Тетрадь про демократь

                И.В. Розенфельду   



                Находка и утрата
                (От переписчика)

Когда-то, много лет тому назад, мне довелось побывать на складе, куда свозили   макулатуру со всего города. Там её сортировали, паковали и отправляли на переработку. У входа высилась груда книг и журналов, вывезенных  за ненадобностью из библиотек. Все они оказались неинтересны – о давно устаревшей технике и технологии, об организации производства, о профсоюзной работе. Но, как известно, в любой куче мусора можно найти «жемчужное зерно». И я унёс оттуда два «сувенира»: старинный, обтянутый бархатом фотоальбом без фотографий и толстую тетрадь в добротном переплёте, с кожаным корешком и такими же уголками. Почти вся тетрадь была исписана мелким, ровным, красивым, но совершенно неразборчивым почерком. Кроме того, там было десятка полтора рисунков тушью, раскрашенных акварелью, – какие-то растения, названные по-латыни. На титульном листе тетради крупными печатными буквами значилось: «Записки ботаника-любителя А. Алекторова».

Первая попытка прочесть записи оказалась безуспешной, и я отложил тетрадь «до лучших времён». Прошло несколько лет. Однажды в нашем доме появилась пишущая машинка –  её оставили нам на хранение. Пользуясь оказией и отпуском, я решил научиться печатать на машинке всеми пальцами, «вслепую». Когда расположение клавиш было усвоено и настала пора переходить от упражнений к текстам, я вспомнил про «Записки». И опять решил было, что прочесть их невозможно. Однако, пару страниц кое-как всё же разобрал, а потом дело пошло веселее, и через некоторое время первая часть рукописи предстала в виде машинописного текста под названием «К вопросу о генезисе одного антропонима», которому предшествовало небольшое предисловие. 

Рукопись оказалась интересной, и я намеревался продолжить работу, но… Пишущую машинку забрали хозяева, мой отпуск кончился, и я опять отложил тетрадь с «Записками Алекторова». А потом меня увлекли другие дела и события,  а потом начались «новые времена»… В общем, когда я снова вспомнил о тетради с «Записками», найти её не удалось. Вероятнее всего, по недосмотру, к большому моему огорчению, она опять оказалась в макулатуре. Остались лишь «расшифрованные» мною машинописные листки.

А. Петухов

                *

                Из записок ботаника-любителя А. Алекторова

Отправной точкой данного исследования стал вопрос, который задал мне однажды один мой приятель. Зная о моём увлечении ботаникой и о пристрастии к розоцветным, он как-то спросил меня: «Почему слово «роза» является основой множества имён и фамилий, а названия других цветов – нет?».

Мы тут же начали  перебирать всевозможные фамилии,  и тут же выяснилось, что:

1) мой приятель совершенно прав: нам удалось вспомнить лишь одну «цветочную» фамилию – Гиацинтова, – которая, впрочем, оказалась псевдонимом известной советской театральной актрисы;

2) русских фамилий от слова «роза» практически нет (одного лишь советского драматурга Виктора Розова мы вспомнили), тогда как в Европе, особенно в странах, где говорят по-немецки, таких фамилий очень много. Большинство – простые и понятные: Rose и Rosen (известный и в России род остзейских баронов), а также Rosenbluem (цветок розы), Rosenkranz (розовый венок), Rosenzweig (ветка, стебель, побег розы), Rosenbauer («розопашец»), Rosenfeld (розовое поле) и т.д., и т.п. Но как объяснить, например, фамилию Розенбаум? Ведь «Baum» значит «дерево», а деревьев, на которых растут розы, как известно, не бывает; тропическое же «розовое дерево» – с древесиной розового цвета – называется «Rosenholz», и соответствующая фамилия (русский вариант – Розенгольц) имеется.   

Разговор этот, совершенно ни к чему не обязывающий, случился несколько лет назад, но запомнился. С тех пор я всегда обращал внимание на «розовые» имена, а когда углубился в историю розоводства, то даже сделал небольшое открытие. Может быть, «в узких кругах узких специалистов» любопытный факт, открытый мной, и известен, однако ни должной оценки, ни известности он не получил, хотя может оказаться важным для понимания пресловутого противопоставления «европейского» менталитета российскому.

                К вопросу о генезисе одного антропонима


                Под небом щедрыя Галиции 
                Цветут душистые поля…               
                Из старинной народной песни
               
Антропоним, о котором пойдёт речь, широко распространён в Европе, особенно в немецкоязычных странах. Основа его проста и ясна – название одного из двух цветков, розы и лилии, уже тысячу лет служащих символами королевской власти. Но вот нет же фамилий, образованных от слова «лилия»! А русские «цветочные» фамилии вообще исключительно редки, и, хотя «сочинить» их очень легко, они всегда кажутся  «ненатуральными», вычурными, даже если образованы от названий самых обычных  полевых цветов (Васильков, Колокольчиков, Медуницын). Почему же название розы оказалось столь продуктивным  в ономастике?

Сразу отметим, что фамилии, образованные от слова «роза», не были ни дворянскими, ни тем более аристократическими, поскольку, происхождение знатных родов и династий всегда обусловлено топонимами – по названиям местностей, где властвовали феодалы – предки и зачинатели «высокородных» фамилий.

Да, среди носителей «розовых» фамилий имелись лица и родовитые, и высокопоставленные,  как, например, упомянутые уже бароны Розены. Однако, титул «барон», как известно, был жалованным, а не «исконным», и преобладающее большинство людей с подобными фамилиями, были крестьянами, «простолюдинами», а прозвание, ставшее позднее фамилией, получили по роду занятий – их предки некогда занимались разведением роз.

Мы привыкли оценивать розу лишь эстетически, упуская из виду то, что этот цветок даже в наше время имеет немалую хозяйственно-экономическую ценность. В средние же века роза была в числе важнейших сельскохозяйственных культур.

Выращивание роз в истории земледелия – отдельная большая тема, и мы лишь слегка коснёмся её. Безусловно, розы в сельском хозяйстве занимали гораздо меньшее место, нежели хлебные злаки (пшеница , рожь, ячмень и т.д.) или овощи, однако масштабы розоводства сопоставимы с льноводством, а в  своё время значительно превосходили производство таких технических культур, как, например, конопля и масличные растения (кунжут и клещевина).   

Розы нужны были не только для производства благовоний и в парфюмерии. Издревле они широко использовались в виноделии, а также для  выделки наиболее ценных сортов кож, таких, как пергамент, шагрень и сафьян.

В дохристианскую эпоху, а также на заре христианства, когда ещё живы были и языческие верования, розы повсеместно использовались для каких-то сакральных целей. К сожалению, об этом известно очень мало: немногочисленные археологические свидетельства, некоторые рисунки, дошедшие до нас в пирамидах Древнего Египта, а также сюжетные мотивы в фольклоре англо-саксов.

Какими именно были обряды древних европейцев, связанные с розами, нам понять едва ли удастся. До наших дней дошли лишь невнятные их отголоски. Тут можно вспомнить, например, что «Спящая красавица», заглавная героиня знаменитого русского балета, на самом деле пришла к нам из немецких народных сказок, собранных  братьями Гримм. Звали её Dornroeschen (Дикая Розочка), а её замок был заколдован при непосредственном участии шиповника (дикой розы). Ещё один замечательный литературный пример, навеянный европейской мифологией, – куст роз, выросший на могиле Рахили, одной из главных героинь романа Г. Бёлля «Групповой портрет с дамой». И не случайно, конечно же, в известной английской скороговорке «Moses supposes his toes are roses…»  фигурируют розы. 

Известно, что фамилии, полученные по роду занятий,  были наиболее  распространёнными (частотными) у всех европейских народов. Самый яркий пример – Шмидт (Schmidt) в немецкоговорящих странах, Смит (Smith) – в англоязычных, а также соответствующие русские варианты Кузнецов и Ковалёв (Коваль). Широко распространены повсюду и фамилии, мотивированные плодами  земледелия, а происхождение их  всегда «прозрачно», даже если это такие редкие антропонимы, как, скажем Хлебовводов, Буряк или Пищеславин.   

Неудивительно, что такой род занятий, как розоводство, куда некогда были вовлечены массы людей, стал основой и источником множества имён и фамилий. А факт столь широкого распространения таких фамилий – надёжное свидетельство тому, что «основоположниками» их были не привилегированные (в том числе и придворные)  цветоводы, украшавшие сады  немногих богатых чудаков-феодалов, а многочисленные крестьяне-«розопашцы», возделывавшие обширные, уходившие за горизонт розовые поля.

* 

Здесь мой «трактат» следовало бы и закончить, если бы не одно обстоятельство, не только  сопутствующее розоводству, но и неразрывно с ним связанное и ставшее для меня, как я уже сказал,  любопытным и поучительным открытием.

Мы, горожане, плохо знаем живую природу. Особенно флору. Различаем лишь несколько видов цветов да дюжину трав (одуванчик, подорожник, клевер, чистотел, мята и немногие другие). Поэтому стоит ли удивляться, что даже слово демократь многим неведомо? Между тем, это широко распространённое растение – из тех трав, которые мы видим повсюду, но не выделяем среди прочих: трава и трава. Между тем, растение это, пусть и несравнимое по значимости с хлебными злаками, оставило заметный след не только в истории, но и в политической культуре европейских народов, а кроме того, внесло дополнительный оттенок в целый комплекс явлений, определяющих противопоставление «восток – запад» (Россия – Европа).

Трава демократь, – научное её название demokratica vulgara («демократь обыкновенная»), –  является представительницей целой группы родственных растений, которые, несмотря на некоторое их внешнее сходство и то, что их названия образованы по одной модели (автократь, охлократь, плутократь и т.д.),  в отличие от демократи, весьма ядовиты. Русское название этой травы, хотя и созвучно слову «демократия» (один из основных видов государственного устройства), однако не имеет с ним ничего общего.

Слово и понятие «демократия», как известно, появилось в Древней Греции. Оно составлено из двух слов «демос» + «кратос» и означает «власть народа». Происхождение же слова «демократь» совершенно иное.

Научные названия большинству европейских растений дали средневековые монахи-ботаники. Языком тогдашней науки служила, как известно латынь, но не «классическая», каким был язык Древнего Рима, а поздняя, так называемая вульгарная латынь, в которой использовались даже буквы, чуждые римлянам ( k, w, x, y), не говоря уже о массе слов, заимствованных из «варварских» языков.

Происхождение слова демократь точно не установлено. Языковеды-этимологи пришли к заключению, что корень этого слова не латинский, но к нему добавлен латинский префикс «de» (в русском языке ему соответствуют приставки  «не» или «без»), который часто меняет значение исходного слова на противоположное (ср. дегазация, денацификация). И хотя истоки корня «mokrat‘» неясны (возможно даже, что этот корень – древнеславянский), однако смысл названия «demokratica» вполне понятен и переводится как «неприхотливое», «непритязательное» – средневековые ботаники-классификаторы старались закреплять в названии растений их важные свойства. 

В русский язык слово «демократь» попало, вероятнее всего, в XV веке через польский или литовский язык,  – именно как название травы, которая росла и на территории Руси, так же, как и по всей Европе. Слово же  «демократия» стало известно в России лишь в конце XVIII века.   

Первоначально, разумеется, демократь была  дикорастущей. Культивировать её стали сравнительно недавно и кое-где довольно успешно. Окультуренная демократь урожаи даёт небогатые, но устойчивые. Плоды не имеют ярко выраженного вкуса, но питательны и очень полезны для здоровья.

Считается, что родиной дикорастущей демократи была Древняя Греция, однако ареал обитания этого растения весьма обширен – трава широко распространена по всем континентам, только найти её среди прочей растительности зачастую весьма непросто, особенно если флора пышна, как в тропиках и субтропиках. В «колыбели народов», Древней Греции, демократь начали окультуривать. Древние греки первыми узнали вкус демократии, описали её свойства. Потом эти знания распространились по всей Ойкумене, были переняты и более поздними культурами.

Демократь пытались возделывать  и славянские племена, осевшие возле крупнейших европейских озёр – Чудского и Ильменя. По свидетельству археологов, демократь при соответствующем внимании к ней неплохо произрастала и в условиях весьма сурового – по сравнению с Древней Грецией – климата. Свидетельство тому, как утверждают историки, успешное возделывание демократи в первых республиках на территории нынешней России – в Новгородской и Псковской.   

*

Интересно отметить, что в Европе (исключая лишь самые «дикие» её углы) демократь долгое время пребывала на грани гибели, поскольку считалась сорняком, особенно опасным на розовых полях и на плантациях лилий, где её истребляли, не жалея сил и средств.

Впрочем, известен в истории и краткий период экспансии этого растения. Тогда-то беднейшие слои населения, оказавшиеся под угрозой голодной смерти, в полной мере оценили этот злак, а демократь и роза оказались так же неразделимы в истории, как и в природе. Произошло это так.

В эпоху Возрождения войны между феодалами были явлением заурядным, рутинным, но одна из них  осталась в истории под очень странным, цветочным, названием  как «Война Алой и Белой розы». Причины её, излагаемые историками, не более убедительны, чем представленная  Дж. Свифтом в его известной сатире «Путешествия Гулливера» концепция вражды между «тупоконечникими» и «остроконечниками». Однако для нас важно одно из последствий той войны.   
Так случилось,  что крупнейшие феодалы Центральной Европы разделились на два больших и примерно равных по могуществу лагеря: одни предпочитали
выращивать в своих обширных угодьях алые розы, а другие – только белые.
Разразившаяся между ними война тянулась долгие десятилетия. Гибли люди, разрушались города, уничтожались плантации роз. Дело дошло до того, что едва ли не полностью истреблены были и красные, и белые розы. Зато благополучно сохранились дикорастущие розы, а на опустошённых  и заброшенных розовых полях буйно разрослась демократь.

Вынужденные перейти на подножный корм розоводы и розопашцы узнали, наконец, что демократь не только питательна, но и вкусна. А главное – она избавила их от угрозы голодной смерти. Тогда-то, вслед за древними греками, но независимо от них, эту траву,
считавшуюся сорняком , крестьяне стали называть «второй хлеб».

Нельзя не отметить здесь любопытный парадокс: в России «вторым хлебом» называют не демократь, спасавшую целые страны и народы от голода, а корнеплод, который русские правители внедряли в местную агрокультуру под страхом жестокого наказания.

Демократь недолго господствовала в Европе. Когда «розовые войны» прекратились, трава-кормилица опять оказалась «вне закона». И лишь после ряда кровавых событий конца XVIII века, когда наступили новые времена, когда провозглашены было «Свобода, равенство, братство», тогда только общепринятым стало и равноправие всех «представителей флоры»  (впрочем, позднее, в наше время, «вне закона» объявлены наркотические растения).

Узнав однажды вкус и ценность демократи, европейцы уже не могли отказаться от неё, и этот злак давно стал для большинства современных стран самой обычной и привычной  агрокультурой. А совсем недавно демократь снова привлекла к себе самое широкое внимание. Когда в СССР была провозглашена новая программа развития сельского хозяйства и в очередной раз предпринята попытка увеличить производство сельскохозяйственной продукции, некоторые учёные-аграрники из ВАСХНИЛ пытались внушить партийному руководству идею о том, что демократь может стать очередной (после кукурузы) панацеей, несущей изобилие и процветание.

К сожалению, в России надежды на демократь, не оправдались. Поначалу  культивирование её шло вполне успешно, однако скоро, – очевидно,  в силу некоторых климатических особенностей, –  начались неурожаи, недороды. Поля, засеянные демократью, часто страдали от нашествий всвевозможных вредителей.

Интересно, отметить, что российских  энтомологов не могло не забавлять сходство слов демократия и демократь, и они (в своём кругу, разумеется) давали насекомым, губителям злака, шутливые названия  – «сталинская тля», «номенклатурная саранча» и т.п.  Впрочем, к настоящему времени на государственных угодьях России сохранились лишь редкие опытно-показательные поля демократи.

Энтузиасты-ботаники убеждены, что у  этого злака большое будущее, но пока в стране, значительная часть которой расположена в поясе умеренного климата,  демократь так и не получила должной оценки. Таким образом, как бы подтверждается глубокомысленность агротехнического термина «зона рискованного земледелия».