Глава 18

« И снова в путь»

Ветер стих.  Дым лениво тянулся  над землей, неся  смрад горелой плоти и шерсти. Основная масса воинства Лоера отошла в лагерь.  Пламя во  рву понемногу угасало, обнажая обгорелые кости - все что осталось от  штурмующих.   Под стенами Магдебурга разбрелось  несколько сотен  тварей, которые без руководства магов, бессмысленно шатались вдоль рва,  по большей части занимаясь потрошением останков своих же собратьев.
В городе, у подножья  стены, на столах и подстилках в импровизированном лазарете орудовали врачи и братья Призыва Клементо. Работы у них хватало. Доктор Кох, склонившись над столом в окровавленном переднике, щуря подслеповатые глаза, вычищал из пилы осколки костей и мяса. Воздух был пропитан болью и страданиями.  К сожалению  магов-целителей было очень мало, а те что были, старались помочь облегчить страдания тяжелораненным. Остальным, пришлось использовать вечное обезболивающее во все времена.  Вино.  Люди стонали от боли,  сквернословя и проклиная всех богов, или сидели, уже перевязанные, молча покачиваясь и бормоча что-то себе под нос.
Опередив  Хэгаста, двое солдат притащили к столу Коха парнишку, почти ребенка и уложили его на стол. Нога раненого была неестественно вывернута. Правая половина его лица затекла от гематомы, волосы облепили лоб и затвердели от крови.  Хэгаст с горечью узнал в нем Стрибора, сына Орхарда. Мальчишка был в забытьи и только скулил и постанывал, когда солдаты ворочали его тело.
- Еще один, - сказал солдат с мятом нагруднике, - Гаррет отказался заниматься им. Говорит, что ампутация это ваша стихия.
- Какая еще ампутация, - проворчал Кох осмотрев ногу, – с кем приходится работать… Этот Гаррет  патент доктора явно купил.
С этими словами он взялся за голень парнишки и резко дернул, возвращая вывернутую кость на место.  Два его помошника быстро наложили тугую повязку и отнесли  так и не пришедшего в себя мальчишку  в импровизированный лазарет.
- Мне нужно что-нибудь от заражения, - отвлек тем временем  Коха Алтей. Рукав его дублета был распорот и потемнел от крови.

- Не сейчас. – проворчал доктор окинув его неприязненным взглядом. -  У меня есть дела поважнее, чем ваше царапина. Помочитесь на руку или попросите сделать это вашего друга.
- Это паук, доктор. Сомневаюсь. что мой друг здесь поможет.
- Вот, - Кох протянул ему пузырек с синей жидкостью, - половиной обработайте рану сейчас, другую оставьте на завтра.
- Спасибо.
Хэгаст помог Алтею оборвать рукав и обработал кривой, рваный след паучьего когтя содержимым пузырька.
- Они отступили, - лицо Алтея не выражало эмоций, - но уже ночью бросятся на стены с удвоенной силой. Город не  выстоит.
- Что ты предлагаешь? – Хэгаст невольно разглядывал очередного пациента доктора.
На этот раз там был офицер с распоротым животом. Рядом стоял целитель,  обезболивая рану, пока доктор  зашивал кожу. Несмотря на целителя, офицер скрипел зубами, стойко перенося боль. Хэгаст понимал, маг экономно расходовал свою силу. Ее запасы не бесконечны.
-  Нам дали отсрочку, -  тихо произнес Алтей, - Нужно уходить. Пока еще есть куда.
Тем временем ополченцы собирали трупы, отсекали им головы и сбрасывали тела со стен. Другие занимались привычной работой - таскали ядра и бочки, поднимали на стены стрелы и чинили оружие. На ступенях у ворот сидел рыцарь с тремя гербовыми колосьями пшеницы на груди. Лицо его было забрызгано кровью, панцирь расстегнут.
- Сколько мне еще осталось? - требовал он ответа у немолодого клирика, со знанием дела снимавшего ожерелье и наплечник, под которыми обнажилось большая рваная рана.
- Не знаю,  - честно ответил клирик, понюхав рану, - я не могу тебе точно сказать. Возможно скверна и вовсе не коснулась тебя. Как говориться, зараза к заразе...
Дроу захохотал. На фоне испуганной молодежи и сурового  молчания бывалых солдат этот человек выглядел настоящим безумцем.  Наверно чтобы выстоять, сейчас нужны именно такие.
Хэгаст узнал черные плащи с тремя красными звездами. Рыцари Призыва. Шестеро стояли полукругом, склонившись над лежавшим человеком. Хэгаст подошел ближе и  застыл.   Роузвотер. Его враг умирал. Он лежал  на спине, мятый шлем  валялся рядом. Из раздавленного нагрудника, чуть выше сердца  торчала рукоять загнанного до крестовины кинжала. Такую рану не вылечит ни один , даже самый могучий целитель. Странно как тот вообще еще был жив.  С какой силой нужно было давить на это оружие, чтобы оно пронзило панцирь?







- А, - захрипел Балиан, - пустите этого мальца в первый ряд. Он должен посмотреть, как я издыхаю.  Нравиться? - оскалился он, - о, я сейчас как никогда похож на Антареса, твоего отца - жалкий, смешанный с грязью и беспомощный. Твой папаша великий воин. Ты должен был подарить ему очищение. И смерть. А не заставлять гнить заживо. Оставь свою злобу и жажду мести - я уже труп. Просто выслушай. Все, что произошло между мной и твоим отцом - это склока двух старых вояк. Мы разошлись во мнениях. А такие, как ты заклеймили меня позором. И обрекли на изгнание.
Смерть подступала. Он смолк, задыхаясь и отхаркивая кровь. Боги, стыдно признаться, но Хэгасту нравилось наблюдать за этими мучениями.
- Ты оставил его, - напомнил ему  Хэгаст равнодушно, - бросил на Штормовых Высотах. Покинул крепость, которую поклялся защищать.
- Крепость! – возмущенно воскликнул Балиан, стиснув челюсть от боли, - голые камни, среди холодных скал. Я был командором ордена более десяти лет и прекрасно знаю, что такое Штормовые Высоты. Крепости Аголорда, это не донжоны на заснеженном плато и не голые стены. Это люди. которых твой отец хотел оставить на верную смерть.  Да, в отличии от него, обо мне не сложили песен и прогнали из страны, которой я служил верой и правдой долгие годы. Но мне нечего стыдиться. Я спас жизни двум десяткам солдат и предупредил жителей низин. Звание дезертира -  не такая высокая цена за это. Уж лучше прослыть дезертиром и спать с чистой совестью, чем слушать оды в свою честь и видеть во сне лица людей, которых ты мог спасти.
- Что бы ты не говорил, бегство есть бегство.
- Твоя, правда. Я трус, - поморщился он, -  страх привел меня на границы Вигарда и Маргарда.  Биться с Акроном и его умертвиями. Я никогда не мыслил себя вне ордена. И честно служил его делу. Мне нечего стыдиться и не в чем виниться перед тобой, Хэгаст, сын Антареса. Союз слеп. Сколько  лет Акрон отливал этот меч, занесенный теперь над нашими головами? Мы должны были сравнять Маргард с землей, не оставить от него камня на камне, но вместо этого занялись политикой и налаживанием торговых связей. Это поле засеяли ваши отцы и деды, но вам его пожинать. Иди с миром, Хэгаст. Пусть мысль о моей смерти согревает в дороге твое  сердце. 
Его лицо словно подернулось рябью. Заклинание мимикрии, понял Хэгаст. Балиан поднял левую руку, правая видимо уже  не слушалась его и потянулся к шее, на которой висела золотая цепочка с амулетом в виде круглой черной основы с красивой инкрустацией из трех крупных рубинов и мелкой алмазной крошки. Он хотел что-то сказать, приподняв голову, жилы на шее вздулись веревками, а губы искривились. 

- Пить? - спросил один из клириков, подхватив голову Балиана.
Три скрюченных пальца тянулись к амулету. Указательного и среднего попросту не было – вместо них, два зиявших  белой костью обрубка.
- Снимите его! -  кашляя кровью прохрипел Балиан.
Осторожно взяв командора под затылок, клирик снял амулет Балиана и уложил его голову на землю, подложив свернутый плащ.  Хэгасту доводилось слышать о подобном.  Амулет, покачиваясь на золотой цепочке, искрился светом факелов.  Когда еще оставалась надежда, что отец сможет встать на ноги, мать подумывала заказать магам подобную вещицу. Силой целительного искусства, чародеи заключали в камни этих амулетов иллюзию, ловко созданный образ, который проецировался на лицо изуродованного человека. Часто их заказывали пострадавшие на войне дворяне, которым в виду высокого положения приходилось выходить в свет и вести публичный образ жизни, нередко на подобные хитрости пускались овдовевшие матроны, в своих интригах и поисках новой партии доходившие до абсурда. Будь отец способен выходить в свет, мама непременно заказала ему такой же. Но отец был намертво прикован к кровати.
Балиан порывисто дышал.  Хэгаст вообще не понимал как он мог  дышать и говорить с острием кинжала между ребер? Правильные и несколько надменные черты его лица стали расплыватсья. Этот человек был болен. Его тело разъедала скверна. Конечно, отцу Хэгаста пришлось куда тяжелее, однако глубокие язвы и серая, земляного цвета плоть говорили о том, что последние несколько лет Балиан  держался исключительно на эликсирах. Хэгаст не мог и не хотел смотреть на это.  Сказать, что он ненавидел этого человека? Уже нет. Но и нельзя было сказать, что он проникся к нему сочувствием. Возможно то,  что произошло между Балианом и его отцом, действительно было склокой двух старых вояк. Но теперь он успокоился. Возмездие свершилось. И не ему осуждать прошлое и принимать за кого-то решения. Хэгаст не стал дожидаться, когда глаза его старого врага станут мутнеть и остановится дыхание. Хватит на него сегодня смертей.
Они с Алтеем нашли наместника в расположении артиллеристов. Тот сидел на раме катапульты, в обществе Мермонта и дворян. Пока клирик штопал руку Рида, тот обсуждал с подчиненными планы дальнейшего выживания.
- Ах, Хэгаст! - отвлекся Рид на мгновение. Он был бледен и выглядел очень устало, - что ж, думаю, мне стоит выразить вам благодарность от лица жителей города. План удался. Жаль только, что у нас нет еще одного, на случай продолжения осады.
- Подкреплений не будет?
- Будут. К утру. Около десяти тысяч конных Так что впереди целая ночь..
- Вы должны продержаться.
- Обязаны. Иначе у подкреплений не будет шансов.


- Я хотел просить вас об одолжении.
- Говорите.
- Фелиция. Отпустите ее.
- С вами? - в глазах наместника мелькнула насмешка, - что ж, это лучше чем оставлять ее здесь. Вы собрались жениться на ней? Говорят, покойный папенька оставил девушке приличное состояние. Будте осторожны - кто его знает, что скрывает ангельское личико. Но коли хотите, забирайте. Я не желаю обогрять свои руки девичьей кровью. Тем более что стражу охранявшую ее дом  я снял пред атакой нежити. Скажите ей, что она свободна. Здесь ей более места нет.
Хэгаст уже успел заметить, что в обстоятельствах сложных или задевающих его за живое, наместник бывал резок. Однако он сам не любил недомолвок.
- Я благодарен вам наместник, - поклонился он, - и хотел бы объясниться. Я не имею в этой ситуации никакого корыстного интереса. Однако в свете беседы с госпожой Фелицией, не могу обойти стороной ее беды. Вина девушки не доказана. Вы не имеете право удерживать ее здесь силой.
- Я уже говорил вам, что давал  госпоже Арко возможность покинуть Магдебург. Поэтому считаю этот разговор бессмысленным. Если будет на то воля богов, и мы выживем, у меня появится столько хлопот с беженцами, восстановлением и подготовкой к обороне города и борьбы с мародерами, что у меня не останется времени и сил на распутывание этого узелка.
Они замолчали. Глядя, как клирик зашивает  рану наместника, Хэгаст думал о том, что не может просто взять, развернуться и уйти. Да, что ни говори, он уже сделал все возможное и должен продолжить путь - его совесть чиста, однако молчание и тон наместника тяготили его.
 - Что вы будете делать теперь? - неожиданно оборвал безмолвие Алтей.
- А что нам остается? - наместник взглянул на него с удивлением, - мы станем биться. Постараемся сжечь их осадные орудия, будем отбивать пауков, и хрен еще знает что. Это все, что можно сделать в ожидании подкреплений.
- Знаете, наместник, - продолжил Алтей, - уходя, я оставляю невыносимую тяжесть на своем сердце. Здесь мы почувствовали себя на своем месте. Но время не терпит. У нас есть обязательства перед народом и короной Аголорда.
- Я  искренне благодарен вам, -  тон наместник изменился,  - уж не знаю, какая беда и в поисках чего привела вас сюда. Но, видется мне, случилось это не от легкой жизни. Вы отличные воины и добрые люди. Я благодарен вам за помощь и желаю всего самого наилучшего.
Их прощание оборвал грохот конских копыт. Дарелл возвращался в крепость через западные ворота и, сказать по правде, Хэгаст не испытывал большого желания видится  с ним, теперь, когда наместник позволил ему увести Фелицию из осажденного города.


 
- Прощайте, - сказал Хэгаст, когда они пожимали руки наместника, Мермонта и дворян, - пусть боги дадут нам еще один шанс увидеться вновь.
-  Уходите через западные ворота. На все про все у вас не более часа. Поспешите, я немедля отправлю туда человека, который проследит, чтобы вам не препятствовали. Прощайте.
Солнце давно уже село. Дорожки буковой Аллеи усыпал толстый слой пепла, сизые светляки слюдяных фонарей едва пробивались сквозь и накрывшую город дымовую гарь.  В тиши и безлюдии уже чувствовалось приближение беды. Во дворе особняка Фелиции Хэгаста встретили знакомые картины, которые придали уже увиденному еще большее ощущение запустения - вдоль ржавых оград стояли раскрытые кареты, их дорогую обивку занесло пеплом, инкрустации и гравировки померкли, а украшенные упряжи и султаны с голов прекрасных лошадей валялись, спутавшись под ногами. 
Подпрыгивая на ветру, метались на привязях у столбов бумажные фонари и шарики, ленты тоскливо шелестели,  здание угрюмо смотрело на них глазницами разбитых окон.
Холл особняка был перевернут вверх дном. На мозаичном полу лужах крови лежали зарубленные рабочие и около десятка солдат в черных кожаных доспехах и масках. Аррагхо и Манильо осматривали распростертые тела, Зигмунд с блуждающей улыбкой на квадратном лице вытирал рапиру углом плаща одного из поверженных. Здесь были еще четверо наемников - крупный безухий северянин в мехах, зулзабарец, немногим уступавший в росте и ширине Манильо, вытаскивавший из спины закосневшего трупа странного вида метательное орудие и двое безоружных людей в карнавальных масках.
Фелиция стояла на середине лестницы в хищной, настороженной позе, ее до простоты красивое лицо сковала маска равнодушной сосредоточенности. Девушка была неузнаваема. Да, внешне все та же, разве что поверх туники был одет кожаный доспех, но эта уверенная поза и составной лук в руках, сжимаемый вовсе не как театральный реквизит, а полноценное орудие для убийства. Хэгаст оглядел павших. Из нескольких тел торчали стрелы с вороненым оперением, ровно те же, что выглядывали из-за спины девушки.
- Я погляжу, вы умеете порадовать гостей, - громко сказал Хэгаст, переступив порог, так, чтобы его услышали все и сразу.
Они обернулись на его голос, наемники хищно пригнулись, изготовив оружие, Фелиция одним ловким двиежением вынула стрелу из колчана и положила ее на тетиву.
- Хэгаст, - воскликнула она, ослабив натяжение лука, и жестом велела опустить наемникам оружие.


Вспыхнувшие искры в руке человека в маске осыпались на пол и угасли, не успев коснуться мозаики. Хэгаст с тревогой покосился на него. Кудесники в масках никогда не вызывали у него доверия.
- Я знала, что вы не оставите меня, - спускаясь по лестнице, сказала Фелиция. Поза ее расслабилась, девушка двигалась с мягкой кошачьей грацией, - что за ужас твориться за стенами города?
- Кто эти люди? - Хэгаст ответил вопросом на вопрос, рука его лежали на эфесе мече. Он не спешил к ней на встречу. 
- Наемники барона Тарруты, - с презрением прошипела она, - как только городская стража покинула мой особняк, они напали. Как крысы.  Они убили Терезу. Этот жалкий ублюдок думал, что сможет забрать меня силой, словно вещь. Болван! Что с осадой?
Она подошла вплотную, так близко, что Хэгаст почувствовал на щеке ее горячее дыхание.
- Что, не ожидали увидеть меня такой, как сейчас? - спросила она, улыбнувшись, - боитесь?
- Я давно уже отвык боятся. Думал, что слухи об изменчивости вашей натуры так остануться слухами. Но убеждаюсь в обратном.
- Разочарованы? О, поверьте мне, девушки в подобных обстоятельствах способны на многое! Зачем вы здесь? – ему показалось что взгляд Фелиции был лукавым.
- Теперь мне все стало понятно. Вы и без моей помощи сможете обеспечить свою безопасность.
- Безопасность? Не думаю, что подобное слово уместно в этих стенах. Вы уходите из города? -  девушка внимательно посмотрела на Хэгаста.
-  Да, и немедленно.
- И хотите забрать меня с собой? – уточнила она.
Хэгаст помедлил с ответом. Теперь он осознавал, что вернуться сюда, было проявлением слабости. Той слабости, что подвела дворян Магдебурга.
- Да.
- Посмотрите вокруг! - засмеялась она, - этот ветхий дом - все, что есть у меня. Оставшись без этих камней и хлама, я потеряю имя, которое и так уже ничего не значит. Куда мне бежать?
- В Драккар0 на восток. Куда угодно, но оставаться тут равносильно смерти.
- Что ж, - пожала она плечами,- значит мы встретим ее здесь, под стенами Магдебурга.
- Это глупость.




- И это говорите мне вы? – нахмурилась девушка, - Простите, но ваши мальчишеские выходки, Хэгаст, язык не повернется назвать оплотом рассудка! Мой ответ - нет. Мы остаемся.
Хэгаст пожал плечами. Зря он сюда пришел. Что ж, пусть эта упрямая женщина делает что хочет.
- Ваше право. Мы уходим. – коротко произнес он и направился к выходу. Алтей молча поспешил за ним.
- Подождите, если  возьмете, я с вами! -  остановил их Зигмунд, - думаю лишний меч вам не помешает.  Простите меня, госпожа, но я наемник, а не смертник. Я не подряжался пойти на корм ожившим мертвецам. Аррагхо, Зим, Раутор - ваше решение, друзья?
Аррагхо стрельнул глазами в сторону Фелиции, но Хэгаст не успел уловить ее ответного взгляда. Темнокожий наемник устало повел широченными плечами и размял шею.
- Риск не оправдан, - сказал он, убирая ятаган в ножны, - смелость и глупость разные вещи. Мы с Манильо тоже уходим.
- А как же ваш контракт? – возмущенно произнесла  Фелиция, - он уже ничего не значит для вас?
- Северянин прав, - развел руками Аррагхо, - оставаться - значит умереть. Я не готов к этому. Мы поклялись защищать вашу жизнь. Если вы жаждите смерти, госпожа, полезайте в петлю, а мы с чувством исполненного долга оставим город.
-  Интересно,  господа? - оглядела она наемников, - верность у вас не в чести?
- Мы верны вам, госпожа, - покачал головой Зигмунд, - и как люди, отвечающие за вашу безопасноть, требуем покинуть город.
Фелиция сникла. Она стала прежней, чувственной и немного растерянной.
- Ну же, - Хэгаст примирительно протянул руку, сделав еще одну попытку, - уходим с нами. В вас говорит гордость. Но гордость плохой союзник.
- Я не нуждаюсь в вашей помощи, -  коротко произнесла она, - хорошо мы уйдем вместе, но при первой возможности наши пути разойдутся.
- Как угодно, -  Хэгаст постарался, чтобы его голос звучал холодно.
Наемники и Фелиция уехали к западным воротам верхом. Хэгаст и Алтей вернулись к особняку наместника и забрали своих лошадей. Малыш и Зубатка застоялись. Они встретили хозяев с радостью. Взобравшись в седло, Алтей беспокойно огляделся.
- Маги. Ты видел их лица? - спросил он Хэгаста.
- Нет.



- Я о том же. Подозрительно все это. Маги Священного Союза не прячут свои лица под масками. Если только они не испорчены скверной или очень сильными чарами.
- Перестань. Нельзя везде видеть врагов.
- Надо … -  горячо заметил  Алтей. - неужели ты стал слепым?  У этой женщины много тайн   Ты видел, как она управляется с луком? Слишком лихо, для воспитанной фрейлинами дамы. Вспомни, как ловко она перессорила дворян. Да и наемники эти мне не нравиться.  Мы не должны брать ее с собой.
-  Может в твоих словах и есть толика правды, но я уже дал свое согласие. Едем. – отрезал Хэгаст  и пришпорил коня.
Алтей лишь покачал головой и вздохнув последовал за ним.
Фелиция ждала их у западных ворот вместе с наемниками. Так же с ними было пятеро магов масках, которые так раздражали Алтея. Над ними кружила виверна. Хэгаст вопросительно посмотрел на Аррагхо.
- Это мой друг, -  от Аррагхо не укрылось удивление друзей, -  я потратил несколько лет, чтобы приручить его. Все нормально.
- Поздравляю, -  заметил Хэгаст, - этого много стоит.
- Спасибо.
  Друзья попрощались с солдатами стоявшими у ворот Магдебурга. Те восприняли их уход, как бегство и недоумевали, почему человек, принимавший участие в организации обороны и разработке плана уходит из города в столь трудную минуту.
Они оставили город под прикрытием ночной тьмы - двое гвардейцев армии Агалорда, семеро наемников и разорившаяся дворянка, чье нынешнее положение и перспективы выглядели пугающими и не завидными.
- Вигард пал, - заметила Фелиция, поравнявшись с Хэгастом, - пограничные форпосты Драккара прорваны, Магдебург в осаде. Что дальше? Где хваленые армии Союза?
- Подкрепление будут к утру.
- К утру? Да, я думаю Лоеру, понадобятся лишние руки, разбирать головешки города.
- Вы не верите в Союз?
- Я не верю королям, вельможам и главам торговых гильдий. Возможно, время проведенное на службе у короля притупило ваше чутье и разум. Верные псы на поводке правителей видят то, что им велят видеть.
- Спасибо за подобное сравнение, - поморщился Хэгаст.
- Простите, - извиняющимся тоном произнесла девушка, - я не хотела вас обидеть.



- Ничего страшного, - проворчал Хэгаст, - переживу.   И чего же не вижу я?
- Павший Вигард и оставленный на растерзание Драккар. Не появляется наводящих мыслей?
- А они должны быть?
- Возможно. Если вы здравомыслящий человек. У вас нет ощущения, что мобилизация затянута намеренно?
- Это сложный вопрос.
- О, Хэгаст, вы словно вьюн, огибающий стену! – внгезапно рассмеялась Фелиция,- Разве солдатам не присуща прямолинейность? Я думала, вы далеки от дипломатии.
- Это действительно не моя стезя. Поэтому я и держусь в стороне от политики, стараясь сделать на своем месте все, что мне по силам. Быть верным псом например.
- Простите, я действительно не хотела вас обидеть и не имела вас в виду. Но знаете, с такими рассуждениями вам не удасться подняться по службе. Вы так и останетесь солдатом, гоняющим по плацу таких же солдат.
- С вашими рассуждениями вам тоже не удалось достичь слишком много. Так кто из нас прав?
- Жизнь права. Она все расставит по своим местам. Ваша вера в государство похвальна. Однако, не стоит забывать, что государство - это всегда люди, мелкие и великие, свободные и обремененные обязанностями. И круг интересов у этих людей всегда разный. Все не так просто, как кажется, поверьте мне...
Хэгаст пожал плечами стараясь показать полнейшее равнодушие.К его удивлению слова девушки задели его. Он уже и не помнил  когда слова его могли  оскорбить….
Скоро город скрылся,  пропав за поднявшейся грядой черных в ночи холмов. Буковые перелески поднимались в затянутое копотью небо раскидистыми кронами. Почуяв добычу, виверна сорвалась в ночь, очертив на распластанных крыльях полукруг над вершиной одного из холмов. Фелиция уехала вперед, обогнав Хэгаста. На плече девушки, пробуя крылом поток ветра, сидел расчехленный чеглик. Следуя примеру виверны, Калиото отправился на охоту. 
Они ехали по разбитой, петлявшей меж отлогих холмов дороге, а кудесники в карнавальных масках освещали им путь в дымной ночной пелене  белыми, беззвучно скользящими над землей шарами. Спустя несколько часов езды пелена  над их головами немного развеялась и проглянули тусклые, задернутые наплывающим маревом звезды. Перелески встречались все чаще. Разбегаясь в ширину, по вершинам и склонам холмов, они накрывали непроглядной тенью низины.




 Понемногу деревья стали обступать седоков, стволы их вставали все плотнее и чаще, пока наконец, кроны не укрыли их головы сплошным зеленым ковром сомкнувшихся ветвей. Хэгаст поглядывал на прорезавшую подлесок дорогу, беспокоясь о том, что в темноте они могут сбиться с пути. Однако опасения его были преждевременны - скоро они выехали на расходившуюся клином пахотную засеку, ближний край которой был еще не обработан и усеян пеньками и сложенными в штабеля бревнами.  Они  подняв в воздух тучи испуганного воронья и сминая копытами лошадей ячменные колосья, въехали на засеянное поле.
- Удивительный народ, эти драккарцы, - рассуждала Фелиция вслух, осматривая поля, - столько земли, а они вырубают леса под посевы. Говорят в степи, они нарочно вытаптывают чужие поля. Говорят, раньше во время молотьбы они загоняли на ток табун лошадей и гоняли его по кругу. Черт бы подрал этих дикарей и лентяев.
Хэгаст  пропускал ее слова мимо ушей. Он  еле держался в седле. Алтей судя по всему чувствовал себя не лучше.
- Вы падаете из седла, Хэгаст, - заметила Фелиция, вновь подъехав  когда они поравнялись, - вам нужно поспать.
- Пустое, я справлюсь.
- Вы не спали два дня, – возразила она, - Хотите вы этого или нет, мы остановимся. Дома должны быть где-то рядом.
Деревушка оказалась на другой стороне засеки, в чаще. Два десятка домов утопали во влажном подлеске. Крохотные оконца были темны, большинство из них были заколочены досками, как и входные двери. Крестьяне бросали свои жилища сознательно, без спешки собирали пожитки, угоняли скот. Даже инструменты лежали на своих местах.
Потаскавшись по селению, они остановили свой выбор  на рубленом овине, стоявшем под засеянным травой толстым земляным накатом. Коней отвели в хлев и накормили, сами расположились в сенцах овина. Манильо взялся развести огонь в яме под сушилом и приготовить похлебку, Зигмунд остался с лошадьми, маги и Фелиция разложили набитые соломой тюфяки на покрытых отсевом полах сенцев. Алтей взял Хэгаста под руку.
- Мы поищем  воду, - сказал он, улизнув на улицу.
- Что с тобой? - недоумевал Хэгаст.
- Нужно уходить, пока не поздно.
- Твои мысли навязчивы. Оставь их.




- Она  опасна. И неизвестно какие она преследует цели. Вспомни, как легко она вышла на тебя. Мы не успели и ночи провести в городе, а она уже знала о твоем прибытии.  Это все непросто так.  А этот наемник с золотыми зубами. Я видел его у ворот кладбища. Он устраивал беспорядки.   
Аррагхо. Хэгаст вспомнил, что тоже видел его у ворот кладбища. Что, если действительно именно он подстрекал жителей города сопротивляться уничтожению захоронений? .
- Просто совпадение.
- Я сужу об очевидных вещах так, как и пристало судить о них. Слишком многое говорит против твоей подруги. Ты же знаешь мы не имеем право на ощибку.
- Хорошо. Вызовемся караулить первыми, - согласился Хэгаст, - как только они уснут, выдвигаемся.
По окраине деревни, на дне каменистого, пересохшего речного русла протекал ручей. Они спустились к воде в свете смоляного факела, подле речной мельницы, колесо которой стояло неподвижно и было заилено и облеплено слизняками.  Переступая грязь по камням и кочкам слежавшегося валежника, они  наполнили бурдюки.
 Хэгаста не оставляли сомнения. Принятое решение то казалось ему правильным, то начинало взывать к совести. Что, если их подозрения, это всего лишь мираж и плод воображения? Как он тогда  будет выглядеть в глазах девушки, бежав из лагеря посреди ночи? Но Алтей прав. Задание прежде всего. И если возникают опасения, нужно обезопасить себя. А значит нужно бежать. К черту сомнения. Фелиция в безопасности. Ее эскорт - более чем боеспособен.
Они уже стали корабкаться вверх по склону, когда услышали в зарослях крушины шаги и шорох кустарника. К ним на встречу, прикрывая глаза от света факела, вышла пухленькая, босоногая девчушка лет денадцати,  в грязной тунике и сером льняном чепце с оборванной подвязкой.
- Вы не мертвые, - склонив голову, рассудительно заявила она, потерев кулаком веснушчатый нос, - кто вы такие?
- Путники, - ответил Хэгаст, - ты видела мертвых?
- Они повсюду. Ветер разбудил их. Но один не такой как все. Он пришел издалека. Говорит, как знатный господин. Он пел мне песенки. И рассказывал сказки...
- Как тебя зовут, дитя?
- Селеза... 
- Где твои родители.
- Нету.
- Ты сирота?



- Нету родителей, говорю. Одна я. Раньше с бабушкой Миландрой была. Теперь одна.
- Почему?
- Мертвые забрали ее. – она всхлипнула и вновь потерла нос, -  Те, что уже не могут говорить. Теперь она не собирает травки. Мертвые и меня бы забрали, но дядя поет им песенки, когда они хотят есть и они успокаиваются.
- Как зовут этого дядю?
- Бардом. Он приходит утром. А ночью бродит вокруг деревни и поет мертвецам.
- Ты можешь пойти с нами, - Хэгаст протянул руку к девчушке, - ну же.
К вящему удивлению, девчушка без раздумий дала Хэгасту руку и крепко стиснула его пальцы.
- Идемте, - сказала она, всматриваясь в тени густого подлеска, - здесь опасно.
В сенцах с паром открытого котелка расходился приятный дух наваристой похлебки. Соорудив из глинобитного сырца и пары досок некое подобие стола, они накрыли его платками и разложили похлебку в тарелки, которые раздобыл Зигмунд,  взломав дверь одного из окрестных домов. Девчушка застыла позади Хэгаста и Алтея, смущенно спрятав руки за спину, и переминалась с ноги на ногу.
- У нас гостья, - первым заметил ее Зигмунд и  схватил со стола плашку и налил в нее супа, -  к столу, идемте. Надо же, погляди ка на нее, Манильо, она похожа на мою сестренку!
- Кто это? - встревожилась Фелиция.
- Она из местных, - объяснил Хэгаст, - говорит, что в деревне не безопасно.
- И что вы предлагаете?
- Предлагаю поесть и как следует выспаться за эти пару часов. А еще я предлагаю вам выставить дозоры.
Бросив бурдюки в угол, Хэгаст и Алтей устало опустились на тюфяки подле стола. Ложек не было и выдрав сердцевину краюхи, Алтей хлебом вычерпывал из похлебки кусочки овощей и мяса.
- Мог бы и ложки притащить, - покосился на Зигмунда Аррагхо.
- Вот бы и сбегал, - отозвался северянин, - здесь неподалеку.
У Хэгаста не было желания есть.  Он валился с ног и клевал носом, но как можно было уснуть сейчас, когда не понятно, кто друг, а кто враг, а вокруг деревни снуют разбуженные Акроном голодные умертвия? Фелиция смотрела на ребенка с каким-то странным недоумением. На ее лице вдруг промелькнуло  брезгливое, капризное выражение. Но только  на миг, сразу сменившися  участием. В голове Хэгаста словно щелкнуло что-то. А Алтей, то возможно и прав в чем-то…





 Зигмунд раздобыл ложку и накрошив хлеба в миску, кормил девчушку и о чем-то задушевно беседовал с ней, словно та была его родной дочерью. Милая и в то же мгновение пугающая сцена. Девочка не походила на обычного ребенка. Она вела себя слишком рассудительно и спокойно. Хэгаст оставил их. Развязав ремень, он вынул меч и вышел на свежий воздух. Сразу у двери стояла жутко смердевшая бочка с затхлой водой. Покрутившись у стены, Хэгаст отошел за угол и поставив меч в ножнах рядом с собой, присел на завалинку. 
Близилось утро, но за порогом не стало светлее. Ветер нагонял тучи и крепчал, волнуя подлесок и полог деревьев. Назревал дождь.  Его редкие капли с сонной настойчивостью обрывались вниз, окрапляя его лицо и голову прохладными брызгами. Сомнения, тяготившие Алтея, теперь в полной мере передались и ему. Что, если девушка действительно не та, за кого себя выдает? Ее мотивы скрыты и не понятны. Ясно только одно - пожелай она им с Алтеем смерти, здесь, в лесу или на дороге, компания наемников вместе с магами, легко и непринужденно организовала бы ему встречу с праотцами. И почему она не хотела уходить из города? Возможно ждала чего – то,  или умело разыграла театральное представление. Не важно. Ясно только одно. Как человек, вмешавшийся в дела Магдебурга, он сделал для Фелиции и города все, что было ему по силам и ныне может с чистой совестью убираться восвояси. Главное не уснуть и дождаться когда другие впадут в забытье. Сон - это его главный враг сейчас.
- Вы должны поспать, - она подобралась беззвучно, ловко переступая сваленный под срубом замшелый валежник, - скоро в дорогу.
- Ложитесь. Мы встанем в караул.
- Вы не спали два дня.
- Ничего. Бывало и хуже. На этот случай у солдат есть кое-какие уловки.
- И какие же? - ее прохладные пальцы внезапно оказались на щеке Хэгаста, - травы и элексиры?
- Мужчины, - не дождавшись ответа, протянула на распев она, скользя пальцем по шраму, -  вы всегда бьетесь за то, что не может принадлежать вам. И во всем ищете испытание. Или власти. Даже в любви. Вам было больно, когда Дарелл ранил вас?
- Немного. Вас это радует?
- Не более, чем вас. Я не склонна радоваться чужой боли. С чего вы взяли обратное?
- Для дворянки  вы слишком легко переносите кровь и убийство людей.
- Власть дворянства зиждется на крови. А девушке в моей ситуации приходится идти на многое.




- Вы слишком просто смотрите на сложные вещи.
- А вы чрезмерно все усложняете. Знаете, что больше всего поражает меня в вас? Ваша сила и сомнения, которым вы подвержены. Человек, наделенный вашей властью, сомневаясь непременно натворит кучу ошибок. Куда мы едем Хэгаст?
- На восток. И скоро мы расстанемся.
- Расстанемся? - рассмеялась она, касаясь пальцами его губ и склонив голову на бок, - сначала вы прилагаете столько усилий, чтобы забрать меня из города, а теперь отталкиваете? Разве я не ваша законная добыча, солдат? - она придвинулась вплотную к нему. Сквозь тонкую ткань он чувствовал ее горячее бедро.
- Я спас вас от наместника. Не более того.
- Спасли? Но как? Как вы могли спасти меня? Я сама ушла из города. Да и Зигмунд был куда настойчивее вас!
Она поцеловала его в губы. Хэгаст отпрянул от неожиданности, но она настойчиво притянула его к себе. Их дыхания смешались. Ничего больше не было. Сомнения и страхи потеряли свою значимость. Только два жадных, сосредоточенных дыхания и сердца, рвущееся из груди. Его накрыло гребнем тепла и запахов. От нее пахло малиной и боярышником, сандалом и гвоздикой. Он подхватил ее затылок, сминая душистые, рассыпающиеся водопадом волосы и глядя на подведенные сажей и сурьмой веки закрытых глаз, привлек ее к себе за тонкую талию.Его движения с каждым мгновением становились уверенней и требовательней. Руки потеряли терпение и нагло блуждая по коже сыромятного доспеха, распускали завязки шнуровок.
- Не надо, - шептала она, касаясь губами мочки его уха и перебираясь к нему на колени, - не надо, - шептала она, но руки ее делали обратное.   
Лицо Фелиции было забавно сосредоточенным,  гладкий лоб меж бровей прорезала хмурая складка, губы были требовательны и строги в своем желании. Она не давала Хэгасту поблажек, распуская завязки жилета, хватая губами его шею, губы, открытую грудь, ощупывая блуждающими руками каждый дюйм открытого тела.
 Ее тело вздрогнуло, когда придерживая  за спину, он развернул полы дублета, словно долгожданный подарок и одурманенный теплом и запахом женского тела, бросился в этот омут без оглядки, сминая горячую ткань туники, целуя и покусывая по детски нежную, бархатистую кожу под ней.
 Плевать что их могут увидеть! Плевать, что вокруг темный лес, полный умертвий. Плевать!





Он поднимался выше, касаясь нежных, податливых грудей, сминая их и задыхаясь. Теперь он понимал, почему без оглядки бросился на встречу с ней по зову записки. Он еще тогда должен был разорвать вырез этой туники. Туники, которая мешала ему добраться до тела Фелиции...
Ткань с хрястом разорвалась от угла выреза, через солнечное сплетение к животу, когда ухватив за углы, он грубо потянул ее.
- Нет, остановись, - засмеялась  она, скидывая тунику с белых, худеньких плечей, - как я потом одену ее?
Он помог ей стянуть тунику не снимая дублета и прильнул к большим и темным соскам высоких небольших грудей, которые затвердели и покрылись крупными мурашками. Запрокинув голову и обхватив ладонями его затылок, она выдохнула с дрожью и содроганием  тела. Голова Хэгаста кружилась, он будто мальчишка, впервые открывший для себя женское тело, не знал что с ней делать и подняв подол туники, то ласкал ее литые теплые бедра, то хватал ртом груди и припадал к губам с изголодавшейся жадной страстью. Грудь ее поднималась и опадала, дыхание срывалась на стон, издавая нежные, вымученные страстью звуки, так приятно ласкающие мужской слух...
- В дивном далеком саду
Где играет сияние севера,
Я взрастил чудесное дерево,
И туда я тебя отведу.

Обещаю, ты будешь счастливой,
Там в озерах спят облака
И тяжелые воды разлива
Обнимают в заре берега.

Так красиво, так чутко и нежно
Ты украдкой войдешь в этот сад
И пускай зло о том говорят,
Быть со мной для тебя неизбежность...

Там в лугах черноземные пашни,
Спят леса, родники и колодцы,
Сердце счастливое рвется.
Сердце рвется. Мне больно, мне страшно.





Ведь в краю том, где в ночь звездопад,
Я оставил горящим свой дом,
Я разжег его черным углем
И теперь не вернуться назад.

Посмотри, я так молод, но пуст,
Мне и сны черно-белые сняться,
Я так часто тревожусь от чувств,
Но боюсь к тебе прикасаться.

Я хотел бы тебе рассказать,
Как в полях растворились туманы,
Как моря разлились в океаны,
Но нельзя, я обязан  молчать...

     Фелиция застыла. Хэгаст тоже.  Песнь Скарольда Свинцовые Уста. На севере испокон веков ходила бородатая притча о барде, полюбившем дочь старого бонда, который не позволил им встречаться. Грустная история о том, как дворянин, желая усмирить нрав непокорной дочери, залил его рот свинцом, желая заткнуть надоедливую глотку поэта. Говорят, Скарольд отошел в тяжких муках и получил свое прозвище посмертно. А еще говорят, что он выжил или каким-то чудесным образом продолжил творить свои песни после смерти, потому как пару месяцев спустя несколько десятков бардов и нищих собрались у ворот бонда, распевая эту самую песню...


Я хотел бы тебе рассказать,
Как в полях растворились туманы,
Как моря разлились в океаны,
Но нельзя, я обязан  молчать...


    Голос поющего был странно приглушенным, как будто ему не хватало воздуха. И уставшим. Хэгаст оставил губы Фелиции. Пение приближалось. Ее поцелуй остывал на его губах.
      В овине тоже услышали голос. Наемники, бряцая оружием, выскакивали на улицу. Фелиция спрыгнула на землю и шнуруя дублет, выругалась под нос. Хэгаста захлестнула злоба и разочарование. Ему хотелось располовинить никчемного певуна. А тот тем временем завел новую песню..

Я хотел бы немного моря
И песка в закатных лучах,
Я бы видел, как волны спорят,
Я бы слушал, как рыбы молчат




Я бы ставил у берега сети,
В пояс кланяясь теплой погоде
И смотрел, как в надломленном свете,
По воде солнце краем проходит.

Я бы ждал вечеров и покоя,
И ходил по горячей земле,
Я ходил бы в тряпье без покроя
И готовил на жаркой золе.

Разжигал бы костры, да пламя,
Что уходят в ночь без ответа,
Называл бы безделье делами,
На груди согреваясь у лета.

      Голос был близко. Совсем рядом. Где-то в чаще. Зашипели снаряды в руках магов. Фелиция покончила с дублетом и вытащив из-за голенища сафьянового сапожка стилет, ловко перебросила его из руки в руку.Они вышли из своего убежища.. Хэгаст вынул меч и отбросив ножны в сторону, встал в высокую стойку. Голос стих. Они ждали, вылавливая из воздуха каждый шорох. Из ниоткуда, каркнув, вывалился огромный ворон и просев в полете по дуге, набрал высоту и пропал в темноте.
       - Простите, что потревожил вас, - они увидели изуродованный силуэт, стоявший на границе подлеска, только когда существо подало голос, - ей богу не хотел вас пугать, но не смог удержаться. Любому поэту нужны слушатели.
      - О чем это ты, умертвие? - презрительно прошипела Фелиция.
      - О стихах.
      Оно неловко переступило и его неестественно запрокинутая назад голова, покачнулась.
      Фелиция выглядела сбитой с толку.
      - Кто ты? - спросила она.
      - Трудно сказать, госпожа. Раньше я был бардом. Смею заметить неплохим. Настолько неплохим, что мой господин велел вздернуть меня на суку на потеху челяди за одну песню. Но я на него не в обиде. Мое нынешнее состояни открывает взгляду удивительные вещи. Пока цел мой рассудок, я каждый день узнаю столько, сколько не смог бы узнать и за целую жизнь.  Мертвые особенно откровенны. Воздух вокруг них звенит от боли, страха и сожаления. Их мысли, густые, словно гной. Такому как я стоит только протянуть руку и зачерпнуть их.
      - Как тебя зовут?
      - Разве это важно? Главное я знаю ваше имя.  Думаю, для знакомства этого достаточно.
      - Ты слишком самоуверен.
      - Я всего лишь читаю в душах и сердцах. Пою, усмиряя плоть своих братьев. Их предали. Оставили за стенами города, когда с востока и севера надвигалась беда.
      - И как же ты это делаешь?
      - Чувствую. Я чувствую так много, что будь мое несчастное сердце живо, его бы наверняка разорвало от горя. 




          Ты ждешь его и он придет, - начал декламировать он, -
     Застыв на миг в оконной раме.
     Он демон и душа как лед,
     А сердце камень.

      И томным светом серебря,
      Луна его толкнет на встречу,
      Его глаза тоской горят.
      Он мертв и вечен.

      Он сладок, словно преступленье,
      И в сильном теле дышит смерть,
      Ты обовьешься, как растенье
       И будешь телом падаль греть.

       Коль хочешь, донага раздень,
       Он будет сеять жизнь под сердце,
       Пока не встанет иноверцем
       Вас разлучая новый день.

          И взяв тебя, он душу выпьет,
         Встревожив камнем чрева гладь,
         Ты будешь губы целовать,
          И ждать любви под звездной сыпью.

          Но дым сойдет в кругах вращенья
          И ты поймешь, все было зря.
          Ты боль, ты гибкое растенье...
          Не умирай быстрей, чем я...

     - Зачем? - губы Фелиции дрожали, глаза наполнились слезами.
Наемники крались вдоль стены, пряча оружие. Аррагхо земер на углу, вопрошающе уставившись на Фелицию, которая не смотрела на него. Меднокожий воин вздрогнул и едва не запустил ятаганом в кусты,  когда ворон выпорхнул из ветвей и царапая рубаху барда когтями, взмахнув расправленными крыльями осел на его плече.
      - К сожалению, это не я написал, - прохрипел бард, - затрудняюсь сказать, откуда оно взялось.
А вот моему другу нравиться другое...
     - Откуда тебе знать, что нравиться этому падальщику? - скривившись в отвращении,  прорычала Фелиция, вытирая слезы.
      - Он склевал мои глаза, - сипло хохотнул бард, - и укрывал своими крыльями от солнца, когда я висел на суку. Теперь я гляжу на мир его глазами. Я бы сыграл вам, но огонь разорвал струны на моей лютне. Думаю, вашему зеленоглазому брату понравилось бы исполнение а капелла:



Шелест крыльев стих в ночи,
Меркнет свет скупой свечи,
Ворон тенью сел на тис,
Смотрит черным глазом вниз.
Расскажи мне, ворон-друг,
Будет ли разорван круг?
В хороводе тусклых дней,
Как мне быть с бедой моей?

    Ворон. Черный ворон на красном поле - символ, выбранный названным принцем Доргаром, самым верным генералом Акрона, как родовой герб. Украшения Фелиции. Зеленые глаза. Зеленоглазая девушка наняла полуросликов стеречь реку. Черт возьми, каждому кадету известно описание внешности темного генерала! Ее деятельность в стенах Магдебурга... Все вставало на свои места. Как Хэгаст мог забыть о сводках разведки, которые когда-то учил на зубок?  Но кто мог одозревать о подобной встрече? Прав ли Алтей? Неужели она...

Боль, разруха, детский плачь,
От меня ты глаз не прячь,
Чую, близиться гроза,
Я уже не вижу зла.

Кровь и боль, сердца в клешнях,
Мною движет месть и страх,
Ты уйми мою печаль,
Сердце к сердцу, к стали сталь."

Но пусты его глаза.
Ворон в ней не видит зла.
Ночь начало всех начал,
Взмах крыла и ночью стал!





Песня имела продолжение. Хэгаст понял это, потому, как зашипел воздух в сломанной глотке, и булькнуло в прогнивших легких барда, который набрал воздуха, для следующей фразы. Ее оборвала Фелиция. Выхватив ятаган из рук Аррагхо, она, размахнувшись над головой, рубанула ворона и открытую шею барда. Птица каркнула, бард мокро засипел и опрокинулся на спину. Выбор у Хэгаста был не велик. Горло Аррагхо или спина Фелиции. При всей безвыходности ситуации он не нашел в себе сил превратить в кучу окровавленного мяса тело девушки, минуту назад осыпавшую его ласками и содрогавшуюся от нежных прикосновений.
Два шага, короткий взмах  клинка и загремев браслетами, Арргхо выпучил глаза и обливаясь кровью из вскрытой шеи, повалился на стену. Фелицию Хэгаст сбил на землю одним добрым пинком и бросился к Зигмунду, который явно не разобрался в ситуации, прикрывал собой девчушку и не ожидал удара. Хэгаст смахнул верхушку его черепа, как арбузную корку, малышка бросилась прочь с истошным воплем, а Алтей в то же мгновение порезал обоих магов одним круговым движением, но не успел увернуться от замаха Манильо. Отрубленный палец Алтея еще не успел упасть на землю, когда Хэгаст наотмашь ударил Манильо левой рукой  в лицо, а правой  подрезал икры пошатнувшегося наемника. Маги корчились в агонии, рассыпая из рук гаснувшие искры,
Манильо копошился, пытаясь встать, но у Хэгаста не было возможности добивать его. Где-то рядом были еще двое наемников. Алтей побелел, обливая траву капавшей с кисти  кровью. Хэгаст схватил его за ворот и потащил на конюшни.
Выгнав Малыша и Зубатку, Хэгаст запихнул в седло друга и вернувшись в конюшню, подрезал ноги оставшихся лошадей. Фелиция кричала за домами. Голоса наемников. Они вернулись к госпоже, но еще не разобрались в чем дело. Прыгнув в седло, Хэгаст схватил узду Малыша и поддав стременами, пустил Зубатку рысью. Их преследовали. Чиркнув по лошадиному крупу, стрела впилась в седло. Наемники кричали проклятия на нескольких языках. Ветер стегал в лицо. Хэгаст прибавил ходу. Ломая крыльями ветви, под пологом леса над дорогой пронеслась распластанная тень осиротевшей виверны.