Как волк овцу пожалел

                Как волк овцу пожалел

                ( На фото:  Юрий Федорович Самарин)

Осенью 1858 года «Комитет по улучшению быта помещичьих крестьян и дворовых» собирался регулярно. Дворяне, как настоящие карточные шулеры, только и думали, как ошельмовать крепостных. По вопросу о размере оброка помещики рядились из-за каждой копейки, как прирожденные барыги. «Отчаянные крепостники» меньше 25 рублей с тягла и слышать не хотели, «либералы» отстаивали 23 рубля с тягла. Напомним читателям, что тягло составляло 2,4 души. Шишков предложил предоставить крестьянам право самим переходить на оброк с барщины. Консерваторы его освистали.
И.П. Рычков в противовес привел следующие цифры: имение, в котором 8 тягл, или 31 душа, приносит доходы, по его подсчетам, 600 руб. серебром в год с хлебопашества. Имение заложено за 2 480 руб. – ежегодные проценты с погашением доли залога составляют 173 руб. 60 коп., чистого дохода остается 426 руб. 40 коп. На этот доход, имея готовый хлеб, скотоводство, прислугу, дом с отоплением, помещик существует. Если перевести на оброк по 25 руб. с тягла – помещик получит 200 руб. – за вычетом у него остается 26 руб. 40 коп. Как может прожить помещик при этих условиях - возмущался Рычков. Из этого видно, что помещиков волновало лишь их собственное благополучие. Судьба страны и основной массы населения дворян не трогала. В этом виден особый менталитет России, в которой лишь 10% граждан считают себя хозяевами, а всех остальных держат за перегной.
Причина подобного - в исключительном богатстве страны, в огромной величине ее территории. В этих условиях благополучие легко достигается экстенсивным методом, то есть не развитием производства, не внедрением новых технологий, а путем простого беззаконного перераспределения в свою пользу ценностей, лежащих на поверхности.
В спорах комитета проявлялась еще одна особенность российского менталитета. Законы Российской Короны едва умещались в 45 толстенных томов, и во многом они заключали в себе справедливость, гуманность и христианские ценности. Однако монархия жила по другому, неписаному закону, проступавшему кровью через все царские уложения. Нигде в законодательстве вы не найдете положения о крестьянах как о рабах, наоборот, само слово крестьяне уходит корнями к слову христиане, то есть набожные, верующие, благопристойные дети Христа. А представитель Иисуса на земле – православный Царь-батюшка. По соборному уложению 1649 года слуги царя – бояре и служилые дворяне должны были в дружеском союзе с христианами, то есть крестьянами, создать на специально выделенных для них территориях, помеченных столбами, сельскохозяйственные производства, так называемые столбовые имения. Столбовые дворяне должны были лишь руководить христианами-крестьянами в создании крепких сельских хозяйств ради укрепления Короны. На деле получалось противоположное.
В Бугульминском уезде помещик Мартынов, постоянно пьяный, потехи ради стрелял в крестьянский скот. Изуверствующий помещик забил до полусмерти треххвостой плетью крестьянина Иванова. Бил так страшно, что трехлетний сын Иванова от испуга умер. Мартынов еженощно требовал к себе крестьянских девушек. Одного из дворовых мужчин склонял к мужеложству, а когда тот не согласился, Мартынов выстрелил ему холостым зарядом в лицо и изуродовал. Жандармы расследовали эти безобразия, чинимые Мартыновым, но дело так и осталось без последствий.
В Бугурусланском уезде помещик Кротков после издевательств и истязаний продал своих крестьян Терентия и Ивана Никифоровых уральским чиновникам – Поликарпову и Бородину. Эти господа не имели права держать крепостных. Никифоровы узнали об этом и подали в суд. Суд обязан был по закону от 1842 г. объявить их свободными, однако Оренбургская судебная палата приговорила вернуть Никифоровых их прежнему владельцу.
В 1856 году помещик того же уезда Сухотин после истязательства продал крестьянина Григория Грибкова с семьей некоему Маркову. Последний истязал Грибкова в еще большей мере. Грибков подал жалобу, которая осталась без последствий.
На Казанскую, угол Воскресенской, в Дом Дворянского собрания члены комитета съезжались почти каждый день. Либерал Самарин предложил неслыханное – государственные платежи после реформы взимать не только с крестьян, но и с помещиков, пропорционально имеющейся земле. Возражая ему, Шелашников заявил, что тогда дворянство будет подведено под один уровень с податными сословиями, что повлечет полное уничтожение «аристократического начала». За него горой встали Обухов и Рычков, с сарказмом заявляя, что «чего доброго дворян поверстают в подушный оклад и заставят исполнять натуральные повинности».
 Либералы предложили чисто капиталистический подход к взиманию оброка. Самарин определил такие меры: в случае несвоевременного взноса заставить крестьянина погашать недоимку отработкой. В случае невозможности погасить недоимку этим путем – сдавать крестьян по жребию в рекруты, полученные рекрутские квитанции продать, а вырученные деньги выдавать помещику в погашение оброка. Это означало настоящую работорговлю с помощью долговых обязательств. О размере крестьянских наделов после освобождения также вспыхивали ожесточенные споры. Крепостники вместе с Лопатиным утверждали, что с крестьян хватит и личной свободы, а уж с землей как-нибудь само уладится. Самарин и его группа пугали, что без земли крестьяне реформу не примут и дело может дойти до бунта.
Самарин был недалек от истины. В 1859-1960 годах по Самарской губернии прокатилось 64 выступления крепостных. В 37 случаях прислуживавшие хозяевам старосты были избиты до полусмерти. В Бугурусланском уезде крестьяне и дворовые генерал-майора Осоргина подкараулили своего барина и убил его выстрелом через окно.
В те же дни приключилось волнение в имении Чемодурова, губернского предводителя дворянства. Крестьяне отказались выполнять барщину и жестоко избили старосту, затем стали размахивать топорами, грозить самому помещику. В Новом Буяне Ставропольского уезда, в имении Мельгунова, усмирять крестьян в марте 1858 года приехал пристав. Но, увидев толпу крестьян, вынужден был скрыться. Тогда приехали исправник и предводитель дворянства. На уговор крестьяне не поддавались. Исправник приказал полицейским схватить зачинщика Емельянова. Крестьяне с кольями и вилами бросились выручать односельчанина. Сжимая ряды, они скандировали: «Разорви камень стен, поднимайся с колен, разогни свою мощную спину. Станешь выше ты гор, и увидишь, кто вор, и возьмешься тогда за дубину». Освобождая крестьян, дворяне действительно спасали свои жизни, так как агрессивность возрастала с каждым днем. И тем не менее к общему знаменателю комитет не пришел. В столицу направили два проекта: от консерваторов и от либералов. К лету 1859 года самарские документы лежали на столе монарха.
Пока шли дискуссии, из уездов направлялись новые уголовные дела о преступлениях помещиков. Дворянин Шиошин Ставропольского уезда по показанию крестьян, «весьма часто за малейшие вины или без всякой вины бил крестьян розгами, палками, двухвостой плетью и кнутом до того жестоко, что крестьяне лишались чувств, сверх того, надевал крестьянам на шею железные рога такого устройства, что в них невозможно лечь или даже прислониться к стене, и «виновные» оставались в таких рогах сутки и более в темной комнате, после чего страдали «стеснением шеи и опухолью оной». Особенной жестокостью отличалась сама помещица Шиошина. Экзекуции крестьян проводились под ее руководством, причем норма колебалась от 300 до 500 ударов розгами или плетью. Наблюдавшая за ходом экзекуции Шиошина приговаривала: «Бей его в мою голову. Ныне такие законы, чтобы только до смерти не забивать». Дворовую Авдотью Кузьмину Шиошина довела до самоубийства, у дворовой Анны Шиошина выстригла ресницы, «чтобы девка не дремала за делом». Началось следствие, которое так и утонуло в бюрократической рутине.
Читатель может удивиться: да кто же они такие – эти крепостники, откуда в них столько жестокости, ведь многие знали иностранные языки и танцевали мазурку на балах. На это ответил философ Фридрих Ницше, который писал: «Если у человека есть возможность стать свиньей, то он ею станет». Вот так. Образованность здесь, как видим, ни при чем. Только социум со своими жесткими законами и отлаженным механизмом их реализации может остановить беспредел человеческих пороков.
Российский социум страдал гигантизмом своей территории. Обширнейшие земли требовали гипергосударства, а последнее нуждалось во всесильном чиновничьем аппарате и служилом дворянстве. Бюрократическая машина оказывалась неподконтрольной населению. Более того, она превращала самого царя из ферзя в пешку.
Вот почему монархи так долго пытались освободить крестьян и оказывались бессильны. Петр III лишился за эту крамольную попытку жизни и престола. Павла I забили за то же самое серебряной табакеркой. Александр I струсил и сам на себя наложил схиму, отказавшись от престола и пойдя с посохом по Святой Руси. И вот, наконец, Александр IIрешился на поступок. Помогли ему позорный парижский мир и требования Наполеона III об освобождении «внутрирасовых рабов». К отмене крепостнического землевладения принуждал и кризис в экономике. Дворяне, оказалось, практически заложили все свои имения. Либо их надо было отнимать за долги, либо разрушать весь экономический уклад жизни.
Накануне реформы в Самарской губернии 638 помещичьих имений были заложены в кредитных учреждениях. Сумма составляла 5 миллионов 923 тысячи 214 рублей 45 копеек, или 9 284 рубля в среднем на помещичье хозяйство. Спасти дворян от финансового краха могло только освобождение их крестьян. На последних навешивали все долги и заставляли выкупить их свои трудовые наделы в 4-6 раз выше рыночной стоимости, правда, в течение 49 лет. Вот уж, действительно, барская милость.
Александр II подписал Манифест об освобождении крестьян от крепости 19 февраля 1861 года, в юбилейный день своей коронации. Вот как описывает эти знаменательные события в Санкт-Петербурге князь Петр Кропоткин: «Кроме нескольких посвященных, никто во дворце не знал, что Манифест подписан 19 февраля. Его держали в секрете 2 недели только потому, что через неделю, 26 февраля, начиналась Масленица. Боялись, что в деревнях пьянство в эти дни вызовет бунты… Войскам были даны самые строгие инструкции, каким образом усмирять беспорядки. Через две недели, утром 5 марта, в последний день Масленицы мой денщик Иванов вбежал с чайным подносом в руках и воскликнул: - «Князь! Воля! Манифест вывешен в Гостином дворе». – «Ты сам видел манифест?» - «Да, народ стоит кругом. Один читает, а все слушают. Воля!» Крестьяне хорошо поняли его значение. Когда я выходил из Исакиевского собора, много мужиков стояло на паперти. Двое из них в дверях так смешно мне сказали: «Что, барин? Теперь фьюить!»
В Самару манифест был доставлен 10 марта 1861 года и зачитан во всех церквях. Новый губернатор, Адам Антонович Арцимович в своем тревожном послании к министру внутренних дел тонко уловил отношение крестьян к этому документу: «Народ вынес из церкви впечатление, что надежды его не сбылись. Он ожидал полной, чистой воли ивпридачу бесплатного отвода земли, которую, по словам крестьян, они успели выслужить долговременным отбыванием повинности. С этой надеждой народ расставался так неохотно, что он сперва готов был допустить обман или подлог, чем мысль отказаться от своей мечты». (ГАСО,Ф.3,оп.11.д.7б,с.3-5)