Судьбы скрещенья. Продолжение следует

   Пересматривая свой объемный архив с малоизвестными материалами о жизни  знаменитостей, обратила внимание на старую, пожелтевшую от времени газетную страницу. Крупным шрифтом красного цвета стоял заголовок - "Судьбы скрещенья", и шрифтом поменьше - подзаголовок "Встреча с сыном Керенского.

   О  взлете и падении Александра Федоровича Керенского - фигуре далеко не однозначной -  я уже помещала материал. Мне подумалось, что пытливому читателю, неравнодушному к истории страны, будет любопытно познакомиться с сыном Керенского.

   Корреспондент встретился с ним в Лондоне, в 1989 году. Глеб Александрович был уже очень стар, разговаривал тихим, надтреснутым голосом и очень неторопливо. Прежде чем ответить на вопросы гостя, Глеб Александрович сказал, что согласился на встречу исключительно  из - за тех перемен, которые происходят сейчас в России:
 - Перемены огромные, но вы, по - моему, не с того начали.
   На вопрос: - "А с чего же, по вашему, следовало начать?" последовал ответ: - "С переименования Ленинграда обратно в Санкт - Петербург..."

   Очень характерна реакция корреспондента на эти слова Керенского: - "Ну, этого вам придется ждать очень долго."
   Корреспондент перевел разговор в другую плоскость, предложив Глебу Александровичу рассказать об отце.

   Не хочется пересказывать воспоминания пожилого человека. Давайте предоставим ему слово.

 - Он родился в Симбирске, который сейчас, вместо того, чтобы называться Керенском, называется Ульяновском.
 - Давайте не будем углубляться в политику, - перебил рассказчика гость.
 - Простите. Мой отец очень рано начал политическую карьеру. По профессии он был адвокат. За активное участие в митингах и демонстрациях во время революции 1905 года был арестован и посажен в тюрьму по весьма расплывчатому обвинению. Такое это было, знаете ли, время - 1905 год: тогда особенно не интересовались тем, виноват ты  или нет - в тюрьму, и точка.

   Поводом для ареста послужила найденная у отца при обыске пропагандистская литература, хотя он только хранил ее, а не - распространял: она ему не принадлежала. Потом отца послали в Среднюю Азию, где мой дед - тот самый, который был дружен с семьей Ульяновых, служил  попечителем Туркестанского учебного округа.

   Тогда Туркестан включал в себя всю  русскую Среднюю Азию, а мой дед был как бы тамошним министром просвещения. Он был в тех краях  весьма влиятельной персоной, потому ему и разрешили взять к себе ссыльного сына, при условии, что тот будет себя хорошо вести.

   Через шесть месяцев отец вернулся в Петербург, где он учился в университете. Вскоре родился мой старший брат Олег. Адвокатская карьера отца началась очень успешно. Время было смутное - брожение, политические процессы. Хотя отец был еще помощником адвоката, его посылали на самые, казалось бы, безнадежные судебные дела.

   На одно таком процессе отцу поручили защищать латышских крестьян, которые сожгли усадьбу помещика - немца, и он этот процесс выиграл: крестьян оправдали. Так начала расти адвокатская репутация отца. Затем он  выиграл знаменитое дело Лины  Гольдфильд, где защищал  жертв мирной забастовки - в основном женщин и детей. Полиция стреляла в них, и они же оказались  на скамье подсудимых.

   В это самое время его избрали сначала  кандидатом в члены, а затем и членом Государственной Думы - русского парламента, где он сразу же возглавил группу социалистов, называвших себя трудовиками. Их программа напоминала программу английских лейбористов. Трудовиков в то время многие неправильно называли социалистами - революционерами - эсерами, но партия эсеров была запрещена, поскольку включала в себя террористическую фракцию. Многие считали, что эсеры маскируются под трудовиков, но это было не так: когда произошла Февральская революция,  ни один трудовик не переметнулся к эсерам, которые имели своих делегатов в Совета.

   Немногие сейчас знают, что Советы появились еще до создания Временного правительства - за два - три дня до этого, и в течение долгого времени они не были враждебны по отношению к правительству, где отец поначалу был министром. Затем он сменил Львова на посту председателя и одержал важную победу над правыми во главе с Милюковым. Милюков выступал за "войну до победного конца", но Россия не была к этому готова, и отец это понимал.

 - Глеб Александрович, в 1917 году вам было уже 10 лет. Как вы сами воспринимали происходящее, каковы были ваши ощущения, если вы их, конечно, помните?
 - Я все прекрасно помню. Хоть сейчас могу сказать имена  всех министров Временного правительства.
 - Интересны не столько имена, сколько ваши впечатления - впечатления мальчика, оказавшегося на стыке истории. Ваш отец стал премьер - министром. Что изменилось в вашей жизни после этого события?
 - Совершенно ничего не изменилось. Абсолютно ничего. Мы по - прежнему жили в нашей квартире на Тверской улице, но уже без отца, который 27 февраля перебрался в Зимний дворец. Летом поехали на дачу одного из отцовских друзей, поскольку своей дачи у нас не было.
 - Пользовалась ли ваша семья какими либо привилегиями как семья премьер - министра? Была ли у вас охрана?
 -  Никаких привилегий и никакой охраны. Лишь однажды отец пригласил нас с матерью на обед в Зимний дворец. Это был весьма скромный обед, но в конце нам подали сахар - по тем временам роскошь. Так вот, наша мама категорически отказалась от сахара, потребовала унести его и отдать голодающим детям.
 - Но у вашего отца охрана наверняка была?
 - В нынешнем понимании этого слова - не было. Конечно, Зимний дворец охранялся, но за пределами - никакой охраны. Правда, отец  мало ходил пешком, перемещался на автомобиле. Но не потому, что боялся, а потому, что  в начале 1917 года он перенес серьезную болезнь почек. Фактически у него работала только одна почка, но он тщательно скрывал это, особенно от журналистов. До сих пор  мало кто об этом знает.

   Наверняка Глеб Александрович утомился. Давайте - ка позволим ему передохнуть. Передохнем и мы, поразмыслив над его рассказом, затем продолжим.