Осколок репрессий Вадим Веденькин

В конце лета 1974 года в наш отдельный железнодорожный батальон связи, расположенный в гарнизоне станции Хабаровск II, прибыло пополнение: три офицера – выпускники высших военных училищ и три прапорщика – выпускники петергофской 331 школы прапорщиков железнодорожных войск.

Лейтенанты Анатолий Бацунов и Геннадий Ларионов окончили ленинградское высшее военное, инженерное училище военных сообщений. Анатолий заменил на должности старшего инженера батальона ушедшего на дембель офицера двухгодичника, старшего лейтенанта Евгения Забияна. А Геннадий был назначен командиром взвода во вторую роту.

Лейтенант Валентин Жданов окончил «одноимённое» - ждановское высшее, военно-политическое училище и был назначен заместителем по политической части командира второй роты.

Из трёх офицеров больше симпатии вызвали Анатолий Бацунов и Геннадий Ларионов. Грамотные офицеры, общительные в службе и быту быстро стали пользоваться авторитетом у сослуживцев. Анатолий обладал хорошим голосом и пел, писал стихи, сочинял куплеты, которые сам исполнял под гитару. Геннадий запомнился тем, что он ленинградец и жил в одном доме с восходящей звездой советской эстрады, певицей Ириной Понаровской.

Валентин Жданов полная противоположность первым двум офицерам: высокий, склонный к полноте, высокомерный, капризный и мстительный.
Не нашёл общего языка ни с офицерами, ни с подчинёнными. Ни сразу, ни позже.


Прапорщики, которым было уже около тридцати лет, призвались на службу из запаса и прибыли в часть для дальнейшего прохождения службы, после окончания петергофской школы прапорщиков.
Анатолий Анфалов, среднего роста, коренастый, аккуратен в быту, чистоплотный. Женат, двое детей, чистый семьянин. Получил назначение на должность командира автомобильного взвода. Срочную службу служил водителем в штабе Уральского военного округа. Человек спокойный, уравновешенный, но не общительный. Если не в командировке, то со службы и домой. Ни каких компаний, типа водки откушать или пивка попить. В автомобилях разбирался, пользовался авторитетом и у командиров, и у подчинённых.

Анатолий Рудомётов, высокого роста, склонен к полноте, офицерский ремень-портупея затянут на последнем отверстии, неряшлив, особенно, когда пьян. Шея короткая, как бы выдавливается из воротника рубашки и такое впечатление, что она лежит на плечах. Женат. Жена Надежда высокая, статная молодая женщина, довольно красивая, аккуратная, следит за собой, двое детей ухожены.

Анатолий назначен на должность командира хозяйственного взвода. Ему даже сразу повезло – получил благоустроенную квартиру в 2х этажном, правда, деревянном доме железной дороги, на станции Хабаровск II.
Анатолий человек безответственный, склонный к пьянству, которое вскоре в нём проявилось очень остро. Стал пить на службе, вне службы. Неряшлив стал до такой степени, что даже было противно находиться рядом. Мутные глаза с белыми выделениями в уголках глаз производили отталкивающее впечатление, да ещё запах спиртного перегара. Довольно быстро его уволили со службы, а жена Надежда подала на развод, оставив за собой государственную квартиру.

Кстати уместно напомнить, что хозяйственные должности, какие-то магические в нашем батальоне. Буквально перед приходом Рудомётова с должности командира хозяйственного взвода был уволен прапорщик Виктор Шевчук, и ещё с одной должности, подчинённой замкомандира по снабжению, был уволен прапорщик Иннокентий Нутанукват. Оба прапорщика были ростом чуть выше автомата Калашникова с примкнутым штыком, прослужили в должностях меньше полугода, спились, став алкоголиками,  забичевали и были уволены из армии по статье за дискредитацию звания военнослужащего. Чукчу Кешу направили к оленеводам на Чукотку, а Шевчук после увольнения был осуждён гражданским судом  Хабаровска на три года за совершённое преступление.

И третий прапорщик, это Вадим Веденькин. Среднего роста, коренастый. В его облике проглядывало что-то бичёвское, сродни золотоискателям, вернее портрет проходимца с большой дороги. На его лице отражались все перипетия прожитой жизни. Приплюснутый, перебитый в средине нос, множественные шрамы на лице и теле, ранние морщины и седина на голове, обрубки фаланг пальцев на обеих руках. Впечатление такое, что этот человек прошёл все огни и воды, впрочем, так оно и оказалось.
Человек эрудированный, начитанный, хорошо разбирающийся в технике был назначен на должность командира ремонтного взвода. Должность беспокойная, требующая большой сноровки в добыче запасных частей для техники, быстрому её ремонту и вводу в строй. Батальон имел конкретный производственный план, в ходе боевой выучки личного состава, на целый год и каждый квартал. Без техники, голыми руками и энтузиазмом, много не сделаешь. В эпоху всеобщего дефицита толкачи и снабженцы всегда были в фаворе, а вот добытчикам приходилось туго. Снабжение было, это естественно, но очень долгая кутерьма. Подаешь заявку, которая идёт по всем инстанциям снизу доверху и в обратном порядке. Что-то есть, чего-то нет. Но техника ломается независимо от заявок и всегда в неподходящий для этого момент. Вот здесь и попробуй выкрутиться. Да вот тому пример.
Мне пришлось тоже столкнуться с такой ситуацией в городе Уссурийске.
Оставил меня командир части подполковник Жаворонков Владимир Михайлович с личным составом для производства работ – тянули линии СЦБ вдоль железной дороги. Для перевозки людей имеется ГАЗ-66, но это только название. Машина новая, получили её два месяца назад, но тут же и угробили. Водителю было лень помыть машину из ведра, и он загнал автомобиль в реку Уссури, где коротнула электропроводка и он загорелся. Электропроводка выгорела вся, обгорело всё что горит. Автомобиль в один момент превратился в памятник, но на памятнике личный состав возить не будешь. Поэтому наладили только электропитание двигателя, да работала одна лампа-фара. Нет ни габаритов, ни поворотов, ни сигнала тормозов. Да и самих тормозов тоже нет. Вместо тормозной жидкости заливали мыльную воду, и во время поездки, водителю приходилось время от времени работать тормозной педалью, чтобы создать минимальное давление в тормозной системе для случая экстренной остановки.

Когда командир оставлял меня с личным составом я сказал ему, что людей на такой машине перевозить нельзя. На что он мне авторитетно заявил:
- Води солдат через город пешком утром и вечером, но поставленную задачу выполни. Тоже мне умник нашёлся, кто нам заменит новую, только что полученную машину. Она ещё не выработала свой ресурс и её нам командование не спишет.
Так и ездили по городу. Сидишь рядом с водителем и приказываешь не увеличивать скорость. К месту производства работ проезжали через городские очистные сооружения, а там перед въездом на территорию через ворота, спуск с горы. Сидишь в машине и молишь Бога, чтобы ворота оказались открытыми и встречная машина не попалась.
Я немного отвлёкся и так продолжаю рассказ.
Вадим женат. Жена Валентина и у них одна дочь Татьяна. Получили одну комнату в нашем убогом щитовом общежитии в военном городке.

Есть люди, с которыми проживёшь несколько лет рядом, а вспомнить бывает нечего: неинтересные, скучные, склочные и т.д.
А другой человек появится на твоём горизонте, мелькнёт, как метеор, а помнишь его всю оставшуюся жизнь. Ну не каждый день вспоминаешь, а при случае – улыбнёшься, взгрустнёшь, где он, что делает. Вот так и семейство Веденькиных появилось в нашем общежитии батальона связи.

Внешний вид Вадима полностью соответствует данной мной ему  характеристике по внешнему виду. Вадим прост, как три копейки 1947 года, имеет уживчивый характер, легко сходится с людьми. В его лексике много блатных слов, которые режут, как говорится ухо, их дико слышать в армейской среде, но мат отсутствует совершенно, трезв он или пьян, на службе или дома. Жена у него в любом состоянии только Валюха, а дочь Таня.
Он и на самом деле многое повидал в жизни к своим на тот момент 29 годам. Призвался из запаса из города Инта в Заполярье, где  8 лет проработал на угольной шахте в объединении «Инта уголь». Пласты угля шли разные, приходилось работать не только отбойным молотком, но и обушком в бедных слоях угля, где не развернуться с отбойником.  Не раз попадал под завалы, о чём свидетельствуют сломанные рёбра, нос, нога, обрубленные пальцы. Только оклемается и снова в забой. Деньги платят большие, но и расходятся они быстро. Среди шахтёров процветает пьянство. Жёны постоянно в ожидании: ждут со смены, ждут, когда вытащат из-под завала, ждут муженька из пьяной компании. Когда военкомат, выполняя разнарядку, предложил Веденькину службу в армии в качестве прапорщика, то его жена Валентина была этому рада и сказала, чтобы он не раздумывал, а подал документы. Надоела жизнь за Полярным кругом, да и надеялась, что армейская дисциплина убережёт мужа от пьянства.

Валентина Веденькина  молодая женщина, видно, что ей уже к тридцати, но привлекательная. Большая грудь, ноги, как говорят от ушей, крепкие, тяжёлые бедра, но в движениях легка. Не красавица, но лицо приятное, ухоженное. Спокойная, не склочная, по ней видно, что она привыкла встречать удары судьбы, но при этом не озлобилась. Даже о загулах и проделках мужа, рассказывает со смешком, без злости. Работа в её руках  буквально кипит. Комнаты наши в общежитии небольшие квадратов 12-15, но барахла, успевает накопиться много и всё это нужно прибрать, приготовить обед, ужин, постирать, выгладить, да и ребенок всегда требует много внимания. Со всем она справлялась легко, быстро и без нытья на судьбу.

О себе Вадим рассказывал, да и я читал его личное дело, так. Он из хорошей, интеллигентной семьи.  Его родители познакомились и поженились накануне Великой Отечественной войны. Мама окончила институт иностранных языков, а папа военное авиационное училище лётчиков истребителей. Жили в пограничном военном округе, где их и застала война. Папа, поднятый по тревоге, убыл в часть, вместе с которой, воюя, отступал на восток, а потом возвращался, освобождая страну от фашистских захватчиков. В одном из воздушных боёв его истребитель был подбит, а он получил тяжёлое ранение в ногу, но сумел дотянуть до своего аэродрома и посадить самолёт. Ногу ему ампутировали и комиссовали из армии. Окончание войны он встречал в тылу, в кругу своих родных.
А мама не смогла эвакуироваться вместе с семьями лётчиков и оказалась на временно оккупированной территории. Пришлось молодой женщине хлебнуть горя полной мерой. Вскоре на неё вышли городские подпольщики и предложили по заданию партизанского отряда, дислоцировавшегося в тех местах, пойти на работу в какую-то немецкую администрацию, толи в комендатуру, толи в гестапо для сбора и передачи информации. Так она стала разведчицей.
Этот партизанский отряд был разгромлен немцами или передислоцировался в другое место, а она продолжила работу уже для других партизан. После освобождения страны от захватчиков она списалась с родственниками мужа, жившими в Сибири, где его и нашла. Семья наконец-то соединилась, а в 1946 году у них родился сын, которого назвали Вадимом. Когда сыну исполнился год, они поехали в отпуск на Чёрное море, где мать Вадима опознал кто-то, как пособницу фашистов на оккупированной территории и сообщил об этом в территориальные органы МГБ СССР. Её арестовали, разбираться не стали, тем более искать свидетелей её борьбы с оккупантами, а может, нужны были враги народа для громкого отчёта. В конце 1947 года она была осуждена и получила 10 лет лагерей  по 58 статье - измена Родине, сотрудничество с оккупантами. Освобождена была после смерти Сталина в 1955 году и реабилитирована за отсутствием состава преступления. Дело было пересмотрено, нашли свидетелей, подтвердивших её работу в немецкой администрации по заданию штаба партизанского отряда, как в первом случае, так и во втором. Но работать преподавателем немецкого языка в школе или институте не разрешили, пришлось переквалифицироваться в работника сферы обслуживания. В 70 е годы она была директором крупного престижного ресторана в городе Челябинске.

Отца Вадима после ареста жены тоже таскали на допросы, но не тронули и оставили на свободе. Так что воспитанием сына занимался отец и его родственники.
Сиротинушку жалели и конечно баловали, но, тем не менее, приобщали к культуре, рано научили читать и писать. Вадим так и остался единственным ребёнком в семье.

Вадим многое знал такого, о чём мы ещё смутно догадывались, а если делились информацией о прошлом нашей страны, то шепотком или в полголоса изрядно перебрав алкоголя, в узком кругу. Хотя прошлое нашей страны, наверняка коснулось не каждого, так второго или третьего жителя.
У меня и самого дед был арестован по 58 статье в 1933 году и осужден Тройкой НКВД СССР по Иркутской области к 10 годам лишения свободы и в 1935 году сгинул в БАМлаге в районе города Свободного. Я знал об этом, но в нашей семье ни мать, ни бабушка об этом не говорили, не ругали Сталина и советскую власть. А тут крамолу преподносит Вадим, рассказывая о Солженицине и других авторах – сидельцах, пересказывает по памяти «Один день Ивана Денисовича», приводя примеры из жизни своей матери. За такие разговоры можно было легко загреметь под «фанфары». Но стукачей, среди нас, не оказалось и всё обошлось.

С детских лет Вадим мечтает о службе в армии, буквально  бредит о ней. Но видит себя не лётчиком, как отец, а танкистом - … броня крепка и танки наши быстры…».
После окончания школы Вадим подаёт документы для поступления в Челябинское военное, танковое училище. Проходит медицинскую комиссию, сдаёт вступительные экзамены, но тут вмешивается судьба в лице особистов училища, которые на корню зарезали «голубую мечту» его детства. Сын «врага народа», хотя и реабилитированной за отсутствием состава преступления, не может быть советским офицером. Поэтому ему просто предложили пройти срочную службу в рядах Советской Армии, так как подошло время его призыва. Судя по его рапорту на поступление в училище, он обожает технику, так вот его ожидает направление на курсы водителей с последующим направлением в воинскую часть. Для него в этот момент весь мир рухнул, всё, чем он жил с детских лет, к чему стремился, оказалось миражом. Вадима тут же подстригли наголо и призвали на срочную службу в армию на три года, равные в то время сроку обучения в военном училище.
Служил в армии, как и все его ровесники, но уже без всякого интереса - день прошёл, ну и хрен с ним. В конце службы попал со своим подразделением на уборку урожая. Была в советское время такая фишка, отправлять предприятия, воинские подразделения со своей техникой в районы, где в основном выращивали хлеб для страны. Своими силами совхозы и колхозы такое количество зерна перевезти не могли. Обратно сломанную и разбитую технику вывозили на железнодорожных платформах, на которые её грузили кранами. И каждый год эта картина повторялась. Не зря в народе ходила такая шутка, в нашей стране столько сломанных тракторов, что американцам понадобится 70 лет, чтобы их построить.

После армии Вадим  долго пьянствовал в родном Челябинске, приводя в ужас родных своими выступлениями, а по пьянке, попал на вербовщика, который бойко вербовал народ, обещая им золотые горы, на угольные шахты в Инту. Так он оказался за Полярным кругом и три года куролесил, спуская в загулах тяжким трудом заработанные деньги и, в конце концов, устал от такой жизни. В момент просветления он вспомнил соблазнённую и брошенную им девчонку на «уборочной» перед увольнением в запас в отдалённом колхозе и решил съездить к ней.
На одной из вечеринок, с соседями по общежитию, по случаю какого-то государственного праздника, когда все уже изрядно захмелели Валентина Веденькина смеясь, рассказала историю своего замужества, как она вышла замуж за Вадима.
Вадим отслужил срочную службу три года и должен был демобилизоваться весной, так как его не приняв в военное училище, отправили сразу служить в армию, так сказать отдать долг Родине, но его вместо дембеля отправили вместе с другими на уборку урожая. Там в деревне Веденькин и углядел высокую, статную девчонку, дерзкую на язык. А так, как обладал весёлым, жизнерадостным характером, был эрудированным начитанным городским парнем, быстро вскружил девчонке голову и она в него влюбилась. Днём работала в колхозе, как и все односельчане, а ночами каталась с Веденькиным на машине, так как уборочная шла и днём, и ночью. Незаметно и время пролетело и  Вадима в числе первых отправили в часть, чтобы оформить документы на демобилизацию.
В последний вечер перед отъездом Вадим заехал за Валентиной на своём Зиле с армейскими номерами, и они укатили в лесополосу.  Веденькин привёз пару больших бутылок портвейна, хлеба, да кильку в томате, сам пьёт вино и Валентину уговорил. Она говорит:
-Я быстро опьянела, не пила никогда по стольку, а Веденькин полез уже с поцелуями, да стал шарить руками по моему телу, а сам обещания мне в ухо шепчет, прямо, как мёд льёт. Что он там мне в уши втирал, смутно помню, но, наверное, про большую любовь говорил, потому что мне вдруг так хорошо стало и жарко.  Уболтал чёрт так, что не заметила, как и ноги раздвинула, а потом уже стало всё до фонаря. Но кильку в томате с той поры терпеть не могу, объелась.

В общем, приходит Валька рано утром домой, а мать уже поднялась корову доить, да крутится по хозяйству, вот тут и  увидела дочь в растерзанном и мятом белом платье, с пятнами засохшей крови на подоле, сразу поняла что случилось. Валька и оглянуться не успела, как мать схватила конские вожжи, висевшие на заборе, да стала охаживать ими  непутёвую дочь по спине, ногам и, в писю раненой, попе.

Валентина говорит, что не бабочкой порхала по двору, стараясь укрыться от вожжей, которые, как разъяренные пчёлы находили её всюду, а раненым диким зверем металась, не видя ничего вокруг, налетая повсюду на тазы, вёдра, сани, телегу, а в мать, будто бес вселился в это утро, столько в ней злости прорвалось. А у меня винные пары из головы сразу улетучились и алкоголь, как средство анестезии на меня не действовал. Казалось, что на моём теле живого места не осталось, я потом больше недели не могла ни сесть, ни лечь, ни на бок повернуться. Всё тело было в рубцах  и синяках от вожжей.
Обессилев мать села на крыльцо дома и завыла, умываясь слезами, и причитая, мол,  кто её теперь порченую замуж возьмёт, это же позор на всю деревню, да и людям как теперь в глаза смотреть. Ведь всё равно её кто-то да увидел в деревне, пока Валентина к дому шла в то утро. Так оно и оказалось.
Прошли длинные три года, Валя уже и школу закончила, а поступать, никуда не поехала, осталась помогать матери. Мать уже давно болела туберкулёзом, простудившись на колхозной работе, и сплёвывала  отходящие мокроты в специальные баночки, стоящие в укромных местах, чтобы не разносить заразу. Отец с войны пришёл весь израненный, детей ещё смог наплодить, а поднимать их уже сил не оставалось. Вот Валя и впряглась после школы в колхозную работу, с раннего утра и до поздней ночи пропадая на молочной ферме. За три года и младшие братья и сёстры подросли, тоже стали помогать по хозяйству. В деревне, естественно, все знали, что Валентина не девка, и замуж выйти ей не предлагали, но желающих побаловаться молодухой  и забраться к ней под юбку, было много. Чтобы избежать новых пересудов Валентина никому не уделяла внимания, даже на танцы в клуб не ходила. Мать её по-бабьи жалела, а что толку?
В один холодный  осенний вечер, когда семья собиралась сесть за стол ужинать, раздался стук в дверь и вваливается какой-то бичуган в расстёгнутом пальто, шапке набекрень и улыбающейся рожей. С порога кричит всем «здрасьте» и, разглядев, среди прочих, Валентину уже обращается к ней:
-Здорово Валюха! А я, это значит, за тобой приехал.
Представляете немую сцену картины Репина «Не ждали».
Валентина говорит, у меня сердце оборвалось, и ноги подкосились, но тут же взяла себя в руки и держу фасон:
- Веденькин! Каким это ветром тебя занесло в нашу глушь? Ты ничего не перепутал, с чего ты решил, что я за тебя замуж пойду? Может я уже давно замужем или у меня жених есть. За три года ни письма, ни весточки и вот нате вам явление Христа народу:
- Я за тобой приехал! Как бы не так, держи карман шире!

Веденькин опешил, не ожидая такого приёма, и даже попятился к двери, но тут уж мать Валентины сообразить успела, что к чему, метнулась к двери, ухватила Веденькина за рукав пальто и тянет в дом:
-А! Дорогой зятёк, проходи, проходи в дом, не слушай её, снимай пальто, давай  к столу, отужинай с нами.
Мать понять можно, порченую девку сбагрить замуж, да об этом только мечтать можно. Усаживают Веденькина за стол, а он уже и бутылку водки из кармана достал, крутит её запотевшую в руках, вроде ищет куда разливать,  у отца Валентины  от вида поллитра даже глаза масляными стали и кадык на горле задёргался, и он засуетился, доставая из буфета стаканы. За Валентину уже всё решили, вот так она  замуж вышла и поехала за мужем за Полярный круг в Инту.

В Инте шахтоуправление выделило молодым квартиру, и они стали жить как все шахтёры. О жизни шахтёров много рассказывается в книгах, фильмах, как художественных, так и документальных. Семьи шахтёров всегда в ожидании, как бы чего на шахте не случилось. То обвал породы, то взрыв газа, то шахтёры, попавшие под завалы.
Я считаю, что если есть Ад на земле, то он там, в шахтах. В 1977 году мне довелось три дня водить три группы солдат, комсомольских работников, в шахту на экскурсию. Мы проводили сборы комсомольских работников соединения в городе Партизанске (Сучан) в Приморском крае и, договорившись с руководством шахты, выбрали время для экскурсии. Для нас подготовили спецодежду, фонари, самоспасательные комплекты, всё, как для шахтёров и в сопровождении работника шахты, в клетях опустили на горизонт 700 метров. Это 700 метров грунта над головой. Как-то недавно слышал, что там, в Партизанске, шахтёры работают уже на горизонте 1500 метров. Опускаешься в клети, а перед твоими глазами мелькает чёрная порода, сочится вода, в трубах шипит воздух. На каждом горизонте мелькают мутные лампочки освещения в защитных, герметичных колпаках. Жуть!
На горизонте 700 метров нас ведут по горизонтальному штреку, который на определённом расстоянии перекрывается створками деревянных ворот, иначе всё унесёт, как в аэродинамическую трубу. Вот это сквозняк!
То тут, то там в сторону уходят отводы. Десятки километров выработки. Заблудишься, там и останешься навечно. Где-то что-то ухает, воет, свистит. Точно преисподняя.
У нас на головах  каски с лампочками, да редкое освещение светильников. Я брал по пятнадцать солдат с собой, идём цепочкой, один за другим, как нам сказано. Только назначишь замыкающего, смотришь он уже направляющий. Каждый замыкающий подспудно испытывает страх и стремится не быть крайним. Ругаться на них бесполезно, приходиться мириться с этим и постоянно пересчитывать бойцов.
Опускаемся в забой, к нам поворачивают чёрные лица черти в защитных очках и скалят зубы. Стук отбойных молотков, опять же сочится вода, шипит в трубах сжатый воздух, грохочут черпаки транспортёра, поднимающие добытый уголь из забоя в вагонетки, трудно дышать. Темнота разрезается светом шахтёрских ламп и упирается в мокрые не ровные стены забоя.
Долго в забоях не задерживаемся и обратно в горизонтальный штрек, там вроде уже и уютно. Обратно возвращаемся тем же путём. Подъём наверх, к солнцу и голубому небу. Боже! Какая благодать наверху! Свежий воздух и лёгкие усиленно вентилируются, они не дышат – они пьют кислород. Потом душ и быстро переодеваемся в военную форму, так-то оно лучше. Так  я сводил на экскурсию три группы. Потом  у меня недели две болели мышцы шеи, спины и бёдер – выдержи-ка столько грунта на себе, поди не Атлант. Это всего три дня мне досталось прогуляться, просто посмотреть, а как люди годами там работают. Б-ррр! Поневоле запьёшь. Как тут не вспомнить «Гимн шахтёров» В.С. Высоцского. Лучше этого, думаю, не скажешь и я приведу эту песню полностью.
Не космос - метры грунта надо мной,
И в шахте не до праздничных процессий.
Но мы владеем тоже внеземной
И самою земною из профессий.
Любой из нас, ну, чем не чародей,
Из преисподней наверх уголь мечем.
Мы топливо отнимем у чертей,
Свои котлы топить им будет нечем.
Припев:
Взорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
Да, сами мы, как дьяволы, в пыли.
Зато наш поезд не уйдет порожний.
Терзаем чрево матушки-Земли,
Но на земле теплее и надежней.
Вот вагонетки, душу веселя,
Проносятся, как в фильме о погонях.
И шуточку: "Даешь стране угля!"
Мы чувствуем на собственных ладонях.
Припев:
Взорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
Да, мы бываем в крупном барыше,
Но роем глубже: голод - ненасытен.
Порой копаться в собственной душе
Мы забываем, роясь в антраците.
Воронками изрытые поля
Не позабудь и оглянись во гневе,
Но нас, благословенная Земля,
Прости за то, что роемся во чреве.
Припев:
Взорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
Вгрызаясь в глубь веков хоть на виток
(То взрыв, то лязг - такое безгитарье!),-
Вот череп вскрыл отбойный молоток,
Задев кору большого полушарья.
Не бойся заблудиться в темноте
И захлебнуться пылью - не один ты!
Вперед и вниз! Мы будем на щите -
Мы сами рыли эти лабиринты!

Припев:
Взорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.

У Веденькиных дочь Таня лет пяти-шести, очаровательное создание. Она чуть-чуть смуглая, волнистые волосы до плеч и милые ямочки на щеках. Девочка спокойная, не капризная и любознательная. Она знает алфавит и может читать по слогам. Часто папу вводит в ступор, спрашивая значение тех или иных слов из его блатного лексикона.
- Папа, что такое кентуха?
Вадим ей разъясняет, что кент, карифан, кореш – это друг.
- Папа, а у тебя есть кентуха?
- Да дочь есть, у меня все офицеры здесь кентухи. Вот дядя Саша Соколов, дядя Толя Бацунов, дядя Серёжа Кретов это все мои кентухи.
Она не надолго успокаивается, а потом задаёт новый вопрос, который её беспокоит и Вадим ей терпеливо разъясняет.

Историю рождения дочери Тани так же со смехом рассказала Валентина.
Накануне родов Валентины шахтёры, смеясь, предупредили Вадима:
- Родится парень, всей сменой поить тебя будем в знак уважения, как мужика. А родится девка, то извини брат, купим тебе самого кислого вина и будешь его пить, как бракодел,  один в тундре. Усёк?

В роддом Валентину увезли соседи, когда Вадим со сменой находился в шахте, в забое. Едва поднявшись наверх, узнали, что у Вадима родилась дочь. Шахтёры уже забыли свои угрозы в адрес Вадима и, переодевшись после душа в чистое, двинули в ресторан, где и «загудели».

К жене и дочери Вадим попал через три дня. Соседки по палате сказали Валентине, что это видимо её дражайший супруг топчется под окнами родильного отделения. Она выглянула в окно и точно её милый, всклоченный, в помятой одежде и с трёхдневной щетиной на лице, с мутными, хмельными глазами. Стоит, задрав голову ко второму этажу, а увидев жену, первым делом задаёт вопрос:
- Валюха, у тебя есть, что-нибудь пожрать?
Валентина:
- Вот же сволочь! Нет, ну вы посмотрите на него – ни здравствуй, ни прощай, а дайте ему пожрать. Ругаясь и смеясь, кинула ему вниз курицу, ту, что принесли соседки, пришедшие её проведать.
Вадим, как собака голодный, вцепился в курицу зубами и пока не прикончил её, не остановился.
Валентина с жалостью и злостью смотрит на него сверху и думает:
- Вот же гад, три дня кроме водки ничего во рту не держал, да и дома видимо не был.
Вадим, насытившись и немного придя в себя хрипит:
-Валюха покажи дочку!
- Ага, сейчас, что ты там с пьяных глаз увидишь?
-Да увижу, только покажи.
Новорожденные как раз были в палате с матерями, их принесли на кормление. Взяла она дочь и уже с гордостью стала  её показывать мужу в окно.
Вадим долго приглядывался к маленькому личику дочери, а потом заявляет:
- Моя порода, на меня похожа, особенно носик!
Валентина не удержавшись ему отвечая язвит:
- Ага!  Как раз в том месте, где он у тебя перебит.

В общем Веденькины быстро влились в наш небольшой коллектив семейного общежития из двенадцати жилых комнат. Валентина уверенная уже в хорошем будущем, как то непьющий муж, обещанная в будущем благоустроенная квартира в городе, вскоре оказалась немного беременная. С гордостью и величаво выставляя вперёд быстро растущий живот. Сами наши воинские части собственного жилищного строительства не вели, но выделяли жилой фонд город и управление Дальневосточной железной дороги, на которую и работали воины железнодорожники.
В положенный срок Валентина разродилась и, вопреки ожиданиям Вадима сына, родилась опять девочка, которую назвали Ольгой. На шуточные упрёки мужа Валентина невозмутимо отвечала:
- Что положил, то и получи!
Вадим рад был и второй дочери, он обожал детей, а ворчал так, для порядка.

Вскоре после рождения второй внучки в гости к ним приехала мама Вадима. Красивая, ухоженная женщина лет пятидесяти, уверенная в себе, с хорошими манерами. Она лишённая радости материнства нахождением в лагерях НКВД СССР, души не чаяла в обеих внучках. Глядя на неё никто бы не сказал, что она почти десять лет провела в «местах не столько отдалённых». В её речи не было жаргонных слов, как и не было наколок. Она живо интересовалось жизнью и бытом офицерских семей, их нуждами и перспективами в будущем. Побывала во всех комнатах в гостях, расспрашивала о взаимоотношениях с семьёй её чада, о нём самом. Нам тоже интересно было её видеть, у самих родители были далеко и приглашать их в наши клетушки со спартанским бытом, было неудобно. А здесь чужая, но мать.
Мама Вадима была не долго, теснота наших комнат не позволила побыть дольше и она с неохотой и растревоженной душой уехала.

Жизнь шла своим чередом, а вот у Вадима она не заладилась, и виной тому стало пьянство, которое всё больше у него прогрессировало. Я уже говорил, что он был командиром ремонтного взвода и любыми путями должен был обеспечить бесперебойную работу всей техники части.
В зимний период обучения личного состава ноябрь-февраль, технику ремонтировали прямо в гараже части. Запчасти получали на 1042 базе МТС по ранее поданным заявкам, а вот  в летний период обучения без отрыва от производства на точках в Приморье: бухта Врангеля, Партизанск, Красноармейск, Владивосток, Уссурийск, чтобы отремонтировать сломанную технику, нужно было крутиться.

В советское время за водку можно было достать всё, что угодно. Почему именно за водку понять не сложно. Продажа казённого имущества за деньги называлась спекуляцией и преследовалась по закону. Если вспомнить закон СССР от 07.08. 1932 года «О хищениях социалистической собственности», то очень строго. А за пропой имущества не строго журили. Но смета на производство работ расходы на водку не предусматривала, поэтому приходилось изыскивать денежные средства самим. Так источником дохода стали старогодние шпалы в большом количестве лежащие вдоль железной дороги в полосе отвода её земель.
Шпалы на железной дороге меняли, а вывозить старые не вывозили, кто их будет собирать и грузить. Командир части договаривался с руководителями железной дороги по очистке их территории, а те только были и рады. Воины собирали шпалы и грузили их в автомобили, а потом увозили в ближайшие населённые пункты и продавали местным жителям на дрова или хозяйственные нужды. Полученные деньги пускали на приобретение запасных частей и ремонт грузовых автомобилей, автокранов, бурильных машин.  При продаже дров иногда попадали и в не приятные ситуации. Офицеры иногда пьянствовали сами. Так за  пьянство был уволен из армии командир роты капитан Валерий Петров, двухгодичник лейтенант Борис Майоров уволился по истечению срока службы. Острослов лейтенант Анатолий Бацунов, старший инженер части, в своих куплетах изобразил это так:
Я, Веденькин и Петров
 Загоняли кучи дров,
 А наш Боря раз повёз
И попал на канифёс.

Славный прапорщик Ведень-
Кинул кони на весь день.
Потерял штаны, картуз
И лежит себе, как туз.

Служебная необходимость усугубила в Вадиме склонность к пьянству, приобретённую ещё на гражданке. Так неплохой, в общем-то, человек катился по наклонной плоскости. С одной стороны командование части боролось с пьянством солдат и офицеров, а с другой само же их провоцировало. Веденькин безобидный человек в любом состоянии, так был воспитан, но пьяного его было видеть неприятно.

В селе Екатериновка (бухта Врангеля) в расположении летнего лагеря батальона связи, командир части подполковник Жаворонков В.М. увидев Веденькина, подзывает его к себе. Пьяный в хлам Веденькин подбегает к командиру и радостно докладывает о выполнении полученного задания. Командир доволен, что простоя техники не будет, но уловив запах водочного перегара и видя пьяную рожу Вадима, недовольно хмурится и кривится. А тут ещё Вадим усугубляет положение, тянет свою руку с обрубками пальцев к вороту командира и бормочет:
- Товарищ полковник разрешите я вам галстук поправлю?
Жаворонков отступает назад и принимает решение:
- Веденькин! Ты в электропроводке соображаешь?
Веденькин с готовностью отвечает:
- А как же товарищ командир, конечно!
- Ну-ка зайдём в штаб, посмотри и сам направляется к зданию временного штаба. Заводит Вадима в пустую комнату с решёткой на окне:
- Посмотри здесь!
А сам быстро выходит и замыкает дверь на ключ, говоря при этом:
- Ты Веденькин переночуй здесь, а утром я тебя выпущу.
Произвольная гауптвахта не положена по Уставу ВС СССР, но кто на это смотрит.
Приходится Вадиму спать там, против командира не попрёшь, он царь и Бог, и воинский начальник.

Пьяный Веденькин всё больше чудит, не агрессивно, но чудит.

Его жена Валентина уехала с детьми в гости к себе на родину, а Вадим остался в части, время его отпуска ещё не подошло. Как-то я приезжаю вечером домой с работы, уже служил в штабе соединения и успел только поужинать, как стучат в дверь. Входит Вадим Веденькин, уже на «большой кочерге» и приглашает зайти к нему. Поднимаюсь и иду за ним, всё равно собирался выйти курить. Заходим к Вадиму, в комнате полумрак, в углу на тумбочке горит настольная лампа под абажуром, посредине комнаты возле кровати стоит стул, к спинке которого прислонён раскрытый журнал «Огонёк» с репродукцией картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
Вадим возбуждённо-таинственно спрашивает:
- Видишь?
- Вижу! Ну и что?
- А то, что она смотрит!
- А вот встань туда к окну, посмотри, смотрит?
Я недоумевая:
- Смотрит!
- А вот отсюда посмотри и тянет меня за рукав к себе, смотрит?
- Смотрит Вадим, а дальше-то что?
- Да я вот думаю, почему так, откуда не посмотришь, она меня глазами провожает. И смотрит, смотрит весь вечер на меня, куда бы я не перешёл, интригующим взглядом.
-Вадим ложись спать, утро вечера мудренее, а то смотри «крыша поедет» от созерцания.

В другой раз я так же приехал вечером с работы и уже сидел за столом ужинал, как слышу, хлопнула входная дверь в общежитие, протопали по полу  сапогами, а потом раздался глухой удар.
Удивлённый я выглядываю в коридор. В конце коридора напротив своей двери стоит Веденькин в шинели, в сапогах, фуражку держит в руке. Коридор наш метра полтора шириной. Вдруг Вадим отталкивается от противоположной стены и, выставив вперёд голову вроде тарана, летит, ударяясь ею о дверь обшитую утеплителем и дермантином. Дверь закрыта. Вадим возвращается в исходное положение, назад к стене и повторяет попытку с тем же результатом, потом ещё и ещё. Всё понятно, Веденькин пьяный и Валентина, по какой-то причине дверь ему не открывает.

Я вернулся к себе, слыша ещё какое-то время возню Вадима, потом всё стихло. На следующий день Валентина рассказала, что Вадим ещё днём был пьян, а к вечеру набрался ещё больше. На его стук Валентина крикнула, чтобы он шёл туда, где пил, а она детей укладывает спать. Но у Вадима уже не было сил куда-то идти, а репу замкнуло, поэтому он тупо и бился головой в дверь. Наконец Валентина сжалилась и задвижку на двери открыла. Вадим в это время, в очередной раз, оттолкнувшись от стены,  летит вперёд, дверь от удара распахивается и он, по инерции влетев в комнату, оступается и, скользнув по полу, бьётся головой в ребристую батарею парового отопления. И тут же вырубается. Валентина подходит к лежащему на полу мужу, ставит ему на спину ногу, обутую в тапочек и, торжествуя, произносит:
- Готов! И осмотрев его голову – но жить будет!
Потом подняв его голову, заботливо подложила подушку и спокойно занялась своими делами. Мужа она не боялась, зная его спокойный характер, только не терпела его пьянства.
Конечно, мы посмеялись над происшествием, но ничего хорошего  в этом не было. Человек спивался, и семья от этого могла разрушиться.

Как-то в субботу утром к нам заходит Валентина и, ругаясь, рассказывает о выступлении Вадима накануне вечером:
- Я его жду, как порядочного человека, наварила борща со свининой, котлет нажарила, а его всё нет и нет. Вечер, уже стемнело, а это был день получки, я покормила детей, а сама жду своего ненаглядного. Наконец милый заявляется, пьяный в хлам, достаёт бутылку водки из кармана шинели и ставит на стол.  Я, молча про себя, матюгнулась на него, но скрепя сердце думаю и чёрт с ним, я тоже выпью водки, ему уже хватит.

Выскочила зачем то из комнаты на общую кухню и, возвращаясь, вижу такую картину: Веденькин, как был в шинели и шапке, так и стоит у стола. Распечатал бутылку водки и уже около стакана накатил, после чего, доставая половником  борщ из кастрюли, прямо жадно ест из него.
Валентина говорит, у меня всё буквально закипело внутри:
- Вот же курва, я готовила, старалась, жду его столько времени голодная, а он свинья такая, даже не раздевшись, жрёт из общей кастрюли, пуская туда свои слюни. Ну, всё ты уже Веденькин выпил и закусил, быстро пошёл спать!
Вадим что-то невразумительно мычит с набитым ртом, пытаясь возражать.
Она хватает со стола бутылку с водкой и со злостью выливает  содержимое в помойное ведро, а следом туда же отправляется полная кастрюля наваристого борща вместе с мясом.
Потом злая и голодная, разрыдавшись, упала на кровать и долго плакала.
Вот так проходила деградация этого, в общем-то, незаурядного человека и дальше - больше.

В конце мая в субботу в части после утреннего развода провели парко-хозяйственный день, а затем личный состав срочной службы под командованием сержантов направился в столовую на обед. Небольшая группа офицеров и прапорщиков собирались уже домой, как кто-то вспомнил, что утром офицеры, прибывшие из командировки из Приморья, привезли гостинец от командированных – пол мешка вяленой корюшки. Можно, конечно, было разделить рыбу и унести домой, но запах вяленой рыбы дома уморит всех жильцов, да и мусора будет много. Поэтому недолго думая решили эту рыбу приговорить прямо в части сообща и даже нашли место, где это сделать. В медпункте части больных не было, поэтому решили небольшое пивное застолье устроить там, тем более, что врач-стоматолог части старший лейтенант Юрий Клёсов был тут же.
Вызвали дежурную машину, взяли под пиво в санчасти двадцати литровую бутыль и привезли из пивного бара станции Хабаровск II  «Таёжное», тёмное и густое.

В части службу нёс дежурный по части, были ответственные офицеры, которые занимались личным составом, обеспечивая порядок и боеспособность.
А свободные от службы офицеры сидели в санчасти и за беседами под пиво, коротали своё свободное время. Уже «прикончили пиво», «подмели корюшку» и, наведя после себя порядок, собирались покинуть санчасть, как вдруг в окно раздался громкий тревожный стук и все увидели сержанта азербайджанца, заместителя командира ремонтного взвода. Парень был толковый и неплохой сержант, найдя глазами Вадима Веденькина, он крикнул:
- Товарищ прапорщик! Рядовой Соколов повесился в аккумуляторной.

Ну, всё, звездец, приехали. Этого нам только не хватало! Соколов был из взвода Веденькина, осеннего призыва и прослужил всего полгода, характер имел неуравновешенный, истеричный. Неохотно рассказывал о неурядицах в семейной жизни родителей и о своей девушке на гражданке. С ним буквально нянчились, пытаясь сделать из него солдата, но это был рохля, от которого можно было ожидать всего, что угодно. Вот нарыв и лопнул.

Из тех офицеров, кто был в санчасти, и кому было положено было остаться, остались, а лишние разошлись по домам. Быстро позвонили в скорую помощь станции ХабаровскII, в милицию и военную прокуратуру, и пошли в автопарк. В стороне от КПП на территории автопарка стояло небольшое каменное здание аккумуляторной. Дверь её была распахнута, а в проёме было видно висящее тело в военной форме. Бледный замкомвзвода, заикаясь ещё больше, он был заикой, доложил, как обнаружил висящего Соколова. По внешнему виду было видно, что помощь ему оказывать поздно.

 Прибывшая скорая помощь констатировала смерть бойца и уехала, потом прибыла следственная группа военной прокуратуры и машина  следствия закрутилась. Изъяли личные вещи Соколова, полученные им письма из тумбочки, и начались допросы всех, кого следователи сочли нужным допросить.

 Виновных в гибели рядового Соколова следователи не установили, и уголовное дело было закрыто за отсутствием состава преступления. Приехавшие по вызову родители Соколова претензий к командованию не имели, они хорошо знали своего сына, забрали его тело и увезли для захоронения на родину.
А во всех частях соединения, вновь усилили воспитательную работу среди личного состава, по предупреждению подобных происшествий.

Командиру ремонтного взвода прапорщику Веденькину, за слабый контроль над личным составом, был объявлен строгий выговор с занесением в служебную карточку. Вадим опять запил, тучи над его головой  сгущались. Последней каплей переполнившей чашу терпения командования стало неадекватное выступление Веденькина.

Напуганный смертью Соколова заместитель командира взвода во все глаза смотрел за своими подчинёнными, и он же заметил странное поведение своего командира в один из дней. Он обратил внимание, что пьяный командир долго крутится возле злополучной аккумуляторной, взял и позвонил дежурному по части.
Тот немедленно прибыл  в автопарк и вместе с замкомвзвода бегом направился к аккумуляторной. Нелепая картина предстала их глазами. Двери помещения распахнуты, а Веденькин, стоя на старом автомобильном двигателе, шарит руками по стене, держа верёвку в руке, примеряет её и громко бормочет обращаясь неизвестно к кому, как, зачем и почему Соколов это сделал.

Дежурный по части дружественно оборвал изыскания Вадима и попросил его отправиться для отдыха домой, а сам доложил о происшествии командованию. Испытывать судьбу не стали и представили по команде документы на увольнения прапорщика Веденькина из рядов вооружённых сил по статье, за дискриминацию звания военнослужащего. Что быстро и проделали. Прапорщик Веденькин был уволен из армии и направлен по месту жительства родителей в город Челябинск.

Позже Валентина Веденькина написала письмо бывшим соседкам о том, что жизнь с Вадимом стала невыносимой – он пьянствует безбожно. Поэтому она подала документы на развод и, забрав детей, уехала к своим родителям в деревню. Круг замкнулся. Вот так прошедшая война, репрессии, применённые против матери, сказались на будущем поколения семьи Веденькиных. Лес рубят - щепки летят.

Сергей Кретов
Баден-Баден, 14 ноября 2015 года