Странность убеждения

Символика метафизики


Странное сочетание, грязь и пустота, понятно, сделано в России,
при желании подобное сочетание можно посчитать первым вариантом странности. Допустим, такое желание есть, что дальше? Тогда признайтесь, сначала желание, потом сочетание, захотел, увидел. А если не захотел, борьба с желанием? как правило, это бесплодная борьба, только с выводом. Предпосылки? Менять, если хотите, отменять, упразднять, не обязательно.

1.
Короче, признавайтесь, сначала желание, потом сочетание, наконец, странность.
Признались, понятно, только самому себе, ведь вы один. Оглянитесь, совершенно один. В самом деле,  почему не оставить себя в пустоте? Оставить, остаться. Теперь можно забыть об этом желании, я о выборе странности. Точнее, или забыть, или пойти ему навстречу, но проще всего отправить его в глаз, пусть оба глаза смотрят как один глаз, заодно и смотрятся как один глаз. Очередной Циклоп, почти, поскольку его непременные овцы отсутствуют. Отправим в глаз, исходя из предположения, наверное, именно желание управляет глазом. Желание и Глаз, чуть иначе, желание в паре с глазом. Ничего странного, глаз следует за желанием, или даже так, потворствует желанию, и это все на что способен глаз. Пусть глаз будет ограничен желанием, так ведь оно и есть. Желание от этого, как известно из опыта, только выигрывает. Но, допустим, случилось нечто неожиданное, глаз отделился, живет отдельно от желания, сам по себе. Конечно, он может пойти навстречу желанию, выполнить что-либо ради желания, настолько широка его самостоятельность. И самодеятельность. Но если взять сам глаз, только глаз, и ничего более. Что-то он ведь делает, этот глаз, взятый сам по себе. Откуда такая уверенность? Есть общая предпосылка, всякое живое, если оно живое или пока живое, что-то делает. Вот и глаз, если он живет и пока живет, чем-то занят. Впрочем, пора согласиться, глаз действительно может жить сам по себе, еще до всякого желания, следовательно, без всякого желания. Что-то очень похожее на еще один вариант популярной дилеммы, что было раньше, известная птица или любимый продукт, даваемый этой птицей. Но ведь мы, кажется, договорились, самостоятельный глаз. Все равно, что яйцо, выбравшееся на свободу. Что ж, попробуйте представить себе яйцо, покатившееся подобно колобку, по ровной дорожке куда-то вдаль. Несколько иначе, яйцо, догадавшееся, что к нему тянутся руки и что лучше от этих рук куда-нибудь укатиться. Закатиться? И там затаиться. Вот там-то и достанут, нет, только катиться. Но оставим взбесившееся яйцо, пусть катится, конечный пункт известен, повернемся к счастливому глазу.

Снова сочетание, глаз, грязь и пустота, где твое место глаз.
Глаз видит, и что же он видит, то, что лезет в глаз, буквально бросается. Похоже на вызов. Кое-что надо признать заранее, без глаза грязь и пустота не сочетаются, но это к слову. Если кусок действительности пуст, что там можно увидеть, глаз скользит. Глаз, или взор, кому как привычнее, скользит, в одну сторону, потом в другую, то ли бесцельно, то ли бессмысленно. Как заяц, скачет из стороны в сторону. Понятно, реальный заяц этих глупостей не совершает. Глазу или взору, это в порядке личной инициативы, зацепиться не за что, ибо мир пуст. Откуда глазу или взору известно, что мир пуст. Ну, не мир, не весь мир, кусок мира, небольшой кусок мира. Глаз и кусок мира, глаз в паре с кусочком мира, через него в паре с миром, так, в порядке признательности. Но выиграет ли от этой признательности сам мир, сказать наверняка трудно. Достаточно сделать пустым лоскуток мира, чтобы оставить в пустоте весь мир, как просто дается это нелегкое действие. Крикнуть миру, ты пуст, а тот не шевелится, не слышит. Нам многое известно, нужно ли знать больше. Кусок этот можно выделить, если дать ему название, поместье, деревня, городок, уже перечень. Если лоскуток грязен, какая же это пустота, кому-то грязь нести, кому-то грязь месить. Сама по себе грязь не появляется, ее кто-то делает. Это не очередная странность, всего лишь продолжение исходной странности, делать грязь. Если допустить грязь вообще, существует такая грязь или нет, неизвестно. Но что такая грязь вообще есть, известно хорошо. Приходится делать вывод, именно так, эту грязь кто-то делает, или даже так, создает. Грязь как предмет творчества, ну, не будем замахиваться, хотя мастера найдутся. Вернее сказать, не переведутся. Вы можете делать что угодно, ходить по гостям, или по базару, или по участкам, ходить увлеченно, день за днем, по ночам? Возможно, но исключительно по производственной необходимости, прочее лучше не испытывать. Это и означает, заниматься производством грязи. И лишь попутно к основному занятию, мы идем в гости, заходим попутно на базар, иногда выходим из участка. Выносим грязь, слабое утешение, но и ведь человек слаб. Чуть иначе, готов к послаблению, по отношению к самому себе, спешит закрыть глаз, а то еще увидит, как разносит грязь. Оглохли, что там у вас, перо, я спрашиваю, что у вас капает с пера. Неужели не видите, странная слепота, не из тех ли, о которых говорят, куриная слепота.

2.
Что неизвестно глазу? И глаз спрашивает себя, когда только научился.
Откуда ему известно, что есть грязь, пустота. Это покажется странным, но устроить грязь, означает устроить определенный порядок. Почему же мы называем такое состояние беспорядком. Только потому, что подобное состояние не стоит нам ничего, подумаешь, натаскали, намесили, на деле обходится очень дорого. Оно возникает само собой, как непредвиденное следствие наших собственных действий. Что делает, вернее, переделывает глаз? Он избавляется от грязи, каким образом. Наверное, это общеизвестный, а потому и общедоступный способ. Глаз выделяет кусок мира, дает ему название, затем удаляет грязь за пределы этого именованного куска. Кажется, я идеализирую, на практике? Просто отделяет свою грязь от прочей грязи. Но вернемся к идеалу, удаление грязи состоялось, в глазу появляется что-то приятное, не стоит путать с желанием. Почему глаз это делает, то есть, почему удаляет грязь, потому что глаз уже выделен из всего прочего мира. По сути, он продолжает самого себя, до границ поименованного куска мира. В пределах этой части мира, глаз ощущает, может ли глаз ощущать? Скорее он видит себя расширенным, видит себя самого большим. Тогда, он видел, должен был видеть себя маленьким, у него появилось желание стать большим, не обязательно. Он сразу увидел себя большим, едва открылся. Он видел себя, ему оставалось увидеть мир, значит, этот мир есть, как должно быть радовался глаз. За ним? Конечно, за ним следует желание, глаз будит желание. Кто-то может возразить, желание не нуждается в побуждении, это желание толкает глаз, который устало, пялится в надоевший ему мир, пусть в окно, что меняется.
…
А если глаз толкает желание самого глаза?
Есть желание, оно знает только себя. И есть глаз, видящий только себя. Посмотрел на себя, очень внимательно посмотрел, увидел в себе желание, глубоко в себе. Ну, вызвал, возбудил, пусть так. Но с чего это он стал всматриваться в себя, побуждение, кому незнакомо. Но тогда верно и обратное, глаза желания, желание, обливаясь нетерпением, вдруг прозрело. Опять это вдруг! откуда оно берется. А как еще ввести момент перехода, перешагивания. Конечно, это город, кто бы спорил. На берегу моря, согласен. Да и вид у него чисто европейский. Верно, город, местами забывший свое степное происхождение, но Европой от него только пахнет. Видимо, желание не нуждается в глазах, или в особых глазах, оно нуждается только в самом себе. Желание поддерживает желание, цепь или цепочка? Глаз, может то, к чему не способно желание. Вот желание обращается к глазу, надо удовлетворить, ищи, гляди, да хоть цепляйся. И что слышится в ответ, становись в очередь.
Странное сочетание, грязи и пустоты, понятно, когда грань и пустота.
Глаз с одной стороны, на другой стороне его нет, это отсутствие на той стороне, за гранью, можно трактовать как пустоту. Единственный глаз, видящий одного себя, пустоту может заполнить только собой. Переходя грань, в пустоту, зачем? Пустота кишит другой жизнью, как бы еще перейти эту грань! несложно, если найти подходящую. Такая найдется. Примеры известны. Какой-нибудь простой пример можно взять за образец. Желающие, тоже найдутся. Так вот, переходя грань, как улицу в неположенном месте, это ведь тоже желание, можно убедиться, глаз не видит грани. Никакой грани нет, нога была там, теперь здесь, куда только смотрит глаз инспектора, возможно, это слепой глаз. На то и глаз, чтобы увидеть грань? Грань не обязательно видеть, ее можно ощутить, даже ощупать, похлопать. Глаз начинается там, где нужно видеть не только грань, но главное, видеть что там, за гранью. Какой же нужен для этого глаз. Каждый год, в ноябре, при наступлении известного дня, собирают местных гимназистов, и дружной колонной ведут в местный собор, на панихиду. Все так, вернее, почти все так, собирают гимназистов, но собирают их, действительно, в местном соборе. Разве гимназисты привозные, все как один, местные, сбоку шагают родители, бабушки, дедушки. Что же видит глаз? гимназистов вообще, память вообще, а пережить эту память вообще можно и в местном соборе. Говоря более точно, прикоснуться к этой памяти вообще можно в любом соборе, даже в местном. Надо только быть гимназистом, как таковым, не обязательно быть гимназистом из Одессы или из Казани. Но если бы в этот день в городе оказался гимназист, скажем, из Москвы или Твери, зашел бы он в собор? Конечно, как все, и отдал бы дань памяти. На деле, постарался бы увильнуть.
Условно говоря, гимназист местный, гимназист столичный.

Столь же условно, увильнул столичный гимназист,
с еще большим удовольствием это мог сделать местный гимназист. А что, безусловно? встретились два глаза. Если вдруг встретились два желания? Обнимитесь! Но зачем же обниматься глазам. Встретились, и разошлись, каждый глаз старательно смотрит, перед ними общее поле зрения, что там? Щели на стенах, клопы, плевки на полу, там же ползают дети. Чуть выше, на уровне столов, пустые бутылки, окурки, на уровне голов табачный дым. И конечно, рюмки, многим хватает одной, головы тут же на стол. А куда им падать, ведь не зря говорят, место работы. Следует диагноз, апатия, вырождение, А если кого-то хватает на десять рюмок, что меняется. Несправедливость во всех формах, разбить, сами самой исчезнут клопы? Один глаз видит пустоту старой жизни, другой полноту жизни новой.
Глаза видят грань между собой,
как перешагнуть, как бы им перешагнуть этот барьер. Из этой серой грязи, и куда? Один желает дать полноту старой жизни, другой внести пустоту в жизнь новую. Двинулись, неужели прямо в Европу, обрести гигиену, вспомнить площадь Марка, забыть прошлое.
…
Но ведь память – это основание, если взамен памяти положить чистый лист.
С чистого листа или от чистого истока. Глаз закрывается, желание тут же наверстывает потерянные очки. Глаз открывается, что он видит? Застойные лужи, отсутствующие мостовые, куцые окна над ними. А в этих окнах, поразительно как много заваривается чая на просторах России. Пустота жизни, вовсе нет, пустота старой интеллигенции. Так что подтверждает глаз? То, что в нем отражается, господство желания. Неужели глаз видит единственное! Удовлетворение желания еще до удовлетворения. И это единственное, что он способен увидеть?