Собрать аншлаг

- Эй, кучерявый! Чего молчишь? – мужчина в шортах и тельняшке, натянутой на большое пивное пузо, обратился к молодому человеку на верхней полке плацкартного вагона, - я тебе тут говорю.
Парень лежал к попутчикам спиной, стараясь не привлекать к себе внимания пьяной компании, но, как видно, эти попытки пропали втуне. Он повернул голову в сторону говорившего и сказал:
- Вам-то, какое дело, откуда я и куда еду?
- Ну, зачем же так грубо, - защищался обладатель большого живота, - дорога дальняя, нам только и остаётся, что, так сказать, беседовать.
Парень слез со своего места. Похоже, они так и не отстанут, если им не рассказать, но от одной только мысли, что ему придётся снова вспомнить багровое от гнева лицо режиссёра, становилось дурно.
- Ну, тогда запасайтесь крепким, потому что не от хорошей жизни я уезжаю из родного города.
Попутчики почувствовали, что сейчас будет рассказана интересная история и были готовы услышать её.
- Я сам родился и вырос в Ирбите, как мама говорит, звёзд с неба не хватал. Так что после школы в институт не поступил и попал в армию. Отслужив два года, вернулся к себе. В маленьком городе и так работу найти нормальную тяжело, а уж без образования и подавно, поэтому, когда один из родственников по знакомству предложил устроить в театр на Орджоникидзе осветителем, я согласился.
Работа, в принципе, нетрудная. С техникой я всегда на «ты» был, так что мало-помалу втянулся. Единственный, кто не нравился мне – это наш худрук. О-о-ох и крикун же он был. Если его что-нибудь раздражает –  сразу краснеет, как рак, и давай кричать. И неважно, кто перед ним стоит: актёр, помощник или тех. персонал – на всех орал. Актриса у нас одна влюблена в него без памяти была, все про это знали. Она к нему и с этой стороны и с той, а Василий Владимирович как будто не замечает её. Не выдержала девка, да и в лоб ему сказала, мол, люблю Вас. А он аж пупрами покрылся, как давай на неё кричать: «Вы что себе позволяете!?». Раскалился весь. Вот кто бы знал, что удивление у человека так выражается?
Ну да не про это я хотел рассказать. В целом, нормально всё у нас было. Театр, конечно, маленький, народу не сильно много приходило. И вот закрылся у нас, значит, сезон, собрал нас всех Василий Владимирович и говорит такой.
- Друзья, вынужден сообщить, что я должен покинуть город на продолжительное время.
Мы его, конечно, давай расспрашивать, зачем, мол, да почему? А он только отнекивается, краснеет, говорит, что не наше это дело, что ему надо вдохновение своё найти, а в конце вообще не выдержал да и выпалил, что устал от наших рож.
Мы подумали, что дядька пошутил. Он, конечно, вспыльчивый был, часто становился похожим на помидор, когда его кто обидит или же он чего-то не понимает, а хочет всем казаться умником, но в целом-то человек хороший. Однако спустя месяц продал он свою квартиру, вещи и уехал из города.
Мы кое-как справились. Помощник его постарался как-то делом всем управлять, да никудышно получалось. Я уж думал, что всё, новую работу искать надо, но тут, спустя восемь месяцев объявляется наш худрук.
Снова собрал нас всех в театре и говорит.
- Рад сообщить вам, друзья, что долго я путешествовал, но, в конце концов, нашёл, так сказать, что искал, - от волнения руки его немного дрожали, а щёки покраснели, - теперь мы будем ставить спектакли по пьесам, которые я написал. Я думаю, это будет прорыв.
Мы-то все обрадовались. Честно вам скажу, мужики, я даже ощутил, что вот оно, новое что-то в жизни появляется.
Сам худрук стал жить прямо в театре. Он с собой из путешествия только два чемодана привёз, как он отшучивался: «А в чемоданах у меня реквизит».
В общем, поставили мы первую пьесу, и народ на неё ломанулся толпой. Загляденье получилось, уж на что я, человек не шибко творческий, но даже я понял, что это, как говорил Василий Владимирович, шедевр!
Затем новая пьеса была, ещё лучше. Прослышали в столице, что собираем аншлаги, и давай худрука нашего переманивать к себе, мол, мы тебе и труппу дадим сплошь из знаменитостей, ставить будешь свои пьесы на главных площадках страны, а Владимирович только смущённо краснел на такие предложения, да отказывался. Он вообще какой-то не такой, что ли, стал: спокойный, рассудительный. От былой вспыльчивости и следа не осталось. Мы тогда подумали, что поездка на дядьку повлияла, что он шёлковый стал.
Года три мы так работали, горя не знали. Каждый сезон новые постановки, зал никогда не пустовал. В общем, стало мне жутко любопытно, как он так пишет, что шедевры получаются. Несколько раз пытался спросить Василия Владимировича, а он так улыбался добродушно и говорил мне.
- В каждом, Петя, есть талант, и в тебе тоже. Просто, я сумел его в себе раскрыть.
Так что ничего, кроме горделиво розовых щёк и заумной речи, я от него не услышал. Решил, в конечном счёте, сам во всём разобраться.
Как я уже сказал, худрук жил в театре. Я дождался окончания репетиции и, когда все уже разошлись по домам, проследил за Василием Владимировичем до его кабинета. Стою, значит, у двери и слышу, как он с кем-то разговаривает. Голоса разобрать не могу, но вроде их там несколько человек стоит, я даже подумал, что решил начальник собрание какое-то важное провести, но дёрнуло же меня дурака дверь немного приоткрыть.
Смотрю я сквозь щель и вижу, как стоит наш худрук посередь комнаты один и говорит в стену куда-то, а ему в ответ кто-то голосом нечеловеческим отвечает. Я вам честно говорю, вот крест святой, голоса не людские: один шипит, как змея, другой басит, словно через трубу металлическую говорит, а третий тихий такой и писклявый, как будто мышь говорить научилась. Слова их понять не могу, но понятно, что ругают они Василия Владимировича за что-то, он стоит весь багровый, пытается что-то в ответ сказать, а ему не дают.
И тут я, мужики, на стену смотрю, а там маски висят, те, что худрук из поездки своей привёз, а у масок рты да глаза двигаются. И тут меня аж током прошибло, маски-то с ним разговаривают, а не люди. Он им говорит что-то, а они его ругают. Тут я вроде понял, что советы ему дают, как сцену закончить, как вдруг одна из масок на меня смотрит и как закричит басом.
- Подглядываешь, тварь!
Дверь как захлопнется резко да по носу мне. Кровь ручьём потекла, да не до того было. Я как ломанулся до дому, водкой отпаивался полночи, спать боялся, всё думал, что за мной твари эти говорящие придут.
В театр больше не вернулся, вещи собрал да решил в Тверь переехать. Там у меня тётка живёт, думаю, устроюсь как-нибудь.
Парень закончил свой рассказ, выпил стакан водки и залез на свою полку.
- Да, видать парень мастак байки рассказывать, - услышал Пётр тихий голос внизу. Доказывать что-то у него не было желания. Он потёр всё ещё побаливающий нос, закрыл глаза и постарался заснуть.