Песнь вторая. Эписодий второй

Что это за сооружение? Серое, убогое, абсолютно правильной прямоугольной формы с небольшим выдающимся вперед козырьком, оно выглядело крайне неестественно даже на фоне крайне неестественных, составленных из треугольников, елей. Неужели, действительно, посреди окружающего отель леса, кто-то вздумал поставить киоск с мороженым?
Поскольку мороженого мне не очень хотелось, я собирался уже было продолжить дальше свой путь, но тут вдруг дверь этого странного строения отворилась. Из дверного проема медленно вылез высокий мужчина, сонно потирая глаза большими кулаками, за ним из будки выпрыгнула собака.
Мужчина встал прямо передо мной во весь свой огромный рост, загораживая дорогу. Право вот так загораживать дорогу давала ему его военная форма: он был одет в темно-синие шаровары и гимнастерку, поверх которой была накинута укороченная шинель из серо-шинельного сукна. На голове имелся суконный шлем темно-синего цвета, на ногах – высокие черные сапоги. На шлеме была вышита звезда из приборного сукна зеленого цвета с малиновой окантовкой. На нарукавных клапанах также имелись звезды, только уже красного цвета. Через плечо висела кожаная , в руке мужчина держал винтовку. Поскольку я не разбираюсь в оружии и считаю своим долгом не разбираться в нем, то гадать, что это была за винтовка, я даже и не стал. Винтовка. Она стреляет и убивает выстрелами. Плевать, какой гений придумал это орудие убийства, плевать, сколько государственных наград в этом мире он получил за это, плевать, из каких букв и цифр состоит название этого орудия. Единственное, что я могу сказать, что в моем мире эта винтовка была бы раритетной.
Оглядев пограничника, я кинул взгляд на его собаку. Собака уселась у ног хозяина, или, вернее, сослуживца, словно по команде. Это была тощая восточно-европейская овчарка. С отрешенным видом она смотрела куда-то вдаль. На морде, близ кончика носа, шерсть у нее казалась какой-то потертой, даже облезлой, слово кто-то ежедневно гладил ее по одному и тому же месту. Это место как будто бы сияло, чего не скажешь о грустных глазах овчарки, в которых читалась немая жалоба на доставшуюся ей суровую долю и даже некоторый стыд за то, что с ней так обходились.
- Здравствуйте.
Я молча кивнул, не очень понимая пока, что происходит, не успевая переключиться с жалости, испытываемой к собаке, на нечто более конструктивное в данной ситуации.
- Пожалуйста, предъявите Ваш документ в рамках плановой проверки при переходе через границу, - буднично сказал мужчина в форме, пока я все еще испытывал жалость к бедной собаке.
Когда я окончательно расслышал и понял вопрос, вся жалость тут же исчезла. Итак, передо мной – пограничник, а вот – и та самая граница, которая обозначена единственно убогим киоском с мороженым, где, однако, не купишь мороженого, потому что он является пограничной будкой. Что ж, значит, цыганам в этом мире все-таки худо. И не одним цыганам.
Я молча задрал рукава плаща и свитера, затем расстегнул пуговицы рубашки, закатал рукав и показал пограничнику нанесенное Музой изображение улитк@и. Пограничник внимательно осмотрел его, затем вопросительно взглянул на свою собаку. Овчарка с потертой мордой напрягла слезящиеся глаза, зафиксировав их на моей татуировке, а затем вдруг громко и отрывисто гавкнула. Гавканье ее почему-то прозвучало утвердительно.
- А теперь, пожалуйста, позвольте посмотреть Вашу визу, - сказал пограничник.
Я постарался сохранить спокойное выражение лица, хотя, конечно, несколько растерялся от подобного вопроса. Я-то думал, что тут у них безвизовый режим. Какую ему показать визу, чорт возьми? И вообще, какая в этом безумном мире может быть виза, если паспорт – это татуировка?
Но не успел я до конца произнести про себя эту цепь возмущенных и ненужных восклицаний, как пограничник извлек из кармана некий прибор. Прибор напоминал карманный фонарик. Он навел прибор на меня, пока я стоял, ничего не понимая. Он привел его в действие, ослепив меня светом, а затем направил куда-то в сторону и вниз, а сам между тем стал смотреть на землю в то место, куда падала моя тень. Тень в свете странного прибора стала намного четче и отчетливее. И тут меня ждал еще один сюрприз: увидев то, что видел он, я обнаружил, что тень моя – не человеческая тень, а силуэт огромной улитк@и, от которой, помимо прочего, оставался липкий след ее собственной, то есть тени, экзистенции. След этот тянулся от самых дверей отеля.
- Порядок, - вдруг сказала собака. Пограничник гавкнул в ответ. Я посмотрел на них недоуменно, размышляя, не причудилось ли мне это, как вдруг собака снова сказала:
- Цель Вашего пребывания? – произнесла все это овчарка буднично, подавляя зевок.
Я опять помедлил, переключившись с удивления на вопрос и раздумывая, какова моя цель – найти океан или спастись от смерти? А можно ли вообще отвечать честно на этот вопрос? Когда и он, и его собака как-то уже все напряглись, я выдал им такой ответ:
- Симпозиум по искусству примитивных народов.
Сказал я первое, что пришло в голову. Можно было ожидать какой угодно реакции, но собака и пограничник – одновременно – облегченно вздохнули. Им явно было лень разбираться с утра с каким-то непонятным субъектом, который идет через границу участвовать в вышеозначенном симпозиуме.
- Что ж, господин Улиткин, - произнес на этот раз уже пограничник. – Добро пожаловать!
Куда, он не сказал. Зато представитель неведомых мне властей неведомого мне государственного образования в неведомом мне мире отодвинулся в сторону, открывая коридор, по которому я мог пройти и продолжить свой путь.
- Спасибо! – ответил я и сделал шаг вперед.
Отель «Dreams», пограничник, его будка, напоминающая киоск с мороженым, его грустная собака – все это осталось за спиной. Я снова зашагал в густой дымчатый серый туман.