Наша национальная идея

Кто сказал, что у нас нет национальной идеи? Нашей национальной идеей пронизано все наше бытие, мы исповедуем ее на каждом шагу. От дворника и до президента все поклоняются нашей национальной идее и без ее участия не проходит ни одно событие, ни одно мероприятие, ни одна речь. Бывает даже так, что ни одно предложение. Причем, даже дети под нашим чутким руководством начинают нашу национальную идею внедрять в жизнь, еще будучи дошкольниками, и к старшим классам становятся её опытными пользователями. Она проявляется в интонации, в содержании, даже в молчании. Её видно в осанке, в  позе, в походке, в мимике - везде и всюду. Ей пронизаны все газеты и телевидение, интернет, чуть меньше радио, она лежит неистребимой печатью на лице почти любого чиновника, педагога, политика, журналиста. Она очень мощно и продуктивно внедряется в сознание детей в школе,  продолжает свое победное шествие в глубины нашего разума по вузовским коридорам и к началу нашей самостоятельной жизни мы ей пропитаны насквозь и вглубь на несколько слоев. Она называется очень просто – враньё. И когда кто-то говорит, что у нас нет национальной идеи, ясно, что им в этот момент руководит как раз национальная идея.

 Вранье, как способ социального бытия, как средство и цель коммуникации, как укоренившаяся привычка и черта характера. Врут везде и всегда. Врут дома, врут официально, врут на улице, врут учителя - вдоль и поперек, о том, что они знают, как надо учить, о том, что в школе учат нужным знаниям, о том, что школа – это хорошо, хотя, дети со средних классов понимают, что школа – это, как правило, плохо. А как же иначе, ведь интереснейшее в мире занятие – познание нового, они совместно с чиновниками превратили в тупую тягловую повинность и для учеников и для самих учителей.
Люди забыли, что вначале было слово. И слово считают теперь просто за вибрацию голосовых связок. Ну-ну!
В образовании врут особенно изящно. Изящно потому, что оттуда в нашу жизнь приходят учителя и не все находят в себе силы признаться, что они не очень хорошо разбираются в детях и в том, как их надо учить. А многие, из тех, кто признались хотя бы себе,  делать ничего другого не умеют. Как сказал педагог с ученой степенью: "где я найду такую не очень пыльную работу за такую зарплату?"  На самом же деле, работа не просто пыльная, она очень грязная, потому, что педагоги тем самым участвуют в дебилизации детей и в подавлении их самостоятельности, самопроявления и воли.
Как сказал историк Евгений Панасенков, Россия перед революцией держалась на лжи и сейчас держится на лжи. Это понятно, когда в массе отсутствует мышление, а массовое сознание не отличается от стайного, только ложью можно как-то удерживать государство от развала.

Ложь и безумие управляют людьми, все люди это чувствуют, но далеко не все осознают. А как осознаешь, когда никто и нигде за редчайшим исключением не учит мыслить.
Педагогическое стадо, это такая разновидность стайности приматов, которая сомнет в своем дружном напоре любого, кто создаст угрозу доступа к большому корыту и признанию ценности педагога. Самое интересное то, что все люди, включая педагогов, это чувствуют, но осознать самостоятельно мешает как раз неумение мыслить. Мышление – это то, чему надо учиться специально и индивидуально.  А еще они врут потому, что в наше время тем, кто "выживает", как бы можно все. И подавлять детей в том числе - они, ведь, не свои. А "выживают" почти все и это тоже разновидность вранья. Но, радует, что в этих тяжелейших для осознания условиях отдельные учителя все-таки осознают всю двусмысленность школьной ситуации и берут на себя ответственность за её смягчения.
А для человека, который не умеет мыслить, говорить о мышлении бесполезно, это как в известном анекдоте про северного аборигена и банан. Человек, всю жизнь живущий стереотипами, которые ему внедряют в сознание с раннего детства, даже не будет знать, о чем идет речь.
Кто-то сказал, что наш язык создан не для выражения своих мыслей, чувств, переживаний, а для их сокрытия. Однако, без сомнения, если бы людям добавилось осознания и понимания того, что происходит, вранья стало бы меньше.