В поисках стрелочника

                В поисках стрелочника

   ( На фото: памятник Александру II, Царю Освободителю в Самаре. Ныне на этом постаменте стоит В. И. Ульянов)

После первомартовского взрыва вся России как бы вышла из оцепенения. Скорбь охватила буквально всех. Уже в первые минуты после теракта третий запасной бомбист пытался оказывать помощь умирающему, забыв об опасности быть схваченным. Но история не знает обратного хода. Петр Кропоткин, отсидевший при Александре II в Петропавловской крепости и сохранивший себе жизнь лишь благодаря дерзкому побегу, писал об этом человеке с огромным сожалением: «Многие не понимали, как могло случиться, чтобы царь, сделавший так много для России, пал от руки революционеров... Одно слово могло бы снова сделать Александра II «освободителем», и снова молодежь воскликнула бы, как Герцен в 1858 году: «Ты победил...». Молодежь, бросившаяся в революционную борьбу, в силу своей жизненной неопытности неправильно поняла причину всех российских бед. В резком вопросе, поставленным Чернышевским – «Кто виноват?»- самым простым ответом звучало – самодержавие, правительство, чиновники. Внешне – это так и выглядело. Однако жизнь устроена так, что поверхностный взгляд часто оказывается ошибочным. Нам кажется, что солнце движется вокруг Земли, параллельные рельсы сходятся на горизонте, но это не так. Российская трагедия запрятана глубоко внутри, и ее трудно наспех разглядеть. Российская империя единственная в мире не имела метрополии, а значит доминирующей нации. Отсюда отсутствие национального интереса, национальной идеи, осмысленной национальной политики. Царские министры называли страну ледяной пустыней с дикарями, где все держится лишь на государстве, служители которого набраны откуда-угодно, но только не из народных глубин. На вопрос все того же Н.Г. Чернышевского –«Что делать?»- следовало отвечать – не бомбы кидать, а русский национальный интерес утверждать. Это вроде бы осознали славянофилы, но слишком уж поверхностно и бутафорски. Неправильно выбранные цели привели к неверным результатам, а крайнем здесь оказался Царь- реформатор, пытавшийся жить по декабристскому принципу – для народа, но без народа.
По всей России в церквях били в набат. Население стихийно собирало деньги на создание мемориалов памяти любимого Императора. Самара не отставала в этом. 26 марта на заседании Самарской городской думы было принято постановление отлить монумент и водрузить на центральной Алексеевской площади. Слова подкрепили 10 000 рублей из городского бюджета.(ГАСО,Ф.153,оп.3б,д.651,с.6). 8 июля 1888 года в день Казанской Божьей Матери самарцы заложили памятник.( ГАСО,Ф.3,оп.206,д.22,с.56). Автором проекта являлся Владимир Осипович Шервуд. 29 августа 1889 года памятник государю императору Александру II был открыт и составил удивительную композицию из истории России. По бокам постамента возникли фигуры, олицетворяющие преобразования императора, показывающие их значимость в деле процветания Родины. Вот эти сцены, выбитые в камне: крестьянин, возлагающий на себя крестное знамение как символ отмены крепостной зависимости; горец, ломающий об колено именную шашку – покорение Кавказа и Чечни; болгарская женщина, разрывающая цепи турецкого ига – освобождение Балкан; таджичка, срывающая чадру и передающая символы власти русскому царю – присоединение Туркестанского края и Бухарского эмирата. У подножия на щитах золотыми буквами выгравировано: Присоединение Приамурского края – 1858 год; отмена телесного наказания – 1863 год; земские учреждения – 1864 год; гласное судопроизводство – 1862-1865 годы; городское уложение – 1870 год; всесословная воинская повинность – 1874 год; присоединениеКарса и Батума – 1878 год, сооружение 21221 версты сети железных дорог; мост через Волгу у Сызрани. Бронзовый Александр смотрел на Волгу и как бы считал, сколько барж проплывает с хлебом и как богатеет государство российское.
Можно много говорить о нигилистах, экстремистах, бомбистах, ответственных за его гибель, но видится все гораздо проще. Император усмирил Кавказ, выбросил Турцию с Балкан, запугал Иран и Манчжурию, захватил гигантский Туркестанский край и стал смертным врагом Англии. От ненависти Франция скрежетала зубами. Германия дружила с кинжалом за пазухой, мечтая о бакинской нефти.
Наследник Александр III уловил намек и приостановил всякую внешнеполитическую экспансию. За это его в народе назвали Миротворец. Несмотря на свой огромный рост, это был маленький человек как в жизни, так и в политике. Он до смерти боялся террористов и прятался в Гатчине, во дворце своего прадеда Павла I. Это было старинное здание, окруженное рвами и защищенное сторожевыми башнями, откуда потайные лестницы вели в царский кабинет. Там через специальный люк с автоматической крышкой можно было сбросить врага глубоко вниз на острые камни. Секретный подземный ход вел к озеру. В замке находились тайные казематы и пыточные камеры. Единственно, в чем здесь сказывался прогресс, так это в электрической сигнализации на случай незаконного проникновения или подкопа. Царь добровольно ушел на осадное положение и занимался строительством церквей, как говорится, спасением души. Ни о каких политических реформах речь уже не шла. Наступил очередной ледниковый период и всевластие чиновников, мракобесов и тайной полиции. Вот что об этих временах сказано в официальной брошюре П. Борзаковского «300-летие Царствующего Дома Романовых», изданной в 1913 году: «Как глубоко русский человек, немало забот приложил император Александр III к обрусению окраин; положен предел усиленному переселению немцев в Россию, а в губерниях прибалтийских дано надлежащее место православию и русскому языку». Наследник Александр III ввел дискриминационные указы в отношении еврейства, так как получил сведения от следователей жандармского управления об участии в покушении на отца лиц иудейского вероисповедания. Согласно Указу 1882 года лица семитского происхождения потеряли право приобретать землю в собственность, арендовать ее или селиться в деревнях. Вслед вышел Указ о запрещении ростовщичества с привлечением виновных к уголовной ответственности в первый раз – арест до трех месяцев, второй и последующие разы – тюремное заключение от 6 месяцев до одного года. Допустимое ростовщичество считалось не выше 12% в год. Под этот указ попадала не только иудеи, но и самые что ни на есть православные. Читаем протокол от 1 июля 1898года: « При осмотре помещений дома Наума Ивановича Чокина на Троицкой улице найдено 28 хлебных мешков с верхней крестьянской одеждой: овчинные тулупы, шубы, полушубки. На мешках - ярлыки с фамилиями владельцев и сумма залога. В конце зимы выдавалось семенное зерно жителям близлежайших сел, возврат шел деньгами. Число закладных доходит до 3 тысяч». За подобное же деяние к уголовной ответственности привлекли и Ивана Павловича Назарова с улицы Самарской. У него обнаружили 574 закладных. Крестьяне входили в долги не только за зерно, но и за конопляное масло, мыло. (ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1544,10). Апофеозом законотворчества Александра III стал Указ 1893 года «О воспрещении евреям менять имена и призвания, под коими они записаны в метрических книгах». Судебным органам предписывалось: «Евреев, виновных в присвоении не принадлежащих им имен и фамилий... подвергать наказанию по статье 1416. Директивы летели по городам и весям, получая поддержку и понимание местных властей. Так, самарский вице-губернатор Алексей Петрович Рогович наосновании рескрипта МВД от 26 июля 1893 года принял решение: «Следует прибегать к принудительной высылке в черту оседлости бессемейных одиноких лиц, имеющих 70 и более лет от роду, не возлагая обязанности их призрения на местные общества... Дальнейших льгот предоставляться не будет».
Несмотря на то, что Александр III скоропостижно скончался 20 октября 1894 года, тяжелый состав его политики, поставленный на рельсы реакционности, еще долго продолжал двигаться по инерции и во время правления его либерального сына Николая II. В Самаре за драконовскими мерами жестко следил вице-губернатор Владимир Григорьевич Кондоиди, который любил приговаривать: «Бьют не по паспорту, а по морде». Он занимался внутренней политикой губернии с 1896 по декабрь 1905 года. При нем особенно ожесточенно выдворялись нежелательные граждане. Читаем материалы самарского архива: «14 августа 1897 года. Я нижеподписавшаяся жена мещанина Сувальскойгубернии Лейбы Фавилевича Мацевицкого Роза дала подписку помощнику пристава I участка 2 части Самары в том, что обязуюсь не далее как в течение шести дней от сего числа, выехать с семейством из Самары в черту постоянной еврейской оседлости...» (ГАСО, Ф.465,оп.1,д.768,с.12). Ретивые чиновники настолько жестко выполняли предписания, что слава о них ползла по всей стране. Высылаемые евреи из других губерний молили полицейских, мол, не перевозите нас в черту оседлости через эту Самару, там же лютуют. И действительно, по указанию полицмейстера высылаемых евреев даже снимали с поезда и отправляли в местные «Кресты», если у бедных не доставало какой-нибудь сопроводительной бумажки. Так, 3 октября 1897 года оренбургский губернатор обратился к самарскому коллеге с просьбой выпустить из тюрьмы лужецкого мещанина еврея СимонаПерельмана и выдать ему проходной вид через Самару для следования на родину.
В полицейском фонде до сих пор хранятся письма, полные мольбы и политые слезами евреев, которых лишали по различным причинам видов на жительство. Так, мещанин Могилевской губернии Лейзер Мордухович Генкин, по ремеслу кухмистер, писал губернатору: «Сын мой, ученик VII класса здешней классической гимназии, в случае моего высылапринужден будет оставить гимназию до окончания курса... Я уничтожу его будущность... Я обращаюсь, Ваше Превосходительство, к Вашему гуманному чувству и прошу прибегнуть по отношению ко мне к предоставленному Вашему Превосходительству праву ходатайствовать о продолжении срока моего выселения». На запрос губернатора директор самарской гимназии Илья Вьезников ответил: «Генкин Иосиф ученик VII класса вверенной мне гимназии, ранее беспрепятственно переходил из класса в класс, в настоящее время учится хорошо по всем предметам, внутри и вне стен гимназии при сдержанном и скромном его характере заслуживает одобрения и в его кондуитском списке не значится никаких проступков». В свою очередь полицмейстер доложил: «Как оказалось по собранным сведениям, никаких определенных занятий Л.М. Генкин в городе Самаре не имеет, но и в поведении его ничего предосудительного не замечалось». Губернское присутствие подвело итог: «Прошение оставить без движения до получения разрешения из Сената».(ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1211,с.1-4)
Коренные самарцы по-разному относились к действиям властей по выдворению евреев в черту оседлости. Горожанам свойственно чувство сострадания и поддержкиобиженных, особенно чиновникам. Многие еще помнили времена Николая I, когда без разрешения городничего не дозволялось, как говорится, шагу шагнуть, дерево посадить, туалет построить. Однако находились и такие, кто засыпал полицию вот такими доносами: «Самуил Зустьевич Колманюк содержит в Самаре на Дворянской лавку для продажи ювелирных изделий без промыслового свидетельства II разряда и Колманюк еврей не имеет права жительства в Самаре. Он выбрал промысловое свидетельство на звание купца II гильдии из Московской управы 26 января 1899 года. Просим разобраться».(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.1445,с.3). Хочется все же для справедливости подчеркнуть, что большинство самарцевподдерживало евреев и помогало им добиваться вида на жительство. Несчастных прятали от судебных исполнителей на чердаках, в подвалах, в сараях. Живой легендой города сталИцик Абелевич Иоффе. 7 сентября 1891 года I-е отделение губернского правления предложило полицмейстеру немедленно исполнить предписание губернского правления от 13 февраля 1891 года за № 55 о его насильственной высылке. До 1898 года Иоффе скрывался у друзей и знакомых, порой за несколько минут до обыска успевая выпрыгнуть в окно, да еще досаждал губернатору постоянными прошениями о выдаче вида на жительство. В январе 1898 года он получил долгожданную бумагу и легализовался. Черту оседлости преодолевали купцы, заводчики, ремесленники, медики, которые вносили посильный вклад в развитие города. Так, в 1898 году губернское правление заслушало дело о праве на жительство в Самаре солдатского сына Авруума Словяка и постановило: «Разрешить солдатскому сыну как ремесленнику достойным проживать, пока занимается своим ремеслом. Самарской ремесленной управе предписать иметь наблюдение за занятием Словяка». Несмотря на все препоны, в 1897 году в Самаре проживало 1327 евреев. Несмотря на все репрессии со стороны самодержавия, евреи Самары выжили и заняли свое место под солнцем. Удавка для верноподданных
Человек только тогда чувствует себя гражданином страны, если он имеет право на свободное передвижение и вольный выбор места жительства. В ином случае, какие бы высокопарные слова ни произносились о любви к Отечеству – все это будет фальшью. Россия страдала под гнетом бюрократических препон. Особенно тяжело давила паспортная система крестьянство. Чтобы выехать из своей деревеньки, мужик должен был получить разрешение общины за подписью старосты. С такой бумагой он обивал порог дома урядника, который визировал документ, подтверждая тем самым благонадежность. Далее в полицейской части крестьянин оплачивал 10 копеек серебром за отъезд на один месяц, а 85 копеек стоила поездка на шесть месяцев. Как известно – не подмажешь, не поедешь, а потому несчастному землепашцу приходилось помимо кошелька носить с собой кошелку с провизией, раздавая чиновникам-мироедам, чтобы не обидели, кому яйца, кому сала, кому гуся. Только тогда он мог надеяться получить в руки заветный временный паспорт.
Вот типичный документ того времени: «Предъявитель сего Самарской губернии бугурусланская мещанка Прасковья Ивановна Бурмистрова, девица, православная. Отпущенаот бугурусланского старосты для жительства в разных губерниях сроком на I месяц. Если же в течение льготного месяца после сего срока не явится, то с нею поступлено, как с бродягою. Дан 25 апреля 1894 г., лет 17, рост 2 аршина, 2 вершка, волосы русые, глаза серые, лицо чистое». 85 копеек серебром за подобный документ отдала Степанида Тимофеевна Ерофеева, бугурусланская мещанка : « старообрядка, 18 лет, рост 2 аршина и 2 вершка, волосы русые, глаза серые.»(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.997)
В неловкое положение ставила паспортная система и купеческое сословие. Представьте себе, у предпринимателя в Нижнем Новгороде застрял лес или керосин. Нужно срочно прибыть на место разобраться, а тут закон требует, чтобы несчастный обратился с ходатайством к купеческому старосте. Тот соберет заседание, выявит, погашены ли гильдейские пошлины, нет ли долгов в кредитных учреждениях города, а затем уж рекомендует полицейскому управлению выдать временный паспорт. А в этот момент почти бесхозный товар все гниет и расхищается в Нижнем. Полицмейстер проверит благонадежность купца в политических и религиозных вопросах, и уже потом городская Управа выдаст заветный документ. Осталось только купить гербовую бумагу за 20 копеек серебром и оплатить налог в один рубль. В бюрократических мытарствах купцы получали инсульт, паралич, разрыв сердца. Как же она выглядела, заветная бумага? «Свидетельство сие от Самарской Городской Управы... Иосифу Петровичу Подурову, рождения 7 февраля 1869 года на свободное проживание во всех городах и селениях Российской империи сроком на 1 год... 20 сентября 1886 года».
Читатель удивится, узнав, что и привилегированное дворянское сословие задыхалось в паспортной удавке. До сих пор в народе живы такие термины, как желтый и белый билеты. Дворянские паспорта были сродни радуге: розовые, синие, серые, красные. У каждой такой книжицы свой набор прав и обязанностей. Один цвет означает бессрочное свободное перемещение по всей империи, другой – ограничивает путешествие рамками губернии, освобожденные от воинской повинности господа имели в кармане паспорт одного цвета, офицеры, направляемые в войска – другого.
Чтобы получить сей важный документ, проситель обращался в Дворянское депутатское собрание. Читаем заявление самарской потомственной дворянки Анны Александровны Трофимовой: «Прошу выдать и выслать мне наложным платежом бессрочную паспортную книжку на свободное проживание во всех городах Российской Империи. 13 апреля 1911 г. Казань». Бессрочные «белые билеты» в Самарской губернии имели потомственные дворяне граф Николай Александрович Толстой, отец писателя Алексея Толстого; губернский предводитель дворянства Александр Александрович Чемодуров; Александра Павловна Чемодурова, Вера Васильевна Благодатова, Лидия Владимировна Воронцова, отставной майор Яков Дмитриевич Слободчиков; Алексей Михайлович Наумов; Губернский предводитель дворянства с 1869 по 1878 гг. Дмитрий Александрович Мордвинов, супруги Путиловы – Александр Аристархович и Екатерина Александровна (урожденная Чемодурова) и другие.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1873,с.1-4).
Бессрочными синими паспортами удостоили камер-юнкера Двора Его Императорского Величества Мстислава Николаевича Толстого, 1880 года рождения, освобожденного от воинской повинности навсегда, а также его супругу Анну Александровну и сына Николая; прапорщика запаса армейской пехоты Константина Николаевича Муханова...
Красные паспортные книжки являлись временными и выдавались на срок до года. Временными розовыми удостоверениями пользовались в городе потомственные дворяне Владимир Андреевич Хардин, Александр Романович Эфтимович, Николай Григорьевич Елшин...
Политически и религиозно неблагонадежные получали так называемый «волчий билет». Из Министерства внутренних дел по внутренним губерниям рассылались депеши. Их получал и самарский полицмейстер. Читаем: «12 октября 1895 г. Уездным исправникам Самарской губернии. На основании статей 1 и 16 Положения о государственной охране, изволить признать необходимым воспретить получающему право возвратиться из Тюмени Тобольской губернии дворянину Ивану Прокофьевичу Амвросову в пределы Европейской России жительство в некоторых столичных местах, в том числе в Самаре по 13 ноября 1898 года». В столичный город Самару запрещено было появляться находившейся под гласным надзором в Енисейской губернии домашней учительнице мещанке Александре Дмитриевне Орочко, в девичестве Копыловой; находящейся под гласным надзором в Новгороде жене дворянина Раисе Львовне Тютчевой; отбывавшему ссылку в Семипалатинской области, бывшему студенту Санкт-Петербургского университета, сыну чиновника Михаилу Михайловичу Теселкину; сыну надворного советника Петру Ефимовичу Кулакову, высланному в Иркутскую губернию; поднадзорной из Уфы вдове штабс-капитана Марии Павловне Четверговой... Поражение в правах действовало обычно в течение 2-5 лет. После чего российскому подданному «волчий билет» заменяли на обычный цветной паспорт. Иногда приходили целые списки, например: «Секретно. 14 декабря 1894 года. Воспретить жительство в столицах, столичных губерниях, университетских городах, Ярославле, Риге, Твери, Самаре, Саратове сроком на три года 52 московским студентам, подписавшим крамольную петицию на Высочайшее Имя о предоставлении студенческого самоуправления». Как говорится: подписал - и голова с плеч!( ГАСО,Ф.465,оп.1,д.833,с.17-32).
Согласно Положению Комитета Министров от 12 марта 1882 года, подписанного графом Игнатьевым и Плеве, политически неблагонадежным воспрещалось заниматься письмоводством в правительственных и общественных учреждениях; участвовать в губернских правлениях, у исправников, полицмейстеров, становых приставов, в волостных правлениях, школах, училищах и учебных заведениях всякого рода; принимать к себе учеников для обучения их искусствам и ремеслам; покидать место жительства.
Под пресс паспортной системы попадали также скопцы и раскольники, греко-униаты, высланные с Кавказа горцы, туркестанские мусульмане и ферганские националисты, сосланные из Санкт-Петербурга за нищенство согласно Указу от 7 января 1874г.,иностранные дезертиры, лица, тайно перешедшие границу.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.834,с.7)
Читателя наверняка удивит вопрос – как же государство могло реализовать свои ужасные планы по тотальному контролю над гражданами, ведь тогда не было электронного прослушивания, видеонаблюдения, компьютерных баз данных. Даже в паспортах не было фотографий личности. На это отвечала популярная в те времена крылатая фраза «Велика Россия, а отступать некуда – повсюду соглядатаи!» Как-то раз высокие гости из Англии спросили Николая II: почему у вас так слабо развивается гражданское общество? Он ответил: гражданам некогда – все одним делом занимаются – друг на друга сообщают. И действительно, краеугольным камнем державы являлось осведомительство. В его порочный круг втягивались все сословия, включая духовенство, которое напропалую нарушало тайну исповеди. Доносы омывали империю, как моря и океаны, подтачивали нравственность. Нельзя думать, что подметные письма носили только политический характер, наоборот, большинство их иголок направлялось в бытовую сферу. Если в 1893 году в канцелярию самарского губернатора поступило 327 подметных писем, то в 1898 году уже 1098, при учете, что именно в этом году был зарегистрирован стотысячный житель.( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1668,с.29). Открываем архивную папку анонимных донесений полицмейстеру: «28 октября 1913 года на углу Троицкой и Предтеченской в доме Жоголева помещается «секретка», среди посетителей часто бывают чины местной полиции, которые производят безобразия даже на улице». (ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2602,с.27). На беду полицейских анонимка всегда напоминает небезызвестную игру в морской бой. Вслепую называют координаты предполагаемого противника, и звучит ехидный голос: «Мимо!» Также впустую, в соответствии со зловредной бумажкой, ходил для проверки фактов пристав II части. Увы, дом этот давно принадлежал гражданам Самары – Матвееву и Попову, за которыми ничего дурного не замечалось. Не успели с этим доносом разобраться, а уже «доброжелатель» новое письмецо подбросил о тайной проституции в доме 39 по улице Троицкой.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2343,с.76). Но самое главное - автор послания отмечал, что похотливые девицы опаивают крепкими напитками до полного безобразия, а потом шарят по карманам. В конце анонимки сказано, что все это учиняется без оплаты налога, без приобретения патента. Видимо, эта сторона дела особенно возмущала неведомого писателя, мол, не просто богатеют на разврате, да еще государство дурят. Продажа алкоголя при отсутствии лицензии являлась благодатной нивой для доброхотов. Вольно или невольно, но своими докладами в полицию они вносили свою лепту в борьбу с зеленым змием. Читаем донесения: «За Панским переездом в бакалейных лавках Титова, Алатырцева, Безногова,Чинина бурлит незаконная торговля, особенно в праздничные дни». Сколько красноречия и литературного дара можно найти в таких посланиях: «Беспатентно торгуют вином и пивом по Набережным Волги и Самарки, да еще две обнаглевшие шмары на Панской перед носом у околоточных спикулируют. Те что, груши околачивают? А за что тогда жалованье получают?»(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2343,с.73,75).
А действительно, за что полицейские получали жалованье? Об этом уже в следующем послании говорится: «Мы торговцы на пароходных пристанях не можем более терпеть вымогательства и притеснения со стороны околоточного надзирателя Астраханцева. Просим убрать его. Своими фамилиями не подписываемся за большой боязнью его тяжелых кулаков». О тяжелых кулаках тоже немало хранится исповедей в папке полицейского архива: «В пивной лавке Громочевой, что на Л.Толстого в доме Самфилова, муж хозяйки Колька Громочев под укрывательством чинов местной полиции устраивает всякие безобразия, так что кидается в посетителей пивными кружками, плещет им в лицо, завязывает драки, отбирает вещи и деньги. Говорят, пьяным вставляют палку в рукава пиджаков или тулупов, а к палке привязывают руки, так что несчастные добираются домой в позе «вороньего пугала», не имея никакой возможности высвободить ладони.
Помимо анонимов-любителей в Самаре действовали настоящие профессионалы-филеры. Они внедрялись в различные слои общества и выявляли правонарушения. Их послания полицмейстеру нельзя назвать совершенно анонимными, но все же они во многом напоминали простых любителей этого жанра. Под их доносами стояли подписи, но какие: Жирный, Ласточка, Бутон, Крот, Студент, Певчий и так далее. Вот как работал тайный филер в январе 1912 года: «8 января на Самарской улице в гостинице Ушакова четверо поссорились. Один по кличке «Сережка лысый» нанес товарищу по голове столовым ножом удар. Компания все быстро допила, доела и скрылась... Пристава I части Раевского прошу проверить три тайных притона разврата, места укажу позже... Крестьянин Григорий Плакитин, 58 лет, намеревается совершить кражу бочонка с селедкой стоимостью 15 рублей на Троицком базаре. Ночной караульщик может взять с поличным...»
Как видим, общественная и государственная система соглядатайства, с одной стороны, укрепляла порядок, но с другой растлевала социум и тормозила любые ростки духовного прогресса. Как говорится, у палки два конца. Но самарцы не вдавались в излишние политологические размышления, говоря, что раз повсюду глаза и уши – значит человек не одинок. А что касается свободы личности, то по этому поводу прекрасно сказал М.М. Сперанский: в России свободны только нищие и философы, одни – потому что ничего не имеют, а других просто никто не понимает. Несмотря на всю эту большую дозу пессимизма, старый дребезжащий вагон российского общества вставал на рельсы реформ.