Давыдов брод - место гиблое. За ним давно ходила слава, что народец всякий здесь пропадает часто, скотина мрет ни с того, ни с сего, а бабы на хуторе сплошь черные ведьмы и давно знаются с нечистой силою. Правда то или врут люди одному Богу известно или Черту, если хотите.
На краю хутора в лощине когда то жила панночка, из тех, что описывал незабвенный Николай Васильевич. Откуда она взялась здесь никто толком не знает. Только молва ходила, что дочка она местного пана Давыда Хрусталева - Козельского, полковника казачьей сотни запорожского воинства, жалованного за свои ратные подвиги этими землями самой матушкой императрицей Екатериной Великой.
Сказывают, привез он женщину - красавицу не славянских кровей из похода победного в коем участвовал под предводительством славного графа Орлова - Чесменского. Любил он ее, сказывают, больше жизни, женился на ней, дворец для нее построил, как она пожелала, людишек пригнал; крепостных и беглых. Оборонное войско держал в пятьдесят сабель.
Земли тут благодатные. Палку воткни и растет. Полить тоже есть чем. Речка Ингулец, что в седой Днепр впадает. Здесь она быстрая, с омутами, по порогам скальным течет и в этом месте брод имеет.
Уйдя в отставку из армии по концу победоносной войны под предводительством светлейшего князя Потемкина - Таврического, ясновельможный пан оселился на дарованных ему землях и развернулся на них с великим усердием и небывалым размахом.
За века речка вымыла в земле широкую пологую балку, аж до скальных пород, поросшую в изобилии разнообразными лиственными деревьями и кустарником. Природных материалов для строительства тут хватало: от песка и глины до древесины, ракушечника и дикого камня. Много всякого везли из Крыма и других мест.
На повороте реки, у плеса возвели хозяйский дворец из камня, больше похожий на средневековый европейский замок с башенками, неприступными стенами и переходами виде мостов от дома до обрывистого берега, да так чтоб, если речка разольется, не затопило и не снесло дом.
Мрачновато конечно выглядел и может даже устрашающе, но получился достаточно теплым и удобным.
Рядом с домом расположили хозяйственные постройки, заведя под них высокие платформы, чтобы избежать подтопления запасов. Здесь же, на территории усадьбы, на пологом косогоре построили теплые саманные хаты для дворовых и приближенных людей. Легко доступную территорию усадьбы обнесли высоким забором из дикого камня с площадками для постовых и светильников.
Рядом, ниже по течению разрасталось село. Крестьяне, жившие по началу в землянках обзаводились миловидными не большими саманными хатками крытыми очеретом. Через это место пролегала старая чумацкая дорога по которой издавна волами возили соль. В общем место оказалось бойким. Процветал колоритный рынок. Люду тут всякого проезжало и проходило много.
Панна жила в усадьбе тихо и скромно, ни во что не вмешивалась и никак себя не проявляла, людей избегала и кроме близкой прислуги ее никто не видел.
Жизнь постепенно набирала краски. Люди обживались на новом месте, которое их стараниями приобретало цветущий вид. У переселенцев, как водится начали рождаться дети и население помолодело и значительно выросло. К этому времени завершили строительство хозяйского дома и дворовых построек. По велению хозяйки в стороне от усадьбы, выше по течению реки в глубине дубовой рощи начали возводить что-то похожее на огромный сарай из дикого камня со шпилями и крылатыми демонами на углах, с бойницами вместо окон, со странными фигурками в нишах и надписями вырубленными в камне на непонятном, но очень древнем языке.
Строили долго и тщательно. Мастеров нанимали со стороны. Они появлялись, делали определенную часть работ и потом исчезали. Что вызывало всякие кривотолки и пересуды. Тем более, что все работы велись под бдительным оком хозяйки поместья и только ее приближенных людей. Даже ясновельможный пан не догадывался о многом.
Как только достроили это сооружение, панна оживилась, начала появляться на людях вся в черном с головы до ног, пугая своим обликом не только местное население, но и проезжающих по шляху людей. Поползли слухи, что по ночам в новом капище происходят оргии и всякая чертовщина. Многие слышали в сумерках леденящий душу вой и за полночь душераздирающие крики людей. А в полнолуние, уверяли и даже божились, что видели хозяйку летящую по небу верхом на огромном звере с крыльями. Правда, издалека не понятно - то ли лев, то ли орел, а кто близко видел, то тех и в живых уже нету.
Местный священник отец Григорий пытался увещевать пана полковника, но тот отмахивался, мол врут люди и жертвовал приличных денег на содержание прихода и строительство церкви.
Место для храма выбирали всей общиной. На крутом краю балки, где много известкового камня, на самом видном месте вкопали святой крест, освятили его и начали строить церковь из белого камня с одним куполом и колокольней. Построили быстро, что называется - на одном дыхании. На открытии собралось много народа. Съехались со всего уезда, прибыли на освящение храма и церковные чины из Херсона и даже из самого Киева. Присутствовал на открытии и хозяин поместья Давыд Павлович Хрусталев - Козельский, но пробыл не долго, пожертвовал денег на приход, сказался больным и ушел. По правде сказать, выглядел он не важно. Казался сильно уставшим, осунувшимся и бледным. Словом - без блеска в глазах. Глядя на него, народ шептался. Кто-то его искренне жалел, а кто и злорадствовал. Но все сходились в одном, что баба его - ведьма и скоро выпьет из него все жизненные силы без остатка. На том и порешили.
Это событие происходило в конце сентября месяца теплым солнечным днем. Ничто не предвещало трагедии. Но как только началась праздничная служба, небо вдруг затянуло черными тучами. Разразилась страшная буря с громом и молниями, разрывавшими небо то тут, то там. Народ в испуге набился в церковь и неистово молился. Нежданно, сильнейший раскат грома потряс строение. Затем, ярчайшая молния попала в медный крест над куполом, расплавила его начисто и , прошив медную крышу, подожгла деревянный свод. Пожар быстро охватил церковь. Народ в панике прорывался наружу, топча в давке друг друга.
Ослепительные молнии, сопровождаемые невыносимым грохотом били точно в церковь, одна за другой, образовывая вокруг нее страшный огненный вихрь из дров, камней и кусков крыши. Этот смерч по спирали неумолимо разрушал здание до основания на глазах у всех. Сделав свою черную работу, буря в одночасье стихла, как будь-то ничего такого и не происходило. Люди какое то время не могли придти в себя от пережитого, стоя на коленях долго и усердно молились. Потом, молча разошлись по домам, унося на себе затоптанных и пострадавших.
Это скорбное место назвали Белая горка, за ним образовался погост, где стали хоронить умерших и убиенных. Разрушенную церковь обходили стороной крестясь при этом - трижды с поклоном. О повторном возведении поверженного храма никто не помышлял. Все ходили в собор, что был выстроен на землях господ Орловых за три версты от брода, по дороге.
А по весне прошел слух, что панна понесла. Давыд Павлович приободрился, повеселел и стал заниматься хозяйством с особым рвением, да и здоровье его, судя по всему, пошло на поправку. В тот год, когда панне приспичило рожать, зима была лютая. Морозы, как прихватили с осени, так и не отпускали. Снегами замело в человеческий рост.
Ребенка ожидали к началу нового года, но что-то пошло не так. Хозяйка перехаживала и мучилась, таская огромное брюхо. Местная повитуха бабка Евдоха торочила пану, что у жены двойня и не разродится она сама собой - помрет сердешная. Ясновельможный пан огорчился и приказал доставить доктора из самого Херсона. Через пять дней, загнав лошадей до смерти, управляющий привез доктора - немца.
Фридрих Фальцвейн был очень хороший доктор с большим опытом военной медицины и современным опытом успешного родовспоможения. Так что можно сказать, жена полковника оказалась в хороших руках и домашние наконец то вздохнули с облегчением.
После тщательного обследования доктор подтвердил догадку повитухи о двойне. Потом, выпив рюмку горилки и закусив, высказал опасение, что младенцы не равновеликие и один из них пытается уничтожить другого прямо в утробе. Поэтому, он уверен, что надо вскрывать чрево, иначе гибель всех троих неизбежна.
Полковник понимал, что доктор прав, но никак не решался дать на это согласие.
К вечеру третьего дня, от прибытия доктора, панне совсем стало плохо. Она орала таким диким криком, что весь дом содрогался от ее корчий и мучений. Медлить было нельзя и Давыд Павлович согласился.
В одной из хорошо протопленных комнат соорудили родильную. Доктор тщательно подготовил инструменты и все, что полагалось в таком случае. Мужики из дворовых принесли из спальни и уложили на большой стол почти бездыханное тело панны. За ними вошли четыре дюжие тетки из приближенных хозяйки в качестве повитух и помощниц.
Лишние покинули помещение и действо началось. Доктор попытался высвободить место для меньшего ребенка отталкивая от выхода из утробы матери более крупного, застрявшего поперек и перекрывшего его. Но поскольку околоплодный пузырь лопнул и воды отошли, то его старания оказались тщетны.
Роженица ничем не помогала. Лежала без движений и казалась мертвой. Жизнь, похоже, утекала из нее с каждой минутой. Доктор принял решение вскрывать чрево. Привычным движением он сделал продольный разрез нижней части живота от пупка и оцепенел. Из брюха вывалилось или точнее вырвалось какое то жутковатое создание и взвыло не человеческим голосом. Все, кто был там отпрянули назад и послышалось разноголосое - Свят, свят, свят! Господи, спаси и помилуй!
Зверушка, по другому его не назовешь, имело обезображенное, покрытое темными густыми волосами человеческое тельце с песьей головой и длинным, на пол ноги хвостом. Ступни удлиненных саблевидных ног смотрели пальцами назад. Длинные тощие руки беспорядочно болтались в воздухе. Это живое существо вело себя, как рыба выброшенная на сушу. Оно задыхалось! Еще пару судорожных движений и оно повисло на краю стола в петле из собственной пуповины. От веса и судорожных движений пуповина не оборвалась, а перетянула горло окончательно. Выкатившиеся из орбит глаза смотрели на доктора умоляюще. Но тот не шелохнулся, только тупо смотрел на происходящее. Существо дернулось, захрипело жалобным стоном и обвисло, вывалив посиневший язык.
- Мой Бог! Наконец то оно подохло! - пронзила доктора мысль.
В гробовой тишине, что-то рухнуло на пол трижды. Это три повитухи свалились замертво. Две - от разрыва сердца, а одна - в обморок со смертельным ударом виском об угол камина. В этот момент брюхо роженицы несколько раз дернулось, вызвав обильный пролив жидкости на пол и на ноги доктору. Сей факт вывел эскулапа из оцепенения. Он резко встрепенулся, уронив при этом нож, который пригвоздил его правую ступню к дубовому полу. Теперь глаза доктора вылезли из орбит. И он разразился таким благим матом, что казалось весь дом содрогнулся от этого визга! Грузный доктор упал на бок, при этом сломав нож, стал кататься по полу, ругаясь по-немецки и заливая кровью все и вся вокруг. В это время, единственная из четырех, устоявшая на ногах повитуха со странным блеском в черных, как смоль глазах подошла к хозяйке и, запустив руку в разрез, достала из чрева второго младенца. Это была девочка! По виду - нормальный, живой ребенок. Повитуха тут же ее обмыла, обтерла и перепеленала. А когда поднесла ребенка к матери, панна удивительным образом очнулась, ухватила повитуху за плечо, притянув к себе вместе с ребенком, поцеловала девочку в сморщенный лобик, что-то прошептала повитухе на ухо. Затем оттолкнула их от себя и отошла в мир иной, извиваясь в предсмертной агонии. Все, кто находился в этой комнате под впечатлением от происходящего, казалось, не замечали, что мощные дубовые двери сотрясаются от ударов.
Дворовые во главе с полковником, услышав странные звуки и душераздирающие крики, попытались войти в помещение, но им это не удалось. Дверь непонятным образом была заперта. Хозяин приказал ломать ее, но все усилия были тщетны. Массивная окованная дверь была неприступна. Отчаявшийся полковник отдал приказ рубить дверь топором, но в этот момент она с грохотом распахнулась сама собой, погасив свечи и выпуская наружу мятежный дух почившей панны.
Полковник медленно вошел внутрь и молча окинул сумрачную комнату тяжелым взглядом. Повитуха, уложив девочку в колыбельку, тщательно покрывала хозяйку саваном, оставляя открытым только лицо, освещаемое единственной, не погасшей свечей у ее изголовья. Доктор мыча ползал у полковника под ногами, зажимая рану рукой. Полковник повернулся к дворовым и повелел убрать из комнаты доктора и погибших повитух. Затем, приказал прикрыть двери и не беспокоить его до утра, а еще - держать язык за зубами, а не то - голова с плеч! Дворовые быстро выполнили приказ, крестясь и читая про себя молитву " Отче наш", тихо удалились и прикрыли за собой дверь.
Давыд Павлович подошел к краю стола, за которым еще висело мертвое существо прикрытое саваном. Он откинул край ткани, посмотрел на существо и приказал повитухе прибрать младенца, обмыть и облагообразить к похоронам. Затем вынул из-за пояса тесак и рубанул пуповину, а повитуха ловко подхватила мертвую зверушку и поспешила выполнять поручение.
Полковник, тяжело вздохнув посмотрел на жену. Подошел ближе к ее лицу и положил руку на лоб. Его ладонь ощутила ледяной холод безмолвия. Он инстинктивно отдернул руку.
- Что же ты наделала?! - мелькнула мысль в его голове, но он так и не решился повторить ее вслух, только грузно присел на подставленный повитухой стул у изголовья мертвого тела, уткнулся лицом в безжизненное плечо возлюбленной жены своей и разрыдался с воем, как раненный волк над убитой подругой.
Очнулся полковник на рассвете от того, что кто-то улюлюкал и издавал веселые непонятные звуки. За окнами серело и робкий утренний свет пытался пробиться в темную комнату.
- Кто здесь!? - грозно спросил Давыд Павлович, пытаясь осмыслить происходящее. Он не мог понять, где он и что с ним происходит. Что реально, а что нет. Повитуха, бессменно находящаяся подле него, поднесла ему завернутого в белую чистую ткань младенца.
- Это что? - хотел спросить полковник.
- Дочка ваша, ясновельможный! - опередила его повитуха.
Сердце его зашлось невыносимой болью от осознания невосполнимой утраты и ощущения безудержного счастья, что он отец этой крохи. Он взял дочку на руки и поцеловал эту родную ему девочку в лобик, щекоча ее усами, да так, что та даже чихнула, но плакать не стала, а как показалось ему, радостно улыбалась.
Полковник бросил последний взгляд на жену. Ему показалось, что ее лицо сияет каким то теплым светом умиротворения и спокойствия. От этого ему стало легче на душе и полковник, утирая рукавом слезы радости и горя одновременно, вышел из комнаты. По дороге в свои покои он бережно прижимал к груди малышку, хвастаясь всем, кого встречал на пути - Ах какая же у него славная дочка!
К обеду следующего дня изувеченного доктора отпустили восвояси. Отправляясь, он охал, причитал и ругался по-немецки. При этом ел сало с чесноком, запивая перцовкой прямо из четверти, но в целом остался доволен приличным вознаграждением. Только через год до этих мест докатилась молва, что он помер лютой смертью. Сказывали - спился и с белой горячки повесился. Хотя, к слову сказать, старший писарь Мерило из орловских, что служил при его сиятельстве, божился, что он - Мерило собственноручно переписывал документ в коем сказано, как доктор Фальцвейн был найден в своем доме убиенным при загадочных обстоятельствах, а именно: - способом удушения его на собственной кишке, извлеченной убийцей из распоротого брюха его и зацепленной не на потолке, а за угол письменного стола.
Думается, писарь конечно врет, потому, как плут и горький пьяница. А с похмелья, как водится, и не такое в голову зайдет.
По воле начали подготовку к погребению усопших. Местный священник на отпевание и погребение на церковном погосте согласия не дал. Как известно, шило в мешке не утаишь. Обязательно вылезет!
Слухи о страшной ночи поползли сразу же после родов и кончины панны. К тому же, она православие так и не приняла и с паном в церкви не венчалась. Народ шептался повсеместно и проявлял недовольство. И слухи поползли дальше по округе, не смотря на принятые полковником строгие меры. Как только в этих местах что-то связывают с бесовщиной, жди бунта! Да еще ко всему, священник упорно подогревал настроения. Поэтому, Давыд Павлович не стал угрожать и настаивать на соблюдении традиций, а избрал завещанный покойной женой путь, тем более, что она оставила четкие распоряжения на сей счет.
Солнечным морозным днем, как раз на полную луну, пан приказал соорудить в центре сельского майдана большой дровяной помост и облить его обильно лампадным маслом. Весь народ поселения собрался вокруг, наблюдая за происходящим. Мятежный священник суетился в толпе зевак, придавая анафеме суть происходящее и людей сие производивших. К концу работ погода испортилась. Небо заволокло темными снежными тучами. От яркого зимнего солнца не осталось и следа.
Вскоре из ворот усадьбы вышел пан полковник разодетый скорбно, при оружии, без папахи, но с тулупом на плечах. За ним шли казаки из его сотни вооруженные до зубов, а за ними дворовые мужики несли три гроба в богатом убранстве. А далее, вся челядь высыпала на подворье. Казаки, обгоняя пана оттеснили пришлых людей от помоста. Дворовые выставили гробы на приготовленные места и раздули факелы.
Полковник тяжелой поступью взошел на помост, грозно оглядел собравшихся, отыскивая кого-то в толпе взглядом. Увидев священника, он еще раз предложил ему отчитать покойных, но поп в ответ разразился очередной анафемой. Тогда полковник встал на колени, вскинул руки к небу и попросил у Бога прощения за все грехи - свои и чужие, за сим трижды с поклоном перекрестился. Солнце, закрытое снежной тучей, показалось на мгновение, лучом осветило полковника и опять скрылось в туче. Народ возроптал и начал креститься, читая молитвы. Давыд Павлович встал с колен, оглядел притихших людей и сошел с постамента. Молча отряхнул колени от снега и пошел к дому, махнув казакам рукой. Те взяли горящие факелы и дружно со всех сторон подожгли дрова. Помост мгновенно вспыхнул и разгорелся в огромный костер. Священник бегал вокруг и визжал, захлебываясь в проклятиях бесовского действа. Жар усиливался и зрители начали отходить поодаль. Один поп метался вокруг и никак не унимался. Вдруг костер вобрал в себя пламя, обнажив обгоревшие остатки гробов с человеческой плотью и неожиданно взорвался, да так, что накрыл священника с головы до ног. Тот вспыхнул, как факел и побежал на толпу. Народ отпрянул и подался назад, топча друг друга в кровавом месиве. Много страдальцев осталось лежать на снегу в тот злополучный день. Однако, к ночи того же дня,когда приготовления к погребению панны и ее дитяти были завершены, ясновельможный пан объявил всем, что желает оказать помощь семьям погибших и пострадавшим, что незамедлительно было исполнено дворовыми людьми. Народ помощь принял и угомонился. Таким образом избавившись от назойливого внимания, полковник приказал до сумерек расчистить дорогу от господского дома до странного строения в дубовой роще.
В полночь, при свете факелов и в сопровождении служивых людей скорбная процессия двинулась вдоль реки по дороге к дубовой роще. Зрелище, конечно было жутковатое. Впереди шествовал любимый пес покойной хозяйки. Огромный, как для местных собак, кобель неизвестной породы с короткой, но густой шерстью черно-белой масти, закованный в доспехи с острыми шипами и устрашающей маской на огромной клыкастой морде. За ним, задыхаясь от морозного воздуха, а может и от тяжелой ноши восемь душ мужиков несли богато убранный гроб с покойной панной. За ними волочился прихрамывая управляющий поместьем Сидор Плахотный, неся под рукой гробик с невинно убиенной зверушкой внутри. Всю эту процессию замыкал пан полковник со свитою. Все шли молча, думая - каждый о своем, иногда вздрагивали останавливаясь, когда бронированный пес жутко взвывал или грозно лаял куда-то вдаль.
Впереди, по расчищенной от снега дороге меж черных стволов вековых дубов виднелись две зыбкие точки света. Собака напряглась, взвыла и бросилась вперед по дороге. Идущие инстинктивно ускорили шаг. Вскоре, за поворотом дороги между деревьями появилось каменное строение с огромной кованной двустворчатой дверью с торца и было похоже на конюшню для лошадей великанов. С обеих сторон двери на стенах в специальных нишах горело по три факела. Эти светильники напоминали глаза какого-то мифического животного. Упершись в закрытую дверь, процессия вынуждено остановилась. Пес сел у створа двери и затянул свою жалобную песню. Ему вторили дикие волки, где-то рядом за деревьями. От этих звуков внутриутробный страх овладел душами людей. Все в ужасе оцепенели. В конце своей песни пес взвыл на очень высокой ноте и смолк. Потом встал и отошел от двери, дважды взвизгнул и насторожился. Дверь гулко скрипнула и распахнулась сама собой наружу, выпустив затхлый теплый воздух. Внутри было темно и тихо. Пес первым вошел во внутрь. На стенах по ходу движения с обеих сторон, зажигаемые невидимой рукой начали вспыхивать огни, освещая путь от одного конца здания к другому. Теперь стало видно внутреннее убранство помещения. Ощущение было такое, что этому сооружению бессчетное количество лет. Оно выглядело древнее самой жизни, хотя было построено совсем недавно. Вдоль стен, слева и справа стояли огромные, почти до потолка, стражи с человеческими телами и песьими головами, крепко сжимавшие странное оружие в дюжих руках. Из чего они были сделаны понять было не возможно, но выглядели они, как живые. В конце здания, у противоположного торца был сооружен жертвенник из дикого камня увенчанный гладкой гранитной плитой, расписанной какими-то знаками. А над ней возвышалась статуя огромного невиданного доселе животного с головой и передней половиной тела льва с крыльями и второй половиной от хищной птицы. Животное застыло в прыжке с распростертыми крыльями и оскаленной пастью. Его глаза горели красным огнем, клыки переливались и играли белым мигающим светом.
Пес взобрался по ступеням и сел на приступок возле статуи монстра. Рубиновый свет от глаз зверя переместился из центра жертвенного камня лучами на голову пса. Тот мгновенно окаменел и стал походить на все, что здесь находилось. Никто не мог сдвинуться с места, даже полковник. Гроб сам собой воспарил над людьми, соскользнув с плеч его несущих и двинулся по воздуху в направлении жертвенника. Приблизившись к нему, остановился и завис на месте. В средней части жертвенника открылись две плиты и гроб вплыл в темное отверстие. Затем, зашевелился гробик со зверушкой. Оцепеневший управляющий никак не мог от него оторваться. Неведомая сила потащила и его вместе с гробиком во внутрь. Он вопил, умолял о помощи, но никто не смог даже двинуться с места. Так и дотащился бедняга до отверстия вместе с гробиком и завис там, как рыба на крючке. Свет от глаз зверя в этот раз переместился из центра жертвенника на голову бедняги и тот начал обтекать на пол бесформенной жижей. Гробик, освободившись от человека, вошел в отверстие и плиты за ним сомкнулись, щелкнув дважды. На какое-то время все стихло и замерло.Только одному полковнику это виделось, как появилась и сошла с плиты жертвенника его усопшая жена, ведя за ручку маленького мальчика с песьей головой, как у тех статуй, что стояли стражами вдоль стен. Она подошла к нему вплотную и попросила беречь любимую дочь. На прощание поцеловала его в лоб, глаза и губы. Странно, хоть он и не мог пошевелиться, но почувствовал любимый запах ее тела и тепло исходящее от нее. Улыбнувшись, она развернулась и пошла с сыном обратно. Свет в помещении начал гаснуть прямо за ней по мере того, как она продвигалась внутрь. Когда панна дошла до жертвенника, дверь грозно скрипнула и с грохотом затворилась. Через минуту светильники в виде глаз на стене начали меркнуть и погасли. Повеяло леденящим холодом. Люди еще находились в оцепенении и не двигались. Вокруг них собирались голодные хищники этих мест - волки. Их было очень много! Они метались черными тенями на белом снегу туда сюда. Огоньки их глаз и жуткий вой всегда вызывали у людей удушающий страх. Один из них кинулся на десятника Оберегу и не смотря на подставленный факел, сбил его с ног и впился ему в горло. В пылу борьбы они выкатились под ноги полковнику. Очевидно от удара в левую ногу, Давыд Павлович очнулся от своих тайных видений и сокровенных мыслей, лихо выхватил саблю из ножен и отсек головы обоим противникам одним ударом. Вытерев кровавое лезвие о шерсть мертвого зверя, скомандовал грому подобным голосом:
- Поджигайте курай! Что встали, христопродавцы!? Кидай порох на масло и поджигай акациевые ветки!
Все тут же засуетились и начали поджигать горючие валы, еще днем тщательно приготовленные, согласно приказа по краям дороги от дома до строения.
- Оберегу, царство ему небесное, киньте в огонь вместе с волком, а головы на осиновые колы, чтоб оборотней не плодить! Спаси и сохрани, Господи! И поспешайте, а то не ровен час, сожрут нас черти лохматые!
Затем, люди встали вдоль дороги так, чтобы можно было защититься со всех сторон и начали отступать к дому. Когда загорелись полосы курая и дров вдоль дороги волки перестали нападать, скорбно завыли и ушли восвояси. Люди мало помалу начали успокаиваться и до ворот усадьбы дошли быстро и без потерь.
Поднявшись на площадку перед входом в дом, Давыд Павлович задержался, раскурил люльку, пыхнув большим клубом ароматного дыма, посмотрел долгим полным тоскою взглядом в сторону дубовой рощи и произнес вслух:
- Да ты и впрямь ведьма, моя разлюбезная Пандора! Эк-ко, придумала! Мн-да! Ну, что же, Бог тебе судья, моя дорогая! А за дочку, любимую сердцу, тебе спасибо! Порадовала! Почивай себе с миром!
Затем, он огляделся по сторонам, испугавшись чужих ушей рядом, убедился, что никто его не слышал, вздохнул тяжко и затянулся табачным дымом. Да так, что слезы брызнули из глаз, медленно выпустил дым носом, выбил из люльки остаток табаку, крякнул, многозначительно высморкался и обтирая рукавом обильные слезы, вошел в дом.
Сбросив шубу на пол прихожей, полковник поднялся по тускло освещенным коридорам и скрипящим каскадам лестниц к себе. Здесь теплилась жизнь. Билось сердце этого огромного пустого дома.
Сразу же, после родов жены он распорядился в самой теплой и светлой комнате своих покоев оборудовать детскую. Туда и поселили маленькую принцессу его души. К ней круглосуточно была приставлена та самая повитуха Соломия, что помогала принимать роды у панны. По стечению непонятных обстоятельств она одна, из всех присутствовавших при родах в ту ночь, выжила. Похоже потому, как была отмечена особым вниманием за усердие почившей в муках хозяйкой. Из подневольных крестьянок выбрали самую здоровую и молочную. Ею стала тайная возлюбленная сгоревшего священника молодуха Одарка, накануне злополучной ночи родившая от него байстрюка. Молока у этой молодицы было много. В избытке хватало для обоих младенцев. Кормилицу перевели в прислуги и поселили в одной из комнат, неподалеку от детской, вместе с сыном. Соломия - деспот в юбке, ходила за всеми домочадцами и надзирала, как коршун. Не дай Бог, чтобы с панночкой что-то случилось! Доставалось даже самому ясновельможному пану, когда тот пугал ребенка своим грому подобным голосом или пыхал табачным дымом из видавшей виды казацкой люльки. Давыд Павлович даже шутил по этому поводу, когда встречался со своими боевыми товарищами за чаркою доброй горилки.
- Эта... Баба, Бог дай ей соли на хвост - провозглашал он, поднимая чарку - Скоро нас всех... на тот свет загонит! Ведьма треклятая!- при этом с испугом озирался, икал и многозначительно добавлял - Но, дай Бог ей здоровья за то, что ходит за дочкой моей, как за своей родной!- после чего выпивал смачно и закусывал соленым огурчиком прямо из бочонка, что стоял рядом на лаве. А все честное панство заливалось смехом, аж до слез, отпуская сальные шутки по поводу всех баб на свете и особенно тех, что знаются с нечистой силою.
К Пасхе решили омыть святой водой и окрестить девочку, наречь именем и вписать факт ее рождения в церковную книгу. До самых крестин ее кроме, как панночкой никто не называл, а полковник, улюлюкая с ней, звал ее ласково Гуличкой. Решено было окрестить ребенка в храме у господ Орловых. Поскольку в поселении своего священнослужителя по известным причинам пока не было. Прошение, правда отправили в Херсонскую епархию, но пока нужного человека в Хрусталевский приход не прислали. О чем и договорились с тамошним отцом - настоятелем. Отец Ферапонт был человеком рассудительным и добрым и прослыл в народе благо-дающим и лечащим души словом Божьим. К тому же хорошо ладил с семейством Орловых и от этого имел хорошие преференции.
Назначенный день выдался теплым, но слякотным. Потому ехали медленно и осторожно, дабы не стащило брику с дороги под откос и чего доброго, не перевернуло. К обедне наконец-то прибыли на место. Отец Ферапонт встретил их у ворот. За ними возвышался просторный пятиглавый собор возведенный в честь Богородицы и сына ее Исуса Христа по велению и на средства хозяев здешних мест господ Орловых, с отдельно стоящей звонницей и часовенкой по сторонам. Видно было, что строительство не окончено, судя по заложенным фундаментам новых зданий и строений. Угадывалось, что строительство с прицелом на основание монастыря. Обедня еще не началась и пришлого народу в храме было не много. Не большая процессия во главе с полковником крестясь с поклоном вошла за священником в храм. С правой стороны возле иконы Божьей Матери стояла бронзовая купель отделанная золотым и серебряным орнаментом на евангельскую тематику. В нее уже была налита теплая освященная вода, дополнительно подогреваемая конфоркой с лампадным маслом установленной, как в самоваре, внизу купели.
Следует отметить, что благодушный полковник распорядился окрестить вместе с дочкой и байстрюка ее кормилицы, имея планы из милосердия и благородства усыновить мальца, тем самым искупить грехи свои и чужие. Все встали плотным полукольцом вокруг купели и священник, замкнувший круг со стороны иконы Богородицы начал таинство. Когда пришло время окунать младенцев в купель, девочку раскрыли и обнаженной передали в руки священника для совершения обряда. Тот с благостным выражением лица принял ребенка и привычным движением рук окунул панночку в воду с головой. Потом, также быстро, проговаривая молитву, вынул девочку из купели. Она вся светилась странным голубоватым светом, а личико ее мило улыбалось. К удивлению пастыря и всех присутствующих, ребенок вышел из воды совершенно сухим. На лице священника появилась гримаса замешательства и он попытался сунуть девочку в купель еще раз. Но проворная повитуха успела вовремя выхватить ребенка у него из рук. Инцидент может и обратил бы на себя внимание, но в этот момент вода в купели забурлила и выплеснулась наружу через край, забрызгав ноги окружающих. И все на себе почувствовали, что в купели был кипяток. Это всех напрягло, но поскольку девочка не пострадала, а была весела и здорова, то инцидент замяли. Девочку нарекли Екатериной и дали нательный серебряный крестик. По ходу воду пришлось налить снова и действо продолжили с мальчонкой кормилицы. И вот, когда священник со словами - Нарекаю тебя, раб Божий, именем Стефаний - окунул мальчика в купель. Вода мгновенно замутилась и почернела. А когда он вынул ребенка из воды, все узрели в нем существо с песьей головой. Священник в шоке рухнул в обморок, а все та же повитуха молниеносно забрала завывающего ребенка на руки, отерла насухо и запеленала. И тут конечно же разразился скандал, после того, как священник пришел в себя. На шум сбежалась вся церковная братия и во главе с ним тщательно осмотрели обоих детей, которые от всех прочих ничем примечательным не отличались. В ходе дознания пришли к выводу, что на фоне поста ослабленному организму, хоть и истинно верующему и не такое может показаться. На том порешив, одарили всех крестным знамением и Божьим благо-славлением, окропили святой водой и отпустили с миром восвояси.
Домой ехали молча, каждый со своими мыслями, но это не смогло омрачить праздничного настроения. И полковник распорядился устроить для всех гулянку в честь крестин. Гулянка, как водится длилась до последнего стоящего на ногах и закончилась дружескими потасовками. После чего служивые казаки быстро навели порядок и разнесли подгулявших по домам, а особо буйных баламутов посадили в холодную для приведения в человеческое состояние.
С этого момента в усадьбе началась обыденная размеренная сельская жизнь. Полковник занялся расширением и совершенствованием хозяйства, выращиванием детей и их всесторонним воспитанием. О новой женитьбе он не помышлял, хотя претендентки были, но далее приятельских отношений дело не шло. Очевидно однолюб по своей природе, полковник никак не мог забыть свою единственную любовь. А может и другое что... Кто его знает?
Через пару месяцем от крестин из епархии прислали нового священника отца Пантелеймона. Деятельный оказался человек и набожный вроде, но какой то скользкий и неприятный в общении. Видно было, хоть и Божий человек, но не тем дышит. Народ, правда по началу в него поверил и взялся ему помогать в начинаниях. К примеру, возвести новую церковь на Белой горке. В результате - строительство затягивалось или срывалось, а в конце концов недостроенный храм опять сгорел. Может по недосмотру строителей, а может и поджег. Потом выяснилось, что священник, изменив внешность и переодевшись спускает пожертвования прихожан в придорожном шинке со старостой поселения и писарем управы. А через какое-то время, всех троих нашли в скотомогильнике рядом с известковым карьером, изрядно объеденными и с выпотрошенными внутренностями. Страшная смерть, но достойная этих воров, пьяниц и плутов.
А в целом - жизнь удалась! Рядом с подрастающими детьми изрядно постаревший полковник держался молодцом. Давыд Павлович не жалел денег на учителей. Он самолично проверял, как отроки обучаются грамоте. Но этим дело не ограничилось. Далее детей обучали языкам, музыке, литературе, точным наукам, ведению хозяйства и , что не мало важно, военному искусству, причем обоих. Но самое интересное, что с легкой руки полковника на территории усадьбы образовалось заведение с намеком на лицей, в котором обучали смышленых детей всех поселенцев без исключения, проживавших в его владениях. И это была не прихоть хозяина, это веление того времени. Ясновельможный пан понимал момент, как никто другой. Он хотел создать райские кущи на этой земле для своих потомков и для потомков тех, кто был рядом с ним, все это строил и создавал, приумножал и защищал. Давыд Павлович смотрел в будущее с воодушевлением и огромным оптимизмом. Он пытался создать на свей земле оазис культуры и наук. И самое удивительное, что это ему удавалось!
Время неумолимо шло. Уже накрыли каменной плитой умершего от внезапной болезни предводителя и основоположника продуктивного освоения новых русских земель Светлейшего князя Григория Потемкина - Таврического. К тому времени ушла в мир иной императрица земель русских Екатерина Великая.
Дети полковника выросли и расправили крылья. Катенька превратилась в красавицу девицу. Блистала умом и культурой, прекрасно музицировала и скакала верхом на лошади, пела и танцевала восхитительно, а со шпагой в руках не уступала многим и даже, видавшим виды воинам. Стефан, то бишь Степка, его названный сын, тоже радовал старика своими успехами, хоть с детства был непокорным и очень своенравным ребенком, частенько хулиганил и безобразничал. За что был бит розгами почти ежедневно. Мамки, няньки и кухарки свирепели от его шалостей и охаживали его мокрой тряпкой или лозиною, а в старшем возрасте, он мог схлопотать и, чего доброго, казацких канчуков на свою спину. Пан порой, сидя на лаве в просторной кухне, ухмылялся в седые усы и любил говаривать по этому поводу:
- От, бисово дитя! Ну, чистый песиголовец уродился!
Смех - смехом, а всеми безобразиями со стороны детей на житейской ниве верховодил не Степка. Он был только прилежным исполнителем хитро-мудрых планов и действий. Главный стратег и генератор идей, это была она - батюшкина любимая дочка Катенька! Она тайно руководила всем этим воинством сорванцов, оставаясь в тени - безнаказанной. Еще в детстве она сколотила из них вездесущую ватагу, безоговорочно подчинила их себе и поставила атаманом над ними брата Степку, который отличался волчьей хваткой и собачьей преданностью. С тех самых пор истая панночка повелевала ими, как королева, а Степка был ее преданным фаворитом. Но любящий батюшка того не замечал или не хотел замечать, а может, в тайне и радовался амбициозным замашкам любимой дочери.
И вот - момент настал, когда вездесущая повитуха, а к этому времени - сгорбленная беззубая старуха, выполняя заветы покойной хозяйки своей, отвела тихомолком панночку в дубовую рощу к печально известному строению. Двери перед панночкой отворились и девушка вошла внутрь, а старуха осталась ждать ее снаружи. Катерины не было долго. Старуха даже успела вздремнуть на солнышке. Наконец то девушка появилась, но не из ворот, а из какого-то другого, очевидно потайного хода и не одна. С ней вышел огромный бронированный пес, такой же, как и много лет назад - живой и здоровый. Старуха отметила для себя, что с Катенькой произошли ощутимые изменения. Причем, как наружные, так и внутренние, то бишь - душевные! Живая и веселая молодая девушка превратилась в холодную властную и жестокую взрослую женщину. До дома они шли молча. Катерина шествовала впереди с псом у левой ноги походкой владычицы мира, а за ней семенила, опираясь на клюку горбатая старуха, цокая языком и удивляясь про себя силе тьмы.
Теперь в этих благодатных краях все пошло по другому. Начал часто пропадать скот, да и людей находили то тут, то там, в лучшем случае мертвыми и обескровленными, а часто изъеденными или растерзанными на куски. Слухи поползли разные, один страшнее другого. Кто-то доказывал, что это волки расплодились в огромном количестве и лютуют. А иные твердили, что нечистая сила опять взяла верх на этих многострадальных землях.
Выше по течению, за порогами, где вода пробила за века дыру в гранитной скале, образовался мощный водопад, а над ним природный арочный мост шириной в три тележных колеи. Побывавшие на нем люди окрестили его Чертовым мостом. Гиблое место! Вода бурлит под ногами. Случаются заторы, особенно по весне. Потом, когда вода силу наберет, заторы с грохотом прорываются, сметая все на своем пути. Вокруг этого места многочисленные буераки, поросшие непролазной акацией вперемешку с тутовником и всяким колючим бурьяном. По краям узкой дороги по обе стороны моста торчали из под земли огромные валуны похожие на древних воинов, погибших в неравной битве и окаменевших здесь навсегда. А еще это место славилось своими частыми и необычными туманами. Да такими, что свою руку вблизи не увидишь и при этом эхо здесь необыкновенное. Любой звук, несмотря на шум постоянно падающей воды, такой силы, что сердце готово выскочить из груди, а по телу расходится такой ужас, что одинокий путник может окаменеть на месте.
Дорога, проходящая здесь, больше похожа на тропу. Петляя между валунами, она ведет вниз к той самой дубовой роще, что скрывает известное нам строение и подводит к нему с тылу. Не всякий путник, будь он конный или пеший, осмелится пройти или проехать этим путем, а на телеге или арбой и подавно. Но некоторые не знающие путешественники или любители подергать судьбу за усы, а чаще, чтобы сократить путь и не колесить размытыми дорогами до брода, забредали сюда и находили здесь свое последнее пристанище. В этот гнилой угол даже подорожные воры и душегубцы не казали свой нос, а армейские части, не желая иметь непредвиденных потерь, обходили стороной.
Изменения в поведении дочери удивили и насторожили полковника. Он конечно сильно постарел, но старался держаться молодцом. Его единственная надежда на дочь, которая должна была унаследовать и продолжить все его свершения и начинания, постепенно угасала. Катерина становилась дерзкой и злобной фурией, меняясь на глазах. Давыд Павлович пытался поговорить с ней, но она не хотела даже слушать. Эгоистичная и своенравная она похоже ни в грош не ставила старика.
Полковник было начал с ней заговаривать о замужестве с надеждой, что может муж собьет с нее спесь или по крайней мере увезет ее отсюда подальше. Но куда там! Она и слышать о замужестве не хотела. А тут еще народ начал роптать, что на Чертовом мосту видели людей с песьими головами и над ними будь-то бы панночка парила верхом на звере-птице невиданном. В общем, все одно к одному, а дальше - больше! Дворовые начали подмечать, что панночка понесла от кого-то. Думали и болтали всякое, но в основном козлом отпущения стал Степка. Ему уж кости мыли на все заставки! Дошла сия новость и до пана. Давыд Павлович конечно сильно огорчился. Не ожидал он от детей такого позора на старость лет. Сильно вспылил и немедленно приказал посадить Степку в острог, высечь канчуками и стеречь, как преступника.
Лето в этот год было жаркое. Воды стало не хватать. По не понятной причине речка начала быстро мелеть, а местами даже пересохла до дна. В верхних колодцах воды вовсе не стало. народ начал волноваться не на шутку. Некоторые пытались уехать куда подальше, а в основном нарастал страх и возмущение. Собрали вече в просторной кузне во главе с полковником. Он по природе своей не был деспотом, людей не унижал и высокородие свое не выпячивал, но любил порядок и воинскую дисциплину во всем. Делегаты долго спорили и упрекали друг друга, не приходя к соглашению. В конце концов, Давыд Павлович не выдержал, встал с лавы и ударил молотком по наковальне. Все стихли и он начал вещать:
- Други мои! - крикнул он.
- Соратники моих начинаний и побед! На нас навалилась напасть, о которой даже не ведаем. Знаю! Думаете вы, что виною тому дочь моя, Катерина.
Он замолчал, опустив голову и прикрыл лицо ладонью. Всем было понятно, что ему не легко говорить об этом, но он справился с чувствами и продолжил.
- Может быть, вы и правы, не могу судить. Не знаю! Но чую - неспроста все это! Что-то не ладное творится на Чертовом мосту. Речка, похоже перекрыта. Надо послать верных людей, чтоб посмотрели что там и как и донесли. А потом, соратники мои, будем решать вместе, что с этим делать!
Полковник прошелся ладонью по усам, поклонился и присел на свое место. Собравшиеся одобрительно зашумели. На том и поладили. Снарядили верных людей на мост и стали ждать.
До моста ехать не далеко. По речке версты три, четыре, а по берегу, если по дороге с восточной стороны, то все шесть. Можно, правда, через дубовую рощу. Это самая короткая дорога. Только, кто по ней проедет или пройдет теперь? Решили не рисковать. Отправили вокруг. Лишь к вечеру полковнику доложили, что посланцы не вернулись и по видимому все погибли. Полковник рассвирепел не на шутку и приказал искать пропавших людей, но их так и не нашли. Как в воду канули! Новость совсем выбила его из колеи. Он метался по огромной кухне своего дома, как раненный зверь в посудной лавке, роняя и круша все на своем пути.
- Кто посмел!? - орал он своим грому подобным голосом.
Кухарки носились за ним, причитая и охая, собирали на бегу опрокинутое и разбитое. Все это выглядело со стороны достаточно комично. Но какие уж тут шутки!
Дверь отворилась и в проеме появилась горбатая повитуха со свернутым в трубку листом бумаги. Она чихнула, многозначительно потерла свой крючковатый нос и изрекла:
- Ясновельможный, вам тут дочь бумагу отписали. Изволите прочесть? -
Полковник подлетел к повитухе "коршуном", выдернул письмо у нее из рук, развернул и начал читать. Но видимо от переживаний глаза слезились и написано было как-то не привычно. Поэтому он никак не мог взять в толк, о чем в тексте идет речь. И это взбесило его еще больше.
- Ни черта не вижу! - громыхнул он - Дайте больше огня и лупу мне! Слишком мелко и мудрено пишет моя голубка!
Ему поднесли свечей и дали в руку большую лупу в медном вычурном обрамлении с ручкой из кости с резным орнаментом. Полковник развернулся к свету и начал читать, бубня написанное в слух себе под нос.
- Отец, ты мне препятствий не чини! Собери нужных тебе людишек и сиди с ними в усадьбе тихо и никуда не лезь и не во что не встревай! Не я, ни мои воины вас не тронем. Остальных людишек с деревень поубавлю. Ничего страшного! Наплодятся еще! Степку из холодной я забрала. Он моему войску генерал! Да и мне в ночи с ним тепло и телу потеха...
Старуху мою не обижай! Она мне еще пригодится. Пока буду жить при храме в дубовой роще, а потом посмотрим.
Будешь сопротивляться. Всех уничтожу! Напущу диковинных зверей и устрою мор или живьем сожгу! Мало не покажется!
Подумай отец, хорошо подумай и людишек своих больше в разведку не подсылай! Нечего здесь вынюхивать!
А с другой стороны посмотреть - живность мою будет чем кормить. Когда подсылаешь, помни об этом!
Даю трое суток на размышление!
Ответ передай через повитуху к концу третьего дня.
Не передашь - восприму, как отказ и начало войны! Тогда берегись! Не посмотрю, что ты отец мне, разорву на куски и буду зверей кормить тобой самолично!
Уразумев смысл прочитанного, полковник стал белый, как полотно. Дочитав до конца, он поднес письмо к огню и поджег лист, подождал пока догорит и уронил огарок на пол, притоптав его сапогом. Осмотрел окружающих своим тяжелым взглядом и изрек:
- Ультиматум мне!? Сучье отродье! Повитуху в холодную!
Та заверещала, как свинья и начала проситься.
- Молчи, ведьма треклятая! А не то, зарублю тебя вот этой рукой и куски брошу свиньям на съедение! - пригрозил полковник и добавил
- Сотника Коцюбу ко мне. Собирайте людей. Надо изводить нечисть с нашей земли!
Дав распоряжения сотнику по поводу начала боевых действий, полковник опять собрал верных ему людей возле кузни. Совещались долго и безрезультатно. Слышались взаимные упреки и необоснованные обвинения, но к исходу ночи все же удалось найти наиболее приемлемое решение в создавшейся ситуации. Командиром передового отряда выбрали бывалого казака Чуприну. Он набрал два десятка людей из бывших соратников, хоть и в возрасте, но хороших воинов. Решили выступать с третьими петухами, когда вся нечисть заползет в свои норы и схоронится там до следующей ночи. На том и порешили.
Все разошлись по домам, а передовой отряд начал готовиться к наступлению на логово в дубовой роще. Полковник не пошел к себе, а принял активное участие в подготовке, давал последние указания и советы. Самолично проверял оружие и коней.
С рассветом, после третьих петухов отряд выехал из ворот усадьбы по дороге в сторону дубовой рощи, а полковник со свитою занял наблюдательный пост с подзорной трубой в руках у окна мансарды своего дома, расположенного в направлении на это место. Солнце взошло как раз над Чертовым мостом, за излучиной, со стороны восточного берега реки. Мощенная камнем дорога хорошо просматривалась до начала дубовой рощи. Потом скрывалась в зарослях до самого строения. Оно было не заметно с воды, не смотря на то, что находилось не далеко от берега. Его не было видно даже с противоположного высокого, скалистого обрыва из-за густых зарослей тутовника и роскошных ивовых деревьев, растущих у самой воды. В общем понять, что происходит у самого логова не представлялось возможным. Оставалось только ждать новостей через посыльного.
Последнее, что видел полковник в подзорную трубу, как отряд беспрепятственно въехал по дороге в лесок и скрылся за деревьями. Теперь, по здравому размышлению можно было покинуть мансарду и переехать на более удобное место для наблюдения. К примеру - на скалу Волчий клык, но Давыд Павлович медлил. Что-то удерживало его на месте. Он даже уже отдал приказ развернуть наблюдательный пост на высокой отвесной скале левого берега, торчащей грозным выступом на повороте реки. Там можно было укрыться в зарослях кустов шиповника и наблюдать всю картину местности, как на ладони. И все же, что-то не пускало его от окна. Он посмотрел в очередной раз в трубу. Ничего не изменилось. В округе все было тихо и спокойно. Полковник достал свою люльку, набил в нее отборного табаку, запалил от свечи и затянулся ароматным дымом.
- Вот сейчас, выкурю люльку - думал он - И поднесу тебе фитиля, доню моя, доню!
Неожиданная вспышка молнии на горизонте оборвала его тяжелые для понимания мысли и думы. Полковник встрепенулся , уронив от неожиданности потухшую люльку на пол и припал к окуляру трубы. Из леска на дорогу волнами выплывал какой-то искрящийся туман. Через мгновение из этого тумана на дороге показались его хлопцы. Они отступали, отчаянно с кем-то сражаясь. Полковник сразу заметил, что его передовой отряд сильно поредел. Бойцов осталось около десятка. Этот туман остановился на краю рощи и дальше не двигался, напоминая своими действиями бестелесное разумное существо. Из него на короткое время выпрыгивали воины с песьими головами, очень напоминавшие хлопцев из Степкиной ватаги. Их можно было распознать по одежде и манере двигаться. Кто-то из казаков несколько раз выстрелил из пистолетов и двое песиголовцев свалились замертво.
- Ага! - воскликнул полковник - И на вас есть управа, чертово племя!
В этот момент из тумана буквально вывалился на коне казак Чуприна с окровавленной саблей в одной руке и с пистолетом в другой. Конь под ним ярый! Тоже дрался, помогая хозяину. За ними показался из тумана и начал выползать бронированный зверь, походивший на кошку только величиной с небольшую лошадь. На нем восседало тело Степки с песьей головой.
- А-а и ты тут, песий сын! - рявкнул полковник и инстинктивно потянулся к пистолету заткнутому за пояс.
Чуприна изловчился и выстрелил чудовищу прямо в пасть. Оно взвыло и подалось назад, опрокидывая Степку и себя вниз. Тот повис на одной руке, цепляясь за шип на загривке зверя. Конь Чуприны подлетел вплотную к ним и встав на дыбы, лягнул чудовище передними ногами в грудь. В этот момент казак рубанул Степку саблей и отсек ему правую руку чуть ниже плеча, а потом вогнал острие клинка прямо зверю в незащищенный глаз. Зверь заревел и упал на спину, мало не расплющив скатившегося на дорожный булыжник раненного Степку. Песиголовцы вовремя выдернули его и утащили в туман.
- Похоже, как - виктория, други мои! - возрадовался полковник.
Но не тут то было! Из тумана вылетела красная молния и ударила в казака Чуприну и он, на глазах у всех, за считанные минуты сгорел заживо вместе с конем. Оставшиеся в живых казаки в панике побежали по дороге к усадьбе, но молния раз за разом догоняла их и сжигала. В живых осталось двое. Самые шустрые и изворотливые, они выскочили за обочины дороги в кусты и разбежались в разные стороны. Молния дважды пыталась достать их, но тщетно. Один раз угодила в дерево, а второй - в придорожный валун. Тот взорвался и разлетелся на кусочки, которые плавились и горели, не говоря уже о дереве, которое полыхнуло свечкой.
- Вот чем, ты пугала меня... Адский огонь! У тебя есть адский огонь...- отрешенно вымолвил полковник и залился горькими слезами. Ему было жаль своих людей, погибших в неравной схватке. Ему было жаль себя. Он никак не мог понять, за что ему все это и почему именно ему? Окружающие молча стояли подле него, тихо вытирая рукавами горючие слезы. Кто-то из них молился про себя от испуга, а кто - был полон жалости к погибшим.
Битва стихла и туман скрылся обратно в лесок, не оставив после себя ни раненных ни убитых врагов. Эту тихую панихиду прервал громкоголосый доклад вестового.
- Ясновельможный, из двоих - один живой! - вытянувшись, как на параде проорал молодой казачек - Прикажите доставить?! -
- Что ж ты так орешь, чертова заноза?! -
- Виноват, пане полковнику! Это я от волнения. -
- Ладно, несите хлопца в кухню. Мы сейчас спустимся. А, что со вторым? -
- Дядька Сидор передали, что побит насквозь горящими камнями. А вот Охриму повезло! Как раз упал мордой в большую лужу от ручья. Тем и спасся. Правда, чего-то одежда вся целая со спины, а спина вся красная и в волдырях с куриное яйцо. Видать все же зацепило бедолагу адским огнем. Если бы не дядька Сидор, сгинул бы в грязище сердешный.!
- Ладно, ступай с Богом. - отправив вестового, полковник повернулся к свите
- Други мои, пойдем на кухню, посмотрим на героя и узнаем от него все, как есть.
Поманив за собой рукой, он направился на кухню, а за ним и все остальные. Пока они шли по переходам огромного дома, то иногда слышали крики или громкие стоны, леденящие кровь.
- Как мучается сердешный...- подумал полковник - Видно гложет его душу и тело этот адский огонь!
Раненый казак лежал на лаве лицом вниз. Вокруг него суетились бабки-знахарки,пытаясь помочь. Полковник взглянул на него ближе и обомлел. То, что он увидел выглядело, как кровавый холодец. Он осторожно присел рядом с этим израненным и умирающим в муках человеком.
- Как ты, сынку? Держишься? - тихо спросил он.
- Та - держусь...пане полковнику, только мочи больше нету... горит все... внутри и снаружи. Чуприна... наш... сотник наказал передать вам, чтоб боялись туману. В нем их сила и власть...- на этих словах его израненное тело судорожно дернулось и голос затих.
- Преставился бедолага! Слава ему, други мои! Поховать его с почестями, как героя, а с ним и остальных. То, что осталось... и Чуприну и коня его славного. Всех...
- Сидор, идем со мной. Выкурим по люльке да подумаем, что делать дальше.
Полковник поднялся с лавы, покрыл покойного рушныком и направился в свои покои. За ним, цокая подковками на подошвах сапог, семенил Сидор. Они расположились в тайной комнате. Полковник достал из шухлядки шкафа графин с горилкой, два стакана и закуску.
- Садись друже, помянем погибших товарищей, обсудим дело и заодно повечеряем, чем Бог послал. -
Полковник наполнил стаканы. Они встали, произнесли молитву " За упокой.", выпили по обычаю, а остатки выплеснули за спину на пол.
- Ну - рассказывай, друже мой, что удалось узнать по делу?
Полковник налил еще по чарке. Сидор взял стакан, понюхал содержимое, крякнул с присвистом и сказал:
- Знатная у вас горилка, пане полковнику! Дух от нее добрый!
- Ты давай, Сидоре не заходи из далека. Говори по существу. Так, как оно есть!
- Так то оно так, ясновельможный, но я думаю, тяжко вам слушать будет.
- А - ты, не жалей меня, друже! Говори - не лукавь!
- Как скажите пане полковнику - Сидор выпил стакан горилки залпом, многозначительно поморщился, закусил малосольным огурчиком и добавил:
- И все же добрая у вас горилка! Хай меня черти дерут в аду, ежели вру! Ну - так вот. Чуприна с отрядом тихо подъехали до сараю, бо копыта коням в мешковину замотали. А - там, ни гу-гу... Никого нет и в помине. Все закрыто - ни входов ни выходов. Только гул какой-то из под земли доносится и все вокруг легонько трясется. Они постояли не долго и поехали в сторону Чертова моста. Когда подъехали ближе, то увидели, что под мостом скала черная стоит, как плотина, а в середине той плотины дырка с мой рост с решеткой из молний красных торчит, а из дырки той вода проливается, не быстро, вниз и светится синим пламенем. Вот как...
С другой стороны моста воды много, почти до краев. И все это охраняла Степкина ватага песиголовцев. Они что-то там не доброе затевают, пане полковнику. И дочка ваша носилась меж ними, как ведьма. Она всем этим управляет.
- Когда казаков обнаружили, те дали песиголовцам достойный отпор. Знатные воины! Сами знаете! Тогда от моста, с черной скалы пополз на них туман - тот, что вы видели. И Чуприна, почуяв неладное, дал приказ отступать... дальше вы сами все видели, ясновельможный пане...
- Так, так... - задумчиво подтвердил Давыд Павлович - Знаю... видел...
Какое-то время они сидели молча, думая каждый о своем. При этом не забывали о чарке и аппетитной закуске - вечеряли. Наконец, полковник сказал:
- Передай нашим людям, пусть этой ночью отдыхают, а завтра посмотрим... Выставьте дозоры на дорогах и посты в усадьбе. Предупреди старост на хуторах, чтоб лихо ночью не проспали. Организуй дело так, чтоб мимо муха не пролетела и если что, то в набат! Уразумел, друже?
- Понятное дело, ясновельможный пане! Будет исполнено! Так на посошок?
- Давай, Сидоре и погоняй!
Они выпили по последней чарке, смачно закусили и Сидор скрылся за дверью.
Давыд Павлович тяжко вздохнул, подошел к окну, посмотрел в темную даль и сказал в пустоту:
- Ох, доню, моя доню! Что ж ты там такое затеяла?
Он открыл со скрипом створку окна. Летний вечер окутал его теплом и ароматом цветов в смешении с запахом конского навоза. Дворня собралась в закутке возле крыльца на вечерние посиделки посудачить и попеть песен. Хор цикад мелодично исполнял свои трели, радуя слух и успокаивая воспаленное сознание.
- Красота, да и только! - восхитился полковник - Пожалуй, надо немного вздремнуть - устал...-
Он отошел от окна, сел в глубокое удобное кресло и сразу же уснул.
Среди ночи, когда ему снился добрый цветной сон из босоногого детства в открытое окно влетела летучая мышь в погоне за жуком. Большой жук - носорог приземлился на чашку подсвечника, а мышь в азарте погони налетела крылом на горящую свечу. Она обожглась, упала на стол и забилась на нем истошно пища. Полковник вскочил с кресла и спросонья не понял, что происходит. Инстинктивно он хватил тесаком, скачущее по столу раненное животное, перерубив его на две части. Только тогда до него дошло, что случилось. Он смачно выругался и выкинул останки летучей мыши в окно.
- Не к добру это!- произнес он вслух и в этот момент в дверь постучали.
- Кто там? Входи! - отозвался на стук Давыд Павлович.
Дверь отворилась и в проеме появилась голова вестового.
- Пане полковник! Беда!
- Что там еще? Говори!
- С двух хуторов, что у брода слышен набат и уже зарево видать над ними!
- Скажи Сидору пусть высылает подмогу!
- Уже исполнено, пане.
- А где сам Сидор?
- Дядька Сидор ускакали с отрядом. Я прибежал вам доложить и быстро за ними!
- Погоняй, сынку! Та передай Сидору, пускай стережется адского огня!
Двери громко хлопнули, закрывшись, а вестовой, шумно топая по ступеням деревянной лестницы побежал вниз.
- Удачи тебе, сынку! - подумал полковник и подошел к окну, вглядываясь в темноту. Так, постояв несколько минут, показавшихся ему вечностью, он решил пойти на переход от дома на ту сторону реки. Оттуда, по его мнению, должно быть видно брод, как на ладони. Он взял со стола люльку, кисет с табаком и огниво, повесил через плечо футляр с подзорной трубой, проверил пистолеты и пошел на мостовой переход, подсвечивая себе ночной масляной лампой. Блуждая по темным переходам, полковник стал замечать какое-то свечение за окнами с этой - с восточной стороны дома.
- Месяц что ли взошел? Откуда столько света? - рассуждал он - Для зарева далековато... Не уж то усадьбу подожгли? Супостаты! - так, гоняя всякие мысли, полковник наконец то выбрался на площадку перед переходом.
На внешней стороне дома, с обеих сторон двери горели ночные лампы. На переходе по перилам, через каждые пять шагов на ночь зажигали вычурные шарообразные светильники, расставленные до противоположного конца. Там, на площадке с навесом, по очертаниям теней угадывались фигуры часовых. Полная луна и правда вышла из-за тучек, освещая все и вся достаточно ярким голубоватым светом. Вокруг было тихо. Лунный свет падал ему в лицо и по идее он не должен был видеть отвесные скалы на том берегу реки. Их должна была скрывать тень, но это было не так. Скалистый берег подсвечивался откуда-то снизу сине - алым искрящимся светом. Это явление привлекло его внимание и полковник двинулся от дверей на площадке у дома на середину перехода. Его окликнули часовые. Здесь полковника хорошо было видно и они быстро узнали его.
- Что там, хлопцы?
- Та все тихо пока, пане полковнику.
- Слыхали, что нижние хутора горят?
- Да, пане! Он зарево видно над рекой.
Полковник прилег грудью на парапет и, перегнувшись через каменные перила, посмотрел вниз. То, что он увидел, ошеломило его. Внизу, в своем русле текла, как и прежде, полноводная река, до этого почти пересохшая. Только теперь вместо воды по руслу двигался тот странный искрящийся туман и источал сине - алое свечение. Эта ожившая река протекала ровно до того места, где находился брод и там разделялась на два рукава в направлении хуторов, расположенных на левом и правом берегах. Он расчехлил трубу и припал к окуляру. Там развернулось настоящее сражение. Песиголовцы во главе с его дочерью пытались уничтожить людей и поселения. Катерина восседала на летучей скотине из сарая и метала в обороняющихся красные молнии из какого-то неведомого оружия.
- Ах ты ж, ведьма поганая! Лучше б я тебя малюткой утопил в сточной канаве, если бы знал, что ты будешь творить такое! - возмущался в голос полковник, глядя на происходящее. Часовые, услышав не выдержали и присоединились к нему.
- Вчера - начал один из часовых - Хлопцы кажут, Петро, что у вас за конями ходил, тут стоял на посту. Брешут, увидел такое, что сошел со здравого смысла. Его побратимы, которые стояли здесь с ним той ночью видели, что он заглянул вниз, узрел это же самое и со страху уронил туда большую дворовую лампаду, а она, как водится на ведро. На тот час, бесовщина эта доползла, как раз супротив крайнего угла усадьбы и была чуть ниже по течению от нас. Лампада ухнула на дно и взорвалась. Этой чертовщине то сильно не понравилось. Из туману вылетела панночка, дочь ваша на своем чертовом коне. Зверюга ее глянул Петру в очи своим страшным взглядом, тот и окаменел. Хлопцы брешут - живой, а сам - чурбан чурбаном, только глазами хлопает и плачет.
- Жаль Петра, хороший был конюх!
- Да, но после этого вся эта бесовщина убралась восвояси к Чертову мосту. Видно, не нравится им Божий огонь!
- Ага! Вот в чем ваша сила... - сразу сообразил полковник - В этом тумане. А без него, как вам будет?
- Хлопцы, а сколько у вас пороху на посту?
- Та на две пушки буде, пане полковнику.
- Что, все пятнадцать бочонков?
- Кажись так, пане. Сирко, пойди проверь!
Один из постовых метнулся в курень около навеса и подтвердил, что есть таки порох и в таком количестве.
- Несите его сюда, хлопцы! - скомандовал полковник - Воевать будем!
Четверо постовых перетаскали бочки с порохом на переход. Полковник повеселел и распорядился всем встать вдоль перехода и поставить бочонки на парапет перил между светильниками.
- Хлопцы, кидаем по очереди светильники вниз с обеих сторон. На пятерых по три пары будет, а за ними сбросим порох. Вот будет потеха!
Все, в том числе и полковник, встали по местам. Давыд Павлович посмотрел на них с надеждой и скомандовал:
- Ну, с Богом, сынки! Кидай!
Лампады бомбами полетели вниз, рассекая туман на двое. Отрезанная взрывами часть засветилась ярко красным цветом и пыталась соединиться с основной, но безуспешно. Широкая стена огня не давала сомкнуться.
- Теперь порох, сынки! Пускай эти твари сдохнут! - проорал полковник, сбрасывая свои бочонки с порохом - А теперь - тикай-мо! Берегись, сынки!
Порох рванул почти одновременно и с такой силой, что переход, лишившись каменных опор, не выдержал и рухнул вниз, оставляя только площадки на обеих концах.
Полковник весь запыленный и оглушенный взрывом полулежал, опираясь спиной на дверь в дом. Рядом с ним, в разных позах лежали двое из четырех постовых. Давыд Павлович прочистил глаза от пыли и огляделся. Туман змеей уползал, унося за собой создание из строения и восседающую на нем дочь и еще кого-то и еще что-то в сторону Чертова моста и скоро скрылся за скалистым мысом. Отрезанная часть тумана, как живое существо билось и металось волнами то в сторону хуторов, то к огненной стене. Видно было, что это создание без связи с источником гибнет и относительно быстро. Свечение потускнело и скоро погасло, а на месте тумана образовалась вода и достаточно много. Она мирно поблескивала рябью, отражая лунный свет. Давыд Павлович был горд результатами сражения. Рядом зашевелился один из постовых.
- Это ты, Сирко? - поинтересовался полковник.
- Та не, пане. Це я, Опанас Скрипка.
- А где остальные?
- Он на краю Павло, а он там, на той стороне тоже кто-то шевелится.
- И все же славно мы сражались! А - хлопцы? - громко сказал полковник, пытаясь подняться на ноги. Правда, это у него получалось с большим трудом.
- Здорово меня прибило! Будь оно не ладно! - причитал полковник.
хлопцы тоже попытались встать на ноги, помогая друг другу. Полковник окликнул постовых на том берегу:
- Хлопцы, вы живые?
- Та вроде так, пане! - послышался ответ - Только Сирка зацепило каменюкою. Кажет, ногу перебило. Встать не может.
- Ждите! Сейчас пошлю подмогу через брод. А веревки у вас есть? Если имеется, то можно спуститься и через дно! Что думаете?
- Веревка есть! Длины хватит. Хай хлопцы принимают снизу!
Постовые поплелись через дом вниз помогать товарищам, а довольный успешной баталией полковник, закурив свою видавшую виды люльку, остался на площадке перед дверью встречать рассвет.
Повеяло утренним холодком. Солнце величественно восходило над бескрайней степью. В небе засуетились жаворонки. Огонь на дне русла догорел и потух. Вода от тумана стекла вниз по течению, оставив после себя чистое каменное дно, а по ямам мутные лужи. Лишенный взрывом опор, переход упал ровно на валуны, установленные на дне, как фундамент. Но при этом он фактически не пострадал, образовав своеобразный мост между стеной дома и глухой отвесной скалой противоположного берега.
- Мост в никуда... - подумал полковник, наблюдая сверху за операцией по спасению раненного Сирка - Ой, как жаль - трубу обронил. Пропала при взрыве. Оторвало видать ремень с чехла. Жаль, добрая была труба! - сетовал он.
Сверху было видно, что к усадьбе скачет всадник со стороны брода.
- Похоже, вестовой - подумал полковник - Пойду встречать. Надо полагать, вести скорбные везет...
На кухне Давыда Павловича ждали кухарки. Взглянув на него, они сильно огорчились. Он был похож больше на мельника, да еще и в рваной одежде. На шее и затылке у него чернели пятна запекшейся крови и руки были в ссадинах и порезах. Тетки, рассмотрев сие неподобство, разом заголосили, чем разгневали полковника окончательно.
- Цыть-те, дуры непроторенные! Чего раскудахтались? Беду накличете! От возьму нагайку да задеру подолы... От тогда поголосите, ведьмы треклятые! - рявкнул в сердцах Давыд Павлович.
Тетки разом притихли и стали собирать на стол.
Как всегда молодой вестовой, перепрыгнув через порог козликом и хлопнув дверью, заорал, как оглашенный, пытаясь доложить. От его звонкого голоса полковнику заложило уши. Он поморщился и изрек:
- Шо ты так орешь, чертово отродье! Шоб тебя черти драли в аду! Неужто, спокойно доложить не можешь?
- Перепрошую, пане! А черти и так драли меня на хуторах! Но слава Богу не задрали до смерти!
- Чего ж так? Не смачный показался? - ехидно спросил полковник.
- Та зубы поломали об мою, выбачаюсь, заднюю часть!
От соленого казацкого юмора полковник повеселел, крякнул в усы и спросил:
- Як тебя кличут, сынку?
- Павлом, пане.
- Ну, садись, Павле до столу и повествуй, что тебе велено передать.
Хлопец, сняв шапку, перекрестился на иконы, запихнув ее за пояс, присел на лаву у стола на против полковника и начал свой доклад:
- Так от, ясновельможный пане, когда мы с вами ночью виделись, на хутора напали темные силы во главе с панночкой.
- Да, ты с далека не заходи! Повествуй самую суть! - опять начал сердиться Давыд Павлович.
- Ну, так от, я ж и повествую. Поскакал я за отрядом вдогонку. Нагнал уже на хуторах. А там - песиголовцы всех людей из домов выкурили и согнали на майданы. В левобережном хуторе староста дядька Хома, лютый казак! Один дал отпор песиголовцам не щадя живота. Побил их с десяток. А Степка ваш... У него железная рука отросла на месте срубленной.
- Вот как! - ухмыльнулся в усы полковник - А, ты часом не брешешь, сынку?
- Хай пес брешет! Ей, ей...- хлопец перекрестился на иконы и поцеловал нательный крест - Он дядьку этой железной рукой да за горло...Не растерялся старый вояка и стрельнул ему в ногу из пистоли, а Степка взвыл зверюгою и этой самой рукой закинул дядька в горящую хату. Тут и мы подоспели и пошли их рубить. Нежданно из тумана червяк огромный выполз... на пиявку похожий и давай народ глотать. Тех, что на майдан согнали. Всех по одному сожрал и даже детишек малых! Рассердились казаки и начали прорываться у червю этому и было сподобились порохом его рвануть, но тут панночка слетела с небес на зверюге своей крылатой и пошла молнии красные пускать. Сколько хороших душ загубила! Гореть ей в аду синим пламенем! Перепрошую, пане полковнику!
- Та ничего, сынку. Как уж есть... - с горечью ответил Давыд Павлович - Ты не соромся и повествуй, як оно было.
- Добре, пане! А на правобережном хуторе сотник ваш с другой частью войска отбил таки согнанных на майдан людей. Не дал их другому червю проглотить и порохом его накормил. А когда тот рванул и разлетелся на шматки, вражьи силы начали отступать. Узрев то, панночка взвыла белугою и понеслась к правобережному хутору свои молнии кидать да людей простых жечь. И чего доброго, пожгла бы, пане, если бы не вы тут... Она уже разошлась не на шутку, когда в усадьбе рвануло. Туман стал пропадать и адский огонь ее ослабел.
- А, что с сотником? - перебил его полковник.
- Адским огнем коня под ним сожгло, а сотнику только ноги опалило и пол лица, а так - живой курилка! Его и других раненных сюда на бричках везут. Да, а тот червь, что людей наглотался, подох. Страшно корчился и извивался, но без тумана подох, окаянный. Когда все закончилось, казаки нашли по его следу кожаные яйца. Распороли одно, а в нем бабка Фроська, знахарка левобережная лежит, как живая! Очи открыты и из них слезы текут, а сама - чушка бездыханная! Яиц тех много по речке разбросано, почти до Бабьего плеса и во всех люди левобережные. Такие же, как знахарка: ни живые, ни мертвые. Зараз все, кто может, ходят по руслу, вспарывают кожаные яйца и собирают людишек замученных. Все адское племя, что осталось там после боя, пропало и на солнце быстро гниет. Вонище стоит - не подойти. Вот, пане, если так, то все...
- Ладно, сынку. Ну, давай по чарке за викторию и кушай! А то, вижу оголодал от подвигов ратных?
- Есть немного, пане. - ответил и зарделся румянцем стеснительный хлопец.
Полковник налил вестовому чарку горилки и пододвинул еду. Потом налил себе, выпил махом, закусил рукавом и скомандовал:
- Казака Скрипку ко мне!
Вестовой вскочил.
- Да, ты сиди, хлопчик, та знай - закусывай! Без тебя, сынку, разберемся. Бабы, найдите его и пришлите ко мне в кабинет.
- А покушать, пане полковнику? - взмолились кухарки.
- Не до того сейчас. - отмахнулся от них полковник - Дела неотложные решать надо!
На этих словах полковник открыл дверь и пошел к себе. Там он умылся, промыл раны и накрыл их лечебным варевом.
- Обриться бы не мешало - подумал он, глядя на себя в зеркало - На кандальника не мытого похож, а было время... Да, стар я стал для таких баталий! Да и переодеться не мешало бы!
В этот момент в дверь постучали.
- Это ты, Скрипка?
- Да, пане. - послышалось за дверью.
- Заходи - не мешкай!
Дверь отворилась и в проеме показался высокий худощавый Павло Скрипка.
- Проходи и садись на лаву - пригласил его полковник.
- Благодарствую, ясновельможный пане - промямлил казак, войдя в комнату.
- Значит так, слушай меня внимательно - начал сходу полковник - Возьмешь весь порох, что в подвалах хранится.
- Так там его до сотни бочонков будет, пане.
- Не перебивай! С мысли собьешь, черт безрогий!
- Перепрошую,пане!
- Ну, так вот! Возьмешь подводы, с десяток верных людей. Да таких, чтоб воды не боялись и не потонули, чего доброго, топором на дно! Погрузишь порох на подводы. Да обвяжи хорошо, чтоб не растерять по дороге. И соломой прикрой, чтоб не видно было, что везешь. В подвалах отбери с полсотни хорошо просмоленных бочонков, чтоб порох в воде не промочить. Погоняй скрытно, через брод по левому берегу. По той дороге, что на Велико-Александровку ведет. Обойдешь Чертов мост с тылу. Выше по реке, где запруда. Казаки местные сказывают, что воронка посреди реки появляется. Там все бочки обвяжешь веревкой и соберешь цепью и потом тихо пустишь по воде до той воронки и подождешь пока последнюю бочку не сожрет. Веревку отпускай до тех пор пока не поймешь, что бочки под Чертов мост затянуло. И смотри мне! Все очень скрытно и тихо! От тебя исход битвы будет зависеть... Понял?!
- Чего уж тут не понять, пане полковнику. На святое дело идем.
- Ну, так иди! Стой, еще одно! Если на мосту увидишь чего такого или со мной что, то не лезь. Сбереги людей и себя сбереги!
Давыд Павлович подошел к казаку обнял его и сказал:
- Прощавай, Павло! Может и не даст Бог свидеться больше, то не поминай лихом!
- Прощавайте, пане полковнику! Все сделаю, как вы наказали. Голову положу, а сделаю!
- Ну, погоняй казаче, пока батька плачет!
Павло Скрипка вышел и закрыл за собой дверь. Полковник смахнул рукавом соленую слезу с глаз и подошел к столу. Постоял возле него какое-то время, собираясь с мыслями. Потом открыл ящик резного бюро, достал лист бумаги, перо и чернила.
- А, напишу-ка я тебе письмо, доню, моя доню! - сказал вслух сам себе Давыд Павлович - Глядишь и сработает!
Он написал слезливое примирительное письмо Катерине и попросил о встрече на Чертовом мосту к вечеру этого дня. Привел себя в порядок и переоделся во все новое и чистое. Потом подошел к стене, где было развешано разное дорогое ему оружие. В центре висела сабля, которую ему оставил отец, а тому - его и так по роду завещано. Полковник снял ее со стены, вытащил из ножен, осмотрел, восхитился состоянием и убранством оружия и приладил на пояс к левому боку. Затем, его взгляд остановился на нагрудном кованном панцире, защищающим от шальной пули или хитрого кинжала. Он снял его со стены, повертел его в руках и повесил на место со словами:
- Все в руках Божьих...
Дальше все пошло своим чередом: тесак. два кинжала, разные пистолеты, пули , фитили, две небольшие, ядру подобные бомбы, порох - все, что нужно старому вояке, идущему на смертельный бой. Последней была подзорная труба, отбитая в бою у богатого басурманина.
- Кажется, все взял, что может пригодиться...- размышлял Давыд Павлович - А - чувство такое, что чего-то упустил!
Он еще раз все проверил и вроде остался доволен. Но его не оставляло чувство, что чего-то все таки не хватает. В раздумье он привычно потянулся в карман за люлькой, неприметной спутницей во всех его делах, а ее на месте не оказалось. Давыд Павлович заволновался.
- Неужто обронил где? - думал он - Только, где? Ночью на переходе? Да, нет же... Я ее во рту держал, когда на кухне с вестовым разговаривал. Куда делась? Ума не приложу!
Он обыскал всю одежду на себе и ту, что сменил.
- Нет нигде! Вот досада! Люлька знатная была! - посетовал он. И тут взгляд его упал на закрытое бюро. Он подошел и открыл крышку.
- Вот она - родимая! С ней и помирать не так страшно! - возрадовался полковник.
- Ну, вот - теперь все! - оглядевшись, заключил Давыд Павлович, взяв со стола письмо к дочери, направился на кухню. Там его встретили: ждущий приказаний вестовой и представители вездесущей челяди. Полковник воодушевился и тут же произвел вестового в адъютанты. Сел за стол, распорядился освободить повитуху из холодной и привести ее сюда. Новоиспеченный адъютант поспешил выполнять его приказание, а полковник тем временем решил подкрепиться, чем Бог послал.
Привели повитуху. Она вошла молча, бросая злобные взгляды на всех присутствующих, чем смутила и заставила креститься на иконы. Когда она входила, Давыд Павлович сидел к ней спиной, но сразу же почувствовал затылком неприятный холодок от ее взгляда.
- А-а, чую - ведьма старая! Ты уже тут?! - произнес он, поворачиваясь.
- А где ж мне быть? Коли ты сам меня позвал. - язвительно ответила старуха.
- Значит так, змея подколодная пойдешь на Чертов мост к дочери моей, а твоей хозяйке и отнесешь ей письмо от меня. Можешь остаться с ней. Ответа на письмо не надо. В назначенный час я приеду к ней на Чертов мост. Скажи ей, что буду один - без войска и без охраны. Так и передай! Поняла, злыдня?
- Чего уж тут не понять, ясновельможный. - буркнула старуха и потянулась за письмом к краю стола, которое полковник швырнул ей по столешнице не вставая с места.
- Благодарствую, пане! - изрекла старуха, пряча письмо за пазуху - Доброго вам здоровья, панове!
- Иди с Богом! Святой Боже, сохрани и помилуй! - буркнул полковник. Тут даже он не выдержал и перекрестился.
Когда старуха вышла, ясновельможный сказал адъютанту:
- Павло, проследи за ней, пока не выйдет из усадьбы в направлении рощи. Потом, сразу ко мне! Будем вырушать в дорогу.
- Будет исполнено, пане полковнику!
- Погоняй, сынку! Коней сразу седлай, а потом за мной...
Павло умчался наблюдать за старухой, а полковник стал давать распоряжения дворне по поводу организации лазарета для раненных в своей усадьбе, пытаясь решить на скорую руку массу накопившихся хозяйственных вопросов.
Время пролетело незаметно. Адъютант, как всегда с грохотом, показался в дверях кухни.
- Все готово, пане полковнику! Старая подалась по дороге на рощу. Дозорам передал, чтоб ее в усадьбу не пускали больше. Коней заседлал. Вашего Серка и мою Тюлю. Все взял, что казали. Едем?
- Молодец, хлопче! Вырушаем! - на этих словах, полковник повернулся к иконам, трижды перекрестился с поклоном и сказал дворне Прошавайте, люди добрые! Не поминайте лихом, коли что...
Бабы сразу же заголосили по нему, как по покойнику.
- Цыть-те дуры! Рано хороните, я еще живой! - выпалив это, полковник взял со стола приготовленный кухарками не хитрый сидор и вышел на двор. Там их ждали оседланные кони. Полковник с трудом вылез на Серка. Тот даже нагнулся, чтоб помочь хозяину.
- Ну, боевой товарищ мой - в путь! Павло, догоняй!
Они выехали рысью через южные ворота усадьбы в сторону брода и пустили лошадей в намет. Вечерело. Жара спала. Легкий ветерок подгонял их в спину. Они без трудностей проскочили по броду на другую сторону речки. Полковник мельком посмотрел на последствия ночных бесчинств своей дочери. В левобережном хуторе еще стоял запах смрада и разложения. По раскинувшейся змеей дороге они выбрались из балки на верх в степь и поскакали сначала степью, а потом вдоль речки по левому скалистому берегу, пробираясь между камнями и кривыми акациевыми деревьями по тропе проходимой для пешего или верхового и то только на хорошо обученной лошади. Эта неудобная тропа давала им большое преимущество в расстоянии и во времени, но была опасна и трудно проходима. Не смотря ни на что им, можно сказать, сказочно везло. Они благополучно и главное, скрытно добрались до скалы на повороте реки. Там полковник держал наблюдательный пост. В нем дежурили двое казаков из охраны поместья. Хлопцы доложили, что видели группу односельчан с подводами полными сена. Они направлялись по дороге на Велико-Алексндровку. По времени - проследовали сразу после полудня.
- Должны успеть. - прикинул про себя полковник.
В остальном, все было тихо и спокойно, если не считать горбатую старуху, которая семенила от усадьбы пару часов назад, то и дело оборачиваясь и грозя кому-то клюкой. Так она и двигалась, пока не скрылась в дубовой роще за деревьями.
Полковник достал подзорную трубу и сам осмотрел окрестности. Отсюда хорошо был виден Чертов мост, но он был скрыт облаком тумана. Сквозь пелену, то и дело, маячили яркие сполохи света откуда-то сверху и до дна реки. И по мере того, как солнце уходило за горизонт, становились все ярче и заметней.
- Пора! - заключил полковник. Он дал четкие указания казакам - ... ни во что не лезть, только сидеть тихо и наблюдать, а если начнется нападение на усадьбу, то заблаговременно оповестить охрану, запалив костер, сложенный на этот случай у левого края обрыва, который хорошо виден из дома. Затем он с адъютантом двинулся дальше по тропе в сторону входа на Чертов мост. Эта часть пути была еще сложнее. Так, что в основном приходилось идти пешком, ведя за собой лошадей в поводу. Через какое-то время они увидели низину,округлую, похожую на огромную яму. К ней сходилось множество дорог. Этот своеобразный перекресток имел на верху чаши по всем направлениям придорожные валуны и только в направлении Чертова моста два огромных камня в форме заостренных клыков по обеим сторонам дороги, направленных острыми концами друг к другу. Полковник подъехал к этим камням и встал между ними. Впереди открылся незабываемый вид. Дорога петляла к мосту между валунами, полого скатываясь вниз. С правой стороны моста образовалась огромная запруда. Вода тихо плескалась, подернутая вечерним туманом. Сам мост и его левая сторона были затянуты уже знакомым переливающимся разноцветием. Искрящаяся субстанция не двигалась по дороге вверх, а колыхалась волнами на границе при входе на мост, как заколдованный страж, поджидающий непрошеных гостей. Тут Давыд Павлович спешился и попрощался с конем, как с самым родным и близким человеком. Ласково обнял его за шею, прижавшись щекой к храпу. Скупые мужские слезы текли по щекам его и усам. Верный конь, казалось отвечал ему взаимностью, часто всхрапывал и облизывал полковнику шею.
Адъютант не понял действий ясновельможного. Он готов был ринуться за ним в бой не щадя живота своего, а тут такое...?
Давыд Павлович сам нарушил тяжелое молчание.
- На, сынку держи моего коня! Негоже тебе такому молодому тут голову сложить. Я эту кашу заварил - мне и расхлебывать! Бери поводья и вертайся на пост. Жди там и смотри. Если я выйду отсюда живой, то прискачешь и заберешь меня. Ну, а если нет - то на все воля Божья! - с этими словами он отдал поводья казачку, хлопнул ласково его лошадь по шее и добавил - Ну, погоняй, Павло! Хай тоби щастыть!
- Ну, что вы, пане полковнику... - начал было канючить со слезами на глазах расстроенный таким оборотом дела Павло - Та я - за вас...!
- Ступай, сынку и делай, как я сказал! - грубо прервал его полковник, потому, как сам был готов разрыдаться, как мальчишка. Подождав того, как казачек, забрав коня ускакал, Давыд Павлович еще раз внимательно осмотрел окрестности на случай подвоха. Казалось, все было тихо и без изменений.
- Так... - решил для себя полковник - Сейчас от души закурю люльку и пойду разбираться с этой нечистью!
Вскоре запах его крепкого табаку можно было учуять за сто шагов впереди. То ли от резкого запаха, то ли от приближения человека, умный туман заволновался, начал ярче светиться и разнообразно двигаться. Полковник осторожно подошел вплотную к этой непонятной субстанции. Из опасения, вынув саблю из ножен, он попытался ею тыкать в это творение. Искрящийся туман на уколы оружия реагировал тем, что уходил от них, как разумное живое существо.
- Холодец! Ну, чистый холодец, что кухарка Параська стряпает под Рождество. - заключил полковник. Пока он методом тыка занимался изучением умной субстанции, из нее вышли двое, вооруженных до зубов песиголовцев и попытались захватить его врасплох. Но он не дался им без боя и отбился от них относительно легко. Не смотря на это, они все же втолкнули его в этот туман с головой, как в воду.
Сначала он почувствовал себя , как муха в меду. Потом ему стало нечем дышать и тело начало биться в корчах, но понемногу все встало на свои места и он почувствовал странное состояние эйфории и легкое головокружение. Затем, субстанция буквально выплюнула его внутрь пузыря. В этой подвижной полусфере было очень светло, как днем и прохладно. Это, как другой мир - неведомый и чужеродный. Полковник почувствовал, что с ним произошли какие-то изменения, но еще не мог понять - какие. Те двое, напавшие на него извне, тоже появились внутри, но уже с человеческими головами.
- Метаморфоза! Свят, свят, свят...- опешил полковник. Он узнал их и попытался договориться, но они были настроены агрессивно и опять напали, пытаясь убить. Он, с удивлением для самого себя, очень легко и мощно отбил их атаки. Правда, убивать не стал - пожалел, обездвижел и связал.
- Надо же, сколько силы в руках и сноровки! - отметил для себя полковник - Я молодым таким шустрым не был! Колдовство и чертовщина! Не иначе...!
Давыд Павлович огляделся по сторонам. Впереди, на средине моста, со стороны запруды несколько Степкиных бойцов ковырялись в воде что-то вытягивая на камни. Всем этим процессом руководила его дочь Катерина. Она производила ужасающее впечатление. Всяк, кто ее увидел бы внезапно да еще и ночью при свете луны, помер бы на месте от смертельного страха.
Ее изуродованное тело, огромный живот, хищные зубы, заострившийся крючковатый нос и глаза - сатанинские, горящие огнем из ада привели полковника в ужас.
- Ну и ведьма! - ужаснулся полковник - Чистое порождение зла! И это дочь моя?! Куда смотрели мои глаза? Я - слепец, усыпленный любовью! Он, стараясь держаться за валунами, приблизился к ним вплотную. Степка сотоварищи баграми и кошками пытались что-то выловить из запруды. Вдруг один из них кошкой зацепил и вытащил на поверхность воды тело утопшего казака из отряда Скрипки.
- Все пропало! - подумал полковник - Погибли хлопцы, за не понюшку табаку - погибли! Жаль, ой. как жаль...
Тело втащили на камни во внутрь пузыря, а оно, как-то странно, начало превращаться в человекоподобную свинью, не то в крысу. Потом оно несколько раз дернулось, выплюнуло воду с тиной, глубоко вздохнуло, прокашлялось и изрекло:
- Где это я? В аду?
- Тащите его в казематы и держите, как следует! Они прыткие, когда переходят в другую реальность. - дала распоряжение Катерина - Ловите остальных и туда же!
Вскоре достали еще восьмерых, но среди них казака Скрипки не оказалось. Этот факт вселил надежду в полковника.
- Может, не все так плохо? - подумал он.
В этот момент охранники привели создание похожее на летучую мышь в косынке завязанной узелком на лбу и в одежде повитухи.
- Ну и чудище! Хотя, что тебе - ведьма, что теперь вурдалак - одна сатана! - с иронией заключил полковник.
Создание, то бишь повитуха подала его письмо Катерине. Та повернулась к ней взяла скрутку и спросила:
- Тебя что, в холодной держали? Я тебя заждалась уже! На сносях я, не ровен час рожать начну, а ты где-то пропала!
- Да, ясновельможная панночка! Бросил меня ирод - батюшка ваш в холодную. Думала, замордует до смерти, но смилостивился - отпустил, окаянный!
- Зря боялась! У него кишка тонка! А я бы тебя сразу же за ноги подвесила да каленным железом по тебе прошлась! Глядишь, ты и сподобилась на что хорошее...
Повитуха тут же запричитала и залилась слезами. Это так смешно выглядело со стороны.
- Рыдающий вурдалак! Нарочно не придумаешь! - развеселился Давыд Павлович.
- Да не бойся, ты! Пошутила я! Ну, что там старый козел пишет? Ага! Пишет, что явится сюда на переговоры. Степан, ну-ка прими родителя, а то сфера его за своего признает - пропустит, кровь его во мне течет, Поймаешь - не зашиби до смерти. Он сначала мне все отписать должен, а потом пустим его на корм зверушкам нашим, чтоб зря добро не пропадало!
От такого вероломства и унижения у полковника аж дух перехватило.
- Со мной... таким кандибобером! Нет, дочка - шутишь - так просто не возьмешь! - с этим кличем и двумя подожженными пороховыми бомбами, с саблей наголо разгневанный полковник вылетел из-за валуна на своих обидчиков. Повитуха первая ретировалась и быстро спряталась за большой, похожий на зуб гиганта, камень. Остальные, а их было: четверо охранников, Степка и Катерина, были застигнуты врасплох. Полковник подпрыгнул, как молодой олень и швырнул бомбы прямо ко входу в тоннель прорытый вражьей силою на правобережной стороне моста. Бомбы рванули почти разом и вход завалило. Досталось и умной полусфере. Она жалобно пищала и меняла интенсивность освещения. Затем, полковник положил двух охранников парой выстрелов из пистолетов, разбил голову булавой третьему и саблей зарубил четвертого. В результате, Степка и Катерина остались с ним с глазу на глаз, если не считать перепуганную насмерть повитуху и связанных, но еще живых, двух охранников. Никто не ожидал от старика такой прыти, поэтому эффект неожиданности сработал в полной мере. Катерина очухалась первой и сразу распустила свой поганый язык.
- Это ты, старый козел, выживший из ума! Ты смеешь мне угрожать? Да я, тебя в порошок сотру! Сгоришь заживо в гиене огненной!
Это еще больше разозлило Давыда Павловича. Он с криком:
- Не прощу! Не дочь, ты мне более! Зарублю, ведьма! - замахнулся на нее саблей и таки разрубил бы ее на двое, но Степка, уже оправившийся от неожиданного нападения подставил под удар свою железную руку. Сабля влетела в нее и застряла, как в смоле. Степка ловким движением сломал ее пополам и начал наседать на оторопевшего полковника.
- Убей его, Степа! Здесь я не могу его сжечь, опасно... Черт с ним и его наследством и так все заберем по праву! - вопила перепуганная натиском Катерина - Не жалей его, убей!!!
Степка яростно теснил полковника к безводному краю плотины. Давыд Павлович отбивался, как мог, используя даже оружие поверженных им врагов. В какой-то момент он взглянул Степке в глаза, а там пустота!
- Живой мертвец, Господи! Да он же живой мертвец! - ужаснулся полковник - Надо голову срубить, иначе... он ... - полковник испугался собственных мыслей - Иначе, дела не будет!
Давыд Павлович, орудуя двумя саблями решил применить к нему свой секретный прием, о котором не знал никто. Он высоко подбросил саблю вверх с правой руки, затем выхватил ею из-за пояса тесак и метнул его в Степку. Тот едва не попался, но в последний момент увернулся от летящего оружия, отвлекся и потерял равновесие. По ходу тесак чуть было не угодил в визжащую от злобы Катерину, что тоже сыграло немаловажную роль. В этот подходящий момент полковник в прыжке и на лету поймал подброшенную саблю и применил свой прием "ножницы" на Степкиной шее. Голова отскочила, как качан капусты, но его тело двигалось вперед пока не свалилось вниз с обрыва. Неожиданный конец поверг всех в ступор. Катерина и полковник сжигали друг друга глазами, ни слова не говоря и не двигаясь. Давыд Павлович, глядя ей в глаза душой почувствовал, что это злобное исчадие ада больше не его дочь и что единственный способ прекратить все это - убить ее, стереть с лица земли, как грязь. Он посмотрел на посредственные сабли и бросил это жалкое подобие оружия себе под ноги, достал из спинных чехлов два особенных, очень мощных двуствольных пистолета и один направил на Катерину. Та по взгляду поняла, что он выстрелит и лихорадочно попыталась найти место, куда-бы спрятаться, в тайне надеясь, что полковник промахнется.
Послышался отчетливый стук металла о камни. Со стороны рощи на мост вылетела бронированная собака Катерины и понеслась на полковника.
- Ату его, Вельзевул! Убей эту мерзкую крысу! - взревела обрадованная панночка.
Давыд Павлович расценил это , как рок. Он никогда не любил этого пса да и тот не питал к нему особо теплых чувств. Было понятно, что бороться с этим опасным животным полковнику будет крайне сложно при любом раскладе. Давыд Павлович колебался - выстрелить в Катерину или сражаться со зверем. И он пожалел дочь - выбрал несущегося на него зверя. Последнее, что он успел увидеть и осознать, стоя на краю плотины, то, как повитуха, прикрывая хозяйку за валунами, пыталась увести ее в сторону дороги на дубовую рощу. В этот момент память полковника ясно запечатлела только лицо дочери полное высокомерия и со злорадной улыбкой на губах.
Пес атаковал в прыжке. Давыд Павлович выстрелил дуплетом из пистолета зажатого в левой руке прямо ему в пасть в момент столкновения. От удара они оба слетели в пропасть. Эти мгновения показались полковнику вечностью. Пес с раздробленной головой, обогнав его пролетел мимо. А он, медленно и отрешенно, лицом к небу, как будь-то парил в воздухе, наблюдая за происходящим со стороны. Он увидел мертвого казака Скрипку в сливной дыре плотины, прижатым к решетке бочками с порохом. В следующее мгновение на их месте возникло смеющееся лицо Катерины. Ее губы шептали ему:
- Вот видишь, старый дурак! Надо было убить меня, когда ты мог, а ты не смог - ничтожество!
Давыд Павлович, собрав все живое, что осталось в нем в правую руку и навел зажатый в ней пистолет на лицо Катерины и выстрелил дуплетом прямо ей в глаза...и...
Ярчайшая вспышка ослепила его и он воспарил над землей, а душа его покинувшая бренное тело улетала в вечность, наверно по направлению к раю. Конечно, трудно сказать точно, но хотелось бы думать и надеяться, что это так...
Взрыв получился не шуточный да еще и направленного действия. В результате плотину разнесло на осколки. Основной удар пришелся на скалу на повороте реки, где был наблюдательный пост. Она разрушилась до основания и русло выровнялось. Далее, ослабленная скалой ударная волна направилась вниз по течению реки, что значительно выправило и расширило извилистую балку. Дубовую рощу засыпало камнями и полностью заровняло песком и илом. Высокий скалистый берег на две версты оплавился, как стекло. Часть воды в запруде испарилась во время взрыва, а остальная устремилась вниз по новому руслу бурлящим потоком, смывая камни, песок, ил и мусор на пологий правый берег. Усадьбе и дому несказанно повезло. Они пережили взрыв и бурлящий поток воды, хоть и разрушений было много. Поток чистой прохладной воды охладил камень, промыл русло и очистил берег.
Болтали, что те - не многие, кто выжил после взрыва, нашли тело полковника без головы на том самом переходе, который неповрежденным вместе с валунами, служившими ему опорами, был отнесен от усадьбы потоком воды ровно к броду, где и стал вечным мостом через речку Ингулец, что питает своими водами великий Днепр.
А седую голову ясновельможного, сказывали, обнаружили только на девятый день, от последней его битвы, на Белой горке перед разрушенной церковью. Божились, что насажена она была на торчащую из земли казацкую пику да еще и с люлькой во рту... Конечно, по здравому размышлению, брешут люди, а может и нет. Кто их знает?
Похоронили полковника на том самом месте, где голову нашли, а над могилою поставили огромный дикий камень. На нем и теперь еще можно разобрать выбитую кем-то надпись - Покойся с миром... С тех самых пор переправу эту стали называть - Давыдов брод.
Легенда, приукрашенная людьми? А может - быль, забытая потомками...? Кто ж его знает?
P.S. В скором времени, после описанных выше событий, люди начали покидать эти места. Переправой пользовались, но уже не так часто, как раньше. Когда-то цветущее и многолюдное левобережное село превратилось в захудалый заброшенный хуторок, состоящий из трех - четырех хаток. В них время от времени селилось всякое отребье. От правобережного села, кроме шинка у брода и одиноких фруктовых деревьев на местах бывших подворий, ничего не осталось. Из-за дурной славы селиться здесь никто не хотел долгие годы.
Сказывали,что шинок держал однорукий казак из бывших приусадебных вояк - то ли сотник, а то адъютант какой - отставной, доподлинно не известно. Еще болтали, что в полуразрушенном панском доме, сколько себя помнят, жила страшная горбатая старуха с огромной, неизвестной породы собакой, ходившей за ней по пятам и вывшей на луну диким воем, особенно в полнолуние.
30.11.15.
Давыдов брод
© Copyright: Сергей Артеменко, 2015
Свидетельство о публикации №215111500967
Свидетельство о публикации №215111500967
Рецензии
На это произведение написано 9 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.