Иванова пещера

ИВАНОВА ПЕЩЕРА.
Солнце уже коснулось большой горы. Тень от нее по вершинам лиственниц медленно подползала к избушке, а внука всё не было.
Дед уже третий раз разводил костер и вешал на огонь чайник, уже давно сварил рыбу и сделал все дела, которые планировал на сегодня. Но ужинать не садился, ждал. Он был рад, что его внук, будучи еще ребенком, самостоятельно и без опаски ходит по тайге и по горам. Это напоминало ему его собственное детство. Он тоже ничего не боялся в таком возрасте и облазил все ближайшие горы и обошел все озера. И всё равно было тревожно когда внук пропадал где-то надолго и не возвращался до того как солнце начнет садиться. Летом ночи, конечно же, были светлые и короткие, но ночь есть ночь и проводить ее лучше под крышей и в тепле. Вот и сейчас на часах было уже 12. А внук где-то в лесу. Первой как обычно прибежала их любимая Стрелка. Она вбежала на поляну перед избушкой, бодро виляя хвостом и ласково прижимая уши при виде хозяина. Дед снял с костра чайник и пошел в избушку собирать на стол нехитрый ужин.
- Куда ходил? – спросил дед, стоя лицом к столу и спиной вошедшему в избушку внуку.
- Да так, бродил неподалеку….– ответил мальчик.
- Что видел? – дед продолжал расспрашивать, потому что чувствовал, что внук что-то недоговаривает, это было слышно по тону голоса.
- Росомаху и соболя.
- Далеко? – не унимался дед.
- В каком смысле «далеко»? – в свою очередь начал задавать вопросы внук втянувшись в беседу, – далеко от меня или далеко от избушки?
- А и то и это, – последнее сказать по хантыйский было сложно, да и вряд ли бы Антон, так звали внука, понял, если бы даже дед и сказал, поэтому дед перешел на русский язык. Хотя в лесу он специально говорил только на хантыйском. Так ему казалось правильнее всего. Он даже думать старался только на нем. Говорят, что родной язык тот, на котором ты думаешь. Но он давно уже не знал, какой язык ему родной. Иногда он думал на русском, иногда на хантыйском. Порой в его голове возникали фразы на коми-зырянском языке, которому он научился еще в интернате, когда жил вместе с детьми зырян-оленеводов. А когда он вспоминал свою трудовую молодость, то в памяти всплывали целые рассказы и легенды на ненецком языке. Он слушал их в тундре долгими декабрьскими вечерами от стариков  оленеводов, когда работал зоотехником в оленбригадах. В общем, понимал он почти все языки и наречия, окружавшие его, и иногда, в разговоре называл вещи именно на том языке, на котором, как ему казалось, названия более точно подходили для их обозначения. Внук всегда поражался языковым способностям деда и говорил ему, что если бы он жил где-нибудь в центре Европы и знал четыре языка соседних с ним народов, то его бы считали полиглотом и он мог бы работать переводчиком в какой-нибудь солидной организации. 
- Росомаху видел отсюда километров в пяти, бежала по противоположному от меня берегу реки метров в двухстах, а соболь прямо передо мной залез на дерево, это было у кривой елки. Дед, а дед, а у нас в горах есть пещеры?
- Значит, ты все ж таки ходил в дальнее ущелье? – дед, наконец-то услышал от внука, то чего ждал: – Зачем? Я же тебя просил, без меня туда не ходи. Со временем я бы тебя сам туда сводил, но чуть позже. Ходил?
- Да. А зачем ты сказал не ходить? Если бы ты не сказал я бы и не пошел.
- Ну и что ты там, в пещере, увидел?
- Много чего. А откуда там все это появилось?
- Это длинная история.
- Я готов слушать хоть всю ночь. Тем более что начинается дождь, и я думаю, что завтра мы никуда не пойдем.
- Теперь придется рассказать. Садись, ешь и слушай. Только сначала собаку накорми.

Рассказ деда.
Я тогда был таким же пацаном как ты. Мы с отцом приехали в эту избушку к моему деду, он тогда только-только её построил. Первую весну в ней жил. Отец помогал деду конопатить стены и утеплять крышу. Я весь день был предоставлен сам себе, иногда я помогал им, иногда играл с собаками, иногда шарился по ближайшему лесу. Однажды дед пошел в горы, посмотреть, как сохранились ловушки для зверей после зимних снегопадов  и весенних заморозков. Пришел он вечером какой-то встревоженный сразу позвал отца на берег реки, и они там долго и, судя по тону голоса, серьезно разговаривали то и дело, поочередно оглядываясь назад через плечо, и если видели что я подошел близко или притих, то замолкали и делали вид, что ни какого разговора не ведут. Но необычность их поведения показывала, что что-то серьезное произошло в лесу. Перед сном отец сказал мне: «Завтра утром мы с дедом уйдем ненадолго, так что нас не ищи. Мясо в котелке, хлеб на полочке. После обеда мы вернемся». На следующее утро отец вместе с дедом поднялись очень рано и, стараясь не шуметь, вышли из дому даже не попив чай. Собак они привязали возле избушки. Я обычно спал как убитый особенно по утрам, но в то утро я проснулся еще раньше, чем они. Все их приготовления я наблюдал через прикрытые веки и думал пойти мне за ними следом или нет. Я думал так: «Плохо не слушать старших, если они меня с собой не зовут, значит идти не надо, но ведь они мне не сказали «не ходи», значит идти можно. Тем более я пойду не с ними, а следом за ними» так я решился идти следом за ними. Когда они ушли я подождал еще чуть-чуть, потом встал и выглянул за двери. Никого не было. Я собрал в свой рюкзачок немного еды и пошел. Куда идти примерно я знал. Вчера утром, когда дед собирался уходить в лес проверять зимние ловушки полностью описал нам свой маршрут, чтобы в случае чего мы знали, где его искать. Поэтому и двигаться они сегодня будут либо по той же дороге либо около неё. Зимой мы с дедом на оленей упряжке ездили проверять эти ловушки, поэтому их расположение я тоже знал. И ничего опасного в своем путешествии не представлял и не видел. То, что так привлекло внимание деда должно быть чем-то особенным, даже очень особенным. Тем более что мне об этом не рассказали. Это еще больше подогревало огонь моего любопытства, который жёг меня изнутри и подгонял вперед. Впереди на фоне неба виднелись горы, которые, постепенно начиная с вершин, заливались светом солнца поднимающегося над верхушками лиственниц. Деревья росли нечасто и сквозь них хорошо было  видно почти на сто метров вперед. Я внимательно всматривался между голыми стволами, чтоб не наткнуться на взрослых, которые шли где-то впереди. Я это знал потому что не смотря на их многолетнюю привычку ходить не оставляя следов, не всегда это у них получалось. Иногда в мягком мху оставался отпечаток ноги, иногда в луже на тропинке видна была недавно поднятая муть. Поэтому они шли где-то впереди. Догнать деда, а уж тем более отца, было делом почти непосильным, если конечно не перейти на бег. Они всю жизнь проходили по тайге и горам пешком и на лыжах, поэтому ходили очень быстро и практически не делали остановок. Дед конечно уже был не молод, но у него был опыт и отличное знание местности. И в лесу он старался ходить, избегая крутых подъемов и труднопроходимых участков, и почти всегда шел напрямую к назначенной цели. Так, по их следам, я подошел к горам. Солнце уже сильно грело спину и все, что было впереди, было очень хорошо видно. Ближе к горам стали попадаться открытые участки, но тех, кто шел впереди я на них не замечал. Почва становилась тверже и следы разглядеть на ней становилось все сложнее. Я стал думать: «Если сейчас я их не увижу, то остается только подняться по ущелью вдоль речки до последней ловушки и повернуть назад. А вдруг я уже прошел мимо них? Вдруг они остались позади? Тогда я их потеряю». И затея поиграть в догонялки и следопытов уже не казалась мне не такой легкой и интересной, я начал понимать, что они могли свернуть еще раньше и вообще перейти на другую сторону реки. Все чаще стали возникать мысли о еде и отдыхе, с утра то ведь ничего не ел. «А потом еще и обратно надо возвращаться, а я уже начинаю уставать», - думал я. Но все еще шел вперед и уже вошел в долину реки между гор. Что-то мне подсказывало, что надо идти вперёд, что это правильный путь. Когда я уже увидел тот лесок в низинке у реки, в котором должны были стоять последние ловушки, то услышал выстрелы, их было очень много. Иногда они сливались почти в один звук. Было похоже на звук пулемета, я его никогда не видел, но кино про Чапаева и Анку пулеметчицу смотрел каждый раз, когда его привозили в нашу деревню, да и другие фильмы не пропускал. «Мои не могут так стрелять. Это кто-то не наш». Выстрелы доносились с другой стороны речной долины. Я повернулся в ту сторону, откуда шел звук и увидел как внизу отец и дед вброд переходят через реку. Я постарался запомнить место. Подождал, когда они скроются из виду и пошел к реке. «Так, значит, стреляли не они. Стреляли где-то дальше. Значит, туда они и идут. Наверное, это какие-то пришлые охотники. Тогда зачем бы они от меня скрывали? Что-то тут не так». С этими мыслями я подошел к берегу. Солнце уже поднялось очень высоко и небо было чистое, поэтому снег в горах таял сейчас очень сильно и река с каждой минутой становилась быстрее и полноводнее. Переходить ее было опасно тем более в одиночку. Я остановился и посмотрел по сторонам в поисках того места где ее переходили отец и дед и вдруг заметил над рекой какую-то серую полоску. Она протянулась с одного берега на другой, я пошел к ней чуть не закричал «Тынзян! Узнаю руку отца». У отца была привычка, если он знал что придется возвращаться обратно по тому же маршруту, он обязательно готовил обратный путь. Иногда через небольшие овраги он строил мостики из нескольких бревен. Так чтобы можно было по одному перевести оленей и провести нарты. Иногда натягивал через реки и ручьи веревки. Чтоб за них можно было держаться. Сейчас он тоже натянул через реку свой тынзян*. Он его постоянно носил с собой, потому что в горах очень часто встречались дикие олени. Конечно, крупного самца поймать и удержать было бы сложно, но с молодым оленем или важенкой* отец справлялся уже не один раз. Я встал выше тынзяна по течению и без всяких проблем перешел речку. Выстрелы уже давно смолкли, но направление я запомнил. Холодная вода реки промочила обувь и одежду и придавала еще больший стимул для движения. Поэтому сидеть и отдыхать не хотелось. Я быстро шел вперед, выглядывая между деревьев, не промелькнут ли чьи-нибудь силуэты. И вот на одной из полянок я чуть не наткнулся на деда, который сидел на кочке и готовил к сушке свою обувь, поэтому и не заметил меня, отца рядом с ним не было. «Наверное, ушел вперед, чтобы посмотреть, кто там и что там, ну и я отдохну. Когда придет отец, я все равно их услышу, ветер-то на меня», и спрятался под елку, нижние ветки которой касались варса*, образуя естественный шалаш. Ждать пришлось недолго. На поляне где сидел дед раздались голоса. Я, потихоньку прячась за стволами деревьев и огромными кочками поросшими мелким кустарником, стал подбираться ближе, чтобы разобрать, о чем говорят. Все было в мою пользу и солнце, которое светило мне в спину и ветер, который дул от них ко мне. Я прислушался. Дед обувался, а отец ему  рассказывал «..Один… раненый..» «…Какие-то чужие…» «Солдаты…..» всё, что я мог разобрать на таком расстоянии, отец всегда говорил негромко, а тут еще и шум реки. Но ближе подползать было опасно, могли заметить. И тут отец повернулся лицом в сторону избушки туда, откуда мы все пришли, то есть лицом в мою сторону и сказал: «Зря пацана с собой не взяли, он то по русский отлично понимает. Хоть обратно иди за ним». Я понял, что настал мой час. Поднялся и вышел на поляну. На их лицах не было даже удивления, что меня как-то даже обидело. Единственное что сразу спросил отец и что выдало в нём эмоции: «Где реку перешел?» «Там же где и вы, по твоему тынзяну». «Ты слышал наш разговор?» «Нет только кусочками, отдельные слова». «Ну ладно раз все в сборе пойдем, однако. Там на месте всё и узнаем», сказал дед. И мы все вместе быстрыми шагами двинулись в гору.
На одном из уступов горы мы свернули в сторону, и открылась страшная картина, на земле в беспорядке валялись вещи, между ними лежали убитые люди в странной пятнистой одежде и металлических касках. Всюду валялись гильзы, и было много крови. Один из людей сидел, опершись на камень спиной, грудь его и рука были перевязаны, он сидел к нам лицом, и было видно, что он еще живой. Это был большой даже очень большой светловолосый мужик с крупными чертами лица и светлой бородой. И тут он открыл глаза и сказал:
- А-а, ты вернулся еще и не один.
Голос был громкий и в тишине он зазвучал так неожиданно, что я чуть было дело не убежал со страху.
- Только без толку ты все равно ни чего не понимаешь по-русски.
Я сразу то и не обратил внимания, что человек говорит на русском языке.
- Зато я понимаю – ответил я, делая голос жестким и стараясь не показывать свой страх, который обуял меня в первые секунды.
- Ну, слава Богу! – радость в голосе говорившего была неподдельной.
- Бога нет! – ответил я и почувствовал, что мой голос уже стал сильным и страх ушел.
- А я так ему скоро и скажу, скажу, что пацан сказал, что тебя нет, жалко только что ответ его я тебе передать не смогу. Как тебя зовут мальчик?
- Иван.
- Ух ты! Тезка значит. Меня тоже Иваном мать назвала. А отца как?
 Я повернулся к отцу, который все это время стоял позади меня, деда я рядом с ним не увидел. «Он спрашивает, как тебя зовут» сказал я отцу по-хантыйски. «Да я понял», -ответил отец: «Назови ему мое имя». Я повернулся обратно.
- Илья.
- Хорошее имя.
- Вот и познакомились мы с тобой Иван Ильич. Теперь давай о деле, времени у меня как я чувствую, осталось очень мало. Переводи отцу то, что я буду говорить. Если он чего-то не поймет, пусть переспрашивает, я постараюсь доходчиво объяснить. Понял?
- Понял.
- Тогда переводи. Мы немецкие диверсанты. У каждого бойца из нашей группы в рюкзаке лежит металлическая коробка, внутри которой находиться сильный яд. Нашей задачей было донести этот яд до истоков горных речек. Для этого нас забросили на Урал, откуда начинаются многие речки европейской части России и притоки Оби. Я не знаю, как его обезвредить, но знаю точно, что этот яд не должен попасть в воду. И что он боится морозов и солнечного света. Поэтому вам надо его убрать в такое место, чтобы он не попал в воду до зимы. Потому что наша задача была в том, чтоб мы до первых морозов распространили его по всем речушкам Урала. Переводи.
Я перевел.
- Спроси - он все понял?
- Да отец все понял, только он спрашивает, почему он должен вам верить.
- Он может мне не верить, но собрать коробки положить их в эту пещеру это ведь не сложно.
Я оглянулся и посмотрел туда, куда указывал глазами мой тезка. Сзади меня была небольшая пещера.
- В ней нет воды. Да и, кстати, на закате туда попадает солнце. Поэтому вам и надо-то только собрать ранцы и вытащить из них коробки и поставить их внутри пещеры. Там и камень есть большой и плоский как стол, мы вчера на нем обедали. Я бы и сам все сделал да вот видишь, не получается. Боюсь, что только наврежу и рассыплю содержимое. И еще. Коробки не открывайте, я не знаю какой там яд, но голыми  руками его лучше не трогать.   
Я все перевел отцу. Отец посидел молча. Потом пошел собирать рюкзаки. «Тебе помочь?», - спросил его я. «Нет, посиди, поговори с русским».
- Ну, вот и хорошо, – сказал Иван, глядя как отец собирает рюкзаки и уносит их в пещеру: -Значит, не зря я всё затеял. Я уж думал, что все старания насмарку пошли. Думаю, вдруг ночью ливень польёт и смоет эти коробки в какой-нибудь ручеек и получится, что я зря помер. А это еще кто? 
Я повернул голову и посмотрел туда, куда смотрел Иван.
- Это дед мой. Мы вместе пришли только он, почему то не выходил сюда, отстал, наверное.
- Вот старый хитрец на мушке меня держал, наверное, пока не понял что все безопасно.               
- А как вы здесь оказались? Вы говорите, что вы немецкие диверсанты, а сами говорите по-русски. И имя у вас русское.
- Молодой ты еще. Много не знаешь. Можно и имя себе придумать и язык выучить. Но я действительно русский. А как я попал в Германию это длинная история.
- Ну, расскажите. Времени еще много до вечера.
- Моё время парень закончится раньше вечера.
Дед подошел к Ивану и сказал ему по-хантыйски: «Не бойся, я больно не сделаю».
- Что он хочет? – спросил Иван.
- Он хочет осмотреть рану.
- Шаман, наверное?
- Нет, мой дедушка не шаман он просто давно живет, – повторил я слова деда, которые он мне не раз говорил.
Дед осмотрел рану и сказал: «Плохо. Даже если мы его и понесём в поселок, то до утра он все равно не доживет. Пробито легкое и кровь, наверное, собирается внутри. Видишь, какой бледный и дышит часто. Пойду я костер разведу. Чай сварю. Еще этих надо похоронить люди ведь, не собаки».
- Что сказал дед?
- Сказал что всё плохо. Что пробито легкое и кровь, наверное, собирается внутри, что до поселка мы вас не довезем.
- А мне в поселок сейчас и не надо. Даже если меня вылечат, меня все равно расстреляют.
- За что?
- За то, что я диверсант. Я ж германский солдат и нахожусь в тылу противника.
- Но вы же русский.
- Вот если бы был немец может еще бы и отпустили когда-нибудь, а за то, что русский обязательно расстреляют. Ты хотел узнать кто я. Вот слушай. Пока еще есть силы говорить, я тебе расскажу кто я такой и откуда.
Рассказ Ивана.
Мой отец был купцом. Жили мы в Тобольске. Было у нас свое товарищество*. Свои магазины. Был у нас свой пароход. Каждую навигацию ходили на север, скупали пушнину. Бывали и в ваших краях. Дела шли в гору. Потом и зимой стали ездить караванами да обозами - рыбу, мясо скупать. Когда мне было 16 лет случилась революция. В нашей семье революцию приветствовали, поэтому спокойно торговали и бежать из страны не собирались. Я только что начал вникать в отцовские дела, было очень интересно. Через год сам первый раз пошел на пароходе на север. И тут началось. Матросы и рабочие на пароходе стали бунтовать. Начался бардак. Дошло до того что капитана заперли в каюте. А меня высадили на берег. Прямо как в книге, про пиратов. Правда мне отдали мои документы и немного еды. Я пошел по берегу и наткнулся на избушку в ней жила семья рыбаков коми-зырян, я им все объяснил, рассказал, они меня отвезли в ближайшую деревню. Там не было ни какой власти, ни советской, ни царской. К осени я нашел себе жену, мне отдали старую избу. Я обзавелся конём и коровой. Ну, в общем, стал простым крестьянином. Вот так я прожил зиму. Весной на первом маленьком пароходике в деревушку пожаловал первый представитель советской власти, стал у всех узнавать, кто есть кто. По мне то, конечно, сразу было видно, что я не местный житель. Стал он меня допрашивать. А я взял да и рассказал ему всё о себе и документы показал. Тут он как волчок закрутился, забегал, наганом замахал. Давай обзывать меня «контрой» и «Колчаковским прихвостнем». В общем, понял я, что дело плохо. Напоследок он сказал, что пока мое дело будут решать новые революционные власти я должен сидеть здесь и никуда не уезжать. А сам уехал на том же пароходике. Я решил бежать. Я думал так: «в Тобольске живут родственники. Всех все равно не пересажают. Выправлю документы себе и жене, а потом приеду сюда и заберу ее с собой». Когда я ей рассказал о своих планах, она сказала, что ехать не может, потому что боится и потому что беременна. Тогда я решил бежать один и пообещал ей, что обязательно вернусь. Лодка у меня была, и план был очень простой, сначала доберусь до Обдорска*, это самый близкий городок, да и по течению легче будет дойти. А там уже наймусь на какой-нибудь пароход идущий вверх по реке. Рано утром я собрался, сел в лодку, на берегу стояла заплаканная жена. Эх, как она просила меня остаться! Говорила: «Не езди, ни кто тебя не посадит, кому ты нужен, забыл уже про тебя этот «товарищ». Спрячем тебя в горах, ни кто не найдет». Знал бы я, что так все обернется. Ну, в общем, поехал я в город Обдорск. Долго я греб веслами, почти неделю. С погодой, правда, мне повезло, почти все время был штиль. Приехал, а там ни одного парохода. Я туда-сюда, ну нет и всё. Неделю болтаюсь по берегу. Ночью высплюсь в лодке днем как будто бы рыбу ловлю на удочку, а сам все у местных про пароходы выпытываю, не слышно ли? Может, идут где? Обдорск городишка маленький, меня сразу приметили стали приходить спрашивать кто такой, откуда. «Ну, думаю, если тут попадусь то всё, сразу крышка», и тут мимо проходящий рыбак в разговоре сказал что ниже по течению стоит один пароход. Шкуры да меха скупает. Я в лодку и туда. Весь день на гребях отмахал, к вечеру смотрю, огни появились. Подгребаю – точно пароход, да еще какой. Морской. Ну, я на борт поднялся, оказалось, что это германская шхуна пришла сюда с коммерческим рейсом, а переводчиком на ней тот самый капитан с нашего судна. Его они подобрали в каком-то селе, где его выбросила взбунтовавшаяся команда. Разговорились, оказывается судно завтра уходит в Германию. Что мне просто повезло, они хотели сегодня уйти, но задержались. Капитан парохода предложил мне ехать с ними, что ему нужны помощники на судне. Платить он ни чего не обещал, но кормить, сказал, будет. Я согласился, но только до Архангельска. А в Архангельск мы не зашли. Погода не пустила, да и капитан побоялся новой революционной власти, тем более что для него рейс оказался очень удачным, он хорошо скупился по малой цене и боялся, что товар в Архангельске отберут. Еще и мы с переводчиком были без новых документов. Так я и уехал в Германию. Сначала работал на этом же корабле матросом, все мечтал обратно в Россию вернуться. Но потом закрутилось, завертелось. Менял страны, города, корабли. Объехал почти все портовые города Европы. Каждый раз старался подобраться ближе к родной земле. Последним портом был Копенгаген. Там работал в порту грузчиком, а в позапрошлом году ко мне пришел человек в форме и предложил послужить на благо «Феликай Кермании». Сказал, что им нужны истинно русские люди, что бы освободить Россию от коммунистов. Я и пошёл. Взяли в школу разведчиков-диверсантов. А когда узнали, что я бывал на Урале, предложили участвовать в этой операции. Я конечно сразу согласился. Я все время хотел вернуться сюда. То, что я сбегу от них я задумал сразу, еще, когда понял, что нас набрали в эту школу для работы в тылу у Красной армии, на территории СССР. И вот неделю назад нас высадили с подводной лодки в Байдарацкой губе, и мы двинулись на юг вдоль Уральских гор. А вчера утром мы пришли сюда. Здесь мы должны были сутки отдохнуть, и еще это была точка выхода на связь, и командир после сеанса связи довел до нас приказ и все цели и задачи нашей операции. Мы должны были отравить все реки и речушки, берущие начало с Урала. Я решил, что должен этому помешать, а потом уйти по речке на восток до Оби. А там бы придумал что-нибудь по обстоятельствам. Но все пошло не так и один солдат из нашего отряда успел в меня выпустить очередь из автомата, прежде чем я его положил. Вот меня и зацепило. Видно не судьба мне увидеть мою жену. Я ведь так больше и не женился, мечтал вернуться сюда, да и интересно было кто же у меня сын или дочь и как сложилась их жизнь после моего отъезда.
Пока  я слушал Ивана, отец собрал все вещи и оружие, которые валялись вокруг, и сложил их внутри пещеры. Как и просил наш новый знакомый, он вытащил из рюкзаков коробки и аккуратно составил их на большом плоском камне, лежавшем посредине пещеры. Дед вскипятил воду, добавил туда каких-то трав и принёс отвар раненному. Иван, поблагодарив деда кивком головы, взял кружку здоровой рукой и стал аккуратно отпивать приятно пахнущий напиток.
- Я же говорил что твой дед шаман. Два глотка и сразу полегчало. Ну, ладно, тёзка, пойди, помоги отцу я что-то устал, прикорну маленько.
Вид у него и правда был очень болезненный, лицо побледнело, глаза впали, губы стали сухие и синюшные, а сильный голос стал похож на шепот. Я пошел к отцу, который собирал разных размеров камни и стаскивал их на площадку чуть ниже пещеры. Я понял, что эти камни будут нужны, чтобы засыпать ими тела немецких диверсантов, которые отец с дедом сложили в рядок на этой же площадке. Когда я поднялся обратно к пещере Иван уже лежал на земле, глаза его были закрыты, и я как то сразу понял, что он их больше не откроет. Его мы похоронили отдельно от остальных. Вот такая история. Ты не уснул?
- Нет, нет. Я боюсь тебя перебивать, а то опять уйдешь от темы разговора куда-нибудь к оленям и тайменям. Дед, а дед, а почему ты не спросил в какой деревне он жил до отъезда в Германию, а вдруг в нашей. Вдруг тут где-нибудь его потомки, неужели тебе не было интересно?
- Было конечно. Он же мне много чего не сказал, ни фамилию свою, ни деревню в которой жил в наших краях, ни имя жены. Много чего он мне не сказал. Наверное, специально умолчал, а может быть торопился. Я потом все пытался узнать у деда и у отца. Они, скорее всего, знали, о ком он говорил, потому что очень легко поверили во всю историю рассказанную Иваном, но мне тоже ничего говорить не стали, много лет прошло, всё изменилось. А, тем более что мы все сразу же договорились прямо около пещеры ни кому, ни о чем не рассказывать, пока сами всё не выясним. А когда мы через неделю спустились по реке в деревню, то оказалось, что началась война и отца на этой же неделе призвали в армию. Перед отъездом у нас была серьезная беседа, и отец с дедом строго настрого запретили мне говорить об этой пещере и том, что здесь произошло, кому бы то ни было даже матери, сестрам и братьям. Потому что если об этом узнает армейское начальство отца, его могут расстрелять. Отца это, правда, не спасло, он пропал без вести где-то под Ленинградом. Но дед всё равно запрещал мне ходить и ездить к этой пещере и даже упоминать об этом случае, даже когда мы оставались одни.
- И что ты ни кому, никогда не рассказывал эту историю?
- Почему же, однажды рассказал одну из своих лучших друзей. А вот после этого уже больше никому не рассказывал, потому что мой друг рассказал другому другу, тот еще одному и на следующий вечер надо мной смеялась вся школа, называя меня вруном и фантазером. Хорошо, что я ему не все рассказал, а только то, что видел здесь в горах немецких диверсантов. Ох, как мне хотелось оправдаться и принести в школу каску или сразу автомат. Бросить на парту при всем классе и сказать что я честный человек. Но слух дошел до деда он тогда был еще живой и он меня спросил: «Ты любишь фашистов?». Я аж опешил: «Как я могу их любить они моего отца убили?» «Я их тоже не люблю, они меня сына лишили, единственного сына. Их вряд ли кто-то любит в нашей деревне. Да и во всей стране тоже немного таких найдется. И вот представь себе, что если кто-нибудь когда-нибудь узнает что ты общался с одним из них, как ты думаешь после этого они будут к тебе относиться?». И после этого разговора я окончательно понял, что нельзя никому об этом рассказывать. А потом прошло время, всё стало как-то забываться. Появились другие интересы, другие заботы.
- И что ты там так больше ни разу и не бывал?
- Первый раз я пришел туда через 10 лет, когда стал заниматься охотой на дедовских тропах. Помню, как сердце колотилось как будто на охоте на медведя. Посидел, посмотрел, повспоминал. Общую могилу разворотили звери, и останки солдат растаскали, я ни одной косточки не увидел в груде камней. Правда сильно и не искал. А вот могилу Ивана не тронули, но видно было, что дед ходил туда и подсыпал камни и землю и если мы закрыли его только крупными и средними камнями, то когда я туда пришел на этом месте был уже холмик из мелких камней и земли поросшей травой и кустиками. А вот в пещере все так и расположено с тех самых пор и коробки на плоском камне и оружие, сваленное в кучу. Ты коробки те руками не трогал?
- Да я на них и внимания не обратил. Стоят и стоят какие-то ящички, там ведь в углу автоматы, каски, они-то намного интереснее. И что, вы так властям и не сообщили об этом происшествии?
- Я ж тебе говорю, что мы ни кому об этом не рассказывали. Представляешь, что бы началось? Допросы, проверки, всю деревню, да что там деревню, весь район бы перевернули. Искали бы сообщников, а вдруг кто-то укрылся в какой-то избушке, а вдруг кто-то из охотников входил с ними в контакт. Ужас, что бы тогда началось. Меня бы наверное, в тюрьму посадили, да и деда тоже. Я и тебе советую помалкивать. Знаешь и молчи.
- Да что ты дед!? Времена то уже изменились совсем в другую сторону.
- Времена внук меняются часто. И ни когда не знаешь, в какую сторону они повернуться завтра. Ты придешь в деревню и расскажешь людям, а они начнут додумывать то, что недопоняли, домысливать то, что недослышали. И в итоге в их головах сложится миф о том, как твои предки, то есть твой прадед, я и твой отец, служили на благо великой Германии и держали в горах яд, которым по приказу из-за границы должны были отравить все реки Урала. И тебя объявят «врагом народа» и все твои родственники будут всю жизнь нести это клеймо на своей родословной. Так что лучше не рассказывай ни кому, не надо.
- А почему же вы не уничтожили тогда все, что есть в этой пещере? Зачем ты все это хранишь, ведь кроме тебя до сегодняшнего дня об этом никто не знал.
- Во-первых, никто не знает, правду ли сказал Иван про этот яд, а может быть он и сам всей правды не знал. Может этот яд до сих пор действует. Может ему и не надо попадать в воду. Может быть, и на землю нельзя. А может и в воздух. Может, стоит только открыть коробки и он разлетится и отравит всё вокруг. Во-вторых, если сюда их отправили из Германии то где-то же, наверное, есть документы о том, что планировались такие диверсии. И если их обнаружат и начнут искать свидетельства на пути их следования, то обязательно наткнуться на оружие и все остальное. И потом. В горы ведь ходят туристы, геологи и всякие другие экспедиции. Они когда-нибудь обязательно наткнуться на эту пещеру. И все это будет сенсацией и ярким доказательством того что и наш край задела Великая Отечественная война. Но все это будет раскручиваться уже в другом масштабе, будет пресса, телевидение, репортеры, вот тут то и можно будет рассказать всю эту историю, не боясь, что тебя арестуют или обвинят в том, что ты не делал.
- А если ты не доживешь до этого момента?
- Ты доживешь и расскажешь все, что я тебе рассказал. А теперь ложись спать, дождь уже закончился и завтра мы с тобой сходим к этой пещере и я все расскажу тебе и покажу где, что и как было.
Наутро, позавтракав, они вдвоем отправились к той самой пещере, у которой много лет назад произошли события, о которых накануне рассказывал дед. Там уже с подробностями и в действиях дед показал внуку все, о чём говорил вчера вечером. Антон посмотрел автоматы и ножи, сваленные в кучу у дальней стены пещеры, но по настойчивой просьбе деда ни чего с собой брать не стал. Посидели у холмика дедовского тезки, сварили чай, попили.
- Дед, а ведь ты мог орден получить может быть даже звание Героя Советского Союза, ну, в крайнем случае, медаль.
- Может быть. Но знаешь внук, когда на одной стороне весов лежит слава и почет, а на другой жизнь и судьба тебя и всех твоих близких, то вольно или невольно ты выбираешь молчание ради спокойной жизни всех твоих родных. Ты просто не жил в те времена. К нам как раз перед самой войной привезли ссыльных и раскулаченных. Были среди них и настоящие враги народа, они до сих пор живут в нашей деревне и занимаются тем, что исподтишка вредят всем окружающим, как могут, но ведь большинство из них были сосланы просто так, за то, что не понравились представителям власти или за свою национальность или даже просто за фамилию. И вот теперь представь, что бы было с нами троими, если бы возникло подозрение, что мы общались с кем-то из немецких диверсантов и были ими завербованы. А что было бы с нашими родственниками? Нет, внук, между честной, но скромной жизнью и какой-то призрачной славой мы выбрали молчание. Что и тебе советую. К тому же, мы ведь ни чего геройского не сделали, просто выполнили просьбу Ивана. Ну, а если все еще живы, то, значит, правильно сделали, что выполнили. Зачем болтать о том, что могло бы быть да не произошло?
- Может ты и прав, - согласился Антон.
Допив чай и собрав рюкзаки, они выдвинулись в сторону избушки. По дороге разговаривать было не принято, надо было слушать лес и животных, не создавать лишнего шума, да и дыхание при разговоре сбивалось, поэтому Антон шел, молча погрузившись в раздумья. Он был горд за своих предков. Раньше он знал, что его прадед погиб где-то далеко защищая нашу большую Родину и одного этого факта ему хватало, чтобы гордиться своей фамилией. Теперь же он знал, что и прапрадед его и дед защищали свою страну от большой беды и даже не рассказывали об этом. Что они есть настоящие герои, молча выполнившие свой долг и не хвалившиеся этим. Ведь они же пошли на разведку. Настоящую разведку чтобы выяснить, что это за вооруженный отряд появился на их земле. Не убежали и не сделали вид, что их это не касается. Не побежали в деревню за подмогой, теряя при этом драгоценное время. Ведь если всё это правда и яду нужно было бы просто попасть в воду то, сколько беды могло бы произойти. А что было бы, если бы они испугались и не пошли. «Да вот они настоящие герои! Просто сделали то, что считали нужным и не жаждут славы и почета, а скромно продолжают жить». Антону очень захотелось быть похожим на своего деда. Теперь он твердо знал, что будет молчать об этой истории, по крайней мере, пока кто-то другой, туристы, геологи или путешественники не обнаружат эту пещеру. Ведь ему очень и очень хотелось быть похожим на своего деда, быть таким же скромным, молчаливым и настоящим. Простым героем. 

 
Тынзян – аркан сплетенный из кожаных ленточек.
Важенка – самка северного оленя.
Варс – мелкий кустарник, обычно карликовая березка вперемешку с багульником.
Товарищество – коммерческие организации в России до начала 20 века.
Обдорск – ныне Салехард.