Дуэль

Краткое содержание: XIX век, кавказская война. Корнет Захарьин вызывает на дуэль поручика Лаврова, потому что ненавидит, когда над ним смеются...

* * *
Корнет Захарьин вызвал на дуэль поручика Лаврова, потому что ненавидел, когда над ним смеялись. А смеялись над ним частенько – над романтическою пылкостью его натуры, над тем, как он кропал стишки, записывая их неровными каракулями на обрывках бумаги, подвернувшихся под руку, над тем, как он замирал, уставившись в закатное небо, пламеневшее кровавыми отсветами над вершинами гор.

Захарьина так и передёргивало от колкостей в свой адрес, но то, что он мог, скрипя зубами и скрепя сердце, снести от ротмистра Галкина или штаб-ротмистра Балуева, он не собирался сносить от какого-то бледного выскочки немногим старше него годами, который так кичился своим якобы острым умом!

Захарьин испытал чувство пьянящего оглушительного восторга, смешанного с отчаянной паникой, когда выпалил, как выстрелил:
– Вы негодяй, я вас вызываю!

И увидел, что взоры окружающих его офицеров преисполнились тревогой, смятеньем и… уваженьем.

Уваженьем к нему, Захарьину!

От счастья он чуть не воспарил к зениту, вернее, под дряхлую крышу сарая, служившего кавалерийским офицерам пристанищем для игры в карты, и, когда тот же ротмистр Галкин кинулся уговаривать его не дурить, лишь гордо расправил плечи.

Нет-нет, стреляться, только стреляться, он не намерен был далее молча терпеть насмешки и глумления!

Он бросил взгляд на бледное носатое лицо своего обидчика, ставшее совершенно растерянным, и окончательно убедился в правильности принятого решения.

Окружающим его требовались доказательства того, что он мужчина, а не желторотый мальчишка? Что ж, они их получат, пусть даже ценою его крови!

Захарьин не сомкнул глаз всю ночь, меряя беспокойными шагами отведённую ему комнатушку в саманном казачьем доме и раздражённо покрикивая на уныло вздыхавшего в углу денщика Клима. Спина у него леденела от волнения, щёки горели, а руки зябли, и он беспрестанно потирал их одна о другую да обхватывал себя за плечи.

Пусть, пусть его кровь сегодня окропит эту землю, такую же никчемную и скудную, как его собственная жизнь! Зато в полку его надолго запомнят! Всё равно плакать о нём было бы некому. Матушка недавно умерла, а невестой Захарьин так и не успел обзавестись.

Он сердито смахнул невесть откуда набежавшую слезу и стиснул зубы. Какой вздор, слёзы!
Рассвет наступил ему на горло начищенным сапогом секунданта, коим вызвался быть всё тот же добросердечный ротмистр Галкин. Расстроенно моргая, он в очередной раз попросил Захарьина не пороть горячку и одуматься, на что корнет гордо отвернулся, не проронив ни слова.

Толкуйте, толкуйте…

В горле у него пересохло, губы онемели, а в животе что-то премерзко бурчало. Словно этот злосчастный живот только и ждал, что сейчас, очень скоро, его разворотит пуля. И это будет вовсе не пуля горских башибузуков!

Ах, как же всё нехорошо, нелепо выходило!

Захарьин с тоской уставился на горы, озарённые первыми розоватыми лучами восходящего солнца. Возможно, он видел последний рассвет в своей жизни, в последний раз слышал беззаботное кукареканье станичных петухов, скрип мелких камушков под ногами, покашливание расстроенного Галкина позади себя…

Местом дуэли была выбрана укромная полянка у излучины почти пересохшего в жару ручья. Там попрыгивали какие-то дикие птахи, нимало не озабоченные присутствием поручика Лаврова, который неподвижно, словно каменный, сидел на камне же под единственным деревцем – чахлой ивой.

При виде Галкина и Захарьина он поднялся. Некрасивое длинноносое лицо его было очень усталым, и Захарьин с упавшим отчего-то сердцем понял, что тот также не спал всю ночь.
– Где ваш секундант, поручик? – отрывисто вопросил Галкин.
– Он не нужен мне, – глухо ответил Лавров и поглядел прямо в лицо Захарьину своими светлыми глазами. – Я понимаю, что беспощадно донимал вас, корнет – от скуки, и хочу принести вам искренние извинения. В любое мгновение горцы могут убить нас обоих, так что нет нужды нам убивать друг друга. Конечно, если вы настаиваете на дуэли, то вправе сделать свой выстрел, но я… – он помедлил. – Я не отвечу.

Облегчение, которое испытал Захарьин, не поддавалось описанию! Он не будет убит! Ему не придётся убивать этого нескладного выскочку! И он прослывёт в полку не трусом, а, напротив, молодцом, сумевшим постоять за себя!

Всхлипнув, он кинулся на шею Лаврову, который ошеломлённо попятился и чуть не упал.
– Прекрасно, прекрасно, господа, – осипшим голосом пробормотал позади них Галкин.

Через плечо Лаврова Захарьин поглядел на залитый солнечным светом дивный Божий мир и счастливо вздохнул.
– Улыбкою Авроры озарённый, Кавказ проснулся и вострепетал… – зачарованно прошептал он себе под нос.

Плечо Лаврова под его рукой едва заметно содрогнулось.