиной Путника возвышались две массивные прямоугольные скальные плиты серого цвета, поверху накрытые третьей, не менее массивной плитой. Столь величественное сооружение, с идеально подогнанными стыками каменных плит, явствовало о рукотворном создании. Это были Врата, столь же древние, как и Тёмный лес, их окружавший. Ярко-оранжевый клубок метнулся к юноше и замер, вопросительно уставившись изумрудно-зелёными глазищами. Он всё ещё не утратил надежду провести обнюхивательный ритуал с исчезнувшим неизвестно куда владельцем шикарной усатой морды. Не получив ответа, неуёмный питомец встал на задние лапы и опёрся передними конечностями о плечи пошатнувшегося отрока. Большая мохнатая башка потёрлась о шею, больно раздирая кожу металлическими завитками шерсти.
- Экий ты, большой, а слюнявый,- потрепал оранжевые крылья Путник, ловко изворачиваясь от липкого языка и освобождаясь от навалившегося груза.
Одинокая человеческая речь разорвала густую тишину необитаемого леса. После чего стало ещё тише, округа напряжённо вслушивалась в явление слов.
- Пойдём, пойдём, - уже тише, вполголоса вымолвил юноша и, ноги сами понесли его вниз по склону подальше от Прохода.
Если бы не могучие узловато-перевитые корни, повсеместно мощно выпиравшие из земли, для них это была бы приятная прогулка. Но в нехоженой местности, надёжно укрытой от лучей светила и ветров густой кроной леса, скопившийся за века слой опавшей листвы скрывал многочисленные завалы и буераки. После того, как Путник несколько раз провалился по пояс и с трудом выбрался по оползающим по его тяжестью опрелому перегною, он благоразумно предоставил потомку Великих право первому прокладывать путь среди древнего леса. Следовать за оранжевой кисточкой хвоста было безопаснее, но отроку пришлось смириться, что при выборе пути Хряка руководствовался исключительно своими интересами. Следуя зову ненасытного брюха изрядно изголодавшийся накануне питомец находился в постоянном поиске. Проворно шныряя среди обильной лесной растительности он старательно насыщался. Неугомонная рыжая бестия, первым поспевая к очередной партии живых запасов еды, жадно хватал широкой пастью, заглатывая жирных улиток вместе с листвой. Дождавшись своего отрока, потомок Повелителей игриво срывался с места в поисках новых запасов, оставляя юношу лакомиться остатками. Так они продвигались довольно долго вниз по пологому склону. Окружающая чаща становились темнее и глуше, а улитки - огромнее и жирнее. Резко запахло сыростью: где-то поблизости была вода. Вскоре наперерез им из-под кустов вытек медленный ручеёк. Рванувшийся к воде Хряка, с разбегу влетел в ручей и внезапно затормозил всеми конечностями. Задрав кверху морду, он живо рванул из воды на берег, где принялся яро отряхиваться. Спешивший за ним Путник замер у воды и осторожно осмотрелся. Медленно текущая вода даже на вид казалась тяжёлой и густой, хоть и прозрачной, но тёмной. В голове прозвенел остерегающий окрик: не пей! Хряка продолжал избавляться от воды, извиваясь и елозя всем телом по листве. Юноша осторожно потыкал посохом в воду, понюхал. Вода, как вода. Что с ней не так - непонятно. Но встревоженный реакцией питомца он, однако, решил воздержаться и от питья, и от умывания.
Идти по берегу ручья было легче, если не вспоминать о терзавшей жажде. От горького послевкусия улиток при виде чистейшей воды, до которой рукой подать, пить хотелось вдвойне. Юноша долго терпел, но искушение было слишком велико и, чтобы отвлечься он заедал жажду ягодами, в изобилии покрывавшие кустарник, обильно разросшийся вдоль берегов постепенно расширяющегося ручья. Округлые чёрные снаружи ягоды оказались ярко-красными внутри. От сока покраснели пальцы. Красными разводами покрылись подбородок и щёки. Питомец сначала удивлённо рассматривал необычно разукрашенную физиономию отрока, даже попытался вездесуще-длиннющим языком привести её в прежний вид, но уступил яростному сопротивлению Путника и смирился.
Ручеёк рос и ширился на глазах. Вскоре они шли по берегу довольно приличной речки, что медленно несущей загадочные воды среди постепенно редеющего векового леса. На всём пути жирные рогатые улитки были единственными живыми существами, которых повстречали путешествующие. Может поэтому, в виду отсутствия какой –либо угрозы, улитки даже не удосужились завестись защитной раковиной.
За очередным изгибом русла они упёрлись в пещеру, в тёмном зеве которой беззвучно исчезали воды реки. Отрок с удивлением обнаружил, что они стоят на дне глубокого каньона, с трёх сторон заросшего лесом. Впереди деревьев не было, но не было и прохода. Вокруг были отвесные скалы. Нечего было и думать о том, чтобы взобраться по отвесной скале. Юноша в отчаянии крутанулся на месте, ещё раз оглядев округу и, с маху сел где стоял. Неизвестно, как долго они следовали среди каньона. Тёмный проём пещеры напоминал распахнутый в отчаянном крике рот, в котором, как в насмешку поблёскивала свободно убегающая из западни вода. Путник раздражённо сбросил со лба повязку, отлетевшую далеко в сторону. Этого было недостаточно, раздражение требовало выхода через мышечную активность. Необходимо всё обдумать. Отрок нервно стянул плетёную безрукавку и растянулся на ней, уставившись на скользящие облака и пытаясь сосредоточиться на решении проблемы. О возвращении через негостеприимные лесные завалы, с пересохшим горлом, не могло быть и речи.
Что-то неуловимое для взора промелькнуло над головой, затем ещё и ещё. Окружающее пространство заволокло прозрачными сгустками, словно разорванные ветром остатки облака притянулись к живому телу. Юношу быстро окружили едва различимые в прозрачном воздухе аморфные существа, которые явно пялились на него. Присмотревшись внимательнее, отрок обнаружил, что всё свободное пространство перед пещерой было занято этими существами тонко-прозрачной формы, своими очертаниями отдалённо напоминающими людей: у них было по две пары конечностей и подобие головы над колыхающемся туловищем. Пристальное внимание бестелесного окружения становилось всё более назойливым. Всё новые особи существ сливались в хороводе над ним. Плотное кольцо из опускающихся к земле странных созданий стало сжиматься вокруг отрока. Путник нервно оглянулся в поисках питомца. Хряка, как ни в чём не бывало, носился перед скалой, как обычно всюду суя свой любопытный нос. Потомок Великих, как и подобало его предкам, если и заметил необычных существ, то посчитал их явно недостойными своего внимания. Насколько смог заметить юноша, тонкоформные, призрачные существа предпочитали держаться от Хряки на почтительном расстоянии, маневрируя и старательно избегая столкновения с ним. Когда сжимающееся кольцо стало настолько плотным, что действительность поплыла перед глазами, Путник раздражённо отмахнулся посохом, очерчивая вокруг себя жизненное пространство. Дерево легко, не испытывая препятствия, прошло сквозь бестелесные существа, чьи разорванные тела сразу же воссоединились, как только посох миновал их прозрачные оболочки. В ущелье поднялся беззвучный вой бестелесных созданий, отчего в черепной коробке юноши зашумело, виски сдавило от боли. Десятки болезненных щупалец пытались прорваться в его сознание, овладеть им. Стиснув зубы, Путник отчаянно сопротивлялся. Представив яркий источник первозданного света на просторах Мироздания, он потянул от него луч к себе и укрылся им, как защитной оболочкой. Не обращая на вой и боль юноша старательно мысленно удерживал яркую сферу вокруг себя. Враждебное гудение постепенно стихло.. Возникнув из ниоткуда тихо зазвучала зачаровывающая мелодия. Приближаясь отовсюду, она заполонила всю округу. Мелодия обещала покой. Существа отступили и медленно закружились в такт. Из толпы существ выделилось одно, более плотное и медленно приблизилось. В голове вкрадчиво прозвучало:
- Ты получишь всё, что возжелаешь. Хочешь общаться с отцом? Пожалуйста.
- Здравствуй сынок, это я, твой папа. Ты помнишь меня? Иди ко мне, всё будет хорошо,- слова жадно впитывались Путником.
Удерживать защитную сферу стало трудно, она быстро истончалась. Существо вплотную приблизилось к юноше.
- Мне так много надо тебе сообщить. Слушай меня и повинуйся. Открой своё сознание для меня, дай мне твоё тело,- зазвучало отчётливо и повелительно.
Последнее требование напомнило, что нечто подобное с ним недавно происходило.
- Ты врёшь, ты не отец! - выкрикнул измученный отрок, лихорадочно шаря руками вокруг себя в поисках защиты.
Связь с истончившимся лучиком света первозданного творения разорвалась. Спасаясь от неминуемого вторжения в сознание, как последнюю защиту, Путник вытянул из-под себя безрукавку и накрыл ею голову, инстинктивно отгородившись от враждебного мира. Существо резко отпрянуло назад и затерялось в рядах себе подобных.
Привлечённый активностью отрока, лихо подпрыгивая и планируя на крыльях, прибежал Хряка, нисколько не заботясь от шарахающихся и резво убирающихся с его пути призрачных форм. Тёплый язык достал лицо отрока и успел пару раз быстро обслюнявить. Услышав привычный вопль, Хряка понял, что добился желаемого и блаженно растянулся у ног приёмного родителя.
- Ты, что их не видишь?! – удивлённый безразличием питомца к окружающей призрачной толпе и только что пережитому ужасу борьбы, проорал отрок.
Продолжая удерживать обмотанную вокруг головы безрукавку, он вскочил на ноги. Зависшие над ним существа шарахнулись, как давеча шарахались от Хряки. Защита была найдена. Ползая на карачках отрок нашёл налобную повязку и поспешно водрузил её на привычное место. Так же поспешно облачился в безрукавку и настороженно огляделся. Тонкоформные существа отодвинулись от него на почтительное расстояние. Нервно дрожа от злости и пережитого ужаса, Путник рванулся к существам, влетел прямо в середину их толпы, наслаждаясь охватившим их ужасом. В яростном упоении он выхватил из ножен меч. Серебристая молния со свистом рассекла замешкавшиеся ряды тонкоформных. Яркие искры сыпались во все стороны там, где меч проходил сквозь бестелесых. Рассечённые половинки, легко разлетались от ветра в разные стороны, перепутываясь, они с великим трудом находили друг друга и соединяясь вновь. Искажённые провалы их ртов, широко раскрытые от болезненных воплей доставляли Путнику несказанное удовлетворение. Запарившись махать мечом юноша остановился, когда вокруг не осталось ни одного из чужих. Как не манила их вожделенная живая плоть, вступать в соприкосновение с металлом для тонкоформных было неприемлемо. Перед пещерой установилось временное перемирие. Едва различимые толпы существ беспорядочно перемещались по воздуху в стороне от незваных гостей.
- Что-то они недоброе замышляют. Надо нам убираться, пока мы не ощутили их новый замысел на себе,- сообщил отрок питомцу.
Не дожидаясь ответа, он, держа наизготовку меч, направился к тёмному зеву проёма, неутомимо поглощающему воды пугающей реки. Остановившись у входа в скалу, напарники замерли, всматриваясь в тёмную неизвестность. За их спинами в изумлении замерли бестелесные формы. Их широко распахнутые проёмы ртов ознаменовали всю глубь безрассудства пришельцев. Из скальной пещеры не доносилось ни звука. Не слышно было даже журчанья воды утекавшей вглубь скалы странной речки. Путник схватился за крылья Хряка, сделал осторожный шажок в пасть пещеры, затем ещё и ещё. Вокруг потемнело и юноша вынужденно остановился, привыкая ко тьме. Неугомонный мохнарылый, поняв направление их движения, поцокал когтями лап по булыжникам в темноту. В последнее мгновенье отрок успел ухватиться за кисточку хвоста непоседы и, держась за неё, как за путеводную нить, неспешно двинулся следом.
Ощущение времени было утрачено вместе со способностью что-либо разглядеть в окружающей кромешной тьме. Куда только делась ранее проявившаяся способность видеть в темноте?
Сколько прошла их процессия по берегу петляющей подземной реки, Путник не мог определить. По эху шагов, всё громче раздававшемуся по мере их продвижения в неизвестность, можно было понять, что пещера становится просторнее. В замкнутом пространстве юноша всё явственнее ощущал, как смердят воды реки. Сладковато –тошнотворный запах с каждым шагом становился всё более отчётливым. Голова начала кружиться. От замороченного сознания в глазах замелькали мелкие яркие точки. На ногах юношу удерживала связь с кисточкой хвоста питомца, который не обращая ни на что внимания, медленно, но упорно пёр вперёд.
Следуя по течению, напарники повернули, огибая причудливой формы каменную глыбу и, замерли под кроваво-красным светом, проистекавшим от свода и стен пещеры. Они находились в огромном зале, заполненном причудливыми формами скальных пород, обильно произрастающих как снизу, так и сверху. Речка вновь сузилась до ширины ручья, но её течение от этого ничуть не стало быстрее. Словно в нерешительности, замысловато пропетляв по залу, её тёмные воды впадали в округлый водоём, расположенный по центру зала подземелья. Вода в центре водоёма лениво бурлила огромными перламутрового цвета пузырями. Подойдя вплотную к кромке воды, юноша завороженно уставился на очередную загадку: если впадающая речка была вполне обычной на вид, если не обращать на внимания на совершенную прозрачность её тёмной воды, занимавшую ровно половину водоёма, то вода, находившаяся за невидимой чертой во второй половине водоёма была серебристого цвета. Вытекающий из водоёма поток состоял из двух течений: нижнего - серебристого цвета и тёмных вод поверхностного течения. Но окончательно добило отрока осознание того, что воды вытекающей реки, текли вверх по склону подземелья, направляясь не иначе, как на поверхность земли. Путник ошарашенно протёр глаза, усиленно проморгался, но увиденная картина не исчезла.
- Скажи мне, ты видишь тоже, что и я?- поинтересовался Путник у невозмутимого питомца, терпеливо пережидающего, когда его отрок перестанет, по его мнению, придуриваться.
- Мир не такой, каким мы его видим. Сознание каждого по-своему отображает полученные сведения окружающего мира, сообразно своему опыту и знаниям,- прозвучал ответ в голове юноши.
- Конечно, конечно,- поспешно согласился отрок.
- Но, всё-таки, мы стоим на ногах, или это тоже игра моего воображения?
Вопрос повис в смрадном воздухе. Поняв, что ответа не будет, Путник тряхнул кисточкой хвоста питомца, призывая к движению. Хряка недовольно взмахнул крыльями, но неторопливо двинулся вперёд.
Взбираться по склизким камням в кромешной темноте было трудно и опасно. Путник каждое мгновение рисковал поскользнуться и свалиться в тёмные смердящие воды, которые сразу не пришлись по душе даже его безрассудному питомцу. Постоянно опираясь на плечо друга, точнее, судорожно хватаясь то за крылья, то за хвост мохнарылого, обезвоженный и обессиленный юноша с трудом пробирался по скале, следуя невероятному течению реки.
Русло реки, совершив очередной поворот постепенно поднималось всё выше и выше, на выход из подземелья, которое сузилось до такой степени, что юноше приходилось жалеть о своём росте. Цокая когтями по выступу над водами реки, Хряка просунулся в совершенно узкий проём и, потянул за собой Путника. Отрок заелозил животом по камням и с трудом втиснулся в лаз. По мере продвижения вперёд до него, сквозь смород реки, стали прорываться дуновения свежего поветрия. Разбив руки и ноги в кровь, весь исцарапанный острыми камнями, юноша закусив кисточку хвоста оскорблённого Хряки, следовал за питомцем. Над головой по-прежнему нависали скалы, было темно, тесно, где-то рядом воняла река, но Путник наверняка знал, что они выберутся из глухого подземелья на белый свет. Притоки свежего воздуха становились всё более явственнее и ощутимее. Где-то негромко зарокотал водопад. Хряка рванул наверх. Как мог, он подгонял отрока, нетерпеливо похрякивал и с укором оглядывался назад, когда юноша больно натягивал хвост, не поспевая за питомцем. Путник только сейчас ощутил, как вымотало его блуждание вдоль реки и какими нестерпимо - смердючими были её воды. С облегчением выпустив хвост потомка Повелителей, отрок, тяжело опираясь на посох, выбрался следом за Хрякой из подземелья. Вокруг стояла глухая ночь. Небосклон был укрыт плотными тучами и было очень холодно. Прощаясь, река что-то непонятно бубнила небольшим водопадом и утекала далее.
- Надо выбираться отсюда, а то быть беде,- вымолвил Путник своему питомцу и, грея ладонь, спрятал её в густом подшерстке Хряка.
Непоседливый питомец, выбравшись из глухого подземелья был несказанно рад этому и энергичными взмахами хвоста, сопровождавшимися трепыханием крыльев, с готовностью согласился, не настаивая даже на том, что ему пора спать и не проявляя ни малейшего поползновения взобраться на уставшие плечи отрока. Хряка энергично проклацал когтями мимо приёмного родителя и устремился по одному ему ведомому пути. Как питомец находил путь среди хаоса нагромождённых валунов, юноша не задумывался, полностью положившись на чутьё мохнарылого. Он привычно ухватился за кисточку хвоста и вскоре отхекивался на равнине. Из оврага они выбрались на одном дыхании, растратив на подъём последние силы. Мохнарылый обжора не тратя времени даром уже чем-то сочно чавкал и хрустел у ближайшего раскидистого куста, тяжело склонившего свои ветки на краю оврага.
- Привал до утра,- прохрипел обессиленный Путник и еле успев подстелить плащ, провалился в тёмно-тягучий сон.
13
Рано утром, едва рассвело, их разбудило надсадное карканье под шум хлопанья крыльев. Неправдоподобно огромный, иссиня - чёрный ворон примостился на конце толстой ветки одинокого дерева. Величественно поводя крепким носом из стороны в сторону, здоровая, в полном расцвете сил птица сопровождала каждый поворот башки возмущённым окриком на незваных гостей. Налитые кровью глаза, поочерёдно оглядывающие спящих, угрожали всеми возможными карами за столь непочтительное обхождение. Потомок Древних недовольно подрыгал задней лапой, прогоняя источник шума и не удосужив своим вниманием продолжил сопеть во сне. Отрок приоткрыв глаз исподтишка разглядывал грозного вестника. Не меняя положения тела он, стараясь не привлекать внимания, поочерёдно напрягал и расслаблял мышцы, готовясь к встрече с хозяином разоравшегося хрипуна. Противостояние возмущённого негодования и невозмутимого спокойствия затянулось. Ни одна из сторон не желала уступать. Наконец внимательный ворон, разгадал хитрость Путника и оглашено каркнув, лениво взмахнул крыльями. Тяжело поднявшись на крыло птица низко пролетела над пришельцами. Опустившись на ближайший куст, ворон замер, внимательно следя за двуногим. Не дождавшись реакции от непонятливого, ворон коротко каркнул во всё горло и, энергично взмахивая широкими крыльями, устремился вверх.
- Подъём соня, нас приглашают в гости, может накормят,- перестал притворяться спящим Путник и требовательно потрепал оранжевые крылья питомца.
Хряка резво, будто бы и не спал, вскочил, кровожадно глянул на парящего пернатого. Птицу, как ударом подбросило вверх, ворон хаотично взмахнул подломившимися крыльями, с трудом выровнял полёт и взмыл ещё выше, озадаченно вертя башкой. Мохнарылый сделал вид, что забыл о нём и приглашающее оглядел отрока. Сверху донёсся приглашающий карк. Отрок без лишних уговоров соглашающе махнул посохом и двинулся за вороном. Большая птица неспешно перебирала крыльями, по большей части лениво паря по восходящему ввысь горячему воздуху над поверхностью густо заросшего луга, по которому, спотыкаясь на кочках, поспешали два незваных заблуды. Сочные травы, державшиеся под натиском ночных холодов, доходили до груди юноши. Еле заметные звериные стёжки преграждала густая паутина, в сетях которой запутались капельки утренней росы. Враз промокший до нитки Путник ожесточённо смахнул с лица очередную липкую паутину и упёрся лицом в огорожу из вертикальных кольев, которую обнюхивал опередивший его Хряка. Ворон сделал над ними круг и устало взгромоздился на крышу одиноко стоящего за забором чудного вида сооружения. Растолковав это знамение, как окончание их недолгого путешествия, юноша ошарашено разглядывал строение за частоколом. Сооружение явно было обжитым, но располагалось над землёй на высоте в полтора роста Путника и как попасть внутрь, оставалось загадкой. Покоилась хатка на треноге в виде трёх суставчатых опор. Трижды обойдя вокруг огорожи, юноша констатировал, что зрение его не подвело и проёмов ни двери, ни окон хата не имела. Из того, что на противоположной стороне частокола покоилась пара черепов, юноша сделал вывод, что они вышли к хатке с тыльной стороны, где особой нужды в таких украшениях не было. Размер черепов внушал уважение и с человеческими их объединяла только форма, так как по размеру они раза в два превосходили людские. Устав кружиться в поисках входа, Путник остановился на исходной точке и скромно постучал по ограде, привлекая внимание. На стук никто не отреагировал, даже сопровождавший их ворон не развернул массивной чёрной башки с огромным клювом в их сторону. Не дождавшись ответа юноша ожесточённо замолотил посохом. Треск пронёсся по всей округе и только. Хряка с интересом понаблюдал за мелькавшим посохом, но быстро понял, что от этого сыт не будешь, протиснулся сквозь частокол внутрь и стал рыскать в поисках съестного. Не вынюхав еду, он разочаровано подбежал к ближайшей из опор и мстительно обильно окропил её. В ответ окружающий воздух мелко завибрировал, днище хатки разверзлось. Вниз, по висящим в воздухе ступеням в мерцающем луче света спускалась женщина дивной красы. Заворожённый отрок смущённо вперил взгляд в землю, как только осознал, какое животное желание возбуждают эти гибкие выпуклые формы. Свободно свисающая длинная коса густых пшеничных волос, дрязняще моталась в такт шагов незнакомки.
- Ты как перебрался через Смород –реку? Как смог отворить проход ко мне? - на Путника ошалело глядели огромные, раскосые глаза вопрошающей зрелой самки.
В замешательстве дева провела рукой по голове и вмиг туго завитая коса распалась на водопад волос, золотистым потоком обрушившимся вдоль соблазнительной фигуры. Распущенные длинные волосы обрамляли чересчур правильный овал лица, густым ручьём стекали по пологим узким плечам и обрывались в районе завораживающе тонкой талии. Пришелец настолько был ослеплён красотой местной девы, что потом, как он не вспоминал, не мог вспомнить, во что же была одета хранительница Перехода, да и была ли на ней одежда.
- Смородовой? Да, вонь стояла, стояла. Но я и не перебирался. Может, когда и перешагнул через ручей,- невнятно промямлил невольно покрасневший отрок.
- Перешагнул? Ты был у истока Смород-реки ?!!
- Не совсем у истока, но, пожалуй, где-то недалеко от него. Если где в подземелье переступил, то, по темноте и не заметил.
- Так. Ты вышел из подземного мира. Да, только там ты мог узреть предел, как ручей. Вот почему я не услышала тебя издали. Ты появился с Той стороны,- хозяйка явно что-то недоговаривала, тянула время, раздумывая как поступить в этом неординарном случае.
- Ага, с той, но не я, а мы,- ткнул назад посохом юноша, обретя возможность не только говорить, но и двигаться и с трудом перевёл взгляд на Хряка.
Мохнарылый укоризненно глядел на него снизу вверх, недоумевая, зачем Путник тратит время на абсолютно бесполезную, по его мнению, болтовню. Направляя разговор двуногих в нужное русло, он пустил из пасти густую слюну и шумно сглотнул.
- Местность здесь бедна на живность, пока шли лугом, никого не поймали. Ты покорми нас, хозяюшка. Я ещё - ничего, а вот мой подопечный терпеть не может, растёт он. Опасаюсь я за целостность твоего каркающего охоронца,- извиняющим голосом смиренно обратился юноша к деве.
- Зачем ты мне? Суженый у меня есть. Проход ко мне ты открыл, потому испытаний тебе не полагается. Пришли вы оттуда, куда все уходят, но никто не возвращается. Стало быть, и помощь моя вам не нужна. Сам-то ты, чего возжелал, когда сюда пёрся? – остро глянула на юношу хозяйка, чем вновь ввергла его в смущение.
- Нам бы перекусить и отдохнуть малость,- вновь только и смог промямлить Путник, озабоченно теребя крылья питомца.
- Добро, раз вышли, то отдых заслужили. Прошу в мою избушку,- пригласила дева и, не оборачиваясь, энергично скрылась в проёме.
Прошлёпав следом за ней вверх по ступенькам гости вступили в небольшого размера помещение. Стоило им достичь середины, как серые двери бесшумно перекрыли вход, а пространство быстро заполонил лёгкий пар. Он полностью поглотил гостей, замерших от неожиданного заточения. Меч блеснул в руке Путника, но впереди новые двери разошлись в стороны, открывая им дальнейший путь. Ошарашенные непонятным ритуалом друзья настороженно проследовали в новое помещение, гораздо просторнее, без окон, но заполненное неярким светом. Дева сидела за столом, занимавшим всё пространство. В ответ на меч в руке изготовившегося к драке юноши, закрывающего своим телом питомца, по красивому лицу хозяйки неуловимо промелькнула лёгкая брезгливость.
- Мужики. Вам только подраться, - насмешливо констатировала она.
- Я для защиты,- сконфуженно оправдался юноша и поспешно укрыл оружие в ножнах.
Стол уже был заполнен зеленью и незнакомыми фруктами. Когда и кто сервировал стол, Путник не заметил.
- Прошу к столу, угощайтесь. Мяса не будет, - приветливо повела рукой в широком жесте хозяйка и первой подала пример.
Хряка опередил отрока и легко взлетев на лавку, поспешно сунул нос в густой куст зелени на блюде. Громкое хрумканье оповестило о непривередливости питомца в выборе пищи, когда он был настолько голоден, как сейчас. Боясь вновь опростоволоситься, юноша аккуратно по очереди пробовал душистые травы, следуя выбору хозяйки и старательно копируя её манеру еды. К удивлению отрока он быстро насытился. Первым отвалился от стола округлившийся потомок Древних. Хряка лениво сполз на пол, мягко ступая, приблизился к хозяйке и, ткнулся мохнатой башкой в изящное колено девы. Не дожидаясь её реакции, он оглянулся на отрока и гулко грохнулся на пол. Путник ошеломлённо смотрел на обездвиженного питомца. Осознание недоброго, медленно проступало в его взоре. Мечом не успеть достать коварную. Последнее, что запомнил юноша, был насмешливый взгляд девы. Посох громко стукнулся об пол, вывалившись из, занесённой в замахе для броска, руки.
- Можно же и без схватки,- отстранённо донеслось до него сквозь ускользающее сознание.
Путник лежал на столе под мощно бьющими с потолка яркими лучами света, настолько ослепительными, что он не мог смотреть вверх. Сквозь прищуренные веки отрок мог видеть высвеченные неземным светом узоры кровеносных сосудов, опутывающих его тело. Сознание отделилось и сторонне отображало обрывочные эпизоды происходящего. Полностью оголённое тело юноши было сплошь опутано разноцветными нитями, прикреплёнными ко всем его просвечивающимся сквозь кожу органам. В синем окошке, которое появилось в стене, мелькали непонятные значки и линии. Яркие картинки действительности быстро чередовались с темнотой провалов блуждающего сознания. Что происходит, как долго оно длится и зачем, юноше было безразлично. Чувства исчезли.
- Интересный новый экземпляр. Удаление планеты в составе системы от центра Мироздания повлекло изменения в продолжительности циклов на планете и в типах представителей разумной жизни. Период вращения вокруг звезды увеличивается, а местные особи мельчают,- женский голос пробился сквозь пелену сознания.
- Красивая зрелая дева, эта хозяйка. Но чрезмерно умна,- безучастно констатировал Путник.
- Интересные у тебя воспоминания,- между тем продолжала коварная исследовательница:
- Видеть тонкий мир ты не мог. Частота колебаний полевых форм не улавливается твоим взором. Но, вот, мозгом? Даже не осознанно для тебя. Хм, ты помнишь то, чего видеть не мог.
Мелодичный голос постепенно затихал, удалялся и, наконец, совсем истончился, затих.
Последнее услышанное вообще прозвучало белибердой:
- Я отлучусь на полтора сига.
Помещение заполнила тишина. Внутри Путника возрастал шум ускоренно циркулирующей крови и буря мыслительной деятельности.
Они в гостях у неё. Так с гостями не поступают. Гости. Они. Он пришёл не один. С ним был Хряка. Он обещал не расставаться с потомком Великих. Не обращая внимания на звучащие в помещении знакомые слова, смысл которых не осваивался мозгом, Путник уцепился за единственную ниточку, связывающую его с действительностью.
- ГДЕ ОН, ЧТО С МАЛЫМ ?- мысли отрока тяжело заворочались вокруг Хряки, пробуждая участки затемнённого сознания.
Юноша с усилием возвращал себе память. Вместе с сознанием в физическую оболочку тела вернулась чувствительность. Зуд от опутавших его нитей постепенно перерастал в боль, которая становилась нетерпимой. Мышцы начали подрагивать под присосками нитей. Обретя чувствительность, отрок лихорадочно срывал разноцветные путы, избавляясь от пыток. Не вытерпев, он вскочил со стола. Ноги предательски подломились и, юноша кулем свалился на пол, звучно хлобыстнувшись лбом о деревянное покрытие. Боковым зрением увидел свои вещи, аккуратно сложенные в углу комнаты. Около них сидел спокойно наблюдающий за ним Хряка. Целый и невредимый. Лениво пережёвывающий что-то вкусное до невозможности, ибо едва жевал от лени, но оторваться не мог. Белые нити обильных слюней свисали из пасти до самого пола. Обида накрыла Путника. Прохрипев нечто нечленораздельное, юноша, путаясь, торопливо облачился в одежду под недоумённым изумрудным взглядом насторожившегося питомца.
- Сплюнь, а то отравят,- зло посоветовал обжоре донельзя раздосадованный отрок и обнажил меч, готовый нещадно рубить кого ни попадя, направо и налево.
Осмотревшись и не обнаружив коварной девы, он, клокоча от ярости за перенесённую беспомощность, решительно двинулся прочь из жилища, столь изощрённо приспособленного под западню. За ним вынужденно потащился величайший ленивец из рода древних Повелителей Мира. Снаружи было так же пустынно, как и при их появлении в этих местах. Исчез даже чёрный ворон.
Оказавшись на твёрдой земле, отрок на ходу сожалеюще вложил меч в ножны. Двумя короткими ударами посоха он на ходу в одно мгновение разломал огромные черепа, охранявшие проход в огороже, что смазанной тенью промелькнула мимо яростного взора и исчезла за спиной. Всё ещё раздосадованный юноша торопливо удалялся в чисто поле. То справа, то слева от него мельтешило оранжевое крылатое чудо с невинными изумрудными глазами, явно не понимавшего зачем надо покидать столь тёплые закрома. А на ограде восседал чёрный ухоженный и лощёный зверь с шикарными усами и длинным хвостом, провожавший незваных гостей жёлтым взором круглых мудрых глаз. То ли прощаясь, то говоря до-свидания, зверь коротко мяукнул, мягко спрыгнул с ограды и свечкой задрав шикарный пушистый хвост неспешно направился к странной избушке на треноге.
Новый мир, по которому друзья перемещались несколько дней кряду, был пустынен настолько, что чувство острого одиночества неимоверной тяжестью давило на психику Путника. Ощущения усиливал громкий треск раздавленных им раковин мелких белых улиток под ногами. Первое время отрок, уважавший чужую жизнь настолько, что всегда старался не раздавить ползущую по своим делам букашку, обнаружив белую россыпь раковин на земле, выискивал безопасный для улиток путь. Но сразу он был вынужден отказаться от невыполнимого замысла: единственным способом не давить - не касаться ногами поверхности земли. Пришлось стиснуть зубы и идти по белому хрустящему покрывалу живых существ.
Он был бы рад, если им вновь повстречалась бы та, коварная, но красивая до умопомрачения, дева. Истинно: человек человеку радость, особенно в этом незаселённом крае, где даже противник скрашивает одиночество, наполняет жизнь смыслом. Не годится человеку быть долгое время одному.
Лишь присутствие верного Хряка не позволяло меланхолии овладеть отроком. Маленькое чудовище миновало младенчество, крылья густо оперились, сквозь шкуру проступали бугры мышц, грудь раздалась. Питомец по-прежнему оставался голенастым, но в нём легко угадывались черты мощного, осанистого зверя. В один стремительный бросок оранжевой молнией питомец взлетал на плечи юноши, ничуть не желая изменять своим детским повадкам. Путник кряхтел под тяжестью, но привычно тащил на, окрепших от постоянных нагрузок, плечах вольготно развалившегося потомка Великих.
Пустынное поле сменила лесная чаща, покрывшая плоскогорье. На пути стали встречаться узкие расщелины, густо заросшие деревьями с колючими кронами, образуя непролазную чащу. Странствующие благоразумно избегали этих тёмных провалов в земле, явно напоминающих с трудом заживающие раны на поверхности планеты. Небо всё чаще было покрыто низкими тучами, которые под рваными порывами ветра стремительно проносились над землей, причудливо меняя очертания. Всё чаще сверху сыпались холодные белые хлопья, обильно покрывавшие всю окружающую поверхность. На белом, громко скрипящем под подошвами, насте оставалась хорошо различимая дорожка следов.
14
Ловец по прозванью Нюх замер, оценивающе разглядывая цепочку свежих следов, извивающихся между деревьями. Он, лучший добытчик, вновь первым из всех ищущих, уловил и обнаружил присутствие мяса! Ему достанется лучший кус, наравне с главой их рода, мудрым и могучим Гором.
Привычно следуя за добычей, благо она даже не пыталась схорониться, Нюх успевал настороженно изучать местность и продолжал свои размышления о сущем.
Гор был первый мужчина, что сумел занять место, теряющей силы и авторитет, Рожены, испокон возглавлявшей их процветающую семью. Самки рода были на редкость плодовиты, а мудрость и умение Рожены обеспечивали выживаемость значительного большинства младенцев и сносный прокорм всем членам рода. Количество ртов их быстро плодящегося рода, после того, как в округе были перебиты и съедены менее удачливые немногочисленные конкуренты – соседние семьи и роды, неуклонно увеличивалось. Всё было бы хорошо, но жизнь не знает постоянства, а состояние покоя ведёт к застою, чреватому смертью. От постоянных набегов прожорливых ртов их могучего рода некогда богатая растительность вокруг стоянки оскудела. На несколько смен дневного и ночного светил пути невозможно было найти съестного.
Беда не приходит одна, и очередные нови не замедлили явиться. Тёплый ветерок сменился порывистыми и всё пронизывающими насквозь студёными ветрами. Вместо проливающихся сверху вод, на головы больно обрушивались твёрдые градины. Из мрачно нахмурившегося и тяжело опустившегося небосклона опадали белые хлопья. В первое время белый покров быстро таял, но с каждым новым появлением, белый пух становился тяжелее и обречённее, не спеша исчезать в многочисленных ручьях.
Всё умение Рожены по сбору корнеплодов и трав не могло обеспечить род пропитанием в условиях наступающего похолодания, при котором растительность хирела и гибла. Отсутствие верхов и корешков заменялось истреблением всего живого, что не поняло вовремя и не успело убраться подальше. После очередного опустошения, род снимался с места и переселялся в края, где еды было вдосталь. Неведанные ранее перемены неизбежно сопровождались ранее не виданными опасностями. При переходах с места на место многие погибали: кто от ночных хищников, кто – под обвалами, иные – утопли в бурных водах, а то и просто скрылись в жиже болот. Зябший и голодающий род быстро хирел, вновь становясь малочисленным и слабым, а во всех бедах обвиняли Рожену. Исподволь среди единокровников поднимался ропот: небеса не принимают главную самку, небеса гневаются.
Изменения в укладе рода наступали быстро и неотвратимо. Возросла роль мяса и, соответственно, его добытчиков - ловцов. Чтобы всем не умереть с голоду, наиболее физически сильные и выносливые члены рода, а это чаще всего это были самцы, со сбора трав перешли на постоянный отлов и убой животных. Не брезговали пойманными чужаками, а в особо голодные времена – немощными старцами-единокровниками: тратить драгоценную еду на них было несказанной расточительностью.
Тяжело давалась смена в предводительстве рода.
Невидимые весы Мироздания застыли в тягостном раздумье на очередном витке жизни: по какому пути развиваться, под чьим руководством? Кто поведёт роды в будущее: мудрые самки, или могутные самцы?
Новые условия жизни требовали новых умений. Трудно дались перемены. Главенство самок пало не сразу. Самые полногрудые из них прочно удерживали пальму первенства: в голодное время в первую очередь сладковатое на вкус молоко получали ловцы, а что оставалось – перепадало самкам и младенцам. Те из самок, которые не могли похвастаться обилием молока, чтобы выжить и не быть съеденными, вынуждены были пойти на хитрость. Изворотливость ума всегда была присуща самкам. Уступавшие в силе, они владели нечто более ценным и вожделенным. Сладость ночных утех менялась ими на добытое самцами мясо. Самцы с лёгкостью попадались на размен, предпочитая ленивое благодушие после горячих ласк взамен злой раздражительности от неудовлетворённой плоти.
И если с дележом пропитания всё разрешилось естественным путём, то смена главенства над единокровниками происходила не так гладко. Самые могучие из мужчин-добытчиков, силой занимавшие место предводителей рода, погибали при странных обстоятельствах до тех пор, пока вставший во главе рода Гор, уединившись на ночь с Роженой, утром не проснулся в одиночестве. Куда пропала Рожена, знала только тёмная ночь. Гор так старательно горевал, что ему поверили, или сделали вид, но результат был достигнут. Он стал предводителем.
Заматеревший Гор оставался жив, а род стабильно имел добычу от ловли. Появились даже небольшие запасы мяса, хранившиеся до прихода тепла. Число родичей возрастало, увеличивая численность рода и его могущество. Росло и умение ловцов. Уже не одна, а несколько групп добытчиков, рыскали по округе в поисках пропитания, с каждым разом уходя всё дальше и дальше от стоянки рода. Погрузневший Гор теперь всё чаще оставался в стойбище, принимая добычу от возвращающихся групп, улаживая бытовые проблемы многочисленных единокровников и по мере сил увеличивая число младенцев, благо в молодых самках недостатка не было.
Со сменой уклада жизни рода, менялись и правила жизни. Отныне, приоритет грубой силы доминировал во всём. Немощные, калеки, хилые младенцы и все, кто был обузой и не мог приносить пользу роду, быстро и безжалостно умертвлялись. Из нарожденного потомства, выжить было позволено лишь сильнейшим. Всех новорождённых осматривал лично Гор. Подняв за ноги и цепко держа вниз головой беззащитного малютку, главный ловец мгновенно принимал решение: не имевших физических отклонений он небрежно отбрасывал на руки замершей неподалеку мамаше, едва успевавшей подхватить своё чадо. Остальных несчастных он без сожаления бил с размаху об огромный валун и небрежно отбрасывал окровавленное размозжённое тельце за потемневший от времени и крови камень, где уже белели тоненькие разбитые кости таких же невезучих, не прошедших жёсткий отбор суровой жизни. По заведённому Гором порядку, едва младенец подрастал и начинал уверенно держаться на ногах, его отлучали от матери и передавали опытному ловцу в группу таких же подлетков до посвящения. С рассвета и до заката недоросли выполняли всю грязную работу по обслуживанию ловцов, а на досуге усердно запоминали зверей, их следы, повадки и образ жизни. А ещё они учились умению выживать и убивать, как в группе, так и в одиночку. Жизнь каждого члена семьи рода принадлежала роду и, любой из них с осознанной необходимостью готов был отдать и отдавал свою жизнь во благо процветания рода.
Обнаружив следы чужого, Нюх знал, что ему делать. Чужие здесь не выживают. Следы были совсем свежие. Заблуда пришёл не с пустыми руками. По длине шага, извилистому рисунку следов, ширине постановки ступней, ловец сделал правильный вывод, что поклажа у заблуды была весомой.
Упарившись под мохнарылым питомцем, отрок с осторожностью снял с натруженных плеч и опустил продолжающего сопеть без просыпа потомка Великих на землю. Сам же с облегчением растянулся рядом. Ничего, скоро Хряка взрастёт и тогда он с удовольствием попутешествует на его окрепшем хребте. А там и до полётов недалеко! Громкое урчание в животе прервало голубые мечты юноши и разбудило соню, осознавшего во сне, что лежит не на родных запаренных плечах приёмного родителя, а на сыром и промозглом насте. Усталость от долгого перехода и ноющие боли в мышцах Путника притупились от голодной рези в желудке. Не выдержав мучений, отрок подхватился на ноги и направился на поиск живности вслед за унёсшимся перед ним в чащу не в меру сообразительным питомцем.
Двигаясь по следам, Нюх быстро настиг чужака, силуэт которого отчётливо промелькнул между деревьями. Обнаружив объект, ловец прекратил чтение следов. А зря.
Короткого мгновения опытному ловцу хватило, чтобы оценить беспечность чужака, вооружённого лишь тонкой палкой. Вид добычи не внушал каких-либо опасений. Такие одиночки не могли выжить в бесконечной борьбе за существование. Значит, его изгнали из семьи недавно. Внезапное озарение остановило изготовившегося к нападению ловца. Чужака нельзя убить, его следовало брать живым. Он, Нюх, сам добудет и притащит заблуду к Гору, чтобы тот мог вызнать, в какой стороне обитают чужие и сколько их. Наконец-то все признают его единственно лучшим ловцом рода. Тщеславие и жажда признания единокровников, подкреплённые необходимостью добыть чужака живьём, толкнули Нюха на решительные действия в ущерб обычно присущей ему осторожности. Мимо его внимания остался вопрос, а где же ноша, которую так тяжело тащил чужак.
Судорожно сглотнув голодные слюни, Путник сжимая посох, подкрадывался к сидевшему на ветке перед дуплом рыже-бурому зверьку, увлечённо трескающему орешки. Обильный слой расщепленной скорлупы устилал дёрн под широкой кроной дерева. Значит, зверёк был не один, здесь обитало его семейство. Приблизившись на расстояние броска, отрок мощно размахнулся…
Незаметно приблизившись с подветренной стороны к увлечённому чужаку, Нюх настороженно замер, укрывшись за толстым стволом, выжидая удобного момента для нападения. Он терпеливо выжидал результата броска заблуды и надеялся заполучить сразу двух: и чужака и его жертву.
Яростно-расчётливый бросок, бесшумно-короткий полёт посоха и, сбитый пухнастик беспорядочно перекувыркнувшись в воздухе, с широко растопыренными лапами и длинным пушистым хвостом, грохнулся на землю.
Оценив точность попадания, Нюх рывком бросился на оставшегося безоружным простака. Расчётливым ударом копья, ловец намеривался лишь оглушить и сбить с ног добычу.
Оглушённый, но сохранивший способность бороться за жизнь зверёк, едва ощутив под ногами твёрдую почву, спасая свою шкуру, большими прыжками понёсся к ближайшему соседнему дереву. Юноша метнулся за ним, на бегу набрасывая на ускользавшую добычу свою накидку.
Уже в атаке, с вознесённым копьём, Нюх боковым зрением успел заметить налетающую сзади оранжевый силуэт и тотчас же мощный удар в спину жёстко пригвоздил ловца на то место, где только что стоял заблуда. Тяжёлая лапа неведомого зверя обрекающее давила на позвоночник Нюха, кожа на спине лопнула под безжалостными острыми когтями, а ранее не чуянное смрадное дыхание таинственного зверя опалило беззащитную шею ловца, предостерегая от безрассудного сопротивления. Нюх расслабился и притворился мёртвым, сквозь прищуренные веки осторожно наблюдая за округой.
Услышав подозрительно шумную возню за спиной, Путник мгновенно забыл о пушистом куске мяса. Спасая свою жизнь, он перекатился по плащу, молниеносно выхватил меч и встал лицом к угрозе. Высоко в ветвях дерева прощально промелькнул роскошный рыжий хвост и исчез в густой жёлтой листве.
Ресницы Нюха предательски дрогнули, когда его глаза в сумерках лесной чащи ослепил блеск нового, неведомого в здешних краях, оружия. Заблуда держал чудовищно длинный скребок из неизвестного материала, отражавшего луч, как вода в солнечный день.
Напавший надёжно удерживался Хряком, находившимся в большом искушении сомкнуть остроклыкастые челюсти и малость перекусить. Голодная слюна, выдавая намерения питомца, предательски капнула на шею пленника. По телу захваченного пробежала дрожь. Вытаращенными глазами он умоляюще уставился на юношу. Путник подобрал посох и зло пнул копьё, отбросив его подальше от поверженного. Тихо скорбя по упущенной добыче, он зло прошипел в сторону виновника:
- Еда ускакала по твоей вине, значит, есть будем тебя.
- Нет! – прохрипел дёрнувшийся пленник, но острые клыки впились в шею и он вновь обречённо замер.
- За деревом, за тем, сбоку, - охотник осторожно покосился в сторону и продолжил:
- мой туес с добычей. Кабанчика, ножи, всё, что есть, отдаю на мен. Мне – жизнь, отныне, я –твой,- сбивчиво-хрипло продолжил несчастный, стараясь не дрожать.
- Ты и так наш, а припасы твои и без подсказок найдём,- пробурчал Путник и направился к указанному дереву.
- Удачная была охота,- оживлённо вырвалось у него при обнаруженной находке.
Мохнарылый тут же решил, что его миссия полностью выполнена и кротко хрякнув, в два прыжка оказался у ног юноши, умильно оглядывая тушу кабанчика.
Захваченный оторопело во все глаза разглядывал Хряка. Боясь двигаться, он оставался лежать на прежнем месте. Приходя в себя, медленно и осторожно выдохнул, украдкой глянул на копьё и медленно потянул руки к поясу.
- Не дури, твоя жизнь нам не нужна. Мы просто идём мимо, где твоя родня - нам знать ни к чему,- успокаивающе молвил юноша.
- Куда, зачем, кто вы? - торопливо вырвалось у Нюха.
- Разведи огонь,- отрок оставил его вопросы без внимания.
Что отвечать. Знать бы самому ответы на них.
Встав так, чтобы захваченный всё разглядел и сделал необходимые выводы, он, специально для него, молниеносными ударами рассёк туловище кабанчика на части. Клинок с лёгким свистом рассекал воздух и легко отделял куски мяса.
- Зачем ты так. Я понятливый и не нападаю на сохранившего мне жизнь. Кабанчика лучше было зажарить целиком. Вряд ли что от него останется,- понуро успокоил новых знакомых ловец и короткими бросками мощно вогнал в ствол ближайшего дерева три кремневых ножа, что укрывал за поясом.
Он повернулся спиной к своим победителям, оказывая им полное доверие и принялся расчищать место под очаг. Новый знакомый был не так прост, как могло показаться после его неудачного нападения.
- Вот и определились,- заключил Путник и принялся собирать сушняк.
Хряка остервенело повертел башкой, стряхивая во все стороны липкие белые слюни и невинно пристроил свой костлявый зад рядом с мясными запасами. Юноша вытащил из заплечной шкуры давно не использовавшийся котёл и оглянулся на ловца, колдующего над костром.
- Вода должна быть чуть ниже,- тот моментально чувствовал на себе взгляд. Чуть замешкался и потянулся к котлу:
- Я принесу.
Сейчас уже замешкался отрок, но котелок передал. Нюх осторожно вытащил меха из своей поклажи и неслышно растворился в лесу. Несколько раз подбросил Путник сушняк в разгоревшийся костёр, пока дождался воды. Долго отсутствовавший ловец передал юноше принесённый котёл с водой, а сам достал из своих припасов два плоских камня и три горсти небольших овальных зёрен желтоватого цвета. Под заинтересованными взглядами победителей, он камнями споро перетёр зёрна в белёсый порошок, который осторожно ссыпал в котёл, постоянно помешивая веткой. Получившуюся густую серого цвета липкую массу Нюх равномерным слоем распределил по стенкам котелка и поставил его на огонь. Скоро густой аппетитный дух разнёсся по округе. В голодных желудках взыграло с новой силой. Продолжая священнодействовать, пленник разрезал запекшуюся ароматную массу и перевернул местами подгоревшие куски. Немного спустя он ссыпал на подстилку хорошо поджаренные куски. В свою очередь Путник запёк на яро пышущих жаром углях мясо кабанчика. Все трое молча приступили к насыщению.
Застольная беседа не получалась. Страдающий провалом памяти юноша искренне не мог ничего прояснить о себе. Не получив внятного ответа кто они и откуда, ловец лишь мимолётно усмехнулся на повествование юноши и невнятно пробормотав о подступившей темноте, стал устраиваться на ночлег.
Слишком тяжёлым выдался день для Нюха. Он с пониманием отнёсся к осторожности своего невзрачного победителя, так ловко уклонившегося что-либо сообщить о своём происхождении. Имя, если оно давалось, было особо сокровенной тайной его носителя, раскрытие которой несло опасность попадания в полную зависимость от завладевшего им. Только близкая родня могла знать настоящие имена своих единокровников. Остальные довольствовались прозвищами ёмкими и как нельзя полно характеризующими их обладателей. Как Нюх, например. Со своей стороны он также воздержался рассказать чужаку что-либо о себе, чтобы не выдать свой род. Уж лучше он погибнет от клыков этого страшного зверя, чьи зелёные глаза ярко светились в темноте. При воспоминании о клыках, чьё безжалостное прикосновение всё ещё хранила его шея, Нюх крупно вздрогнул. Что же это за чудище такое? Несмотря на молодость, он был опытный ловец и точно знал, что таких зверей просто не могло быть. Но, вот, поди ж, ты, сидит недалеко и злобно хлещет кисточкой хвоста по крыльям, а расскажешь кому, то - никто и не поверит, ещё и на смех поднимут. Как поднимут на смех, когда узнают, кто его обезоружил. Без привычного копья ему было неуютно и голо. Нюх долго укладывался на толстом слое пушистых веток, щедро нарубленных новым знакомым. Безоружность лишала уверенности, оттого, он никак не мог удобно устроиться на лежбище. Ища спасительную защиту, Нюх с головой накрылся мягкой, старательно выделанной пятнистой шкурой и отгородился от всего мира. Прародитель рода не даст в обиду, убережёт своего нащадка.
В темноте Нюха окутали воспоминания о давно минувших днях посвящения в ловцы, зрителем которого он был впервые. Тогда, входившая в зрелость Рожена, влекомая разгорячённой кровью, нарушила запрет рода и тайком прокралась на место обряда. Негоже молодке, у которой впервые вот-вот протечёт кровь, быть на священной поляне. Её, конечно, заметили. Сломя голову несясь по лесу и спасаясь от догонявшей толпы сородичей, Рожена налетела в кущах на волчье семейство и, оторопела, омертвев от страха. Пара чёрных волков в окружении подросшего выводка лобастых щенков настороженно уставилась на нарушительницу покоя тёмной чащи. Начисто обглоданные кости скелета свидетельствовали об окончании недавнего пиршества. Лёгкий ветерок подул в спину Рожене, подталкивая к действиям, но она лишь обессилено опустилась на землю. Неожиданно из выводка выметнулась молодая сучка и ткнулась мордой в пах молодки. Дружелюбно размахивая хвостом, как помелом, щенок ластился и елозил брюхом по земле, выворачивая и подставляя покорную шею. Нарушительница семейной идиллии лесных хищников оторопела, не зная как ей реагировать и, как отнесутся к выходке своего щеня матёрые волки. Из чащи послышался глухой шум приближающейся погони. Будучи ни живой ни мёртвой, Рожена осторожно потрепала между ушами всё ещё распластанную перед ней новоявленную подругу и, не сводя глаз с мохнатого семейства, на карачках попятилась назад от логова. Скрывшись за кустарником, она вскочила на ноги и в сопровождении чёрного мохнатого щенка, упорно не пожелавшего расставаться, рванула навстречу своим двуногим преследователям.
Выскочив на поляну, разгорячённые погоней и пышущие праведным гневом яростно спешащие сородичи опешили при виде лохматой лесной защитницы, занявшей оборонительную позицию и грозно ощетинившуюся у них на пути, старательно заслонявшую молодую нарушительницу устоев рода от неминуемо жестокой расправы. Лишь замешательство, вызванное небывалым событием, спасло жизнь двум представителям, извечно враждующих кланов двуногих и четырёхлапых. Растревоженные опрометчивой выходкой молодки родичи, бросив насущные дела, собрались беспорядочной толпой на стояке в ожидании возвращения погони. Матерь рода, задумчиво присела у очага в тягостном размышлении. Ей жаль было молодую девчонку, с детства отличавшуюся живым умом среди сверстниц, но устои рода непоколебимы, а наказание только одно - смерть. Громкие крики на поляне, всколыхнули ожидавших и оповестили Матерь о возвращении погони. Пора было принимать нелёгкое решение. С окаменевшим лицом грозной охранительницы рода она властно водрузилась на отполированный огромный камень с кровавыми прожилками. Оживлённые крики быстро сменились недоумёнными и вразнобой затихающими возгласами встречавших. Наступившая тишина поведала Матери, что на поляне происходит что-то уж совсем невероятное. Она медленно повела взгляд с, жарко-осушающего очи огня на вернувшуюся с добычей погоню. По мере осмысления увиденного, ужасающая обречённость взгляда уступила место заинтересованности от новизны происходящего. На поляну медленно снизошла по косогору странная процессия. Два молодых, входящих в полный расцвет сил, детёныша впереди загона ловцов решительно вышагивали на стоянку рода.
- Если тебя не тронули извечные наши враги, не тронут тебя и в нашей семье. Я выполняю волю предков,- буднично оповестила Матерь и дала знак всем любопытствующим заниматься повседневными делами.
Отныне Рожена и её клыкастая охранительница всегда были вместе. Обретя мохнатую подругу, своевольная девчонка потеряла всех друзей среди единокровников и едва не лишилась родни. Опасаясь извечного врага, члены рода вынужденно терпели странную парочку, повинуясь решению Матери, но их терпению постепенно приходил конец. Ловцы не намерены были терпеть пренебрежительного отношения к своим традициям. Всё изменилось после очередного происшествия, в корне поменявшего жизнь рода.
Однажды заблуды наткнулись на стоянку рода. Доставшись наступления темноты, они напали на ночных охранителей. Один упал с проломленным черепом и умер не успев ни посмертно всхлипнуть, ни тем более, осознать произошедшего. Его напарнику повезло больше. Могучие мышцы шеи напряжённо разбухнув от неимоверных усилий, обречённо сопротивлялись наброшенной сзади плетёной удавке. Неожиданно из тёмного леса пришла помощь. Смазанная тень промелькнула в чаще, раздался предсмертный всхлип и безжизненная туша нападавшего завалилась на терявшего сознание охранителя. Вновь бросок тёмного сгустка мощи, глухой треск рваной плоти, хрип и очередное безжизненное тело чужака остаётся распластанным в смачно парящей луже крови. Пришедший в себя, чудом избежавший неминуемой смерти охранитель поднял тревогу, но вместо крика из горла вырвался сипящий хрип. В отчаянии охранитель что было сил замолотил палкой по стволу дерева. Когда к нему подскочила подмога со стоянки, с нападавшими чужаками всё было покончено. Пятеро трупов с разорванными глотками и безжалостно вспоротыми животами пополнили родовые запасы пищи. А устроившаяся под боком у Рожены молодая волчица, старательно слизывающая чужую кровь с густой шерсти, продолжая охранять подругу и устало-предостерегающе обнажала острые клыки, пресекая малейшие попытки приблизиться, воспылавших к неразлучной парочке признательностью, членов рода.
С тех пор в роду Чёрной волчицы неизменно жили её потомки - мохнатые помощники, чутко охранявшие стоянку рода и помогавшие ловцам выслеживать добычу.
Под конец воспоминаний Нюх решил, что злобно зыркавшее из ночи зеленоглазое чудовище такой же прародитель рода чужака, как и Чёрная волчица – для рода Нюха. Насколько же могучи эти чужаки и, пожалуй, с ними не стоит ссориться. Или, лучше, не приводить в род?
Путник видел, что ловец ему не поверил, но разубеждать не стал. Человек человеку – радость, даже если этот человек – чужак и противник. Несмотря на коварное нападение сзади, отрок был искренне рад новому знакомому, пусть даже не назвавшемуся ему. Наконец-то он встретил кого-то, кто похож на него. Людей умелых, знающих поболее, чем он. Ну, вестимо, не все, но один ведающий, среди них, да должен проживать. Даже среди конелюдей, как он уже смог убедиться, имелись хранители знаний основ Мироздания. Если ему повезёт, то он сможет понять смысл таинственных знаков лоскута свитка, а может, даже, вспомнить кто он и откуда.
15
Внезапно зародившееся в глубине сознания беспокойство оформилось в ясно выраженную тревогу. Сон мгновенно улетучился. Сохраняя внешне сонное безмятежье, Путник лихорадочно анализировал произошедшее, докапываясь до причины, разбудившей его посреди глубокой ночи. Костёр ровно горел в яме, неспешно пожирая ствол засохшего до начальной стадии окаменелости дерева. Огня от него хватит до восхода. Тепло мохнатой башки питомца согревало спину: Хряка шумно сопел в родную шкуру накидки отрока. Глубокая ночь достигла своего апогея, когда всё сущее или спит, или хранит благоговейное молчание. Окружающий лес словно вымер.
Дыхание. Вот оно что! У ловца изменился темп дыхания: равномерное сопение сбилось и сменилось ритмичными вдохами-выдохами. Так нагнетается кровь в мышцы, наполняя их взрывной энергией и силой. Ловец готовился к новому нападению!
Нюх ценил свой род. А в роду ценилось готовность пожертвовать собой ради процветания всех. Собственная жизнь с лёгкостью бросалась в пасть смерти и это всегда был осознанный выбор. Ни в коем случае нельзя было оставлять в живых этих странно-могущественных чужаков, с виду совсем недорослей, но уже что-то могущих. Тем более, нельзя было показывать им где располагается стоянка рода. А то, что чужак вознамерился идти с ним, Нюх был уверен. Иначе, для чего ему оставили жизнь? Эти аргументы убедили его в правильности выбранного решения. Никакие клятвы, обещания, данные заблуде, не превысят его обязанности перед родом! Ловец приподнялся на четырёх конечностях и не разгибаясь бесшумно скользнул в темноту леса. Ему было безумно жаль брошенного оружия, но необходимость предупредить род об опасных чужаках, гнала его дальше и дальше сквозь лесную чащу.
Четыре глаза, двух, насторожившихся при начале его движения, тел, поняв, что ловец не собирается на них нападать, вновь обрели сонный вид и равнодушно проводили беглеца. На рассвете понадобятся все их силы. Пока же можно отдыхать. Неожиданный побег, казалось бы смирившегося со своей участью ловца, разрушал все ближайшие планы и надежды Путника. Но, насильно мил не будешь.
Всю ночь Нюх выбирался из леса. Первые признаки редевшей с каждым шагом чащи наметились с проявлением исподволь наступающего белого света. Ещё немного и, перед уставшим ловцом пролегла ровная болотистая местность длиной в дневной его переход. За болотом, протекала река, на высоком противоположном берегу которой, проживал род Нюха. Ловец чутко оглядел местность и ходко потрусил через болото. Неожиданно яркий луч струящегося потока света, проистекавшего сверху из внезапно возникшего на небе серебристого облака, осветил Нюха. Мышцы болезненно свело словно при судороге. Покорно повинуясь чужой воле обездвиженное тело охотника медленно приподнялось над болотом и по светящемуся потоку неспешно переместилось внутрь того, что ловец поначалу принял за облако. Отмечая немыслимость происходящего, Нюх обнаружил себя горизонтально парящим перед молодой самкой с густой косой пшеничного цвета волос. Ярость мгновенно охватила ловца. Да, что же за напасть-то такая на него свалилась: накануне его захватил худородный несмышлёныш, а сейчас– самица!!
- Не он,- отстранённо услышал ловец сквозь переполнявшее его негодование и, сознание покинуло его, сохранив на последок воспоминание о самке неземной красоты и чёрном коте с огромными пушистыми усами в разлёт.
Красавица, между тем, продолжала:
- Знаешь, Кот, этот экземпляр должен быть обязательно найден. Следует ещё раз всё перепроверить. Те неполные данные исследования и то, как свободно он покинул наш приют, настораживают меня. Если подозрения подтвердятся, то этот экземпляр может представлять опасность, как причина нарушения Равновесия. Думается мне, что не так он юн и прост, как выглядит.
Владелец роскошных усов невозмутимо выслушал и, не считая нужным что-либо возразить, грациозно потянулся, свечкой вознося свой пушистый хвост в знак особого понимания и согласия со своей напарницей.
Очнулся Нюх от неприятно-липкого прикосновения, несколько раз покрывшего всё его лицо.
- Не залижи до смерти,- насмешливый голос заблуды ворвался в сознание ловца.
Никчёмный беглец вздрогнул и обречённо сжался, укрыв лицо в ладонях.
- Кто заклял меня этим заблудам?! – пульсировало в гудящей голове.
Вновь он у этой странной парочки, безоружный. Хотя, что толку от его оружия? Разве что порешить себя. Сквозь ладони Нюх тайком огляделся: странного сооружения и его обитателей на небосклоне не было. Уж не привиделись ли они ему? Но внезапный сон до полудня и редкие воспоминания в отяжелевшей, как после доброго удара дубиной, голове, не позволяли охотнику уверовать в это немудрёное, спасительное объяснение.
Хряка, разочаровавшись ответной реакцией на высказанную радость, шумно плюхнулся мосластым задом и выжидающе уставился на вновь обретённую пропажу: в глубине зелёного омута зрачков ещё таилась надежда, что пойманный сморозит какую-либо глупость и тогда он развлечётся с ним, а если повезёт, то и перекусит этим невеждой. Голодное урчание в желудке напомнило, что растущему организму требуется мяса, много мяса. Отвлёкшись от обездвиженного ловца, он с надеждой поглядел на приданного ему отрока и пустил густую слюну до земли: пора перекусить.
Юноша и сам понял, что пора обедать: с самого рассвета на ногах и без маковой росинки во рту. Это – про него. А вот его подопечный, с готовностью сующий свой, в редких усах, нос, под каждую кочку, не преминул кого-либо слопать на ходу.
- Собери сухостой для костра, если не хочешь остаться голодным, помнящий добро,- ядовито потребовал юноша от, всё ещё находившегося в прострации, Нюха.
Не обращая внимания на встрепенувшегося ловца, юноша, сохраняя деловое выражение лица, принялся рыть яму под очаг. Под верхним слоем почвы, густо перевитым корнями скрывалась красно-бурая россыпь каменных бляшек. Когда он утрамбовал их и приготовил место под кострище, возвратился не долго отсутствующий ловец. Вместе с ветками Нюх притащил охапку чёрных, лоснящихся камней.
- Горюн-камень,- горделиво пояснил он юноше.
- Некогда нам горевать, да и не от чего. Вместо дров камни жечь будешь?
- Камни,- согласился с ним ловец, недоумённо продолжая:
- гутарю ж: горюн-камень.
Нюх удивлённо оглядел юношу, затем своего мохнатого сопровождающего и вновь уставился на юношу. Не врал намедни, что потерял память. В этих местах, далеко в округе всяк знал про горюн-камень, что только и годился для огня. Зато жар от него знатный.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения ловец споро развёл костёр на выравненных отроком бляшках и забросил в разгоревшийся огонь несколько чёрных камней. Вскоре яркое багровое пламя охватило камни. Жар от них и в самом деле шёл большой, как, впрочем, и вонючий, густой дым. Когда всё прогорело и развеялась вонь, на тлеющих углях Путник разогрел остатки кабанчика. Ели не спеша, оттягивая неизбежный нелёгкий разговор: понимали, что следует определиться, как быть дальше. Нюх был противен сам себе, но привести в свой род чужаков, да ещё таких опасных, он мог лишь в качестве пленников. Не предупредить о них родичей он также не мог: такое огненное чудище в их местах отродясь не видывали. А что из него могло вырасти! А неведомое оружие чужака! И это, когда у них в роду бились на дубинах и копьях, да костяных и каменных ножах! Два, сидящих рядом, недоросля, даже в самом страшном сне, не представляющих себе, насколько их считают опасными, наивно рассчитывали на тёплую встречу и людское общение. Молчание затянулось. Уже и костёр догорел и дневное светило покатилось к закату, а они всё никак не могли принять тягостного решения и озвучить его. Огненное чудовище, разметавшись на плаще Путника блаженно похрякивало сквозь сон.
Нюх лениво потянулся к костру, чтобы поворошить давно остывшие угли. Он ткнул веткой в очаг. Сквозь разворошённый слой улей проступила багрово-матовая твёрдая поверхность. От исходившего от неё жара вспыхнули сухие листья на ветке.
- Глянь, что это!- вскричал ловец, торопливо сметая остатки углей в сторону.
Вместо красно-бурой россыпи мелко-каменных бляшек на дне кострища покоился губчатый сгусток. Этакая лепёха размером с ладонь, серо-матового цвета.
- Ишь ты, что мы сварили на костре.
- Это те, камушки.
Путник поддел топорищем и вытащил на поверхность горячую лепёшку. Трава под ней вспыхнула и прогорела до самой почвы. Сопевший Хряка недовольно покрутил носом во сне, но так и не проснулся.
- Ждём, когда поостынет,- возбуждённо решил ловец, обрадованный появившейся возможностью оттянуть неприятный разговор.
И споро развёл в очаге новый огонь: вечерняя прохлада опускалась на местность.
Выпламенный в очаге кусок медленно остывал на воздухе, всё более затвердевая. Заворожённо не спуская с него глаз, Нюх, истомившись в ожидании, не заметил как уснул.
Разбудил его металлический звук: юноша под заинтересованным взглядом отоспавшегося мохнатого спутника стучал топором по затвердевшему новообразованию, обивая запёкшуюся верхнюю корку, из-под которой проглядывала матовая поверхность, отдалённо напоминающая страшно разящее оружие Путника, рукоять которого выглядывала у него из-за спины.
- Не сломай,- вырвалось у встревоженного ловца.
- Держи. Ещё не известно, что крепче: камень топора, или эта выпламенка.
Нюх едва успел поймать на лету вожделенное новообразование. А поймав, едва не уронил: он не ожидал, что то окажется таким увесистым для его размера. Оглядывая чудо он быстро соображал:
- твёрдое, прочное, прочнее камня. Откуда появилось на месте костра? На днище очага были какие-то мелкие камни. Их сейчас нет, он убедился в этом, когда разгребал угли. Но есть вот это, что значительно оттягивает его ладонь. Может всё дело в кусках сгоревшего горюн-камня? Следует всё повторить заново.
Приняв решение, Нюх вновь разжёг огонь в очаге и водрузил на трещавшие в костре ветки пару оставшихся горюн-камней. Юноша заинтересованно следил за манипуляциями внезапно оживившегося ловца. И лишь Хряка предпочёл не прерывать сна.
Пытливый ум всё подмечающего на промысле ловца успел отметить, что выпламенная лепёшка имеет форму неровности очага. Как вода, она принимала форму, в какую попала. Значит, форма её может быть любой.
Вертя в руках тяжёлую выпламенку, как обозначил лепёшку юноша, Нюх, пробуя на прочность, изо всей силы сжал её в жилистых руках. Острая боль от пореза и, кровь заструилась и закапала на траву. Большой палец правой руки был разрезан острой кромкой лепёшки, как остриём ножа.
В ожидании результата, ловец уселся напротив костра и широко раскрытыми глазами уставился в огонь, подсматривая таинство появления новой лепёшки. Но ничего необычного не происходило. Тишина опустившейся ночи изредка нарушалась сухим треском стремительно вылетающих из огня ярких искр. Вскоре, убаюканные размеренным потрескиванием мерцающих углей, все спали.
- Как ты сделал её?! – раздосадованные притязания ловца вырвали юношу из калейдоскопа неясных сновидений.
Проснувшись, едва из-за горизонта появился белый свет, рассеивающий чары ночи, Нюх первым делом кинулся к остывающему костру. Жуткое разочарование несбывшихся надежд окутало его. Вне себя от горечи он набросился на спящего заблуду, полностью уверовав, что юноше известен секрет создания режущей лепёшки, но делиться он им не намерен. А, иначе, почему заблуда так спокоен?
- Что я сделал?- хриплым со сна голосом недоумённо вопрошал юноша.
- А, ты про это,- разглядел он переворошенный пепел в очаге.
И неутешительно констатировал:
- Значит, ничего не вышло в этот раз. Это не горюн-камень.
- Вестимо, не горюн-камень. Сколько его не сжигали в кострах, кроме углей и пепла – ничего.
- Это та россыпь бурых камней, что была на дне очага. Если не сожжённые ветки, в чём я сомневаюсь.
- Бурые камни!- осенило ловца.
Он бросился на четвереньки и руками стал рвать почву.
- Что же, ты, так-то? На, вот, возьми. Топором-то удобней рыть.
Последовавшая возня разбудила Хряка. Приоткрыв наполовину глаз, он сонно смотрел из-под лапы, прикрывавшей нос, на странные забавы Нюха. Голодное урчание желудка заставило его резво подскочить и кинуться по округе на поиски поживы. Огненным клубком бесшумно растворился в кустарнике и резво выскочил из него, зажав в зубах безвольно обмякшее пернатое тельце.
- Есть,- ловец наткнулся на рыжевато-бурые камни.
Их было мало и они были довольно мелкие, кроме одного выдающегося экземпляра, что своим размером был с кулак юноши. Нюх волновался: это был последний шанс, так как других вразумительных вариантов появления выпламенки среди углей костра у него больше не имелось. Не желая терять ни мгновения, он быстро метнулся за горюн-камнями. Затем натаскал сухих веток, вперемешку с засохшими кизяками и торопливо застучал кремнем о кресало, высекая искры на пучок сухой травы.
- Подожди,- юноша острым концом посоха проделал отверстие в земле под рыжевато-бурой россыпью.
Вскоре в очаге вовсю полыхал огонь. В животе у ловца нещадно урчало и грюкало от голода, но Нюх стойко не отвлекался на мелкие неприятности. От внимательного взора ловца не укрылись вмятины, оставленные на выпламенке каменным топором юноши: если потрудиться, то форму можно будет придать любую.
Томительное ожидание было прервано юношей. Сжалившись над первооткрывателем, он добыл несколько небольших чёрных змей. Порубав их на куски, Путник нанизал мясо на ветки и пристроил над очагом. Запах жаренного разнёсся по ближайшей округе.
Сидя у огня, Нюх не спускал глаз с процесса горения, машинально жуя обгорелые куски мяса. Неожиданно в костре зашипело. На глазах изумлённых зрителей большой бурый камень, от жара пламени раскраснелся, и … потёк густой, багрового цвета тягучей массой, заполнил след от острия посоха. Путник ткнул посохом в эту жидкость. Конец посоха вспыхнул.
-Дай, дай топор,- тянулся к нему ловец.
Рискуя обжечься, Нюх смахнул угли костра в сторону от новой выпламенки. Лишившись жаркой подпитки огня, губчатая масса остывала, на глазах покрывалась мутной плёнкой, быстро затвердевала на воздухе.
Нюх был вне себя от увиденного! Ещё бы, камень под жаром пламени растёкся и принял форму острия посоха. Его удивляла обыденная реакция заблуд.
- Неужели им это не в диковинку?- проскользнула мысль и тут же пропала, вытесненная охватившим его восторгом от произошедшего.
Отныне он не мыслил себя вне этого чуда. Всю оставшуюся жизнь он посвятит приоткрывшемуся таинству.
Заодно разрешилась проблема, что делать с этими заблудами. Они должны подтвердить его слова перед родом, чтобы Гор дал ему своё согласие на уход из ловцов.
- Пора в путь. Я приведу вас в свой род.
© Белозерцев Сергей Юрьевич
ноябрь 2015 г. гор. Севастополь
Лукоморье. Вычеркнутые столетия
© Copyright: Сергей Белозерцев, 2015
Свидетельство о публикации №215111501235
Свидетельство о публикации №215111501235
Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.