Последний поход Бравника

Хорошо, что на севере холодно. Это успокаивает. Тепло несет в себе опасность. По крайней мере, он  привык так думать.  Север пока еще принадлежит им.
Бравник смотрел на заиндевелые окна, прислушиваясь к себе и окружающим звукам. Непривычный для него покой царил в маленькой забегаловке.
- Добрый вечер, - официантка натянуто улыбнулась, косясь на шеврон с эмблемой ордена  – колесо с мечами вместо спиц. – Выбрали что-нибудь?
Бравник перевел взгляд на девушку - совсем еще молоденькая.   Всех смущает его форма.   Всех настораживает то, чем занимается их орден. Но никого не смущает то, что благодаря таким, как он, в этом кафе играет тихая музыка и можно спокойно поужинать. Не только в этом, а и в тысячах  других,  которые находятся в городах  к востоку от Красного Вала.
- Добрый вечер, - отозвался  Бравник, и коротко продиктовал. –   Винегрет, щи, и блины с мясом.  И пятьсот водки.
Можно было бы побаловать себя в отпуск, и пойти, скажем, в итальянский или  французский квартал, посидеть в «Дежа вю» или «Рикколло-пати». Заказать капрезе  или, к примеру,  фуагра.  Можно было бы, но не хочется. Моцарелла  нынче уж не та, да и циррозная печенка, извлекаемая из перекормленных химикатами гусей,  аппетита не вызывает. Вспомнилась бабушкина присказка «Дорого - да гнило, дешево - да мило». Поэтому он будет кушать  борщ в забегаловке на окраине города в своем старом районе, так как знает фермера, который поставляет сюда свой урожай.  И самогонка тут – просто слеза.
Музыка прервалась – бармен  по просьбе клиентов прибавил звук визора. Посетители   кафе затихли, хмуро уставившись на экран. Там мелькали люди в экзокостюмах, разбирающие завалы жилых домов и старинной кирхи.  Девушка – корреспондент, на щеке которой  алела свежая царапина, а шлемофон был  помят и запылен, зачастила в микрофон по-немецки.  За её спиной промчался транспорт со знакомой эмблемой. Бравнику не требовался перевод,  чтобы понять, о чем репортаж – очередной теракт. Он лишь краем глаза отметил название города – Галле, и снова принялся за ужин.
Оставляя  на запорошенной снегом дорожке  смазанные следы, Бравник, покачиваясь,  медленно шел домой. Точнее, в  то место, которое принадлежит только ему. Настоящим домом  для него был  бытовой бокс на военной  базе.  Там все было знакомо, там  его ждали, и там были верные и надежные друзья. А здесь… Он даже не помнил своих соседей. Да и они вряд ли  помнили его – светловолосого пацаненка в  вечных  наушниках. Мать постоянно выговаривала ему за них. И тот взрыв, что  прогремел тридцать лет назад за его спиной, он не услышал, а почувствовал. Его швырнуло на асфальт, он сломал руку и разбил затылок, но айфон, словно в насмешку, продолжал работать.  В ушах гремел  рок, а  в полусотне метров от него  полыхали машины и люди. Семья возвращались домой,  и он, рассерженный на очередную выволочку, обогнал родителей. Обогнал на целую жизнь.
На качелях во дворе качалась девочка лет пяти. Бравник удивленно моргнул, и  подошел к ней.
-  Ты чего тут?  Темно уже, а ты тут. Иди домой.
- Мне мама лазлешила, - ответила девчушка, нисколько не испугавшись чужого человека. – Она доблая, когда  дядя Саня плиходит. Гулять мне лазлешает.
У девочки были темные волосы и  большие карие глаза. Бравник  покачал головой. «Похотливая дрянь» - промелькнула в голове мысль о легкомысленной мамаше.
- Пойдем, я тебя провожу домой. Ты где живешь?
- Возле твоей  квалтилы, - ответила девочка, и спрыгнула с качелей. – Ты мой сосед.
- Откуда ты знаешь? – удивился  Бравник.
- Мама сказала. Она сказала, что ты лыс… лыцаль!
- Рыцарь? – повел он бровью.  – Почему это я рыцарь?
- Ну, потому что ты как они. Как ланьше были. Я на калтинке  видела. У них такие на  голове шлемы, и такие платья белые длинные, с клестами.  И мечи дли-инные.
 - У меня нет белого платья с крестами, -  усмехнулся Бравник.
- А шлем?
- Шлем есть, - ответил он и, взяв девочку за руку, повел к дому.
Дверь открыла встрепанная раскрасневшаяся молодка. Недоуменно воззрившись на Бравника, поманила дочь.
- Иди домой.
Девочка скакнула через порог, и помахала Бравнику рукой.
- Спокойной ночи, лыцаль!
-/-

- Что, невмоготу на гражданке?  - офицер пропускного пункта  сунул удостоверение Бравника в терминал. – Целых две недели не догулял! Уж я бы на твоем месте не торопился.
Терминал удовлетворенно пискнул и выплюнул карточку.
- Устал я там, - поморщился Бравник, принимая удостоверение. – Транспорт полный?
- Как консервная банка. Очередная партия миротворцев-миссионеров, три репортера и новобранцы.
Сквозь узкие бронированные смотровые отверстия наблюдать за дорогой было неинтересно. Поэтому народ, едва  только гусеницы заскребли по  песку заградительной полосы, начал усиленно общаться. Особенно в этом усердствовали корреспонденты, приставая к новобранцам с вопросами об их дальнейших намерениях и взглядах на то, что твориться в мире. Бравник откинулся на спинку, прикрыл глаза. Транспорт покачивался, подскакивал на колдобинах  и нырял в  старые воронки.
Он действительно устал от мирной жизни за  прошедшие две недели, устал быть в покое. Ему казалось, что его отдых и бездействие преступно,  и  он успокоил совесть, прервав заслуженный отпуск. Как можно чувствовать себя в мире, когда мир раскалывается, разрушается на его глазах. Когда все, что он ценит, любит и чем дорожит, попирается и уничтожается. Когда в мире царит страх и боль, как можно быть спокойным?  Когда  он – оплот и защита для тех, кто остался там, за Красным Валом. За рубежом, который пролегает от северного до южного моря, ограждая людей от ужаса и мрака смерти.
- …а не уподобляться  таким, как этот! – Бравник уловил окончание фразы, интуитивно поняв, что речь о нем. Приоткрыв глаза, он увидел укоризненно наставленный на него  палец одного из миротворцев. – Это их стараниями наши усилия рассыпаются в прах! Мы несем  весть о мире и добре, а такие, как он,  не дают  войне утихнуть!  Вы только вдумайтесь - они убивают все, что попадается на их пути! Детей, животных, даже  птиц! Это ли не высшая мера жестокости? Как может прекратиться эта бойня?
Миротворцы загомонили, проповедуя новобранцам главную заповедь, а Бравник снова прикрыл глаза. Он видел не одну сотню таких миссионеров, устремлявшихся в стан врага с пылкими речами. И первое, чего они лишались, были именно языки. Головы, как правило, им отрезали в  последнюю очередь.
Сходя по трапу, Бравник удержал за плечо говорливого миссинера.
-  Собаке в брюхо помещается  пятьдесят грамм пластидетона. Кошке – тридцать. Этого хватит, чтобы превратить такой транспорт в гору оплавленного металла, а людей внутри – в угольки.    Увидишь зверя – стреляй ему в голову.
Глаза  миротворца расширились. А Бравник, отпустив его, зашагал к пропускному пункту.
-/-

- О-ла-ла! Брауник! – Атос радостно стиснул Бравника в мощных объятьях. – Почему ты рано? Я думай – ты быть на отдых еще две недель.   
- Устал отдыхать, - ответил Бравник, сбрасывая вещмешок у койки. – Народ где?
- Ушли в бар, Марио привез новий американ фильм.
- А ты почему не там?
- Я не любить тупи американ комедиа. Они много смеяться, но не драться. Совсем не драться, как мы. Они далеко, им наша война как кино.  И надо кто-то быть с Ганс.
Бравник оглянулся туда, куда кивнул француз. Белобрысый Ганс, уроженец Галле, подобрав ноги и обняв подушку, неподвижно лежал на койке.  Слишком молодой, чтобы принять  гибель родных.  Бравник подошел, сел рядом, взглянул на  осунувшееся лицо.
- Кто?
- Дед и баба .
- Твои родители и сестры  давно живут в Воронеже.  Они могли бы  уехать  к ним из Галле.
- Nein. Дед не хотеть жить там, где воевать его der Vater.  Он считать это унизительным, для Arien.
Бравник ободряюще похлопал Ганса по плечу.
- Мне жаль твоих родных. Пойдем, накатим за помин души. Я привез отличный русиш шнапс.
Смаковали самогон стопками, сделанными из сорокапятимиллиметровых гильз – особый шик колесовиков.  Стандартные пластиковые складные стаканы в застольях не пользовали.  Им место – в походных вещмешках. Бравник  наслоил  соленое сальцо, и, покрыв им  ломти черного  бородинского, угощал друзей. Закусывали еще и  солеными огурцами и маринованными грибами, извлеченными опять-таки из  Бравникового  мешка.
- Русские уметь пить грандиозе, - с набитым ртом  констатировал Атос. – Лучшая водка – русская. Но лучшее вино  fait en France. Когда мы победим, я вернусь  домой и буду делайт вино.  Настоящее. Мой гран-па рассказать мне маленький секрет. Все дело в виноград.
Ганс пил молча, почти не закусывая, и краснел все больше и больше. После пятой   Бравник  перевернул его стопку вверх дном, и подал немцу толстый ломоть хлеба с салом.
- Хватит, Ганс.  Ешь давай, не то протрезветь до утра не успеешь. 
Ганс разумно кивнул, принимая бутерброд. 
- Почему ты Бравник? – спросил он.
- Потому что я  - Атос, - ответил за Бравника француз. – Из всех мушкетер он мне   нравится больше – сильный и красивый, как я.
- Но почему ты Бравник? – повторил Ганс, ткнув коркой в грудь русича.
- «Алису» смотрел в детстве? – ответил Бравник. – Старый фильм две тысячи десятого года?
- Кого? А, Alice im Wunderland!  Ja. Да, видеть. И что?
- Там все ждали бравного воина. Вот поэтому я Бравник.
- А как настоящий имя? – не отставал Ганс. 
- Владимир, -  ответил Бравник.
- О, - уважительно покачал головой  Атос. – А я – Грегуар.
- Я хочу брать себе новое имя, - покачал головой Ганс. – Как вы. Я хочу быть Зигфрид. Он  великий  Deutsch-Ritter.
- За Зигфрида, великого рыцаря  нового похода, - подняли стопки Атос и Бравник.

-/-

Бронемашина тряслась по ухабам. Бравник, отлично выспавшийся под храп товарищей в привычной обстановке,  чувствовал подъем. Он снова при деле, он снова делает то, что умеет делать лучше всего - воевать. Успокаивающая тяжесть экзокостюма, запах оружейной смазки и едва различимые лица друзей под забралами шлемофонов  - это ли не смысл жизни. 
Транспорт  тормознул, люк резко распахнулся и взвод  торопливо затопал по сходням.
Взводный – широкоплечий поляк Якуб, обвел взглядом  бойцов.
- Задача – обеспечить зачистку  периметра для прохода транспорта с беженцами. Колонна пройдет через два часа. Первое отделение – квадрат девять. Второе отделение – квадрат десять.  Третье отделение – квадрат одиннадцать. Четвертое отделение - за мной. 
На разбитой табличке, валявшейся  на гранитном крыльце, Бравник, забегая внутрь,  успел прочесть обрывок слова  на польском «…blioteka». В паре с Атосом они обошли второй и третий этаж. Многочисленные стеллажи с отсыревшими, обгоревшими книгами, опрокинутые столы читального зала, бреши в стенах, сквозь которые под   величественные своды проникал  промозглый ветер  - все это  производило тягостное впечатление. Но в данный момент было не до размышлений о вандализме  тех, кто учинил разор на  половине континента. Колесовики свое дело знали. В дальнем углу у полок шевельнулась кипа газет, и  Атос  нажал курок. Худой кот не успел шмыгнуть в укрытие. Бравник, подойдя, перевернул  безголовую тушку сапогом. Кошачье брюхо  еще не обросло шерстью после вшивания в него взрывчатки. Миниатюрную камеру слежения, крепившуюся на голове животного, искать не было смысла. Переглянувшись с товарищем, Бравник поднял вверх большой палец. Отойдя подальше, выстрелил в трупик, и тот громыхнул, обрушив часть стены.
Через полтора часа квадрат, порученный их отделению, был осмотрен полностью. Уничтожено две кошки и собака. Погиб  один из новобранцев, позволивший зверю подойти слишком близко -  где-то далеко  террорист, следя за передвижением собаки-смертницы через камеру на её  ухе, нажал кнопку, приводя в действие детонатор в брюхе пса.
- Транспорт с беженцами на подходе. Все на периметр,   -  прозвучал в наушниках голос командира, и Бравник замер за оконным проемом, осматривая пространство впереди.
Пять бронемашин пролязгали по направлению к восточной границе города, устремляясь дальше, к Красному Валу. Там беженцев проверят, оформят и отправят  в далекие восточные  города, начинать новую жизнь. Ибо здесь, к западу от Вала, прежняя благополучная  жизнь уже  угасла. Тем, кто теперь обитает в этих краях, не нужны ни памятники многовековой  культуры, ни люди, хранящие память о своих  корнях. Им чуждо все, чем славны эти старинные земли.   
- Возвращаемся.
Атос махнул рукой, и Бравник, пробираясь меж стеллажей, последовал за ним к выходу. Глаз приметил  знакомую картинку на книжном развороте – девочка в пышном платьице беседует с  гусеницей. Бравник усмехнулся,  поднял книжку и взглянул на обложку. «Alicja w krainie czar;w». Польский он немного знал благодаря взводному. Сунул книжицу за нагрудный ремень. 
Он спустился с крыльца к  бронетранспортеру и в этот миг периферийным зрением уловил движение на дороге.  Вскинул оружие, целясь, и замер. К транспорту  шла маленькая девочка. Одной рукой она  прижимала к груди игрушечного кролика, а другой   размазывала по чумазому лицу слезы. Она приближалась, и Бравник в замешательстве сделал шаг назад.
По сходням прогрохотали сапоги, и к Бравнику  присоединился  Ганс-Зигфрид.
- Halt! – рявкнул он, наставив на девчушку автомат, и повторил. – Стой!
Девочка остановилась  и заплакала в голос. Бравник спохватился, укоризненно взглянув на немца.
- Да что ж ты с дитем так-то!
- Она может быть опасна, - насупился немецкий рыцарь, и резонно  заметил. – Лучше убить.
- Весь в прадеда, - пробормотал Бравник, и крикнул девочке. – Брось зайку! Выброси!
Девочка помотала головой,  крепче прижав драгоценную игрушку и сделав шаг к солдатам. Бравник вытащил книжку, и показал девочке, делая шаг навстречу.
- Зайка посидит, а мы с тобой почитаем. Зайка тебя подождет. Посади его на камушек.
Девочка, наконец, сдалась. Бережно усадив игрушку на обломок стены, она подошла к солдатам.  Немец пристально следил за периметром, а Бравник подхватил девочку на руки.
- Ты кто? Как зовут?
- Грася, - ответила та, уцепившись одной рукой за ремень, а другую протянув к книжке.
 Ганс-Зигфрид шмальнул по зайцу, и  тот взорвался, взметнув в небо обломки кирпичей. Грася зарыдала по безвременно погибшему кролю, а Бравник короткой ёмкой фразой оповестил немецкого рыцаря о его умственных способностях – расстрелять на глазах ребенка его любимую игрушку! 
- Я же говорил – она опасна, - веско оправдался тот. – Куда её теперь?
- Отвезу к беженцам, - ответил Бравник, поглаживая плачущую девочку по темной головке, и  поднялся по сходням.  Пока доехали до базы,  Грася заснула. Бравник рассматривая детское личико, вспомнил соседскую девочку. «Лыцаль».  Он усмехнулся. Эта малышка на его руках была едва ли старше той.
При виде  Бравника, вошедшего в бокс с ребенком на руках, мужской гомон и смех стихли. Полсотни удивленных глаз следили за тем, как он укладывает спящую девочку на свою койку. 
-  Трофей, - пояснил Атос, ухмыльнувшись сослуживцам.  Хохот многих голосов разбудил Грасю. Она  села на кровати, протирая глаза пальчиками и оглядываясь.   Бравник присел возле неё.
- Кушать хочешь?
Та помотала головой, снова захныкала.
- Что ты плачешь? Зайку жалко?
- Brzuch mnie boli.
- Болит? Что болит? Где?
Грася шмыгнула носом, приложила ладошку к животу.
- Давай посмотрим. Может, ушиблась где.
Бравник  снял с девочки курточку, свитерок и поднял футболку.   За пару секунд до того, как его кровь смешалась с кровью  Граси, за мгновение до того, как на месте бокса поднялся в небо столб пламени, он успел подумать о том, что в такой большой девочке  пластидетона не меньше чем полкило.