Четыре дня счастья

Маруся быстро сбежала по узкой тропинке с пригорка к речке. В одной руке она держала два пустых ведра, в другой – коромысло. Остановилась возле проруби, края которой уже подтаивали. Осторожно наклоняясь, зачерпнула воду одним ведром, отставила его в сторонку на лед, потом наполнила водой второе ведро и поставила рядом с первым. Заглянула в прорубь, надеясь увидеть в воде свое отражение, но вода расходилась кругами, и отражение исказилось, как в разбитом зеркале. Она торопливо приподнялась и огляделась.
Природа не считалась с теми событиями, что происходили вокруг. Весна на полных правах набирала силу, и зима пусть медленно, но отступала. Лед еще был толстым и крепким, но сверху уже появились мелкие лужицы, которые под теплыми мартовскими лучами солнца днем превращались в полыньи, и переходить речку уже стало опасно. По берегам речки снег приобрел серый оттенок и выглядел смятым платком с грязными черными точками. Мартовское небо отливало лазурью. Чувствовалось, что не сегодня, так завтра начнется ледоход, и поплывут с шумом и грохотом по течению большие льдины, толкаясь и нагромождаясь одна на другую, торопясь неведомо куда, словно люди на перроне перед отходящим поездом.
Но весна 1942 года была особенной. Шла война. Грачиный гвалт тонул в гуле пролетающих над деревней самолетов – «ястребков», в грохоте танков. И самолеты, и танки, и люди в солдатских шинелях двигались в одном направлении, в сторону Ливен. Там шли бои.
В Коровенку, где жила Маруся, немцы не заходили. В деревне стояли наши войска, советские. Почти в каждом доме квартировали солдаты, но в доме Синякиных военных не было, возможно, потому что их дом находился на отшибе, в стороне от дороги.
Раньше Маруся любила начало весны, особенно ледоход на речке, но в этом тревожном году ей было не до любования природой. В душе у Маруси царила сумятица. Она жила со свекровью и золовкой Зинкой, а мужа Ивана еще в самом начале войны забрали на фронт. Из писем Ивана они знали, что он воюет в пехоте и что его часть находится где-то под Орлом. Провожая мужа на фронт, Маруся обещала ждать его. И тогда у нее даже не было сомнений, что она может изменить мужу-фронтовику, что наперекор всем обещаниям она может кого-то полюбить. Но человек предполагает, а Бог располагает. Маруся неожиданно влюбилась.
Ей шел всего-то двадцатый год. В семнадцать лет, совсем еще девчонкой, отдала ее мать замуж за лучшего бригадира тракторной бригады Синякина Ивана в Коровенку, что в шести километрах от родного ее села Пол-Успенья. Лишь Господь Бог да лучшая Марусина подруга Ольга знали, сколько было пролито Марусей слез. Нет, не потому, что Иван был нехорош собой. Наоборот, он был завидным женихом: и привлекателен, и работящ, да еще слыл лучшим гармонистом в их округе; но скромным Ивана нельзя было назвать. Уж кто-кто, а Иван себе цену знал. Все его считали вспыльчивым, несдержанным, заносчивым и даже высокомерным.
Никто из парней их округи не обладал той напористостью в достижении своей цели, как Синякин Иван. Он действительно работал в полную меру своих сил, а с девушками, которые нравились ему, не церемонился.
Когда три года назад бригада Синякина была направлена в Пол-Успенье, председатель колхоза определил его на квартиру в дом Христи Парахиной, матери Маруси. Христя одна воспитала двух сыновей и дочь – муж умер, когда Марусе было всего три года. Один сын, уже женатый, жил в их деревне своей семьей, второй служил в армии, а Христя тогда жила с дочкой Марусей.
Христя работала птичницей, и Маруся после школы помогала матери и на работе, и дома. В свои сорок три года Христя выглядела намного моложе своих лет: высокая, стройная, ловкая и сноровистая в работе, она привлекала внимание не только молодых мужчин, но и парней.
Иван с первого же дня своего знакомства с Марусей безумно в нее влюбился. Маруся была не просто симпатичной и привлекательной – лучше ее в деревне не было девушки. Как и мать, высокая, с осиной талией, с такими же, как у Христи, большими серыми глазами и соболиными бровями, с толстой русой косой толщиной в руку, обходительная и работящая, запала она в душу Ивана намертво.
Маруся сторонилась Ивана, ей ничуть не льстило, что Иван на вечеринках уделял внимание только ей. Все видели, с каким старанием Иван играет на гармошке только для Маруси. Его гармошка и пела, и рыдала, а синие глаза Ивана светились нескрываемой любовью к серьезной девушке по имени Маруся, которая, встречаясь с ним взглядом, тут же отводила глаза в сторону, и ее черные, изогнутые брови сходились к переносице. Она стремилась спрятаться за спины подруг, чтобы не видеть Ивана. Поговаривали, что сама Христя неравнодушна к Ивану. Да и ему было уже около двадцати восьми лет.
Все узнали о безответной любви Ивана к Марусе, и когда Иван пришел свататься, она убежала к подружке Оле и целый день просидела с ней на чердаке. Оля злилась на мать Маруси и не понимала, почему она настойчиво уговаривает дочь выйти замуж за нелюбимого.
Христя добилась своего, Маруся стала женой Ивана и безупречно выполняла свои обязанности. Детей у них почему-то не было, а Иван очень хотел детей. Марусей были довольны и свекровь, и засидевшаяся в девках золовка Зинка. Почти всю заботу о хозяйстве они свалили на Марусю. Она убирала дом, готовила еду, ухаживала за скотиной. Иван же любил жену по- настоящему, но он и не замечал, что Маруся как-то незаметно превратилась в его доме в рабыню. На свою жизнь Маруся никому не жаловалась.
И вот война все перевернула.
Марусю назначили почтальонкой. Как-то на улице, когда разносила почту, она повстречалась с молодым лейтенантом. Они встретились взглядом, и этот момент решил все. Мягкие карие глаза излучали живое, трепетное тепло, и молодой офицер утонул в Марусиных глазах – серых, печальных и глубоких, как омут. Они одновременно остановились.
- Девушка, ты не подскажешь, у кого можно найти гармонь?
«Ах, какой у него мягкий, обворожительный голос»,- подумала Маруся.
- У нас есть гармошка.
- А вы не могли бы ее одолжить на несколько дней?
- Это гармошка моего мужа.
- А можно встретиться с твоим мужем?
- Он на фронте.
- Прости. Жаль.
-Да ничего. Только я не смогу ее дать вам без разрешения свекрови.
-А еще у кого-нибудь в деревне есть гармошка?
-Нет. Только у нас. Хотя я поговорю со свекровью и, возможно, она разрешит дать вам гармошку.
-А где твой дом?
-А вон, на пригорке, в самом конце деревни.

Вечером, когда Маруся доила корову, лейтенант зашел в их дом и, к удивлению Маруси, свекровь дала ему Иванову гармонь. Об этом она узнала, когда вошла в дом с ведром, наполненным молоком.
При тусклом свете керосиновой лампы она увидела возбужденное лицо золовки Зинаиды. Марусю удивило ее необычное поведение, суетливые и порывистые движения, а самое главное – быстрая и торопливая речь:
-Маруся, вот военный человек просит у нас гармонь на время, мы с мамой ее ему дали.
Маруся, ни слова не говоря, зашла в чулан, поставила ведро с молоком на скамейку и, не торопясь, вошла в комнату. Лейтенант накинул ремни гармошки на плечи, пробежал пальцами по трехрядке, и деревенская изба наполнилась задорными звуками русской народной песни «Коробушка».
Лейтенант играл и не сводил глаз с Маруси, а рядом с ним стояла очарованная Зинка, нервозно теребя кофточку, и скороговоркой говорила:
-Как он играет! Ничуть не хуже нашего Вани! Правда, Маруся?
Она стояла, опустив глаза в пол, стараясь не выдать своего волнения. Тем более что Зинка, не скрывая своего восхищения, всеми усилиями старалась привлечь внимание лейтенанта к себе.
Когда офицер поблагодарил женщин за гармонь и пообещал ее вернуть перед отправкой из их деревни, Зинка услужливо предложила:
- Вы приходите  к нам, когда будет время…
- Спасибо. Не обещаю, но возможно (и он мельком взглянул на Марусю), приду.
- Зинка вышла проводить лейтенанта в сенцы. Она была непривычно говорлива, суетлива. И Марусе, и матери было понятно, что лейтенант очень понравился Зинке.
На следующий день возле почты Маруся опять встретилась с лейтенантом. Было похоже, что он ждал Марусю. Они поздоровались. Маруся не смела поднять глаза на шагавшего рядом с ней молодого человека.
- А как тебя зовут? – услышала она его голос.
-Маруся.
-Машенька, - тихо, с расстановкой повторил он ее имя.
Никогда в жизни Марусю так не называли. Впервые она почувствовала себя еще совсем молодой.
-А вы долго будете в нашей деревне? – спросила она.
-Дня три-четыре.
-А куда вас пошлют?
-Скорее всего, под Ливны. Машенька, - лейтенант остановился. – Я умоляю тебя, давай встретимся сегодня вечером.
И Маруся, вопреки своим обязанностям перед Иваном и наперекор своей совести, легко согласилась:
-Хорошо. А где?
-Возле конторы. Я уже договорился со сторожем. Он даст мне ключ от конторы.
Вечером, когда Маруся управилась со скотиной, впервые в жизни, и краснея и бледнея, она соврала свекрови и золовке:
-Я пойду к бабке Параше. Она просила написать письмо сыну на фронт.
Домой Маруся пришла только утром, объясняя свекрови и золовке, что бабке Параше стало плохо и что бабка просила ее переночевать с ней еще несколько ночей.
И вот сегодня, после второй ночи, проведенной с Николаем в конторе колхоза, Маруся на речке почувствовала в сердце холодок и страх за свое будущее: она боялась, что свекровь и Зинка узнают о тайных встречах с лейтенантом. Но самое страшное – вдруг до ее матери Христи дойдет слух о Марусиной измене Ивану.
Маруся смотрела на речку и чувствовала, что совсем скоро начнется ледоход. Природа была созвучна с ее сердцем. А в груди Маруси таял лед ее серой, скучной жизни. Костер любви, неожиданной, горячей, топил ее сердце. Голова шла кругом. Она любила и была любима. У Маруси в ушах звучал голос Николая, такой завораживающий, такой милый. Она слышала его горячий шепот: «Машенька, любимая!» Она ощущала его нежные, ласковые руки. Она растворялась в объятиях Николая. Его жаркие поцелуи заставляли Марусю забывать о том, что она жена Ивана, тоже военного. Маруся теряла рассудок, она вся отдалась любви.
Да, идет война. Чуть в стороне от деревни грохочут взрывы, пролетают самолеты, тревожа душу, двигаются со страшным скрежетом танки. В деревне больше военных, чем самих жителей. Все живут беспокойством за будущее. Страх не покидает людей, которые боятся прихода немцев в деревню, но, к счастью, пока этого не случилось. Только Маруся жила в сказочном мире. Для нее все страхи отодвинулись в сторону, а в душе полыхал огонь любви. Точно костер на снегу: сверху пламя, а внизу от огня тает снег. Во всем мире существовали только она, Маруся, и ее неповторимый, единственный лейтенант. Впервые она ощущала себя женщиной, щедрой на ласки любви.
Четыре дня настоящего счастья, за которые она узнала Николая, для Маруси стали вечностью. Солнечное счастье, перечеркнутое войной, не туманило ее глаза. Наоборот, они раскрывались все шире и шире. Ее душа летала над всем тревожным миром и пела удивительную песню любви.
Расставание с Николаем не было тяжелым. Оба верили, что после войны они будут вместе, и Маруся с Николаем уедет в далекую Сибирь, откуда он был родом. В своих предположениях она не ошиблась: Николай действительно жил в городе и до войны работал учителем в музыкальной школе. Маруся сама предложила Николаю взять Иванову гармонь с собой.
Часть Николая ушла из Коровенки, а по деревне пополз слух о Марусиной измене Ивану с красавцем лейтенантом. Когда слух дошел до свекрови и Зинки, жизнь Маруси превратилась в кошмар. Зинка заявила:
-Принеси Иванову гармонь домой или сама уходи, куда хочешь.
Поля превратились в болота, ноги вязли в разбухшем черноземе, от испарений воздух был тяжелым и сырым, а Маруся отправилась искать Николая. Уж как она нашла его, никто не знает. А искать было нелегко. Среди огненного смерча боев, которые велись и днем, и ночью, Маруся нашла Николая и осталась живой, и гармонь принесла свекрови и Зинке. А те, пожалуй, хотели бы, чтобы Маруся и совсем не возвращалась к ним. На несчастную Марусю они смотрели волками.
А судьба распорядилась по-своему. На следующий день своего возвращения Маруся слегла с двухсторонним воспалением легких.
К больной вызвали из Пол-Успенья единственного на всю округу фельдшера, Зверева Ивана Яковлевича, а вечером он зашел в дом к Глинных и сказал Ольге, лучшей подруге Маруси, что она безнадежно больна. Сказал прямо, что шансов выжить у Маруси нет.
Утром следующего дня Ольга отправилась в Коровенку. В доме Синякиных было тихо. И свекровь, и Зинка молчали с хмурыми лицами, косо поглядывая на больную. На лавке под образами немым укором стояла гармонь, отливая перламутром под яркими мартовскими лучами солнца, падавшими из узкого невысокого окна. Рядом с гармонью на скамейке сидела Христя, Марусина мать. Маруся лежала на высокой деревянной кровати, утопая в перине и огромных подушках. Она казалась легким перышком, нечаянно занесенным вихрем ветра на эту огромную кучу перьев, облаченных в пестрый ситец наволочек и толстого лоскутного одеяла. Быстрый луч солнца скользил по ее белому влажному лбу, обрамленному потными волосами, прыгал на ярких от жара губах, потрескавшихся и сухих.
Ольга подошла к койке и остановилась. Тягостная, напряженная обстановка в доме повлияла и на нее. Ольга молча плакала, и слезы тонким ручейком бежали из ее глаз. И вдруг Маруся приоткрыла затуманенные глаза, провалившиеся в глазницы, словно в глубокие ямы. Она улыбнулась и тихо прошептала:
-Ты пришла, Оля… Не плачь! Я знаю, что умираю… Мне не страшно… Я счастливая… Я люблю Колю, а Коля любит меня… Я счастливая…
Воздух со свистом вырывался из ее груди. Слова давались ей с трудом. И она потеряла сознание. К вечеру Маруся умерла.
Осенью в дом Синякиных пришла похоронка на Ивана. Говорили, что в одном из боев под Ливнами погиб и Николай.
А у Ольги на всю жизнь в памяти осталось умиротворенное лицо Маруси, когда она говорила:
- Я счастливая. Я люблю Колю, и он меня любит…
Никто, кроме Бога, не ведает, с кем на небесах встретилась Марусина душа, с Иваном или с Николаем. Зато Ольга точно знает, что Маруся умерла счастливой.