Родина
По самым высоким каналам для неё добились перемены приговора со ссылкой в Среднюю Азию, откуда ей удалось уйти из СССР через афганскую границу.
В Париже её окружили люди из прежней нормальной жизни, жалели, были чутки, внимательны. Русские, и французы, и люди других наций. Трудно было поверить, что пережитое - не сон, что и теперь за тысячи километров отсюда совершается нечто неслыханное, страшное, чему нет даже названия…
Когда в 39-ом немцы вошли в Париж, она стала помогать патриотам, среди которых было немало и её соотечественников. Передавала какие-то пакеты, дважды ездила на юг, в «Свободную зону», с устными поручениями. Потом, в дни уличных боёв в Париже, перевязывала раненых.
В сорок пятом тёплым прелестным октябрьским вечером в Париже двое рослых мужчин на улице возле Одеона взяли её под руки и втолкнули в автомобиль. Через сутки она уже ехала в поезде «Берлин - Москва». Глядела в окно, в узкую щель между занавесками, на расстилавшиеся равнины. Повсюду были следы войны: обугленные остовы домов с торчащими трубами, развороченные гусеницами танков дороги, брошенные полусгоревшие грузовики, повозки со скарбом. Иногда видела одетых в тряпьё женщин с детьми, выходивших к поездам. С песнями проносились воинские эшелоны. Она всматривалась в мелькавшие лица солдат. Почти все были добродушны, веселы. Мелькали станции с польскими, белорусскими, потом русскими названиями. Когда за окном проплыли главы смоленских соборов, у неё больно и сладко защемило сердце. «Господи Иисусе, помилуй меня и прости», - прошептала она.
Потом встала, сказала охранникам, что ей необходимо в туалет. Там ударом локтя разбила зеркало и его осколком резанула себя по шее в том месте, где проходит сонная артерия. Крови вышло много, и, когда дверь открыли, она была уже мертва.
Свидетельство о публикации №215111501398