Точка невозврата

Посвящение:
Когда-то моему другу, который был мне ближайшим из людей.




Спальные районы пять дней в неделю выплевывали из себя по утрам стайки людей монотонно спешивших по своим очень важным делам, остальные же два дня жители отдаленных от центры местностей спали мирным сном больше обычного и не создавали давку в транспорте. Я редко сталкивался с ними бок о бок в забитых трамваях или метро, но если такое и происходило, то оказавшись на воздухе я жадно глотал воздух и размашисто шагал вперед силясь насладиться свободным пространством, которое полагалось мне по праву, но об этом все забывали.
Это случилось пять лет назад, я был тогда совсем молод и глуп и не понимал, что идти против системы не значило жить наоборот, но толи по глупости, толи по неопытности я стремился жить по-своему, как мне тогда казалось. По утрам я вставал рано, но специально позже остальных, ходил гулять,в кино, в музеи, а вечерами торопился в определенные места, пусть спешить и было некуда, но это было не так важно, потому что в то время моей первоначальной задачей было жить так, как не жил весь основной мир. В общем я просто делал вид что спешу. В выходные дни  особенно усердно занимался работой, пусть у меня ее и не было, но должен же я был что-то делать, пока все остальные отдыхали. Днями меня мучила страшная боль в пояснице и когда я прогибался мне казалось, что мой хребет не выдержит и переломится пополам, но он так не разу и не переломился, о чем я даже порой жалел. Несколько раз хотел выпить вместо двух допустимых таблеток снотворного семь, но вовремя опомнился, что сознательная смерть тоже согласие. С чем или с кем я боролся, в то время толком еще не определился, но точно понимал, что стану частью большинства — мертвецом. Так и жил, из-за дня в день  учинился ходить назад и выдыхая вдыхать. Помню, тогда еще мне страшно мечталось попасть в больницу для душевнобольных или в колонию, мне думалось, что хоть там я докажу свою особенность и значимость. Я сознательно отрекся от деления людей по кастам, в плане расположения в обществе и делил по своему: по наличию желанию жить наоборот и по питанию. Да, именно по еде, потому как человек ел, что ел и зачем ел. Неприхотливые в еде люди, которые могли не заметно для себя два-три дня пропустить обеды или ужин, пологая, что боль в пустом желудке от язвы или гастрита, были как раз про меня. Таких людей я автоматически ставил на ступень выше остальных. 
В общем, в конечном итоге, рядом с собой я видел только одного человека, но и тот предпочитал ночи проводить в постели, а утром быть пережеванным и выплюнутым своим тихим райончиком на самом отшибе города. Но, в отличии от прочих, его все это ужасно раздражало. Его попытки жить по другому из раза в раз проваливались, но он не терял надежду и не оставлял бессмысленных попыток. Меня это в меру забавляло, но и заставляло гордиться, что я отыскал такого человека, я и никто другой рассмотрел особенность в невзрачном и сером человеке. Мою же особенность не замечал или не хотел замечать, но одиноким я себя никогда не чувствовал. Изредка, конечно, накатывала жажда с кем-то поговорить, разгрузить свою голову от мыслей и наполнить ее чужими проблемами и страхами (над которыми я тихо посмеивался). В такие моменты я выбирал самого грустного человека в электричке или на станции отправления поездов (самые грустные люди, как выяснил мой опыт, всегда жили за чертой города). Мужчины, женщины, подростки или будь то старики почти никогда не отказывались говорить со мной и позволяли проводить их до дома, самые же смелые даже звали в гости, но как бы я не хотел, так ни разу и не согласился, это не входило в мою затею, да и внутренне я всегда был уверен, что оказавшись в маленьких тесных и безликих квартирках они начнут тащить меня за собой, в обычность и бедность сознания, я тот час стану таким же, как все эти люди. Мне никогда не рассказывали интересных историй, реже занимательных, никогда я не думал ни об одной из них больше суток, мои сутки же равнялись неделе, так удобнее считать. 
Я знать не знаю сколько бы так жил, если бы однажды вечером, в сумерках, под окном моего дома не раздался женский высокий плачь, возможно, я бы так никогда и не узнал кто была эта девушка и что у нее случилось, если бы не собрался идти по делам. Не будучи фаталистом, по прошествии стольких лет, я до сих пор думаю о той встрече, как о судьбоносной. 

Был первый час ночи когда я собрался и вышел из дома, конец января и снег замел улицы, сделав мир белым и чистым, глубоко вдохнув холодный воздух тут же очутился в моих легких и на толику секунды мне почудилось, что мои внутренности замерзли, но вспомнив, что я уже давно замерз отбросил эти глупые иллюзии и пошел в сторону магазинчика, маленький и темный он стоял в трех домах от моего, там я работал (но в обратном от всех остальных я действительно на работе работал, пусть это и было не просто, потому что ночью ко мне редко кто заходил). Снег хрустел под ногами и я старался шагать как можно чаще, стараясь шагами разрушить тишину, царившую холодной ночью. Но пройдя несколько метров понял, что вовсе не мои шаги и хруст снега разрушали тишь ночи. Пронзительный женский плач сменился завыванием и всхлипами, поэтому я и не сразу услышал его, спутал с ветром. 
- Эй вы! 
Я оглянулся, хоть мне вовсе и не верилось, что обращались ко мне, честно говоря, со мной это было впервые на моей памяти, что б кто-то окликнул меня. В прочем, я не торопился, остановился и оглянулся. Маленькая худенькая фигурка шла за мной, ее всю трясло, и казалось, первый сильный порыв ветра снесет ее с ног. 
- Подождите по-по-пожалуйста, - выдохнула она и поспешила ко мне. 
Я не то что сделал шаг к ней навстречу, вовсе наоборот, попятился. Ясно понимая, что эта девушка сейчас попросит моей помощи, которую оказывать у меня не было никакого желания. Я вообще никому и никогда не помогал, потому что никто не помогал мне. Да и вообще, если у тебя есть проблема, то ты должен решать ее сам, если сам и создал. Но все же, не смотря на свое желание уйти и не слушать я остался на месте и подождал, когда она подойдет ко мне. 
- По-по-пожалуйста, дайте мелочи, - дрожащим голосом выговорила она, но без стыда просящего. 
Я смотрел на нее и не мог понять что с ней было не так. Алкогольный шлейф чувствовалась за версту, но пьяной она не выглядела, красный нос и синие губы, которые почти не смыкались, давали понять, что человеку просто очень холодно, но вместо тепла она просила мелочь. Мелочь! Как люди глупы! Все свое время думают только о деньгах, не о собственном здоровье или состоянии, а о деньгах! 
- Нет, - резко отрезал я и развернувшись быстро пошел прочь. 
Она не стала меня догонять, не стала даже окрикивать вновь, но я и не ждал, вообще давно перестал чего-либо ожидать от людей. 
Шло время и я вовсе и позабыл о ней, ко мне так больше никто не подходил и не просил помощи, зима шла на убыль и становилось теплее, вьюг больше не было, в общем ничего о ней больше не напоминало мне. 
Так я и похоронил бы эту девушку в своей памяти, как и прочих людей встретившихся на моем пути, если бы не один случай. 

Было уже очень поздно, шестой час утра, весна вошла в свои владения и мне совсем не хотелось сидеть в магазинчике, поэтому я пересчитал деньги, закрыл дверь и отправился прогуляться. Первые птицы уже проснулись и прогоняли ночь, я шел быстро переставляя ноги, совершающие неспешные прогулки люди казались мне пошлыми и скучными. 
Пройдя несколько домов я свернул влево и пройдя несколько метров оказался в сквере, цвели яблони и сирени, смешавшись этот запах создавал особый неповторимый аромат, который вызывал чудные воспоминания, больше походившие на странные мечты и фантазии. Это единственная сентиментальность, которую я позволял себе. И тут мой взгляд уперся в фигуру, мирно раскаивавшуюся будто на ветру из стороны в сторону, больше напоминающий маятник, нежели человека, но все же я узнал ее. Толи по синей курточки, толи запах яблони и сирени напомнил мне ее. С пол минуты я подумал стоя на месте и решившись подошел к ней. Возможно, это очередная история, которая должна поселиться в моей голове, пожить с денек и уйти в чуланы моей памяти, запылиться и сгинуть со всеми прочими историями. 
Я сел рядом с ней на лавочку и посмотрел в ее лицо, глаза  были закрыты, ресницы чуть заметно подрагивали, синие губы казались еще более замерзшими и припухшими, а легкий алкогольный шлейф был неизменен. 
В какое-то мгновение мне показалось, что та ночь, нашей первой встречи, закончилась этим утром, будто вовсе не было того времени, что разделяло нас.  
Я смотрел на нее и не мог понять, правда ли она не видит меня или только притворяется, но, на самом деле, это имело малое значение, важна была только атмосфера, только сам момент, неуловимый и тонкий, в нем было свое очарование и своя жажда продолжить его, сделать невозможно длинным. Девушка открыла глаза и вздрогнула, чуть слышно ойкнув она отодвинулась  и стала внимательно изучать меня, без стеснения и неловкости, которое должно быть присуще каждому в такой ситуации и в этот момент мое сердце ели ощутимо сжалось: она тоже существует по другому, делает, поступает, мыслит наоборот. Это я должен был смотреть на нее, изучать ее, она должна была сидеть в смущении и с желанием сбежать, вовсе не я. Вся эта ситуация казалось такой странной, не органичной, выбивающейся из общей колеи. Я, слушаясь повелению тела, встал и медленно пошел в сторону своего дома, меня чуть пошатывало , я был пьян не меньше, чем она, но пьян очарованием, запахом яблони и сирени. 
Она шла за мной по пятам, след в след, я не оглядывался, не слышал ее шагов, просто чувствовал, что за моей спиной, не отстает и не приближается идет она. Будто сам запах яблони и сирени преследовал меня по пятам. Я улыбнулся, это было так неожиданно даже для меня самого, что по телу пробежали мурашки и я увидел весну. Впервые за очень долгое врамя я действительно оглянулся и увидел весну, с ее потрясающей утренней прохладой и еще спящими цветами, с сонно поднимающимся солнцем и своей улыбкой, это было настолько естественно, органично и одновременно непривычно и неуместно, что я сам не понимал, что со мной, что с моим телом происходит. 
У подъезда я остановился и почему то с трудом обернулся, отчего-то уверенный, что никого не увижу, что нет там вовсе никого. Не девушки, не весны, но она стояла, все та же, замерзшая и совсем не живая, будто сделанная из брони, из сочетания стали и жести. Она смотрела на меня решительно и с опаской, как дикая кошка загнанная в клетку не понимающая чего ожидать от своих мучителей. Я открыл дверь подъезда пропуская ее вперед, но она не двинулась с места, только в какой то нерешительности провела по растрепавшимся волосам рукой. Мои губы сложились в усмешку, мне показалось это ужасной глупостью, которая одновременно меня жутко разозлила, я хотел, даже желал, что бы она поднялась ко мне, зачем - для меня не играло никакой роли, но ее присутствие в моем дома, в убежище от всех, она была не обходима.
 Уже позже раздумывая над этой ситуации я сам не понимал, как решился на это, никого и никогда прежде я не звал к себе в гости, для меня было немыслимым чье-то присутствие в моем убежище от чужой глупости и пошлого образа жизни. 
Я зашел в подъезд и стал подниматься, только у квартиры понял, что ее нет. Поддавшись неизвестному мне доселе порыву я выскочил на улицу. Она сидела на лавочке держа во рту сигарету и хлопая по карманам тоненькой курточки в поисках зажигалки, я подошел и присел рядом, успокоенный тем, что она не убежала. Выудив из кормна необходимый ей предмет, чиркнул зажигалкой, она прикурила и откинулась на спинку лавочки. Она смаковала каждую затяжку, неспешна выдыхала дым и с какой безумной тоской глядя на него, неожиданно вдруг мне захотелось ее обнять, прижать к себе и никуда не отпускать, не позволить никому и никогда причинить ей боль. Мне показалось ужасной несправедливостью ее ночи на морозе одной, почему-то она представилась мне на этой самой чертовой скамейке под дождем, под вьюгой, под полнящим солнцем и всегда неизменной, в этой курточки, с красными глазами и синими губами, я не был фаталистом, но ненавидел жизнь за то, что она допустили все это. Впервые я не сдержался, резко повернулся и притянул ее к себе и крепко обнял. Она не выбивалась, не пыталась освободиться или выбраться из моих объятий, вовсе наоборот, с каким то ожесточением вцепилась руками мне в спину и разрыдалась. Я впервые ненавидел и впервые полюбил. До нее я никогда не желал никому отомстить, не хотел не о ком заботится и помогать. За долю секунды с ней были перечеркнуты все года моей жизни. Эта роковая минута, эта точка невозврата. 

После я встречал многих женщин, разных и не похожих друг на друга. Тех, что при невинности были шлюхами, шлюх, с уродливой и низкой душой, слабых или сильных умниц, красивых дурочек, зазнавшихся и похожих на меня, но как бы сильно они не были похожи между собой, всех их объединяет единственное - они не были похожи на нее. Ни на грамм. 

Утром она ушла, когда я еще спал. В квартире было все неизменно и мне поначалу показалось, она не более чем сон, только цветок сирене и веточка с яблони на столе убедили меня в обратном. 
Я искал ее. Тщетно и бессмысленно ночами на пролет бродил по улицам и обходил все ее места, искал хотя бы смутный намек на ее прибываете здесь, хоть отголосок. Находил ее в каждой прохожей женщине и в каждой строчке романов. В моих снах мы часто встречались, гуляли под огромным зонтом или говорили о чем то, реже мне снилось, что мы поженились и у нас было трое детей. Неизменно она, в каждом сне, я просыпаться счастливым и улыбался. Но ее нигде больше не было. Только в моей памяти.

Много позже, когда уже стал забывать и образ небрежно стирался из моей памяти я встретил ее. Была ранняя осень. Она стояла в старом сером пальто на платформе. Наверное, я бы и не смог ее узнать, настолько нереальной уже казалась мне. Но она повернула голову и глаза ее удивленно расширились, чуть улыбнулась и кивнула мне. Я стоял как истукан, силясь поднять руки и до тянуться до нее, но подъехавший поезд и хлынувшая толпа из него смели ее на своем пути, будто рассеяв это минутное видение.
Людские потоки забрали ее и унесли прочь от меня, дальше, чем только мог увидишь человеческий зрачок.