Мир Зла здравствует, пока Система своевременно

Глава 100. Мир Зла здравствует, пока Система своевременно тормозит своих подданных.


1. Предательство наказуемо, но это такой важный инструмент бытия, что без него не обходится ни один сценарий.

Саша Дойлов (сослуживец) и бывший зэк (тоже сослуживец) собираются идти бить Ш. Собираюсь и я с ними: очень зол я на Ш.
Идем от моего старого дома. Входим в вестибюль клуба Ногина, где учится Ш. на академических курсах. Вдвоем они поднимаются по широким ступеням к дверям, вызывают Ш. Первым бьет зэк кулаком в лицо, затем Саша Дойлов, сидя на перилах, приподнимает его от пола, переворачивает и дважды ударяет головой об пол. Убьют же, думаю. Я наблюдаю за ними снизу, что-то удерживает меня от того, чтобы присоединиться к ним.
Выходит с курсов, которые готовят военных командиров, соратник Ш. Горбушкин и тоже бьет его. Оттуда же появляется и Кашников. Он начинает защищать Ш. Говорю, не защищай, он – шарамыжник, последняя скотина.
Возвращаемся домой. Идем мимо Первомайского рынка. Осенняя слякоть. Разбегаюсь и лечу в прыжке через слякоть метров на пятнадцать вперед. Горбушкин с нами идет. Спрашиваю у зэка (он организатор), почему в другом месте нельзя было поймать Ш.? Он отвечает, так положено: вызывать с курсов, там они в ремнях с бляхами, и бить бляхой. Вижу перепоясанный крест-накрест ремень на животе с бляхой посередине.
1996. О Шарапяне я выше говорил как о главном вредителе на участке «Лифтремонт», которым я руководил в Коврове. Он возглавил группу штрейкбрехеров, когда мы всем участком отделялись от вышестоящих. Он по характеру своему такой же, как Павел Г., предатель. Он возил представителя вышестоящих на своей машине по домам электромехаников уговаривать на предательство. А потом этих предателей всех до одного уволил со своего участка. Такой у него характер, что всех он с удовольствием предает. Такова вся наша старая система жизни, что один предатель сидит на другом и третьим подпирается. В глобальном масштабе президент Горбачев предал свой народ, положив его под США. Тут же, сговорившись, предали Горбачева Ельцин, Кравчук, Шушкевич, расторгнув союзный договор. Затем Ельцин предал соратников по борьбе с Горбачевым Руцкого и Хасбулатова, расстреляв парламент из танков. Берите власти столько, сколько сможете взять, говорил он местным руководителям. Он думал, что в политике получится так же, как в экономике, где на шарап все вначале хватали сколько смогут ухватить, искоса все-таки поглядывая на того, кто скомандовал «на шарап». В политике чеченцы, в сути своей не такие предатели, как Ельцин, взяли власти столько, чтобы предателям не подчиняться.
Предательство, как видим, старой системой планируется, но планируется оно строго в определенных рамках. Рамки эти, как правило, нарушаются, поскольку никто не знает, где эти рамки. Если в духовных семинариях каким-то канонам учат, то в гражданских институтах нигде никому не говорится, насколько, когда и где предательство уместно. Вроде бы, в высших школах, академиях (были в советские времена специальные высшие школы для политработников) должны всему обучать, но как обучать нормам в предательстве, если морально предательство однозначно отрицается?  О предательстве вообще никто нигде официальных разговоров не ведет, поскольку это явно плохое дело, но на деле предают все. Известной в девяностые стала фраза, когда все критиковали систему, что в Советском Союзе секса не было. Все знают, что секс был, но никто об этом вслух не говорил и ни в каких школах никого этому не обучали. Есть, как видим, такие вещи, которые точно есть, но говорить о них по тем или иным причинам не надо. По той простой причине, что нельзя научить литературному ремеслу, в Литинституте не учат специальности, поскольку специальность такая абстрактная, что конкретно сказать о ней ничего нельзя. Каждый сам должен найти в себе те тайные пружины, которые находят свое выражение в талантливых произведениях. И принимают в Литинститут только таких, кто уже сотворил что-то талантливое. Одного таланта для успеха мало: надо опять же самому узнать еще кое-какие обязательные для восхождения вещи. Обязательно надо определиться с ограничениями по правде, если хочешь добиться успеха. В советские времена надо было почувствовать грань дозволенной советской правды, чтобы тут же не оказаться в диссидентах. Откровенная правда прямо называлась антисоветчиной. Но называлась она так знающими людьми. Остальные плавали по просторам идеологических морей, не видя буйков, которые были очень глубоко под водой.
В видении нам прямо показывается, что такие предатели, как Шарапян, обучаются в самых высших небесных школах (подземных). Чему они там обучаются, неизвестно. Умению лавировать, например, между правдами своими неправдами Павла Г. на земле никто нигде конкретно не обучал. Не обучал конкретно, но обучал абстрактно. Абстрактно обо всех этих вещах говорится на эзоповском языке. Где говорится, кем говорится, на земле тоже неизвестно, но – подразумевается, что академически образованный человек должен всё это знать и держаться в пределах допустимого. В случае нарушения пределов тут же должно последовать наказание. Исполнители наказания специально готовятся (на небе). Наказывали нарушителей так, что чуть не до смерти. Клеймили Зощенко на разных собраниях, казалось бы, все, кому не лень, но среди них были такие, одни из которых били очень метко и больно, как бляхами по лицу, вторые били почти как насмерть головой об пол. На бедного всеми избитого и почти убитого нарушителя набрасывались даже те, кого самих бить надо было. Действительно, многие, только что клеймившие нарушителя, вскоре сами оказывались на их месте. Находились и такие, кто защищал нарушителей, мол, нельзя же так творческого работника, у него же душа нежная, как говорила нам Эллис о Павле Г.
Однако все эти спектакли с избиением диссидентов, как видим, свыше планировались. Планировались потому, что система, вся состоящая из предателей и лжецов, не может жить без лжи. А ложь такая штука, что входящему в раж обязательно хочется прихвастнуть. И тогда понесет хвастуна так, что не остановить. Пример тому Мюнхгаузен, который тоже всем обществом вначале призывается к порядку, а потом публично наказывается. Эйфория лжеца охватывает, опять же не без ведома Высших, в руках которых все средства воздействия сосредоточены.
Клуб Ногина в нашем городе  был когда-то единственным клубом на весь город. Люди здесь давились в кассах за билетами на «Тарзана». Потом в новой части города построили много других Дворцов Культуры. Туда переместилась вся культура города. Фабрика, его построившая, в девяностые почти закрылась. Клуб Ногина быстро обветшал. Некоторые стали говорить мне, что омертвелостью там пахнет. Действительно, стоило мне представить себя в этом клубе, как  становилось тошно от мертвечины, которая пронизывает всё здание  как снаружи, так и (еще более) внутри.
Наш клуб Ногина это образ старого мира со всеми его институтами и академиями, чему пришел свой закономерный конец и с чем пришла пора расстаться.