Лужа

ЛУЖА
(цикл «Хроники маньяков»)

Она лежала в стороне от нашего дома, на подступах к гаражам, где мы обычно играли во всевозможные игры, с незапамятных времён, а точнее с того момента, когда в первом классе мне выдали ключ на верёвочке от дома и я мог свободно выходить из дома, естественно, при условии, что не было двоек и домашняя работа была выполнена, проверена старшей сестрой и ею же, принятой. Обычно сестра не заморачивалась этим, зная, что я ещё до первоклассия умел читать, писать, считать, знал таблицу умножения, был мастером спорта по шахматам, занимался дзю-до, футболом, фехтованием, авиамоделированием и был записан в три ближайшие библиотеки.
Так вот, лужа, в моей памяти, уже тогда была, и никому не мешала, даже наоборот, была одним из мест для дворовых игрищ и местом встречи. Тут строили крепости, пускали кораблики, зимой катались на коньках и играли в хоккей, а весной, когда все ручьи талого снега сползали сотнями к Иртышу, промеряли резиновыми сапогами и иногда спасались от злых торговцев с базара, когда те гнались за нами, достаточно было забежать на середину лужи и тогда ты становился недосягаем, и поматерившись, торговцы возвращались обратно, а ты победно съедал украденный мандарин. Воровали только их, потому, что в Сибири они не росли и обычно попробовать их можно было только на Новый год, а он уже прошёл, а мандаринов хотелось всегда. Не помню, что бы кого-то догнали, меня так точно не могли, я бегал почти быстрее всех и среди младших классов мне не было равных, даже многие старшие пацаны, если сразу не успевали схватить, то шансов поймать меня было мало.
Лужа была спасением и радостью, защитой и забавой. Потом появлялись жуки – плавунцы и мы их принимали за вражеские подводные лодки и нещадно истребляли из рогаток, но они упрямо каждую весну устремлялись на погибель. Так часто врождённые привычки ведут нас к краю гибели, а мы даже не понимаем этого и удивляемся, обнаружив что ещё кто-то покинул этот мир, ещё кто-то ушёл на дно. Одно время мы свято верили, что если умирает ребёнок, то он обязательно оседает на дне этой лужи, и откуда это было взято, никто не знал, но вера была непоколебима! И самое удивительное, что вода в луже была прозрачная, если конечно её не баламутить, можно даже дно было разглядеть и всякие разницы на нём.
Уже спустя лет тридцать, я случаем оказался в этих местах и удивился, обнаружив лужу на месте, вокруг изменилось всё – от власти до домов, а лужа по-прежнему царственно возлегала рядом с гаражами, и даже стала больше, но вот детей рядом не было, они как-то игнорировали её, не интересовались, а может просто наступило время других увлечений. В тот день я промаялся в ожидании приятеля, прогулялся по знакомым улочкам, посидел в шашлычной, покурил, затарился в магазине парой бутылок прозрачной нежности и под вечер, утомившись присел на лавочку. Лужа была в поле моего зрения и величаво блестела, иногда вздрагивая поверхностью то ли от листьев, то ли от веточек, то ли от ветра, но едва приметно, почти не заметно, словно принцесса незаметно скидывает назойливого комара, досадливо зудящего, но невидимого окружающим. На звонки приятель не отвечал, и я уже совсем было собрался домой, как моё внимание привлекла странная девушка, лет двадцати. Она вышла со стороны гаражей, в руке у ней было ведро, она подошла к краю лужи, огляделась (прохожих в этот час почти не было), скользнула по мне взглядом, заем скинула сандалии и босиком вошла в лужу. Дойдя до середины, она остановилась, вода была чуть выше колен, девушка приподняла ведро и вылила из него прозрачную воду, вернулась на берег, взяла обувь и босиком направилась в мою сторону. Остановилась напротив меня, внимательно посмотрела.
- Вы чего тут сидите?
- Я тут жил.
- Где, на лавочке? А… я вас помню, вы из 17 дома, - она назвала моё имя.
- У вас, случайно, воды лишней не найдётся? А то моя закончилась, - девушка помахала пустым ведром.
- Нет, не найдётся, есть водка, сгодится?
- Не-е, водка не сгодится, водка она для другого. А что вы так нервничаете?
- Я не понимаю, вас что интересует, конкретно, вода, или моё самочувствие?
- Дайте руку! – Девушка решительно взяла мою руку. – Не бойтесь, я на врача учусь.
- Это теперь так барышни знакомятся?
- Вы мне мешаете, я не могу сосчитать.
- А вас как зовут?
- А вы угостите меня сигареткой? Я из дома убежала, а сигареты забыла взять.
Я протянул пачку, дал прикурить. Девушка села рядом, весело улыбнулась, и я обомлел, она был поразительно красива, той странной красотой, что не бросается в глаза, а видна лишь в определённые моменты, или лучше сказать в моменты правильного освещения. Девушка курила, видно было, что она это делает не часто, хмурилась, улыбалась, искоса поглядывала на меня и что-то хотела спросить, но не решалась.
- А вы совсем меня не помните? Хотя где там, я тогда совсем маленькая была. А я, вот вас, помню, помню, как вы в выпускной, вечер стояли тут, и никого рядом не было, и лицо у вас такое было странное, словно вы прощались навсегда.  Потом вы пропали. Что с вами стало?
- Я уехал. В Москву.
- Понятно. А теперь что?
- Что?
- Что вы тут делаете?
- Да вот, договорился с приятелем встретится, а его нет, и телефон молчит.
- Так вы приехали сюда, только ради этого?
- Нет, ещё дела кое-какие тут. Завтра уезжаю обратно.
- И больше не вернётесь?
- Думаю, что нет.
- А как же лужа?
- Она-то, тут, при чём?
- Она вас ждала, видите, скучала и надеялась, а вы «к приятелю», я думала…, - девушка встала. – А знаете, что? Правильно, уезжайте, и забудьте о ней. Честное слово, какое вам дело до какой-то лужи, тем более вы и не помнили о ней, и то что тогда говорили ей, тоже забыли.
- Я? Луже? Говорил?
- Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая?
- Нет, не думаю, просто не понимаю.
- А, ну да, я поняла, я не сержусь, меня многие за сумасшедшую принимают, но вот что я вам скажу, вы не сможете забыть нн её, ни меня.
- Это ещё почему?
- Покачену! – Девушка вскочила и торопливо пошла прочь, потом вернулась, взяла обувь и ведро. – Луша.
- Не понял.
- Вы спрашивали, как мен зовут. Меня зовут Луша.
Девушка печально улыбнулась и пошла прочь, и по мере того, как она удалялась, сердце начало сжимать, сначала едва приметно, а потом сильнее и сильнее. Загорелся фонарь, и в этом синеватом свете Луша вола в лужу, и словно уходя в глубину, стала погружаться. Я сидел в немом оцепенении и не мог шевельнуться. На середине лужи, она обернулась, покачала головой и скрылась под водою. И тут я вспомнил, последняя искра памяти мелькнула в гудящем мареве и наступающей темноте, я вспомнил свои последние слова, тогда, сказанные перед отъездом: «Я люблю, тебя лужа, только тебя, я обязательно вернусь, ты только дождись меня». Что-то плеснуло, раздался протяжный стон, и я упал замертво.

Н. Антонов
г. Москва
13 ноября 2015 г.