Сезон мёртвых птиц

Этим летом — то знойным, то дождливым, у меня предчувствие персонального Апокалипсиса. Откровения, разрушения граней, смены парадигм... Называйте, как хотите. Для неё мой скорый уход — разрушение привычного уклада вещей, это боль.
Меня пошатывает, и я чувствую себя, как в мультфильме — цвета слишком яркие, мир насыщается краской, его красота меня шокирует... Рядом — крупные алые цветы, как в детстве. Мне кажется, что я в кислотном раю. В голове приторно-удушливо, как в дыму, но всё-таки я кое-что помню — чтобы распустить крылья, бабочка должна разрушить свою куколку. Расцветать цветку — это тоже боль — невыносимо резкая боль изнутри, словно при рождении ребёнка. Ребёнок — ты сам. Поверьте, я не хочу никому причинять боль, мне очень жаль, что так выходит! ..Little girl lost.
Ещё одна мёртвая птица. Мёртвых птиц я нахожу периодически. Обычно они предвещают мне скорые перемены. Не всегда приятные, но необходимые. Этим летом мёртвые птицы сыплются на меня дождём: только позавчера — три. Иногда я вижу их растрёпанные крылья, иногда — рубиново-землистые тона их внутренностей на горячем асфальте, словно неловкая картина авангардиста, предвещающая ненастье... А ещё недавно видела одного голубя — этот бродяжка явно умер своей смертью — уснул прямо на автобусной остановке, грустно прикрыв глаза. Правда, спал он на боку, на левом крыле, неуклюже свесив второе...
Когда я вижу мёртвых птиц, я почему-то думаю о ком-то. В такие моменты мне мучительно не хватает... нет, даже не его, а какого-то ощущения его. Мысль о нём  ощущается мною, как пуля, которую всадили мне в лоб — неожиданная болевая пульсация над правым глазом. А ещё ветер, ветер, который словно бы продувает моё тело насквозь. Внезапная любовь — ведь она так же страшна, как и внезапная смерть, не правда ли?
Я торопливо спускаюсь по лестнице и вижу под ногами оторванное птичье крыло. Точнее, уже не крыло, всего лишь остов — то, что крылом некогда было — лёгкий костный каркас и ворох растрёпанных серых перьев, всё в пыли. Я притворяюсь, что ничего не заметила. Срываюсь прочь с крыльца, словно с крошечного трамплина, и лечу. Половина того, что на мне сегодня — нечто кричащее, другая половина — нарочито потрёпанное и измятое, как у того бродяжки-голубя. Глаза скрывают тёмные дула очков, несмотря на приближающуюся ночь. Странно, когда все носят очки, я щурюсь, но не одеваю. Когда же наступает вечер, и все нормальные люди идут с неприкрытым взглядом, вот тут-то и наступает мой звёздный час! Не знаю уж, в чём тут дело — в том, что в моём роду были ведуньи, или же в моей противоречивой любви к приглушённым тонам. Я обожаю яркие краски на своих картинах, но в действительности мне порой невыносимо хочется приглушить тон, мне нравится видеть окружающую реальность словно бы сквозь сепию. Думаю, дело в том, что я нуждаюсь в непрекращающемся ощущении Тайны. Тайна — это соль, если из мира исчезает Тайна, жизнь пресна. Но сегодня дело даже не в этом — просто по моим щекам текут ручьями слёзы, и очки мне вместо маски.
Как я могла разбить её любимые  тарелки — обе разом? Как умудрилась разбить их, если учесть, что я с детства не бью посуду вообще? Дома ужас, что началось, и я, стыдно сказать, сбежала. Эти тарелки мне снова почему-то напомнили мёртвых птиц. Я зарываюсь рукой в свои длинные, растрёпанные, как у Бетховена, волосы. Поворачиваюсь в сторону набирающего цвет заката и чувствую запах солнечных лучей. Именно запах. Лучи пахнут пыльцой мотыльков.
Лето в зените, но во мне уже полыхает осень — осень, по которой я без конца тоскую. Осень, когда закончится Сезон мёртвых птиц и прощаний, и я выпорхну прочь — в свою осень, Сезон огнисто-золотых цветов и далёких полётов - туда, где моё сердце будет живо... А крылья... что ж, надеюсь, отрастут и они.

(31/07/2014)