Мой друг оказался евреем

Владимир Крылов - http://www.proza.ru/avtor/vlad0507

Впервые я увидел Вовку, поступив после восьмилетки в знаменитую ленинградскую 239-ю физико-математическую школу. Сначала толстый мальчик с огромной копной чёрных курчавых волос и ярким румянцем на пухлых белоснежных щеках не заинтересовал меня, но оказалось, что его кажущаяся неспортивной фигура не мешает ему хорошо играть в футбол, ходить с классом в походы, а весёлый и добрый характер сделал его всеобщим любимцем. Но по-настоящему сдружился он лишь со мной и с Борькой.
Окончив школу, мы поступили в Университет: я – на физфак, Вовка – на матмех, на отделение астрономии. Он был умный парень и, получив красный диплом,  распределился в знаменитую Зеленчукскую обсерваторию. Оттуда Володя слал  редкие письма, в которых иногда были вложены фотографии: Володя у телескопа, Володя собирает грибы с академиком Амбарцумяном…. Но в каждом письме между захватывающими описаниями наблюдений за звёздами проскальзывала тоска по подруге. В личной жизни он был далеко не столь успешен, как в науке. Вероятно, причина крылась в его отнюдь не суперменской внешности, а также в природной застенчивости. Хотя вторая, скорее всего, была следствием первой.
В Университете подругой он не обзавёлся: матмех – отнюдь не райские кущи для поклонников девичьей красоты, да и психика у математиков нередко весьма специфическая. Володя как-то назвал матмеховские вечера пародией абсурда. Но затерянная в горах обсерватория с преимущественно мужским контингентом ещё менее подходила для поиска подруги жизни. И единственным развлечением там (помимо прогулок по горам) были чисто мужские посиделки с водкой. Володя писал, как он мечтает, возвращаясь с очередной дружеской пирушки, чтобы ему открыла дверь любимая женщина, нежно обняла, напоила чаем… «Да-а, обняла, жди! А не хочешь ли по пьяной морде? - отвечал я, уже умудрённый несколькими годами семейной жизни. – Да и не отпустит она тебя одного. Жёны требуют, чтобы мужья всегда брали их с собой. Ты можешь представить  вашу пирушку с присутствием твоей жены?». «Да-а, такое мне не приходило в голову…» - грустно отвечал он.
Однажды весной Володя шёл на обед по территории обсерватории и вдруг увидел незнакомую девушку. Уткнувшись лбом в берёзовый ствол, она молча плакала, и её хрупкие плечики сотрясались от беззвучных рыданий. Лицо скрывали белокурые локоны, но тоненькая фигурка была столь трогательна…
Всё совпало: весенние флюиды, его одиночество, прекрасный горный пейзаж, обрамлявший место действия, плачущая девушка, которую хотелось унести на руках от всех горестей и отгородить собой, как заборчиком – тонкую берёзку,  от жестокой реальности жизни…
Эта сцена так впечатлила Володину душу, переполненную нерастраченной нежностью, что в столовой он, рассказывая за столом об увиденном, произнёс фразу, изменившую всю его жизнь:
- Если бы эта девушка стала моей женой, я бы сделал так, что она улыбалась бы, просыпаясь по утрам!
За столом присутствовали и жёны Володиных приятелей. По женскому обыкновению они тотчас донесли услышанное до девушки, которая оказалась практиканткой, приехавшей из Ставрополя на преддипломную практику.
Через два месяца сыграли свадьбу. Володя слал восторженные письма о своей новой жизни.
Это была середина 70-х. Впервые евреи получили возможность выехать из СССР на постоянное жительство. В нашем академическом НИИ запретили упоминать в научных статьях работы эмигрировавших. Но я и предположить не мог, что внезапный переезд Володи в Ленинград, о котором он мне сообщил, как-то связан с усиливавшимся в стране давлением на евреев. Я никогда не думал о нём как о еврее. Конечно, я многократно бывал у него дома и видел характерную внешность его родителей и сестры. Но всё это оставалось где-то в подсознании. Ни в моей семье, ни в нашей лучшей в Ленинграде школе не проскальзывало и намёка на антисемитизм.
И вот мы встретились и идём от метро к Володе домой, в оставшуюся от родителей квартиру. Вечер был тёплый, путь неблизкий, и Володя в своей обычной ироничной манере, посмеиваясь, рассказал мне историю своей жизни.
После открытия для евреев границ его мать и сестра (отец к тому времени умер) уехали жить в США. Как только это было донесено соответствующими службами до руководства обсерватории, Володе перекрыли доступ к наблюдениям. Его не уволили, ибо – не за что: он был одним из лучших сотрудников обсерватории. Достаточно сказать, что он был первым допущен к работе на уникальном в то время телескопе с 6-метровым зеркалом, самым большим в мире, которое в те годы  установили в Зеленчукской обсерватории. Но что делать астроному без телескопа? Это – всё равно, что токарь без станка, шофёр без машины. А жена ждала ребёнка…. Нужны деньги, для этого надо защитить диссертацию. Но теперь и это стало весьма проблематично.
Жена (русская) настойчиво предлагала уехать в США, но Володя наотрез отказался. Друзья-однокурсники посулили ему возможность работы в Ленинграде, и вот он приехал.
- Ты имей в виду, - произнёс он вдруг с обычной своей улыбкой, - что теперь со мной опасно общаться. Борька не захотел со мной встречаться и вообще сказал, чтобы я больше не звонил.
Мне это было дико слышать. Это просто не проникало в мой разум. Может быть, потому, что я никогда не сталкивался с идеологическими репрессиями.
У Володи было много экспериментальных результатов, требующих обработки на ЭВМ. Тогдашняя ЭВМ мощностью с современный ноутбук занимала целую комнату, их было мало, они работали круглые сутки, и для работы на них записывались в очередь на много дней вперёд. Володе отвели ночные смены. Но его это не пугало. Он был полон оптимизма:
- Я буду каждый месяц публиковать по статье и через год защищусь!
Мы пришли. Жена его Лена мне с первого взгляда не понравилась, несмотря на очаровательную тоненькую фигурку, маленькую аккуратную головку и вполне милое, хотя и не для обложки глянцевого журнала, личико. Во всей её показной приветливости ко мне и нежности к Володе сквозило лицемерие. Убаюкав маленькую дочку, она угостила нас чаем, всё – честь по чести. Но в ней совершенно не ощущалось душевное тепло, которым так ценна любимая женщина.
Я ехал домой полный радужных мечтаний: в город вернулся мой лучший друг! Я представлял, как мы будем встречаться, гулять, пойдём в поход на Тянь-Шань…
Но через две недели Лена позвонила и сообщила, что завтра состоятся его похороны. Оказалось, что он заболел гриппом с температурой 39 градусов, но, убеждённый в несокрушимости своего организма, поехал работать в ночную смену на ЭВМ: как раз подошла очередь. Сквозь сон она слышала, как он вернулся под утро, а проснулась уже рядом с трупом: не выдержало сердце, видимо, изрядно надорванное событиями последнего года.
Беда не приходит одна. Примерно через месяц мне позвонили, и девичий голос, представившись сестрой Лены, попросил приехать: квартиру взломали, и надо было починить дверь.
Захватив инструменты, обрезки досок и реек, я помчался на другой край города.
Оказалось, что Лена уехала домой, в Ставрополь, а в квартире поселилась её младшая сестра, поступившая в Ленинградский ВУЗ. Лена оставила ей мой телефон.
Из квартиры ничего не пропало, ибо брать было нечего, но всё было разбросано в поисках ценностей. А, главное, - был выломан замок.
Я аккуратно заделал повреждённое место двери вставкой, подровнял рубанком и врезал новый замок. Теперь, если зашпаклевать и покрасить, дверь будет как новая. Было удовлетворение от хорошо сделанной работы, тем более, что я отдавал этим дань нашей дружбе с Володей.
Ещё спустя примерно год Лена позвонила мне и сказала, что перебралась жить в Ленинград и пригласила заезжать иногда. Я сразу же договорился о приезде в один из ближайших дней, чтобы разузнать, всё ли у неё в порядке и не надо ли чем-нибудь помочь.
Лена встретила меня со своей прежней лицемерной улыбкой. За чаем она сообщила, что перевелась учиться в ленинградский ВУЗ и что на ней сейчас висит курсовая работа – расчёт трансформатора, а она в этом ничего не понимает. Я понял истинную причину её приглашения и сразу же предложил помощь, хотя очень не одобрял подобные вещи. Но тут – жена погибшего друга!
А Лена стала рассказывать, как ходила сдавать зачёты и экзамены с маленьким ребёнком на руках, и ей никто не посмел поставить плохую оценку. Она явно гордилась своим «умением жить». Как мне хотелось хлопнуть дверью и никогда её больше не видеть! Но я уже обещал…
Трёхлетняя дочка опять потянулась за конфетами, несмотря на запрет, и Лена шлёпнула её по руке. Девочка убежала на кухню и, вернувшись с какой-то мокрой тряпкой, принялась хлестать маму:
- Дура! Я тебя ненавижу!
Лена, взяв ребёнка за ручки, освободила тряпку, а дочку повернула и мягко подтолкнула к спальне:
- Иди, тебе уже спать пора.
Понимая моё шоковое состояние от увиденного, Лена со своей ханжеской улыбкой объяснила:
- Зато в жизни она сможет постоять за себя!
Уходя, я не удержался и, показав на отремонтированную мною и так и не покрашенную дверь, спросил, не стоит ли её зашпаклевать и покрасить. Лена сразу всё поняла:
- Так это ТЫ делал? А я-то думала: кто это так непрофессионально сработал?
Через некоторое время я завёз Лене выполненную курсовую и больше с ней не встречался. А спустя несколько лет узнал от общих знакомых, что она уехала в США к свекрови.