Белые рабы
Железный тиран лежал в гробу. Вид его был ужасен. Трупные пятна выступали на теле, лицо сморщилось и исказилось гримасой ярости, бессильной и беспощадной. Потрясал смрад разложения, как будто покойник уже месяц как расстался с жизнью. Все свидетельствовало об отравлении.Так отмечал князь Кропоткин в своих "Записках революционера". В то время он служил в охране императора.
Придворные несколько дней скрывали факт его смерти, объявляя народу о тяжелой болезни. 18 февраля 1855 года все же пришлось объявить о кончине императора Николая I. Когда-то грозного самодержца постарались как можно быстрее и без помпезности отправить к его бабушке Екатерине II, похороненной в Петропавловском соборе. Так бесславно закончилось тридцатилетнее правление одного из самых одиозных русских царей, прозванного в народе «Палкиным» в отличие от своего брата Александра I - «Благославенного».
Николай I, бывший армейские полковник, случайно оказавшийся на престоле, пытался управлять Россией солдафонским методом. Страна оказалась законсервированной, все новые ростки в экономике безжалостно затаптывались. Тоталитарная нерыночная держава опиралась во внешней политике лишь на военную мощь. Армейское офицерство император считал единственным привилегированным классом. Вся внутренняя жизнь страны была отдана на откуп дворянам-крепостникам и вороватым чиновникам. Когда Николаю I докладывали об очередном мздоимстве его сановников, царь снисходительно отмахивался, мол пусть воруют, главное чтоб свободомыслия не допускали. Он понимал, что вор никогда не будет стремиться к прогрессу, и это его устраивало.
Николай Павлович считал, что звание «жандарма Европы» почетнее любых экономических успехов. Он разговаривал с Западом с позиции силы. Так, когда в Париже поставили водевиль, где карикатурно изображалась бабушка Екатерина II и ее любовники, он послал французскому правительству депешу, в которой извещал – если спектакль не снимут со сцены, то он пошлет в Париж 4 миллиона зрителей в серых шинелях, которые устроят такую овацию, что мало не покажется. Делая армию основой своей политики, царь насаждал в ней муштру и палочную дисциплину, при этом вооружение не модернизировалось, да и сама русская промышленность, задавленная деспотом и чинушами, не могла производить современных пушек, винтовок и военных кораблей на паровом двигателе. Дело шло к катастрофе.
Во время Крымской кампании прекрасно и по современному вооруженные англо-французские войска нанесли позорное поражение николаевскому режиму. Вот как пишет об этих событиях князь П. А. Кропоткин: «Когда я читал донесение о сдаче Севастополя, страшных потерях, которые понесли наши войска за последние три дня перед сдачей, мы все плакали. Все ходили после этого как если бы потеряли близкого человека. При известии же о смерти Николая никто не проронил слезы… боле того, на улицах Петербурга интеллигентные люди обнимались, сообщая друг другу приятную новость. Все предчувствовали, что наступает конец как войне, так и ужасным условиям, созданным «железным тираном»… Слуги… шептались про «волю», которую дадут скоро. Помещики ждали ежеминутного бунта крепостных – новой пугачевщины».
Описанные нами исторические события подчеркивают некую неприглядную особенность России. Страна как всегда оказывается неспособной к саморегулированию и изменению изнутри. Только позор военного поражения заставил деспота уйти с политической арены и подготовил приход к власти реформатора Александра II. При этом политолог Петр Кропоткин прямо указывает на то, что англо-французы согласились заключить мир и покинуть Крым лишь при условии, что молодой император освободит крепостных.
Интересные зарисовки из жизни российского общества, готовившегося к весне реформ оставил князь П. Кропоткин: «Годы 1857-1861 были, как известно эпохой умственного пробуждения России. Все то, о чем поколение, представленное в литературе Тургеневым, Герценом, Бакуниным, Огаревым, Толстым, Достоевским, Григоровичем, Островским и Некрасовым, говорило шепотом, в дружеской беседе, начинало теперь проникать в печать. Цензура все еще свирепствовала, но чего нельзя было сказать открыто в политической статье, то проводилось контрабандным путем в виде повести, юмористического очерка…»
Сам Александр II выдвинул следующий основной тезис – нужно освободить крестьян сверху пока они сами себя не освободили снизу, так как нет ничего страшнее русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Однако для осуществления своих планов Император хотел, чтобы само служилое дворянство обратилось к нему с просьбой об отмене крепости. Его устремления поддерживала семья, а именно супруга Мария Александровна, брат Константин и великая княгиня Елена Павловна. Идеологом освобождения белых рабов выступил граф Дмитрий Милютин, ставший на тот момент ближайшим другом Императора. В марте 1856 года царь лично выступил перед московским дворянством с просьбой поддержать его начинания. Ответом было упорное молчание. Затихла и вся дворянская Россия. Однако император проявил настойчивость и продемонстрировал сильную волю. Он уже не просил, а требовал. В конце концов, дворяне литовских губерний: Гродненской, Виленской и Ковенской составили прошение к Александру II об освобождении крестьян. В этих землях дух свободы был гораздо сильнее, чем во всей остальной России, так как еще в 1912 году Наполеон уничтожил здесь хотя бы на бумаге крепостную зависимость. Почин был сделан и в ноябре 1857 года Александр II опубликовал рескрипт, в котором выражал намерение освободить крестьян. По всем губерниям полетели депеши, обязывавшие дворян создавать комиссии на местах по подготовке великой реформы. Эти комиссии стали называть «комитеты по улучшению быта помещичьих крестьян и дворовых».
Губернский город Самара оказался в центре событий. Как пишут «Самарские губернские ведомости» в № 8 от 1858 года «в день открытия дворянского собрания зал был перенаселен, а на хоры пускали только с билетами». Губернатор Грот выступил перед дворянским собранием с речью и приглашал господ помещиков принять участие в подготовке реформы. «Государю-Императору угодно, - говорит К. К. Грот, - в знак нового доверия к дворянству предоставить непосредственному усмотрению господ помещиков устройство и упрочение быта их крестьян. И действительно, кому ближе известен быт поселян, их нужды и потребности, кто лучше землевладельцев может сделать правильную оценку сельских работ и поземельной собственности; кто вернее их может изыскать способы для упрочения сельского устройства, для замены обязательного труда вольным и определить будущие отношения владельцев и крестьян».
Большинство самарских помещиков почувствовало в реформе угрозу для своего существования. Они не хотели лишаться дармовой рабочей силы, боялись, что капитализация буквально вышибет у них почву из-под ног, а крестьяне разбредутся туда, где больше платят – на казенные земли, а также в города. Свой страх они выразили в резолюции дворянского съезда: «В Самарской губернии, столь недавно возникшей и составленной из частей губерний Оренбургской, Саратовской и Симбирской, имения помещиков получили свое основание вначале через покупку земель, а потом – крестьян из внутренних малоземельных губерний. Переселение этих крестьян, водворение их на местах оседлой жизни в безлесном крае, наделение всех необходимым для их быта хозяйством поглотило наличные капиталы владельцев и, истощив их материальные средства, вынудило большую часть помещиков заложить не только их населенные имения, но даже пустопорожние земли и сверх этого довело до необходимости сделать частные займы». ( ГАСО,Ф. 430,оп.1,д.71).
Крепостники пускались на любые хитрости, лишь бы доказать, что к ним нужен особый подход и всевозможные исключения. Однако Царь был неумолим. На имя губернатора в марте 1858 года пришел рескрипт, в котором предлагалось рассматривать реформу на общем основании. В мае 1858 года помещики избрали комитет, в который вошли по два члена и одному кандидату от каждого уезда. Правительство представляли Ю. Ф. Самарин и И. Муханов. Губернский предводитель дворянства Александр Николаевич Чемодуров возглавил деятельность комитета. В состав комитета входили такие известные дворяне как И. Д. Лазарев от Ставропольского уезда, И. П. Рычков от Бугурусланского уезда, С.П. Шелашников – от Бугульминского, В.Н. Осоргин - от Николаевского уезда и другие. В конце сентября 1858 года на первом же собрании члены комитета разделились на два непримиримых лагеря. Консерваторы, прозванные «отчаянными крепостниками», которых возглавил И. П. Рычков составили большинство. Наиболее активными в группировке считались С.П.Шелашников, Лопатин, Б.П. Обухов.(ГАСО,Ф.153,оп.3б,д.1000.с.65).
Меньшинство, руководимое славянофилом Ю. Ф. Самариным, называло себя либералами. К последним примыкали И. Д. Лазарев, А. Шишков. Комитет разослал анкеты в 883 имения. Реальный ответ о своем экономическом состоянии прислали лишь 469 помещиков. Они как чумы боялись гласности и правильно делали. Когда то, что творилось в поместьях, доходило до судебных инстанций, сразу же возникали уголовные дела. Так помещик Н. В. Племянников владелец деревни Якуткино Бузулукского уезда окружил деревню рвом, забором, у околицы поставил караул. Въезд и выезд из деревни был возможен только с личного разрешения помещика. Сей дворянин с часами в руках становился около крестьянина, требовал от него работы с максимальным напряжением в течение получаса и подсчитывал объем выполненной работы. Затем, считая каждый рабочий день в течение месяца от восхода до захода солнца, скидывая летом 1,5 часа на завтрак и обед, а зимой только полчаса на обед, помещик определял нормы выработки или «уроки». Таким путем он установил уроки для жнеца в 180 снопов он утвердил ежедневный «урок» 10-12 возов по 100 снопов каждый, для пахарей была объявлена ежедневная норма 915 кв. сажен/ на 7 сох и т. д. Племянников конечно понимал, что максимальная выработка жницы за 13-часовой рабочий день не может превысить 100 снопов, но ему нравилось изводить людей непосильным трудом. Крестьянских девушек от 13 до 18 лет дворянин держал в барском доме. День и ночь они пряли, ткали и шили. Племянников сам следил за работой, а приглянувшихся брал к себе на ночь. Провинившихся он сек, порол розгами, заковывал в колодки, вырывал бороды, морил голодом. Дело приняло настолько скандальный характер, что власти вынуждены были начать против него следствие за растление тридцати малолетних девочек, за убийство нескольких крепостных, за массовое зверское истязание крестьян, доводившее их до самоубийства…(В крестьянскую эпоху на Средней Волге. Самара,1934г,с.147,171).
Однако юридическая система, оставшаяся в наследство от николаевского режима, лишь фиксировала преступления. Как спички в темном лесу на мгновение вспыхивали уголовные скандалы и тут же затухали по поводу жестого обращения управляющего имением графа Толстого Дмитрия Пафнутьева с крестьянами деревни Александровка в 1851-1853 годах; об издевательствах помещицы Ставропольского уезда Татьяны Семеновной Трубниковой над своими крепостными в 1844году; о зверствах помещика Ставропольскогог уезда поручика Конищева в отношении дворовых людей в 1838 году; об отягощении каторжным трудом своих крестьян дворянкой Анной Ивановной Быковой в 1817-1818 годах; об истязаниях самарским помещиком Бронским своих крестьян с 1839 по 1846 годы; о сексуальных извращениях, допущенных отставным гвардии поручиком Дмитрием Путиловым в отношении своей дворовой Екатерины Федоровой в 1851-1852 годах…( ГАСО,ф.430,оп1, д.12, 18,24,26,33).Фемида была неспособна обвинить кого-либо из властьпридержащих. А в это время в комитете «по улучшению быта помещичьих крестьян и дворовых» насмерть бились консерваторы с либералами. О чем же спорили господа? По вопросу о наделении крестьян землей помещик Лопатин доказывал, что крестьянам земля должна быть дана только во временное пользование, на время «переходного состояния». По существу он предлагал освободить крестьян … от земли. Из 17 членов комитета это мнение поддержали 8 человек. Помещик Б.П. Обухов настаивал, что право выкупа нужно предоставлять отдельным крестьянам, а не всей деревне сообща. Он видел в крестьянской общине врага. Самарин возражал, заявляя, что община связывает крестьян круговой порукой и дает возможность легче ими управлять, а также собирать подати. В дискуссиях дворяне порой теряли свой аристократический лоск и начинали употреблять нецензурные выражения. Разногласия доходили до рукоприкладства. Делопроизводитель Бабкин, помещик Ставропольского уезда, честно записывал все выражения, допущенные спорщиками. Это чуть не привело к дуэли, когда небезызвестный Шелашников потребовал от Бабкина избирательно вести записи журнала. Ставрополец, как честный человек, отказался идти на поводу у озверевшего самодура. Чтобы погасить скандал пришлось вызывать из Оренбурга генерал-губернатора Катенина. Только сановник такого высокого ранга и смог утихомирить разбушевавшегося Шелашникова.
Пока дворяне выясняли кто более родовит и знатен по губернии катилось новое уголовное дело. В Бугурусланском уезде в селе Троицкое Куроедово помещица Благодатоваприменяла зверские истязательства. Крестьян и крестьянок пороли розгами, одевали рубашки из мелко нарубленного конского волоса. В жалобе самарскому губернатору крестьяне этой помещицы писали: «Мы крестьяне госпожи Юлии Ивановны Благодатовой рабствовали ей много лет и теперь повинуемся. Приказчик ее, Модест Наумов действует над нами так, что превосходнее госпожи. С жен наших требует холсты. Из данного им 9 фунтов худого льна велено им из оного наделать рукодельем своим каждой женщине 25 аршин двойного холста. Но из этого льна. Назначенного количества не вышло и даже делать невозможно. Мы просили его, Модеста Наумова, чтобы дойти до госпожи и объяснить ей об обиде как на нас, равно и жен наших. Но Модест Наумов не допустил и бил беспричинно своими руками, о чем известны все наши вотчинники». Жалобу подписали 46 крестьян.
Пока жалоба шла к губернатору, в имение приехал уездный исправник Третьяков, родственник Благодатовой. Третьяков собрал 24 апреля 1858 года сход и решил публично высечь розгами «смутьянов». Крестьяне единодушно заявили, что наказываться не дадут. Исправник приказал понятым схватить Попова Харитона Ивановича, Попова Федора Ивановича, Попова Якова Савельевича, Лекарева Ивана Мироновича, Настасью Яковлену и Дарью Харитонову, которых указала сама помещица. Когда понятые пытались схватить Лекарева и Харитона Попова из толпы вышли Тимофей Григорьевич Завальский и Федор Иванович Попов и закричал, что наказывать не дадут. Их поддержали все остальные крестьяне. Исправник и понятые убежали. На другой день 25 апреля исправник приехал с командой 25 казаков и 15 солдат инвалидной команды, казаки стали хватать крестьян. Из 114 крестьян Благодатовой 60 человек были высечены розгами. Тимофей Завальский и Федор Попов были арестованы и отправлены в тюрьму. Яков Лекарев и Харитон Попов из деревни убежали. Экзекуция проводилась на глазах у помещицы, и она сама подсказывала кому прибавить «горячих». Избитые крестьяне написали новую жалобу, в которой плакались, что «исправник Третьяков госпожи нашей родственник прибыл в нашу вотчину с казаками и бил безвинно 70-летних стариков и женщин, как Настасию Никифоровну». Губернатор К. К. Грот распорядился главных жалобщиков Тимофея Завальского и Федора Полпова отправить в арестантские роты. (ГАСО,Ф.3,оп.1,д.31,с.28,68).
Свидетельство о публикации №215111600511